Текст книги "Укрощенный дьявол"
Автор книги: Лиз Карлайл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 8,
в которой леди Делакорт отправляется на задание
На следующее утро после бессонной ночи Обри встала еще до рассвета. У нее не было времени со страхом ожидать допроса или размышлять о блуждающих руках лорда Уолрейфена. Она все еще оставалась в Кардоу экономкой – по крайней мере, до тех пор, пока граф не дал ей пинка, – а сегодня был день отъезда лорда и леди Делакорт, и около семи часов Бетси уже позвали помочь горничной ее сиятельства упаковать вещи. К сожалению, не прошло и десяти минут после ее ухода, как Ида, свалившись с лестницы в буфетной, сильно растянула лодыжку, и Обри перед завтраком осталась без помощи.
Обри пришлось отправиться в первый поход в утреннюю гостиную, где должен был быть подан завтрак. Оставив поднос с кофе в подсобной комнате, она вошла в гостиную, чтобы раздвинуть шторы, провела пальцем по буфету, проверяя, нет ли пыли, потом брезгливо подняла с ковра кусочек корпии. Лакеи уже накрыли стол и аккуратно разложили приборы и салфетки, а Летти поставила посередине вазу с белыми гладиолусами – на первый взгляд все было в порядке.
Но при более тщательной проверке Обри обнаружила вилку с разводами, и это ей совсем не понравилось. Она слышала, что Летти устанавливает в раздаточную блюда с яйцами, почками, беконом и томатами, и подошла к ней с вилкой.
– Отнесите ее обратно вниз в служебную комнату дворецкого, – сказала Обри служанке, – и передайте Певзнеру, что вилка, к сожалению, не годится.
– О-о-о, мадам, – нахмурилась Летти, – ему это не очень понравится.
– Тогда скажите, пусть он следит, чтобы лакеи чистили все как следует с первого раза, – нетерпеливо промолвила Обри, но, одумавшись, пожалела девушку. – Хорошо, дайте вилку мне, Летти. Вы сможете одна подготовить буфет?
Летти с облегчением кивнула.
К тому времени, когда Обри вернулась после обмена неприятными словами и столовым серебром с Певзнером, Уолрейфен и лорд Делакорт уже сидели за столом. Стараясь остаться незамеченной, Обри осторожно подошла к столу, чтобы подать Делакорту чистую вилку, но тот взглянул на нее и широко улыбнулся:
– Доброе утро, миссис Монтфорд! Что случилось?
– Прошу прощения, к сожалению, одна из вилок оказалась недостаточно чистой.
– О, не сомневаюсь, что я кладу в рот и гораздо худшее! – весело откликнулся он. – Общеизвестно, что мои требования не высоки.
Уолрейфен чуть не захлебнулся своим кофе, но в это время в гостиную вошла леди Делакорт, шурша дорожным платьем из полосатого темно-голубого канифаса, цвет которого как нельзя лучше подходил к ее глазам. Леди Делакорт обладала красивой фигурой и была необычайно очаровательной, несмотря на явное недовольство, написанное у нее на лице; в сравнении с ней Обри почувствовала себя ободранной старой вороной. Подойдя к столу, Сесилия с решительным шлепком положила рядом с тарелкой Уолрейфена принесенную с собой газету, а Обри быстро ушла в подсобную комнату и прикрыла дверь, оставив небольшую щелочку.
– Доброе утро, Сесилия, – услышала Обри слова графа. – Что это?
Не в силах устоять, Обри выглянула и увидела, что леди Делакорт подошла к буфету.
– Это, Джайлз, «Таймс» за прошедшую среду, – ответила она, наливая себе кофе. – Разве ты не видел ее?
– Нет. – Уолрейфен развернул газету.
– Нижний левый угол, – усаживаясь, сказала она. – Консерваторы, по-видимому, чрезвычайно довольны собой.
– О Боже! – воскликнул Делакорт и привстал, стараясь заглянуть через плечо Уолрейфена в газету. – Что теперь?
– Еще одна история о смерти Элиаса, – раздраженно бросила Сесилия. – Они с удовольствием смакуют то, что блистательный лорд Уолрейфен не может найти справедливости для самого себя. Кстати, Джайлз, тебе не кажется, что этот Хиггинс слишком долго оставляет нераскрытым это дело?
