Текст книги "Пожизненный срок"

Автор книги: Лиза Марклунд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Анника подняла голову и увидела, что вокруг нее собралась почти вся редакция.

– Это правда, что полиции известно имя поджигателя? – спросил Патрик Нильссон. Теперь он вместе с Берит отвечал в газете за криминальную хронику.

– Тебе надо заполнить бланк заявления о потере старого ноутбука, – сказала Ева-Бритт Квист, секретарь редакции, которую недавно произвели в председатели аппарата администрации. Кажется, впервые в жизни Квист была по-настоящему счастлива.

Прибежала из своей комнатки – прежнего кабинета Анники – даже девушка с пирсингом, ведущая коммерческих радиопрограмм. Она, не стесняясь, во все глаза смотрела на живого погорельца.

– Это было страшно? Нет, конкретно, это было кошмарно страшно? – спросила она. – Какая ты, типа, бедняжка.

– Все нормально, – сказала Анника, развернув стул спинкой к краю стола. – Все нормально, со мной все в порядке. Спасибо за заботу, но у меня масса дел…

Никто не сдвинулся с места.

– Наверное, ты очень испугалась, – не унималась девушка, потряхивая вставленной в нижнюю губу побрякушкой, и подошла к Аннике еще ближе.

– Все по местам, – скомандовал Спикен, и люди, недовольно ворча, побрели работать.

– Заявление о потере нужно мне до понедельника, иначе тебе придется ее возмещать из собственного кармана, – сказала напоследок Ева-Бритт Квист.

Шеф новостной редакции снова обратился к Аннике:

– Мы ничего не публиковали об этом, но если ты напишешь репортаж очевидца, то мы оставим место на одиннадцатой полосе.

Анника откашлялась.

– Спасибо за предложение, но я его отклоню, – сказала она. – Шюман попросил меня написать о Юлии Линдхольм.

– Это будет замечательный эксклюзив, – восхитился Спикен. – Тайная история копа-убийцы.

– Гм, – хмыкнула Анника. – Она не признана виновной. По крайней мере пока.

– Это дело техники, – сказал Спикен и вернулся на свое место.

Анника закрыла новостную страницу и зашла в свой почтовый архив – [email protected] – и принялась открывать свои записи и документы прошлых лет.

Здесь хранились такие старые сведения, что она уже успела о них забыть. Выдержки из бесед с Патрицией, работавшей в порноклубе, в студии 6; заметки о первой встрече с Ребеккой, владелицей фонда «Парадиз»; копии статей, которые она писала для «Норрландстиднинген», когда раскапывала старую историю взрыва на базе Ф-21 и оказалась в центре событий, связанных с убийством журналиста Бенни Экланда.

Внезапно ее поразила одна мысль. «И это все, что у меня осталось. Все сгорело в огне. Какое счастье, что я сохранила свой архив в Интернете…»

Она отбросила с лица волосы и продолжила поиски. Та история тоже должна быть где-то здесь.

Она наконец нашла нужный документ и углубилась в чтение небольшой записки, уместившейся на одной странице.

Нина Хофман и Юлия Линдхольм росли вместе в одной деревне в Сёдерманланде, с третьего класса сидели за одной партой, обе успешно занимались спортом. Обе одерживали победы на местных первенствах и чемпионатах по легкой атлетике. Обе вступили в молодежное крыло социал-демократической партии в Катринехольме. Им было тогда по пятнадцать лет, но Ёран Персон им не нравился, они называли его «Нивея» – «скользкий и неприятный». Потом обе (как и сама Анника) изучали общественные науки в Дювехольме. Если бы они были на пару лет старше, она, наверное, помнила их, но четыре года – большая разница в этом возрасте. После окончания школы Нина полгода путешествовала по Азии, а Юлия получила место помощника учителя в Стенхаммарской средней школе во Флене. Когда Нина вернулась в Швецию, подруги вместе поступили в полицейскую академию. К тому времени, когда Анника провела с ними ночь в патрульной машине, девушки служили в полиции уже пять лет – они были патрульными в районном отделе «Катарина» в Стокгольме.

