Текст книги "Ласточки"

Автор книги: Лия Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– До утра все равно ничего не сделаешь. Хотя квартирмейстер сам привел эту женщину к нам, так что он должен сообразить, что предпринять. Что ж, придется подождать, – вздохнула миссис Баттерсби.

– Как я могла быть такой доверчивой! Верю любой жалостливой истории! Хотя я предполагала, что Марджери лжет! Мадди, едем домой. Нам еще нужно заехать к Батти и передать дурные новости.

Мадди молча села в машину. Прошло столько лет, и вдруг появляется эта женщина, которая когда-то давно в поезде доверила ей своих детей, и увозит подругу в Америку! Счастливица!

Мадди все еще втайне мечтала, что однажды, в конце войны, ее родители приедут, и все будет, как прежде. Такое утешение – мечтать об этом по ночам, когда завывает буря и невозможно заснуть.

Несправедливо! Почему ничего не происходит в ее судьбе?

* * *

«Пора идти на войну и убираться из Сауэртуайта», – думал Грег, маршируя по площади с подразделением гражданской обороны. Последний парад! Его длинные ноги стучали в такт маршу духового оркестра. Ему осточертело играть в солдатиков, когда где-то шла настоящая война. Он никогда не оставался в хостеле так долго, как сейчас, и теперь он просто кожей чувствовал, что ему надо сменить обстановку.

Конечно, ему нравится работать у Бригга. Но тут у него нет будущего. Все равно бизнес продолжат сыновья Бригга. Хостел уже не тот, все «старички» разъехались, а Мадди занята учебниками и новой лошадью Монти. Да и он стал слишком взрослым, чтобы играть со школьницами. Он соскучился по приключениям. Пора идти в армию. Увидеть другие места.

– Мы будем скучать по тебе, Грегори. И мистер Батти тоже. Ты всегда держал машину наготове, если требовался выезд «Скорой».

Миссис Плам пожала ему руку, когда он пришел сказать, что уезжает. В ее глазах стояли слезы.

– Я всегда знала, что из тебя выйдет толк. В армии тебя сразу заметят. Но обещай, что будешь нам писать! Уверена, что Мадди не захочет потерять твой след. Если когда-нибудь будешь в наших местах, знай, что в Бруклине тебя всегда ждет теплый прием. Вот…

Она сунула ему в руку несколько банкнот.

– Маленькая благодарность. Пришли свой адрес, чтобы мы смогли присылать тебе посылки.

– Не стоит, мисс, – прохрипел Грег, мечтая обнять ее, но чувствуя, что так нельзя. Такие леди не допускают панибратства.

Смешно, конечно, но это единственное место, где с ним обращались по-человечески.

Оглядываясь в последний раз, он увидел старый каменный дом, сверкающий на весеннем солнце десятками окон, аллею высоких деревьев и желтые нарциссы, кивающие головками на ветру. Дни становились все длиннее, небо было ярко-синим, и овцы вот-вот начнут ягниться. Только в этом месте он чувствовал себя как дома. Неплохо для временного жилья. Но пора двигаться дальше.

В армии его ждут кирпичные бараки и бетон, колючая проволока, муштра и охрана. А потом? Одному Богу известно, что будет потом. Что, если он никогда сюда не вернется?

«Только не оглядываться», – подумал он, пытаясь шагать уверенным шагом и подмигивая девушкам, глазевшим на парней с тротуаров. Вот он наденет мундир с нашивками, и девушек станет еще больше.

Он навсегда сохранит Сауэртуайт в своем сердце. Именно за это сражались британские солдаты. Вот за такие маленькие городки и деревни. За то, чтобы их жители были в безопасности и не знали, что такое налеты. Но кем он будет, когда вернется? Одно точно, он вернется в Бруклин с высоко поднятой головой. Больше никто не будет смотреть на него сверху вниз.

* * *

День в Палгрейв-хаус выдался на редкость паршивым. Три утомительные перемены, полно заданий и к тому же Кей Броклхерст снова к ней привязывалась. Почему всегда находится девчонка, которой доставляет удовольствие издеваться над ее косым глазом, отсутствием груди и отличными ответами на уроках французского и латыни?

