Текст книги "Мой шейх"

Автор книги: Лиз Филдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Люси?

Она заставила себя посмотреть на него.

– Ты хорошо поела? – (Не в силах говорить, она просто кивнула.) – Тогда, если хочешь, я вымою тебе голову.

Что?

Как это у него получается? То он говорит как мужлан из средневековья, то вдруг меняется и ведет себя как заботливый мужчина.

Или она его не поняла? Недооценила? Его злость могла быть отражением боли.

– Если ты, то, пожалуй, нет. Может, няня Амейры поможет мне.

– Няня Амейры?

– Я видела ее вчера, она искала твою дочь.

– Понятно. – Черные глаза Ханифа опасно заблестели. – Ты увидела ее и теперь думаешь, что я тебя обманывал, говоря, что в доме нет женщин?

Такая мысль не приходила ей в голову, пока он это не сказал. Но Люси не могла найти слов, чтобы ответить.

– Зачем мне это делать? – сказал он, принимая ее молчание за согласие.

Его спокойный голос и вежливое отношение не обманут ее. Он протянул руку через стол и, дотронувшись до ее подбородка, заставил посмотреть на себя.

Никто еще не касался ее так нежно и в то же время не представлял такую опасность. Его тепло отозвалось в ее теле, доказывая, насколько она уязвима и какую он имеет власть над ней. Его взгляд опустился и остановился на распахнутом халате. Как она могла не заметить!

– Ты думаешь, что я какой-то хищник, который наслаждается своей добычей.

– Нет! – резко сказала она, второпях запахивая шелковый халат. Ей совсем не хотелось, чтобы он приписывал ей подобные мысли. Перед ней предстал образ леопарда. Это не о нем. Если Ханиф и хищник, то скорее орел или ястреб. – Нет, – повторила она.

Ее отрицание звучало фальшиво. Скорее всего, из-за смущения, вызванного распахнувшимся халатом.

– Если бы я относился к числу мужчин, охотящихся за беспомощными женщинами, то присутствие даже десятка пожилых женщин меня не остановило бы.

– Уверяю тебя, Ханиф, что ты не сделал ничего, что заставило бы меня чувствовать себя некомфортно или неудобно.

– Ты правильно делаешь, Люси Форестер, что ведешь себя со мной очень осторожно. Ты меня не знаешь.

Она знала уже достаточно. В голове роились не совсем лестные мысли о Ханифе. Слава богу, она не озвучила их.

– Я знаю, что ты спас мне жизнь, Ханиф. Я ничего для тебя не значу, но ты очень щедрый человек и немало потратил на меня как денег, так и времени. И это благодаря доброте твоего сердца, – сказала Люси и, желая убедить его, добавила: – А не из-за моей красоты. – Она пальцем обвела свое опухшее лицо.

Он не стал возражать, также не стал льстить ей.

– Приезд Амейры и ее няни Фатии был для меня таким же неожиданным, как и для тебя. – По интонации Люси поняла, что также и неприятным. – Они прибыли вчера вечером, и, как ты уже заметила, пожилая женщина очень занята.

Люси подумала, что Ханифу очень редко приходилось объясняться. И это, безусловно, большая любезность с его стороны.

– Твоя дочь не живет с тобой? – спросила она так, как будто они просто мило беседуют. Только дрожание голоса выдавало ее нервозность.

– Ребенку здесь нечего делать. Амейра живет в столице с ее бабушкой. – Он встал, и Люси решила, что разговор закончен, но заметила на его лице странную улыбку. – Думаю, когда она узнала, что у меня в доме молодая женщина, то сразу же отправила Амейру сюда.

– Если бы твоя мама видела, в каком я состоянии… то не стала бы придавать этому значение…

– Ты права, конечно же. Будем надеяться, что Фатия ей позвонит и убедит, что опасаться нечего.

Замечательно…

Она хотела было сказать, что настоящий джентльмен не согласился бы с ней, но решила промолчать.

– Боюсь, что мое спасение обходится тебе дороже, чем ты думал.

– Mash'Allah, – сказал Ханиф, протягивая ей костыли. Он всегда был рядом, чтобы помочь ей.

– Mash'Allah, – повторила она, входя в комнату. – Воля Божья?

