Текст книги "Прощения не ждут"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава четвертая
Надин Иверс не помнила иной жизни, кроме жизни на ранчо. Она увидела Скалистые горы, ощутила веяние ветра и услышала шум листвы гораздо раньше, чем узнала, что на свете существуют время и смерть, потому все это и поныне казалось ей олицетворением вечности. Она любила леса Вайоминга, печальные и мрачные даже при солнечном свете, его необъятные пастбища и величественные вершины.
Пока Надин не вышла из детского возраста, она ощущала себя защищенной от любых бед. Если даже кругом было полно несправедливости и зла, мать ограждала ее от этого. По вечерам она рассказывала дочери сказки и учила ее молитвам, мастерила ей кукол и постоянно напоминала, что Надин должна делать все, как велит отец, потому что он не привык повторять что-либо дважды. Однако у девочки не было поводов для ослушания, к тому же она слишком редко видела Джозефа Иверса, да и тогда он не стремился разговаривать с ней, а всего лишь смотрел на нее с непонятной досадой.
Днем, пока Кортни Иверс хлопотала по дому, Надин могла находиться где угодно: на конюшне, на кухне, в хлеву – ей везде улыбались, трепали ее по волосам; работавшие у отца ковбои, случалось, поднимали ее на плечи и катали по двору или в шутку подсаживали на лошадь. Сама не заметив как, она научилась ездить верхом, доить коров и, не стесняясь, общаться с людьми.
Когда она стала старше, все изменилось. Надин узнала, что большой и важный мужской мир и тесный женский мирок очень разные вещи: с одной стороны, второй является частью первого, с другой – не должен с ним соприкасаться. На разговоры с ковбоями, как и на «неженские» занятия, был наложен строгий запрет. Одновременно Надин наконец почувствовала и поняла, что из себя представляет ее отец.
Джозеф Иверс воровал материнский смех, высасывал из ее тела молодость и вызывал у нее слезы, которые Кортни смахивала тайком, чтобы не увидела дочь. Когда отец появлялся на горизонте, Надин приходилось превращаться в куклу, в существо, всецело покорное его воле.
Лучше всего было не попадаться ему на глаза, но со смертью Кортни это стало невозможным, и тогда Надин осознала, что ранчо, прежде казавшееся ей обителью свободы, на самом деле – тюрьма. Что она никогда не сможет убежать от будущего, уготованного отцом.
Он определял время, когда она должна вставать, выходить к обеду, ложиться спать, и решал, чем ей заниматься днем. Наверное, так же жила ее мать, просто прежде Надин не догадывалась об этом. Кортни не смогла выполнить главной миссии – родить мужу наследника, и за это он обращался с ней, как с мебелью. Когда матери не стало, Надин не могла отделаться от мысли, что отец рад ее смерти.
Она сидела у постели умирающей, но его не было. Джозеф Иверс появился, лишь когда пришла пора отдать распоряжение о похоронах.
Кортни похоронили на семейном кладбище, рядом с четырьмя ее детьми, которые умерли, не дожив до года. Джозеф Иверс никогда сюда не приходил. Похоже, в его глазах память о покойных ничего не стоила.
Отец всегда оценивал людей и животных с точки зрения их пользы. В его взгляде в любой момент могла появиться холодная ярость, а в словах – рассчитанная, бьющая наотмашь издевка.
Надин навсегда запомнила день, когда Джозеф привел в дом Эвиан. Нет, он не вошел с ней под ручку, он втащил ее, тяжело дыша и бранясь, и по пути прикрикнул на застывшую в изумлении дочь.
Она никогда не видела, чтобы чей-то гнев вырывался наружу с такой безумной силой. Незнакомая девушка извивалась, Пиналась, царапалась и кусалась.
Надин не сомневалась в том, что отец совершает преступление. Она решила бы, что Джозеф Иверс сошел с ума и похитил чужую женщину, если б не знала, насколько он властен над собой и расчетлив в поступках.
Его руки были сильнее девичьих, и ему не составило труда уволочь незнакомку в спальню.
Надин не спала всю ночь, то прислушиваясь в надежде уловить какие-то звуки, то напротив – зажимая уши руками.
