Текст книги "Укрощенный дьявол"
Автор книги: Лиз Карлайл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 16,
в которой продолжается жуткое приключение мистера Кембла
– Я так и не могу понять, зачем нам нужно было ехать сюда, – недовольно пробурчал Кем, когда перед ними замаячили каменные стены Крагуэлл-Корта, до которого оставалось, вероятно, полмили.
Проведя в дороге, как им казалось, несколько месяцев, Макс начал несколько терпимее относиться к беспрестанному брюзжанию Кема. Шотландия в ноябре вряд ли могла доставить кому-нибудь удовольствие, но теперь у Макса по крайней мере снова был собственный экипаж со всеми колесами, с горячими камнями и шерстяными одеялами.
Домом графа Кенросса оказался особняк восемнадцатого века, возвышавшийся на вершине холма неподалеку от Данди. Выяснить, как сюда добраться, не составило особого труда, но Макс никогда бы не смог ответить на вопрос Кема. Зачем они приехали сюда? Что побуждало его делать то, о чем даже Джайлз, его лучший друг, не попросил бы его? Возможно, чистое упрямство.
– Ты не хочешь со мной разговаривать? – подколол Макса товарищ по путешествию.
– Дай-ка мне еще раз взглянуть на эту брошь. – Макс попытался щелкнуть пальцами, но на нем были толстые перчатки, а руки окоченели.
Кем неохотно полез в карман пальто и достал завернутую в шелк брошь. Макс развернул ее – вставленный в серебряную оправу ограненный сверкающий камень, по размеру превосходящий фалангу его большого пальца.
– Скажи еще раз, как ты его назвал?
– Редкий цитрин с Мадейры, – ответил Кем. – Достоинством в двадцать каратов, может быть, немного больше или меньше.
– Брошь действительно очень дорогая? – Повернув камень к окну, Макс наблюдал за игрой света в солнечном кристалле.
– Боже правый, если бы она была такой ценной, неужели я украл бы ее? За кого ты меня принимаешь? – огрызнулся Кем.
– Я не собираюсь подвергать сомнению твои моральные принципы, Кем, – сухо отозвался Макс, пожав плечами, – а просто указываю на их гибкость. У нашей миссис Монтфорд будет сердечный приступ, когда она обнаружит ее пропажу из своей сокровищницы в одеяле.
– Я верну ее! – нахмурившись, заверил Кем друга. – Профессиональный взломщик взял бы ее жемчужное ожерелье. Я просто хотел рассмотреть эту брошь под ювелирной лупой.
– И обнаружил, что...
– Что первоначальная владелица была богата, а теперь, вероятно, мертва, потому что этой вещице, по меньшей мере, лет пятьдесят. И она французская, а не английская. На ее обратной стороне есть клеймо изготовителя. «Шувен и Трюффо», парижская фирма, пользующаяся неплохой репутацией. Очень необычная вещь. Но ее жемчуг, Макс! Hors concours! [8]8
Вне всякого сравнения! (фр.)
[Закрыть]Мое сердце разбилось, когда я оставил его.
Макс взвесил брошь на ладони и посмотрел сквозь стекло на приближающийся Крагуэлл-Корт.
– Интересно, узнаем мы здесь что-нибудь о нашей загадочной миссис Монтфорд?
– О которой? – сухо поинтересовался Кем.
– О, у тебя есть собственная теория? – Макс поднял обе брови.
– Десять фунтов. Идет? – Кем протянул руку, и Макс, дурачась, пожал ее.
Крагуэлл-Корт выглядел пустым, и никто из лакеев не вышел встретить их подъехавшую карету. Однако Кем подергал колокольчик, и в конце концов появилась бледная хорошенькая служанка, которая сказала, что хозяева большую часть времени живут за границей. Когда же ее спросили об экономке, девушка сделала реверанс и убежала.
– Расплачивайся, старина. – Кем подставил раскрытую ладонь.
