Текст книги "Фердинанд и Пуш"

Автор книги: Лина Жутауте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Представление на мусорном баке

«Странный, очень странный сон, – думал Пушистик, бегая по Свалке и выискивая, чем бы ему перекусить. – Я вроде бы и помню, как съел ту вкусно пахнущую печенюшку из кармана…» Но на этом месте его попытки вспомнить, что было дальше, прервал шум, доносившийся от железного мусорного бака, и пёсик потрусил туда.

– О-о, как он вопил, как орал, как завывал и как извивался змеёй! Вампи-и-и-ир, сейчас умру-у-у-у! – господин Шин Шилла скакал по крышке бака, вертелся волчком и отчаянно кривлялся, передразнивая Фердинанда. – Барабаны, вступайте, прошу дать полный свет, почтеннейшая публика, перед вами – прославленный маг и чудотворец, ночная птица и великий вампир господин Шин Шилла!

Вокруг бака расположилось почти все жители Свалки. Покатываясь со смеху и хлопая в ладоши, они просили: «Ещё, ещё!» Каждому теперь было понятно, что на Свалке неожиданно засияла настоящая звезда и что Фердинанду, даже если он похорошеет вдвое, всё равно не сравниться с этим неподражаемым и талантливым артистом.

– Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Это же наша местная знаменитость, наш первый красавчик! – воскликнула кумушка крыса, и взгляды почти всех чёрных, карих и зелёных глаз устремились туда, куда она показывала лапкой.

Фердинанд сидел в сторонке от остальных и, остолбенев от изумления и злости, наблюдал за представлением, которое устроил господин Шин Шилла. Но, почувствовав на себе насмешливые взгляды, кот выгнул спину и с шипением кинулся на артиста, явно намереваясь разодрать его в мелкие клочья. Вот только он не заметил, что задней лапой зацепил ручки магазинного пластикового пакета, набитого гнилыми яблоками. Пакет дёрнул его назад, яблоки посыпались на землю, а кот плюхнулся животом прямо в грязь.

– Умру-у-у-у, не дожив до славы-ы-ы-ы! – продолжал как ни в чём не бывало своё представление господин Шин Шилла, а зрители хохотали до упаду.

Фердинанд выпутался из пакета, поднялся и, ни на кого не глядя, побрёл прочь.

Не смеялся один только Пушистик. Ему было очень жалко красавца кота, запнувшегося на пороге славы, кроме того, Фердинанд ведь был его другом, а собаки – ни огромные псы, ни крохотные щенята – неспособны издеваться и насмехаться над друзьями.

Рыбья голова

– Постой, подожди меня! – Пушистик изо всех сил старался догнать Фердинанда, но тот мчался без оглядки.

– Не убегай от меня, ведь я же твой друг, я хочу быть с тобой!

Фердинанд чуть замедлил бег.

– Я покажу тебе, где вчера прикопал рыбью голову!

Фердинанд перешёл на шаг.

В конце концов кот остановился, плюхнулся круглым задом в траву и, подобрав под себя свои полхвоста, тяжело вздохнул.

– Ну, куда же ты? – добежав наконец, запыхавшийся Пушистик пристроился рядом. – Мы ведь даже не позавтракали!

Кот сидел понурившись и хлюпал носом. Потом, несмело взглянув на Пушистика, тихо спросил:

– Пуш, ты мне правда покажешь, где у тебя припрятана рыбья голова?

– Да конечно же! – Пушистик похлопал Фердинанда по спине. – А с чего ты так припустил, они ведь ничего плохого не… – тут щенок запнулся и не договорил. Он прекрасно знал: тот, кто так смеётся, ничего плохого и правда не хочет, вот только и ничего хорошего – тоже. А настолько красивому и почти знаменитому коту слышать подобный смех должно быть крайне неприятно.

– Слушай, – уже чуть повеселевшим голосом проговорил кот, – может, пойдём поищем эту твою рыбью голову?

– Само собой. Бежим!. – и Пушистик кинулся показывать другу свой тайник.

Нырнув за какой-то куст с белыми цветочками, он остановился у кротовой норы:

– Здесь!