Утром Надин увидела на щеке отца две длинные тонкие царапины. За завтраком он сказал:
– Девушка, которую ты видела вчера, – моя жена. Я сочетался с ней браком в Шайенне. Ее зовут Эвиан. Некоторое время она не будет выходить к столу.
Надин застыла, словно пораженная ударом молнии.
Кухарка носила пленнице еду. Иногда та колотила в дверь и выкрикивала какие-то фразы, но чаще сидела молча. Каждую ночь Джозеф Иверс запирался с ней в спальне, и Надин не хотелось думать о том, что там происходит.
А потом Эвиан появилась в гостиной. Холодная, неподвижная, уязвленная, но не сломленная.
Улучив момент, Надин задала девушке вопрос, который не давал ей покоя:
– Как ты сюда попала?
– Не по своей воле, – отчеканила Эвиан, глядя прямо перед собой.
– Кто ты и откуда?
– А ты?
– Я живу здесь с рождения. Я – дочь Джозефа Иверса, хозяина этого ранчо, – твердо произнесла Надин.
– Я ненавижу твоего отца, тебя и ваше ранчо, – сказала Эвиан.
Надин опешила, но не осталась в долгу:
– Это я должна ненавидеть тебя. Ты не имеешь никакого права занимать место моей матери!
Эвиан скривила губы.
– Твою мать я тоже ненавижу. Зачем она умерла? Пусть бы мучилась вместо меня!
За эти слова Надин была готова ее убить.
С тех пор они не разговаривали, но их взаимная ненависть росла с каждым днем. Надин пришлось распоряжаться хозяйством, тогда как Эвиан ничего не делала.
Когда девушка попыталась пожаловаться отцу, он небрежно произнес:
– Я привез ее сюда не для того, чтобы она топила печь и доила коров.
«Почему именно я должна выполнять грязную работу? Чем она лучше меня?!» – хотела воскликнуть Надин, но ей пришлось молча проглотить обиду.
Чуть позже Джозеф поделился с дочерью своими планами:
– Надеюсь, Эвиан родит мне наследника, а для тебя я подыщу в Шайенне состоятельного жениха.
Услышав такое, Надин едва не задохнулась от возмущения. Значит, эта девица станет хозяйкой ранчо, а ее отец сбудет с рук, выдав замуж за какого-нибудь немолодого банкира!
Когда Эвиан убежала из «Райской страны» (как только и могла сбежать горожанка – в туфлях и легком платье, без запасов еды), Надин искренне надеялась, что она сгинет в лесу, но ее поймали и вернули назад.
Надин слышала, как отец сказал ей:
– Если еще раз сбежишь, я упрячу тебя в бордель. Для меня это будет проще простого. Там тебя быстро сломают, и тебе придется спать не с одним, а со многими. И не удивляйся, если я стану твоим постоянным клиентом.
Эвиан ничего не ответила, но задрожала как осиновый лист. Увидев это, Надин подумала, что, пожалуй, белоручке приходится куда хуже, чем ей самой, однако не почувствовала жалости.
С тех пор Эвиан не предпринимала попыток сбежать, зато принялась тайком наведываться к Зане. Надин не понимала, что общего может быть у шайеннской девицы с обитательницей лесной хижины, и поневоле испытывала ревность.
Она слышала о Зане, хотя никогда ее не видела. Когда заболела Кортни, один из работников посоветовал Джозефу позвать старуху, но та не пришла. Создавалось впечатление, что она никогда не покидает границы леса.
Надин вышла во двор с молодым ковбоем, думая, что этот человек не знает о том, что он – первый мужчина, с которым ей позволено прогуляться и поболтать с тех пор, как она вышла из детского возраста. Он был симпатичный, хотя застенчивый и неловкий, как все эти парни, и Надин решила взять инициативу в свои руки.
– Я еще не поблагодарила вас за то, что вы остановили коня. Сама бы я ни за что не справилась.
– Я просто вовремя заметил, что лошадь понесла. Ведь так и было?
– Да, – ответила Надин после небольшой паузы.
На самом деле что-то заставило ее хлестнуть коня, направив его за толпой ковбоев. Наверное, то было внезапно вспыхнувшее желание выразить неповиновение отцу, вырваться на свободу, хотя на самом деле она бы сумела избавиться от его власти, только разбившись о камни.