– Еще рано, – буркнул Макс, и в тот же момент она вышла из-за угла – крепкая, широкоплечая, энергичная. На ней было коричневое шерстяное платье.
– Добрый день, джентльмены. Чем могу помочь?
– Миссис Монтфорд? – осмелился спросить Макс.
– Все верно! – улыбнулась экономка. – Входите.
– Десять фунтов, – шепнул Кем, когда они зашагали по коридору.
Экономка проводила их в желтую гостиную, цвет которой, несомненно, был выбран для того, чтобы возместить недостаток солнечного света в такое время года. Макс не мог решить, как повежливее попросить леди объяснить то, что она носит такое имя, и поэтому просто достал письмо, адресованное леди Кенросс.
– О, вам нужна не теперешняя леди Кенросс, – взглянув на письмо, покачала головой экономка и ткнула пальцем в дату. – Это письмо адресовано леди Дженет, которая была замужем за предыдущим графом, но она умерла несколько лет назад.
– А как долго вы служите здесь, миссис Монтфорд? – Макс бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.
– В июле будет двадцать шесть лет, – ответила она, слегка выпрямившись. – Я вела хозяйство у трех последних графов, и это благородное семейство. А почему вы спрашиваете?
Макс и Кем обменялись взглядами, и Кем достал брошь.
– Где вы это взяли? – строго спросила экономка, задержав дыхание. – Это брошь матери ее сиятельства. Я бы узнала ее где угодно.
– Миссис Монтфорд, – мягко заговорил Макс, наклонившись вперед в кресле, – вы имеете какое-либо представление о том, как эта брошь могла попасть к молодой женщине, которая пользуется вашим именем и работает экономкой в Сомерсете?
– Пользуется моим именем? – Женщина прижала руку к груди. – Еще одна Линда Монтфорд? О, понятия не имею!
– Не Линда, Обри, – поправил ее Макс.
– О-ох! О Боже! – Женщина сжала руки.
– Миссис Монтфорд? Вам знакомо это имя? – настойчиво спросил Макс.
– Вы, джентльмены, из полиции? – Она побледнела, и ее взгляд заметался между Максом и Кемблом.
– О, взгляните на нас, дорогая. – Кембл умоляюще вскинул руку. – Разве мы похожи на полицейских?
Сжав губы, женщина снова внимательно оглядела их обоих.
– Хорошо, у лейтенанта Фаркуарсона и леди Дженет было две дочери, – начала она. – Потом он стал пятым графом Кенросс. Старшую дочь звали Мюриел, младшую – Обри, и она была очень хорошей девочкой. Если вы слышали о ней что-то иное, значит, вам сказали неправду. И если она притворяется мной, я не возражаю...
– Вы хотите сказать, что знаете ее? – не дал ей договорить Макс.
– Да, я так сказала! – Экономка с подозрением посмотрела на него. – Бедная крошка приехала в Крагуэлл, когда была еще совсем маленькой девочкой. – Она помолчала, слегка улыбаясь. – Она, леди Обри, всегда любила печь пирожные и слушать мои рассказы о жизни в Нортумберленде. Эти маленькие деревушки со своими нелепыми названиями обычно заставляли ее безудержно смеяться.
– О, я и сам тихо хихикал над ними, – вставил Кем. Удивленно взглянув на него, миссис Монтфорд вернулась к своему рассказу:
– Но, как я уже говорила, после Ватерлоо, когда она и леди Кенросс вынуждены были переехать на полученную в наследство ферму, я каждые две недели в свой выходной день навещала их. Леди Обри задавала мне множество вопросов, и я старалась научить ее тому, о чем она спрашивала. Она ухаживала за матерью и прилежно работала. Леди Обри управляла всем, так что ее сиятельство могла ни о чем не беспокоиться – ни о ферме, ни о доме, ни о счетах. А после того как мать умерла, она так же заботилась о несчастной леди Мандерс.
– Леди Мандерс? – отрывисто переспросил Кембл.