– Ради Бога, Сесилия, что он может сделать? – вопросом на вопрос ответил Уолрейфен. – Просто повесить кого-нибудь первого попавшегося?
Всмотревшись в небольшую заметку, Делакорт схватил газету и тихо присвистнул.
– Что еще? Давай же, читай всю эту дрянь! – воскликнул Уолрейфен.
– «Возможно, лорд Уолрейфен, наш несговорчивый либерал из тори, наконец-то соизволит признать, что мы, находящиеся на противоположной стороне в этом споре, давно правы, – начал Делакорт, многообещающе прочистив горло. – Судейская снисходительность и смягчение наказаний за уголовные преступления стали в Англии просто пародией. Грабители, жулики и хладнокровные убийцы теперь свободно разгуливают по стране, как Уолрейфен мог убедиться на собственном опыте. Быстрое и безоговорочное повешение – это единственное действенное средство устрашения криминальных слоев общества», – дочитал до конца Делакорт.
– Кого они цитируют? – прорычал Уолрейфен.
– Лорда Риджа, – сухо ответила леди Делакорт, глядя на него поверх кофейной чашки. – А он твой друг, Джайлз. Нетрудно догадаться, что говорят твои враги.
– Таким способом консерваторы собираются попортить тебе кровь, старина, – мрачно заметил Делакорт. – И это уменьшит твои шансы будущей весной поддержать позицию Пиля в парламентской реформе.
Уолрейфен тихо выругался.
– Джайлз, – неожиданно сказала леди Делакорт, – я нашла выход. Я пришлю к тебе Макса, как только доберусь домой.
– В самом деле? – буркнул он. – Не знал, Сесилия, что у вас есть власть над беднягой.
Обри снова заглянула в гостиную – граф спокойно намазывал маслом тост.
– О-о, – леди Делакорт свела брови, – ты же понимаешь, что я имела в виду, и не возражай! Этот Хиггинс – глупец. Если ты немедленно не положишь конец всем сплетням, это будет тянуться бесконечно. Так где ты будешь?
– Наверное, еще погрущу о своем умершем дяде, – вздохнул граф, положив нож для масла.
– Да, разумеется, – побледнев, согласилась леди Делакорт, – но никому не будет пользы, если рухнет твоя политическая карьера.
– О, – рассмеялся сидевший напротив муж Сесилии, – я бы сказал, это представит консерваторов в чрезвычайно выгодном свете. Быть может, стоит отправить этого Хиггинса допросить лорда Риджа и узнать, не он ли убил Элиаса. Но в одном Сесилия права, Джайлз. Тебе следует послать за Максом.
Обри не понимала, о ком они говорили, и не могла разглядеть выражения лица графа.
– Да, но мне придется оторвать его от жены и от семьи, – тихо сказал Уолрейфен.
– Что ж, – пожала плечами леди Делакорт, – если твоя карьера рухнет, Макс и Пиль могут пойти на дно вместе с тобой.
Долгое время в гостиной раздавался лишь стук столового серебра по фарфору, пока Сесилия снова громко не кашлянула.
– Хорошо, Сесилия, – наконец согласился Уолрейфен, – поговорите с ним. Если он сможет что-то сделать, я буду ему очень благодарен.
– Для тебя лучше, чтобы здесь был и Кем, – отодвигая свою тарелку, посоветовал Делакорт.
– Почему? Разве мой гардероб подмок вместе с моей политической репутацией? – слабо улыбнулся Уолрейфен. – Или мне требуется бесценный совет Кембла относительно моды?
– Тебе нужен кто-то, кто не боится запачкать руки, – ответил Делакорт. – Кто-то, немного менее связанный принципами, чем Макс. – Встав, он начал что-то искать на буфете, и Обри, открыв дверцу раздаточной, выставила еще одно блюдо с яйцами. – Ах, вот они! – воскликнул Делакорт. – Вы само совершенство, миссис Монтфорд.
– Благодарю, милорд.
– Кстати, миссис Монтфорд, – сказал он, возвращаясь на свое место, – все время хочу спросить вас о вашем акценте, который иногда улавливаю. Откуда вы родом?
– Из Нортумберленда, милорд. – Обри выбрала это место, так как оно было далеко на севере, но все еще оставалось в пределах Англии.
– А-а! И в какой части вы жили?