– Ты изучала арабский? – Его интерес был неподдельным.

– Я купила себе самоучитель на CD. Хотела… – но тут она остановилась. Она хотела удивить Стива, хотела выучить арабский, чтобы помочь ему с бизнесом.

– Довольно-таки сложно выучить язык самостоятельно. Но за четыре недели ты сможешь достаточно освоить его.

– Четыре недели?

– Ну, ты же хотела узнать, как долго будет заживать лодыжка. Я говорил с врачом. Он сказал: три-четыре недели.

– А… понятно. Спасибо. Обещаю, что не буду злоупотреблять твоим гостеприимством более трех дней.

– Ты не злоупотребляешь. А что ты будешь делать в Англии одна, в холодном доме? Как будешь покупать еду, готовить, заботиться о себе?

Что она точно не будет делать, так это ожидать помощи от церковной общины своей бабушки. Они потеряли к ней всякий интерес, когда узнали, что больше не получат денег.

– Он не холодный.

– В Англии везде холодно. – Приняв ее молчание за согласие, он продолжал: – Ты останешься здесь, Люси, пока полностью не выздоровеешь. Или до тех пор, пока твой муж тебя не заберет.

Ханиф взял кресло и, отнеся в ванную, установил его в душевой кабине.

– Я постараюсь тебя не намочить. – Он включил воду и снял душ с крючка.

– Ты не должен этого делать. Я уверена, что справлюсь сама.

Она села в кресло, распустила волосы и наклонила голову в ванну.

– Оставь, я сам все сделаю.

Я не беспомощная, думала Люси. Еще день или два, и она снова будет в пути, хотя и велик соблазн остаться и чувствовать себя принцессой.

У нее дела, ей надо развестись с мужем.

Хан положил полотенце ей на плечи.

– Не слишком горячо?

Она помотала головой. Умение, с которым он справлялся с ее длинными волосами, говорило о том, что у него была практика – ему приходилось мыть волосы жене, когда она совсем ослабла.

У Люси не было опыта общения с такими мужчинами, как Ханиф, и она не имела права судить ни его, ни образ его жизни. Только то, как он с ней обращался.

– Я ненавидела это, – сказала Люси, когда они вышли обратно на балкон, чтобы ее волосы просохли на солнце.

– Когда тебе мыли голову?

– Нет, это еще не так плохо, но у бабушки был ужасный гребень, которым она чесала мне волосы. Было жутко больно.

– Я не сделаю тебе больно, – сказал Ханиф и стал аккуратно расчесывать ее волосы, прядку за прядкой. – Непривычно видеть европейскую девушку с такими длинными волосами.

– Бабуля принадлежала к догматической церкви и верила, что для женщины это грех – обрезать волосы. Она заплетала мне ужасно тугие косы, когда я была маленькая. Однажды я обрезала их портняжными ножницами.

– Она разозлилась?

– Ну, довольной не осталась, – призналась Люси. Она никому не говорила о том, что ее избивали. Синяки у Люси прошли гораздо раньше, чем снова отрасли косы. Но на этот раз она научилась сама заплетать французскую косичку: не такую тугую, но и не противоречащую идеалам бабушки. – Я была непослушной девочкой.

– Дети и не должны быть послушными. Они должны быть детьми. У тебя не было матери?

– Где-то была.

Люси сказала правду, прежде чем подумала.

Обычно на этот вопрос давался другой ответ: мать умерла, когда она была ребенком. Менее болезненный, чем правда. Но она не могла врать Ханифу, у которого ребенок на самом деле остался без матери.

– У меня была… у меня где-то есть мама. Она меня бросила. Оставила с бабушкой, а сама сбежала. Ей было шестнадцать. Не замужем.

Люси подумала, что это, наверное, шокирует Ханифа. Возможно, она и хотела шокировать его, показать, какой особенной была Hyp. Если бы ее мать имела хоть долю того сострадания, любви, которыми обладала его жена…

– Девушек на Западе не защищают отцы, – сказал он, не проводя аналогий или же игнорируя их. – Они провокационно одеваются, выходят без сопровождения. Поэтому все и происходит.

– Возможно. Ее отец, мой дед, умер, когда ей было четырнадцать. Может, если бы он был жив, все сложилось бы по-другому. – Ее бабушка не ушла бы в религию настолько. Мать не стала бы бунтовать.

