355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » looklike3, 60 » Дура » Текст книги (страница 2)
Дура
  • Текст добавлен: 19 декабря 2020, 08:00

Текст книги "Дура"


Автор книги: looklike3, 60



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

…Миссис Макдональд открыла глаза, выныривая из воспоминаний. Кружка с чаем, которую она держала в руках, была едва тёплой, и Мэри со вздохом поставила её на блюдце. Она уже давно не та маленькая девочка, которая не любила май только из-за сырости и частых простуд. Если бы и сейчас можно было предъявить ему эти смешные претензии! И всё-таки это ненавистный ей месяц, который подавляет её унынием и накрывает депрессией. Особенно сейчас, во время вынужденного рабочего простоя, когда госпиталь временно распустил своих магглорождённых сотрудников по домам, чтобы уберечь их от нападений Пожирателей смерти.

В её комнате, где осталась старая мебель, а на полках по-прежнему хранились школьные учебники и свитки с конспектами, на стене рядом с камином висела вставленная в багетную рамку старая колдография.

«Хогвартс, 1976 год, разновозрастная группа учащихся. Автор Джастин Пауэлл». Начинающий фотограф-школьник подписал одну из своих работ слишком официально.

…Мальчик-полукровка из Гриффиндора, помешанный на искусстве колдографирования, выволакивает на школьный двор громоздкий «Кодак» на высоченном штативе. Кричит: «Ребята, давайте я вас сниму для истории!» И час самоподготовки между второй и третьей парами проваливается в тартарары…

Не сговариваясь, все бросаются позировать. Амикус и Алекто Кэрроу встают наверху, на каменных ступенях, спина к спине, и поднимают волшебные палочки, словно вознамерились драться вдвоём против всех. Девочки и несколько ребят взбираются на стоящие тут же скамейки. Низенький и невзрачный Мэттью Эйвери тянется вверх, приподнимаясь на носках, чтобы не потеряться на фоне расположившегося рядом высоченного Кантанкеруса Нотта, надменного внука знаменитого историка, того самого, что собрал наиболее полную летопись всех 28 аристократических родов волшебной Британии. В последнем ряду рядом с отличницей из Равенкло Элией Пэрис маячит лошадиная физиономия слизеринца Рабастана Лестрейнджа.

На несколько минут отошло в тень соперничество между факультетами. И остались просто взволнованные моментом дети. Выпускники и те, кому предстоит закончить школу в ближайшие пару-тройку лет. Дети, которые считают, что уже выросли…

Откуда-то из задних рядов летит крик:

– Пропустите старосту вперёд! Зря я, что ли, значок заслужил?..

Амос Диггори, Хаффлпафф… Крепкий, полноватый, с вечной добродушной улыбкой. Завтрашний выпускник, префект школы.

– Один ты, что ли, тут староста?! Римус, давай сюда, ты тоже значок получил!

Лохматый Сириус Блэк, единственный гриффиндорец в своём роду, издавна поставлявшем учеников исключительно Слизерину, за руку вытаскивает в первый ряд скромника Люпина. И вместо того, чтобы встать у друга за спиной, картинно плюхается наземь у его ног. Дорогая, шитая на заказ чёрная мантия расстилается в пыли.

Блэк полулёжа улыбается во все тридцать два зуба, глядит наверх:

– Сохатый, не заслоняй своей башкой Фрэнка! Пупс, приставь ему рога, если он тебя перекроет! Все одно – Сохатый!

Семиклассник Фрэнк Лонгботтом, по прозвищу Пупс, застенчиво приобнимает стриженую кареглазую Алису Вуд, единственную девушку-охотника в гриффиндорской квиддичной команде. Ученики Равенкло торжественно вытаскивают под руки своего Честера Дэвиса. Эрни Мальсибер молча выпихивает вперёд из плотной толпы слизеринцев недовольно сверкнувшего глазами Северуса Снейпа.

Джастин целится в шкальный окуляр. Парень немало дней мудрил над подаренной отцом-магглом камерой, пока не «научил» её делать живые, движущиеся, волшебные снимки.

