Текст книги "Ничего хорошего"

Автор книги: Линда Фэйрстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

28

В понедельник утром реакция Баттальи на мое приключение показалась милой по сравнению с поркой, что устроили мне накануне Мерсер и Майк. Они приехали в семь, когда врач только закончил меня осматривать. Ему пришлось все записать – я сказала, что это понадобится в качестве доказательства на суде. Он заставил моих друзей пообещать, что они не ухудшат мое и без того неважное состояние какими-нибудь стрессами, и не уходил, пока я рассказывала им о нападении Колмана Харпера.

– Никакого перекрестного допроса, джентльмены, – повторил он с порога. – Ей нужно лечь спать пораньше и полный покой.

Майк вызвал Хэла Шермана из экспертного отдела, чтобы тот сфотографировал мои раны. По его лицу я поняла, насколько плохо мое состояние.

– Я фотографировал трупы, которые выглядели лучше тебя, Алекс. Если ты победила в схватке, то как же выглядит проигравший?

Чэпмен убрал волосы у меня с шеи, чтобы показать Хэлу след от провода:

– Не волнуйся. Она срезала приличный кусок с его задницы. Будет теперь петь сопрано с парнями из греческого хора.

Вспышка фотокамеры заставила меня зажмуриться. Хэл крупным планом снимал ссадины на лбу, запястьях и предплечьях.

Меня не хотели оставлять одну на ночь – вдруг мне что-то понадобится. Поэтому я приняла предложение Дэвида Митчелла поспать эту ночь на диване у него в гостиной, чтобы он, Рене и Зака могли приглядеть за мной. Майк с Мерсером ушли в девять, забрав мою одежду, чтобы отправить в лабораторию на анализ.

Я твердо намеревалась появиться на работе выспавшейся и до того, как слух о нападении разрастется до масштабов эпоса. Было очевидно, что дело о смерти Джеммы Доген придется отдать другому прокурору – присоединив к нему обвинение в нападении на меня. Я же стану обычным свидетелем и уже не смогу выступать обвинителем. Род Сквайерс предоставил мне самой выбрать юриста, который будет вести это дело. Естественно, кроме Сары и вообще кого-либо из нашего отдела. Я выбрала Тома Кендриса – он был моим другом, и я его очень уважала.

Колману Харперу, которого поместили в Беллвью, было предъявлено официальное обвинение, и я была рада, когда Батталья сообщил мне, что судья Роджер Хейс, мудрый и неустрашимый страж закона, отказался отпустить подсудимого под залог.

Лоре, пожалуй, недельный отпуск понадобится даже больше, чем мне. Она весь день отбивалась от репортеров, которые все как один требовали эксклюзивного интервью. Мне очень не хотелось отказывать Кэти Курик, поэтому Батталье пришлось самому встречаться с прессой. Он дал интервью для программы «Сегодня», где коснулся проблемы насилия и преступлений, в которых бывают замешаны даже те, кто призван охранять наше здоровье. Майк Шинан умолял меня дать какую-нибудь информацию для канала «Фокс-5», но я знала, что в нашем ведомстве у него и без меня полно информантов.

На этой неделе я в основном отвечала на вопросы Тома Кендриса и детективов, чтобы уже в четверг утром дать показания перед большим жюри. Мы провели немало часов, анализируя улики, в особенности тщательные и объемные записи Джеммы за последние десять лет, в течение которых она отвечала за программу подготовки нейрохирургов в «Минуите». Эти документы устилали все поверхности в кабинете Кендриса. Я частенько рассматривала фотографии, сделанные на месте убийства Джеммы, вновь и вновь пытаясь понять, хотела ли умирающая что-то написать нам своей кровью.

Теперь казалось, что незаконченная буква выглядит, как "О", и в свете произошедших событий я решила, что она хотела написать слово «Отказ». Чэпмен же каждый раз, когда замечал, что я смотрю на эти фотографии, выдергивал их у меня из рук и призывал вернуться к реальности:

– К тому моменту у нее уже не было сил писать.