– У него не было братьев?

– Братьев?

– Здесь, если мужчина умирает, то братья заботятся о его жене как о своей. Принимают ее в дом. Становятся мужьями.

Люси нахмурилась.

– Что, буквально? Исполняют супружеские обязанности? Даже если женаты?

– У женщины есть потребности. Чтобы ее обнимали, чтобы постель не пустовала. Если это ее желание, то он обязан исполнять его.

– Никогда бы не подумала…

– Ваша культура делает вас слепыми, – ответил Ханиф, уловив иронию в ее голосе.

Он закончил расчесывать ей волосы и развернул кресло так, чтобы они скорее высохли на солнце.

– Ты считаешь, что мужчина, который это делает, думает только о своем удовольствии. Что это унижает женщину.

– Быть второй женой? – Люси была абсолютно уверена, что это не повышает ее статуса, но не хотела говорить о том, чего не знала.

– Обычай иметь более одной жены зародился именно из-за женщин, которые остались вдовами по вине войны. Это непросто для мужчины.

– Нет?

Возможно, ее голос звучал неубедительно.

– На Западе мужчина может иметь двух или трех женщин и не иметь никаких обязательств перед ними. Это обременительно. Здесь же мужчина отвечает за своих жен, которые, кстати, имеют равные права. Если он подарит платок, платье или предмет мебели одной, то другие обязаны получить то же самое.

– Мужчина должен платить за свое удовольствие.

– Тебя это забавляет, да?

– Ты хочешь, чтобы я пожалела человека, у которого три жены?

– Нет, но хочу понять твое видение жизни. Ты представляешь, каково женщине, брошенной на произвол судьбы? А ее детям? Им бы пришлось любыми способами находить средства для существования.

– А… – скептически сказала она. – Понятно.

– Сейчас мужчина редко берет себе в жены более одной женщины, – сказал он, чтобы смягчить ситуацию.

– И правильно делает, – посмеялась она. – Мне думается, что в наш потребительский век это было бы безумно дорого.

– И физически изматывающе. – На этот раз на его лице появился намек на улыбку. – Ведь жены должны получать все в равных долях…

– В Англии, – сказала быстро Люси, чтобы скрыть смущение, – закон никогда не позволял иметь больше одной жены. К тому же у дедушки не было братьев. Были только я и бабушка. Теперь и ее нет.

– Сочувствую. – Он задумался, а затем спросил: – Ты не пыталась искать свою маму?

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Если бы я ей была нужна, то она вернулась бы. – Люси так об этом мечтала! Что мама внезапно придет и заберет ее к себе. В уютный дом… Будет ее красиво одевать, устраивать вечеринки в честь дня рождения в местном бургер-баре, как это делали для других детей. – Я была там, где она меня бросила.

– Может, ей стыдно возвращаться к тебе?

– Я думаю, что она не потратила ни секунды на мысли обо мне.

– А твой муж? Он о тебе не думает? Не ищет тебя?

Еще до того, как договорил, Ханиф пожалел о сказанном. Он предложил ей свое покровительство без всяких условий. То, что Люси пыталась найти ответ, который устроил бы его, только подтверждало, что она в беде. Он сделает все возможное, чтобы она избежала любых проблем с законом в Рамал-Хамра. Но проблемы Люси Форестер с ее мужем Ханифа не касались.

– Хватит, – сказал он, вставая. – Солнце слишком жгучее для твоей светлой кожи.

– Я думала, что будет жарче, – ответила Люси, радуясь смене темы. – Когда я прилетела, мне показалось, что здесь сущий ад.

– Влажность на побережье может быть очень неприятной в это время года. Здесь выше и прохладнее, но не стоит расслабляться. Бриз с гор очень обманчив. Тебе и без солнечных ожогов хватает неприятностей.

– Захир, у меня для тебя есть работа.

– Сэр?

– Тебе отдали вещи Люси Форестер? В больнице.

– Да, ваше высочество, одежда была в ужасном состоянии, к тому же медсестрам пришлось разрезать ее, чтобы снять с Люси.

– Среди вещей не было драгоценностей?

– У меня в офисе что-то лежит.