– О своей сестре Мюриел, – пояснила экономка, словно это было очевидно. – Она вышла замуж за графа Мандерса, красивого повесу. Но Мюриел была болезненной девушкой и не могла вести такую жизнь, как он. Но, прошу прощения, джентльмены, для чего именно вы приехали сюда?
– О, мы просто пытаемся разыскать Обри Монтфорд, – ответил Кем. – Нас очень заботит ее благополучие.
– Ее зовут леди Обри Фаркуарсон, – чопорно поправила она. – И онтолько что сказал, что она в Сомерсете!
– Да, была, – охотно согласился Кем, растерявшись всего на долю секунды. – Но мы точно не знаем, где она может быть сейчас. По правде говоря, мы не видели ее несколько недель.
– О-ох, неужели она опять убежала? – Женщина мгновенно опечалилась, на глазах у нее выступили слезы, и она стала шарить по карманам. – Бедная девочка! Ей приходится метаться, как какому-то несчастному котенку, за которым гонится свора псов. Это ужасно, просто ужасно!
– Успокойтесь, успокойтесь, миссис Монтфорд, – ласково сказал Кем и, опустившись на диван рядом с экономкой, проворно достал носовой платок. – А теперь, дорогая, облегчите свою душу. Отчего бежит бедная маленькая Обри?
– О, от этого злобного, лживого Фергюса Маклорена! – Сделав паузу, она громко высморкалась в носовой платок Кема. – Но, полагаю, вам это известно.
– Что ж, я давно это подозревал, – солгал Кем нежным, как шелк, голосом.
– Я до смерти измучилась, размышляя над тем, что стало с моей бедной дорогой девочкой, – между всхлипываниями сообщила миссис Монтфорд. – Конечно, она убежала, как только закончился суд над убийцей и ее освободили из тюрьмы.
– Боже правый! – присвистнул Макс. – Из тюрьмы?
– О, безусловно, она так и сделала. – Кем бросил Максу предупреждающий взгляд.
– Еще бы! Кто этого не сделал бы? – воскликнула миссис Монтфорд.
– Только дурак! – поддержал ее Кем. – Помимо всего прочего, какой у нее был выбор?
– О, вообще никакого, – плача, согласилась экономка.
– Абсолютно никакого, – закивал головой Кем.
– В конце концов, разве не ясно было, на что способен Фергюс?
– О, я всегда это подозревал! – Кем сделал секундную паузу. – А вы что думаете?
– Ну, я думаю, он ударил по голове своего глупого брата – лорда Мандерса, я имею в виду – той кочергой! – Миссис Монтфорд, теперь не в силах сдержаться, разрыдалась. – А потом он постарался переложить вину на бедную Обри! Знаете, Фергюс всегда завидовал своему брату, и вот поэтому они никогда не ладили.
– Да, меня всегда это удивляло, – заметил Кем. – Но какая поразительная логика!
Добрая женщина энергично закивала.
– Ну а что касается логики, сэр, то заметьте вот что: если бы этот суд над убийцей закончился тем, что мою дорогую Обри повесили бы, следующим стал бы несчастный маленький лорд Мандерс! И тогда Фергюс получил бы именно то, что хотел, не так ли?
– Именно так, именно так. Но как по-вашему, миссис Монтфорд, чего он хотел? – неуверенно спросил Кем, и женщина удивленно посмотрела на него. – Я хочу сказать, хотел больше всего? – поспешно добавил он. – В конечном счете, это были... деньги, правильно?
– Ну, – задумчиво протянула она, – всегда все сводится к деньгам, не так ли? Но имение в Тейсайде богатое, и еще, я уверена, в долине Луары был маленький замок. Но, я думаю, больше всего Фергюс хотел стать лордом Мандерсом. Он всегда жаждал получить титул, принадлежавший брату. И если Фергюс убил собственного брата, что могло помешать ему расправиться с малолетним племянником, спрашиваю я вас.
– О, ничто, я абсолютно уверен в этом! – объявил Кем.
– Думаете, н-ничто?