Обе девушки жаловались, что сыты по горло атмосферой отдела полиции, пропитанной духом мужского превосходства. Нельзя было ни в чем показать слабость. Это была гибель.

«Так же как в „Квельспрессен“».

Она вышла из архива и начала читать статьи о Давиде Линдхольме в «Квельспрессен» и других изданиях.

Все некрологи были выдержаны в духе молитвенного экстаза, как того требовала ситуация. Особо Анника отметила двух полицейских офицеров, прокомментировавших смерть Давида: Кристера Бюре из отдела полиции Сёдермальма и профессора Лагербека из полицейской академии. Оба живописали Линдхольма едва ли не как сошедшего с небес Христа.

Анника прочитала описания великих деяний, совершенных Линдхольмом на благо общества. Естественно, присутствовала здесь и драма с заложниками в Мальмё. Фотография Давида, выходящего из детского сада рука об руку с террористом, стала классикой жанра.

Потом была история с инкассаторской машиной. Линдхольм сумел в одиночку распутать грабеж, в ходе которого были ранены два человека. Давид тогда сумел вернуть похищенные деньги. Нужную информацию он смог получить от одного американца, который отбывал за убийство пожизненное заключение в тюрьме Тидахольм. Все газеты писали об аресте пятерых молодых людей в Боткирке. Эти пятеро и совершили вооруженный налет на инкассаторов.

Но Анника хорошо понимала, что это была неполная картина.

Герой, распутывавший самые невероятные преступления, был убит в своей постели, убит собственной женой.

«Это другая правда. У Юлии наверняка были веские причины».

Она закрыла подержанный ноутбук и пошла к Патрику Нильссону. Патрик внимательно что-то читал, едва не уткнувшись носом в монитор.

– Ты не хочешь выписать себе очки? – спросила Анника, садясь на место Берит.

– Люди из криминальной полиции обыскали ферму в Сёдерманланде, пытаясь найти ребенка, – ответил Патрик Нильссон, не отрывая близоруких глаз от экрана. – Похоже, он находился там всю последнюю неделю.

– Надеюсь, ты не вздумаешь об этом писать, – сказала Анника.

Репортер удивленно посмотрел на коллегу.

– Я обязательно об этом напишу, – сказал он.

– «Находился там» – это из полицейского лексикона. Нормальный человек скажет: «был там». Почему полиция так думает?

Патрик снова погрузился в чтение.

– Полицейские нашли какие-то улики, но не говорят какие. Надо поговорить с моими источниками.

– Они нашли какие-то доказательства, что ребенок там был? – медленно произнесла Анника. – Пол был усеян диснеевскими комиксами? В мусорном ведре нашли недоеденные конфетки? На кухонном столе обнаружили тазик с тепленькой водичкой, в которой плавали резиновые уточки и шарики?

Патрик принялся задумчиво грызть кончик ручки.

– Они могли найти следы соответствующего размера в песочнице, – сказал он.

– Я все же склоняюсь к версии мусорного ведра, – стояла на своем Анника. – Если в него что-то бросили, всегда можно сказать, когда это произошло.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Патрик.

– Дату изготовления и срок хранения, – ответила Анника. – В любой семье для детей покупают молоко, а на картонных упаковках всегда есть такие даты.

– Но мусорные контейнеры регулярно увозят, – возразил коллега.

– Не так уж часто это происходит, – не согласилась с ним Анника. – Муниципалитет Катринехольма вывозит мусор один раз в две недели. Иногда мусор накапливается целое лето, хотя мусорщики, случается, снисходят до публики и вывозят контейнеры…

Патрик недоверчиво посмотрел на Аннику.

– Я когда-то была репортером местной газеты, «Катринехольмс-курире», – сказала Анника. – Я написала тысячи статей о мусорных завалах на фермах от Флоды до Гранхеда.

Патрик откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Откуда ты знаешь, где у этой полицейской убийцы летний дом?

– Мне сказала об этом сама Юлия, – ответила Анника, вставая. – Я точно не знаю, какой это дом, но приблизительно могу себе представить. Он стоит на окраине Флоды, на дороге, под названием Стёттастенвеген. У моей бабушки был там дом, недалеко от Гранхеда. Место называется Люккебо.

