Текст книги "Верность любви"

Автор книги: Лора Бекитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Что… что случилось?!

Она повернула к нему залитое слезами, искаженное гневом лицо.

– Как вы могли! За кого вы меня приняли, за французскую проститутку?!

– Нет, Урсула, что вы! Да, я потерял голову, но я вовсе не думал о вас плохо! Я сразу понял, что вы порядочная женщина.

Урсула бросила на него удивленный и хмурый взгляд, потом резко села, вытерла слезы и сухо произнесла:

– Ладно, что было, то было. Вы хотели развлечь меня, а в результате развлеклись сами. Буду благодарна, если вы никому не станете об этом рассказывать. Особенно Анри де Лавалю. А теперь я пойду к себе. Я больше не хочу вас видеть. И не надо так легко бросаться словами!

Майкл выглядел растерянным и несчастным. Его голос звучал неуверенно:

– Пожалуйста, не уходите, Урсула. Я понимаю, о чем вы. Я сказал, что люблю вас. Что ж, возможно, это действительно так? Я не знаю, свободны ли вы, и все же прошу вас стать моей женой.

Ничто не могло удивить Урсулу больше, чем эти слова.

– Вы меня совсем не знаете! – с вызовом воскликнула она.

Майкл улыбнулся.

– Люди сходятся по-разному. Можно знать человека многие годы и все-таки обмануться в нем. А случается, мы принимаем решения, которые, кажется, принес ветер, но именно они определяют судьбу и дарят счастье.

Урсула подавила тяжелый вздох.

– Я замужем. Я приехала в Индию вслед за мужем, потому что наша семья разорилась. Мой отец покончил с собой, мать погибла, а муж бросил меня ночью прямо на дороге. Я лучше умру, чем вернусь к нему. Теперь у меня нет никого и ничего.

Майкл осторожно привлек ее к себе.

– Я и не знал, что все так трагично и сложно! Я тоже один в целом свете! Но я офицер, у меня неплохое жалованье, и через несколько месяцев я смогу снять дом. Я обещаю беречь вас, Урсула. Клянусь, вы не пожалеете о том, что стали моей!

Урсула хотела одеться и уйти, но передумала. Она осталась с Майклом на всю ночь, а утром дала согласие выйти за него замуж.

Майкл Гордон был настроен весьма решительно. Он подробно выслушал ее историю и сказал:

– Ваш муж – француз, а Калькутта принадлежит англичанам. Насколько я понимаю, развести вас могут только в Париже, и если Франсуа Друо откажется послать туда прошение и документы, мы пригрозим ему жалобой губернатору, в которой опишем, как он с вами поступил. Вашего супруга могут в два счета выгнать из города и лишить поста в компании. А ему это невыгодно. Я сам с ним поговорю!

– Ваше командование позволит вам жениться на мне? Ведь я француженка.

– Пусть попробуют отказать! – пылко произнес Майкл.

Наконец-то рядом с ней был мужчина, который мог ее защитить! Урсула улыбнулась и погладила его по плечу, а потом закрыла глаза и нашла губами его губы.

– Тебя волнует, как я к тебе отношусь? – спросила она, когда они вернулись в реальность.

– Конечно, Урсула! Надеюсь, что ты меня полюбишь и у нас все получится.

Она кивнула и смущенно промолвила, опустив глаза и теребя пуговицу на его мундире:

– Майкл, прошу, скажи Анри де Лавалю, что теперь ты отвечаешь за мою судьбу. Поверь, между нами ничего не было, это просто знакомый, которого я случайно встретила в Индии, и мне не хочется обременять его своими проблемами.

– Да, разумеется. Именно так он и сказал. Анри де Лаваль очень порядочный человек. Надеюсь, он будет счастлив, как и мы с тобой.

Когда Анри явился в гостиницу, Майкл Гордон без лишних подробностей и с приличествующим достоинством сообщил, что они с Урсулой Друо договорились вступить в брак, как только будет получен развод с ее предыдущим супругом, а потому он будет вести дела молодой женщины и отвечать за ее жизнь и судьбу.

Поскольку Урсула не вышла из комнаты и отказалась с ним объясниться, изумленному Анри пришлось положиться на честь и порядочность Майкла.