– Вблизи Бедлингтона, милорд. – Обри замерла у буфета, ощущая, как быстро забилось сердце.
– Боже мой, до чего тесен мир! – засмеялся Делакорт. – У меня дядя в Морпете! – Он не сводил с миссис Монтфорд блестящих глаз. – Моего дядю зовут Найджел Дигби. Уверен, вы слышали о нем.
– Я... – Обри покачала головой. – Нет, к сожалению, не слышала. Мы жили очень уединенно.
– Сэр Найджел Дигби Лонгуорт! – подмигнул ей Делакорт, словно для того, чтобы освежить ее память. – Не нужно стараться быть вежливой. Я знаю, его считают очень эксцентричным.
– Его считают совершенно сумасшедшим, – уточнила леди Делакорт, со звоном поставив на стол кофейную чашку. – Потому что он такой и есть.
– Я... возможно, имя знакомое. – Обри захотелось убежать из комнаты.
– О Господи! – Казалось, лорд Уолрейфен наконец уловил смысл сказанного Делакортом. – Этот твой дядя обладает... хм, склонностью...
– Да, да, одеваться в женскую одежду, – перебил его Делакорт, беря вилку. – Он пришел бы в восхищение от этой серой саржи, которая на вас, миссис Монтфорд. Понимаете, он представляет себя удалившейся от дел правительницей.
– Дорогой, нам обязательно это обсуждать? – вздохнула леди Делакорт.
– И к тому же он ужасный старый сплетник, – продолжал Делакорт. – Но у местного священника доброе сердце, и он позволяет всем подыгрывать моему дяде. В этом году ему даже позволили возглавить местное Дамское ботаническое общество. Он специалист по выращиванию роз, наш дядя Найджел.
– П-понятно, – запинаясь, пробормотала Обри.
– Святые небеса, взгляните на часы! – воскликнула леди Делакорт, резко отодвинув свой стул и таким образом закончив обсуждение сэра Найджела. – Дэвид, я прикажу спустить вниз сундуки, а ты, пожалуйста, подготовь экипажи.
Шелестя голубым дорожным платьем, леди Делакорт направилась к двери, а лорд Уолрейфен вполоборота повернулся на стуле, чтобы проводить ее взглядом, когда она выходила из комнаты, и от Обри не укрылось, с какой любовью он смотрел на Сесилию. Странно, но она почувствовала, словно нож кольнул ее в сердце, и подумала, заметил ли что-нибудь лорд Делакорт.
После ухода леди Делакорт оба джентльмена встали, ее муж подошел к кофейнику и сильно наклонил его, чтобы наполнить чашку.
«Тьфу ты, – подумала Обри, – он почти пустой».
Делакорт снова сел, а Уолрейфен, сцепив руки за спиной, принялся расхаживать перед буфетом.
– Дэвид, если пойдет дождь, дороги станут опасными, – предупредил он. – Придерживайтесь верхней дороги через торфяник, подальше от утесов.
– Беспокоишься о Сесилии, старина? – Откинувшись на стуле, Делакорт разглядывал хозяина дома.
– Я беспокоюсь о вас обоих! – помрачнев, отрезал Уолрейфен и, словно желая себя чем-нибудь занять, пошел налить кофе, а Обри взмолилась, чтобы ему хватило того, что там осталось.
– Ты должен простить меня, Джайлз, если подчас мне трудно забыть, что когда-то ты хотел жениться на Сесилии, – с иронической улыбкой продолжая наблюдать за хозяином, произнес Делакорт. – Я хочу сказать, что всем известно, почему твой отец перехватил ее во время ее выхода в свет. Просто чтобы отобрать ее у тебя. Дьявольски скользкое дело, если хочешь знать.
– То, что ты говоришь, правда, – признался Уолрейфен и, пожав плечами, обернулся, стоя у буфета. – Не говоря о том, что это немного унизительно.
– Ладно, – рассмеялся Делакорт, – но никогда не забывай, старина, что все те давние годы я был сразу за тобой в той длинной, но бесперспективной очереди кавалеров этой леди. И она весело говорила, что я могу гореть в аду. Вот это, Джайлз, похоже на полное унижение.
– Я только молюсь, чтобы она никогда не узнала, из каких побуждений мой отец женился на ней, – тихо сказал Уолрейфен, и его рот скривился в некоем подобии улыбки. – Надеюсь, она до сих пор верит, что он любил ее.
