Текст книги "Старший брат моего жениха (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

23 глава

Руслан

Похоже, у меня входит в привычку втаптывать окурки в асфальт, давить ни в чем не повинный фильтр каблуком. Какое-то извращенное удовольствие получаю, выплескивая злость и бессилие таким способом.

Во всяком случае, это лучше, чем давить каблуком чью-то голову.

Таня уезжает, Кира все еще внутри, и это дает мне немного времени, чтобы отдышаться. Аккумулировать свою ярость, которая штормовыми волнами сносит нахер все мои бастионы.

Я, блядь, такой злой на Егора, что ничего, кроме матов, мой мозг продуцировать не может. Перед глазами темная пелена в красных прожилках, и если бы не необходимость подождать Киру, сорвался и на хуй разбил голову этому трусливому чмошнику.

Так, Валевский, терпи. Просто потерпи, пока не доберешься до дома. И вот тогда…

Что тогда? Убить его? Разбить нос? Вырвать ноги и в уши вставить?

Когда картинки перед глазами становятся уж слишком кровожадными, дверь ресторана распахивается и оттуда выпаривает Кира. Она улыбается немного смущенно, а я задерживаю дыхание.

Ну вот что она за чудо такое? И какого хера этот ушлепок решил, что можно вот так играть людьми? Больной ублюдок – заявляю это на правах старшего брата.

Очень злого старшего брата.

– Все хорошо? – с опаской интересуется Кира и бочком-бочком идет к парковке.

Взгляд от меня не отводит, словно я атомный реактор – вот-вот рвану оглушительно, отравлю все на сотни километров вокруг.

Я бы хотел ей сказать, что не буду ее больше пугать. Хочу пообещать, что со мной она будет в безопасности, но…

Но боюсь, черт возьми, сорваться. Если я открою рот, не удержусь ведь. И тогда первой зацепит именно Киру – только ее.

Хочу ли я этого? Хера с два и третьим сверху.

Мать его, как машину-то в таком состоянии вести?

– Все… нормально. Не бери в голову.

Я отмахиваюсь от явного волнения Киры – оно написано на ее лице, бежит по лбу неоновой яркой строкой. Но на самом деле я пытаюсь отгородить эту девочку от правды.

Правды разрушительной в своей сути. Она так крепко вцепилась мне в горло, что больно дышать. Она рвется наружу матами и яростью, но я глотаю горечь слов, насильно запихивая эмоции поглубже.

– Тогда ладно. Поехали? Я устала немного…

Кира проводит рукой по волосам, зябко ежится, а я нащупываю в кармане ключи от машины. Противный писк сигналки, щелчок замков, как выстрел.

Кира тянется к ручке, но я оказываюсь быстрее: распахиваю дверь, джентльмен чертов.

– Спасибо, – благодарит тихо, а я борюсь с желанием увезти ее подальше.

Увезти… зачем? Чтобы защитить, оградить, спасти? Что за бред воспаленного сознания?

Но я сдерживаюсь. Лишь провожу напоследок костяшками пальцев по ее щеке и отдергиваю руку. Я обязательно подумаю над всем этим, но пока во мне лишь праведный гнев кипит.

Хрупкую тишину тревожит звук телефонного звонка, и Кира, сев в машину, копается в сумочке.

Главное, чтобы это был не Егор. Иначе вырву нахрен телефон и выброшу его в окно. Но, кажется, подружка.

Кира болтает о чем-то с невидимой Наташей, слушает, смеется, а я занимаю свое место и завожу мотор. Рассекаю фарами ночную темень, кручу баранку, в этом находя свое спасение и покой.

– Руслан, – трогает Кира меня за плечо, вырывая из марева дорожного гипноза. – Отвезешь меня к общежитию? Ребята из клуба возвращаются, будем вместе прорывать оборону.

Кира смеется, и я бы тоже с удовольствием хотя бы улыбнулся, если бы мои щеки, губы не онемели от злости.