Но мне очень хотелось думать, что он ошибается.

В воскресенье вечером Морин и ее муж Чарльз вернулись домой живыми и невредимыми, поэтому Мерсер завез меня к ним в понедельник после работы. Я крепко обняла ее и ослабила хватку, испугавшись, что поломаю ей ребра. Затем мы достали записные книжки и выбрали недельку в мае, чтобы съездить в спа-центр.

Результаты анализов показали, что «медсестра», которая отравила Мо, ввела ей огромную дозу лошадиного транквилизатора – ничего такого, что могло убить ее, но привлекло к ней внимание как к полицейской, работающей под прикрытием.

Выяснить, кто это был, так и не удалось, хотя Майк считал, что это сделал сам Колман Харпер в попытке отвести подозрения от себя и заставить полицию сосредоточиться на Дюпре, который был тогда одним из лечащих врачей Мо. Однако никто не смог убедить Мо в том, что это был милашка Джон Дюпре. Она с трудом мирилась с тем, что он не врач, потому что нравился ей куда больше, чем тот медик, которого Дэвид приставил наблюдать за ней, пока она была в больнице. Мы предполагали, что в данный момент Джон колесит по стране, ищет тихий городок, где сможет обосноваться и открыть медицинскую практику. На этот раз он, наверное, выберет себе имя какого-нибудь покойного врача, которое прочтет на могильной плите.

Джоан Стаффорд вернулась в Нью-Йорк вечером во вторник и настояла на том, чтобы я пообедала с ней. Она приступила к делу, как только мы сели за столик.

– Предлагаю сделку. Это предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Нина прилетает из Калифорнии ночным рейсом в четверг, а в пятницу мы втроем поедем на Виньярд, чтобы привести в порядок твой загородный дом. Только мы, девочки, – она оставит ребенка в Лос-Анджелесе с мужем, а Джим все равно улетает в Вену на конференцию. С первого апреля на Виньярд летает прямой рейс из «Ла Гуардиа». Я уже заказала три билета, и нам с Ниной очень не хочется выслушивать твой отказ. Мы летим последним рейсом в пятницу, в семнадцать сорок пять, и вернемся на рассвете в понедельник. Я доставлю тебя в офис еще до девяти утра, ладно?

Я улыбнулась ей:

– Я как будто родилась заново, Джоан. Я готова.

Я очень хотела вернуться к себе домой на Мартас-Виньярд, а в компании лучших подруг впервые с прошлого октября мне будет совсем не сложно проехать по острову.

Нина Баум прилетела ночным рейсом и была у меня уже в пятницу утром. Я оставила свои запасные ключи привратнику, чтобы она смогла попасть в квартиру, принять душ и отдохнуть, прежде чем приехать ко мне в офис. Мы подружились в первый же день приезда в «Уэллесли», когда волей судьбы оказались соседками по комнате. У меня никогда не было более преданной и любящей подруги.

Сара позвонила утром и сказала, что берет выходной, и, к счастью, для разнообразия этот день для отдела борьбы с преступлениями на сексуальной почве прошел до странного тихо. Мы с Ниной пообедали в «Форлини», затем вернулись, чтобы я смогла закрыть свой кабинет на выходные, а потом сели в такси и поехали в аэропорт «Ла Гуардиа», где нас ждала Джоан.

Полет прошел быстро и хорошо. В аэропорту Джоан договорилась об аренде джипа, поэтому нам не пришлось забирать мою старую машину из гаража, где она стояла уже давно. Наше пятнадцатиминутное путешествие оказалось восхитительным, мы даже успели приехать засветло. На деревьях начинали распускаться почки, в садиках и по обочинам зацвели нарциссы, радуя глаз своими веселыми бело-желтыми лепестками.