– Я рада, что вам здесь нравится, – сказала она. – Я родилась и выросла в этих краях.
– Вы часто ездите по ранчо верхом?
– Вообще не езжу. У меня много работы по дому.
– Тогда вам, наверное, понравилась поездка в Шайенн?
До этого Надин шла, глядя себе под ноги, чтобы случайно не наступить на коровью лепешку, но сейчас она остановилась и посмотрела на него.
Ей совсем не понравилась эта поездка, несмотря на то, что отец обещал заказать ей новые платья. Он ездил договариваться о браке, браке, в котором Надин должна была потерять все свои радости, мечты и надежды. Ее женихом стал представитель железнодорожной компании «Юнион Пэсифик», сорокапятилетний мужчина с собственным домом и большим счетом в банке. Он совершенно не приглянулся Надин, и теперь она думала, что ее участь мало чем отличается от участи Эвиан.
– Возможно, скоро я перееду в город, – сухо произнесла она.
Ее спутник удивился.
– Вот как?
– Да. После того, как отец выдаст меня замуж.
Надин не знала, зачем говорит это незнакомому человеку, хотя, в сущности, ей было совершенно не с кем поделиться своей бедой. Девушка не знала, как объяснить, что, с одной стороны, она желает навсегда остаться в «Райской стране», а с другой – что порой ей хочется бежать отсюда куда глаза глядят.
– Вы не согласны с решением мистера Иверса?
– Нет. Но отец не допустит отказа. Это мужчины вольны выбирать, как им жить, а женщины – никогда.
– Мне редко приходилось выбирать, – сказал он. – Я вырос в бедной семье, и у нас всегда было мало возможностей.
– И все-таки вы смогли уехать из дому, найти работу. И наверняка женитесь по своему выбору.
Парень смущенно пожал плечами, а Надин испугалась. Разве она хорошо знает этого человека? Не ему ли отец предлагал работу и обещал покровительство? А если он выдаст ее с головой?!
– Прошу, не передавайте мои слова мистеру Иверсу! – вырвалось у нее.
– Что вы, конечно, нет!
Надин прочитала в его глазах сочувствие и неподдельный интерес к ее скромной персоне.
– Будучи в Шайенне, я кое-что узнал о вашем отце, – нерешительно произнес он.
– Только не говорите, что когда-то он был другим, – с горечью промолвила Надин.
Он сделал паузу, словно не решаясь в чем-то признаться, а после сказал:
– Нет, я имел в виду вовсе не это. – А потом вдруг спросил: – Почему «Райская страна»? Обычно ранчо так не называют.
– Это насмешка. Отец всегда говорил: «Ковбои такие тупые – не могут связать двух слов, но при этом щеголяют вычурными названиями. Что ж, я придумаю такое, что переплюну их всех!» – ответила Надин и, внезапно охнув, закрыла рот рукой.
Молодой человек засмеялся, и тогда она тоже улыбнулась.
– В чем-то он, без сомнения, прав!
– А он никогда и не сомневается в своей правоте.
– Я мало ходил в школу, хотя умею читать и писать. Мне рано пришлось взяться за работу.
– А меня учила мама. По книгам, которые она привезла из города.
Надин заметила, что ноги несут ее на кладбище. Что ж, это может послужить оправданием, если отец скажет, что она задержалась с незнакомцем дольше положенного. Почему бы во время прогулки им не навестить могилу Кортни Иверс?
– Ваша мать жива? – спросила она своего спутника.
– Да, – отозвался он с оттенком вины.
– Как ее зовут?
– Ирма.
– Красивое имя. И необычное.
– А мне нравится ваше.
Надин вновь посмотрела на него своими серо-голубыми глазами. В ее взгляде были простота, искренность и надежность – совсем как во взоре матери Арни, и юноша ощутил, как в нем растет симпатия к этой девушке.
Кладбище казалось совершенно заброшенным, оно заросло сорными травами и мхом. Неприметная тропинка вела к простому камню, под которым покоилась Кортни Иверс.
Надин стояла молча, опустив руки. Казалось, она смотрит на сверкающую паутину, сплетенную крохотными паучками и покрывавшую камень, будто тончайшее кружево, как на еще одно доказательство хрупкости мира и жизни.