Чуть позже Урсула Друо и Майкл Гордон побывали у Франсуа. Майкл без труда выяснил, где он живет, и они пришли к нему пешком, без слуг, точно бедные путники.

Жизнь офицеров и английской, и французской армий, как правило, была очень скромна и проста, потому Майкл ненавидел тех, кто стремился жить подобно индийским вельможам. Дом Франсуа Друо впечатлял и своими размерами, и обстановкой. Между тем Майкл Гордон, побывавший в самом сердце Индии, знал, как нелегка жизнь народа, населявшего страну, раздираемую колонизаторами в клочья, как ветхую ткань. Он видел, как голодают дети и как солдаты обеих армий, пользующиеся своим превосходством, обирают, унижают и презирают тех, кому по праву принадлежала эта земля.

Франсуа Друо вышел к ним, и его глаза стали круглыми, как плошки.

– Урсула?!

– Да, это я. Как видишь, я вернулась, хотя ты, наверное, уже считал меня мертвой. Но моя мать погибла, и в этом я обвиняю тебя! – резко ответила она, а затем позволила говорить Майклу, который крепко держал ее за руку.

Его французский был плох, зато чувства вполне ясны и понятны.

– Значит, ты успела спутаться с английским офицером! Так ты вдобавок еще и шлюха? – произнес Франсуа, обращаясь к Урсуле. – Если бы я знал это раньше, ни за что не взял бы тебя с собой!

Майкл, легко догадавшийся о смысле сказанного по лицу Франсуа, тут же отвесил ему пощечину.

– Если хотите удовлетворения, сэр, прошу следовать за мной! А если нет – вы подаете документы на развод, причем немедленно! И отсылаете их в Париж! Иначе мы пишем жалобу губернатору, подкрепленную свидетельствами заинтересованных лиц, с просьбой лишить вас поста в компании и выдворить из города. И еще вы будете вынуждены назначить своей супруге достойное содержание и выплачивать его до тех пор, пока не получите развод!

Франсуа Друо немедленно сложил оружие. Через несколько минут Майкл и Урсула вышли на улицу.

– Дорогая, мое увольнение продлится ровно сутки. Может быть, пойдем в гостиницу? Закажем обед и останемся у меня до завтрашнего утра, – смущенно произнес Майкл.

– Я согласна, – прошептала Урсула.

Они под руку спустились с крыльца и пошли по сверкающей белой дороге.

Почему считается, будто счастье надо завоевывать, что оно не бывает внезапным и легким? В душе Урсулы царило если не счастье, то покой, глубокое трепетное предчувствие грядущей радости и блаженства.

Глава IX

1755 год, Калькутта, Индия

Аджит почти не говорил об осаде крепости. Сказал только, что крепость пала, но радже Бхарату и его людям удалось бежать. Он же, сославшись на обстоятельства, попросил свободы, и раджа отпустил его, щедро наградив за многолетнюю службу.

Аджит еще не решил, что делать дальше, и искренне наслаждался обществом дочери, внучки, Анри и Кайлаш, к которой испытывал глубокую благодарность и граничащее с изумлением уважение. Тулси много времени проводила с отцом, рассказывала о себе, расспрашивала о матери. Повествуя о недолгих днях жизни с Арундхати, Аджит не мог сдержать слез.

Мудрые люди говорят, что человеческая жизнь подобна жизни росы на траве, и все же память о человеке живет, пока живы те, кто видел, знал и любил его. Кто хранит верность любви.

Однажды Анри сказал:

– Аджит, я прошу прощения за то, что до сих пор не попросил у вас руки вашей дочери. Я бы хотел жениться на Тулси, и для начала – согласно вашим обычаям.

Аджит впервые смутился.

– Я не желаю для своей дочери другого мужа, Анри! Но как вдова не может выйти замуж во второй раз, так иностранцы не имеют права участвовать в нашей жизни, потому что находятся за пределами каст. Чтобы найти жреца, который согласится вас поженить, нам придется пойти на обман!

– Пусть так. Я желаю сделать это ради Тулси. Я хочу, чтобы любимая мною женщина знала, что она больше не вдова, а моя жена. Прошу вас, Аджит!

Тот с сомнением покачал головой и ничего не ответил.

