Текст книги "Тина и Тереза"

Автор книги: Лора Бекитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Она сама многое бы сказала возлюбленному, но теперь уж было поздно, и он, наверное, не стал бы слушать. Хуже всего, когда ты говоришь, а тебя не слышат, ты стучишься, а тебе не хотят открыть. Хорошо, что боль расставания перекрывала другие чувства, иначе девушка расплакалась бы еще и от обиды.

И все-таки, когда Джулия отошла, Конрад крепко обнял Тину и прижал к себе, а потом горячо поцеловал, и черные глаза его сверкнули грустной улыбкой.

– Прощай, Тина! Не жалей ни о чем, все было прекрасно! Ты замечательная девушка и… будь счастлива!

Разговор с Робертом О'Рейли, как и прощание с Конрадом, Тина запомнила навсегда. Мистер О'Рейли вернулся к вечеру и выглядел не особенно довольным, хотя казался более энергичным и собранным, чем до отъезда. Словно это был прежний Роберт, которого девушка знала до знакомства с Конрадом… Но она на все теперь смотрела другими глазами.

Крепко сжав сцепленные пальцы, Тина медленно ходила по залитой весенним солнцем комнате, и Роберт несколько минут сопровождал ее задумчивым взглядом.

– Что ты мечешься, Тина? – с легким раздражением произнес он.

– Мистер О'Рейли… – Она остановилась. – Мне надо с вами поговорить!

– О чем? – спросил он, высоко подняв голову. Красивые глаза его хранили синеватый отблеск далеких ирландских озер.

Конечно, им давно пора поговорить, чтобы выяснить все. Роберт уже не был уверен, что они смогут стать единым целым – семьей, и даже мало надеялся, что эта девушка будет служить ему утешением и забавой. Они очень отдалились друг от друга за эти дни. Может, он неправильно вел себя, был не слишком ласков? Мало уделял ей внимания? Многие годы он жил для себя, не имея никого, о ком хотелось бы заботиться… Теперь придется начинать все сызнова. А стоит ли? Да, к сожалению, Конрад прав в одном: чтобы что-то получать от другого, надо еще и уметь отдавать!

– Мистер О'Рейли (Опять «мистер О'Рейли!»), я хочу сказать вам…

– Ну же, говори! – поторопил он и добавил мягко:– Я слушаю, дорогая.

Тина испуганно глянула на него: вынести его ласку теперь еще труднее, чем злость!

– У меня был до вас возлюбленный! – отчаянно выпалила она.

Роберт чуть улыбнулся. Странно она выглядит сейчас, с ярким румянцем, остановившимся взглядом потемневших глаз и страдальчески приподнятыми бровями.

– Ты имеешь в виду, что была до замужества влюблена в какого-то парня? – спросил он.

– Не просто влюблена, это намного серьезнее! Мы с ним…– Она не договорила.

Мистер О'Рейли пожал плечами: разговор начал действовать ему на нервы. Тем не менее он беззлобно усмехнулся.

– Не хочешь же ты признаться в том, что потеряла невинность еще до того, как вышла за меня? Извини, девочка, это неубедительно! Опять уловки?

Он хотел продолжить, но Тина, терзаясь стыдом, мучительно прошептала:

– После того, как вышла за вас…

Роберт, позабыв о своей хромоте, подскочил к девушке, схватил ее за плечи, резко развернул к себе – она увидела совсем близко его помрачневшее лицо.

– Опомнись, девочка, что ты несешь!

– Это правда! – выдавила Тина.

Искра понимания вспыхнула в его светлых глазах. Роберт резко оттолкнул девушку от себя, отшвырнул, точно злое наваждение. Она успела заметить, как судорожно сжались его пальцы.

– Теперь мне ясно! Это Конрад, этот щенок, это ничтожество, да? Говори!

– Нет, не он, – жалко промолвила Тина.

– Не он?! У тебя хватает совести отрицать? – поразился Роберт. – С кем же ты еще могла спутаться? Господи! У меня в голове не укладывается…

Он сжал руками виски, точно пытался избавиться от неожиданной боли, втиснуть в рамки сознания нечто, казавшееся совершенно невероятным.