Арни слушал тишину. В лесу, который начинался совсем рядом, стояло безветрие. Листва на деревьях поредела, с кустов осыпались ягоды. Стаи улетавших в теплые края дроздов пересекали небо огромными стаями, похожими на темные реки.
Арни чувствовал, что в его встрече с Надин осталось много неясности и недосказанности. К тому же он не выполнил поручения Кларенса: не расспросил девушку ни об Эвиан, ни о Зане. Впрочем, он не представлял, как к этому подступиться.
– Мы сможем увидеться еще раз?
Услышав этот вопрос, Надин вздрогнула. Много лет на нее давил страх, давил не хуже могильного камня. Когда, возвращаясь из Шайенна, она пустила лошадь вскачь, надеясь то ли хоть на мгновение вырваться из плена, то ли разбиться о скалы и положить конец тому, что еще и не начиналось, ее остановил именно этот человек. Не являлось ли это знаком судьбы?
– Вряд ли. Отец не позволит. А встречаться тайком просто негде.
– А здесь? – спросил ее спутник.
Губы Надин приоткрылись, а потом на них появилась улыбка.
– Да! Обычно я посещаю кладбище раз в неделю, но могу и чаще. Отец об этом знает, и он ни за что не последует за мной. Он сюда не ходит. А вы можете появиться со стороны леса. Вас никто не заметит.
Она не думала о том, плохо это или нет. Джозеф Иверс никогда не раскаивался в свих поступках, и Надин знала, что, ослушавшись его, испытает если не удовольствие, то, по крайней мере, чувство мести.
– А зачем вам это? – запоздало спросила она.
– Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
Надин кивнула.
– Хорошо, мистер Янсон. А сейчас нам лучше вернуться.
Он поморщился, словно от зубной боли.
– Прошу, не называйте меня так! Это тоже звучит, как насмешка. Меня зовут Арни.
Она засмеялась.
– Ладно.
Глядя на нее, он улыбался, и Надин поймала себя на мысли, что находит его обаятельным и красивым. Чего стоит мистер Фостер с его брюшком, суетливыми движениями, плотоядным взглядом и кислой улыбочкой против этого высокого, хорошо сложенного парня!
Надин едва не расхохоталась, представив, как Арни дает мистеру Фостеру пинка под зад! Ничего, что у этого юноши нет даже десяти долларов, чтобы купить самую плохонькую лошадь. Зато у него есть молодость и особая независимость, свойственная только ковбоям.
В последнем Надин убеждалась не раз. Пусть, работая на ранчо, большинство из них ни разу не переступало порога хозяйского дома, они точно так же не желали, чтобы кто-то вмешивался в их жизнь. Если ковбою что-то было не по нутру, он мог в одночасье собраться и уехать, что называется, вслед за закатом.
Надин хорошо помнила, как однажды в ответ на оскорбление отца ковбой плюнул ему под ноги, а потом отбыл с ранчо, даже не стребовав положенной платы. И пусть через несколько суток его нашли на дороге с пулей в голове, он все равно поступил так, как хотел.
– Вы знакомы с мистером Уиллисом? – спросил Арни, когда они шли обратно.
– Да, он бывал у нас. У них с отцом хорошие отношения, – ответила Надин, подумав о том, что, по мнению Джозефа Иверса, «хорошие отношения» всегда подразумевают взаимную выгоду.
Задержавшись возле крыльца, Арни негромко произнес:
– Когда?
Надин опасливо оглянулась.
– В эту пятницу, в пять часов пополудни.
Он кивнул.
– Хорошо.
Выбор места показался Надин тем более удачным, что она надеялась на покровительство матери, которая наверняка наблюдала за ней с Небес.
Джозеф Иверс простился с Арни со словами:
– Что ж, мистер Янсон, надеюсь увидеть вас здесь весной.
Когда дочь вошла в дом, он насмешливо произнес:
– Ну как, твой пропахший навозом кавалер сумел связать хотя бы два слова?
– Да, – сдержанно ответила Надин.
Видя, что дочь хмурится, Джозеф Иверс расхохотался.
– Я пошутил. Это же настоящий викинг! Вот что значит северная порода.