– Это все? – спросил Ханиф, открывая конверт, в котором лежали треснувшие часы.

– А вы что-то конкретное искали?

– Я хочу, чтобы ты вернулся в больницу и убедился, что отдали все. Найди медсестру и спроси ее, не было ли кольца.

– Да, сэр.

– Также купи ей одежду, взамен той, что она потеряла в аварии.

– Я? – пропищал Захир.

– Да, размер можешь посмотреть на этом. – Ханиф указал на лохмотья, в которые превратилась одежда Люси.

– Вы просите меня купить женскую одежду? И белье?

– Да, обязанности помощника очень тягостные, – посмеялся Ханиф, но потом, пожалев его, добавил: – Надеюсь, тебе поможет одна из твоих родственниц, если ты ее вежливо попросишь.

– Вы, наверное, шутите! Попросить сестер купить женское белье для меня? Да мне такое устроят!

– Тогда ты в любом случае в неудобном положении.

– С другой стороны, если я скажу, что это услуга для вас, они из кожи вон вылезут, чтобы быть полезными. По правде говоря, это самый лучший вариант. Они могут делать покупки, пока я изучаю информацию касательно этой турфирмы. Посмотрим, что она из себя представляет.

– А как ты собираешься это сделать?

– Они организуют туры для серферов, завершающиеся банкетом в пустыне. У меня осталась униформа американского университета с тех пор, как я там учился. Я могу сойти за туриста и поговорить с персоналом. – Энтузиазм Захира был вызван не желанием помочь, а возможностью побыть среди молодых людей. – Я пришлю все, что купят сестры, на вертолете.

– Похоже, ты все продумал. Очень хорошо, Захир, но не болтай лишнего и не упоминай имени Люси Форестер.

* * *

Люси услышала звук вертолета и выглянула из окна. Она хотела увидеть, взлетает он или садится.

Люси взяла костыли, полная решимости выйти на улицу и посмотреть, что происходит. Она заметила Амейру, которую любопытство тоже заставило выглянуть из-за двери. Девочка тут же нырнула обратно, но не убежала.

– Здравствуй, Амейра, – сказала Люси по-арабски и в ответ услышала хихиканье. – Меня зовут Люси.

– Люси, – повторила девочка, все еще прячась. Люси не сказала ни слова, и через несколько секунд личико Амейры выглянуло из-за двери. Ее глаза шаловливо искрились, волосы были спутаны в непослушные кудряшки. Ленточки, некогда державшие хвосты, были развязаны.

Поняв, что Люси не будет ругаться или звать няню, Амейра расслабилась и зашла в комнату – босиком. Ноги ее были в грязи, зато платье – дорогое, шелковое, какие носят только принцессы в книжках. Правда, сейчас оно было помято, края юбки мокрые, с них свисали мелкие водоросли.

Девочка явно доставляла немало хлопот своей няне. У Амейры не нашлось здесь друзей ее возраста, и, похоже, ей было очень скучно.

Люси пыталась вспомнить хоть что-то из арабских слов, которые выучила с помощью диска, но ничего не приходило на ум. Она просто села на кровать и жестом пригласила ее пристроиться рядом. Амейра не приняла приглашение, а села на пуф, обитый розовым шелком, и уставилась на Люси.

Люси не стала ни убеждать ее сесть поближе, ни улыбаться. Ее терпение было вознаграждено, когда девочка подняла юбку и показала ей большой цветной синяк.

– Ой! – сказала Люси сочувствующе. Амейра кивнула, а затем указала на ее глаз.

– Да, Амейра, – сказала Люси. – Очень большое ой!

Амейра сползла с кресла и подошла ближе, явно заинтересованная шиной на ее ноге. Она посмотрела на нее, затем очень осторожно потрогала. Потом нашла на своей ручке шрам и показала его.

– Как ты это заработала? – спросила Люси на английском.

Девочка начала что-то говорить на арабском, но так быстро, что Люси не могла разобрать ее слова. Затем покачала головой, и Люси присвистнула в знак сочувствия. Девчушка обрадовалась тому эффекту, который произвела, и расхохоталась. Затем, услышав, что ее зовут, поспешно соскочила с кровати и спряталась.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Няня Амейры остановилась в дверном проеме, посмотрела на Люси и сказала:

– Пардон, я ищу ребенка.