– Та-ак, хорошо… Старосты, выше головы! Значки руками не загораживать! Снивеллус, это я, вообще-то, тебе говорю! Девочки в третьем ряду, поднимите лица, вы в тени! Да-да, вот так, отлично… Отлично! Внимание! – Джастин делает эффектную паузу и вопит: – Вы входите в историю!

Шипит, вспыхивая, магний. Громкий хлопок почти совпадает с довольным возгласом Пауэлла: «Готово!» Фотограф поднимает вверх большой палец.

– Во получится!..

Позже, когда они уже были выпускниками, после торжественного бала приглашённый из «Ежедневного пророка» фотокорреспондент сделал ещё одну колдографию. Юные колдуны и ведьмы в праздничных мантиях и академических шапочках, со свитками итоговых оценок в руках… Но позы ребят были напряжёнными и неестественными. У всех был одинаково глуповато-растерянный вид, а на лицах читалась одна и та же эмоция: «Неужели это – всё?..»

Теперь «официальная» колдография пылилась в одном из школьных альбомов и не шла ни в какое сравнение с той, первой, на которой они были ещё просто учениками. Не стремились казаться серьёзнее или лучше, а потому остались на снимке такими как в жизни.

Мэри не нужно было даже смотреть на неё, чтобы вспомнить, кто и где тогда стоял, улыбался, хохотал или хмурился, ерошил ли волосы приятелю, обнимал ли за талию девушку, стеснялся, дурачился…

Центром композиции ожидаемо оказались четверо ребят из Гриффиндора, называвшие себя «мародёрами». Двое из них, Поттер и Блэк, были настоящими звёздами школы: неразлучные друзья, они блестяще учились и столь же блестяще наживали недоброжелателей.

Сириус Блэк полулежал в первом ряду, опершись на локоть. Он вальяжно поднял правую руку, сложив указательный и средний пальцы в виде буквы «v». Над ним возвышался бледный, осунувшийся, но улыбающийся Римус Люпин, мантия на котором болталась так, словно была с чужого плеча. Рядом расположился вечно взлохмаченный и близоруко щурящийся Джеймс Поттер, который одной рукой поправлял съезжающие на нос круглые очки, а другой похлопывал по плечу ещё одного «мародёра» – неприметного, странно напряжённого Питера Петтигрю.

На Джеймса зелёными озёрами огромных глаз смотрела Лили Эванс. Та, что в апреле 1978-го стала его невестой, когда чистокровные родители Поттера без споров приняли магглорожденную ведьмочку как родную, объявив о помолвке сына...

Школа и не заметила, как «этот хулиган и нахал Поттер» превратился для неё в самого лучшего парня на свете. Лили на фото придерживала ладонью распущенные рыжие волосы, и поднявшийся ветер всё норовил бросить ей их в лицо. Она улыбалась так искренне, что вокруг неё словно образовалось пятно солнечного света.

Тонкую фигуру девушки пожирал тоскливым взглядом высокий худощавый паренёк, Северус Снейп, только что назначенный старостой Слизерина. К нему самому в тот же самый миг было приковано внимание ещё одной пятнадцатилетней девочки.

* * *

09.10 1974. Хогвартс

…Осень. Третий курс. Вчера начались соревнования по квиддичу. Сезон открылся матчем между сборными Гриффиндора и Слизерина. Со счетом 240 против 110 победили алые мантии…

Она стоит перед четвёркой «мародёров». На веснушчатой коже её полноватых щёк расцветают красные пятна.

– Джеймс, то, что ты сделал, подло!

– Что именно?

Поттер поправляет очки и прищуривается.

– Сегодня во время матча ты грубо нарушил правила и сбил бладжером Снейпа, хотя наша команда владела мячом и атаковала. Из-за тебя он попал в больничное крыло.

– Ах, вот оно что! И ты пришла рассказать нам о нелёгкой судьбе Сопливуса?

– Если ты гриффиндорец, ты должен извиниться перед ним!

Девчоночий голос звенит, отражаясь эхом от стен коридора, и ошарашенные лица «мародёров» вытягиваются от прозвучавшего заявления.

– С чего бы вдруг? – с нарочитой ленцой цедит сквозь зубы Сириус Блэк. – Сохатый, ты слышал? Ты должен извиться перед Снивеллусом за то, что немножко попортил его нежную шкурку.