– Как это случилось, рассказывай! – повелительно произнес он, вновь поворачиваясь к ней. Она не успела ответить; Роберт заговорил сам. Вытащив из кармана лист бумаги, бросил его в лицо Тины со словами: – На, посмотри! Эта телеграмма якобы от моего друга – фальшивка, выдумка Конрада! Способ выпроводить меня из дома! Боже, как я не догадался? Чем он увлек тебя, этот фигляр?! – Последние слова он почти что прокричал. Бледные губы его подергивались, и в глазах бушевала ярость.

– Я полюбила, – ответила Тина, и кажущееся безмятежное спокойствие ее голоса прозвучало резким контрастом с тоном Роберта.

Он, услышав это, издевательски расхохотался.

– Ты понимаешь, что натворила? – мрачно произнес он немного после.

– Да. – Девушка вздохнула с непритворной тяжестью. – Я нарушила клятву супружеской верности.

– Нет! – вскричал Роберт. – Это не так называется! «Нарушила клятву», «презрела Божьи заповеди»… Все это слова! Ты огрела меня кнутом, унизила, растоптала мое достоинство, мои чувства, причинила мне боль – вот что ты сделала! «Полюбила!» – передразнил он. – Кого ты полюбила, знаешь?

– Вашего сына, – сказала Тина.

Девушка вцепилась в край стола побелевшими пальцами; казалось, она сейчас упадет.

– Этот бесчеловечный мерзавец мне не сын! – отрезал Роберт. Постепенно первые чувства схлынули, и лицо его покрыла маска презрения. – Как он посмел пойти на такую подлость, на столь изощренный обман! Непостижимо! Кто он после этого, кто?!

– Он раскаивался, – прошептала девушка, – он говорил мне…

– Не защищай его! – выпалил Роберт, и на его губы змеей наползла ядовитая усмешка. Это были боль и злоба раненого, хотя им двигали скорее не оскорбленные чувства, а уязвленное самолюбие. Девушке почему-то казалось, что человек, искренне любящий ее, вел бы себя как-то иначе. – Что же он не остался и не сказал мне все сам? Он сбежал, как последний трус, и предоставил тебе выпутываться самой – очень благородно! Мужчины так не поступают, пойми! Хотя ты … Кто ты-то есть, а?

– Я знаю.

– Нет, ты не знаешь или знаешь не все. Ты думаешь, он любит тебя?

– Да.

– Он сказал тебе это, и ты поверила? Тина промолчала.

– Наивность! Знаешь…– Роберт облокотился на подоконник, достал сигару и, удобно устроившись, закурил. – Мы, мужчины, так устроены – иногда нам бывают нужны женщины, нужны, – он усмехнулся, – в определенном смысле, и далеко не все мы способны любить, а если и любим, то чаще не тех, кто этого достоин. Твой возлюбленный в Сиднее был без ума от одной женщины, в прошлом – обычной грязной девки, которая с малых лет продавала себя пьяным матросам, даже не за деньги – за кусок хлеба и глоток вина, а потом облапошила старого дурака и разбогатела. Но она так и осталась девкой, неспособной ничего дать человеку, кроме самых пошлых плотских утех. И вот за этой шлюхой бегал Конрад, унижался, выполнял все ее прихоти, но она все равно его бросила! Так что нужно тварям земным? Что нужно такому жеребцу, как Конрад? А что нужно тебе? Любовь, верность, забота настоящего честного человека? Нет! Ты пренебрегла мною как мужчиной, но зато сразу прыгнула в постель к Конраду… Не долго он тебя уговаривал! Мне незачем тебя наказывать, ты сама себя наказала. Глупая, он не вернется! Он неплохо провел здесь время – отдохнул, выполнил свое давнее желание посмеяться надо мной и одновременно развлекся с хорошенькой девушкой. У него планы Наполеона, тебе в них места нет! Ты для него всего лишь жалкая провинциалка, дешевка! Не смотри, что он беден, незнаменит, да к тому же не совсем белый, – у него амбиции более чем достаточно! Да и вообще… Подумай сама: какому нормальному мужчине нужна женщина, готовая лечь в постель по первому мановению пальца, мгновенно нарушив все клятвы? Разве ее можно уважать? Кто женится на такой? Я сам близко не подошел бы к тебе, если бы знал, кто ты есть, чего на самом деле стоят твои невинность и чистота! Ты опозорила меня, себя, свою мать! Жди Конрада хоть всю жизнь – не дождешься! А другим… Никому ты больше не будешь нужна, никому!