– Я оберегаю ее от всего этого, Джайлз, – с потеплевшим выражением сказал Делакорт, – как стараюсь оградить от всей подлости мира. Обещаю тебе, что Сесилия никогда не будет страдать от несчастной судьбы, пока я в состоянии защитить ее.
Лорд Уолрейфен смотрел в свою уже пустую чашку, и Обри решила, что больше ждать нельзя. Собравшись с духом, она взяла второй кофейник и вышла в гостиную.
– Ах, – просиял виконт при виде нее, – вот и несравненная миссис Монтфорд с горячим кофе. Mon ange [3]3
Мой ангел (фр.)
[Закрыть], этот мещанин не заслуживает женщины вашей красоты и таланта, – проворковал он, снова входя в роль изнеженного аристократа, и отошел от буфета. – Может быть, я смогу уговорить вас сбежать со мной на Керзон-стрит?
– Разрешите налить вам кофе, лорд Делакорт? – спросила Обри, оставив без ответа его вопрос.
– Нет, нет, – помахал он рукой, – просто оставьте его, мы нальем сами. Думаю, ты прав, Джайлз, относительно дождя. – Делакорт быстро сменил тему разговора. – Что ты намереваешься делать сегодня? Конечно же, ты не собираешься провести остаток дня со своим мировым судьей?
– Хиггинс должен вскоре прийти и дать отчет о том, как продвигается дело, – пренебрежительно фыркнул Уолрейфен, устремив отсутствующий взгляд в окно. – Отчет, который будет абсолютно бесполезной тратой моего времени. А потом в оставшееся время я осмотрю имение.
– А, долг зовет! – пошутил Делакорт. – Клянусь, Джайлз, ты взваливаешь себе на плечи двойную ношу и заставляешь меня почти с благодарностью вспоминать мою растраченную молодость. По крайней мере, у меня есть на что оглянуться.
– Как я помню, твоя растраченная молодость длилась почти два десятилетия, – сухо уточнил Джайлз.
– Финиш, старина!
– Между прочим, миссис Монтфорд, вы ездите верхом или нет? – резко отвернувшись от окна, неожиданно спросил Уолрейфен.
– Простите, милорд? – Стоявшая у буфета Обри повернулась к нему.
– Вы умеете ездить верхом? – с непонятным раздражением повторил он. – Верхом на лошади?
– С вами? – импульсивно вырвалось у нее, и в этот момент в комнату вернулась леди Делакорт.
– Значит, вы вдвоем собираетесь, на верховую прогулку? – веселым тоном поинтересовалась Сесилия. – Это замечательно. Но, Джайлз, возможно, у миссис Монтфорд нет костюма для верховой езды. Я могу оставить вам один свой, – обернувшись, предложила она Обри.
– Благодарю, миледи, но у меня есть костюм. – Не в силах выдержать ее взгляда, Обри опустила голову.
Все трое немного удивленно смотрели на Обри, как будто размышляя, откуда у экономки может быть наряд для верховой езды.
– Прекрасно! – весело воскликнула ее сиятельство. – Это очень хорошо, потому что мой, я полагаю, был бы вам всего по колено. Итак, любимый, ты готов?
– Проклятие! – Делакорт вскочил и бросился к двери. – Я совсем забыл про экипажи.
Обри вернулась в буфетную и, на этот раз плотно закрыв дверь, некоторое время составляла в стопки тарелки, прислушиваясь к то затихавшим, то становившимся громче голосам. Прощание, по-видимому, затянулось, но, в конце концов, в комнате воцарилась тишина. Немного успокоившись, Обри взяла поднос, чтобы собрать кофейную посуду, но, открыв дверь, обнаружила, что леди Делакорт все еще в гостиной – и в безмолвных объятиях Уолрейфена.
Граф сразу же выпустил Сесилию, легко коснувшись губами ее лба, и она отодвинулась от него.
– До свидания, дружок. – Сесилия погладила Джайлза по груди, как будто расправляла шейный платок. – Я сразу же пришлю Макса и мистера Кембла. Быть может, Кему удастся научить Бидуэлла нескольким новым приемам завязывать шейный платок.
– До свидания, Сесилия, – сказал граф ей вслед. – Спасибо, что приехали и помогли мне в этой суматохе.