– Во-первых, это не твоё дело, Макдональд, – Джеймс сжимает кулаки и поднимает на Мэри недовольный взгляд, в котором всего на мгновение проскальзывает смущение, подтверждающее её догадку о преднамеренности совершённого им грязного приёма, – во-вторых, ты ничего не знаешь и не понимаешь, а в-третьих, иди, куда шла.

– И, в-четвёртых, – снова вклинивается Блэк, – скажи спасибо, что слизеринскому гадёнышу ещё мало прилетело. Если бы это я в него пульнул бладжером, он бы одной сломанной ногой не отделался. Будешь за него заступаться и позорить этим наш факультет, мы ему ещё навешаем.

– У нас с тобой разные понятия о том, что позорит факультет, Блэк.

– Если тебе так надо, вот сама и извиняйся, – подаёт голос Петтигрю, и на его остроносом лице появляется глумливое выражение.

– И извинюсь! – в запальчивости рявкает она. Кажется, что даже воздух рядом с ней начинает искрить от ярости. – Извинюсь, если у вас самих кишка тонка!

– Мэри! – молчавший до сей поры Римус Люпин отделяется от стены и подходит к ней, примирительно поднимая ладони. – Не надо, пожалуйста! Ты же ничего не знаешь. Оставь, это действительно не твоё дело.

– Мне стыдно за вас!

Мэри резко разворачивается и идёт в сторону больничного крыла, провожаемая изумлёнными взглядами четырёх пар глаз, раздражёнными возгласами и негромкой, но забористой руганью Блэка…

…Растрёпанная темноволосая голова неподвижно лежит на подушке. В покрытом испариной лице ни кровинки, и от этого подёрнутые болью глаза с расширившимися зрачками кажутся двумя чёрными провалами. У крыльев длинного хрящеватого носа залегли тени, узкие губы бледны и искажены страдальческой гримасой. Из-под одеяла выглядывают острые ключицы и край белой повязки на щуплой груди: мадам Помфри сказала, что у мальчика сломаны ещё и два ребра, одно из которых повредило лёгкое. Снейпу очень худо, ведь обезболивающее зелье ему не дали, потому что оно сводит на нет действие костероста.

Увидев открывшуюся картину, Мэри почувствовала, что ей хочется взвыть от свершившейся несправедливости и необъяснимого поведения однокурсников. Как Джеймс мог так поступить со Снейпом?! Ведь ему же больно! По-настоящему больно, и это не игра, это – живой человек. Что нелюдимый слизеринец сделал столь ужасного, если Поттер так жестоко с ним обошёлся, а остальные «мародёры» не только не осудили низкий поступок товарища, но даже, как будто, горячо одобрили его?

– Северус! – тихо произносит Мэри, подходя к кровати больного. Она впервые называет его вслух по имени, потому что ей кажется, что обращаться по фамилии в такой ситуации неправильно.

Мальчишка медленно поворачивает к ней голову. Решимость Мэри почти улетучивается, но она быстро берёт себя в руки.

– Я… – она набирает в лёгкие побольше воздуха и выпаливает: – Я видела, что сегодня случилось во время матча. Поттер специально нарушил правила и сбил тебя бладжером, а многие наши его поддержали. Не имею понятия, что между вами произошло, но если ты в чём-то и виноват перед Джеймсом и его друзьями, он всё равно не имел права так поступать с тобой. Я считаю, что это гадко, и поэтому хочу извиниться за поведение недоумков с нашего факультета.

Снейп моргает, словно не верит своим ушам, однако его секундное замешательство быстро сменяется раздражением и непонятной злобой.

– Поди прочь!

Силясь приподняться, он резко дёргается вперёд, но тут же с коротким стоном снова откидывается на подушку. Белое пламя боли вспыхивает в глазах.

– Прости, пожалуйста! Мне жаль, что всё так случилось…

– Можешь засунуть в задницу свою чёртову жалость! – Снейп, будь у него силы, наверное, накричал бы на неё…

Вместо этого он тяжело дышит, кусая губы, и каждое произнесённое слово заставляет его морщиться.