– Если я увижу ее, то позвоню в колокольчик. – Люси поднесла палец к губам, делая знак няне молчать, и указала, куда спряталась Амейра.

Женщина улыбнулась, кивнула и дала понять, что будет рядом. Видимо, она очень нуждается в отдыхе, подумала Люси.

Как только она ушла, Люси наклонилась и подняла покрывало кровати.

– Все, можешь выходить, Амейра.

Девочка высунула голову, посмотрела на Люси и с широченной улыбкой на лице выползла и села рядом.

– Люси, – сказала Амейра, дотрагиваясь до ее руки.

– Амейра, – ответила Люси, нежно потрепав девочку за щеку, и они обе улыбнулись.

Амейра показала на кувшин, который стоял на столе.

Люси поняла, что она просит воды.

– Вот, возьми, – сказала она, предлагая стакан с водой девочке.

Амейра, закончив пить, поставила стакан и убежала, что-то выкрикивая.

Люси позвонила в колокольчик и, когда няня появилась, указала ей, куда направилась Амейра.

Ханиф тоже услышал звон колокольчика, что его немало удивило. Он уже убедился, что Люси сделает что угодно, будет хоть ползком ползти до цели, лишь бы не звонить в колокольчик.

Возможно, подумал он, она начала меняться, возможно, под маской скромной независимой девушки скрывалась настоящая принцесса.

Или же она в беде, пришло ему в голову, и он поспешил проверить догадку.

Люси сидела абсолютно спокойно, на лице полуулыбка, которая исчезла в тот же момент, как Ханиф зашел в комнату.

– О, Хан.

– Ты удивлена, Люси? Сама же позвонила.

– Да, но…

– Но?

Но она позвонила не для того, чтобы позвать его, это было ясно. Он чувствовал, что она что-то скрывает.

– Но я не ожидала, что ты придешь так быстро.

– Это не дворец, Люси, а то, что вы называете летним коттеджем.

– Да ведь Бальморал и Кемп-Дэвид тоже летние коттеджи. – Люси не была уверена, что он слышал эти названия, и решила объяснить: – Бальморал – это шотландский дом королевы Елизаветы. Королевская семья проводит там праздники.

Ханиф не стал говорить ей, что он даже был там в качестве гостя.

– Ты издеваешься надо мной, Люси. В Рауда аль-Аруса не больше двенадцати комнат.

– Всего-то?

Сарказм… Люси Форестер, похоже, быстро пришла в себя.

– Дом был построен для принцессы. И единственный мужчина, которому разрешалось входить в его стены, – ее муж.

Люси вдруг покраснела.

– Извини… Хочешь сказать, что это был гарем?

– Боюсь, то, что ты понимаешь под этим словом, и реальное его значение очень сильно расходятся. Это место уединения, в которое никому нельзя входить без разрешения.

– Даже мужу?

– Даже мужу.

– Правда? – Ее удивление развлекало его. – А где ему приходится жить?

– Есть домик, в некотором отдалении от павильона, где он остается со своими людьми. Так же, как и я до болезни Hyp. Потом мне пришлось переехать сюда, чтобы заботиться о ней.

Люси представила себе прекрасную Hyp, требующую позвать мужа. Одетая в шелка, с блестящими волосами, готовая доставить удовольствие мужу. Она предлагает ему еду, заставляет его смеяться и мучает своей неприступностью, а он сходит с ума от желания…

– Люси? Ты в порядке?

– Да, конечно. Ты остался здесь после…

– Здесь спокойно. Я не тревожу свою семью.

Они, должно быть, беспокоятся о нем, подумала она. Ханиф остался здесь, чтобы они не видели его страданий.

– Чем ты занимаешься днем?

– Тренирую своего ястреба в пустыне. Объезжаю местные племена, чтобы убедиться, что они ни в чем не нуждаются. Да и сад был заброшен. За ним надо ухаживать.

– Ты сам его восстанавливаешь?

– Восстановить прежнюю красоту сада? Я никогда не смогу этого сделать. Система орошения уже состарилась, но если оставить все как есть, то сад погибнет. Также у меня здесь библиотека. Так что дел достаточно.