– В любое время, Джайлз. – Она быстро повернулась и звучно, горячо поцеловала его. – Ты же знаешь, что тебе нужно только сказать. И всего хорошего вам, миссис Монтфорд. Мне действительно было очень приятно познакомиться с вами.
И она ушла, оставив Обри наедине с Уолрейфеном в комнате, в которой, казалось, больше не было ни капли жизни или света. Но граф выглядел странно равнодушным и быстрым шагом направился к двери.
– Тогда через два часа, миссис Монтфорд? – спросил он, задержавшись на пороге. – Вам достаточно этого времени?
– Времени для чего, милорд?
– Я хочу объехать имение и все осмотреть: каждое вспаханное поле, каждый коровник, каждый малейший закоулок Кардоу до самых ворот.
– Боюсь, собирается дождь, милорд, – ухватилась Обри за первый предлог, пришедший ей в голову.
– Тогда возьмите зонтик! – рассмеявшись неожиданно весело, посоветовал граф.
Глава 9
Три маленькие лжи
Дождь не пошел вовремя, чтобы спасти Обри от ее судьбы. Граф ожидал ее в большом зале, нетерпеливо похлопывая рукояткой кнута по высоким сапогам для верховой езды. Они отправились пешком, начав с ближайших к замку отдельно стоящих построек, в число которых вошли кладовая для дичи, голубятня и ледник. Обри старалась держаться по-деловому и не придавать значения тому, что произошло между ними накануне. Ей нужна была работа, и она хорошо помнила, что оставалось еще кое-что, к чему граф не стал придираться: он ни разу не усомнился в ее управленческих способностях, на самом деле, видимо, просто приняв их на веру.
– Святые небеса, – заметил граф, когда они прошли через фруктовый сад к конюшням, – здесь действительно можно разместить и прокормить целую армию.
Уолрейфен выбрал для Обри спокойную гнедую кобылу и, скача по недавно осушенной низине, вежливо расспрашивал о строительстве осушительных рвов и с восхищением отзывался о плодородии почвы. Когда они проезжали мимо нового дома Джека Бартла, миссис Бартл, как обычно, вышла поболтать, но, увидев, что Обри сопровождает лорд Уолрейфен, ничего не сказала.
А граф был на удивление любезен и заговорил с женщиной, как будто был здесь не далее как на прошлой неделе. Он спросил ее о детях, назвав их всех по именам, и поинтересовался, как дела у мистера Бартла после несчастного случая с косой.
– О, милорд, Джек полностью поправился, – ответила женщина. – Благодарю вас за внимание.
– Могу я прислать вам что-нибудь из замка, мадам? – спросила Обри. – У нас очень много поздних трав.
– О, мы могли бы использовать мазь из плодов шиповника, миссис Монтфорд, – ответила она. – Доктор Креншоу говорит, она поможет рассосаться шрамам Джека.
– Завтра я приготовлю ее, – пообещала Обри, и они поскакали дальше.
– Все мои арендаторы так хорошо вас знают? – Граф с любопытством смотрел на Обри.
– Они должны на кого-то надеяться, милорд. А я собираю арендную плату.
– Вы? – удивился граф. – Да, конечно, у меня ведь нет управляющего имением, верно?
Обри ничего не ответила. Честно говоря, она воспользовалась возможностью исполнять обязанности Эрстуайлдера отчасти потому, что ее это беспокоило, и отчасти потому, что работу нужно было делать, а граф никого не прислал. И точно так же, как это было в небольшом имении в Шотландии, оставшемся ее матери после смерти мужа, обязанности одна за другой постепенно сваливалась на плечи Обри так, что никто этого даже не замечал. И теперь, обнаружив, кто именно управлял Кардоу, граф, очевидно, не имел ничего против этого. Было ли это знаком доверия или просто еще одним признаком того, что его нисколько не волнует собственное имение?
Они молча скакали вокруг холма Кардоу, на склонах которого до самого замка лежали огромные просторы обрабатываемых земель, располагались зернохранилища, фермы арендаторов и новая мельница. Уолрейфен сказал, что хочет осмотреть все, а кроме того, Обри очень гордилась проведенными ею усовершенствованиями.
– Трудно выполнять обязанности за двоих? – спросил Уолрейфен по прошествии двух часов. – Вы, наверное, перегружены работой?
– Когда в доме такая маленькая семья, роль экономки не так уж трудна, – честно ответила Обри. – У вашего дяди было не слишком много требований.