И начал копать.

Рыбья голова оказалась большая, мясистая и к тому же почти не протухшая, ну, может, только самую чуточку, так что, вытащив её из ямки и стряхнув землю, Пушистик подтолкнул угощение к другу:

– Вот, это тебе.

И радостно вильнул хвостиком.

Фердинанд, урча, с жадностью набросился на еду. Пушистик вообще-то и сам любил рыбу, но ему показалось, что коту она сейчас нужна больше. Щенок был твёрдо уверен, что желудок вместе с едой способен переварить любые обиды, а потому на несколько шагов отступил и, не сводя глаз с кота, молча следил за тем, как быстро исчезает рыбья голова в глотке Фердинанда.

Оставалось уже меньше половины, когда кот вдруг сильно закашлялся и перестал есть.

– Что, кость в горле застряла? – встревожился Пушистик.

– He-а, просто я наелся уже. Больше не хочу, забери, доешь сам. – И отодвинул недоеденную голову.

Пушистик удивился. Он знал, что на самом деле кот не мог и червячка этим заморить. Насытиться ему обычно удавалось, только слопав шестнадцать рыбьих голов, или заглотав девять сосисок, ну, ещё для этого годилась пара жареных куриных окорочков. Щенку очень хотелось, чтобы его другу было хорошо. Но пустое брюхо бурчало так громко, что заглушило желание помочь Фердинанду Пушистик мигом проглотил остаток рыбы, облизнулся и поглядел на кота. Фердинанд по-прежнему выглядел ужасно несчастным.

– Ну, что такое? Может усы слишком тяжёлые?

Пушистик хотел развеселить друга, но тот на шутку не откликнулся.

– Нет, – серьёзно ответил он. – Спасибо за рыбу.

– На здоровье. Смотри, там несколько консервных банок бросили, сбегаю погляжу – вдруг в них что-нибудь осталось.

Пушистик помчался искать, чем бы ещё набить живот, но Фердинанд не сдвинулся с места. Как же ему было плохо – хуже не бывает.

Совесть и колбаски

Фердинанду казалось – хуже, чем ему теперь, не может быть никому в целом мире. Но виной тому была вовсе не слегка протухшая рыбья голова. Под тяжестью больших, почти неразжёванных кусков рыбы, падавших в желудок Фердинанда, где-то внутри у кота открылась потайная дверца, за которой уже давненько дремала его нечистая, почерневшая от грязи совесть. Ох, до чего же сильно Фердинанд её недолюбливал! Стоило этой язвительной особе проснуться и вырваться на свободу, как она немедленно разевала рот, принималась осыпать кота упрёками и подробно растолковывать ему, что такое справедливость и дружба. Иногда Фердинанду удавалось договориться со своей совестью по-хорошему, и тогда строгая воспитательница, слегка поторговавшись, ненадолго превращалась в сообщницу. Но чаще переговоры заканчивались полным провалом, и Фердинанду ничего другого не оставалось, как слушать голос совести и вспоминать все гадости, подлости и низости, которые он успел совершить с прошлого её пробуждения.

На этот раз совесть не склонна была идти на уступки. Она напомнила Фердинанду о том, как он не раз, спрятавшись, подглядывал, куда Пушистик прячет найденные лакомства. Среди его сокровищ попадались и вымазанные шоколадом блестящие обёртки, и консервные банки с остатками шпрот, и огрызки жареных куриных крылышек, и зачерствевшие обломки бублика с маком. Она ничего не забывала – и теперь расписала в красках, как отпетый бездельник Фердинанд, извалявшись в пыли, чтобы его шерсть сделалась серой, зажмурив один глаз и подволакивая правую заднюю лапу (так он притворялся, будто он – вовсе не он, а хромой одноглазый кот Мавр), отправлялся воровать. А теперь угадайте, кого он обворовывал? Пушистика – кого же ещё! Коварный кот, спрятавшись, выжидал, пока пёсик зароет свою находку и, сделав запасы на чёрный день, спокойно побежит дальше по своим делам. Тогда Фердинанд осматривался, проверяя, нет ли поблизости непрошеных свидетелей, и, улыбаясь в усы, откапывал и съедал чужие припасы. Только с обёртками от шоколадок он справиться не мог, и потому лишь тоскливо глядел им вслед, когда ветер, подхватив фольгу, весело её крутил и уносил на дальний зелёный луг.