– Безусловно, жестокие негодяи редко останавливаются.
– И-именно так я и думала, – кивнула экономка, вытирая глаза.
– Вы удивительно тонко понимаете человеческий характер, мадам.
– Да, я всегда так считала, – всхлипывая, призналась миссис Монтфорд. – И поэтому, когда леди Обри темной ночью выкрала маленького лорда Мандерса прямо из его кроватки, я нисколько не обвиняла ее.
– Бог мой, конечно же! Кто бы посмел? – воскликнул Кем в полном негодовании.
– Слава Богу, что есть такие люди, как вы, сэр.
– И дураку ясно, что с самого начала от Фергюса были одни неприятности.
– Бросается в глаза, как нос у меня на лице! – Миссис Монтфорд смотрела на Кема, словно он был каким-то мессией. – Но как теперь быть со всем этим, я просто не знаю, мистер Кембл. – Она снова горестно всхлипнула.
– Мадам, я подумываю, не вызвать ли мне самому его на дуэль? – Кем достал еще один носовой платок.
– О-о, – миссис Монтфорд разрыдалась во весь голос, – о-о, но это невозможно!
– Невозможно? – У Кема вытянулось лицо. – Он трус? Калека? Что с ним?
– Не-е-ет! – застонала она, схватив носовой платок. – Он умер!
– Умер? – повторил Кем. – Когда? Где?
– В Эдинбурге! – ответила она, снова громко высморкавшись. – Как раз на прошлой неделе! Лорд Картард застал его в постели с леди Картард и задушил его собственным шейным платком!
– О, не может быть! – негодующе воскликнул Кем. – И я лишен возможности отомстить?
Выпучив глаза, Макс встал.
– Поехали, Кем, – тихо сказал он, – помочимся на его могиле, если тебе от этого станет легче.
– Ради Бога, Макс, о чем ты говоришь? – Все еще обнимая одной рукой миссис Монтфорд, Кем простодушно взглянул снизу вверх на друга. – Разве теперь мы не поедем домой?
– К сожалению, нет, старина, – хмуро ответил Макс. – Поднимайся и молись, чтобы в Эдинбурге была хорошая зимняя погода.
Такого дня никак не должно было быть в середине ноября – во всяком случае, на побережье Сомерсета. И тем не менее такой день выдался. Утро было ясное и прохладное, но многообещающее. Обещание исполнилось, и к полудню уже стало тепло и, несомненно, солнечно. День был воскресный, и, что случалось редко, Обри могла сделать перерыв в своих повседневных хлопотах.
Айан, конечно, это знал и смотрел на нее большими, полными мольбы глазами. Не в силах сказать ему «нет», Обри уложила в корзину пироги с мясом, сыр, яблоки, и они вместе отправились в двухмильное путешествие к бухте среди скал. Этот широкий уединенный песчаный участок берега был любимым местом Айана. Здесь мальчик играл и занимался поисками, так как прилив выносил на берег всевозможные диковинки. Не прошло и четверти часа, как он нашел обрывок ржавой цепи, коричневую бутылку без пробки и кусок плавающего дерева в форме – как Айан убедил Обри – магического трилистника.
Разложив на одеяле свою добычу, Айан вернулся к нагромождению скал у кромки воды, чтобы попытаться найти спрятанное контрабандистами золото, которое, он был уверен, лежало где-то совсем рядом, и длинной палкой стал раскапывать сырой песок между камнями.
Внезапно на одеяло упала тень, и Обри, взглянув вверх, ощутила, как у нее забилось сердце. За ее спиной стоял Джайлз, высокий и ослепительно красивый в своем экстравагантном наряде: сапогах, бриджах и старой бобриковой куртке. Обри уже несколько дней не виделась с ним – не виделась наедине – и вдруг поняла, какими пустыми были все эти дни.
– Пиратское золото? – задумчиво сказал Джайлз, наблюдая за раскопками Айана. – Или сокровища контрабандистов? Интересно, что он ищет?