Вечером, усаживаясь на ковре в большой комнате, где Рамчанд некогда принимал гостей, Анри, Тулси, Аджит, Кайлаш, Аравинда и Кири обсуждали свое будущее. Анри настоял на том, чтобы женщины участвовали в беседе наравне с мужчинами.

Аджит старался скрыть удивление. Женщины, которых он видел перед собой – и среди них его дочь, – опровергали представления индийца о женской сущности. Да, они шли за мужчиной и подчинялись ему, но при этом без смущения и опаски высказывали свои собственные суждения.

Для того чтобы Анри мог сесть на корабль, ему нужно было купить документы и разрешение на выезд. Услышав об этом, Кайлаш молча принесла деньги, шкатулку с драгоценностями и положила все это на ковер. А Тулси с готовностью подтвердила свое желание уехать вместе с Анри. Кайлаш попыталась убедить ее, что Амалу лучше оставить в Индии, но молодая женщина возразила:

– Как жена должна следовать за мужем, так ребенок должен быть рядом со своей матерью.

Кайлаш ничего не сказала, но сникла. Она боялась вновь остаться одна.

А Кири заявила подруге:

– Я уйду. Что мне делать среди вас, таких высокородных и умных? Как шудра, я даже не могу сидеть рядом с вами и есть из одной посуды!

Тулси нежно обняла ее.

– Нет, Кири! Ты мне как сестра! Если ты меня покинешь, мое сердце разорвется на части.

– Ты тоже хочешь меня покинуть, – с обидой произнесла девушка.

– Это другое. Любовь всегда разводит женщин в стороны, хотят они этого или нет. Но это касается пути, а не сердца.

Тем же вечером Тулси поделилась своими опасениями с Анри.

– Кири такая упрямая и в то же время ранимая. Я за нее боюсь.

– Я поговорю с Аравиндой, – сказал Анри.

Тулси покачала головой.

– Аравинда и Кири? Не думаю…

Молодой человек улыбнулся.

– То, о чем я говорю, касается танцев.

Аравинда подошел к Кири в тот час, когда по небу, с каждой минутой насыщаясь цветом и поднимаясь все выше, разливалось жемчужно-розовое сияние. В саду темнели винно-красные и густо-сиреневые пятна еще не успевших спрятаться от нового дня ночных цветов.

Девушка бродила по дорожкам, что-то тихо напевая. Аравинда вышел из-за кустов и остановился, вглядываясь в ее лицо, на котором в этот миг лежала тень любви и нежности. Увидев его, Кири мгновенно приняла неприступный вид. Когда они все вместе пришли в дом Кайлаш, этот юноша первым подошел к ней и простодушно спросил:

– Как тебя зовут?

– Кири, – ответила девушка и добавила не без вызова: – Это означает «цветок амаранта». Он очень красивый и редкий!

– А меня – Аравинда, – с улыбкой ответил молодой человек. – Это значит «цветок лотоса». Лотос не только красивый, но еще и священный.

Девушка презрительно фыркнула, но он не отставал, заинтересовавшись нарядом, который Кири упорно не желала менять на обычное скромное сари.

– Кто ты такая? Неужели танцовщица?

– Тебе не все равно? Да, я танцую на улицах!

– А я танцевал во дворце у раджи.

Кири изумленно уставилась на него.

– Врешь!

– Нет, не вру.

– Докажи!

И он доказал, исполнив фрагмент танца. Кири была сражена и сразу поверила в то, что услышала. Его руки колебались, как пламя, лицо было полно вдохновенной тайны; казалось, он вот-вот оторвется от земли и взлетит ввысь. Все движения были отточенными и сливались в единый, неразрывный в своем стремлении, возвышенный и гармоничный поток.

Кири тайком расплакалась, потому что поняла: ее жизнь – это жизнь бабочки-однодневки, ее искусство не стоит больше тех мелких монет, какие ей кидают на улицах. Она стала избегать юношу, а через несколько дней заявила Тулси, что уходит из этого дома.

– Что тебе нужно? – не глядя на Аравинду, спросила девушка, резко обрывая цветок и растирая пальцами лепестки.

– Ничего. Просто гуляю по саду.

– Вот и гуляй! Сад большой.

Аравинда остановился напротив нее.

– Я искал тебя. Помнишь, я показал тебе танец? А ты мне ничего не показала.