Фердинанд ненавидел совесть и не хотел с ней связываться, потому что, едва она начинала говорить, он сразу чувствовал себя полным ничтожеством, у которого нет и не будет ни малейшей надежды рано или поздно прославиться. А если ему и удастся стать известным – то разве что известным негодяем, чего Фердинанду и без поучений совести не хотелось нисколько. Он попытался как-нибудь оправдать своё непростительное поведение: ну да, конечно, с Пушистиком он поступил не очень хорошо, но ведь собаки – такие же мерзкие и неблагодарные твари, как люди; собака – лучший друг человека, а значит, разницы между ними никакой, и тем и другим доверять нельзя, позволишь себя приручить – мигом предаст, наиграется и выбросит как старую тряпку, один другого стоит, рыбак рыбака видит издалека, два сапога пара… Но совесть всё равно твердила своё.

Кот сидел, погружённый в собственные мысли, ничего не замечая вокруг. И вдруг его розовые ноздри пощекотал какой-то запах, до того приятный, что он перестал слышать голос совести. Фердинанд шевельнул одним усиком, потом ещё двумя, и наконец понял: так благоухать может только копчёная колбаса! Он словно зачарованный пошёл на запах и вскоре увидел воронью стаю: птицы безуспешно старались разодрать пакет, в котором лежали целых четыре толстеньких колбаски! На Свалке действовал неписаный закон: кто первым поспел, тот больше и съел! Но кот чаще всего этот закон переиначивал на свой лад: кто смел, тот и съел, каким бы ни поспел.

Фердинанд призадумался: с голодными воронами, что ни говори, шутки плохи. Но колбаски пахли так упоительно, что он не утерпел и, набравшись смелости, ринулся к еде. Прыгнул, и – плюх! – прихлопнул лапой одну ворону, цап! – куснул другую, шлёп! – хлестнул третью хвостом, перекувырнулся и, уже с добычей в зубах, пустился улепётывать. Но колбаски оказались довольно-таки увесистыми, мешок норовил выскользнуть из зубов, путался под ногами. Поначалу вороны от такой наглости остолбенели и онемели, но быстро опомнились и, немного покружив над Фердинандом, набросились на него. Чёрная туча с карканьем неслась к земле, намереваясь клювами и когтями вырвать у кота то, что по праву принадлежало воронам.

– Карр, карр! – и Фердинанда пронзила боль между лопаток. – Карр, карр! – и крепкий клюв выдрал клок шерсти из кошачьего бока.

– Пррррочь! – сердито рыча, Пушистик промчался у Фердинанда перед глазами и, подпрыгнув, ухватил ворону зубами за хвост.

Раздалось страшное «карр!», следом за ним – ещё несколько злобных и уже безнадёжных «каррр, каррр», слившихся в один отчаянный ор: «карр-ра-раррр».

– Бежим скорее, пока целы! – крикнул Фердинанду Пушистик.

Кот, не разжимая зубов, чтобы не выронить добычу, поспешил, как мог, следом за пёсиком.

Так они добежали до окраины Свалки, и только здесь решились остановиться. Пушистик, насторожив уши, прислушивался к несмолкающим раскатам «карр-ра-раррр», которые отсюда казались уже не такими страшными и грозными.

– У тебя что, с головой не всё в порядке? – немного отдышавшись, упрекнул кота Пушистик. – Зачем ты у них колбасу украл? Из-за тебя и я вором выгляжу!

Фердинанд не стал оправдываться, а только высунул остро заточенный коготь и разорвал пакет.

– Вот, бери, Пуш… шистик, угощайся, – скромно потупившись, Фердинанд подтолкнул к пёсику три колбаски.

– Ещё чего! – Пушистик был непреклонен. – Не стану я есть краденую колбасу!

Но вкусный запах щекотал его ноздри, а в пустом брюхе все громче раздавался голодный марш.

Фердинанд, изобразив на морде раскаяние, виновато смотрел на друга и молчал.

– Эх, ну что теперь делать, – Пушистик не выдержал и сдался. – Ладно уж, всё равно такой стае ворон этого бы не хватило. Ещё минута-другая – и они бы все передрались из-за этих колбасок, смотри, здесь их всего-то…

Тут он сам внимательно поглядел на колбаски и одну отодвинул назад.

– Спасибо, только мне трёх многовато будет.

– Да что ты?! Ешь-ешь, я и так уже почти сыт.

Перед Пушистиком снова оказались три колбаски.

– Спасибо, – Пушистик перестал упираться – очень уж вкусно пахло!

И тут же слопал все три, одну за другой.

А Фердинанд свою колбаску съел не спеша. Не такой уж аппетитной она ему теперь казалась – видно, из-за того, что очень уж сурово обошлась с ним сегодня совесть, такого перцу ему задала, что эта горькая приправа напрочь испортила волшебный колбасный вкус.

Когда Пушистик начал звонко икать от сытости, Фердинанд почувствовал, что потайная дверца где-то внутри потихоньку закрывается, отмытую от грязи совесть одолевает дремота, и вместо горечи едких приправ и жгучего перца его наполняет сладкий покой.

Начало дороги

– Может, уже пойдём обратно? – всё ещё продолжая икать и шумно отдуваясь, пропыхтел объевшийся щенок. – Извинимся перед воронами, некрасиво получилось…

Но Фердинанд, припомнив утреннее представление, загрустил.

– Нет. Я туда не вернусь. И вонь эта надоела, и тупые крысы. И… и… – Фердинанд помолчал, потом решительно заявил: – И на всех мне наплевать!

– Но… Куда же ты денешься-то? – Пушистик от неожиданности даже икать перестал.

Он понял что вонь и тупые крысы здесь ни при чём. Господин Шин Шилла – вот настоящий виновник! Но как помочь Фердинанду – этого пёсик никак придумать не мог.

– Тебе ведь идти-то некуда! – прибавил он. – Ты же говорил, что тебя насовсем выгнали из дома!

– Ну, к этим-то двуногим, которые меня выгнали, я не вернусь, даже если помирать стану! Но это неважно. Мне точно есть куда пойти, только я пока не вспомнил, куда. Ничего, сейчас – раз, два – и ВСПОМНЮ. – Фердинанд воздел к небу переднюю лапу и так значительно ею поводил, что Пушистик понял: коту и в самом деле есть куда пойти. И сильно огорчился.

– Жаль. То есть это хорошо, что тебе есть куда пойти, а мне вот некуда… – горестно пробормотал щенок. – Больше всего на свете я хотел бы оказаться дома, да только не знаю, где этот дом найти… Ты когда уходишь?

– Прямо сейчас! – и Фердинанд ещё значительнее поводил лапой.

– ПРЯМО СЕЙЧАС? Ясно… А можно мне немножечко тебя проводить? Только до первого… ну, или до второго поворота? – Пушистику стало до того грустно – хоть плачь.

– Конечно, можно.

И, повернувшись спиной к Свалке, они поплелись вдаль по большой дороге в ту сторону, откуда обычно приезжали мусоровозы. Сквозь облака пробивались солнечные лучи, обоих путников обдувал тёплый ветерок, и с каждым шагом едкая помойная вонь чувствовалась всё слабее. Взобравшись на пригорок, Фердинанд с Пушистиком прямо за ним увидели второй поворот и остановились.

– Ну что ж, счастливого тебе пути, – еле слышно проговорил Пушистик, глядя в землю.

– Ага, спасибо. И тебе всего наилучшего. Жалко, что ты остаёшься. – Фердинанд с удивлением почувствовал, как отчего-то больно сжалось сердце, но всё же повернулся и нерешительно сделал несколько шагов.

– И мне жалко.

И вдруг Пушистик сообразил!

– Постой, подожди меня, я не остаюсь, я совсем не хочу здесь оставаться! – закричал он.

– Правда? – обрадованный кот одним прыжком вернулся к Пушистику. – Ты хочешь пойти со мной? А я думал – ты не хочешь уходить; думал, тебе нравится на Свалке!

– Ещё как хочу! – Пушистик даже взвизгнул от счастья. – Свалка мне никогда не нравилась, и потом, я же твой друг, значит, пойду с тобой! Хоть бы и на край света!

– Ну, тогда вперёд, Пуш! Мне кажется, я вот-вот вспомню, куда идти! – Фердинанд задрал к небу свой укороченный хвост и гордо, как и подобает красивому и почти знаменитому коту, зашагал первым.

Пушистик нисколько не рассердился на Фердинанда за то, что он снова назвал его «Пуш». Щенок в последний раз оглянулся на Свалку, на злобно каркающих ворон, на жёлтый бульдозер, который разравнивал только что привезённую кучу мусора, разглядел даже свой ящик и сидящего на нём господина Шина Шиллу.

«Ну и прекрасно! – подумал Пушистик. – Всё равно никакого счастья у меня не было, и пахнет там совсем не по-домашнему. Лишь бы только Фердинанд поскорее вспомнил, куда идти! Тогда у нас всё получится!»

– Прощай! – тихонько проговорил Пушистик, обращаясь к Свалке, и побежал догонять удалявшегося друга.

В лесу

Когда Фердинанд с Пушистиком добрались до леса, в небе уже засветились первые звёздочки. Так далеко от Свалки ни тот, ни другой раньше не уходили.

– Нам сюда? – шёпотом спросил у кота Пушистик – ему казалось, что в темноте надо говорить тихо, и чем темнее кругом, тем тише должны звучать слова.

– Сюда, – нерешительно кивнул Фердинанд, и Пушистик понял, что кот всё ещё не вспомнил, куда надо идти.

– Хорошо, – совсем уже еле слышно ответил Пушистик и первым трусцой побежал по тропинке.

«Так вот он какой – этот лес!» – боязливо озираясь, тем временем думал Фердинанд, который прекрасно видел в темноте, но смелостью похвастаться не мог.

Столько деревьев сразу, собранных в одном месте, Фердинанду за всю жизнь довелось встретить лишь однажды, да и то – на картинке в книжке, которую он нашёл на Свалке рядом со старым ободранным креслом. Ясными ночами, когда ярко светила полная луна, кот дожидался, пока уставшие за день обитатели Свалки заснут кто где, доставал эту книжку и, взобравшись на самую высокую горку, листал её при лунном свете, но никому об этом не рассказывал. Обложки у книги не было, а страниц в середине оставалось ещё довольно много, и почти на каждой – какая-нибудь картинка: широкие улицы с гудящими машинами, многоэтажные дома с кучей окон, играющие дети и серьёзные взрослые, знакомые или невиданные звери и птицы, охотники и пастухи, корабли и поезда…

Тут совсем рядом кто-то страшным голосом завопил, что-то затрещало и зашуршало.

– А… а тебе не страшно? – пролепетал Пушистик, как только всё стихло.

Фердинанд не ответил: у него дух захватило, он ничего не мог выговорить, и вообще ещё минута-другая – и он пустился бы улепётывать, бросив Пушистика одного, но внезапно сделалось совсем светло. Раздвинув облака, на небо выкатилась круглая, как дно консервной банки, луна.

– Ура! – закричал Пушистик. – Теперь-то ты непременно вспомнишь, куда идти!

Теперь, когда с неба на них смотрела луна, идти через лес казалось не так уж и страшно. Посеребрённый лунным светом мягкий, уютный мох так и манил к себе, а о шершавую кору оказалось очень удобно чесать спину. Совсем было бы хорошо в лесу, если бы не странные голоса, которые то кричали над самым ухом, то пропадали в чаще.

– Пойдём по тропинке, она обязательно приведёт нас на какую-нибудь замусоренную поляну, и там мы найдём, чем перекусить. У людей любимое занятие – везде сорить, везде оставлять после себя крупные и мелкие свалки. Эти двуногие как никто другой умеют всё вокруг себя превращать в помойку! Мне кажется, я уже что-то такое вижу впереди.

Фердинанд прибавил шагу, обогнал Пушистика и, не оглядываясь, припустил через лес; щенок едва за ним поспевал. Странные и явно недружелюбные голоса снова приблизились. Луна поминутно ныряла в облака, будто что-то там позабыла, и тогда белевший впереди кошачий зад на время скрывался из виду.

– Постой! Подожди меня! – совсем тихо окликнул Фердинанда Пушистик – было слишком темно для того чтобы громко его позвать.

Кот, скорее всего, его и не услышал, потому что продолжал без остановки шагать по тропинке, уходившей в чащу.

– Мне… мне страшно! – ещё тише прошептал Пушистик.

Луна окончательно спряталась за облаками – похоже, ей совсем расхотелось светить.

Странные звуки раздавались теперь совсем близко, и щенку сделалось ещё страшнее, он весь дрожал. Где-то рядом затрещали ветки, и прямо перед Пушистиком откуда-то выскочила на тропинку огромная чёрная тень – темнее ночной тьмы. Блеснули два зелёных огонька, и у щенка мелькнуло в голове непонятное слово: «Кранты!..» Он не знал, что оно означает, но не раз слышал его от соседки-крысы – та повторяла это слово, когда, объевшись подгнивших слив, валялась ногами кверху на краю Свалки и шумно портила воздух.

– М-м… куда бредем-м? – произнесла чёрная, темнее ночи, тень голосом, напоминавшим кошачье мяуканье, и Пушистик даже поперхнулся от неожиданности и испуга. – Может, и сами не знаем-м? Заблудился, что ли? – продолжала тень.

– Не-ет, я… я с Фердинандом в-вместе иду, а он з-знает, к-куда надо идти, – запинаясь, промямлил Пушистик и удивился собственной смелости: надо же, всё-таки смог ответить.

– М-м… – тень снова блеснула зелёными огоньками. – Так чего тогда остановился?

– Пу-у-у-уш… – долетел откуда-то издалека голос Фердинанда. – Пу-у-у-ушик!

И у Пушистика сразу отлегло от сердца.

– Пуш! – послышалось уже совсем рядом. – Ну, сколько мне ещё тебя ждать?

В эту минуту луна, видно, вспомнив о своей обязанности светить, вынырнула из-за туч, и чёрная, темнее ночи, тень превратилась в серого полосатого кота с опалёнными усами.

– Жулик, это ты? – Фердинанд так и сел от изумления.

Пушистик окончательно пришёл в себя и весело затараторил:

– Я потерял тебя из виду и…

Но коты, не обращая на Пушистика ни малейшего внимания, таращили глаза друг на друга.

– Сто лет с тобой не виделись, старый ворчун! Вот уж не думал встретить тебя здесь!

Неужели городская жизнь тебе до того опостылела, что ты в лес перебрался?

– Ну, перебрался, и что? В лесу хотя бы воздух свежий. А сам-то ты чего по лесу шастаешь? И что это за собачонка с тобой?

– Это мой друг Пуш, – представил Фердинанд Пушистика серому коту. – Ты, может, знаешь, где тут можно перекусить? С утра во рту росинки маковой не было…

– Вот оно что, я и не знал, что ты другом обзавёлся. Меняются времена, меняются коты, – Жулик расправил обгорелые усы. – Там, – махнул он лапой куда-то в чащу, – что-то ещё должно было остаться. Идём, провожу.

И все трое – Жулик впереди, Пушистик за ним, Фердинанд последним – отправились на поиски еды.

А пока они идут, есть время рассказать, что Жулик, серый полосатый кот теперь уже не первой молодости, когда-то жил на той же самой Свалке. Там он и познакомился с Фердинандом, и нередко они по-дружески препирались, выясняя, для чего коту хвост.

– Кошачий хвост, – уверял Жулик, – это дорожный указатель, направляющий к лучшей жизни!

– А вот и нет! – возражал ему Фердинанд, искоса поглядывая на собственный куцый хвост. – Это, скорее, стрелка, показывающая путь к вечной славе!