– Наверное, и то и другое, – рассмеялась Обри, обрадовавшись появлению Джайлза. – Он слышал, как Дженкс рассказывал, что французские контрабандисты заходили в эти воды, и предполагает, что им платили золотом.
– Он правильно предполагает, – отозвался Джайлз. – Можно мне присоединиться к вам?
– Да, конечно, – неожиданно смутившись, ответила Обри и, потянувшись, разгладила складки на одеяле.
– Думаю, ты удивишься, узнав, что привело меня сюда. – Он сел и вытянул длинные ноги.
– Я действительно удивлена.
– Я шел за вами, – признался Джайлз, продолжая смотреть на Айана. – Я хотел поговорить с тобой и, увидев в окно кабинета, как вы уходите, решил узнать, куда вы направляетесь с корзиной и одеялом. Мне показалось, это будет что-то... приятное.
– Приятное? – Обри улыбнулась. – Спускаться вниз по скалам всего лишь для того, чтобы посидеть у воды на песке? Думаю, многие сочли бы это весьма глупой затеей.
– Но не я. – Повернувшись лицом к Обри, он серьезно взглянул на нее яркими серыми глазами. – Я не считаю глупым ничего из того, что делаю вместе с тобой или с Айаном. – Он порывисто взял лежавшую на старом одеяле руку Обри и поднес ее к губам. – Прости, дорогая, что я так резко говорил с тобой на днях.
– Тебе не нужно извиняться.
– Это только половина извинения. – Его губы сложились в подобие улыбки. – Я имел в виду то, что сказал, Обри. – Он долго смотрел на нее. – Но я люблю тебя. И расстояние этого не изменит, хотя мне почти хочется, чтобы оно помогло.
– Я тоже люблю тебя, Джайлз. Пожалуйста, всегда помни об этом. И я понимаю, что твой долг быть в Лондоне.
– Я сомневаюсь, что все еще убежден в этом. – Джайлз пристально смотрел на нее. – Обри, я должен все это бросить? Изменит ли это что-либо для тебя? Это то, что нужно сделать, чтобы завоевать твою руку? Я люблю тебя и не понимаю, почему ты мне не доверяешь.
На мгновение Обри почувствовала искушение сдаться. Это было так соблазнительно, но затем она снова вернулась к реальности. Ее остановили не жизнь в Лондоне и не публичный и требующий непогрешимости характер его работы, а то, что ее жизнь была построена на лжи, что она была преступницей. Обри понимала, что погубит Джайлза, и покачала головой, борясь со слезами, обжигавшими ей глаза.
– Ты не должен даже думать о том, чтобы отказаться от карьеры, – прошептала Обри. – Обещай мне, Джайлз, что не откажешься. Это было бы ошибкой. С моей стороны было бы ошибкой просить этого, с твоей – согласиться на это.
– Вот как? – У него слегка опустились плечи. – О, пожалуй, я знаю, что на это можно сказать: еще так много нужно сделать.
– Джайлз, – Обри коснулась его руки, – тебя что-то тревожит. Еще что-то, кроме меня.
Джайлз долго смотрел на море, а когда наконец заговорил, его голос звучал задумчиво и немного встревоженно:
– Обри, Англия на пороге кризиса, я чувствую это всем своим существом. Я не могу позволить себе делать то, что мнехочется, когда наш народ уже умирает от голода. Наши тред-юнионы вооружены. Радикалы так настойчиво подталкивают страну к реформам, что она может расколоться. И если король умрет, а это вполне может случиться, то помоги нам Господь. Правительство Веллингтона будет вынуждено провести всеобщие выборы, к которым мы совершенно не готовы. Мы можем потерять большинство в палате общин, и один Бог знает, сколько сил соберут радикалы.
– А если это произойдет, тебе, Джайлз, понадобится еще больше сил, – спокойно сказала Обри. – Тебе придется быть голосом разума, которым ты всегда был.