– Не хватало еще глупой женщины, которая свалилась на твою голову.

– Жизнь одной женщины намного ценнее сотни таких садов и работы.

– Так ты работал? Только что? Извини, что я тебя отвлекла…

– Я перевожу стихи одного нашего поэта на французский и английский. Так что ничего срочного.

– Значит, ты сам поэт. Ведь надо не просто переводить слова, но понимать также и ритм, и смысл.

– Похоже, ты не понаслышке об этом знаешь.

– Я надеялась изучать французскую литературу в университете.

– Надеялась? Значит, не получилось?

– Моя бабушка думала, что университет – это пристанище греха. Что меня это испортит. Когда я попыталась ослушаться ее, она разозлилась и у нее случился сердечный приступ. А кроме меня, за ней было некому ухаживать.

– Она сполна заплатила за свое упрямство.

– Мы обе.

– А что тебя сейчас держит?

– Я думала об этом, но появился Стив Мэйсон на пороге моего дома, и снова университет остался только в мечтах.

– Потому что ты вышла замуж? Стив Мэйсон – это твой муж?

– Да. Ты знаком с ним?

– Нет. Странно, что ты не взяла его имя.

– Это длинная история, Хан. А у тебя работа.

– Даже поэты пьют кофе, – сказал Ханиф, хотя на самом деле ее брак был последним, о чем он хотел говорить. Он повернулся к телефону и увидел мокрое и грязное пятно на одном из пуфов. Наверное, она звонила в колокольчик по поводу Амейры, а теперь пытается выгородить девочку.

Он попросил, чтобы принесли кофе, и сел напротив своей гостьи.

– Ты отдохнула, Люси, и теперь хочешь посмотреть сад?

Люси не ожидала, что он так резко сменит тему разговора.

– Извини?

– Полагаю, ты позвала меня, чтобы вместе прогуляться по саду.

Она ухватилась за слова Ханифа.

– Ты прав. Захотелось подышать воздухом. – Затем она решила спросить то, что ее беспокоило: – Я могу тебя спросить кое-что?

– Что ты хочешь знать?

– Как ты нашел мой адрес? В Англии? После аварии у меня не очень хорошо с памятью, но я уверена, что не называла его в больнице. И номер страхового тоже. Ведь все уничтожил огонь?

– Да, – сказал он и повернулся, чтобы поблагодарить слугу за кофе. Отпустив его, он предложил Люси пирожное. – Очень вкусное. Миндаль выращен здесь.

– Ты не спрашивал моего адреса, Ханиф. Но узнал его, – настаивала она.

– Ты была в шоке. Не могла соображать нормально. Нам надо было найти твоих друзей, поэтому я попросил помощника разузнать о тебе. Сначала он расспросил сотрудников той компании, у которой ты… позаимствовала машину. Затем, поняв, что от них ничего не узнаем, мы связались с миграционной службой. К счастью, женщина, которая была на дежурстве в день твоего приезда, тебя вспомнила.

– Что-то мне трудно в это поверить.

– Она помнит тебя из-за твоих волос.

– А… – Обычно Люси носила косу. – А твой помощник?..

– Захир Аль-Хатиб? Это мой кузен. Он сегодня в Румала.

– Наводит справки?

– Возмещает твой гардероб. Или, скорее всего, переложил эту обязанность на одну из своих сестер.

Люси поняла, что он пытается избежать дальнейших вопросов. Впрочем, насчет гардероба она не стала возражать, потому что не хотела лететь домой в ночном халате покойной жены Ханифа. Конечно, она примет одежду, но не как акт благотворительности.

– У меня была туристическая страховка. Она покроет расходы на одежду.

– Ты уверена? Боюсь, когда они узнают, что инцидент произошел на украденной машине, то откажутся возмещать что-либо.

Господи, ведь она совсем не подумала об этом.

– Но, как ты говоришь, в «Бухейра-Турс» отрицают, что машина пропадала, так что проблемы нет. Я заплачу за одежду, Хан.

Люси заметила, что ему стоило немалых усилий промолчать.

Он должен знать, что даже в Британии неприлично покупать одежду жене другого человека. Здесь, подумала она, за это могут и убить. По правде говоря, Хан уже давно перешел границы дозволенного. И тот факт, что он не знал, что она замужем, не служит оправданием.