– То место, где живет Юлия, называется Люккебо?

– Нет, в Люккебо жила моя бабушка. Где живет Юлия, я не знаю.

– В реестре жилья за Юлией ничего не записано.

– Да, дом принадлежит не ей. Думаю, что она его снимала. Полиция что-нибудь раскопала относительно орудия убийства?

Патрик, не отрываясь от экрана, покачал головой.

– Известно, когда Александра в последний раз видели живым?

Коллега оторвался от компьютера:

– Что ты имеешь в виду?

– Есть что-нибудь о Давиде? Ты не слышал о нем каких-нибудь сплетен?

– Куда ты клонишь? – спросил Патрик, подозрительно глядя на Аннику.

– Мы собирали сведения о нем: о его деньгах, делах, собственности, машинах, телевизионных лицензиях, налогах?..

– Нет, но мне кажется… – начал Патрик, но Анника не дала ему договорить:

– Никогда ничего нельзя знать заранее. Все эти сведения могут сказать нам, кем он был в действительности, без нимба. Это может дать нам путь к пониманию, что заставило его жену так поступить…

– Этого не найдешь в архивах, – сказал Патрик и снова уставился в монитор.

В мозгу Анники внезапно что-то щелкнуло.

– Комитет собственной безопасности и кадровое управление национальной полиции, – сказала она. – Кто-нибудь заглядывал в их архивы?

Патрик вскинул брови.

– Были на него жалобы, – пояснила Анника.

– Можно подумать, что такие вещи выставляют на публику, – с сомнением в голосе сказал Патрик.

– Все это можно проверить, – упорствовала Анника. – Ты просто идешь туда, спрашиваешь клерка, и он выдает тебе всю информацию.

– Такие вещи всегда утаивают, – не уступал Патрик.

Анника вернулась за свой стол, открыла компьютер и набрала в поисковой строке национального реестра: «Линдхольм, Давид, Стокгольм». Она записала дату рождения и номер удостоверения в блокнот, потом повесила сумку на плечо и вышла из редакции.

* * *

Вход в главное полицейское управление находился на Польхемсгатан, в части построенного в семидесятых годах из красных панелей громадного административного комплекса. Таксист высадил Аннику рядом с забитой стоянкой мотоциклов, и ей пришлось изрядно попетлять между машинами, чтобы добраться до подъезда. Анника открыла дверь и вошла в приемную.

– Мне нужно проверить кое-какую информацию в отделе персонального учета, – сказала она, не представившись и не предъявив удостоверение личности: она пришла сюда как гражданин, который имеет право читать доступные для общественности документы.

– У вас назначена встреча? – спросил дежурный, молодой человек с тяжелой челкой и в очках в массивной оправе.

Анника переступила с ноги на ногу.

– Мне не надо было ее назначать, – ответила она. – Я хочу посмотреть жалобы, если они есть.

Дежурный вздохнул, поднял телефонную трубку и, отвернувшись, что-то в нее сказал.

– Сейчас к вам выйдут, – сказал он и вернулся к своему судоку.

Анника оглянулась и сквозь стеклянные двери посмотрела на парк.

Там, на противоположной стороне холма, находится кладбище, где в то жаркое лето было найдено тело убитой Йосефины Лильеберг. Это было десять лет назад.

Она подошла к двери и скосила взгляд налево.

На этом месте была шестая студия, порнографический клуб. Клуб закрыли осенью, так как его владелец сел в тюрьму за финансовые махинации.

«Но его так и не обвинили в убийстве Йосефины».

– Чем могу служить?

Пожилой бородатый мужчина в вязаной куртке приветливо смотрел на Аннику. Анника не сразу вспомнила, зачем пришла, и некоторое время молчала, собираясь с мыслями.

– Я хочу знать, не привлекался ли один полицейский офицер за незаконную деятельность, – ответила она.

– Есть ли основания считать, что таковая деятельность имела место?

– Разве бывает по-другому?

– Иди за мной, – сказал мужчина.

Он провел Аннику сквозь стеклянные двери к лифту, нажал кнопку одиннадцатого этажа, и лифт плавно заскользил вверх.

– У тебя есть номер удостоверения личности этого человека? – спросил он, и Анника кивнула.