– Хорошо бы, чтобы кто-нибудь другой мог стать голосом разума, – горько усмехнулся Джайлз. – Мне для разнообразия хотелось бы побыть тунеядцем. Это неправильно?
– Нет, но это нево... – Ее слова оборвал пронзительный крик – это Айан соскользнул со своего высокого каменного насеста.
Джайлз вскочил и побежал к мальчику, прежде чем Обри успела подобрать юбки. Он бросился за выступ скалы и вынес оттуда Айана на руках, а Обри в развевающемся сером плаще быстро пошла им навстречу.
– Айан, что случилось? – задыхаясь, спросила она.
– Я... я... я упал, – прошептал Айан, по-мужски стараясь сдержать слезы; у него на виске была глубокая рана, из которой стекала тонкая струйка крови.
Джайлз отнес мальчика на одеяло, сел и посадил его к себе на колени, а Обри присела рядом с ними.
– Камни были скользкие. Они с противоположной стороны сплошь покрыты водорослями. – Джайлз ободряюще взглянул на Обри и достал из кармана чистый носовой платок. – Но с ним все будет хорошо.
Запустив руку в волосы Айана, Обри отодвинула их назад, чтобы Джайлз мог приложить к ране платок.
– Ой! – вскрикнул мальчик.
– Не вертись, – ласково сказал Джайлз. – Просто позволь мне протереть рану, хорошо? Обещаю не делать больно.
Айан морщился, но сидел тихо и терпел. Обри была поражена как желанием ребенка быть послушным, так и нежными прикосновениями Джайлза.
– Ну вот, – сказал граф, покончив с делом, – тревожиться не о чем. Думаю, если твоя мама позволит, ты можешь спокойно вернуться к поиску сокровищ. – Он посмотрел на Обри, и она в ответ кивнула.
– Но я проголодался, – нерешительно сказал Айан.
– Это всегда признак хорошего здоровья, – засмеялась Обри и подвинула корзину на середину одеяла.
– Я должен оставить вас, мне пора идти, – заторопился Джайлз с изменившимся выражением лица.
– Вам стоит остаться, миссис Дженкс испекла пирожок и со свининой, – сообщил Айан.
– У нас много всего с собой, – успокоила Обри Джайлза, дотронувшись до его руки.
– Я надеялся услышать это, – признался Джайлз с озорным блеском в глазах. – Я не завтракал на природе с... в общем, целую вечность.
Обри аккуратно выложила из корзины еду, чувствуя, как солнце начало пригревать ей спину.
– Разве обед на свежем воздухе – такая редкость во время светских сезонов в Лондоне, милорд? – пошутила она, подавая Джайлзу треугольный кусок чеддера. – Я думала, наше расписание заполнено такими развлечениями.
– Это совсем не то, что здесь. – Он отломил уголок от сыра и, отдав его Айану, смотрел, как мальчик жует.
Подняв голову, Обри встретилась с ним взглядом и, увидев волнение в его глазах, внезапно ощутила прилив знакомых захватывающих дух ощущений: как будто она только что верхом перепрыгнула через барьер высотой в четыре фута или что она свободно пустилась в плавание в неизведанную страну.
И в этот момент Обри осознала, что хотела бы сделать этот прыжок, хотя он и рискованный. Она хотела рискнуть, потому что устала держаться вдали от Джайлза, избегать его и отворачиваться при каждой встрече. Ей нужна была его помощь – ей нужен был он. И неожиданно ей показалось, что самым разумным на свете решением будет решительно отдать свою судьбу и свое будущее в руки графа Уолрейфена.
А как же Айан? Пойдет ли это ему на пользу? Джайлз заботливо относился к мальчику, это проявлялось во всем, что он делал. Сейчас он снова обернулся к Айану, и Обри со своего конца одеяла увидела, как он, улыбнувшись мальчику, разломил пополам, пирог и положил один кусок вниз. Когда ребенок принялся за свою порцию, лицо Джайлза потеплело, и ямочка на левой щеке стала чуть глубже.