– У меня еще были туристические чеки. – Совсем немного. Она не могла себе позволить быть расточительной. – И обратный билет. Авиалинии смогут его восстановить?

– Если ты вспомнишь какие-нибудь детали, то Захир попробует разобраться с этим.

– Тот самый Захир, который смог узнать информацию обо мне в миграционной службе? Он, должно быть, очень полезный человек.

– Население Рамал-Хамра малочисленное. Миграционная служба его знает.

– И этого достаточно? Не думаю, что в Англии знакомство с сотрудником миграционной службы помогло бы узнать какую-либо информацию.

– Это не Англия. Это Рамал-Хамра.

– Если они знают твоего кузена, значит, знают и тебя. – (Ханиф пожал плечами.) – Почему имя Хатиб мне так знакомо?

– Хатибы – очень старое семейство в Рамал-Хамра.

Но Люси это объяснение не устраивало. Она уже узнала, насколько имена важны здесь. Первенец был бы назван в честь деда…

– Ты не первенец, иначе твое имя звучало бы Хатиб бин Джамал бин – и так далее.

– Так зовут моего старшего брата, – подтвердил он.

Ханиф не пытался запутать ее, но Люси почувствовала, что он что-то не договаривает.

– Если бы я жила здесь, то по твоему полному имени знала бы, кто ты такой и твое положение в семье.

– Я третий сын Джамала. Возможно, если я покажу тебе фотографию моего отца, ты все поймешь.

Ханиф позвал слугу, который сидел неподалеку и ждал, пока они закончат пить кофе, чтобы унести поднос. Он дал ему указания, и тот скрылся, чтобы вернуться через несколько минут. В его руке была не фотография и не портрет, а небольшая бумажка, свернутая в несколько раз. Он отдал ее Хану, который указал, что она предназначается для Люси.

Слуга развернул ее и, кланяясь, предложил Люси на обеих ладонях.

– Но это же банкнота Рамал-Хамра, – сказала она в недоумении: – Сто реалов.

Хан ничего не сказал. Люси явно была растеряна. Она повернула банкноту и увидела портрет эмира.

– О… – только и смогла сказать она. Вот где она встречала это имя. На веб-сайте, изучая информацию о Рамал-Хамра. – Думаю, было бы лучше, если бы я не задавала этого вопроса. Но почему ты мне сразу не сказал?

– Потому что это было неважно. А сейчас ты на меня надавила, и у меня нет причин скрывать этот факт. Захиру удалось узнать твое имя так просто только потому, что он делал это от моего имени. Никто другой тебя не найдет.

– Никто и не ищет. Извини, Хан, но Стив не появится на твоем пороге, чтобы снять с тебя заботу обо мне.

Люси ожидала, что он станет расспрашивать ее об этом. О Стиве.

– В таком случае, это представляется мне еще более важным – убедить тебя, что ты в безопасности. О тебе позаботятся. И как только ты захочешь – и будешь в состоянии, – Захир отвезет тебя в посольство и поможет разрешить проблемы с документами. А затем сделает все возможное, чтобы у тебя не возникло никаких проблем с возвращением домой. Или, если ты пожелаешь, организует твое дальнейшее пребывание здесь.

– Почему? Почему ты это делаешь? – Она решила сразу пресечь его рассуждения о том, что страна его гостеприимна, что надо помогать людям в беде, что это традиция… Здесь что-то другое. – Ты мог решить эту проблему на расстоянии, Хан… – Ее голос сорвался на его имени. Этот человек был сыном эмира, короля, а она говорила с ним так, как будто знала всю жизнь. – Ты мог переложить все заботы на Захира. Или передать меня посольству.

– Да, – Хиниф не стал отрицать. – Мог.

– Тогда почему привез меня сюда? Не обязательно было самому ухаживать за мной.

– Возможно… – сказал он и, помолчав, договорил: – Возможно, мне это необходимо.

Люси открыла было рот, чтобы спросить, почему он так говорит, но тут же передумала, не желая быть навязчивой и бестактной. Ханиф хмурился, казалось, что эти слова просто вырвались у него.