У меня сжалось сердце, когда Нина свернула на дорогу к моему дому. Здесь умерла Изабелла Ласкар, и я всегда буду помнить об этом. Но в то же время я обрадовалась, заметив, что Джо, мой сторож, засадил тюльпанами и ирисами клумбы вдоль всей подъездной дорожки и положил гранитную плиту под дерево, у которого была убита Изабелла.

В фермерском домике чудесно пахло свежей краской, благодаря которой исчезли следы порошка для снятия отпечатков пальцев. Покрашенный вручную, мой домик казался радостным, а чистое белье на кроватях говорило о том, что он рад гостям.

Я отнесла вещи в хозяйскую спальню и вышла к Нине и Джоан на крыльцо:

– Я бы не смогла вернуться сюда, если бы не вы...

– Тише. Я не любовалась этим видом больше трех лет, – напомнила Нина. – Хочу все разглядеть, пока не стемнело.

Это был мой собственный райский уголок, и я прислонилась к перилам, глядя на холмы, устланные цветочным ковром, на озера, еще не запруженные лодками отдыхающих, и, конечно, на океан.

Джоан встала:

– Ну ладно. Даю тебе десять минут, чтобы снять дурацкий прикид женщины-юриста. У нас заказан столик на восемь часов в «Самом».

– А я и не думала, что они уже открыты в начале мая.

– Да, в последнее время тебя не хватало на то, чтобы думать. Если бы я предоставила организацию отдыха тебе, нам пришлось бы ужинать попкорном.

– Не наезжай на нее, Джоан. Ведь поп-корн – одно из немногих блюд, которые отлично у нее получаются.

Я зашла в дом и переоделась в джинсы и блейзер. Затем вышла и устроилась на заднем сиденье джипа. Нина отвезла нас на западную оконечность острова – Гайхэд, – туда, где Хью и Джин Тейлор держали самый чудесный бар в округе. Это был дом в викторианском стиле, всего с семью комнатами – зато каждая отделана своей породой дерева. Дом стоял в очень живописном месте, с которого открывался вид на Виньярд-Саунд. А еще отсюда можно было увидеть великолепный закат.

Мы опоздали на это зрелище, но их шеф-повар, Барбара, была выпускницей кулинарного института и готовила вкуснейшие блюда. Я прихватила с собой две бутылки вина, потому что, как и на всей западной оконечности острова, в Гайхэде не продавали спиртного.

Мы пересекли газон и подошли к бару. Джини тепло поздоровалась с нами, и я представила ей подруг, а она спросила, не хотим ли мы пройти на веранду, чтобы выпить там по стаканчику, прежде чем сесть за ужин в главном зале. На самом деле основная часть бара находилась под открытым небом, на просторной террасе с видом на океан, и я сказала Джоан и Нине, что если им понравился вид у моего дома, то уж на этот они обязательно должны посмотреть.

Я поднялась на крыльцо, они пошли за мной. Я открыла дверь и застыла на пороге. Хью играл на пианино, а хор знакомых голосов распевал мне «С днем рожденья!», и у всех в руках были бокалы с шампанским.

Майк, разумеется, занял место за барной стойкой, помогал Холлису, местному бармену. Мерсер пришел с франсин, тут же были Сара и Джим, Чарльз и Морин, Род Сквайерс, Рене и Дэвид. Джоан и Нина назвали столько народу, что бар заполнился до отказа, и вечеринка была в самом разгаре.

Я светилась от счастья, ходя в толпе и здороваясь с каждым. Мне рассказывали, как три битком набитые моими друзьями машины вынуждены были ехать огородами, чтобы вечеринка стала сюрпризом.

– Открой свои подарки! – крикнул мне Майк, показывая на гору коробок, сложенных в углу бара.

– Вы поторопились на пару недель, – попыталась я охладить пыл своих друзей, – и я буду держаться за свои тридцать четыре так долго, как это возможно.

– Да, но Нина сказала, что тридцатого числа ты собираешься лететь к родителям, чтобы отпраздновать свой день рождения там. И мы подумали, что единственный способ устроить тебе сюрприз – это пораньше начать.