И стыда. Потому что мне стыдно за Егора. Черт бы его побрал с его одержимостью Таней. А ведь клялся сам себе, что с бывшей девушкой покончено, а теперь решил испортить жизнь всем, до кого дотянуться может.

– У тебя точно все хорошо? Ты бледный. Не хочешь говорить? Ну, ладно, – сдается Кира и затихает. И я благодарен ей за это.

Выкручиваю руль в нужном направлении, а челюсть ноет от того, как крепко я сцепил зубы. Тяжелая тишина затапливает салон, как болотная вязкая жижа, но плевать.

– Спасибо за ужин. И за поддержку, – тихо говорит Кира, когда я останавливаю машину все у того же магазина, что и накануне. – Без тебя мне было бы сложнее.

Пожимаю плечами, мол, было бы о чем говорить.

– Не поцелуешь в щеку на прощание? – Господи, какую чушь я несу. – Я пошутил, расслабься.

– Шутник, – улыбается и стремительно вылетает на улицу.

Словно боится оставаться со мной наедине. Правильно, девочка, беги. Потому что в таком состоянии я точно за себя не ручаюсь.

Но уехать так просто я тоже не могу.

– Кира, – распахиваю дверь и зову, когда она уже почти скрылась в полумраке. – Если нужна будет помощь, я пока еще в городе, не уеду никуда какое-то время. Просто знай.

Кажется, она кивает. А я запрокидываю голову и смеюсь, потому что этот день точно довел меня до ручки.

А впереди еще самое интересное.

Выжимаю скорость, мчу к дому. Руки вцепились в руль до боли, до дрожи в предплечьях, и эти ощущения еще удерживают меня над гневной пропастью.

Мне нужно поговорить с Егором. Я должен посмотреть ему в глаза и понять: где я так сильно налажал? Когда не увидел, в какого идиота превратился мой младший брат? В какой момент все пропустил?

А еще на краешке сознания пульсирует мысль, которую я старательно отгоняю, чтобы не мешалась и не путала карты. Но она упорная, и к моменту, когда снижаю скорость у дома, становится такой яркой, что мозг закипает и сердце ухает в груди.

Я заберу Киру себе.

И это единственное, о чем мне хочется сейчас думать.

24 глава

Руслан

В окнах родительского дома – непроглядная тьма. И она так созвучна с тем, что творится в моей душе сейчас…

Выхожу из машины, захлопываю дверь и даже не ставлю на сигналку. Все как в тумане, и безопасность автотранспорта меня волнует меньше всего.

Воздух душный, футболка липнет к коже, словно я под дождь попал, но все это – ерунда. Но отвлекает.

– Егор? – зову, войдя в дом, но в ответ тишина. Впрочем, ожидаемая.

В темноте миную холл. Здесь я знаю каждую мелочь, каждый болтик и винтик, поворот и арку. Мы с родителями переехали сюда, когда мне пять исполнилось, а Егора еще и не планировал никто. Он вообще в нашей семье – залетный. Но младшенький и любимый – это бесспорно.

Я держусь за эти обрывки памяти, привычные эмоции, нормальность, и ярость уже не бурлит внутри кислотным гейзером. Даже разговаривать способен. Наверное.

Дерево ступеней под ногами слегка пружинит при каждом шаге, перила теплые, словно солнцем нагретые. Я вспоминаю, как научил Егора скатываться по ним, а мама жутко переживала, что он убьется.

Черт возьми, долбанная ностальгия. Но от воспоминаний теплее и светлее становится. Это мне сейчас и надо, потому что в шаге от братоубийства.

Комната брата – первая по коридору. Сворачиваю направо, останавливаюсь у двери, светлым пятном выделяющейся во мгле ночного дома. Я не собираюсь стучать, будто бы гость какой-то, не планирую ждать, когда меня впустит милостивый хозяин, но что-то меня останавливает. Будто бы, стоит войти внутрь, и все окончательно перевернется с ног на голову.