Иногда она так ненавидела свой класс, что ее тошнило от одного вида парты. Девчонки постоянно создавали группировки, а она выглядела белой вороной, потому к ней они вообще не подходили, если не считать толстухи Элси Флетчер. И на переменах, и после уроков ничего не менялось. Все, толкаясь, сбегали по ступенькам, а Мадди предстояла долгая дорога на вокзал.

После бегства Глории у нее не стало подруги, и она остро ощущала эту потерю. Из Лидса иногда приходили письма, но это случалось очень редко. Теперь все девочки хихикали и строили глазки мальчикам из классической школы в треугольных шляпах и габардиновых макинтошах. Все пытались выглядеть взрослыми и элегантными, даже в школьных формах. Смешно! Как может кто-то выглядеть взрослым в черных чулках, тапочках и широкополой шляпе из зеленого фетра! Мадди старалась не обращать внимания на толкучку, но, торопясь все-таки поскорее выбежать на улицу, случайно толкнула Памелу Браунло, лучшую подругу Кей.

– Эй, ты! Веди себя прилично, Мадди Исайя! – завопила Кей. – Косоглазое насекомое! Прочь с дороги!

– Я точно так же могу идти по тротуару, как и ты, – отрезала она. – И я не Мадди Исайя.

– О! Посмотрите на нее! Один глаз выше другого! Ну, что, дошло?

Мадди пыталась не показать виду, что задета, хотя ей осточертели все эти дурацкие шуточки на ее счет. Поэтому она задрала нос и проигнорировала подружек.

– Да кому она нужна?! Уродина! – крикнула Кей ей вслед.

Бравый молодой солдат стоял на тротуаре, оглядывая девочек. Кей остановилась и внимательно посмотрела на него.

– На что глазеете, рядовой? Ищете подружку?

Она подтолкнула приятельниц:

– Неплох собой, как, по-вашему?

Молодой человек брезгливо поморщился.

– Ты для меня слишком молода, я не краду детей из колыбели, особенно таких языкастых сучонок, как ты. Помой рот с мылом! Привет, Мадди!

Мадди остановилась и обернулась. Это был Грег в новеньком мундире цвета хаки, и выглядел он великолепно!

– О, наконец-то ты получил отпуск! Сколько лет…

Он казался таким взрослым, высоким и неотразимым.

– Только что получил увольнительную на сутки, вот и подумал, что приеду повидаться, прежде чем вернусь в Йорк. Понадеялся, что ты еще здесь. Эта свора тебя доводит?

– Не больше обычного, но если привыкнуть, это вообще не играет роли.

– Что же, дадим им пищу для размышлений… – ухмыльнулся он. – Я позаимствовал машину… нет, честно, владелец знает, что я ее взял, поэтому прыгай, и я отвезу тебя домой.

Стайка девушек потрясенно наблюдала, как он, схватив ее за руку, помчался через дорогу к маленькому двухместному «Родстеру» с открытым верхом.

– Где ты это взял? И где, во имя всего святого, достал бензин?

Машина была темно-зеленой, с полосой вокруг капота. Настоящий «Морган»!

– У меня приятель в мастерской. Я сделал ему одолжение и перебрал двигатель. Пойдем, пусть глазеют, сколько хотят! Притворись моей девушкой, – засмеялся он, целуя ее в щеку.

– За это меня миллион раз оставят после уроков, если, конечно, увидит мисс Басуэлл!

Мадди покраснела, но все равно наслаждалась каждой минутой. Грег завел мотор, и они развернулись, оставив Кей Броклхерст и ее компанию ошеломленно смотреть им вслед.

– Если я напущу на себя таинственный вид, это заткнет их на неделю-другую. – Мадди улыбнулась и помахала девушкам, крепко держа другой рукой шляпу.

– Спасибо! – крикнула она. Грег позволил ей почувствовать себя взрослой, а не уродливой, плохо одетой школьницей. Теперь он стал ей другом на всю жизнь, особенно после такой неподдельной доброты и тепла, необычных в этом холодном мире.

– Если хочешь, высади меня на вокзале.

– Нет, едем в Сауэртуайт, я тоже хочу туда, хотя бы на пару часов. Увидеть Древо Победы в последний раз. Не знаю, когда еще вернусь.