Я взяла протянутый мне бокал с холодным шампанским и продолжила путь сквозь толпу. Джоан подвела меня к высокой вазе с желтыми розами, которая стояла на барной стойке, к цветам была прикреплена записка от Дрю. Я прикусила губу и пообещала себе позвонить ему завтра, чтобы договориться поужинать вместе и наконец-то нормально поговорить.

Потом я направилась поблагодарить Сару и Франсин и поздравить их с тем, как хорошо им удалось сохранить все в тайне, но услышала разговор Майка и Мерсера, они снова обсуждали убийство Джеммы Доген.

– Помнишь наш разговор в участке, о том, какой самый распространенный мотив: любовь или деньги? Что ж, я снова оказался прав. Колман Харпер. Как думаешь, по какой причине ему надоело быть неврологом и захотелось большего?

– Думаешь, кто-нибудь из тех людей, кого мы допрашивали сегодня, пришел бы к нам по собственному желанию, чтобы помочь следствию? – ответил Мерсер. – Нет. А сейчас они все забегали и как один говорят, что Харпер ненавидел Доген, как его бесило то, как она с ним обращается, и это со дня их знакомства десять лет назад.

– Ты бы видел все то дерьмо, которое нашли в его квартире Зотос и Лосенти, когда получили ордер на обыск!

Оттуда, где я стояла, мне было прекрасно слышно, и я решила подслушать, поскольку Том Кендрис не хотел рассказывать мне об уликах по делу, потому что я теперь была просто свидетельницей.

– Всякие средства для изменения внешности – парики, усы, косметика. Они даже нашли записку, что прислал ему несколько месяцев назад Роберт Спектор. Там говорилось, что он старается помочь, но Доген «вставляет палки в колеса, где только можно». Харпер, наверное, любой ценой решил заполучить место в программе. Думаю, он пришел к Доген ночью, так как знал, что она будет одна в кабинете, хотел уговорить ее принять его на этот раз. У него была поддержка Спектора, и Доген оставалась единственным препятствием на его пути к программе. Если она собиралась уезжать в любом случае, то ее упорство казалось ему в сто раз злобней и ненавистней. Думаю, она сразу сказала ему, чтобы он оставил всякую надежду, вот тогда он и ударил ее ножом. Ведь он принес этот мясницкий нож с собой, он был готов отомстить.

Я больше не могла делать вид, будто ничего не слышу. Я перегнулась через барную стойку, и хотя Майк бросил на меня недовольный взгляд, Мерсер не замолчал.

– Знаешь, когда все это началось?

Я покачала головой.

– Предшественник Джеммы Доген был первым, кто негативно отозвался о способностях Харпера. Это было десять лет назад, детка. Этот доктор Рэндел сказал тогда Харперу, что примет его в программу подготовки хирургов, только если он пройдет стажировку в неврологии. В том же году Доген пришла на место Рэндела – но приняла собственное решение. Она прочитала отзывы о Харпере и сразу же отказалась исполнять обещание, данное ему Рэнделом. Иными словами, поставила крест на его надеждах попасть в программу подготовки нейрохирургов.

– А что за «Игры Мет»? – спросила я.

– О, это все работа Спектора. Это была его идея – отправить Харпера в больницу «Метрополитен» на годик-другой. Спектор решил, что у него будет шанс переубедить Доген. Но Харпер все время прокалывался. Поэтому ему пришлось уехать на юг и открыть практику там. Но Спектор возродил его надежду. Велел ему приехать в Медицинский центр, потому что выбил для него стипендию и был готов стать его научным руководителем. Спектор подумал, что раз Доген уходит, то у них будет еще один шанс пропихнуть Харпера в программу, пока возраст позволяет. Попади Харпер в программу, он закончил бы ее в пятьдесят. Но в плане был один прокол – Спектор начал суетиться слишком рано, на год раньше, чем следовало. И на пути Харпера снова встала Доген.

Мы немного помолчали, осознав, что до пятнадцатого апреля остались считаные дни.