Кири огрызнулась:

– Мне нечего тебе показывать!

– Если люди смотрят твои выступления и дают тебе деньги, значит, это чего-нибудь стоит!

– На самом деле я ничего не умею, – нахмурившись, призналась девушка.

– Не может быть! – искренне возразил Аравинда и добавил: – Хочешь, я тебя научу?

– Мужские танцы отличаются от женских.

– Знаю. Но я могу показать, как лучше владеть своим телом. И еще ты должна понять одну вещь: танец – это не ремесло, а твоя истинная жизнь.

Искушение было велико. К тому же в присутствии Аравинды Кири не ощущала никакой опасности. Он держался очень доброжелательно и просто.

– Я шудра, – сказала она на всякий случай.

– Вижу. И я шудра. Только не такой колючий, как ты.

Ее глаза вмиг стали похожими на раскаленные угли.

– Ты стал бы колючим, если бы изведал то, что изведала я!

– Что с тобой случилось?

– Тебе не понять, – отрезала Кири.

– Все мы живем в одном мире, а значит, нет ничего, что в конечном счете было бы ясно одному и непонятно другому!

– Мы с тобой живем в разных мирах, – с усмешкой промолвила Кири и, вскинув голову, заявила: – Когда я была еще совсем девчонкой, меня изнасиловали английские солдаты! Можешь ли ты представить, что это такое?!

И юноша неожиданно ответил:

– Могу. Когда я был мальчишкой, меня хотели сделать евнухом.

– Так ведь не сделали!

– Нет. Но я часто вспоминаю те минуты, когда меня привязывали к столбам и точили нож. А еще я представляю, что мне довелось бы пережить. Ужасная боль, унижение, проникающее в душу так глубоко, что его уже не вытравишь, и осознание, что ты никогда не сумеешь изменить того, что свершилось…

Кири замерла. На ее лице отразилось множество чувств, но она не промолвила ни слова. Аравинда терпеливо ждал. Когда девушка наконец пришла в себя, он как ни в чем не бывало спросил:

– Так мы будем заниматься?

С тех пор каждое утро они на два-три часа уединялись в одной из комнат дома Кайлаш. Что они там делали и о чем говорили, никто не знал, только порой оттуда выходила другая Кири, более мягкая, застенчивая, с горящими щеками и повеселевшим взглядом. Она очень смущалась, если ее кожи вдруг касалась горячая и гладкая кожа Аравинды, и старалась не смотреть в его чудесные глаза. Девушка удивилась бы, если бы узнала, что и он находит ее привлекательной – прежде всего, из-за искренности и прямоты, а еще, как ему казалось, удивительного бесстрашия перед жизнью.

Однажды, когда юноша попытался ее поцеловать, Кири не ударила его, не вынула нож, а сдавленно произнесла:

– Не надо! Я никогда не соглашусь принадлежать мужчине, даже если он прекрасен, как бог.

– Почему?

– Потому что я готова отдать себя лишь тому, кто захочет взять меня со всей честью, а это невозможно!

– Почему? – с искренним удивлением повторил Аравинда.

– Потому что я уже не девушка.

Он подошел к ней и заглянул в ее несчастные глаза с таким пониманием и лаской, на какие только был способен.

– Для меня ты – девушка. Ты не виновата в том, что случилось! А я очень одинок в этом мире. Беспомощен и растерян гораздо больше, чем ты! Я возьму тебя со всей честью, потому что сумел понять тебя за то время, пока обучал своим секретам. Ты очень способная, а главное – безудержная, раскованная, удивительно смелая! Злые люди унизили тебя и причинили боль, но со мной ни твоя душа, ни твое тело не узнают боли и стыда.

Кири слушала с замиранием сердца, а он продолжал:

– Я просыпаюсь ночью и думаю о том, как был бы счастлив, если бы ты спала рядом, а еще мечтаю, как днем мы вместе будем танцевать. Я не хочу, чтобы ты уходила из этого дома.

В глазах Кири блеснули слезы.

– Я не уйду. Из-за тебя.

– А я – из-за тебя. Когда придет время, давай уйдем вместе?

Аджит тоже думал о будущем. После отъезда Тулси он не сможет оставаться в доме одинокой женщины. Женщины, которая нравилась ему все больше и больше.