Лифт резко остановился, отчего желудок Анники подпрыгнул до самого горла. Она шла за клерком по комплексу, по извилистым коридорам, пока они не оказались в тесной комнате с окном, выходившим на парк. Анника вытянула шею и присмотрелась.

«Нет, кладбища не видно и отсюда. Оно на другой стороне, ближе к Фридхемплану».

Анника достала из сумки блокнот с датой рождения и номером удостоверения личности Давида, и мужчина напечатал их на клавиатуре.

– У вас хранятся все записи об офицерах, совершивших правонарушения? – спросила Анника, слушая, как жесткий диск, прокручиваясь, перебирает файлы.

– Нет, не все, – ответил клерк. – Только начиная с 1987 года. Более старые данные хранятся в территориальных управлениях. – Он поднял голову и взглянул на Аннику: – Какой из рапортов ты хочешь посмотреть?

«Какой из рапортов?..»

Сердце Анники на мгновение замерло.

– Он не один?

Человек посмотрел на экран:

– Два.

Анника судорожно глотнула.

– Я хочу взглянуть на оба.

– Мне надо проверить, нет ли там секретных сведений. Ты сможешь зайти в понедельник?

Анника облокотилась на стол и попыталась взглянуть на экран, но он стоял под таким углом, что ей это не удалось.

– Ты не проверишь сейчас? Очень тебя прошу.

Клерк, прищурившись, еще раз посмотрел на монитор.

– Интересные случаи, – сказал он. – Все это было давно, но теперь этот человек стал всем интересен, хотя и не по своей вине.

Он улыбнулся и оглянулся через плечо.

– Сегодня наш юрист на месте, – сказал он. – Папки находятся в архиве. Я схожу за ними, и мы сразу разберемся.

Он исчез в лабиринте коридоров.

Анника с трудом подавила желание обойти стол и посмотреть на экран и, вместо этого, встала у окна, откуда открывался вид на парк Кронеберг.

Их старая квартира располагалась на Хантверкаргатан, в двух кварталах отсюда. Она ходила по этой улице с Калле и Эллен каждый день – в дождь, в снег и в солнечную погоду. Они преодолевали горки, чтобы добраться до игровой площадки у пожарной станции. Там она всегда присаживалась на жесткую скамью и слушала, как мамаши громко бахвалились друг перед другом, рассказывая сказки о своих домах и поездках во Францию.

Анника оперлась руками о подоконник и отдалась своим мыслям.

Если быть до конца честной, то она и в городе не была счастлива, но, по крайней мере, соседи не поджигали здесь ее дом.

– Видишь, как быстро все уладилось, – сказал клерк, расстегивая вязаную куртку. – В рапортах нет ничего секретного. Читай.

Он протянул копии Аннике.

Она пробежала глазами текст, чувствуя, как заиграл в крови адреналин.

– Спасибо, огромное, искреннее спасибо! – воскликнула Анника и поспешила к выходу в лифтовый холл.

Страницы 6–7

СТОКГОЛЬМСКОЕ ИЗДАНИЕ «КВЕЛЬСПРЕССЕН»

СУББОТА, 5 ИЮНЯ

ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ АЛЕКСАНДРА

Зона поиска расширяется

На помощь идут военные

Прошлой ночью полицейские и военные обыскали лес

Патрик Нильссон

«Квельспрессен» (Сёдерманланд). Попытки найти пропавшего четырехлетнего Александра становятся все более отчаянными.

«Мы, как никогда, близки к успеху», – заявляет источник в полиции.

Теперь это вопрос не дней, а часов.

Пропавшего мальчика надо найти в субботу, в противном случае надежды обнаружить его живым станет намного меньше.

Интенсивные поиски пропавшего мальчика ведутся на фоне идиллического пейзажа, близ хутора под названием Бьёркбакен, в гуще лесов Сёдерманланда. Только переклички участников поисковых команд нарушают девственную тишину, подчеркиваемую тихим шелестом древесной листвы.

В полиции утверждают, что мальчик действительно в течение нескольких дней был здесь, в летнем домике, где иногда проживала ныне находящаяся под стражей Юлия Линдхольм.