– Тогда, могу поспорить, вы были рады увидеть спину тети Харриет, не говоря уже о других членах моей семьи, – сухо сказал он.
– Нет ничего хорошего, милорд, когда в замке никто не живет, – немного поколебавшись, тихо сказала Обри. – Имение – это живое, дышащее существо, и отсутствие в нем семьи делает его безжизненным, позволяет штату расслабиться и создает впечатление, что вам...
– Что мне наплевать? – закончил Уолрейфен. – Я очень забочусь о своих слугах и арендаторах, но меня не волнует замок. Я нахожу его угнетающим... во всяком случае, раньше так было.
– Когда я приехала сюда, он сначала показался мне мрачным, – призналась Обри. – Но, живя в нем, начинаешь понимать, что замок обладает редким спокойствием и одновременно неповторимым трагизмом большинства старинных поместий.
– И много таких старинных поместий вы видели? – Граф опять с любопытством взглянул на нее.
– Вероятно, одно или два. – Обри мгновенно поняла свою оплошность.
– За время своей службы?
– Да.
– Скажите, дорогая, откуда вам столько известно об управлении имением? – задумчиво спросил граф. – Такие вещи обычно не входят в компетенцию экономки, не так ли?
– Мистер Эрстуайлдер оставил великолепные записи, – глядя прямо перед собой, ответила Обри.
– Как замечательно! Этот человек едва ли написал мне шесть слов за все те годы, что я его знал. Никогда не встречал менее симпатичного парня.
– Однако жене кузнеца он был симпатичен, – тихо возразила Обри.
Запрокинув голову, граф рассмеялся, и Обри подумала, что это весьма редкое явление. Ей понравилось, как в его глазах заплясали искорки и лицо ожило, а когда его взгляд поймал ее взгляд, Обри почувствовала, что внутри у нее что-то растаяло.
Они уже доехали до старого крошечного сарая, и Обри постаралась уклониться от обсуждения ее прошлого. И еще ей хотелось не думать о глазах Уолрейфена, а показать ему заново покрытую шифером крышу сарая. Она спустилась с лошади у старого пня, чтобы избежать тревожных ощущений, которые могло вызвать прикосновение рук графа к ее талии.
Очевидно, поняв это, он взглянул в ее сторону, выгнув одну бровь, и ловко спрыгнул с седла, но, когда его левая нога коснулась земли, произошло что-то непредвиденное: его колено согнулось, и Уолрейфен чуть не упал на землю. Выронив поводья, он пошатнулся, и Обри, инстинктивно бросившись вперед, твердой рукой обхватила его за талию.
– Опять мой ревматизм, – сухо сказал он, с некоторым смущением глядя на нее.
– Ах да, этот ревматизм, которого у вас нет, – нахмурилась Обри. – Я помню.
– Боже, миссис Монтфорд, сегодня вы демонстрируете завидное чувство юмора. – Уолрейфен перенес вес тела на левую ногу, поэтому Обри отпустила его.
– Пожалуй, стоит отдохнуть под этим деревом, – предложила она; это был раскидистый дуб, но его ветви сейчас почти оголились.
– Великолепная идея.
Быстро привязав свою лошадь, Уолрейфен без возражений сел рядом с Обри, потом, слегка поморщившись, вытянул ногу и оперся спиной о ствол дуба.
– Мой сын сказал мне, что вчера видел вас в огороженном стенами саду. – Обри тайком бросила быстрый взгляд в его сторону. – Надеюсь, он не дерзил?
– Вы боитесь, что дерзость передается по наследству? – усмехнулся граф. – Нет, он был сама воспитанность. Вы должны им гордиться.
– Тогда хорошо.
– Обри, у вас на языке вертится вопрос. – Посмотрев на нее, снова рассмеялся Уолрейфен и придвинулся ближе, его улыбка и растрепанные легким ветерком волосы придали ему почти мальчишеский вид. – Вероятно, еще один дерзкий вопрос.
– Айан говорит, вы хромаете, потому что вас ранили в ногу. – Она не преминула заметить, что граф назвал ее по имени. – Он говорит, в вас стрелял контрабандист. Я уверена, что вы просто развлекали его. Ведь у вас вовсе нет ревматизма, правда?