– Иди и жалей своего ненаглядного мерзавца Поттера! За то, что ему не достало мозгов и смелости, если присылает сюда таких тупиц, как ты!

– Не надо, не говори так! Я же извинилась!

– Да кто ты вообще такая, чтобы меня жалеть?! Ты… ты…

– Северус…

– Дура гриффиндорская! Поди прочь отсюда!!! – шипит он с такой ненавистью, что Мэри, размазывая по лицу брызнувшие слёзы, бросается вон из-за ширмы. Ничего не видя перед собой, она едва не врезается в мадам Помфри, которая, услышав шум, идёт узнать, что происходит...

* * *

02.05.1998. Портри

Мэри зябко поёжилась, поджала под себя ноги и плотнее закуталась в плед. Она невидящим взглядом смотрела на противную морось за окном. Со стороны порта донёсся долгий гудок, на который через несколько мгновений откликнулся ещё один, словно соревнуясь, кто из них больше похож на протяжный собачий вой, тоскливый и обречённый.

Она отпила из кружки остывший чай, чтобы проглотить предательский комок, застрявший в горле.

Наверное, Распределяющая шляпа ошиблась, отправив её в Гриффиндор. Только полным отсутствием присущей «львам Хогвартса» гордости можно было объяснить то обстоятельство, что даже после открытого хамства Снейпа Мэри не встала на сторону своих друзей. Она была обижена его словами, раздосадована и уязвлена в лучших чувствах, но это почему-то оказалось недостаточным основанием для того, чтобы объявить его своим врагом.

Более того, именно после провального разговора в больничном крыле она начала обращать на Северуса больше внимания.

На совместных лекциях Мэри осторожно, чтобы никто не заметил, поглядывала на него. На занятиях, где требовалось давать развёрнутые ответы перед всем классом, Снейп не блистал. Зато в зельеварении, самом трудном школьном предмете, ему не было равных. Мэри нравилось наблюдать за тем, как он работает: быстро, точно, не делая лишних движений.

Когда он нёс на проверку Слагхорну колбу с очередным идеально приготовленным зельем, скупые похвалы преподавателя он воспринимал как должное и выслушивал их с удивительным достоинством, в котором не было рисовки или естественного желания произвести впечатление на сокурсников. Снейп был в своей стихии, и ему действительно очень нравилось то, чем он занимался.

Слагхорн рвения своего ученика не замечал. В его «Клубе Слизней» среди признанных отличников и детей знаменитых отцов царила и властвовала зеленоглазая Лили Эванс – звёздочка, любимица, единственная магглорождённая. Первая гриффиндорка в плеяде слизеринских талантов... А Снейпа туда даже приглашали исключительно тогда, когда она напомнит.

Мэри заметила, что Снейп был резок и непримирим только в общении с гриффиндорцами, а со студентами других факультетов вёл себя достаточно ровно. Впрочем, даже с ними он предпочитал держаться на расстоянии и делал исключение только для Лили Эванс. Его угрюмое лицо светлело всякий раз, стоило ему только её увидеть. Мэри ни разу не слышала, чтобы он сказал Лили грубое слово. Он регулярно носил за ней её школьную сумку, но никогда не пытался взять Лили за руку или приобнять, как делали ухаживавшие за девочками другие ребята. Это бросалось в глаза, было странным, а потому врезалось в память.

Мэри наблюдала за ним издалека, не делая никаких попыток к сближению и считая, что она для него всего лишь «Макдональд с Гриффиндора». Серая, ничем не примечательная… мышь!

Она даже не была уверена, что Северус помнит её имя. А ей так хотелось, чтобы помнил! Она и сама не знала, откуда взялось это необъяснимо глупое желание, как и привычка вздрагивать всем телом при появлении черноглазого угловатого мальчишки…

После окончания третьего курса Мэри приехала домой с ощущением произошедшей в её жизни перемены – слишком резкой и пугающей для четырнадцатилетней девочки. Обычно весёлая и жизнерадостная, она стала задумчивой и молчаливой. У неё почти полностью пропал аппетит, ухудшился сон. По ночам она долго ворочалась на кровати или, наоборот, лежала пластом, без единого движения. Она не была больна, но и здоровой себя тоже не чувствовала. Что-то происходило с её телом, мыслями и сердцем, то готовым вырваться из груди, то сжимавшимся от неясного страха.