– Разведитесь со мной, – глотая слезы, прошептала Тина.

– Разумеется, я немедленно это сделаю, – сказал Роберт и, бросив сигару, принялся, прихрамывая, ходить взад-вперед. – Тебе придется все рассказать священнику, дабы он понял – я здесь ни при чем! Слышишь?

– Я согласна.

– О том, как ты уклонялась от выполнения супружеских обязанностей, – продолжал Роберт, – о том, как изменила мне через две недели после свадьбы…– Он остановился. – Это и правда неслыханно! Представляю реакцию твоей матери… Хотя поделом – раз она воспитала такую дочь!

– А вы воспитали Конрада.

– Ты еще и дерзишь! Да будет тебе известно – этот негодяй вовсе не мой сын!

– Он ваш сын, – с тихой настойчивостью произнесла Тина, – он похож на вас – даже я это заметила. А в случившемся виновата одна лишь я!

Роберт нахмурился.

– Хватит! Я не желаю с тобой говорить и не хочу тебя видеть! Уходи прочь! Тряпки можешь забрать с собой, мне они не нужны.

– Я уйду в чем пришла, – сказала Тина. – И простите меня за то горе, что я вам причинила. Я все понимаю. Прощайте!

Он не ответил и даже не оглянулся. Все его предали, все! Эта девчонка с кукольным сердцем и тряпичной душой – черт с нею, но Конрад!.. Так подло, мерзко – и до конца!

Роберт горько вздохнул. Он остался один, совсем один. И сознавать это было очень больно.

ГЛАВА X

Отец Гленвилл был сильно расстроен. Он знал Хиггинсов еще с тех давних времен, когда молодые Барри и Дарлин приехали в Кленси с двумя пятилетними девочками. Эта семья ему очень нравилась: добрые, работящие, любящие друг друга родители, вежливые, послушные дочери. Барри и Дарлин, по мнению отца Гленвилла, очень правильно воспитывали детей: в любви, умеренной строгости, с хорошим примером бережного отношения к близким и доброжелательного – ко всем людям. До недавних пор Тина и Тереза, две юные прихожанки, радовали глаз своей скромностью, чистотой улыбок и взглядов и вдруг… Сначала отец Гленвилл узнал, что одна из дочерей Хиггинсов, смуглянка Тереза, уехала, точнее, сбежала в Сидней без родительского благословения, а теперь перед ним сидела вторая девушка, Тина, такое невинное создание с детским изгибом губ и туманно-серой печалью в глазах, с волосами, скромно прикрытыми темной шалью, и девически тонким голосом повествовала о неслыханных вещах.

Отец Гленвилл машинально обвел взглядом незатейливое убранство протестантской церкви, точно искал ответа Всевышнего. Порой мечты о будущем грядущих поколений казались священнику несбыточными. Жизнь небесная – идеал, но в жизни земной отец Гленвилл не встречал идеалов. Что только не толкает людей на грех – все, от самого темного, до самого светлого! Вот и эта девушка говорит, что полюбила – сильно, бескорыстно, навсегда – и раскаивается в том, что вышла замуж, не дождавшись этой любви, а после обманула супруга. Роберта О'Рейли отец Гленвилл знал плохо, в дом на скале входил всего три раза: первый раз – исповедовать умирающую Одри, второй – крестить новорожденного Конрада (Джулия упросила святого отца сделать это в доме), третий – венчать Роберта с Тиной. Одри О'Рейли при жизни не раз приходила в церковь – молилась, говорила со священником, приносила дары. Она была на редкость добра, много помогала бедным, особенно семьям, где было много детей. Теперь эту женщину вряд ли кто помнил – двадцать лет прошло… После ее смерти отец Гленвилл впервые возроптал, хотя ему было известно – первыми в царство Божье призываются самые честные, чистые, достойные. И все же… Эта женщина могла бы еще пожить, даря людям неподражаемо прекрасную улыбку, могла бы порадоваться солнечному свету, своему сыну. У нее, такой добродетельной и красивой, должен был быть не один ангел-хранитель, но увы! Почему лучшие люди уходят в мир иной в цвете лет, тогда как злые и порочные потрясающе живучи; отчего благородные растения нужно лелеять, а сорная трава растет сама по себе; по какой причине все доброе и светлое в человеческой душе приходится прививать и бережно взращивать долгие годы, между тем как дурному всегда найдется место – этого отец Гленвилл за всю свою жизнь так и не смог понять.