– А вам удалось выяснить, почему Спектор изо всех сил проталкивал Харпера? – поинтересовалась я.

– Нет. Пока нет. Но ты попала в точку, найдя те записи Джеммы. Пока они оба молчат в тряпочку о своих делишках, но я продолжаю копать. Мы все выясним. Одно могу сказать, – продолжил Мерсер, – в этом деле все нарастало, как снежный ком. Роберт Спектор знал, что Джемма уйдет – хотя бы из принципа, – как только Харпера примут в программу. И в этом случае Спектор окажется в выигрыше, потому что ему отдадут место Доген, к которому он так стремился.

– А я уверен, что мы выбили Харпера из колеи, когда во время допроса сказали ему, что запросили архивы за десять лет, – заметил Майк. – Он был уверен, что в «Минуите» документы так долго не хранят. Но он не знал, как обстоят дела в «Метрополитен» и собрала ли его главный враг, Джемма Доген, собственное досье на него. Сколько поставите на то, что именно он вломился в «Метрополитен», чтобы украсть документы на самого себя? Вот зачем он забрал ключи от квартиры Доген. Наверное, в воскресенье он проник в ее квартиру, чтобы подчистить то, что найдет, понимая, что рано или поздно кто-то обнаружит эти бумаги, изобличавшие его с потрохами.

– Тогда почему он дал мне договорить с Мерсером, а не попытался зарезать меня прямо тогда, когда я рассказывала о найденных документах?

– Если бы Харпер набросился на тебя, пока ты говорила с Мерсером, то независимо от того, как далеко тот находился, он позвонил бы в службу спасения, и полиция приехала бы раньше, чем Харпер успел бы тебя убить и покинуть здание. Наверное, он решил, что, если избавится от тебя после телефонного разговора и унесет последний экземпляр бумаг Доген, будет только слово Мерсера против его слова, и никаких доказательств.

– Мы полагаем, что именно переодетый Харпер прошел тогда мимо твоего привратника и подсунул записку тебе под дверь, – продолжил Мерсер. – Возможно, он и не знал всю историю Жана Дюпуи, но, как и Джемма, понимал, что у того с прошлым нечисто. Слишком уж все было у него хорошо, слишком гладко. И не забывай, они оба приехали с Юга. Полагаю, Харпер знал что-то о настоящем Джоне Дюпре и поэтому начал копать. В любом случае ни он, ни Дюпуи не хотели быть замешанными в это расследование, вот почему они переводили стрелки друг на друга. Наверное, они были просто счастливы, обнаружив в рентгеновском кабинете перепачканного кровью бродягу, и наперегонки помчались сдавать его нам. А мыто спрашивали себя, кто нашел его первым.

– Думаете, это Харпер хотел сбить меня? – спросила я, вспоминая прогулку с Закой, когда мы чудом избежали смерти.

– Он самый, – уверенно отозвался Майк. – Видимо, у него сдали нервы. За два дня до этого он лично сдал тебе перепачканного в крови психа, который вполне сошел бы за убийцу. А затем узнал, что в пятницу вечером Алекс Купер отпустила бродягу. Мерсер думает, что в тот вечер, когда Харпер провел несколько часов в участке, ожидая допроса, он слышал, как Петерсон просил патрульных отвезти тебя домой и продиктовал твой домашний адрес. Наверное, Харпер был в бешенстве, когда узнал, что Попса отпустили. Он пошел к твоему дому, но вряд ли рассчитывал увидеть тебя. Но тут ему повезло – ты вышла с собакой в одиннадцать вечера. Я думаю, в тот раз он напал без всякого плана. Просто от отчаяния.

Мы снова помолчали. А вокруг нас люди продолжали веселиться.

– Знаете, что бесит меня больше всего? – спросил Майк. – Даже не то, что эти ублюдки не хотели помогать нам, когда на их территории произошло убийство, а то, что, когда дело раскрыто, они тут же бросаются к репортерам и заявляют, будто всегда знали, кто настоящий убийца и каковы его мотивы. Видели эти статьи?