Как прежде уже не будет.

Рывком распахиваю дверь, не глядя протягиваю руку влево и щелкаю выключателем.

– Вставай, придурок! – гаркаю, и у самого уши закладывает от громкого окрика.

Егор, ошалевший, подскакивает на кровати, кубарем летит на пол, чертыхаясь громко, а я складываю на груди руки. Жду, когда очухается.

– Трусы надень, нудист.

– Рус? Черт, что за шутки?

Он поднимается, потирая ушибленное при падении плечо, морщится, а я в два шага оказываюсь возле встроенного шкафа. Рывок и дверца чуть не срывается с полозьев, до того сильно я шарахаю ею. Достаю первые попавшиеся брюки и бросаю их в рожу Егора.

– Эй, да что с тобой?! – часто-часто моргает и ловит на лету свои штанишки.

Тощий такой, голый – на цыпленка похож. Волосы со сна торчком, борода топорщится, как у домового, и я бы обязательно заржал над этим зрелищем. Но не до смеха.

– Одевайся, быстро!

Егор тяжело сглатывает и все-таки выполняет мое требование. Смешно прыгает на одной ноге, не сводит с меня взгляда, а он кристально-ясный, чистый такой. Не понимает, гаденыш, почему я так взъелся, зато очень хорошо понимает, что лучше не спорить.

Он меня хорошо знает. А вот знаю ли я его?

– Ну вот, вот! Оделся я. Что дальше?

– Отлично. Подойди.

И тут слушается. Улыбается настороженно, а потом громко матерится, когда рукой хватаю его за затылок, отсекая пути к отступлению. У меня стальная хватка, тяжелая рука и характер, но Егор все равно изо всех сил сопротивляется. Все правильно. Мужик он или что? Я сам его учил когда-то, что борьбу мужик может прекратить только, если ему всадили три пули в голову.

Только куда ему со мной тягаться? Держу крепко, бью в челюсть метко, и только после этого отпускаю. Егор плюхается на кровать, но быстро подскакивает, становясь в стойку. Место удара стремительно наливается кровью, но брат, похоже, совершенно не чувствует боли.

– Ты сдурел? – орет, гневно полыхая глазами, а я снова бью его. В нос, но не сильно – все-таки, несмотря ни на что, он мой брат. Просто для ясности сознания. – Руслан!

Егор зажимает нос ладонью, но вряд ли я его сломал. Максимум – опухнет слегка. Переживет.

– Ты на хрена Таньку преследуешь?

Бамц! Егор ошарашено смотрит на меня, переваривает услышанное, а я ведь еще к десерту не приступил. Так, аперитивчик.

– Ты совсем тупой, я понять не могу? – разминаю шею, смотрю на брата, а тот садится на кровать и упирается локтями в колени. О своем носе и думать забыл, на меня смотрит.

Приглаживает волосы, а лицо каменеет – Егор держит глухую оборону и выжидает. Но я молчу, ожидая ответа.

– Она тебе нажаловалась? Дура, – мрачнеет, сводит брови к переносице, то ли злясь, то ли расстраиваясь.

– Значит, не соврала, – киваю, хотя ведь до последнего хватался за мысль, что Таня сошла с ума и зачем-то наговорила глупостей.

Но нет, чуда не случилось.

– Она не хочет тебя видеть, ты ей не нужен, она замуж собирается, – перечисляю причины, по которым Егору нужно бы задуматься о своем поведении и перестать маяться дичью.

Но Егор отрицательно качает головой, сопротивляясь очевидному. Неужели так сложно смириться, что любовь ушла?

– Нет, она врет! – выкрикивает, а мне хочется еще раз полирнуть его физиономию кулаком. – Она любит меня, просто… просто нашла себе богатого папика! Он же старше ее на кучу лет. Что у них может быть общего?

Почему-то именно эти слова совсем выбивают меня из колеи, но стараюсь не показывать, насколько они меня задели.

Не о разница в возрасте между мужчиной и женщиной речь сейчас.