Обри чувствовала, что устала, устала бороться и бороться в одиночку, ей не хватало того, кто помог бы принять решение о судьбе Айана. За три года он превратился из несмышленого малыша в смелого маленького мальчика, а Обри, несмотря на ее зрелость и решительность, была не совсем готова к этому, она не была готова к материнству и к жизни в бегах, когда и спишь-то вполглаза. И ей удалось уберечь Айана от когтей его дяди, и она обеспечила ему счастливую спокойную жизнь.
Так что плохого в том, что она и для себя хотела спокойной жизни? Что плохого в том, что она хотела любить Джайлза и быть любимой им, быть его женой и иметь от него детей? О, то, что он предлагал ей, было ужасно соблазнительно! Он предлагал ей себя и тем самым давал возможность осуществить ее мечту – найти любимого мужа, собственный дом и настоящую семью для Айана.
Но если она расскажет Джайлзу о выдвинутых против нее обвинениях и о том, в чем ее обвиняли в прошлом, что он подумает? Этого нельзя узнать заранее, не так ли? Ей придется пойти на риск, довериться ему и молиться, чтобы ее прошлое не погубило его, – и она решилась бы на этот рискованный шаг.
Что бы ни подумал Джайлз о ней и о ее безрассудном поведении в Шотландии, Обри начинала верить, что он так или иначе обеспечит безопасность Айану. Конечно же, Фергюс не рискнет причинить вред Айану, если Джайлз будет присматривать за мальчиком хотя бы и издали; теперь, когда в ее мыслях царило спокойствие, а сердце было свободно от страха, Обри была в этом уверена. Лорд Уолрейфен обладал большой и далеко простирающейся властью, в его распоряжении было все министерство внутренних дел, так что Айан был бы в безопасности.
Джайлз снова повернулся к ней и улыбнулся. Его взгляд был полон глубокого чувства, в нем было счастье и удивление, удовлетворение и изрядная доля вожделения тоже. Свежий ветер, прилетевший с залива, растрепал темные волосы Джайлза, и его глаза заблестели. Да, он был хорошим человеком, исключительно честным человеком, так, быть может, пришло время и Обри стать тоже до конца честной?
В эту ночь Обри пришла в постель Джайлза с новым для нее чувством. Ей казалось, что она нуждается в нем еще больше, чем когда-либо прежде, – и физически, и духовно. Однако она чувствовала себя немного неуверенно, почти как в ту первую ночь, когда она пришла к нему почти против собственной воли и к тому же в чрезвычайном смущении.
Нельзя было сказать, что теперь она поступала вопреки своему желанию, но, тем не менее, Обри почему-то не покидало чувство неуверенности: она гадала, будет ли их чувство таким же сильным, когда Джайлз снова обнимет ее и между ними не останется никаких барьеров? Будет ли она еще чувствовать себя в безопасности, бросив все, за что боролась, на произвол судьбы? Или уверенность, которую она почувствовала в этот день, просто химера, ложное чувство взаимопонимания, вызванное вниманием графа к Айану?
Но теперь Обри казалась невозможной жизнь без Джайлза. В те долгие ночи, которые Обри и Джайлз провели вместе, они сначала, не торопясь, страстно любили друг друга, а потом в ранние утренние часы долго шепотом разговаривали. Обри так не хватало общения, что теперь возможность говорить с другом казалась ей незаслуженной роскошью.
Она, не постучав, открыла дверь в комнату Джайлза, и в первый момент он не услышал, что она вошла. Он стоял у камина в черном шелковом халате, опираясь одной рукой о каминную полку, и смотрел на языки пламени, а его волосы, отросшие за недели пребывания в Кардоу, свешивались до самых глаз. Суровый и в то же время беззащитный, он был поразительно красив. Обри осторожно кашлянула, и выражение его лица мгновенно смягчилось.
– Обри, – он подошел и заключил ее в объятия, – Обри, любимая.