Однажды он решительно вошел в комнату, где Кайлаш вышивала сари для Тулси, и сказал:

– Очень скоро мне придется уйти. И я не знаю куда. За прошедшее время все так изменилось, что теперь я не вижу ни границ мира, ни границ человеческой души.

Женщина ничего не ответила, только ниже склонилась над рукоделием.

– Я не знаю, что делать, Кайлаш, что придумать, чтобы жить дальше! – потерянно произнес мужчина. – Быть может, вы ответите на вопрос: чему учит жизнь?

– Я тоже не знаю, – тихо промолвила Кайлаш, не поднимая глаз. – Меня жизнь научила лишь одному: за обретением всегда следует потеря – и наоборот. Любовь побеждает все, но любовь – это не только счастье, но и тяжелый труд.

– Вы любили?

– Богов, родителей, сестру, племянника, Тулси. И ее дочь.

– А мужчину?

– Нет.

Он понял.

– Вы испугались?

– Да. Неизбежного. Долга. Смерти. Я хотела жить, не важно как, но жить. Однако правильно ли это, не знаю.

– Вы были счастливы?

– Я была спокойна.

Аджит сел рядом с ней.

– Кайлаш! Вам еще будет тяжело – когда вы поймете, что у вас нет ничего по-настоящему своего. Я это понял, когда потерял Арундхати и встретил Тулси. Что было, то было, а что есть – то пришло слишком поздно.

Игла задрожала в ее тонких пальцах.

– Зачем вы это говорите? – прошептала Кайлаш.

– Потому что не хочу уходить, тем более уходить в никуда. – И спросил: – Кто занимается делами вашего покойного племянника?

– Друг Рамчанда. Господин Падма.

– Позвольте мне встретиться с ним! Быть может, я смогу оказаться полезным для вас?

– Я буду рада, – быстро произнесла женщина и еще ниже склонилась над шитьем. Ее щеки пылали.

Она должна была подумать, подумать над тем, что чувствовала, а еще – просто поверить. Поверить в свои собственные слова о том, что любовь побеждает одиночество, нерешительность, страх. Поверить, что перед ней тот, кого она, боясь признаться себе, ждала столько долгих лет.

Глава X

1755 год, Пондишери, Индия

Торжественный гул моря, глухой и тяжелый, Анри услышал задолго до того, как они подошли к берегу, и в его взгляде тотчас появилось что-то пронзительное, острое, ибо в этом звуке таилось предчувствие борьбы и свободы. Запах соленой воды щекотал ноздри, прохладный ветер трепал волосы и одежду.

Очутившись на берегу, Анри долго смотрел на гигантские борозды похожей на огромное кружево пены, на скрытый в тумане горизонт, на носившихся в необозримой вышине птиц, чьи печальные крики перекрывали шум воды, и думал. О тех людях, с которыми не так давно простился и которые помогали ему все это время, о грядущем путешествии, о Париже. О Тулси, которая стояла рядом. Анри обнял ее за плечи, а потом посмотрел в глаза. Завтра. Они отплывают завтра. Молодой человек не отказался от своих намерений, но не был уверен в том, что их удастся осуществить.

Накануне отъезда из Калькутты он повидался с Урсулой. Она тоже написала Жаку Верне – о себе и о том, как ее уговорили сказать судье, будто Анри украл ключ от черного хода дома Гранденов, и солгать, что они вовсе не собирались бежать.

В его кармане лежали документы на имя Эмиля Мартена, мелкого служащего компании Восточной Индии, отбывающего домой, во Францию, вместе с супругой и дочерью. Анри улыбнулся. Их любовь так или иначе побуждала окружающих совершать немыслимые поступки. Аджит нашел жреца, который согласился сочетать их браком, ибо увидел в Анри человека, принимающего и уважающего законы и веру страны, где он очутился против своей воли, но зато обрел настоящее счастье.

Хотя они с Тулси поженились согласно индийским обычаям, Анри понимал, что едва ли французская сторона сочтет этот брак настоящим. И это было далеко не единственное препятствие. Власти могли придраться к документам, устроить проверку сведений об Эмиле Мартене, на самом деле погибшем несколько лет назад во время осады Пондишери английской армией.