С Конрадом О'Рейли священник не был знаком, зато хорошо знал Джулию Уилксон, ее ныне покойного мужа Мартина, их сыновей, а посему был отчасти в курсе того, что творилось в доме над океаном.

Роберт О'Рейли и Тина… Дарлин умоляла помочь остановить дочь, и отец Гленвилл накануне венчания осторожно побеседовал с девушкой о серьезности самого важного в жизни шага, но Тина, как видно, принявшая твердое решение, не вняла совету все как следует обдумать. И вот результат!

Отец Гленвилл еще раз взглянул на склоненную голову девушки.

– Ты плохо поступила, дочь моя, – с подобающей строгостью произнес он, – причинила большое горе своему мужу и матери, хотя я верю, что в твоем поступке не было злого умысла. Хорошо, что теперь ты раскаиваешься! Ты должна чаще молиться о спасении своей души, а в миру вести себя смиренно и скромно, дабы не дать повод для дурных слухов.

– Да, я понимаю.

– Твой супруг требует признания брачной клятвы недействительной, и я нахожу основания для этого.

Тина кивнула. Отец Гленвилл, ничего больше не добавив, отправил ее домой, думая о том, что лучше этой девушке покинуть город вслед за сестрой. Сам он, многое повидавший в жизни, готов был простить ей грех, но знал – людская молва не простит.

Тина и Дарлин тоже это знали. Толпа с подобострастием и завистью взирает на того, кому выпало счастье возвыситься, но его же, упавшего вниз, втаптывает в грязь без жалости и сожаления.

Тина ждала от всех лишь осуждения, потому реакция матери на случившееся показалась ей неожиданной.

Вечером, вернувшись домой от соседки, Дарлин застала дочь сидящей в доме – бледную, заколдованно-неподвижную, похожую на восковую куклу, только распущенные волосы ее в лучах глядящего в окна заката казались розоватыми. Тина была непривычно одета – в старое линялое платье и стоптанные башмаки. Первые слова ее были:

– Мама, со мной случилось нечто ужасное!

Ровным бесстрастным голосом повела она длинный рассказ, а после, не закончив, повалилась матери в ноги с мольбой о прощении. Дарлин немедленно подняла девушку, бережно обняла, прижала к сердцу, и голос ее прозвучал неожиданно резко:

– Господи! Они использовали моего ребенка каждый в своих целях – мистер О'Рейли и его негодяй-сынок! – И, не дав Тине возразить, продолжила: – Не переживай, моя девочка, и не вини себя: это я виновата в том, что тебя не уберегла! Но ничего, все будет хорошо. Ты будешь снова жить здесь, со мной, и счастье еще придет к вам. Забудь об этих людях – у них черные души! Никогда не надо посвящать свою жизнь недостойным, от них нужно бежать или гнать их прочь! Я всегда любила твоего отца, он был самым лучшим, и ты еще встретишь такого, а об этом, первом, постарайся забыть. Он посмел оставить тебя, обмануть!.. Господи! Ну ничего, ничего… Даже если у тебя родится ребенок, мы вырастим и воспитаем его вдвоем – у меня еще хватит сил!