До конца дня Надин не покидало хорошее настроение, и, даже ложась спать, она продолжала думать об Арни, не зная, что тот вернулся обратно в растрепанных чувствах.
Молодой человек понимал, что нельзя влезать в то, во что ни в коем случае не надо влезать. Он был не таким, как Кларенс. Еще в детстве он слышал, как люди говорили: «Кларенс Хейвуд бежит впереди с факелом в руках, а за ним мчится Арни Янсон с ведром воды».
Так оно и было. Вот только Арни никогда не успевал догнать приятеля.
Он смог поговорить с Кларенсом только поздним вечером, когда оба приехали домой с пастбищ.
– Совсем забыл: смотри, что я нашел, пока ты ездил в Шайенн! – сказал Кларенс и показал Арни два тулупа из бизоньей шкуры. – Тяжелые, но теплые. В них холода не страшны.
– Если еще придется зимовать, – мрачно заметил Арни, накладывая в миску бобы. – Может быть, раньше Иверс сделает из меня хороший бифштекс за то, что я втайне встречаюсь с его дочкой!
Кларенс прищурил темные глаза.
– Ты что же, боишься его?
– Не боялся бы, если б оказался с ним один на один. Так ведь у него уйма народа и у всех винтовки!
– Каким он тебе показался?
– Если б я ничего о нем не слышал, то решил бы, что он – обыкновенный богатый ранчеро.
– Ты что-то узнал о мисс Эвиан?
– Я ее видел. Она не произнесла ни слова в моем присутствии, но все было ясно и так.
Со звонким хрустом сломав сухую ветку, Кларенс бросил ее в огонь.
– А о Зане?
– Я не знал, как спросить о ней у мисс Надин. Да и вряд ли она что-то знает об этой женщине. Она сказала, что у нее полно работы в доме и потому ей редко доводится покидать пределы усадьбы.
– Выходит, ты зря побывал в «Райской стране», – в тоне Кларенса слышался упрек.
– Я познакомился с мисс Надин, – заметил Арни.
– И что дальше? Она дочка Иверса!
– Она хорошая девушка.
– Ты думаешь так, потому что выбрал ее с самого начала.
– Знаешь, – с горечью промолвил Арни, – я ничего не выбирал. Выбрал ты. А я… тогда я думал, что это обыкновенная болтовня. Но теперь, – твердо добавил он, – я хочу помочь мисс Надин, так же как ты – ее мачехе.
– Чем же ты ей поможешь? Женишься на ней? – с усмешкой произнес Кларенс.
Арни невольно представил клочок плохонькой земли, покрытую досками и дерном хижину и женщину, которая со временем возненавидит и нищету, в какой ей придется жить, и его самого.
– Разве Иверс выдаст ее за меня? Странствующий ковбой – самая худшая партия для дочери богатого ранчеро. Он уже подыскал для мисс Надин подходящего жениха – какого-то толстосума из Шайенна.
– Тогда какой в этом смысл?
Арни посмотрел ему в глаза. Иногда Кларенс видел чужую правду, но в упор не замечал своей.
– А какой смысл в твоих разговорах о мисс Эвиан?
– А это уж мое дело, – несколько угрожающе произнес Кларенс.
– Я понимаю, она очень красива, красивее, чем дочка Иверса, но она принадлежит ему, даже если он и взял ее не по праву, обманом или силой!
– Слушай, заткнись, а?
Арни подумал о том, что значит мечтать о девушке, которую постоянно видишь в своих снах. Равно как и о девушке, которая подходит тебе своим образом мыслей, простотой желаний и жизненными целями. Да, чисто внешне ему больше понравилась Эвиан, но после сегодняшней прогулки он понял, что едва ли сможет забыть Надин.
Прошло много времени, прежде чем он промолвил:
– Давай не будем ссориться.
– Хорошо, – ровно произнес Кларенс. – Но я хочу найти Зану.
Опустив «зачем тебе это», Арни сказал:
– Возможно, все это выдумки. Разве может женщина жить в лесу?
– Мне известно, что это правда.
Арни знал, что упрямство Кларенса значит больше, чем любые доводы рассудка, потому промолчал. Но в его душе осталась обида.