Это не могло ускользнуть от внимания её матери. Все каникулы миссис Макдональд внимательно следила за состоянием дочери, и как-то вечером, за несколько дней перед отъездом Мэри в школу, пришла к ней в комнату. Она села на постель, ласково погладила дочь по голове, а потом тихо, со странной интонацией, в которой можно было различить одновременно грусть и удивление, сказала: «Моя девочка влюбилась».

Она не спрашивала, не утверждала, а лишь констатировала свершившийся факт. Мэри молча прижалась лбом к материнской ладони и зажмурилась. Кровь бросилась ей в лицо. Было отчего-то стыдно разлепить веки и увидеть устремлённый на неё понимающий взгляд родных глаз. Мама вздохнула, потом накрыла её одеялом, поцеловала и неслышно вышла из комнаты.

Слово было названо. Значит, выворачивающее наизнанку, обжигающее, заставляющее дрожать и обмирать от ужаса необъяснимое нечто и есть любовь?! Та самая любовь, о которой шепчутся в школе её подружки, когда, смущённо хихикая, сплетничают о мальчиках и под большим секретом говорят о своих первых поцелуях? Но почему же она сама не хочет рассказать даже собственной матери о том, кто за последние месяцы перетянул на себя всё её внимание, не прилагая к этому совершенно никаких усилий?

И она не может не то что мечтать о поцелуе с ним, а даже о благосклонном взгляде в её сторону. Что с ней не так? Или, может быть, она не умеет любить, не подходит для этого, потому что не такая красивая, как Лили? Или слишком глупая? Действительно, дура гриффиндорская, тупица, как Северус и сказал…

Мэри обняла руками подушку и, уткнувшись в неё, разрыдалась, потому что уже невозможно было сдерживать внутри столько противоречивых и сильных эмоций разом. Она плакала долго, самозабвенно, пока не иссякли слёзы и не перестали вздрагивать плечи. Она забылась сном, опустошённая и… счастливая.

* * *

02.05.1998. Портри

Резкий, как выстрел, звук аппарации показался оглушительным в тишине скромной гостиной. Из стремительно схлопывающейся воронки на ковёр шагнула юная брюнетка в лимонно-жёлтой мантии. Ленор Берк, сестра приёмного покоя...

– Вызов, Ленор?

– Да, миссис Макдональд. Срочный. У нас пациент по вашей части. Поступил 10 минут назад, в реанимации. Мужчина, возраст 35-40, астеник, укусы крупной змеи, интоксикация… И, похоже, терминальное состояние.

Терминальное состояние – это когда пациент уже без пяти минут покойник… Если её внезапно отзывают из вынужденного отпуска, значит, дело действительно серьёзно, реанимационная бригада не справляется. Позднее обращение? Повышенная чувствительность к ядам? Да что бы там ни было, это значит, что у неё даже нет времени переодеться и привести себя в порядок!

Мэри бросилась к термошкафу, где хранила крововосстанавливающие зелья, антикоагулянты и сыворотки от укусов ядовитых змей.

– Акцио, термоконтейнер!

Теперь быстрыми, доведёнными до автоматизма движениями сложить туда наиболее сильные противоядия.

– Ленор, что ещё известно по предварительному диагнозу? Вид змеи? Аллергии, наличие отягчающих обстоятельств, хронических болезней, сопутствующих проклятий?

– Укусы множественные, миссис Макдональд. А насчёт породы змеи… Точных данных нет, но, говорят, здоровенная как василиск… Кости перегрызает!

– Не преувеличивайте, девочка моя! Разводить василисков у нас запрещено законом. Если знаете, последнего убили в подвалах Хогвартса несколько лет назад. Причём, с ним дети справились!.. Должно быть, очень старый был змей!

«Надо торопиться. Крупная змея, множественные укусы… Ещё немного, и внутренние органы пострадавшего от сильной интоксикации начнут отказывать один за другим. Если не василиск, то кто? Какие ещё змеи растут до размеров легендарного монстра?»