В Бруклине все очень обрадовались Грегу. Пичкали его булочками с чаем, словно он по-прежнему был одним из вакки, расспрашивали о новой жизни.

Грег чувствовал себя чужаком. Он сильно вытянулся, голос стал низким, а волосы смазаны бриллиантином. За последние несколько месяцев он отдалился от них. Словно невидимый щит ограждал его от остальных. А вот Мадди в школьной форме чувствовала себя неловко и глупо. Грег пускается в новое приключение, но без нее! Скоро совсем исчезнет из ее жизни, как Глория. А вдруг она больше его не увидит?

Впервые в жизни Мадди жалела, что она не взрослая и не хорошенькая. Она краснела при воспоминании о том, как Грег чмокнул ее в щеку только для того, чтобы шокировать ее глупых одноклассниц. Вот все, что ты получаешь, когда тебе четырнадцать. Поцелуй в щеку и шлепок по заднице от старого дяди Алджи. Кей права. Кто обратит внимание на косоглазую уродину!

Часть 2

Глава 11
Лидс,
1945

Мадди села в постели и пощупала повязки. Когда же их снимут и она наконец сможет увидеть результат усилий мистера Фелстайна, который оперировал ее левый глаз?

Как странно сидеть в темноте и не слышать обычного сельского шума: блеянья ягнят, лая собак и шороха листьев на деревьях. Она слышала только шум машин, заводские гудки, шаги по коридору. И этот больничный запах, проникавший в самое нутро!

Слишком долго родные откладывали операцию. Конечно, вряд ли она поможет. И каким бы ни был результат, все равно придется носить очки. Зато худшее позади.

Какое это странное лето – лето Победы. Все надеялись, что война окончится к Рождеству, но этого не случилось…

Еще год в школе – и ее выпустят в мир взрослых людей. Бабушка уже поговаривала о кулинарных курсах в Котсуолдс. Тетя Плам предлагала секретарские курсы. Но Мадди не спешила принимать решения. Все встало с ног на голову. Она ждала конца войны и начала новой жизни.

В хостеле осталось всего несколько эвакуированных, а Мадди стала слишком взрослой, чтобы взбираться на деревья и участвовать в их проделках. Со времени исчезновения Глории и ухода в армию Грега все необратимо изменилось. Выходные она проводила в компании Монти, который научился брать препятствия, а также помогала в саду и пыталась развеселить бабушку, когда та погружалась в очередной приступ меланхолии.

Теперь в огромном доме из новых обитателей осталась она одна. Дядя Алджи неожиданно умер, тетя Джулия уехала в приличный дом для престарелых, остальные разъехались по родственникам. Дядя Джеральд все еще был за границей, а бабушка увлеченно правила бал.

Для них война была не такой страшной, если сравнивать с другими странами и городами: ни бомб, ни разрушений, но Мадди все еще не верила, что больше никогда не увидит отца, маму, бабушку Миллс и дядю Джорджа. Иногда казалось, что «Фезерс» и жизнь в Чадли никогда не существовали. Что все это был лишь сон. Только запах рыбы с жареной картошкой возвращал ее к реальности. От него ей становилось плохо.

Тетя Плам была сама доброта, но и ей Мадди было неловко признаться в том, что у нее начались месячные. Она не хотела носить чулки, подвязки и лифчики, как остальные девчонки. Все равно лифчики нечем было заполнить, и об этом ей постоянно напоминали одноклассницы. Она вытянулась, стала неуклюжей и слишком высокой. Балет позволил ей держаться свободнее и не сутулиться. Но она была на несколько дюймов выше других девочек у шеста.

Кроме того, на щеках и подбородке постоянно выскакивали прыщи. Темные волосы потускнели, стали жирными, но она по-прежнему заплетала их в дурацкие косички. И чувствовала себя полной дурой, когда Плам показывала ей, как укладывать их в «Victory Rolls».

Это у Глории были груди, локоны и осиная талия. Если верить письмам, она могла танцевать джиттербаг лучше всех остальных сослуживцев. Мадди так радовалась каждому ее письму! Глория уверяла, что у нее все – лучше не бывает и что они собираются в Голливуд, как только Мик Делгадо демобилизуется. Но при этом Глория весьма уклончиво говорила о своей работе, о матери и бедном Сиде, который никак не мог привыкнуть к новому месту и постоянно сбегал. Мадди было так жаль всех их…

От Грега пришло одно забавное письмо, в котором он рассказывал о муштре на плацу, бараках, наряде за опоздание и о том, как его назначили поваром, хотя он был первоклассным механиком. Похоже, бедняга сыт армейской службой по горло. Сейчас он где-то во Франции и передвигается в восточном направлении.