– Мне никто ничего не показывал. Не забывайте, я теперь свидетель.

– В какой-то газетенке есть интервью с его бывшей женой, – сказал Мерсер, – она заявила, что Харпер всегда считал Джемму Доген единственным препятствием на пути к блестящей карьере нейрохирурга. Еще один врач, работавший с ним несколько лет назад, сказал, что Харпер был просто одержим Джеммой Доген и совершенно свихнулся на желании стать нейрохирургом – это было единственное, чего ему никак не удавалось достичь в жизни. Он даже полагал, что именно Доген – источник всех его неприятностей за последние десять лет.

– Да, это наш большой недостаток, Мерсер. Полиция не может платить этим придуркам столько же, сколько желтая пресса. Никто не жаждет поделиться со мной информацией о подозреваемом. Но подсуньте им камеру или микрофон, предложите сто баксов за их историю, и тут же они преподнесут вам убийцу на блюдечке.

– Только не шишки. В понедельник я читал, что Спектор заявил «Пост». Он не может поверить, что это Харпер. «У него блестящий ум. Он оказал мне неоценимую помощь в медицинских исследованиях».

– Ага, теперь у Харпера будет возможность поизучать влияние тюремного заключения на психику. От двадцати пяти лет до пожизненного. Ладно, блондиночка, хватит о грустном. Мы же не на дежурстве, и это не наш участок. Пошли, открой мой подарок первым, – Майк дотянулся до коробок и передал мне одну. Это была кожаная коробочка для ювелирных украшений, обернутая лентой с большим белым бантом. Я открыла ее и не удержалась от восклицания – внутри лежала сверкающая тиара. Нина выхватила ее у меня из рук и водрузила мне на голову, а Майк тем временем заверил меня, что это подделка и он заплатил за коробку больше, чем за фальшивые бриллианты.

– Слушайте все, – громко произнес он. – Мы с Джоан организовали на этот день рождения гастрономический тур по Мартас-Виньярду – я выбрал маршрут, она его оплатила. Начинаем мы, разумеется, отсюда, из «Самого», где я рекомендую вам закусить крабовыми пирожками, а затем отведать омаров и домашнего мятного мороженого. Завтра нас ждет завтрак в «Примо» – кофе и рогалики на террасе «Чилмарк». Отличная еда и свежие сплетни. Ланч будет в «Байте» у сестренок Куинн, где можно отведать самую лучшую похлебку из моллюсков. Обед – у Тони и Дэвида в ресторане «Пир», и не пропустите pasta fra diavolo.

Я сняла туфли и спустилась по ступенькам на широкий газон, за которым расстилался Виньярд-Саунд.

Майк все продолжал расхваливать завтрак в этом баре, пиццу в «Примо» и прощальный ужин в «Красной кошке» – филе под луковым соусом. Он хорошо изучил местную кухню.

Брат Хью, Джеймс, тихо напевал про огонь и дождь, и я слышала его, хотя Майк громко развлекал гостей. Он сообщил, что у всех на эти выходные есть одно специальное задание: отыскать самую высокую лестницу на острове, если они хотят увидеть, как я изображаю Тину Тернер.

Я спустилась по холму вниз и зашла по щиколотку в холодную воду, глядя туда, где, не так уж далеко от берега, местный залив вливался в Атлантику. Пахло океаном. Я посмотрела на огромный маяк – как и двести лет назад, он подавал кораблям сигнал обходить опасные скалы Моста Дьявола. Звук волн, разбивающихся о берег, успокоил меня почти так же, как смех людей на вечеринке. Позже я смогу задуть свечи на торте, и все станут спрашивать меня, что я загадала. Но пока, стоя на берегу в полном одиночестве и глядя на звезды, усеявшие небо над моей головой насколько хватало глаз, я втайне от всех загадала самое сокровенное желание на предстоящий год.