В висок вонзилась игла, и в крови разлился адреналин. Очень крупных ядовитых пресмыкающихся можно встретить в Юго-Восточной Азии, а она – слава Мерлину! – всего месяц назад вернулась из экспедиции по Вьетнаму. И привезла кое-что из сильнодействующих препаратов, употребляемых местными колдунами-змееловами. Возможно, именно они и пригодятся, если стандартное кроветворное и сыворотки-антидоты не помогут.

Мэри сгребла заморские противоядия в контейнер. Разберётся на месте!

Захлопнув крышку, она сбросила домашние шлёпанцы и призвала пару удобных кожаных сандалий на бесшумной плоской подошве, специальных, для дежурств в госпитале. Бросила взгляд на часы на стене гостиной: с момента появления в её доме дежурной медсестры не прошло и двух с половиной минут.

* * *

02.05.1998. Госпиталь св. Мунго

Длинные черные волосы ореолом разметались по высоким подушкам. Глаза закрыты. С уголка капризно изогнутых тонких губ опять сбегает предательская алая струйка. Но после ударной дозы кроветворного, Стазиса и нескольких подряд Анапнео, очистивших трахею, пациент, наконец, задышал чуть активнее.

– Остин, держите давление! А я попробую с гемотораксом разобраться, – старик Хантер жестом подозвал медбрата, левитировал со стола набор инструментов в стерильном кубе, деловито выбрал троакар. – Арчи, снимите с него пока эту тряпку – мне нужен доступ для торакоцентеза. Здесь заклинаниями кровь обратно не загонишь, да и не нужна она ни к дракклу – отравленная. Придётся использовать комбинированные методы… Если опять закровит, турникет не накладывать, держать Стазисом! После этих гадов ползучих от жгутов никакого эффекта, кроме гангрены…

Ассистент осторожно срезал бинты. Явно импровизированные, из дорогого шёлка, бывшие час назад потаённой деталью хорошего женского платья.

– Это кто же эту модницу-красавицу, тролль её дери, учил так бандаж Дезо накладывать?..

– Думаю, Арчи, женщины, которые носят такое белье, в принципе очень мало что умеют делать своими руками, – усмехнулся Руперт Остин. – Но слава Мерлину, что нашему подопечному эта леди вовремя подвернулась! Надо будет потом узнать, как её зовут, и передать пациенту, когда в себя придёт, что перед такой-то дамой у него Долг Жизни. Очень способствует выживанию и довольно быстрому восстановлению…

– Шутки у вас, мистер Остин… – пробормотал Хантер.

– Опа-на!.. – ассистент колдомедика аккуратно отвернул заскорузлый от крови слой материи. И остолбенел.

Изуродованное предплечье раненого запятнала мутно-синяя, бледная, видимо, очень старая татуировка: пёстрая змея выползает из ощеренного рта мёртвой человеческой головы рядом с рваной кровоточащей раной, в которой виднеется осколок раздробленной кости…

– Пожиратель смерти!

Руперт Остин бросил на раненого стремительный, совершенно невозмутимый взгляд. Вскинул палочку.

– Эпискей! Ну да, что-то вроде Чёрной метки… Молодой человек, что это вы застыли, как будто наш бесчувственный пациент на вас уже Петрификус наложил? Продолжаем работу!

– Но это же…

– Продолжаем! Во-первых, аврорат охотнее принимает преступников под арест в живом виде. А этот с вами точно концы отдаст, пока вы тут докси ушами ловите! Во-вторых, не факт, что вы не ошиблись. Настоящая Чёрная метка – колдовской знак мрака, она яркая, словно живая, движется. На неё смотреть и то страшно. А тут – мутное нечто, отдалённо напоминающее то ли гадюку, то ли садовый шланг. Будто дворовый татуировщик в маггловском квартале делал. А ежели так, то мало ли кто и чего на себе ни нарисует, особенно, по дури да по молодости. Вот у меня снитч на плече. Это я в большой спорт собирался, ну и наколол. А угодил, как видите, сюда, и вместо того, чтобы наслаждаться свободой полёта и мячи гонять, всю жизнь всяких… неосторожных с того света вытаскиваю.