Они с Тулси вернулись в дом вдовы одного из французских офицеров, где сняли комнату до завтрашнего утра. Анри было непривычно видеть на улицах толпы французов и слышать родную речь. Еще сложнее было привыкнуть к тому, что он должен быть осторожным и опасаться своих соотечественников.

Ночь прошла во все нарастающей тревоге, которую ни Анри, ни Тулси уже не пытались преодолеть. Тревога сковывала сердце и сжимала горло. И возможно, именно поэтому их любовные объятия были сильны и неутомимы. Кто знает, когда они вновь смогут открыто любоваться друг другом и быть близки так, как только могут быть близки люди!

Вокруг раскинулась ночь, угольной чернотой залила горизонт, завесила темным бархатом дома и деревья, щедро рассыпала яркие звезды. Потом мрак поредел, небесные огни стали ближе, однако Анри и Тулси все говорили и говорили.

– Если меня задержат, возвращайся на берег и жди. За сведениями обратись к губернатору. Я постараюсь дать о себе знать. Если все будет настолько плохо, что меня арестуют и разоблачат, тогда тебе лучше держаться подальше. Возвращайся в Калькутту, к отцу.

Тулси покачала головой.

– Я никуда не вернусь. Буду ждать.

– Нет, – решительно произнес Анри и вдруг порывисто обнял ее, самозабвенно прижал к себе и в отчаянии прошептал: – Тулси, что я делаю, Тулси! Останови меня, скажи, что я не прав! У меня есть ты и Амала, что еще нужно мне в этой жизни! Теперь я должен думать прежде всего о вас!

Она отстранилась и долго смотрела в его ореховые глаза и гладила русые волосы. В эту минуту Тулси выглядела как божественная и мудрая Сарасвати [21]21
  Одна из ипостасей супруги бога Брахмы, богиня мудрости.


[Закрыть]: спокойное лицо, глубокий взор и исполненная уверенности улыбка.

– Ты хочешь, чтобы я сказала: «Бросай все и возвращайся назад»? О, Анри! Можно ли повернуть реку вспять? Человеческие желания должны исполняться – в этом заключается их смысл. – И добавила: – Быть может, когда ты добьешься того, чего хочешь, ты будешь думать только обо мне!

Анри улыбнулся ее нежному упреку и сказал:

– Я стану просить Бога о том, чтобы он позволил нам всегда оставаться рядом.

Утром они тронулись в путь. Анри имел при себе значительную сумму денег, но он не хотел, чтобы власти знали об этом, и потому часть их Тулси спрятала у себя, а кое-какие драгоценности они положили в пеленки Амалы. Вещей было немного – один сундучок и походная сумка.

Корабль под названием «Феникс» стоял на якоре в полулье от берега. Два офицера проверяли документы у пассажиров, которые выстроились в очередь к шлюпкам. Один из проверяющих был пожилой, угрюмый и строгий на вид капитан, другой – ровесник Анри. Было сложно угадать, к кому попадут документы, и Анри с трудом сдерживал прорывающееся наружу волнение.

Тулси с ребенком на руках казалась спокойной. Среди пассажиров она была единственной индианкой, что тоже могло привлечь внимание. Молодая женщина надела то самое вышитое золотом фиолетовое сари, которое ей подарила Кайлаш. Оно выделялось на фоне всеобщей серости ярким пятном. На руках и ногах были массивные разомкнутые браслеты, каждый – в виде двух сплетенных между собою кобр. Тулси была уверена, что священные змеи приносят удачу и счастье, и у Анри не хватило духу попросить, чтобы она их сняла.

Чтобы унять волнение, он уставился на море, которое катило к берегу гонимые ветром валы. На воде хаотично плясали казавшиеся беспомощными солнечные блики. Неужели им с Тулси удастся взойти на корабль и преодолеть огромное водное пространство? Неужели ему суждено увидеть Францию?!

Когда подошла их очередь, Анри быстро протянул молодому офицеру разрешение на выезд, которое обошлось в немалую сумму и, как и паспорт, было фальшивым.

Офицер принялся изучать документы.

– Эмиль Мартен, жена и дочь. Разрешение подписано губернатором, печать есть. – Офицер поднял взгляд и с интересом спросил: – Почему возвращаетесь? Говорят, в Париже дела компании идут хуже некуда!