Эта уверенность, вероятно, основана на уликах, собранных в мусорных контейнерах, сообщил корреспонденту «Квельспрессен» заслуживающий доверия источник. Картонные пакеты из-под молока дают важную информацию при такого рода поисках, так как в любой семье, где есть дети, покупают молоко. Используя срок изготовления и срок годности продукта, указанные на упаковках, полиция сможет с уверенностью утверждать, что ребенок находился в Бьёркбакене. Мусорные контейнеры в районе Катринехольма вывозят один раз в две недели, что существенно облегчает работу полиции.

Полицейские также сообщают, что отыскали следы детских ног в глине вокруг дома, а это означает, что ребенок находился в доме после ливня, который был в этих местах во вторник.

Полиция Сёдерманланда расширила зону поиска и теперь ведет его и в прилежащих районах. Вчера к поисковым командам присоединились вертолеты, снабженные приборами ночного видения.

–  Эти приборы сработают только в том случае, если ребенок жив, – сказал сотрудник, участвующий в расследовании. – Если ребенок мертв, то температура его тела не отличается от температуры окружающей среды.

– Верите ли вы в то, что мальчик жив?

– Тот факт, что мы используем приборы ночного видения, говорит о том, что да, мы надеемся найти ребенка живым.

Сегодня к поискам присоединится армия. Участие примут солдаты Скарборгского полка, расквартированного в Шёвде.

Есть указания на то, что в главном управлении криминальной полиции получили дополнительные сведения и доказательства прямого участия Юлии Линдхольм в преступлении. В полиции считают, что в самом скором времени ей предъявят официальное обвинение. Обсуждение этого вопроса закончится, самое позднее, в понедельник.

Полиция считает, что поиски вот-вот увенчаются успехом.

«Естественно, все мы надеемся найти мальчика живым».

Любую информацию о местонахождении четырехлетнего Александра Линдхольма сообщайте в Национальное управление криминальной полиции в Стокгольме или в ближайший полицейский участок.

Суббота, 5 ИЮНЯ

Нина вошла в длинный стеклянный коридор – центральный вход главного полицейского управления в Кунгсхольме. Она работала в стокгольмской полиции уже около десяти лет, но до сих пор ни разу не пользовалась этим входом. Стеклянные стены и крыша создавали ощущение открытости и неволи одновременно, порождая неясное чувство вины.

Она ускорила шаг.

Дежурный заставил ее ждать целую минуту, прежде чем соизволил обратить на нее внимание. Нина была в штатском, и, видимо, он принял ее за одну из бесчисленных гражданских посетительниц.

– Я пришла, чтобы посетить Юлию Линдхольм, – сказала она, доставая полицейское удостоверение.

Дежурный прищурил глаза и плотно сжал губы. В тюрьме мог быть триста один заключенный, но он точно знал, кто такая Юлия.

– Линдхольм находится в изоляторе, – сказал он. – Визиты и посещения запрещены.

Нина вскинула подбородок и, тоже прищурившись, сказала:

– Ты же понимаешь, что речь идет не о праздном посещении, а о неформальном допросе. Я полагала, что этот вопрос согласован, а посещение санкционировано.

Дежурный недоверчиво посмотрел на Нину, взял ее удостоверение и исчез в кабинете.

Она ждала у стола долгих десять минут.

«Я сейчас уйду. Я не могу этим заниматься, Юлия. Я ничем не могу тебе помочь…»

– Нина Хофман?

Она обернулась и увидела женщину-надзирательницу, стоявшую у двери, ведущей в глубь здания.

– Я должна попросить тебя оставить здесь все личные вещи, верхнюю одежду и мобильный телефон. Только после этого я могу впустить тебя в тюрьму. Так, хорошо. Нам сюда.

Нина положила в шкафчик слева от стола платок, куртку и сумку и получила бейдж, который надо было прикрепить к одежде на все время пребывания в тюрьме. После этого Нина прошла через турникет.

Вслед за надзирательницей она направилась по коридору к холлу с лифтами, двери которых были выкрашены в кричащий ярко-синий цвет.

– Мы идем не в комнаты для свиданий?