Тина была согласна с матерью далеко не во всем, и все же слова Дарлин ложились на душу девушки, как прохладная роса на сгорбленную от пыли и зноя траву. Мать не осуждает ее, она поддержит и поможет! Постепенно Тина успокоилась, легла и заснула, а мать еще долго думала о нелегкой судьбе. Почему несчастье идет за несчастьем? Сначала Барри, потом потеря земли, Тереза, а теперь и Тина… В чем они, Хиггинсы, провинились перед Господом, в чем?

Две недели спустя Тина решилась пройти по улицам Кленси. Пусть смотрят, если так хочется, пусть осуждают ее, все равно! На нее и правда смотрели (целый калейдоскоп взглядов и отразившихся в них чувств – от невинного удивления до неприязни!), она приветливо, как и прежде, здоровалась со знакомыми, и ей отвечали. Конечно, историю развала ее брака знали далеко не все, поэтому многие пребывали в недоумении: что это дочка Хиггинсов идет по улице бедно одетая и без сопровождения своего, как говорят, очень состоятельного супруга? Тина хотела пройти по городу с гордо поднятой головой, но не смогла: она была из тех людей, чье поведение полностью совпадает с состоянием души. На промерзшей, овеянной зимним ветром земле не растут цветы…

А может, случившееся было сном? Несбывшимся, улетевшим навсегда… Может, не было Конрада, как и всего этого безумства? Девушка смотрела на вновь ставший недосягаемым особняк, величие которого было равным одиночеству, и ей казалось – она очнулась от грез или спустилась на землю с небес. И ребенка у нее тоже не будет – это Тина уже знала точно. «Бог миловал», – сказала Дарлин. Что ж, возможно, она права! Тине столько говорили о том, что Конрад не любит ее, просто посмеялся над ней, что он никогда не приедет в Кленси, что она почти поверила в это. Вот и Джулия Уилксон промолвила на прощание: «Не принесли вы счастья этому дому, мисс, но видать, такова судьба. А мистер Конрад… Он вряд ли вернется, а если вернется, то не к вам! Все виноваты в случившемся, все трое! Мистер Роберт мог бы понять, что в таком возрасте сложно взять судьбу за рога: в лучшем случае она вырвется и убежит, а в худшем – подденет и ударит о землю. А от мистера Конрада я такого не ожидала! Святое оно и остается святым, хоть в грязи, хоть в огне… Есть границы, которые нельзя переступать, что бы там ни случилось! Ну а вы – вы нам чужая, так что Бог вам судья».

Задумавшись, Тина прошла мимо идущих навстречу девушек, одна из которых оглянулась ей вслед и крикнула:

– Тина!

Карен? Да, это была Карен с одной из сестер. Тина остановилась.

– Как поживаешь, Карен?

– Иди, я тебя догоню, – сказала Карен младшей сестренке, а потом повернулась к Тине. – Все так же, а… ты?

– Тоже. – Девушка невесело улыбнулась. – Я больше не миссис О'Рейли.

Карен смотрела на подружку так, точно та побывала в стране райских снов, что слегка раздосадовало Тину. Вот предел человеческих стремлений – жизнь в роскошном особняке! Она тоже так думала, а в результате потеряла все – любовь, возможность отыскать Терезу… В песнь ее жизни в самом начале вкралась фальшивая нота, и мелодии не получилось. И все же Тине порою казалось, что она видит дальше, чем раньше, точно с глаз спала пелена.

– Но почему? – несмело спросила Карен. После того видения – Тина верхом на лошади рядом с Конрадом О'Рейли, элегантная, прекрасная, как богиня, – девушка смотрела на подругу снизу вверх.

– Так получилось…– Не желая ничего объяснять, Тина глядела в землю и чертила по ней носком туфли.

– Там было плохо? – задала вопрос озадаченная Карей.

– Там мне не место! – подвела Тина итог всему случившемуся и добавила: – Заходи, если будет время, я снова живу у мамы.