О, так просто было броситься к нему в объятия, и еще проще было улечься в его постель; отрицать свое желание для Обри было все равно что пытаться остановить восход солнца. Торопливыми неловкими движениями они раздевали друг друга, одежды одна за другой соскальзывали на пол, – и вскоре он и она опустились на прохладные простыни. В эту ночь Джайлза переполняло желание, Обри почувствовала это, как только он дотронулся до нее; в нем бурлило безумство, как будто он считал оставшиеся им дни. Они не разговаривали, потому что за последние несколько недель их любовь постепенно перестала нуждаться в словах, вышла за пределы обычного общения и превратилась во что-то более глубокое.
Джайлз ласкал ее губами и руками, поглаживая и погружаясь в нее, но делая все это неторопливо, а Обри предоставила своим рукам бесцеремонно блуждать по его телу, худощавому и упругому, состоявшему из одних мускулов. Погладив Джайлза одной рукой по боку, Обри спустилась ниже. Джайлз застонал, когда она взяла в руку его копье, а Обри, не выпуская его, наслаждалась ощущением тепла и шелковистости и вспоминала, как приятно было соединяться с ним в горячечном безумстве. И потом они еще долго с упоением ласкали друг друга.
Даже сейчас, по прошествии стольких недель Джайлз казался Обри новым и прекрасным, и ей хотелось исследовать его, познакомиться с ним на опыте.
Неожиданно Джайлз перевернулся на спину, взял Обри за талию и приподнял над собой.
– Иди ко мне, Обри, впусти меня внутрь, – попросил он. – Давай займемся любовью.
Джайлз был хорошим учителем, он научил Обри желать и без колебаний искать удовлетворения, которое только он мог ей дать. Она с жадностью взяла в руки его шелковистую плоть, запрокинула голову и со вздохом опустилась на него. Джайлз тихо застонал и, не выпуская Обри, опустил руки с длинными смуглыми пальцами ей на белые бедра. Обри снова приподнялась, а он крепче сжал ее бедра и откинул голову на подушку так, что у него напряглись мышцы шеи.
Поднимаясь и опускаясь, Обри наблюдала, как страсть и желание играли на красивом лице Джайлза, и удивлялась собственной власти и способности вызвать у него восторг, удивлялась глубине своей любви к нему. На протяжении, возможно, нескольких минут или, быть может, нескольких часов тихие звуки наполняли темноту, пока вздохи Обри не стали более частыми и неистовыми. Она закрыла глаза, наклонилась и положила руки на грудь Джайлза, чтобы чувствовать его силу, когда он поднимался ей навстречу, и ее волосы, уже распущенные, рассыпавшись по плечам, смешались с волосами Джайлза. Ощущения увлекли ее в темное, бурлящее облако желания. Запахи мужчины, пота и любви окружали их тяжелым чувственным туманом. Тяжело дыша, Обри наклонилась вперед и поцеловала Джайлза в шею. Ощутив соль на губах, она слизнула ее и, выпрямившись, увидела, что Джайлз смотрит на нее. Притянув к себе ее голову, он поцеловал ее, ритмично двигая языком и одновременно приподнимая ее над собой. Жар его рук обжег Обри кожу, когда они скользнули ей на ягодицы, чтобы полностью раскрыть ее для мощных толчков Джайлза.
Обри думала только о его теле внутри себя, чувствовала только энергию, с которой он двигался внутри ее, подводя ее к великолепной сверкающей пропасти. Теперь дыхание с хрипом вырывалось из груди Джайлза, и Обри ощущала, как в нем все нарастает и нарастает напряжение. Наконец Джайлз торжествующе вскрикнул, и они вместе окунулись и потоки света, жара и блаженства.
Опустошенная, без сил, Обри упала на его горячее тело, и Джайлз обхватил ее руками, соединяя их сердца.
– Обри, я люблю тебя, – едва дыша, прошептал он. – Я люблю тебя, и ничего не могу с этим поделать.
Успокоенная его словами и защищенная его объятиями, Обри погрузилась в сон.