В коридоре слышались разговоры медсестер. Скрип ботинок на толстой подошве возвестил о прибытии на утренний обход хирурга-офтальмолога.

Сегодня ее день!

Сестрички столпились около кровати.

– Он идет? – спросила Мадди.

– Терпение! Мистер Фелстайн придет вовремя! – отрезала старшая сестра.

Но терпения Мадди как раз и не хватало. Слишком долго она ждала, чтобы проверить, может ли кто-нибудь навсегда выправить ее глаз. Ей так хотелось быть как все в школе. Она устала от жалости. Ее тошнило от прозвищ «косоглазая» и «четырехглазый очкарик». Кей Броклхерст постоянно ее дразнила, но другие немного поутихли после проделки Грега, когда он явился на спортивном автомобиле и поцеловал ее у всех на глазах. Какая пытка, когда все тычут в тебя пальцами! А сама она, когда смотрелась в зеркало, как только себя не обзывала!

Казалось, прошло немало часов, прежде чем вошел офтальмолог.

– Итак, юная леди, позвольте мне увидеть результат моих трудов, – рассмеялся он. – Снимем повязки…

– А когда мне можно домой? – взмолилась она, но хирург снова рассмеялся.

– Не так скоро. Я хочу увериться, что не будет никаких осложнений. Придется побыть еще немного, чтобы все зажило как следует.

Пальцы доктора развязывали и поднимали бинты, разворачивая повязку.

Мадди открыла глаза, в которые ударил свет. Давление на лоб ослабло. Она увидела коротышку в белом халате.

– Сойдет? – прошептала она, едва смея дышать.

– Посмотрим… взгляните сюда… на мой фонарик… теперь на стену. Хммм… гораздо лучше? Мадлен, гораздо лучше. Просто прекрасно.

Она вжалась в подушку, едва смея пошевелиться от страха, что все снова испортится.

– Теперь нужно упражнять глазные мышцы, но некоторое время вы должны лежать смирно и быть терпеливой, – улыбнулся доктор, видя ее капризно надутые губы.

Ей осточертело сидеть неподвижно, но все-таки лучше подождать день-другой, чем все начинать сначала. Тем более что глаз вроде выправился. К ней приедет тетя Плам, да и Глория знает, где она находится.

– Конечно, может быть легкое смещение, небольшое косоглазие, но уверяю, это ничуть не похоже на прошлое состояние.

С этими словами он отправился к следующему пациенту.

Мадди умирала от желания найти зеркало, взглянуть на себя, проверить, действительно ли случилось чудо и глаз больше не будет смотреть в сторону.

Посетителям предстоит наконец встретиться с настоящей Мадди Белфилд. Скорее бы увидеть их лица!

Она с отчаянием взглянула на часы. До прихода посетителей еще куча времени.

* * *

Глория твердо решила после окончания смены успеть на автобус до города, чтобы добраться до глазной больницы и повидаться с подругой. Надев лучшую юбку и блузку, позаимствовав пыльник матери с отстающей кокеткой на спине и пару настоящих нейлоновых чулок, которые пришлось скатать наверху, потому что ноги по-прежнему были коротковаты, она вертелась перед зеркалом и укладывала челку надо лбом.

Она ни за что не хотела, чтобы Мадди сразу узнала в ней фабричную девчонку с пухом в волосах и в комбинезоне. И еще она очень не хотела, чтобы Мадди узнала, что они живут в убогой квартирке в Ханслете [33]33
  Ханслет – промышленный район в южном Лидсе.


[Закрыть], на крутом холме, и ей приходится втаскивать туда коляску с маленьким братом.

Она старалась не думать о Бруклине, о зеленых холмах и спокойной жизни, которую они вели, пока мать не заманила их обратно своими лживыми обещаниями.

Голливуд они видели только в фильме «Риальто» с Денни Кеем.