Она простилась с Карен и вдруг начала понимать, что, сама того не желая, воздвигла стену между собой и теми, кого знала с детских лет. И Карен, и другие будут, наверное, сторониться ее, потому что не поймут: человек способен понять только то, что хотя бы отчасти пережил сам. Отчуждение, вопрос, даже страх были в глазах говорившей с нею подруги – так смотрят на вернувшегося из тюрьмы или переболевшего неизвестной тяжелой болезнью. Только мать поняла ее и потому простила, но с матерью они были связаны незримой, прочной нитью родства душ – второй пуповиной, перерезать которую – значит лишить человека одной из главных жизненных опор. Труднее упасть, когда кто-то стоит за твоей спиной, и проще подняться, если сразу протянут руку!

С такими мыслями она подошла к лавке. Еще одно испытание! Фей, Дорис, Салли и остальные сидели на своих местах, точно куры на насесте. Наверное, пройдет много лет, а они все будут собираться здесь – до конца жизни.

Завидев Тину, они не смогли удержаться и, перегоняя друг друга, высыпали ей навстречу с лицами, полными злорадного удивления.

– О, глядите, никак это Хиггинс! – прозвучала знакомая фраза, и Тина поняла, что отныне ей уготована роль «второй Терезы».

Фей грубо дернула девушку за рукав.

– Почему на тебе это платье? Ты больше не дама? Где твоя лошадь?

Салли, захлебываясь от наслаждения, воскликнула:

– Может, она вовсе не была замужем! Все это вранье – подумайте, неужели богатый человек женится на Хиггинс?!

Дорис в новом желтом платье, отделанном светло-зелеными рюшами, протиснулась сквозь обступившую Тину толпу.

– А где тот красивый молодой человек? – вкрадчиво произнесла она.

– Это, наверное, ее любовник! – отрезала Фей, и Тина покраснела. – Муж ее выгнал, потому что она потаскушка!

– Поезжай к своей сестрице, будете вместе работать! – вставила Салли, сверкая зелеными глазами.

– Работать можно и здесь! – заявил подскочивший Майкл. – Сколько надо – шиллинг, два?.. – И сунул деньги Тине в лицо.

Девушка стояла в центре суеты, безмолвная, прямая, со сжатыми губами, в сухих глазах ее стекленела ненависть.

Неожиданно появившийся Фил Смит перехватил руку Майкла и оттолкнул.

– Защищаешь! – взвизгнула Салли, взглядом ища поддержки у Дорис и Фей. Те не успели ответить – Фил резко выдернул Тину из круга и толкнул в спину так, что она едва не упала.

– Убирайся! – бросил он, пронзив ее уничтожающим взглядом. – Иди отсюда!

Он единственный не получал удовольствия, видя ее унижение, да еще, пожалуй, Керри Миллер, в глазах которой девушка прочитала сочувствие.

«Все равно, – говорила себе Тина, – мне все равно!» Дорис может сколько угодно прикрываться благочестием, тогда как сама мечтала бы очутиться на ее месте. Да, но, с другой стороны, все – и мать, и Джулия, и сам Роберт – считают, что единственной целью Конрада была месть отцу, а значит, на ее месте могла оказаться любая девушка – и Карен, и Салли, и Керри, и Дорис, и даже Фей!

Тина остановилась, и внутри ее самой – ей казалось – тоже остановилось что-то. Наверное, это и есть тот самый случай, когда горе плещется через край, делая жизнь бессмысленной. Для чего теперь жить?

И все же, когда она видела небо в звездах, Млечный Путь, слышала запахи ночных цветов и вспоминала таинственный, как лунный пейзаж, взгляд Конрада О'Рейли, чарующие силы любви вновь брали душу в плен, и Тина начинала верить в лучшее.

А Конрад О'Рейли стоял в этот час на борту парохода, уходившего в Америку. Юноша немного задержался в Сиднее, суета закружила его, и он на какое-то время совершенно забыл о Тине.

Но теперь, когда берега Австралии с каждой секундой отдалялись, готовые исчезнуть во тьме, то, что он оставлял, становилось все более близким душе. Холодноватый вечерний ветерок не только заставлял вздрагивать тело, он, казалось, проникал глубже, вызывая внутреннее содрогание: Конрад чувствовал, что нервы натянуты и обнажены – так всегда бывает в моменты ожидания больших перемен.