– Мне приказано отвести тебя в камеру к Юлии Линдхольм в женском отделении тюрьмы, – ответила надзирательница, поигрывая связкой ключей на конце длинной цепи.

Нина не ответила. Она никогда до сих пор не бывала в Кронебергской тюрьме.

Они вошли в лифт, и надзирательница нажала кнопку. Лифт некоторое время постоял на месте, прежде чем поехать, и Нина успела заметить видеокамеру.

– Лифты находятся под постоянным наблюдением, – сказала надзирательница. – Все перемещения по зданию записываются на видеокамеры и просматриваются в режиме реального времени.

Лифт остановился на третьем этаже. Нина хотела было шагнуть из кабины, но надзирательница остановила ее.

– Здесь заканчивается зона юрисдикции полиции, – сказала она. – Нужно еще одно разрешение, чтобы войти в саму тюрьму.

Через несколько секунд лифт дрогнул и поехал дальше.

Они вышли на шестом этаже, миновали три запертых двери и только после этого попали собственно в тюремный коридор.

– Сейчас мы подождем, чтобы пропустить тележку с едой, – предупредила надзирательница.

Нина окинула взглядом устланный серым линолеумом длинный, через все здание, коридор, заканчивавшийся зарешеченным окном. Солнечные лучи и свет неоновых ламп под потолком тускло отражались от пола. Вдоль стен тянулся ряд зеленых металлических дверей. На каждой двери – табличка с информацией о заключенном, номером камеры, перечнем особых ограничений и номером дела. На каждой двери был лючок, сквозь который надзиратель мог в любой момент заглянуть в камеру. Двери были снабжены прочными замками. Было слышно, как за ближайшей дверью кто-то кашляет.

– Так, значит, тюрьма полна? – спросила Нина.

– Ты шутишь? – вопросом на вопрос ответила надзирательница.

Мимо прошли двое мужчин, кативших тележку, уставленную подносами, и исчезли в соседнем коридоре.

Надзирательница дошла почти до конца коридора и отперла одну из камер.

– Юлия Линдхольм, к тебе посетительница.

Нина сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, но во рту у нее, несмотря на это, внезапно пересохло. Стены давили, и Нина поняла, как тесно узнику в камере.

«Это же бесчеловечно! Как они могут так с тобой обращаться?»

Юлия, сгорбившись, сидела на привинченном к стене столе и сквозь крошечное оконце смотрела на небо. На Юлии была серо-зеленая тюремная пижама. Сомкнув колени, она быстро покачивалась взад и вперед, лихорадочно шевеля затянутыми в толстые шерстяные носки пальцами ног. Волосы были собраны в узел на макушке. Казалось, она даже не заметила, что кто-то вошел в камеру.

– Юлия, – тихо, чтобы не испугать, окликнула подругу Нина. – Юлия, это я.

Дверь камеры закрылась за спиной Нины. Она обернулась и заметила, что изнутри у двери нет ручки.

Вначале Юлия не отреагировала на оклик и продолжала, не отрываясь, смотреть в окно.

Нина привалилась спиной к двери и несколько томительно долгих секунд оглядывала камеру. Сосновый стол был соединен с топчаном, тоже намертво привинченным к стене. Дерево было покрыто старым пожелтевшим лаком со следами потушенных сигарет. Стул, две маленькие полочки и умывальник – вот и все убранство. В камере висел тяжелый, застоявшийся запах табачного дыма.

– Юлия, – повторила Нина, шагнула к столу и нежно положила руку на плечо подруги. – Юлия, как ты?

Юлия отвела взгляд от окна, обернулась, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой.

– Нина, – прошептала она, обвив ее руками и продолжая раскачиваться. – Как хорошо, что ты пришла меня навестить! Что ты здесь делаешь?

Нина осторожно высвободилась из объятий Юлии и испытующе посмотрела ей в лицо. Глаза Юлии покраснели, на щеках выступила сыпь, но улыбка была искренней и приветливой, лицо стало бодрым и энергичным.

– Я хотела узнать, как твои дела, – ответила Нина. – Так как ты себя чувствуешь?

Юлия пожала плечами, скользнула мимо Нины, спрыгнула со стола, подбежала к двери и положила на нее ладони. Потом снова вернулась к столу, села на него, встала, пересела на топчан.