– Ты с ума сошел, идиот? Отстань от девки, не порть ни себе, ни ей жизнь. Ты понимаешь, что если она своему папику, как ты выражаешься, пожалуется – ему, не мне! – он повесит тебя на первом суку? Я просто тебе зубы выбью, а тот прихлопнет, как муху. Ты же для него не брат, ты бывший ебарь его невесты.

Егор напряженно сопит, но одно я понимаю точно: ни хрена до него не дошло. Вот вообще ни черта.

– Она меня любит, и я ее люблю. Это навсегда, понимаешь? – смотрит на меня с надеждой, а я растираю костяшки пальцев. – Но уперлась, выдумывает чушь, мне на нервы действует своим кольцом, замуж выходит. Дура она!

Точно, идиот. Может, санитаров вызвать?

– Я что только не придумывал, чтобы ее вернуть, – бурчит себе под нос, сам, наверное, не понимая, что вплотную подошел к главному блюду нашего банкета – к Кире.

– Егор, ты же ведешь себя, как скотина. Гнида. Ты к Кире вообще ничего не чувствуешь? Зачем этот фарс? Она же верит тебе.

Брат отводит взгляд, а я сжимаю пальцами виски, массирую. Ощущение будто бы бьюсь головой о стену – глухую, каменную. Егор закрылся и больше я от него ни слова не добьюсь – такой у него характер. Схлопывается, как раковина, оставляя все ответы за закрытой дверью – не достучаться.

– Молчишь? Ну, ладно. Твои проблемы, я все сказал.

– Рус, это мое дело, понимаешь? Я должен Таню вернуть, я без нее задыхаюсь.

Вот только этой романтической хуеты мне только и не хватало.

– Сегодня уже поздно, – вздыхаю и поворачиваюсь к двери, намереваясь уйти, – но завтра ты встретишься с Кирой и поставишь точку. Или я из тебя все мозги вышибу.

– Странная забота о едва знакомой девушке, – догоняет меня в дверях переполненный иронией голос брата. – Да, я использовал ее, я виноват очень, но тебе-то, что за печаль? Сам будто бы никогда по головам не шел ради своих целей?

Вот тут меня рвет на части.

– Ты в кого таким дерьмом уродился?

– Твоя школа, – усмехается и щупает свой несчастный нос. – Просто я не ради бизнеса людьми кручу. Но смысл один и тот же. Да я бы и так с Кирой порвал на днях, – пожимает плечами и склабится. – С ней скучно, она слишком правильная. И не дает ни хрена, девственница, блядь.

Девственница? Мать его…

– Урод, – выплевываю и так противно становится. – Никогда не думал, что ты сумеешь меня разочаровать, но у тебя вышло на двести процентов.

– Да ладно тебе, мы же братья, – вскакивает на ноги и делает шаг в мою сторону, но выставляю руки вперед. – Бабы – это одно, но мы есть друг у друга.

– Ты обманул меня, но похрен. Переживу, не маленький, чтобы обижаться. Но ты почти разорил магазин – магазин, который я тебе доверил. Как себе доверил и не лез особенно, не хотел шатать твою самостоятельность, подрывать самооценку.

– Я же сказал, что исправлю! – взвивается, а я взмахиваю рукой, останавливая поток оправданий. – Я ведь пообещал, Рус! Не руби с плеча, пожалуйста.

– Ты на подарки все спустил, да? Хотел Таню впечатлить? – Мне не нужно ждать ответа, я и так все понимаю. Да и на роже Егора все написано. – Выгнать тебя из дома я не могу – он такой же твой, как и мой. Но с работы уволить? Вполне. Образование у тебя хорошее, на помойке не окажешься. Спокойной ночи, Егор Артурович.

– Рус, нет! Не надо! – несется мне в спину и, кажется, впервые слышу в его голосе страх.

Пора начинать взрослую жизнь, братец. Большой и враждебный мир заждался тебя.

25 глава

Кира

Просыпаюсь утром с дикой головной болью, будто бы всю ночь жестоко пьянствовала. Или того похуже. Каждая мышца болит, и я еще с полчаса после пробуждения пытаюсь собрать себя по кусочкам.

Не знаю, как буду чувствовать себя в старости, но вряд ли слишком хуже, чем сейчас.

– Я за чертежами к мальчишкам сбегаю, мне Коля из триста пятнадцатой с ними помочь обещал, – щебечет Наташа, крутится перед зеркалом, то так, то эдак пытаясь уложить свои локоны. Ей ничего не нравится, она напряженно сопит, стучит расческой то по своей узкой ладони, то по оголенному бедру.

– Иди, конечно, – хитро щурюсь, смеюсь, но в голове что-то щелкает и приходится закрыть глаза.

Боль невыносимая, она режет без ножа, впивается в виски, сковывает затылок. Все мои попытки встать этим утром закончились плачевно, потому уже не рыпаюсь.

– Слушай, солнце, бледная ты что-то, – хмурится Наташа и за считанные секунды оказывается рядом. Прыгает на мою кровать, где я валяюсь пыльным мешком, ерзает, смешная. – Хочешь, я с тобой останусь? Хочешь? Ну их, чертежи эти! Сюда принесет.

Наташа смотрит на меня с тревогой, но я отмахиваюсь от ее заботы.

– Это просто головная боль, ничего серьезного. Просто… устала немного вчера, сумасшедший был день.

Наташа смеется, хотя не знает, где именно я провела время ночью, куда уезжала с Русланом. Она пыталась выпытать, старалась разузнать подробности, да только я оказалась не готова к откровенности. Ну, не придумала, как вывалить на подругу подробности истории с Виолеттой, отце и вот этом вот всем.

И странном внимании Руслана ко мне… да, об этом я тоже промолчала, потому что вряд ли смогла бы найти нужные слова. Не потому, что косноязычная, а потому, что сама не понимаю, как именно к этому отношусь.

– У меня есть отличные таблетки! – хлопает себя по бокам, легкой птичкой слетает с кровати и, повернувшись ко мне спиной, копается в своей тумбочке.

Бурчит что-то под нос, сама с собой разговаривает, а я прикрываю глаза. Вот уйдет Наташа в триста пятнадцатую, посплю. Или погулять схожу, не знаю – не решила еще.

– Вот, держи! – всовывает мне в руки разноцветный шелестящий фольгой блистер и топчется рядом с кроватью, ждет, когда я таблетку приму.

– Наташа, иди, – улыбаюсь, но все-таки пью таблетку, а она горечью оседает на языке.

Все-таки выпроваживаю Наташу, она уносится по коридору, громко болтая то с тем, то с этим, а я закрываю глаза. Буду спать. А потом думать. Мне обязательно нужно решить, что делать с новой информацией. Говорить маме? Выполнить просьбу отца? Пообщаться с новоиспеченной сестрой?

От тяжелых мыслей голова беспокоит еще сильнее, но вскоре боль все-таки стихает. Медленно, капля за каплей, она вытекает из меня, как прогорклое масло. Даже дышать легче становится, и я поднимаюсь с кровати. Приглаживаю растрепанные волосы рукой, расчесываю пальцами, включаю музыку и, слегка пританцовывая, начинаю убирать в комнате.

Просто, чтобы хоть чем-то занять себя. Чтобы в нехитрых машинальных действиях найти внутренний баланс и привести мысли и чувства в порядок.

Когда все грязное белье собрано в большой корзине, от пыли на полках не осталось и следа, а из распахнутого окна в комнату тянет ароматами свежей выпечки из студенческой пекарни, улыбаюсь. Я так и не придумала, что делать дальше, но больше мне не хочется рубить сгоряча.

Какой бы злой ни была на отца, он предал не меня. Мое детство было хорошим, душевным и радостным. Я росла счастливой любимой девочкой – папиной дочкой, его персональным солнцем.

Да, папа виноват, он струсил, но вина его в бо?льшей степени ведь перед мамой, правильно? Перед ней, да. И перед той женщиной, которая родила ему еще одну дочь.

И Виолеттой… Мне сложно называть ее Кирой, потому упорно использую сценическое имя. Как ей жилось без отцовской любви? Где она выросла? Кто ее мать?

И самое важное: от хорошей ли жизни она стала тем кем стала или Виолетте просто нравится? Загадка. Но мне очень хочется ее разгадать.

Так, размышляя, подхватываю с пола корзину, прижимаю ее к боку, но уже у дверей меня останавливает телефонный звонок. Сердце в груди трепещет, и я лечу к телефону, забыв и о мрачных мыслях, и о грязном белье.

Имя Егора высвечивается на экране, а я почему-то краснею. Так соскучилась по нему, просто ужасно соскучилась.

– Мась, нам поговорить надо, – заявляет, сто?ит только принять звонок. Не здоровается, не интересуется моими делами и настроением, не дает вставить свои пять копеек. Будто бы торопится поскорее покончить с этим.

А еще его голос… он глухой и странный, с нотками истерики, и мне тревожно.

– Конечно… все хорошо?

В трубке пауза, а мое сердце стучит, обгоняя стремительный бег времени. Вот-вот из груди выпрыгнет.

– Да, хорошо. Давай через час в нашей кофейне? Приходи, поговорим.

Мне совсем не нравится его тон: в нем легкий холодок и обреченное безразличие. И нетерпеливость, которой никогда раньше не замечала.

– Договорились? – подгоняет меня Егор, а я обещаю прийти.

Связь обрывается без слов прощания и заверений в любви. И от этого липкий холодок ползет по спине.

Понять бы теперь, к чему морально готовиться.

26 глава

Кира

Над головой радостно звякают колокольчики, аромат кофе окутывает меня мягким покрывалом, а я ищу глазами Егора. Наша с ним любимая кофейня сейчас забита шумными студентами Политеха. В этой толпе не сразу нахожу своего жениха, и не мгновение кажется, что слишком рано пришла. Но нет, вижу взъерошенный затылок и ссутулившиеся плечи и тороплюсь поскорее занять место рядом.

Хорошо, что в кофейне нет никого из сокурсников – не знаю почему, но для меня это важно.

Чем ближе к Егору, тем шире улыбка на моем лице. Наши отношения – мощный ураган, который засосал меня в свою воронку, стоило увидеть впервые Егора. Никогда я не встречала парней красивее, добрее и благороднее. Вместо того, чтобы торопить меня с… кхм… первым сексом, он предложил выйти за него замуж. Вот так вот просто сказал однажды, что, кажется, не может без меня жить и очень хочет каждый день проводить вместе, а я и согласилась. Потому что влюбилась, как невменяемая дурочка, и лишь мечтала быть с ним всегда.

Всегда-всегда. И пусть говорят, что первая любовь часто бывает несчастливой, никогда не сомневалась, что наша с Егором история – другая. Она лучше и чище, и со всем мы справимся.

Моя голова плывет от романтических мыслей, и я все еще глупо улыбаюсь, когда Егор оборачивается и замечает меня. Но она стекает с моего лица, как оплывший воск, когда вижу, в каком состоянии его лицо.

– Егор, что с тобой?!

Я, наверное, спрашиваю слишком громко, потому что несколько девчонок оборачиваются в мою сторону, смотрят с любопытством, шушукаются, но скоро теряют интерес.

– Кир, не кричи, люди смотрят, – морщится Егор, а я растерянно плюхаюсь на сиденье напротив него. – Что-то будешь? Кофе, десерт?

– Кофе, – киваю и касаюсь рукой гематомы на скуле, а Егор дергается, как ошпаренный. И диковатый вопрос вырывается из меня раньше, чем я успеваю его обдумать и осознать: – Тебе неприятно, когда я тебя касаюсь?

Мне кажется, что вот сейчас он улыбнется, скажет: “Ну что ты, мась, конечно же нет. Просто ушибы болят”, но Егор молчит и подзывает официанта. И эта тишина между нами, как острый меч, кромсает все хорошее на миллионы мелких кусочков.

Меня словно окунули головой в бочку с грязной водой, держат в ней мое лицо, и я захлебываюсь болотной тиной и смрадом.

Егор мало того, что ничего не отвечает, будто бы меня вообще рядом нет, но даже и не смотрит на меня. И я впервые чувствую себя рядом с ним чужой, ненужной какой-то – инородным телом. Как попавший под пятку камушек, который вот-вот вытряхнут и забудут о нем навсегда.

Складываю руки на столе, напряженно рассматриваю свои пальцы, фокусируя взгляд в одной точке, но нос неприятно щиплет. Шмыгаю им едва слышно, сжимаю ладони в кулаки и прячу их под стол. Если впиться ногтями в кожу, боль отрезвит. Я просто устала – прошедшие дни оказались самыми странными за всю мою жизнь. Все хорошо, мне всего лишь показалось. Бывает же такое, да? Просто на секундочку померещилось самое плохое – нервы.

Конечно же, Егор расстроен. Кто-то же избил его? Будешь тут веселым. Мужчинам не нравится, когда их бьют, а Егор очень гордый. А мне всякие страхи в голову лезут.

Хорошая из меня невеста, ничего не скажешь. Эгоистка, только о себе и думаю.

Все сильнее впиваясь ногтями в кожу ладоней, пытаюсь избавиться от безотчетного страха. И почти помогает.

– Кира, посмотри на меня, – тихий голос Егора отвлекает от членовредительства, и я встречаюсь с его светло-карими глазами, в которых… не знаю, как объяснить.

Но там точно не любовь. Что-то другое: грусть, может быть, страх, горечь, но не любовь.

А она вообще была? Или мне хотелось ее там видеть?

– Смотрю, – улыбаюсь и снова хочу протянуть к нему руку, но одергиваю себя.

Егор явно дал понять, что трогать его не нужно. Ну а я спорить не собираюсь.

– Что случилось, Егор? Кто это с тобой сделал? У тебя гематома на щеке, нос опух. Ты подрался?

Даже мне слышны отчетливые нотки истерики в моем голосе, а Егор так вовсе морщится. Неприятно ему – это и последнему дураку понятно, а мне так тем более. Набираю полную грудь воздуха, пользуясь паузой, пока официант расставляет наш кофе, и шумно выдыхаю.

Вдох – выдох. Вдох – выдох.

– Это неважно, – пожимает плечами и, откинувшись на спинку стула, снова отворачивается от меня. – Честно, Кира, неважно.

– А что тогда важно? Расскажи мне, Егор, что важно? Сначала пропадаешь, потом пьешь, теперь это. Что происходит? Что вообще между нами происходит? Или это тоже не имеет значения?

Он молчит, кофе стынет, люди за соседними столиками смеются и радуются моменту, не замечая нас, а я чувствую себя глупее некуда. Что-то порвалось между нами, когда он напился тогда. Словно кто-то нажал на рычаг и полностью изменил ход событий. Мы даже не разговаривали ни разу после этого нормально, не обсудили ничего и о свадьбе будто бы забыли.

И теперь я не понимаю, нужна ли она хоть кому-то, кроме меня. И нужна ли так сильно мне самой.

– Кира, я пытался, честно. Очень пытался, – тяжелый вздох и очередная бесконечная пауза, а мне хочется зажать уши.

Потому что не верю, что Егор дальше скажет что-то приятное. Вот бы вообще сегодня не просыпаться, вот бы не быть здесь, ногу сломать или шею.

– Но у меня не вышло, прости меня.

– Что у тебя не вышло? Егор, что? Ты говоришь загадками, но я так не могу. Мне тяжело тебя понять сейчас.

Я с каким-то извращенным упорством хочу, чтобы туман его слов рассеялся. А Егор… он хмурится, обхватывает рукой свою чашку и одним глотком выпивает свой, уверена, до тошноты сладкий кофе.

И кажется, он делает все, чтобы растянуть время, оттянуть момент. Но бесконечно молчать не может даже Егор.

– Кира… наши отношения – одна сплошная ошибка.

– Ошибка, да? – глухо переспрашиваю и снова прячу руки под стол. – И когда ты это понял? До того, как предложение сделал или сегодня озарило?

Я не буду плакать, не буду. Никогда не стану.

– Я всегда это знал. Но пытался… казалось, что смогу. Не получилось.

Хочется заорать во все горло, потому что для меня невыносимая мука – разгадывать его шарады. Да с учебником термодинамики было проще совладать, чем с Егором сейчас.

– Зачем ты пытался, если знал, что ошибка? Зачем вообще все это нужно было? Свидания, предложение, клятвы все эти… зачем? Другой дуры не нашлось, с кем можно было пытаться?

Сама не понимаю, что говорю, но говорить нестерпимо хочется. Потому что кажется: если наступит тишина, я оглохну и ослепну одновременно.

– Ты хорошая девушка, очень хорошая. Но не для меня. Мы разные, у нас разные цели в жизни. Тебе вон, физика твоя нужна, учеба, работа, а мне… мне скучно, понимаешь? От всего этого скучно, и пироги твои скучные.

Понимаю ли я? Да, но лучше бы нет, потому что слишком тяжело дается это осознание. А Егор будто бы решил, что всего этого для меня – недостаточно. Ему тоже хочется говорить, только слушать это невозможно.

– И секс, да, – вздыхает, а я сжимаюсь тугой пружиной, готовая лопнуть от переполняющих эмоций в любую секунду. И Егор словно именно этого и добивается. Бьет точно в цель, наотмашь, не жалея ни меня, ни всего хорошего, что было между нами.

– Секс, да? Это единственное, что волнует тебя?

Егор передергивает плечами, будто бы на него сверху ледяная вода льется.

– Кира, ну ты сама должна понимать… я взрослый мужчина, у меня есть потребности. Слышишь меня? Секс, страсть – все это мне необходимо. А с тобой… ну не выйдет у нас, наверное, ничего. Зачем друг друга мучить? Ты обязательно будешь счастлива, но не со мной.

– То есть ты меня бросаешь, потому что секса хочется? Пра-авильно, вдруг я тебе после свадьбы не понравлюсь? Вдруг бревном окажусь? Учи меня еще, да? Раскрепощай. Мерзко. От тебя и от слов твоих – мерзко!

Мне кажется, что я попала в какой-то параллельный мир, где, кроме секса, ничего от человека не нужно. Страсть, похоть, трение тел под одеялом – именно это главное. Оказывается, быть девственницей в девятнадцать – стыдно.

Боже, ужас какой-то.

– Нет, нет, черт! – Егор дергается в мою сторону, протягивает руку, хочет коснуться, но я отшатываюсь в сторону, словно у него чума. – Кира, прости, я глупость сказал. Послушай, я не то хотел сказать. Я просто козел, понимаешь? Прости меня.

– Урод! – шиплю и вскакиваю из-за стола. – Мало тебе наваляли, козел озабоченный.

Достаю из кармашка на боку сумки сто рублей и кидаю на стол.

– Это за мой кофе, – говорю каким-то чужим голосом.

Я вообще не понимаю, как еще могу разговаривать. Мне так больно, так невыносимо одиноко сейчас, что хочется упасть на пол и просто лежать, никого и ничего не замечая.

Не оборачиваясь, вылетаю из кофейни, в которую больше никогда не приду. Слишком многое будет напоминать мне об этом дне. Слишком остро будет пахнуть в стенах кофейни болью от чужих слов.

Ненавижу. Всех мужиков ненавижу.