Он посмотрел вниз. Свет уже не проникал сквозь толщу сине-зеленой воды, лишь скользил по ее поверхности, вспыхивая ослепительными зеркальными пятнами, а за пароходом по рассеченной воде с шумом неслись две белые бурлящие бороздки. Пароход незаметно разворачивался, и берег плыл следом, покачиваясь, точно гигантское спящее животное. Еще хорошо были видны огни набережной, пронзительно-золотые на фоне темно-голубых тускнеющих небес. Постепенно сизая дымка тумана, поднимаясь из неведомых недр, ложилась на берег, скрывая его, точно годы – память. Хотя многое не забудется никогда.

Конрад оглянулся. Кругом океан, громадный, великий, под стать необъятному небу. В мире много вещей, дающих людям почувствовать свою малость и ничтожность, и почти нет ничего, способного возвышать. Впрочем, все относительно, и многое определяют те невидимые весы, что находятся в сознании всякого человека. В том числе ценность его собственной сущности.

Конрад заглянул в глубь себя, как только что глядел в темные глубины океана. Смятение, пустота и лишь несколько пятен света. Музыка, гордость, надежда на лучшее. А любовь? Он вспомнил Тину. Его тронуло чувство девушки, такое искреннее и бесхитростное. Она показалась ему простой, как земля, с душой, тонкой и прозрачной, словно паутинка. Все ее мысли казались понятными, обнаженными, как ветки осенних деревьев, и сама она в его понятии была слабой, зависимой от других людей, неспособной побеждать, тем более в одиночку. Себя Конрад считал иным.

Он не чувствовал удовлетворения от того, что совершил. Неужели в самом деле силен и разумен тот, кто удостаивает врагов прощения? Находясь вдалеке, Конрад уже не испытывал ненависти к отцу. А девушка вообще с самого начала не была ни в чем виновата. Забудет ли она его и скоро ли? Ветерок скользнул по лицу, тронул губы – стыдливый и легкий, как ее поцелуй, полный аромата морской воды и естественной свежести, как ее объятия. А сам-то он забудет ее? Полюбит ли его другая так, как Тина? Есть разные люди: одни ложатся на землю под гнетом обстоятельств и чужой воли, подобно скошенным травам, другие парят над миром, приподнятые смелыми мечтами, недосягаемые в своих стремлениях, глядящие на все с высоты. Но, может, те, первые, способны сильнее любить, больше отдавать другим? Сколько людей, столько и судеб, столько желаний и чувств! Какая женщина нужна ему, Конраду О'Рейли? Скорее больше похожая на Тину Хиггинс, чем на Элеонору Дуган, его первую жестокую любовь. Что ж, он и сам бывает жестоким, воитель-одиночка, полагающийся только на себя, верящий только себе. Он добьется того, чего хочет, расставит все в мире по своим местам согласно собственному порядку, а потом посмотрит, нужен ли ему в жизни кто-нибудь еще.

Мысли его текли рекой, а сердце молчало, но иногда это молчание прерывалось всплесками совести, как тишина – неожиданным аккордом. Он постыдно бежал, оставив всех…

Теперь он в мире один, как одиночки актинии в глубине темных вод. Он осуществит все свои мечты, а потом, может быть, вернется сюда.

Он хотел думать о большом, великом, а мысли, помимо воли, возвращались к незначительному и малому: власть эпизодов жизни над душой человека сложно предугадать.

– Конни! – прошептал он. – Как она это произносила! Конни! Даже ради этого стоит вернуться!

А Тина шла по берегу к дому и вспоминала, как они с сестрой в детстве носились здесь вдвоем от зари и дотемна, беспечные, веселые, неутомимые. Вечером, когда возвращался отец, обгоняя друг друга, бежали к нему, и он со смехом сгребал их в объятия. Он всегда был таким энергичным, полным жизненных сил… А рядом стояла скромно улыбавшаяся мать, молодая, красивая Дарлин, и глаза ее светились любовью. Вернуть бы то время!

Неужели все ушло навсегда? А может, она еще будет счастлива?