Она ненавидела каждую минуту, проведенную здесь, а Сид уже дважды убегал и даже добрался до Скиптона, намереваясь отправиться к своему другу Алану. Все это было так несправедливо! Но теперь она увидит Мадди, вспомнит прежнюю жизнь.

Одно дело лгать в письмах. В этом нет ничего такого. Она тосковала по Мадди. Они так прекрасно дружили, и у нее даже не было возможности попрощаться как следует. Еще вчера она каталась вокруг Бруклина на велосипеде Мадди, а на следующий день ее уже уносил поезд, и мать обещала ей все на свете и была слаще меда. Но на деле все оказалось ложью. Какой же Глория была дурой, что вновь поверила матери! И теперь она уже не могла вернуться в Сауэртуайт.

Поверила, поверила этому вранью об Америке. А теперь оказалась в ловушке. Все равно что жить на Элайджа-стрит, только еще хуже, потому что теперь она знала, что помимо этих убогих страшных улиц существует и другой мир.

Маленький Майки оказался реальностью. Но янки исчез, когда обнаружил, что у Мардж еще двое ребятишек. Письма и чеки тоже скоро перестали приходить, и Мардж перестала изображать из себя жену американского солдата.

Теперь она работала на фабрике, шила одежду, а Майки ходил в дневной детский сад. Сида отправили в школу, а Глория получила место в столовой суконной фабрики. Иногда ее распирал такой гнев, что она боялась взорваться.

Как выяснилось, матери было нужно ее жалованье и бесплатная нянька для Майки. Половина улицы решила, что она будет нянчить и их ребятишек. Если бы она только могла сказать своей подруге Мадди правду… но она столько всего наврала в письмах насчет своей великолепной жизни в Лидсе. Лучше лгать, чем видеть, как тебя жалеют.

Она все-таки решила пойти в город пешком, чтобы сэкономить на проезде, и в ее кармане лежала пара настоящих нейлоновых чулок в подарок подруге. Их она просто стащила из ящика материнского туалетного столика. Это плата за все часы, которые она просидела с братьями.

Шагая по мосту к Хедроу под ветром, ударяющим в лицо, она улыбалась и думала о домике на Древе Победы. О том походе в Дейлс с Грегом и компанией, когда Грег нес ее на спине. Она вспомнила свои попытки вскочить на спину Монти. Праздники в Бруклин-Холле и тихие вечера с миссис Плам. Все это было в другой жизни…

Ханслет она возненавидела с первой же минуты.

Сауэртуайт… там мир и покой. Там люди вежливы, говорят тихо и мягко, носят чистую выглаженную одежду, пьют спиртное мелкими глотками, а не льют в глотки. Едят с вилками и ножами. Не запихивают в рот жирные пальцы, не чавкают, не прихлебывают чай. Даже ругаются как-то беззлобно.

Если бы только она в прошлом году не оказалась такой доверчивой, не попалась на удочку материнских обещаний! Но они с братом были еще детьми и не смогли сказать «нет» взрослому человеку. Очевидно, окружающие были рады распроститься еще с одной семейкой вакки, с глаз долой – из сердца вон. Теперь она знала, что семейство Конли находится на самом дне, и городские воротят от них нос. Когда она старалась вести себя за столом, как настоящая леди, помнить о манерах, усвоенных от Белфилдов, мать смеялась над ней и велела не выделываться.

Голливуд был всего лишь приманкой янки, желавшего поскорее снять с ма трусы. Все слышали шутку о волшебных трусах: один взгляд янки, и они на полу. Теперь приходилось кормить еще одного ребенка, и Глория окончательно растерялась. Походы в кино дважды в неделю не заменяли жизни в деревне, а из-за перебоев с продуктами приходилось стоять в очередях часами за всем, что они раньше принимали как должное.

Когда она пришла в больницу, там уже выстроилась целая очередь из посетителей, ожидавших приемных часов. Дома Глория оставила на столе записку, в которой велела Сиду идти к соседям, пока ма не придет домой. Ясное дело, что, когда она вернется, ее ждет ссора с матерью, и чая на столе не будет, но зато на этот раз она делала что-то для себя, и это так здорово! Пусть мать хотя бы раз присмотрит за детьми.

Прозвенел звонок, и Глория пошла по коридору, гадая, узнает ли ее Мадди теперь, когда она стала взрослой. Она медленно открыла дверь отдельной палаты и была встречена радостным воплем, который мгновенно излечил все обиды.

– Глория! Глория! Ты пришла! Ты такая красивая!

Мадди протянула к ней руки.

– Садись, садись, я так счастлива, что ты пришла!

– Разве меня кто-нибудь остановил бы! Да ты чудесно выглядишь! И глаз нормальный!

Она смотрела в серые глаза Мадди, часто моргавшие от возбуждения. Глория никогда не замечала, как густы и длинны ее ресницы, обычно скрытые толстыми стеклами очков. Мадди сидела в полосатой пижаме, с косами, закрученными по бокам головы, как у школьницы.

– Ну, как дела дома? – спросила Глория.

– Все по-прежнему. Плам и бабушка все так же ругаются. Дядя Джеральд теперь в Германии. Правда, здорово, что война скоро закончится?

– Что-нибудь слышно от Грега?

– От него пришло только одно письмо. Он теперь где-то в Европе, чинит грузовики. Знаешь, какой он, когда есть, что чинить. Не могу представить его в мундире, выполняющим приказы.

– А я могу. Наверняка смотрится настоящим красавцем, как, по-твоему? А у тебя есть парень?

Мадди покраснела.

– Я так и застряла в женской школе. Да где я могу встретить мальчика, с которым стоит разговаривать?

– C тех пор, как я уехала, у меня было три парня. Но ничего такого особенного. Зато теперь я знаю, что такое первый поцелуй. Ну, пообжимались немного, – солгала Глория, стараясь выглядеть умудренной жизнью и опытной.

– Глория Конли! – прошептала Мадди. – Ты слишком молода для мальчишек!

– Пора уже набираться опыта. Но я не хочу кончить, как моя мать. Выберу хорошего человека, чтобы заботился обо мне.

– Как твоя работа? – сменила тему Мадди.

– Какая? Официанткой в столовой или нянькой у детей всей улицы? Мне следовало бы открыть детский сад, – улыбнулась Глория, пытаясь обратить все в шутку. Но когда она увидела Мадди, такую юную и беззаботную, в душе все перевернулось от горькой несправедливости.

– Ты всегда умела ухаживать за детьми, не то что я, – прошептала Мадди, стараясь утешить ее.

– Так когда ты заканчиваешь школу? – спросила Глория, немного успокоившись.

– В следующем году, если все будет хорошо.

Ну, конечно, никаких столовых для мисс Белфилд. Мадди понятия не имеет о реальной жизни.

– А потом что?

– Колледж для секретарш, надеюсь. Я не поеду в пансион для благородных девиц.

– Колледж в Лондоне?

– Нет, в Лидсе. Не хочу уезжать далеко от дома.

Глория подумала, что уехала бы от своего дома за миллионы миль, но стоит ли об этом говорить?

– Вот и хорошо! Мы снова сможем дружить, если я протяну в этом болоте до той поры. Это кошмар!

И Глория, к своему стыду, разрыдалась, утирая лицо краем простыни.

– Что тебя так расстроило? Я что-то сказала не так? – допытывалась Мадди, взяв ее за руку.

– Я все здесь ненавижу! После Бруклина… почему все должно было так измениться? Тамошняя жизнь была таким счастьем. Никогда не забуду, что ты для меня сделала!

– О, не плачь! Ты всегда можешь вернуться, – предложила Мадди.

– И жить с тобой?

– Ну… нет, но тетя Плам наверняка найдет тебе работу. В Сауэртуайте полно женщин, которым нужно помочь с детьми.

– Ты так считаешь? Я никогда об этом не думала.

Глория даже не смела надеяться на такое счастье.

– Получи на работе хорошую рекомендацию, и я спрошу тетю Плам, сумеет ли она помочь.

– Ты ангел. И тогда мы будем вместе, как в прежние времена.

– Погоди! У меня еще экзамены, а потом я буду учиться в Лидсе. Но попытаться стоит. Ты всех в округе знаешь. Уверена, что кто-то обязательно возьмет тебя на работу. На вот, высморкайся.

Мадди со смущенным видом предложила ей красивый кружевной платочек, и Глория вспомнила о чулках.

– Я кое-что тебе принесла, – улыбнулась она, протягивая подарок.

– Ох! Настоящие! Я все еще ношу гольфы. Бабушка говорит, я слишком молода для чулок, а Плам с ней спорит.

– Вздор! Я немного моложе тебя, и то ношу! Пора бы тебе немного принарядиться! Новые глаза и новая прическа! – добавила Глория, критически оглядывая подругу.

– Ты действительно так думаешь?

– Мы будем сиренами Сауэртуайта, ты и я, – пообещала Глория, неожиданно понадеявшись на свое скорое возвращение в Бруклин.

– Но мне все равно нужно носить очки, – вздохнула Мадди.

– Не все время, и больше ты не будешь похожа на Джона Сильвера [34]34
  Джон Сильвер – вымышленный пират XVIII века, персонаж романа Р.Л. Стивенсона «Остров сокровищ», носил на глазу повязку. ( Прим. ред.)


[Закрыть]! Думаю, для начала тебе следует избавиться от косичек. У тебя есть ножницы?

– В столике, но у бабушки будет истерика. Мои волосы такие кудрявые, что потребовались годы, чтобы они стали длинными.

Глория порылась в ящичке и вытащила хорошенький розовый кожаный футляр с пилками, щипчиками и серебряными ножничками. Она безжалостно расчесывала спутанные косы Мадди, а та повизгивала от боли.

– Теперь вижу, что ты права насчет длины, но давай сделаем тебе челку, как у меня.

Прежде чем Мадди успела запротестовать, Глория отрезала ей волосы и распустила косы.

– Вот так куда лучше.

Мадди взглянула в маленькое зеркальце:

– О, что ты наделала!

– Теперь ты выглядишь на свой возраст, Мадлен Белфилд, только и всего. Остальное зависит только от тебя… друзья навеки, помнишь? Ты попросишь миссис Плам, хорошо? Я буду делать все, что нужно, честное слово!

– Предоставь это мне и приходи еще. Если я уеду домой, ты знаешь, где меня найти. И у меня есть твой адрес. Обещаю, мы найдем что-нибудь для тебя, и давай напишем Грегу и расскажем обо всем. Можем послать ему посылку и снимки, где я с новым глазом.

– Договорились, Мадди, и спасибо.

Глория с широкой улыбкой бежала по темным улицам. Настанет день, когда она сядет в поезд до Сауэртуайта, и уже никакими коврижками не заманишь ее назад! Она возвращается домой!

* * *

Иногда Грег сомневался в мудрости британских командиров, запихнувших прекрасного механика в столовую. Если бы армия маршировала на животах, помоги, Боже, всем, кто доверяет свою силу его слабым потугам приготовить приличную жратву. Никто не замечал его умения, лишь бы заполнить пустующие вакансии!

Командиры только и мечтали о том, чтобы превратить людей в военные механизмы, игнорируя их гражданские специальности в неуклонных стараниях забить квадратные колышки в круглые дыры. Он лучше многих других вписывался в казарменную жизнь. Ему нравилась учебка: парады, бой барабанов, проверки укладок. Остальные выглядели по сравнению с ним тупицами. Но Грег не успел и оглянуться, как оказался на переправе через Ла-Манш, ведущей к Sword Beach [35]35
  Кодовое место высадки союзных войск на побережье Нормандии.


[Закрыть], в старом грузовике «Бедфорд».

– Когда доберетесь до холма, пригните головы! – крикнул сержант, показывая на холм впереди.

Грег сидел за рулем передвижной кухни и одним быстрым маневром сумел выбраться на дорогу, а там уж показал класс! Он мчался мимо солдатских колонн, военной полиции и угрюмых уроженцев здешних мест. Где-то впереди везли пушки. Колонна объезжала высокие изгороди. Никто не знал, что ждет впереди. А вдруг засада?

Когда грузовик сдох, все стали орать на Грега, словно он нарочно сломал машину.

– Убери эту чертову штуку с дороги!

Пришлось дотолкать грузовик до кочек, поросших травой, такой густой, что Грег по-настоящему испугался. А что, если он попал на минное поле?

Именно в этот момент для Грега началась настоящая война.

Кто-то притащил керосинку и заварил чай – обед прежде всего.

Оказалось, что в грузовике потек бензопровод. Пустяк, но запасного ни у кого не нашлось. Грузовик дальше ехать не мог, и они тоже. Так что пришлось вырыть окоп и устроиться в нем на ночь.

Над головами низко летали вражеские самолеты, и Грег решил проверить свою меткость и прицелился, представив, что вышел на охоту с мистером Батти. Лучше всего стреляешь, когда кто-то вознамерился тебя прикончить!

Остаток ночи прошел спокойно. И он даже починил грузовик, отправившись на разведку, чтобы стащить бензопровод с другого брошенного грузовика. Только он ожидал, что грузовик будет пуст… но споткнулся о ногу и лежавший отдельно сапог.

Тошнота подкатила к горлу при виде того, что осталось от бедняги водителя.

Они медленно, упорно, мучительно пробирались через нормандский Вилле-Бокаж и были встречены внезапным огнем снайперов. Грег схватил ближайшего солдата и вместе с ним свалился в канаву. Пули свистели там, где только что тащилась колонна, впивались в борт грузовика! Опять чертов ремонт!

Вонь в канаве была невероятная. Они оказались в окопе, который служил отхожим местом, и их мундиры были в дерьме.

– Я у тебя в долгу, – сказал широкоплечий парень с нашивкой на рукаве и йоркширским говором. Но неужели не мог найти норы получше?

Вот так он и капрал Чарли Афтон стали «дерьмовыми» братьями.

Хорошо иметь рядом парня, который уже успел повоевать, не боялся огня и имел достаточно здравого смысла, чтобы не лезть на рожон.

По дороге случилось чудо: Грегу были поручены ремонтные работы. Скоро его произвели в капралы. От Бельгии до Голландии шли бои, которых Грег никогда не забудет: Геннеп, Неймеден, Граве. Они очищали страну от врага, от Мааса до Рейна.

То он, то Чарли искали друг друга на временных квартирах, чердаках и сеновалах. Они вместе рыбачили на озерах и любовались птицами на реках в редкие минуты затишья. Чарли был хорошим товарищем, а без хорошего товарища на войне не выжить.

Грег уже забыл о том времени, когда был поваром, потому что все наконец поняли, как умело он справляется со сломанными осями, насосами и коробками передач. У него был поистине дар высматривать запчасти в самых неожиданных местах. Став сержантом, он принялся обучать своих парней осматривать брошенные грузовики и фургоны в поисках запчастей.

Единственное, что разделяло братьев по оружию, были девушки. В Нормандии вся компания первым делом завалилась в дом терпимости. Выстаивание в длинной очереди, ожидавшей, когда настанет момент радостей плоти, казалось Грегу фарсом.

В свой первый визит он немного помедлил за дверью. Он совсем не так представлял себе все это. Получалось как-то поспешно и деловито….

– Следующий! – крикнул кто-то, подтолкнув его вперед. Кто назвал облегчением это безрадостное погружение в холодное равнодушное тело?

Женщина, от которой воняло кислятиной, со скучающим видом стояла перед ним. Достаточно стара, чтобы быть его матерью. Угрюмое раскрашенное лицо, пустые глаза, с презрением смотревшие на него.

Грегу стало не по себе от стыда и угрызений совести. Проведя таким образом два вечера, он больше носа сюда не казал. Искал молодых девчонок, благодарных за обед и возможность кое-что принести домой. Парень был так хорош собой, что девушки сами вешались ему на шею. Он часто брал с собой Чарли, но, в отличие от последнего, был крайне разборчив.

Он даже гордился тем, что, познав прелести секса, не слишком спешил продолжить. А вот Чарли, в отличие от дружка, никак не мог успокоиться. Ему все было недостаточно… пока он не обнаружил, что не может помочиться, не взвыв от боли. Последующее лечение сделало его более осторожным. Грег пытался не злорадствовать.

– Ты такой ханжа, Берни, – смеялся Чарли. – Какая жалость! Если бы я был таким смазливым! Не пойму тебя! Все девчонки твои!

Иногда Грег просто не мог смотреть в глаза этим голодным девчонкам. Неужели у них нет матерей и братьев, которые пристыдили бы этих девчушек за их поступки? Хотя понятно, что на это их часто толкало отчаяние.