Глава пятая
Эвиан Тарбелл была так же близка со своей матерью, как и Надин Иверс – со своей. Они жили вполне прилично, хотя ничего не имели за душой. Миссис Тарбелл работала в лавке известной шайеннской портнихи мадам Кристель, и ее дохода вполне хватало на скромное существование.
Разумеется, у них не было никаких надежд на будущее. Имелась вероятность, что какой-нибудь богатый кавалер прельстится красотой Эвиан, но эта возможность была довольно ничтожна. Пока же девушка училась шить, а также иногда разносила покупательницам заказы.
Эвиан не помнила своего отца, но Фиона часто рассказывала, что они поженились по любви. Оба происходили из семей переселенцев, приехавших в Вайоминг в крытых фургонах еще до окончания строительства Трансконтинентальной железной дороги[2]2
Строительство Трансконтинентальной, или Тихоокеанской, железной дороги завершилось в 1869 году.
[Закрыть], только родителям Лиланда повезло больше, чем родным Фионы. Отец и мать молодого человека были против его женитьбы на бедной девушке, но Лиланд поступил по-своему, пусть ему и пришлось поссориться с семьей.
Они были счастливы совсем недолго: через два года после свадьбы Лиланд Тарбелл был убит шальной пулей во время драки в салуне. После Фиона так и не устроила свою личную жизнь, посвятив ее дочери. Однажды она призналась Эвиан, что больше не вышла замуж потому, что не верила, что то, что было у нее с Лиландом, может повториться с кем-то другим.
Все шло более-менее хорошо, пока однажды Фиона не вернулась домой полумертвая от страха с остановившимся взглядом, дрожащими руками и каплями пота над верхней губой и, рухнув на стул, обреченно произнесла:
– Я встретила его.
– Кого?! – спросила Эвиан.
С трудом взяв себя в руки, Фиона рассказала дочери о Джозефе Иверсе, Железном Джо.
– Он увидел меня на празднике осеннего забоя скота и обещал мне золотые горы, но все знали, что он бандит, к тому же я была помолвлена с Лиландом. Железный Джо был взбешен моим отказом и пообещал исковеркать мою судьбу. Я уверена, что выстрел в салуне, унесший жизнь твоего отца, не был случайным, потому что в тот день Иверса видели там. Когда он пришел ко мне с очередным предложением, я плюнула ему в лицо, а потом обратилась за помощью к шерифу. Не знаю, что сыграло роль, но только после Железный Джо исчез на много лет. Я не знала, жив ли он, и постепенно перестала об этом думать. А сегодня столкнулась с ним, когда выходила из лавки. Если б я его не знала, то могла бы сказать, что он выглядит как богатый господин, добропорядочный человек. Может, он не узнал бы меня, если б я не посмотрела на него с таким ужасом. Он резко остановился, будто врезавшись в стену, а потом спокойно произнес: «Не могу сказать, что годы не властны над тобой, Фиона, однако ты все еще хороша. Я слышал, твоего мужа убили? Нашла ли ты нового спутника жизни? Если нет, то у меня большое ранчо, и я недавно овдовел». Я не могла промолвить ни слова, а он, казалось, наслаждался моим испугом. В конце концов он все-таки позволил мне пройти и с усмешкой бросил вслед: «Не беспокойся, теперь ты слишком стара для меня!».
– Если он так сказал, тогда ты можешь не бояться, – нерешительно промолвила Эвиан.
Фиона покачала головой.
– Не знаю. У меня плохие предчувствия.
– А что ему было нужно в лавке мадам Кристель?
– Наверное, собирался что-то купить для одной из своих любовниц. Он всегда посещал бордели. Недаром его жена раньше времени сошла в могилу.
Эвиан не ожидала, что эта встреча столь сильно подействует на ее мать, но Фиона слегла. Как уже иногда бывало, девушка взялась подменить ее в лавке.
Она сбивалась с ног, разрываясь между дамами, требовавшими альбомы выкроек, покупательницами, явившимися забрать заказы, и клиентками в примерочной, когда в помещение вошел мужчина.
В этом не было ничего необычного. Отцы семейств часто забирали наряды, заказанные женами и дочерьми, оставшимися на ранчо. Время было горячее: близились празднества в честь весеннего клеймения скота.