– Юлия, – сказала Нина, – я слышала, что ты уволилась. Почему?

Юлия удивленно посмотрела на подругу, потом принялась грызть ногти, оглядывая камеру.

– Мне нужно купить моющую жидкость, – сказала она. – У меня кончился порошок. Есть бруски мыла, но они плохо растворяются в воде…

Нина ощутила ком в горле, ей стало трудно дышать.

– Как ты себя чувствуешь? Могу я тебе чем-то помочь?

Юлия снова встала, подошла к двери и бесцельно провела ладонями по крашеному железу.

– Нина, – сказала Юлия, нервно и испуганно. – Ты и правда думаешь, что нам надо поступать в полицейскую академию? Может быть, лучше станем социальными работниками?

«С ней происходит что-то нехорошее, она серьезно больна».

– Юлия, о чем ты говоришь?

Юлия нетерпеливо затопала ногами, взгляд ее метался. Она то смотрела в окно, то переводила взгляд на коричневые стены, обрамлявшие внутренний двор тюрьмы.

– Давида до сих пор нет, – с тревогой произнесла она. – Он должен был по пути забрать Александра, но его нет, а детский сад закрылся несколько часов назад.

Она с надеждой посмотрела на Нину:

– Он тебе не звонил?

Нина открыла было рот, чтобы ответить, но язык отказался ей повиноваться. Из глаз по щекам потекли слезы. Юлия, увидев эти слезы, растерянно моргнула.

– Сядь рядом со мной, – сказала Нина, беря Юлию за руку и притягивая к себе. – Сядь рядом, давай просто поговорим…

Она усадила Юлию на топчан и провела ладонями по ее щекам, заглянула ей в глаза.

– Юлия, – прошептала она, – где Александр?

Юлия широко открыла глаза, в них промелькнула растерянность и непонимание.

– Ты помнишь, что случилось с Давидом? – тихо продолжала Нина. – Вспомни, что произошло в спальне. Ты помнишь выстрел?

В глазах Юлии мелькнуло что-то темное, казалось, она смотрит куда-то поверх Нининой головы. Она судорожно вздохнула, лицо ее исказилось.

– Убери ее отсюда, – прошептала она.

– Кого?

– Ту, другую. Она ведьма.

Нина обернулась, посмотрела на стену над своей головой и увидела выцарапанные в штукатурке инициалы сидевшей здесь до этого заключенной.

– Ты имеешь в виду другую женщину, ту, что увела Александра?

Тело Юлии дернулось, она попыталась освободиться из объятий подруги, ударила ее ребром ладони в переносицу. Не говоря ни слова, Юлия доковыляла до двери и принялась колотить в нее кулаками, биться о металл головой. С каждым ударом из ее горла вырывались рыдания.

«Боже, что я натворила!»

Сделав два быстрых шага, Нина подошла к двери и крепко обняла Юлию сзади, стараясь ее успокоить, но прикосновение возымело противоположное действие. Юлия стала дико кричать, и этот злобный вопль прерывался только в тот момент, когда она пыталась укусить Нину.

– Юлия, я сейчас уложу тебя на топчан, на бочок, – сказала Нина, осторожно заводя руки Юлии за спину.

Она уложила вопящую женщину на топчан, головой на подушку.

Глазок открылся, и в камеру заглянула надзирательница.

– Ей нужен транквилизатор, – сказала Нина.

Юлия истерически кричала, дрожа всем телом. Нина крепко ее держала, стараясь успокоить тяжестью и теплом своего тела.

– Сейчас придут медики! – крикнула в глазок надзирательница.

Конвульсии понемногу прекратились, Юлия перестала биться. Вопль превратился в протяжное тихое рыдание.

Потом она умолкла и, успокоившись, неподвижно лежала, хватая ртом воздух.

– Это моя вина, – шептала она. – Это моя вина.

Нина позвонила комиссару К., выходя в стеклянный коридор из приемной управления.

– Ее нельзя так содержать, ее нельзя держать в камере, – резко сказала она, когда К. ответил. – Она на грани сумасшествия, ей необходима квалифицированная психиатрическая помощь.