– Да, Обри, я так сказал ему, когда мы познакомились, – невозмутимо ответил граф, машинально массируя колено. – Но вы хотели бы видеть во мне какого-то слабого, ковыляющего типа.
– Милорд, я ничего подобного не думала, – широко раскрыв глаза, возразила Обри.
– Тогда что вы обо мне думаете? – мягким, гипнотизирующим голосом спросил Уолрейфен, перехватив ее взгляд.
– Что вы молодой человек в расцвете сил, – отведя взгляд, ответила Обри, – и что у вас нет ни ревматизма, ни артрита, ни чего-либо даже отдаленно похожего на эти болезни, но что вы иногда хромаете.
– Это история, которая может быть интересна только для маленьких мальчиков, – помолчав, заговорил Уолрейфен. – Я участвовал в одном из сумасбродных проектов Сесилии – миссионерский дом для пташек всех пород, – и, как оказалось, некоторые девушки занимались делами еще менее нравственными, чем проституция.
– Ну и ну! Какими же?
– Контрабандой опиума, – чуть заметно улыбнулся граф. – И в одну прекрасную ночь мы с Делакортом помешали неким отвратительным личностям, разгружавшим груз на Темзе. Немедленно последовал выстрел, и пуля угодила мне в ногу.
– О-о, это звучит... весьма прискорбно.
Но, честно говоря, это прозвучало совершенно невероятно, и Обри задумалась, знает ли она хоть немного этого человека.
– А, ерунда, рана вовсе не угрожала моей жизни, – пожал плечами Уолрейфен. – Однако пуля вырвала кусочек сухожилия, или связки, или еще черт знает чего, но теперь время от времени мне этого не хватает, и перед дождем болит кость.
Не успел он это промолвить, как налетевший порыв ветра растрепал Обри волосы, и она взглянула вверх на потемневшее небо.
– Милорд, а сейчас она, случайно, не болит?
– Дьявольски болит, – признался Джайлз, и в тот же момент вокруг них застучал дождь.
Вскрикнув, Обри вскочила на ноги, схватила поводья своей лошади и бросилась в открытый сарай, а граф последовал за ней, спасаясь от начавшегося настоящего потопа. – Я же сказал, чтобы вы взяли зонт! – крикнул он сквозь усиливающийся шум.
Они отвели лошадей в сарай и привязали их там. В помещении пахло сеном и прелым зерном, но эти запахи сейчас заглушал свежий запах дождя. Обри всмотрелась в сумрак, и вдруг рыжая полосатая кошка спрыгнула вниз с верхней балки и, подозрительно косясь на них, прошмыгнула мимо.
Отряхнув шляпу от дождевых капель, Уолрейфен повесил ее на ржавый гвоздь, и Обри последовала его примеру. Дождь теперь гудел и стучал, отскакивая от утрамбованной земли во дворе.
– Это невыносимо! – прокричал граф. – Давайте найдем место потише.
В глубине сарая они нашли кучу чистой соломы, и граф, усевшись, уперся локтем в колено, стараясь показать, что чувствует себя как дома. Обри, приподняв амазонку, тоже села, и некоторое время они просто прислушивались к шуму дождя, теперь более отдаленному и тихому. Сарай неожиданно показался Обри слишком интимным местом, она смутилась и почувствовала, что нужно встать и уйти.
– Не нужно смущаться, Обри, – мягко сказал Уолрейфен, бросив на нее быстрый, немного строгий взгляд. – Вряд ли я могу соблазнить вас в таком людном месте. – Он продолжал смотреть в темноту сарая, а Обри принялась собирать складки на платье, а потом медленно заглаживать их. – Вы сожалеете, что я поцеловал вас? Я должен еще раз извиниться?
Сожалела ли она? Обри задумалась. Конечно, это была ошибка, но она совсем не была уверена, что легко откажется от своих воспоминаний. У нее было не много воспоминаний такого рода, и вряд ли в будущем их будет больше.
– Не буду лгать вам, милорд, и говорить, что ничего не чувствовала. Но то, что мы делали, неразумно.
– Но было ли это так ужасно неразумно, Обри? – Он пристально смотрел на нее пронизывающим взглядом серых глаз. – Вы своим гневом и я своим высокомерием пытались прикрыть жгучую страсть.
– Я ваша служанка, милорд, – напомнила Обри.