Господин попросил Эвиан вынести платье, сшитое в мастерской мадам Кристель, а потом, окинув ее взглядом, неожиданно сказал:
– Прошу прощения, юная леди, вы не согласитесь его примерить? Я заказал его для дочери, а она такого же возраста и… телосложения, как вы.
Хотя к Эвиан еще не обращались с подобной просьбой, она не смутилась. Когда, надев платье, девушка вышла к клиенту, тот с восхищением отступил назад.
– Оно сидит на вас просто великолепно! Можно, я подарю его вам, а для дочери закажу другое?
– Благодарю, но я не принимаю подарки от незнакомых джентльменов.
Услышав это, мужчина благосклонно улыбнулся.
– Весьма похвально. Мне нравятся хорошо воспитанные молодые леди. Тогда сложите платье в коробку. Я его забираю.
Он расплатился и, как делали многие клиенты, добавил чаевые. Пересчитав деньги, Эвиан ахнула. Решив, что мужчина ошибся, она обратилась к мадам Кристель:
– Джентльмен, купивший голубое платье, – кто он?
– Это мистер Иверс, богатый землевладелец и скотовод, – ответила хозяйка, и перед глазами Эвиан померк мир.
Она возвращалась домой, не видя дороги, сомневаясь, надо ли говорить матери правду. Потом все-таки рассказала и не напрасно: через несколько дней Джозеф Иверс явился в их дом.
Услышав о том, что ему надобно, перепуганная Фиона вскричала:
– Я обращусь к шерифу!
Иверс развел руками.
– А что я сделал? Совершил преступление? Я всего лишь попросил руки твоей дочери. К тому же нынешний шериф – мой хороший приятель. Когда я приезжаю в Шайенн, мы вместе посещаем мужской клуб.
– Ты был бандитом! – прошептала Фиона.
– А жена председателя Ассоциации скотоводов Вайоминга в молодости торговала своим телом. Во всяком случае, так говорят, – сказал Иверс и поклонился Эвиан. – Прошу прощения у юной леди. Мы должны быть разумными людьми и не впадать в крайности. Время обращает грехи в пепел – такова наша жизнь.
– Не все грехи, – голос Эвиан дрожал. – Я никогда не выйду замуж за человека, убившего моего отца!
– Кто сказал вам такое? Ваша матушка? Я искренне огорчен, потому что это неправда. Мистер Тарбелл погиб от случайного выстрела. Пуля могла быть выпущена из любого оружия. То, что в тот момент среди многих других мужчин в салуне находился я, ничего не доказывает. Что ж, дамы, я даю вам время подумать. Трех дней будет достаточно? Дело в том, что в конце недели я должен вернуться на ранчо.
С этими словами он откланялся и ушел.
Под маской стального спокойствия таилось грубое вожделение и властная наглость. Фиона ясно видела подлинную душу Джозефа Иверса, надежно спрятанную под грузом лет, кучей уловок, нагромождением лжи. Он нисколько не изменился. Ему были неведомы душевные добродетели, он жил только своими желаниями. В его крови бушевал порок.
Женщина в панике заявила дочери:
– Нам надо уехать!
– Куда?
– Мои родные умерли, но у Лиланда оставались родственники. Я им напишу. Быть может, они меня вспомнят. Они были против нашей свадьбы с твоим отцом, и мы не общались много лет, но в тебе течет кровь Лиланда. Они обязаны нам помочь. А пока тебе не надо выходить из дому.
– Почему? Мы не должны показывать, что боимся.
Они ждали появления Джозефа Иверса через три дня, но он не пришел. Эвиан надеялась, что он все понял с первого раза и уехал на свое ранчо.
Она возвращалась домой из лавки мадам Кристель, когда он остановил ее в переулке. В тот день Эвиан впервые увидела в его глазах угрожающую настойчивость. Ей стало по-настоящему страшно, и она с трудом заставила себя выслушать его слова:
– Одни и те же вещи могут быть совершенно разными – в зависимости от того, как на них смотреть. Вы полагаете, брак со мной обернется пленом, но на самом деле он способен принести вам освобождение. Что вас ждет? Тяжкий быт без будущего и прошлого, с настоящим, которым нельзя наслаждаться, а можно только терпеть. Выходите за меня, и вы станете первой красавицей не только Шайенна, а всего Вайоминга и будете блистать на балах Ассоциации. Если вы не хотите жить на ранчо, мы переедем в город. Я обеспечу вашу мать. Из родных у меня есть только дочь, кроткая послушная девушка. Она нам не помешает и даже может стать вам подругой. В свое время я женился по расчету. Но у меня еще остались годы, когда я могу насладиться чем-то другим.