– Мне вреден здешний климат, – сдержанно произнес Анри. – К тому же я получил письмо, в котором сообщается, что моя мать при смерти.

– Понимаю. А путь неблизкий! – Офицер сочувственно покачал головой, потом с восхищением уставился на Тулси и пошутил: – Это единственная ценность, которую вы вывозите? Где нашли такую красавицу? – И перешел на серьезный тон: – У нее есть документы? Только не говорите, что вас венчала наша церковь! В вашем разрешении написано «жена», но это нужно доказать. У нее должны быть свой паспорт и свое разрешение на выезд.

Анри де Лаваль едва не задохнулся от волнения и отчаяния.

– Она индианка. Наши власти не выдали ей документы.

– Тогда пусть остается на берегу. Таковы правила. Следующий!

Анри крепко сжал руку Тулси. Он проиграл. Придется возвращаться назад.

Молодой офицер уже отвернулся от них, когда Тулси, внезапно вырвав руку, сделала решительный шаг вперед и произнесла своим красивым, нежным голосом:

– Мой пропуск – любовь, мсье. И я получила разрешение у судьбы, у бога и даже у смерти. Прошу вас, пропустите меня на корабль. Я в самом деле его жена, а он мой муж – нас соединяет то, что невозможно выразить на бумаге.

В ее улыбке отразились надежда и боль души, тень тревоги и ожидание счастья. Офицер смутился.

– Вы говорите по-французски, мадам? Ну что ж, так и быть, проходите. С корабля вас уже не снимут. – Он улыбнулся. – Будем надеяться, что на этих берегах осталось немало прекрасных женщин…

Анри и Тулси с ребенком на руках сели в шлюпку. Какое-то время они не смели ни оглядываться, ни даже дышать и только по-прежнему крепко держались за руки. Анри смог свободно вздохнуть лишь тогда, когда корабль вышел в открытое море.

Они долго смотрели на исчезающий вдали берег, на пугающе темные волны и гигантский шатер неба, по которому разметались клочковатые облака.

Анри де Лаваль покидал причудливую страну под названием Индия. Теперь он не только знал, к чему возвращается, но и чувствовал, что теряет. Этот удивительный край в полной мере давал понять, что есть жизнь, смерть, надежда, вера и божественное величие. Он любил Индию той странной, вдохновенной, восставшей из неведомых глубин души любовью, какой любят прародину. Анри не знал, правильно ли поступает, увозя с собой Тулси, он просто не мог с ней расстаться. Каково ей придется в Париже, на незнакомой земле, среди людей иной культуры и веры?

Им предстоял долгий и нелегкий путь, но Тулси держалась с таким радостным и вдохновенным мужеством, что Анри с трудом сдерживал слезы благодарности и восхищения. Кто еще мог столь свято верить в него и так сильно любить?

1755 год, Париж, Франция

Небо Парижа казалось необъятным, глубоким и удивительно легким; быть может, потому что недавно прошел дождь и облака унесло ветром.

Анри вдыхал свежий, полный непередаваемо разнообразных запахов воздух, как будто никак не мог надышаться, и с его губ не сходила изумленная, радостная ребячья улыбка. Бог словно обновил его чувства и подарил новый, глубокий и чуткий, взгляд на знакомые с детства вещи.

Тулси притихла и держалась настороженно. На любопытные взоры прохожих отвечала быстрым, недоуменным взглядом, который бросала из-под низко надвинутого на лоб покрывала.

Для Анри не составило труда отыскать домик мадам Рампон. Он помнил, что она живет возле церкви Сент-Эсташ, и они с Тулси проехали туда на извозчике. Во время морского путешествия Амала вела себя удивительно спокойно и сейчас мирно спала на руках у Тулси. И все же Анри чувствовал, что обе устали, потому надеялся, что мадам Рампон приютит его вместе с семейством хотя бы на день или два.

К счастью, все вышло именно так, как он ожидал. Мадам Рампон смеялась и плакала, обнимая Анри. Она сказала, что получила небольшое наследство и теперь может жить, не работая. Женщина пригласила Анри и Тулси в дом и принялась хлопотать, сетуя, что они, должно быть, сильно проголодались и умаялись.