* * *

02.05.1998. Госпиталь св. Мунго

«Аппарационная воронка втягивает путешественника с противным сосущим звуком. Межпространственный переход длится секунды, но за это время всё нутро непривычного колдуна трижды наизнанку вывернет. Да и по завершении процесса ещё с час будет поташнивать. Вон как побледнела несчастная Ленор! Ничего, девочка, привыкнешь. Это твоя первая практика. А попрыгаешь по экстренным вызовам с моё, забудешь, что такое «портальная» болезнь!»

– Где он, ваш Непонятно-кем-укушенный? – бросила Мэри, подходя к стойке дежурного ординатора. И Доракс поднялась из кресла навстречу – слишком серьёзная. Пожалуй, даже… испуганная?

– Пятая палата. С ним сейчас Руперт с бригадой и мистер Хантер.

Она мысленно прибавила несколько очков везения поступившему пациенту: упёртый реаниматор и опытный, участвовавший ещё в Первой войне маг-хирург… Эти ребята сделают всё возможное, чтобы не позволить больному соскользнуть за грань.

Мэри с помощью все ещё бледной, молчаливой Берк быстро облачилась в limecloak – стерильную зеленовато-жёлтую мантию-халат с вышитой на груди эмблемой госпиталя. Теперь заколоть волосы и убрать их под шапочку. Тщательно продезинфицировать руки. Сначала с помощью Экскуро, а потом обыкновенным маггловским спиртом: ничего проще и эффективнее ещё не придумали, несмотря на специфический, ударяющий в ноздри запах. Наложить обеззараживающие чары на термоконтейнер. Всё, порядок.

Оставшееся до цели расстояние она преодолела почти бегом. У палаты Мэри едва не столкнулась с выходившей оттуда сестрой, которая несла кипу чёрного окровавленного тряпья.

«Одежда пострадавшего? Он из невыразимцев, что ли? Те любят подчёркивать важность и таинственность своей работы, облачаясь в строгие тёмные цвета… Но в Отделе тайн не исследуют природных ядов и не держат гигантских ручных змей в качестве фамилиаров».

Короткий кивок на приветствие коллег. Худое обнажённое тело пациента, безвольно обвисшее на руках реаниматологов.

Бригада работает слаженно и споро: кровотечение компенсируется зельями, раны перевязаны, левая рука, видимо, жестоко изломанная, зафиксирована лёгким лонгетом, оставляющим доступ к ране. Повязки покрывают грудь, шею, плечи почти сплошь. Но на свежих бинтах настойчиво и грозно проступают темно-красные пятна. На интактной правой кисти, безвольно свисающей с кровати, посинели ногти… Гиповолемия, шок, жестокое отравление, нарушение коагуляции крови.

«Трудно будет. Но ты держись. Кем бы ты ни был, держись, держись!»

Она подошла к кровати в тот момент, когда один из реаниматологов произнёс усовершенствованное левитирующее заклинание. При проведении сложных медицинских манипуляций оно позволяло удерживать пациента в полусидячем положении, не давая ему при этом двигаться. Медбрат приподнял черноволосую голову раненого.

В ту же секунду пол ушёл из-под ног. Всё её тело налилось свинцом, сделалось неповоротливым, чужим. Она потеряла равновесие и покачнулась. Правая ступня, принявшая на себя весь вес, больно подвернулась, и Мэри, чтобы не упасть, инстинктивно схватилась рукой за спинку кровати…

В одно мгновение она позабыла, где находится, и что вообще происходит. Мир вокруг завертелся, ускоряясь, как карусель в парке, увлекая её за собой в воронку обморока. Непереносимый, животный ужас и боль ударили её прямо в солнечное сплетение, и она почувствовала, что задыхается.

Она узнала пациента. Не могла не узнать. Они не виделись с юности, пока несколько лет назад случайно не столкнулись с ним в холле Министерства магии.

Сделать вид, что они не знакомы? Мэри тогда это показалось глупым. Она поздоровалась – пожалуй, слишком тепло. А он замедлил шаг, и в его глазах промелькнуло выражение замешательства. Скользнул по ней быстрым взглядом, губы дёрнулись, слово он хотел что-то сказать… И прошёл мимо.

Были и другие встречи. В школе у дочери, во время недолгих родительских визитов на мероприятия. Её Натали училась на Гриффиндоре, но Мэри не удавалось миновать декана соседнего факультета. Случайно ли?..