И вместо того чтобы расспрашивать, Люси решила дать ему время прийти в себя. Она взяла пирожное и постаралась сделать вид, что только оно ее и интересует. Ханиф вышел, и Люси с облегчением вздохнула. Но тут же услышала за спиной его голос:

– Готова?

Ханиф вернулся, катя перед собой инвалидное кресло.

– Нет, – запротестовала она. – Я могу ходить.

– Это слишком далеко. Мы возьмем с собой костыли, а как только доберемся до летнего домика, ты сможешь сама походить по саду.

– Ты уверен? – спросила она, чувствуя себя ужасно неудобно. И не только из-за того, что наврала о том, что хотела погулять по саду, хотя теперь эта идея ей очень нравилась, но и потому, что он так заботился о ней. Вряд ли он привез кресло из больницы: это было полностью автоматизированное кресло, оно явно когда-то принадлежало его жене.

Люси понимала, что все, что он делает для нее, вызывает у него болезненные воспоминания, но не могла не подчиниться.

– Если ты уверен, – сказала она тихо. – Не хотелось бы отвлекать тебя от работы.

– Запад ждал четыре столетия, чтобы насладиться красотой слога Абу Ждафра, подождет и еще два часа.

Он дал ей руку, чтобы она смогла подняться и пересесть в кресло, затем убрал ее волосы, чтобы они не мешали.

– Я их подстригу, как только вернусь домой. Очень коротко.

– Но почему? – Ханиф мог понять, почему ребенок решает отстричь тугие косички, но зачем взрослой женщине лишать себя такой красоты?

– Они мешают. Просто неудобно. Я хотела подстричься сразу после похорон бабушки, сделать боб, очень игриво, по-моему. – Вообще-то она хотела заняться этим, задолго до похорон, чтобы шокировать всех тех старух, которые портили ей жизнь, пока она не выросла и не избавилась от их влияния. Все ее встречи с ними ограничивались приветствием, когда она приводила и забирала бабушку из церкви.

– Твоя бабушка не могла запретить тебе распоряжаться собой, по крайней мере последние десять лет.

– Нет, не могла. На самом деле она думала, что я так и поступлю. – Точно так же, как и Люси думала все годы, что бабушка тогда от нее откажется. – Когда я стала заниматься хозяйством сама, то стала покупать хороший шампунь, бальзам и носила волосы распущенными.

– Чтобы поиздеваться над ней?

– Я же говорила тебе, что была не очень хорошим ребенком.

– Значит, да. – Ханиф взял прядь ее волос в руку, наблюдая, как играет солнце на роскошных волосах. – Ты делала это и для себя, ведь так? Я найду тебе шпильки, – сказал он, снимая со своих волос кожаную тесьму и стягивая её волосы в пучок. – А пока, может, это сойдет.

Они не проронили ни слова, спускаясь вниз в небольшом лифте, оформленном в арабском стиле. И потом, когда он катил ее мимо арок из бело-голубых плит в ивовый сад, по которому протекал небольшой ручей. Тепло окутало их как одеяло, и Люси улыбалась от удовольствия.

– Ты прав, Хан, – сказала она. – По сравнению с этим Англия действительно холодная и неприветливая страна. Ты много времени там провел?

– Школа, университет. Не пойми меня неправильно, твоя страна красива и мне там очень нравилось. Но вечный дождь…

– Знаю. Но за зелень надо платить…

– Сначала это было экзотикой для меня, – сказал он, подбодренный ее смехом. – Я выбегал на улицу, только чтобы почувствовать, как капли падают на лицо.

– Готова поспорить, этот период был недолгим. Он остановил кресло около дома, покрытого пышными розами. Рядом был бассейн причудливой формы. Ханиф положил книгу в кожаной обложке около нее.

Она взяла ее и открыла.

– Это переведенные поэмы персидского поэта Хафиза. Он использует сад в своих сравнительных эпитетах для выражения любви во всех ее формах.

– Нет ничего лучшего для чтения в таком месте. – Люси взглянула на него поверх книги. – Знаешь, тебе не обязательно оставаться здесь со мной, Хан.

Нет. Ему не надо было оставаться. Но впервые в жизни он не торопился вернуться к своей работе. Посидеть рядом с Люси, пока она читает, пообедать с ней было гораздо приятней для него.