– Вы женщина, Обри. – Граф сжал одну руку в кулак, а потом бессильно уронил ее в сено. – Красивая, желанная женщина. Разве так неразумно желать вас?
– Тот поцелуй ничего не значит, милорд, – покачала головой Обри, – но с этим нужно покончить. Мы не... Нас ничто не связывает друг с другом.
– Не связывает? – эхом повторил он в изумлении. – Что вам нужно, Обри, прежде чем переспать со мной? Обручальное кольцо? И хорошенько обдумайте свой ответ.
«Я хочу, чтобы вы смотрели на меня так, как смотрели на леди Делакорт, хочу, чтобы вы втыкали мне в волосы веточки зелени и терлись губами о мой лоб», – чуть не вырвалось у Обри, и она отвернулась, понимая, что этого не будет.
– Я ваша служанка, милорд, – снова сказала она.
– Обри, если вы еще раз употребите слово «милорд», когда мы одни, я вас поцелую, – строго предупредил граф.
– Как же мне тогда называть вас?
– Джайлз.
– Это слишком фамильярно, – покачала головой Обри. Проклятие сорвалось с его уст, и он отвернулся. На этот раз он уперся в колени обоими локтями, словно хотел спрятаться от Обри, и уставился на дождь.
Сейчас Уолрейфен выглядел каким-то более юным. О, у него в глазах еще сохранялось выражение пережитого горя, но со времени приезда в Кардоу он постепенно стал менее напряженным, и его походка стала более раскованной. Обри часто видела, как он, проходя через служебное помещение, обменивался шутливыми замечаниями с кем-либо из встретившихся ему слуг. И он чаще стал одеваться так, как одевались в провинции джентльмены – в куртку коричневого или зеленого цвета и кожаные бриджи, а не в официальную одежду черного или синего цвета, которой, несомненно, требовала его городская жизнь. Но некоторые вещи не изменились – он оставался таким же умопомрачительно красивым и временами бывал таким же невыносимо высокомерным. Обри долго неподвижно сидела на соломе, позволив своему пристальному взгляду скользить по лицу Уолрейфена. Темные волосы графа и его глаза с серебристым отливом великолепно оттеняли друг друга, его резко очерченный подбородок говорил об упрямстве, а прямой тонкий нос придавал его профилю истинный аристократизм. А как он смеялся! При этой мысли что-то внутри у Обри опускалось в самый низ.
В конце концов, Уолрейфен, должно быть, почувствовал ее взгляд. Откинувшись назад, он оперся одним локтем о солому и задумчиво посмотрел на Обри.
– Обри, вы очень любили своего мужа? – спросил он словно откуда-то издалека, и она тотчас отвернулась.
– Я... думаю, да.
– Ах, вы не уверены! – пробормотал он. – Но, дорогая, об истинной любви редко говорят с неуверенностью.
– Что вы знаете об этом чувстве? – Обри слишком поздно вспомнила о леди Делакорт. – Простите, – сразу же извинилась она, – мне не следовало этого говорить. Я понимаю, на своем пути вы тоже пережили потерю.
– Я никогда не был женат, – удивленно поднял бровь Уолрейфен.
– Среди слуг ходят разговоры, что вы все еще влюблены в леди Делакорт, – казалось, сам сатана подтолкнул ее в бок, – и что вам не нужен никто другой.
– Черт побери! – выругался граф и, подняв соломинку, принялся жевать ее. – Они действительно так говорят?
– Я случайно подслушала это пару раз.
– Похоже, вам это не доставляет особого удовольствия, дорогая.
– Мое удовольствие или неудовольствие вряд ли касается вас, сэр. – Обри хотелось, чтобы он перестал называть ее «дорогая» этим низким, хрипловатым голосом.
–Но могло бы и касаться. – Уолрейфен посмотрел прямо на нее, и у него в глазах снова заплясали искорки.
– Я сказала не подумав, милорд. Прошу извинить меня.
– О, это что-то новое.
– Прошу прощения... Что новое?
– Ваше извинение, Обри, – рассмеялся граф. – Вы много лет говорили не подумав. – Он немного помолчал, а потом добавил: – А что касается леди Делакорт, то да, я ухаживал за ней в то время, когда мы оба были совсем молодыми. Я считал ее очаровательной и красивой, но не решился сделать последний шаг. А как вы знаете, тот, кто колеблется, теряет все.