Анри не стал говорить, что они, утомленные жестокой многодневной качкой, высадились в Нанте всего лишь два дня назад и нанятый ими возница всю ночь гнал лошадей по неровной дороге.

– Чай со сливками, Анри? А… вашей супруге?

– Тулси понимает и говорит по-французски.

Мадам Рампон приветливо улыбнулась молодой женщине, и та ответила смущенной улыбкой.

– Расскажите о матери, – попросил Анри.

– Я ее навещала. За ней и впрямь неплохо ухаживали, но она быстро угасла, догорела, как свеча. Быть может, она чувствовала, что находится не у себя дома, не знаю. В общем, как говорят, она упокоилась с миром.

– Где ее похоронили?

– Рядом с вашим отцом. Я настояла на этом. Я бы отдала все свои деньги, но не допустила бы, чтобы мадам де Лаваль очутилась на другом кладбище! Я хожу туда раз в месяц, а то и чаще, приношу цветы.

Молодой человек наклонился и поцеловал ее руку. Женщина смутилась до слез.

– Анри, вы мне как родной сын! – И заметила: – Вы стали совсем другим.

– Постарел?

– Нет. Вы повзрослели и выглядите гораздо красивее. Познали жизнь, пусть и нелегкую, и многое поняли. – Она лукаво улыбнулась. – Кто отдал вам в жены такую красивую девушку?

– Судьба.

– Вам нравится Париж? – спросила мадам Рампон у Тулси.

Тулси еще не привыкла свободно беседовать с соотечественниками мужа, потому повернулась к Анри, и он помог ей ответить.

– Когда-то я думала, что мир – это то, что вокруг меня, а теперь мне кажется, будто он состоит из миллионов дверей, за каждой из которых скрывается что-то новое, иногда нечто такое, что невозможно вообразить. Вот что такое Париж!

Хозяйка слушала с доброй улыбкой, время от времени согласно кивая.

– Мадам Рампон, – серьезно начал Анри, – я хочу обратиться к вам с просьбой. Возможно, мне придется надолго… уехать. Вы приютите мою жену и дочь, поможете им? У нас есть деньги, но она совершенно не знает ни города, ни людей, ни страны.

– Куда вы собираетесь отправиться? – встревожилась женщина.

– В ад, – невесело пошутил Анри и добавил: – Как ни странно, для того чтобы наконец-то обрести истинную свободу.

На следующий день они с Тулси побывали на кладбище Пер-Лашез, а потом Анри отправился разыскивать Жака Верне. Он нашел его на одной из самых красивых улиц Марэ, Сент-Антуан, в старинном домике с утыканной трубами дымоходов черепичной крышей и крохотным садом.

Жак Верне, пожилой, седовласый и с виду безнадежно старомодный человек, казалось, давно удалился на покой. Однако при упоминании имени Луизы Гранден его подслеповатые глаза заблестели, и он провел Анри в тесную, обставленную старинной мебелью гостиную.

– Что слышно об этом семействе?

– Луиза Гранден умерла. Она оставила вам письмо, – осторожно произнес Анри.

Старик покачнулся.

– Луиза?! Не может быть! Где и как это случилось?

– В Индии. Как именно, я расскажу. Сначала прочитайте. – Анри протянул бумагу.

Мсье Верне долго читал, потом промолвил:

– Должен быть второй документ.

– Он у меня. Но прежде я расскажу о последних часах жизни мадам Гранден.

Жак Верне внимательно выслушал, потом долго молчал.

– Да, жизнь страшна и запутана, как корни дерева. Но истина, какой бы она ни была, рано или поздно восходит на поверхность – подобно тому, как зеленый росток пробивается на свет из земных недр. Я много прожил и знаю цену людям. Луиза Гранден, она была… не плохая, просто… слишком сильная женщина. А где ее дочь? Она жива?

– Да. Урсула осталась в Индии. Она прислала вам письмо. Просит помочь с разводом. Она тоже пишет о моем деле.

– Сперва давайте то, что написала Луиза.

Эту бумагу Жак Верне читал еще дольше, и Анри внимательно следил за его лицом. Когда тот выпрямился, молодой человек увидел в его глазах свой приговор. Однако мсье Верне ничего не сказал, а сразу взялся за письмо Урсулы. И только потом промолвил: