Текст книги "Символ любви"

Автор книги: Линда Инглвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

7

Малколм задумчиво бродил по галереям замка, и за ним неотступно следовал образ Джанин. Он видел бездонные глаза и густые длинные волосы, в портретах своих прапрабабушек, развешанных по стенам. В статуэтках, изображающих древнегреческих богинь, – ее стройную фигуру. В журчании фонтана в центре огромного холла слышал мягкие интонации ее мелодичного голоса. Неужели с того поцелуя прошло только двадцать четыре часа?

Он понял, что недооценил Джанин. Ему доставляло большое наслаждение находиться с ней наедине. Даже то, что она будила в нем воспоминания о бывшей жене, не остановило его. Он не просто поцеловал ее, ему хотелось делать это снова и снова. Несмотря на то что он уверял себя, что уж эта-то няня проблем не вызовет.

К счастью, Джанин вовремя его остановила, иначе финал мог бы быть непредсказуемым. Более всего его настораживало осознание того, что он бы все равно ее поцеловал, даже если бы она его не попросила.

Возвращаясь утром в замок, они не произнесли ни слова, слишком ошеломленные всем произошедшим. А прямо в дверях его встретил секретарь с целой кучей неотложных дел.

Быть может, будет правильнее поговорить с ней сейчас и расставить все точки над «i»?

Приняв решение, Малколм направился к комнате няни и, уже подходя, услышал голоса. Он остановился и прислушался. Один голос – тихий и спокойный – принадлежал Джанин. Он был для него все равно что любимая мелодия для меломана. Но сейчас его больше заинтересовал другой, в котором Малколм без труда узнал голос Мэрианн.

– …Он говорит, что уже не первый месяц за мной наблюдает. Я тоже давно его заметила. Но я знала, что мои отец и братья будут против. Однако сегодня…

Малколм с шумом распахнул дверь.

– У вас тут междусобойчик? Как мило! – Он обращался исключительно к сестре, словно Джанин вообще не было в комнате.

Мэрианн стояла у изголовья кровати и держала в руках грязные кроссовки. С ее волос стекала вода, одежда основательно промокла.

– Я попала под дождь… – начала она.

– Вижу, – резко прервал ее Малколм. – Но еще я знаю, что это случилось, когда ты тайком с кем-то встречалась.

– Малколм, успокойтесь, – попыталась защитить девушку Джанин, но он не обратил внимания на ее слова.

– Я хочу, чтобы ты немедленно назвала имя человека, общение с которым не одобрили бы твои отец и братья.

Мэрианн тем временем взяла полотенце, которое ей протягивала Джанин, и стала нарочито медленно вытирать волосы, прекрасно понимая, что этим только разжигает злость брата. Тот выжидательно на нее смотрел. Закончив и отложив полотенце в сторону, Мэрианн вновь посмотрела на Малколма. В ее глазах был страх, но она старалась не показать его.

– Не думаю, что это что-то изменит, – сказала наконец она.

– Тебя никто не просит рассуждать. Просто назови мне имя!

Джанин снова попыталась исправить ситуацию.

– Малколм, не надо горячиться. Мэрианн и так хотела мне все рассказать.

– Имя этого подонка!

– Вот уж кому я этого никогда не скажу, так это тебе, – спокойно ответила девушка.

– Увидим. Марш в свою комнату! Думаю, отец, узнав обо всем, захочет с тобой поговорить.

– Ай, боюсь, боюсь!

Малколм указал на дверь.

– Иди! И даже не думай снова убежать: я предупрежу охрану.

– Наконец-то мое заточение в фамильном склепе получит официальный статус! – Она виновато посмотрела на Джанин. – Простите, что впутала вас в семейные дрязги.

Напоследок Мэрианн окинула брата испепеляющим взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.

Он снял телефонную трубку и набрал номер.

– Это Малколм. Моя сестра отправилась к себе в комнату. Проследите, чтобы она никуда оттуда не выходила.

Он повесил трубку и посмотрел на Джанин, на лице которой было написано негодование.

– Что такое?

– Я… я… – Она остановилась, чтобы глубоко вдохнуть. – Я не знаю, что и сказать!

– В каком смысле?

– В таком, что все, что приходит на ум, насквозь неприличное.

– Я не обижусь.

– Вы когда-нибудь думали, что обидеть можно не только вас?

– Вы рассержены.

Джанин громко рассмеялась, но в ее смехе не было и тени радости.

– Сказать, что я рассержена, значит, ничего не сказать.

– Отчего же?

– Как вы могли такое сделать?

– Тем, что я отправил ее в комнату, наказание не ограничится.

– Не сомневаюсь. Но если вы не заметили, я пыталась с ней поговорить. Думаю, что вы слышали достаточно, чтобы понять: она была на свидании.

– Да.

– И если бы вы не появились так не вовремя, мне наверняка бы удалось выяснить не только имя того, с кем она встречалась, но и как далеко у них все зашло. Теперь же Мэрианн не расскажет об этом даже мне, потому что будет думать, что я немедленно доложу об этом вам.

– Расскажет, если ее хорошенько попросить.

Джанин снова рассмеялась.

– О, в упрямстве она может превзойти даже вас!

– Она расскажет мне обо всем, о чем я ее попрошу. В противном случае последствия для нее будут самые плачевные. – Малколм очень надеялся, что Джанин не догадается спросить, как именно он будет добиваться от сестры признания и какие последствия ту могут ожидать. – Она ведет себя как своевольный непослушный ребенок, и такое поведение ни в коем случае не следует поощрять.

Джанин сложила руки на груди.

– А вам не приходит на ум, что она просто пытается достичь желаемого и думать своей головой? Вряд ли разумно наказывать ее за это.

– Это самый обыкновенный протест и неповиновение!

Джанин приказала себе успокоиться. Для того чтобы что-то ему объяснить, нужно рассуждать здраво, а не находиться во власти эмоций.

– Малколм, – снова начала она, – у Мэрианн сейчас переходный возраст. Она обыкновенная девочка, которая только-только учится понимать жизнь.

– У нее есть семья, которая ей во всем помогает.

– Неужели? В тот первый вечер, когда я присутствовала на семейном ужине, я получила отличное представление о том, как ей помогают. Ее же никто не слушает. Ею только командуют, дают понять, какая она глупая, или как-нибудь по-другому ущемляют ее достоинство.

– Это неправда.

– Нет, чистая правда. И поэтому Мэрианн чувствует себя одинокой. Ей нужны друзья ее возраста. Это нормальное желание.

– Она – дочь графа!

– Да как же вы не поймете такую простую вещь? Неважно, где человек живет, в родовом замке или в трущобах, ему необходима любовь. И если он не находит ее дома, то начинает искать где-нибудь еще. И Мэрианн нашла. Мне остается только «поблагодарить» вас за то, что вы не дали мне ее выслушать.

– Она – дочь графа, – упрямо повторил Малколм. – Ее предки были знаменитейшими людьми Шотландии.

– Если вы думаете, что сословное преимущество может отвратить ее от того, что нужно каждой девушке в ее возрасте, то вы очень похожи на полковника из одной американской книги, который полагал, что офицеры и рядовые молятся разным богам. – Джанин вздохнула. – Таким отношением вы не принесете ей блага.

Малколм какое-то время молчал.

– Я согласен, что в ваших словах есть рациональное зерно, – сказал он наконец. – Но вы должны понять, что сословие, представителем которого она является, накладывает на человека определенные обязанности. Ей нужно учиться жить по более высоким стандартам, нежели всем остальным. Это то, чему учились мы все.

– Хорошенький стандарт! – взорвалась Джанин. – Вы думаете, что раз она аристократка, то обязательно должна быть бесчувственной? Я уже заметила, что вы стыдитесь проявления любой человеческой слабости. И если вы бессердечный, то это не значит, что все вокруг должны быть такими же!

Его глаза полыхнули яростью.

– Моя красивая, но лживая жена научила меня подавлять любые чувства.

– Простите, Малколм, я не знала…

– Мне не нужны ваши извинения. Прошлое осталось в прошлом.

– Вы не правы.

– Я всегда прав.

О Боже! Джанин тяжело вздохнула.

– Мы можем спорить с вами до скончания века. Но я просто прошу вас: не заставляйте вашу сестру расплачиваться за ваше прошлое. Она ни в чем не виновата. И до тех пор, пока вы не сможете взвесить все без лишних эмоций, мы будем просто сотрясать воздух.

Малколм хотел сказать, что любит свою сестру и желает ей только добра, но Джанин повернулась к нему спиной и вышла из комнаты. Может, и к лучшему, потому что спорить ему расхотелось.

Несмотря на то что она не стеснялась в выражениях, он лишь еще больше стал уважать Джанин. Она еще раз доказала, что не боится высказывать свое мнение даже ему, своему работодателю.

И все-таки трюк с требованиями к няне, которые сделают ее неспособной нравиться, себя не оправдал. Малколм постоянно думал о Джанин, причем все время находилось что-то, что делало ее в его глазах еще лучше.

Когда придется нанимать следующую няню, в список требований обязательно нужно будет внести что-нибудь вроде: «Стаж работы с детьми – не менее пятидесяти лет». Тогда уж точно удастся избежать подобных осложнений.

Нет, решил Малколм, хватит думать о глупостях. Сейчас у него есть дела поважнее. Нужно рассказать отцу, что его единственная дочь, его жемчужина, ведет себя недостойным образом. Единственное препятствие он видел в том, что, как истинно благородная леди, Мэрианн тоже всегда держала свое слово.

А это означало, что узнать имя того, с кем она встречалась, будет почти невозможно.

О благотворительном аукционе в пользу сирот начали говорить недели за две. Причем не только в Хоршбурге. Событие имело огромный общественный резонанс во всем мире, и неспроста. Деньги, которые рассчитывали выручить от аукциона, были сравнимы с годовым бюджетом небольшого государства и все до последнего пенса шли в фонд помощи несчастным детям.

За несколько дней до аукциона Джанин получила письмо от матери. В конверт также была вложена вырезанная из «Нью-Йоркера» статья о неслыханной щедрости шотландского нефтяного магната лорда Макензи. Дебора Кастелла обвела фломастером тот абзац в статье, где перечислялось то, что будет выставлено на торги. На полях мать аккуратно приписала:

Если это правда, хотя бы наполовину, то тебя здорово прокатили с зарплатой. Ты бы могла получать раз в пять больше. Целую, мама.

И вот назначенный день настал. Открытие благотворительного аукциона должно было проходить в одном из самых больших залов замка. Все утро графские повара готовили изысканные блюда для фуршета. Джанин видела приготовления во всем и везде. Даже Мэрианн, которой разрешили присутствовать на вечере при условии, что она все время будет находиться под присмотром родных, на время забыла о конфликте с семьей и то и дело советовалась то с леди Элизабет, то с Джанин по поводу того, что ей лучше надеть.

На вечере должны были присутствовать все члены семьи, кроме Фиби, еще слишком маленькой для этого. Девочке было нелегко объяснить, что, хотя дети являются прямой причиной всего происходящего, самих детей там не будет. Итак, для Фиби этот вечер должен был закончиться так же, как и остальные. А значит, и для Джанин тоже.

Что ж, заниматься с ребенком – ее прямая обязанность. А поскольку этот день не был ее выходным, Джанин и не питала иллюзий, что ее пригласят.

Она вышла из комнаты Мэрианн, которая только что продемонстрировала ей пятое платье, и направлялась в комнату Фиби, когда из соседней гостиной раздался голос Малколма:

– Мы здесь!

Джанин вошла и остановилась на пороге.

– Вот это да! – только и смогла вымолвить она.

Малколм выглядел на редкость привлекательным в идеально сидящем на нем черном вечернем костюме и белоснежной рубашке. Густые русые волосы пребывали в художественном беспорядке, что придавало ему мужественности. Прямо-таки живое воплощением благородства и красоты.

Джанин мысленно порадовалась, что он не выглядел настолько безупречно, когда они остались вдвоем в лесном доме. Иначе она могла бы не устоять.

– «Вот это да»… Это означает, что вам нравится? – спросил он, небрежно засовывая руку в карман брюк.

– Д-да… Думаю, лучше выглядеть просто нельзя.

Она услышала звук, похожий на тихий всхлип, и вернулась с небес на землю. Джанин стало стыдно от того, что она только сейчас заметила сидящую тут же на софе Фиби.

– Что случилась? – спросила она, опускаясь рядом с девочкой и сажая ее к себе на колени.

Фиби обняла ее.

– Папа говорит, что я должна смыть лак с ногтей.

Джанин пригляделась повнимательнее и заметила не только блестящий лак на пальцах девочки, но и слегка подведенные глаза и подкрашенные губы. Но поскольку Фиби, по-видимому, недавно всплакнула и утиралась рукавом, следы макияжа были на ее некогда белоснежном платье. Ее достаточно длинные волосы были тщательно завиты и волной спадали на плечи.

– А я не буду смывать, – продолжила девочка с обидой. – Почему мне никогда не разрешают ходить с распущенными волосами? Вот я и попросила тетю Мэрианн сделать меня красивой.

Малколм подошел к софе, присел на корточки и взял дочь за руку. Фиби демонстративно отвернулась.

– Ты и так красивая, – тяжело вздохнув, сказал он. – И тебе не надо разрисовывать лицо, чтобы это доказать.

– Нет! – упрямо повторила Фиби. – Няня, скажи ему, что так лучше!

Джанин посмотрела Малколму в глаза и увидела в них боль и тщательно скрываемую злость. Нет, она не могла судить его, пока не узнает, что же произошло у него с бывшей женой. Мужчине нельзя так просто привить стойкую ненависть к женитьбе.

Но как-то разрядить ситуацию было необходимо. Джанин дотронулась пальцем до носика девочки.

– Знаешь что? Тебе уже давно пора в ванную. И если будешь умницей, то мы с тобой будем купаться больше, чем обычно.

– Насколько больше? – Девочки тут же оживилась.

– А насколько ты хочешь?

– На час!

– Ну уж нет, – рассмеялась Джанин, – тогда ты превратишься в губку.

– А сколько же?

– Как насчет… – Она показала восемь пальцев. Фиби помотала головой и отогнула два загнутых.

– Десять минут? Договорились! – снова рассмеялась Джанин, перехватив восхищенный взгляд Малколма.

– Я люблю тебя, нянечка. Ты очень хорошая. – Девочка обняла Джанин и съехала по ее ногам на пол. Она встала и посмотрела на отца, но не прямо, а искоса. – А ты, папа, плохой! – И с этими словами выбежала из комнаты.

Джанин снова попыталась разрядить обстановку – теперь уже, чтобы прогнать угрюмое выражение с лица Малколма.

– Начали торговаться с часа, а закончили десятью минутами, ну не забавно ли? К сожалению, когда Фиби подрастет, такой фокус уже не сработает.

– Действительно, к сожалению, – мрачно заметил Малколм. – Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы она никогда не вырастала.

– Да успокойтесь вы! Она же говорила несерьезно.

– Неужели?

– Конечно. Она забудет о своих словах через пять минут. И потом, зачем так кипятиться из-за какого-то лака на ногтях?

– Все привычки взрослой жизни закладываются в детстве, – сказал Малколм.

– Это так, – согласилась Джанин. – Но я не вижу ничего плохого в том, что девочка с детства хочет быть красивой. Дети ее возраста во всем подражают взрослым. Например, дочки любят примерять мамины платья… – Джанин осеклась, но было уже поздно.

– Я не желаю, чтобы Фиби походила на свою мать! – моментально отреагировал Малколм на ее последние слова.

Она вздохнула.

– Послушайте, Малколм, воспитывая детей, нужно быть очень осторожным с запретами. Не разрешишь ребенку есть варенье, и добраться до заветной банки на шкафу станет для него мечтой всей его жизни. И так во всем. Запрещая Фиби краситься и быть, как она считает, красивой, вы только больше разжигаете ее желание. Конечно, не мне вас учить, но, на мой взгляд, вы бы могли иногда потакать ее невинным детским желаниям.

– Ладно, – сказал Малколм таким тоном, что Джанин поняла: он не желает больше продолжать этот разговор, – сейчас мне надо идти, но я зайду пожелать Фиби спокойной ночи.

С этими словами он удалился. Джанин с тоской посмотрела ему вслед. Да, сегодня на бал она точно не поедет, поскольку на визит доброй феи-крестной рассчитывать явно не приходилось.

Она шла в комнату Фиби и размышляла о том, что произошло. Поступок девочки был обыкновенной детской игрой, но Малколм почему-то увидел в нем что-то дурное. Любое напоминание о жене приводило его в ярость. Что же все-таки произошло?

Конечно, сегодняшний конфликт она прекратила в зародыше. Но такие ситуации будут повторяться все чаще, когда Фиби начнет подрастать. И поэтому надо во что бы то ни стало узнать о прошлом Малколма, чтобы понять, как заставить его пересмотреть свои взгляды на некоторые поступки дочери.

И кажется, Джанин знала, кто ей в этом поможет.

8

В дверь постучали. На пороге стояла леди Элизабет в вечернем платье потрясающей красоты. Да уж, вкус у всех членов благородного семейства был просто отменный!

– Здравствуйте, – сказала Джанин. – Вы выглядите замечательно!

– Спасибо. Вы просили меня зайти перед тем, как я отправлюсь на благотворительный вечер?

– Да, – сказала Джанин и объяснила: – Фиби очень хотела пойти вместе со всеми и очень расстроилась, когда узнала, что должна лечь спать в обычное время. Вот я и подумала: раз Фиби не идет на праздник, то почему бы празднику не прийти к ней? Поэтому попросила всех членов семьи зайти к нам в вечерних нарядах. Девочка просто обожает рассматривать праздничные туалеты. Вы – единственная, кого мы еще не видели.

Позади Джанин раздались быстрые шаги.

– Бабушка! – радостно закричала подбежавшая Фиби и обняла леди Элизабет, затем отступила на несколько шагов и с серьезным видом произнесла: – У тебя очень красивый наряд.

– Спасибо, милая, – улыбнулась графиня и погладила Фиби по голове.

– Да, твое платье мне нравится даже больше, чем платье тети Мэрианн. – И, видимо вспомнив о том, что произошло некоторое время назад, Фиби добавила: – А папа не любит, когда тетя Мэрианн меня наряжает.

Леди Элизабет нахмурилась и внимательно посмотрела на девочку. Очевидно, то, что она сказала, не было для нее новостью.

– У папы есть на то причины, – примирительно произнесла она. – Не забывай, что он любит тебя больше всего на свете.

Джанин положила руки Фиби на плечи.

– Ладно, молодая леди. Теперь ты видела всех, кто идет на благотворительный вечер. Время ложиться спать. Иди чисть зубы и выбирай книжку, которую мы будем читать.

– Две книжки, раз я никуда не иду.

– Хорошо, – вздохнула Джанин, – две так две.

Фиби издала победный вопль и побежала в ванную.

– Вам кажется, что я слишком мягка с ней? – спросила Джанин, увидев взгляд, которым леди Элизабет проводила девочку. – Просто я знаю, как она расстроена, что ее не взяли.

– Судите по себе?

– Хождения по светским мероприятиям не значились в списке моих обязанностей.

– Мне вас очень жаль. Вы не могли не чувствовать предпраздничную атмосферу подготовки. Конечно, для такой молодой женщины, как вы, трудно все время заниматься только ребенком.

– Да-да, конечно. – Джанин машинально соглашалась, думая в этот момент о другом. – Вы знаете, есть еще кое-что, что меня тревожит…

– Я вас слушаю. – Графиня была вся внимание.

– Это касается Малколма. Сегодня произошло нечто… – Джанин осеклась, сообразив вдруг, что перед ней стоит женщина в вечернем платье и дорогих украшениях и сейчас вряд ли подходящий момент для разговора. – Простите меня. Вы, наверное, уже ждете не дождетесь, когда я отстану от вас со своими глупостями. Не смею вас больше задерживать.

– Ерунда! – Леди Элизабет энергично взмахнула рукой. – Давайте присядем и поговорим. Вечер никуда не убежит.

– Ну, если вы не против…

Они направились с соседнюю гостиную и сели на диван.

– Так что там с моим племянником? – спросила графиня. – Это как-то связано с тем, на что пожаловалась Фиби?

Джанин утвердительно кивнула, опять поразившись проницательности этой женщины.

– Все прихорашивались к празднику. И Мэрианн накрасила Фиби. Потом я пошла к Мэрианн, посмотреть очередное платье, а когда вернулась, застала Малколма, который в приказном порядке требовал от дочери немедленно смыть всю косметику… Мне кажется, он перегибает палку. Фиби всего лишь маленькая девочка. А всем девочкам нравится выглядеть как взрослые. Я знаю, что такая реакция как-то связана с его бывшей женой. Но когда я завела об этом разговор, он отказался говорить на эту тему.

Джанин потупилась, не решаясь смотреть в глаза своей собеседнице.

– Вы хотите знать, что у него произошло с женой?

– Да. И это не досужее любопытство, – быстро произнесла Джанин. – Просто я вижу, что прошлое постоянно влияет на его взаимоотношения с Фиби. И я хочу найти способ прекратить это.

– Я вас понимаю, – сказала леди Элизабет и глубоко вздохнула. Некоторое время она молчала, потом начала, тщательно подбирая слова: – Малколм женился на женщине удивительной красоты. Но она страдала страшным пороком… нимфоманией. Вы знаете, что это такое? – Джанин отрицательно покачала головой. – Это значит, что она была не в силах отказать мужчине, который пытался ее соблазнить. Она даже не понимала, что делает что-то плохое. Ведь Эстер по-своему любила Малколма и, конечно, свою дочь. Но она просто ничего не могла с собой поделать. Представьте, что чувствовал Малколм, когда, находясь в какой-нибудь деловой поездке, знал, что его жена сейчас может спать с его партнером по бизнесу, секретарем или даже шофером? Эстер не делала различий. Она просто не могла отказать… никому.

– Так ему все было известно?

– Сначала, конечно, нет. Когда все открылось, он пробовал как-то воздействовать на нее. Но все оказалось бесполезно.

– Значит, они развелись и он оставил дочь себе, – предположила Джанин.

– Если бы все было так просто, – вздохнула леди Элизабет. – Люди его положения, как правило, не разводятся. Поэтому Малколм продолжал жить с женой под одной крышей и делать вид, будто все идет нормально. Наверное, это был самый мучительный период его жизни. Он длился чуть меньше года. В конце концов мы уговорили его откупиться от Эстер, то есть дать ей некую сумму, чтобы она согласилась жить отдельно. Для нее это тоже стало своего рода потрясением. Ведь она испытывала к моему племяннику нежные чувства. И еще Эстер очень оскорбилась, когда поняла, что ее хотят «выгнать». Но тем не менее согласилась. И она продолжала приезжать в замок почти каждый день, чтобы навестить Фиби.

– Но я ни разу ее не видела, – заметила Джанин. – Неужели потом Малколм запретил ей видеть собственную дочь?

– Нет, что вы. Ведь он прекрасно понимал, что она отчасти не виновата в том, что делает. Нимфомания – это своего рода болезнь. Все кончилось само собой… Эстер умерла.

– О Господи…

– Да, она ехала из поместья, которое ей купил Малколм, к нам в замок, чтобы в очередной раз навестить Фиби, и… Ее машину нашли в реке под мостом. И она, и ее водитель погибли, причем… – Графиня замялась. – Причем состояние их одежды и то, что оба оказались на переднем сиденье, говорило о том, что скорее всего они решили заняться любовью на полном ходу. – Леди Элизабет тяжело вздохнула. – Теперь вы понимаете, почему Малколм опасается, что Фиби станет похожей на свою мать. По этой же причине он так негативно относится к влиянию Мэрианн на дочь. Его сестра своенравна и порой не думает ни о чем, кроме своего удовольствия. А он считает, что именно это качество явилось основополагающим фактором болезни Эстер.

Какой же это был для него кошмар! – подумала Джанин. Ведь Малколм такой самолюбивый и гордый, и ему приходилось терпеть этакое. Есть от чего возненавидеть брак!

Леди Элизабет встала с дивана и пошла к двери. Джанин последовала за ней.

– Теперь я все понимаю, но ведь Фиби этого не объяснишь, – сказала она. – Малколм до сих пор переживает из-за того, что произошло, поэтому не всегда правильно оценивает поведение дочери. Нельзя, чтобы ни в чем не повинная девочка расплачивалась за дурные поступки матери. Иначе между ней и отцом разверзнется пропасть, как между Мэрианн и лордом Макензи.

– Наверное, вы правы. – Графиня улыбнулась. – Именно поэтому я так рада, что вы здесь. Вы поможете ему понять, что он делает не так.

– Но я не имею права предъявлять ему какие-либо претензии.

– Тем не менее вы не можете молчать, когда видите, что с Фиби поступают несправедливо.

– Вы обо мне слишком высокого мнения. Я каждый раз боюсь, что потеряю работу, когда делаю что-то, что делать по идее не должна…

Например, когда целуюсь с Малколмом. Да, поцелуй, которым они обменялись в лесном доме, был просто замечательный. Но больше она никогда не потеряет контроля над собой настолько, чтобы не только не противиться столь интимным ласкам, но и самой их выпрашивать.

Леди Элизабет взялась рукой в длинной перчатке за ручку двери и ласково посмотрела на Джанин.

– Вы замечательная няня. Фиби вас просто обожает. Спасибо за то, что вы делаете.

Графиня ушла, а Джанин прислонилась спиной к двери. То, что она узнала сегодня о матери Фиби, потрясло ее. Ей стало невыносимо неловко за то, что она пыталась заговорить с Малколмом о его прошлом. Человек, который всегда прав, оказался неправым в одной из главных в жизни вещей – в выборе жены. Сколько же стыда и унижения принес ему этот брак, и все же он продолжал относиться к жене с пониманием и заботой…

– Няня…

Голос Фиби вывел Джанин из задумчивости.

– Ты выбрала книжки? – спросила она. Девочка помотала головой и посмотрела на няню настолько ясными и бесхитростными глазами, что Джанин тут же догадалась: малышка что-то задумала. Так и оказалось.

– Я хочу пойти на праздник, – сказала Фиби с самым невинным видом.

– Да, но твой наряд едва ли соответствует случаю, – возразила Джанин, многозначительно глядя на ночную рубашку девочки. Этот аргумент должен был подействовать безотказно. Ну кто же ходит в таком виде на праздник, где все прекрасно одеты? – Тем более мы договорились, что будем сегодня читать две книжки.

– Я знаю одно секретное место, – прошептала Фиби с видом заговорщицы. – Там нас никто не увидит, зато мы сможем видеть все, что делается в зале.

Джанин неожиданно понравилась эта безумная идея. Почему бы и нет?

– Хорошо, – сказала она, – мы пойдем в твое секретное место, немного понаблюдаем за тем, что делается на празднике, а потом ты ляжешь спать. Книжки на сегодня отменяются. Обсуждению это не подлежит, – прибавила она, видя, что девочка уже готова вступить в пререкания. – Иди надень халат.

Фиби побежала в свою комнату, и Джанин поймала себя на том, что с нетерпением ждет ее возвращения.

Через несколько минут они уже шли по коридорам и переходам замка. Джанин, которая до этого успела ознакомиться только с малой частью здания, не уставала поражаться обилию массивных дверей, которым была, наверное, не одна сотня лет, и множеству винтовых лестниц. Очень скоро она поняла, что сама уже не найдет дороги назад.

Фиби же чувствовала себя в замке как рыба в воде. Она не только уверенно шла вперед, но и рассказывала о том, мимо чего они проходили.

– Вот эта комната раньше была темницей… Эта тоже… А вот эта – камерой пыток. Теперь здесь стоит помпа и нагреватель воды для бассейна. А вот в этой стене по легенде мой прапрапрадедушка заживо замуровал свою жену за то, что она родила ему пять дочерей подряд… Ты не бойся, няня, просто мы сейчас в подвальной части замка. Другого пути нет. Я тут все укромные уголки знаю… Вот сейчас поднимемся по этой лестнице – говорят, в полнолуние здесь бродит призрак замурованной жены – и окажемся на первом этаже. Теперь войдем в эту дверь и снова поднимемся… Осталось совсем немного…

Вскоре они действительно оказались у цели. Это была небольшая галерея над тем самым залом, где проходило торжественное открытие благотворительного мероприятия. Ее закрывали огромные свисающие с потолка драпировки. Но если сесть на корточки и чуть-чуть раздвинуть ткань, то можно было увидеть все, что творится в зале, и при этом остаться незамеченным.

– Молодчина, – улыбнулась Джанин. – Давай посмотрим.

Они сели на край драпировки, лежащий на полу, и стали наблюдать. Внизу, в большом зале, под приглушенные звуки музыки, исполняемой струнным квартетом, не спеша передвигались мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Из своего укрытия Джанин могла видеть блеск дорогих украшений на их шеях и запястьях. Между этими мужчинами и женщинами деловито сновали слуги с подносами, уставленными бокалами с напитками. Слуги были одеты во все белое и напоминали Джанин муравьев: с серьезным видом двигались по одним им известным маршрутам и никогда не сталкивались.

– Смотри, няня, вон дедушка Коннор, – прошептала Фиби.

Джанин проследила за ее взглядом. Лорд Макензи разговаривал с каким-то высоким черноволосым мужчиной, должно быть партнером по бизнесу.

– А вон тетя Элизабет. А там дядя Уолтер. Видишь, рядом со светловолосой девушкой?

Ветреный молодой человек с веселым видом шептал что-то на ухо некоей миловидной особе.

– А где же тетя Мэрианн? И папа? – спросила Фиби, внимательно разглядывая собравшихся внизу.

– Не там ищешь, родная, – раздался за их спиной спокойный голос Малколма.

Джанин замерла, не смея повернуться. Какой стыд! Малколм, видимо, уже некоторое время за ними наблюдал. Хорошего же теперь он будет мнения о няне, которая поощряет такие сомнительные выходки своей подопечной!

Фиби вскочила на ноги.

– Я хотела посмотреть на праздник и показала няне, как сюда попасть, – тихо сказала она, стараясь не глядеть на отца.

– Гмм…

Джанин тоже поднялась. И хотя чувствовала себя как провинившаяся школьница, все же нашла в себе мужество посмотреть Малколму в глаза.

– Мы с Фиби договорились, что вместо того, чтобы читать на ночь книжку… немножко посмотрим, что тут происходит, и ляжем спать…

– Гмм…

– Малколм, ведь вы, не очень рассердились? Просто я подумала…

– Я не рассердился, – сказал он, сверля взглядом дочь.

Джанин, испугавшись, что девочке сейчас достанется за проделку, поспешила взять ее за руку.

– Я отведу Фиби в спальню.

– Подождите, – остановил ее Малколм, – у меня приготовлен для нее сюрприз. – Он сделал жест рукой, и на галерею вошел слуга, который расстелил на полу скатерть и поставил на нее несколько тарелок с едой и бокалов с соком. – Как я могу жертвовать что-то детям-сиротам, не накормив собственную дочь?

Пока Фиби наслаждалась принесенными лакомствами, Малколм налил в два бокала вино из непонятно откуда взявшейся бутылки. Один бокал он подал Джанин.

– Предлагаю тост за двух новоявленных шпионов, – с улыбкой произнес он, и Джанин слегка покраснела. – Вы знаете, сегодня в зале присутствует начальник Разведывательного управления Шотландии. Он, кстати, мой близкий приятель. Могу вас с ним познакомить. Ему нужны такие предприимчивые сотрудники.

– Напомните мне об этом, когда срок моей работы у вас подойдет к концу, – отшутилась Джанин.

В зале зазвучала медленная музыка. Малколм поставил бокал на пол и обратился к дочери:

– Леди, разрешите пригласить вас на танец.

Фиби застенчиво посмотрела на него из-под длинных красивых ресниц, слегка кивнула и поднялась. Малколм взял ее за руку, она поставила ноги, обутые в мягкие тапочки, на его лакированные ботинки, и они стали танцевать. Джанин не могла нарадоваться, глядя на эту картину. Фиби с обожанием смотрела на отца. Она то и дело соскальзывала с его ботинок и смущенно хихикала.