– Почему ты так думаешь?

– Она видит какие-то несуществующие вещи, страдает галлюцинациями – это очевидно.

Нина ускорила шаг, стараясь быстрее выйти из давящего стеклянного туннеля.

– Стало быть, неформальный допрос превратился в осмотр психиатра? – съязвил комиссар. – Ты что-нибудь из нее вытащила?

Нина толкнула дверь. Ее обдало порывистым ветром. «Предательница, я – предательница».

– Она бессвязно бормотала о всякой ерунде, говорила, что забыла купить моющее средство, что сомневается, стоит ли ей поступать в полицейскую академию. Она плохо ориентируется во времени и пространстве. Она спрашивала, куда ушел Давид с Александром.

– Она говорила о другой женщине?

– Да, и сказала, что она ведьма. Она просила меня ее прогнать. Думаю, что Юлию, согласно параграфу седьмому, надо немедленно отправить на медицинское освидетельствование.

– То есть она ничего не сказала о том, виновна она или нет?

Нина дважды вдохнула и выдохнула.

– Возможно, я нечетко выражаюсь. Юлия настолько не в себе, что не понимает, где находится. Когда я попыталась спросить ее об убийстве, она пришла в страшное возбуждение. Медикам пришлось сделать ей успокаивающий укол. Сейчас она спит.

Комиссар К. громко вздохнул.

– Думаю, что это прогресс, – сказал он. – С нами она вообще не разговаривала.

– Вообще?

– Не проронила ни звука. И ничего не говорила о моющих средствах.

Нина остановилась, подняла голову и вгляделась в фасад полицейского управления, пытаясь представить себе огороженную колючей проволокой крышу, по которой ежедневно по часу гуляли заключенные, дыша свежим воздухом.

– Значит, вы знали, в каком помраченном состоянии она находится, – упрекнула Нина. – Вы знали, насколько она больна, но ничего мне не сказали, посылая говорить с ней?

– Ладно, ладно, – примирительно произнес К. – Она просто отказывалась говорить. Такое случается нередко.

– Если вы хотите получить от Юлии внятные показания, то ее сначала надо полечить, – сказала Нина. – Я не сведуща в деталях, но люди каждый день переживают посттравматический шок и получают надлежащее лечение.

– В идеальном мире, – сказал К. – В нашем случае это будет непросто.

Нина направилась к станции метро.

– Но почему медицинская служба не может заняться этим случаем?

– Я говорю не о медицинской службе, а о том, есть ли у начальства желание заниматься ее лечением. Я скажу так: у начальства нет никакого желания прикасаться к убийце Давида Линдхольма в лайковых перчатках.

Нина резко остановилась.

– В лайковых перчатках?..

– Если все пойдет по плану, то в понедельник Юлии предъявят официальное обвинение. Естественно, это всего лишь формальность, но я бы хотел, чтобы ты при ней присутствовала. Возможно, возникнут вопросы о ее аресте, которые суд должен будет для себя прояснить.

Нина остановилась, упершись в землю расставленными на ширину плеч ногами. Мимо, хихикая, прошли два подростка. Нина заговорила в трубку, не обращая внимания на то, что ее могут подслушать.

– Давай проясним одну вещь прямо сейчас. Я сделала это для Юлии, а не для вас. У меня нет ни малейшего желания впутываться в это дело.

– Сейчас нам надо прежде всего найти мальчика.

Нина качнулась на мысках взад и вперед.

– Это будет нелегко, – сказала она. – Либо вы угодите коллегам, либо распутаете эти преступления. Всего хорошего.

На ставших ватными ногах она вошла на станцию метро.

Только став на эскалатор, Нина вдруг поняла, что именно она сказала.

«Преступления». Она употребила множественное число.

«Думаю, что убили и Александра».

Она торопливо пошла к платформе.

Дети сидели в гостиной дома Берит и смотрели по телевизору «Муми-тролля». Анника собрала после завтрака посуду, составила ее в посудомоечную машину, вытерла кухонный стол, а потом достала из сумки рапорты о неподобающем поведении Давида Линдхольма. Она села за складной стол и выглянула в окно, не в силах оторвать взгляд от озера.