В эти минуты Джозеф Иверс предстал перед Эвиан дьяволом, решившим похитить ее молодость и красоту. Однако она по наивности считала, что у нее хватит твердости удержать его на расстоянии, и была свято уверена в том, что невинность надежно охраняет женщину от мужских посягательств.
– Нет и еще раз нет, – ответила она, стараясь не обращать внимания на неприятное стеснение в груди. – Вы можете сколько угодно останавливать меня, но не услышите ничего другого.
Следующим вечером Эвиан возвращалась от заказчицы, которой относила готовое платье. За ней шли два парня, но она не обратила на них внимание. Парни были как парни, ковбои, каких полно на каждой улице и в любом салуне: в мешковатых штанах, расстегнутых жилетах и фетровых шляпах. Такие могли неловко пошутить с приглянувшейся девушкой, но и только.
Когда они схватили ее в пустынном переулке, она так растерялась и испугалась, что не сумела вовремя закричать. Один из парней завязал ей рот платком и держал руки, а второй занимался ее одеждой. Он исполосовал ткань ножом, превратив подол юбки в лохмотья, разодрал лиф до пояса, а напоследок стащил с Эвиан панталоны и бросил их в грязь.
Когда она вернулась домой растрепанная, рыдающая, полуголая, с панталонами в руках, Фиона едва не упала в обморок.
– Кто это был? Что они с тобой сделали?!
– Какие-то парни, – с трудом проговорила Эвиан, падая на стул и закрывая лицо руками. – Они напали на меня и порвали одежду!
Фиона схватила дочь в объятия.
– Они тебя обесчестили?!
Девушка покачала головой, но женщина знала, что это ничего не меняет. Даже если Эвиан видел хотя бы один человек, завтра же по Шайенну поползут слухи. А ее, без сомнения, видели.
Решив предупредить события, наутро Фиона отправилась к шерифу и рассказала о нападении. Он пообещал женщине сделать все возможное и попросил ее дочь описать приметы преступников, но Эвиан почти ничего не запомнила.
Парней не нашли. Собственно, не было даже подозреваемых. Фиона догадывалась, кто заказчик, но она понимала, что ее не станут слушать. Многие сочувствовали и ей, и ее дочери, но это опять-таки ничего не меняло. Даже если физически Эвиан осталась девственницей, в моральном отношении ее честь все равно пострадала. Все знали, что ее ждет: судьба проститутки или приживалки. Благородные мужчины, желающие взять ее в жены, нашлись бы, если б у Тарбеллов были деньги, а так…
«Красота не всегда приносит счастье», – шептались одни.
«Не бывает дыма без огня», – замечали другие.
«Нечего ходить по улицам одной, без сопровождения», – рассуждали третьи.
Фиона наслушалась этого и в лавке мадам Кристель, и на улице, и в коридорах дома, где они с дочерью снимали комнату.
Эвиан не выходила на улицу. Она не могла смириться с тем, что ее выставили порочной. Не понимала, почему должна чувствовать себя виноватой, и вместе с тем не имела сил смотреть людям в глаза. Участь обитательницы борделя маячила перед ней разверзнутым адом. Заметив этих жалких созданий, нередко появлявшихся на балконах «заведений» в одном белье и зазывавших мужчин, она всегда с содроганием опускала глаза. Под напускным бесстыдством скрывались боль души и трагедия жизни.
Фиона Тарбелл сдалась первой. Она слегла, а вскоре скоропостижно скончалась. Эвиан знала, что мать была раздавлена, она умерла от разбитого сердца, погасла, как свеча от порыва немилосердного ветра.
Приехали родственники Лиланда, люди, которых она прежде не видела, и помогли оцепеневшей от горя Эвиан организовать похороны матери. А потом занялись устройством судьбы девушки.