В первый раз после того, как сами окончили эту школу, они столкнулись в декабре девяносто третьего – в длинном лазоревом коридоре по дороге в башню Равенкло. С Мэри о её девочке, проявившей ранние спонтанные способности к сложным чарам дезиллюминации и отвода глаз, пожелал побеседовать профессор Флитвик…

Внезапно откуда-то с боковой лестницы словно сквозняком вынесло худощавую фигуру в необъятном чёрном плаще. Длинные полы взметнули коридорную пыль, широкие скорые шаги отразились эхом от гулких стен. Он заметил её, сверкнул глазами из-под нависшей на резкое лицо пряди длинных, неухоженных черных волос, замер на мгновение…

Она не успела тогда даже сказать: «Здравствуй!» Ей лишь показалось, что он криво усмехнулся, прежде чем, стремительно развернувшись, так что скрипнули на полу каблуки черных лаковых ботинок, исчезнуть в сумрачном ответвлении коридора.

Вторая встреча случилась в директорском кабинете в том же году, в апреле, в присутствии Дамблдора и Макгонагалл. Учителей заботило снижение успехов в зельеварении у Натали, отчётливо обозначившееся к концу учебного года.

Седовласый директор мерил аршинными шагами кабинет, теребя заплетённый в старомодную косичку кончик длинной окладистой бороды, хитро щурил чересчур молодые для его лет льдисто-голубые глаза. Гриффиндорский декан, пристроившись за широким столом и предложив Мэри чашку чая, последовательно и сдержанно повествовала о важности родительского контроля за дополнительными занятиями учеников в каникулы. Выражала опасения, что падение интереса к предмету не даст девочке в дальнейшем хорошо сдать экзамены СОВ. Сетовала на неусидчивость Натали и непостоянство в увлечениях: то спорт, то чары, то трансфигурация…

Мэри молча слушала, обеими руками обхватив узорчатую чашку. От тонкого фарфора шло сильное, глубокое тепло, в воздухе витал свежий аромат мяты и засахаренных лимонных корочек. Слова Макгонагалл почти не застревали в сознании: все её внимание занимал он, преподаватель самого нелюбимого предмета её дочери, глубоко утонувший в высоком кресле в самом тёмном углу кабинета. Она видела его острые колени, завешенные полой тяжёлой чёрной мантии. Узкую кисть, прикрытую едва ли не до костяшек кулака туго застёгнутой манжетой, задумчиво потирающую изжелта-бледный лоб. Опущенные синеватые веки, длинные волосы, небрежно заправленные за уши…

Нетронутая чашка остывшего чая сиротливо покоилась на широком подлокотнике.

За весь разговор он не проронил ни слова и ожил лишь тогда, когда Дамблдор напрямую обратился к нему:

– А вы что скажете, коллега?

– Скажу, что если ученица не обладает достаточной самодисциплиной и талантом, в моем классе ей делать нечего. Впрочем, если вам будет угодно назначить дополнительные занятия… Я могу идти?

– Разумеется, коллега…

Он встал, сухим кивком попрощался с директором и Макгонагалл, и бесшумным облаком мрака растаял за дверью, никак не отреагировав на её тихое «До свидания!».

В третий раз судьба свела их весной 1995 года, когда Мэри забирала дочь на пасхальные выходные повидаться с ненадолго приехавшим из Америки отцом, а потом сама сопроводила её в школу, чтобы девочка не испугалась первого путешествия по каминной сети. Передав Натали с рук на руки Макгонагалл в деканском кабинете, она тепло простилась со своей девочкой и её учительницей. Внезапно ей захотелось немного побродить по школьному замку, вспомнить юность, побывать ещё раз в Хогсмиде, накупить сластей и сувениров, а уже оттуда аппарировать домой.

Движущаяся лестница вот-вот должна была завершить свой поворот, чтобы дать ей возможность спуститься с шестого этажа. Но нижняя площадка ещё не успела окончить поворот и с лёгким скрипом войти в пазы неподвижного отмостка, когда она скорее почувствовала, чем услышала шорох тяжёлых одежд за спиной. Обернулась…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю