Текст книги "Старший брат моего жениха (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

20 глава

Руслан

Дверь открывается, а я секунду, наверное, таращусь на высокого тощего мужика в домашних трениках. Он смотрит на Киру и сначала стремительно бледнеет, потом краснеет. Кажется, у кого-то сейчас будет сердечный приступ.

– Папа? – выдыхает Кира, а я понимаю, что совсем ничего не понимаю. – Ты что тут делаешь?

Кого угодно я ожидал увидеть за дверью. Виолетту, наряд ОМОНа, обдолбанных наркоманов, президента, но точно не чьего-то там папу.

– Кира? Как ты узнала? – Мужик моргает часто-часто, а я чувствую себя статистом на съемочной площадке мыльной оперы.

Или пациентом дурдома.

Присмотревшись, понимаю, что Кира очень похожа на отца. Такая же высокая, стройная. Разрез глаз, форма губ, носа, даже выражение лица – все это помогает сложить целостную картину.

И уже отпадают вопросы, как я мог что-то там перепутать и почему паспорта отличаются только датой рождения.

– Папа, я не знаю, что тут происходит, но мне нужно войти, – заявляет Кира, и ее отцу ничего не остается, как сделать шаг назад, пропуская дочь в квартиру.

А я… наверное, я лишний на этом празднике жизни, только хера с два я куда-то сейчас уйду.

– Вы кто? – приходит в себя мужик, когда я тоже пытаюсь войти в сумрачную прихожую вслед за Кирой. – Я вас не знаю.

– Родственник. Будущий, – пожимаю плечами и все-таки вхожу.

В квартире спертый воздух, а света тусклой лампочки едва хватает, чтобы разглядеть царящее вокруг запустение. Не знаю, куда Виолетта девает деньги, которые зарабатывает в клубе, но явно не на благоустройство своего жилища. И где, собственно говоря, сама виновница этого торжества?

– Папа, объясни мне, что тут происходит? Что вообще происходит? – настаивает Кира, кажется, совершенно не обращая внимания, где находится.

Смотрит только на отца, а тот закладывает руки в карманы и смотрит куда угодно, но только не на дочь. А мне хочется встряхнуть его хорошенько, чтобы перестал тянуть кота за яйца. Только вряд ли Кира обрадуется такому моему поведению. Да и кто я такой, чтобы трепать по холке чужого родителя? Хоть сто раз наши семьи планируют породниться, драться не обязательно.

– Кира, я все объясню, только ты для начала скажи, кто этот мужчина?

Любопытный какой.

– Я Руслан Валевский. Старший брат ее жениха.

После моих слов будущий сват с облегчением выдыхает. Боялся, что ли, что такой бугай Кире в трусы залезть пытается? Нет, не пытается. Хотя хочется до ломоты в зубах.

– Давайте в кухню пройдем, – предлагает папа и рукой очерчивает направление. – Выпьем чаю, поговорим.

В этой квартире он, похоже, чувствует себя, как дома. И это настораживает. Бросаю взгляд на растерянную Киру, которая изо всех сил пытается казаться сильной, но губа закушена, а щеки такие бледные, что всерьез начинаю опасаться за нее. Она смелая девочка, но не всегда одной смелости достаточно.

– Папа, подожди! Не надо чаю, давай поговорим! – Кира скидывает туфли в пороге и почти бегом направляется за скрывшимся в недрах квартиры отцом.

Я двигаю следом, прислушиваясь к звукам в квартире. Машинально, на уровне инстинктов я готов устранить опасность. Ну и заодно побыть единственным беспристрастным участником событий.

– Нет-нет, обязательно нужно выпить чаю, – бормочет мужчина, а лицо его становится вовсе серым. – За знакомство.

Он, как заведенный, принимается доставать из шкафчиков какие-то припасы: упаковку чая, щербатую сахарницу, даже блюдце с медом. Его движения четкие, отлаженные, потому еще сильнее убеждаюсь, что в доме Виолетты он знает каждую мелочь.

На кухне неожиданная чистота, даже стерильность, а бедность обстановки с лихвой компенсируется опрятностью и идеальным порядком. Ты гляди, какой Виолетта хорошей хозяйкой оказалась, кто бы мог подумать.

Я не прохожу дальше порога, не спешу занять место за столом – мне вообще здесь не место. Опираюсь плечом на дверной косяк, складываю руки на груди и смотрю в темное окно.

Может, все-таки уйти? Но Кира, кажется, не возражает против моего присутствия и моральной поддержки – во всяком случае не гонит поганой метлой, а мнение ее папы меня если и волнует, то очень опосредованно.

То, что его дочь скоро выйдет замуж за моего брата не делает нас лучшими друзьями.

Кира тоже не торопится занять место за столом: стоит в центре комнаты, топчется на месте, а я замечаю, как подгибаются то и дело пальцы ее босых ног.

Аккуратные такие пальцы и стопы очень красивые… так, черт возьми, не об этом речь.

Надо отвлечься и сфокусироваться на чем-то другом, а не девичьи ноги рассматривать.

– Пап, а где Виолетта… Кира, в смысле? – поправляет себя эта смелая девочка, а я пытаюсь уловить дрожь в ее голосе, но нет – держится молодцом.

Папа бросает на нее быстрый взгляд – растерянный, подавленный какой-то – и будто бы даже меньше ростом становится.

– Она у подруги ночевать осталась, – выдает наконец-то после длительной паузы. – Она сильно устает на работе.

– А ты, что ты тут делаешь? – требует ответов Кира, но папуля, похоже поставил цель довести дочь до инфаркта своим молчанием.

Кира напряжена, как струна, а руки заведены назад и кулаки так крепко сжаты, до белеющих костяшек. Сейчас мне не видно ее лица – Кира стоит ко мне спиной, – но так ясно вижу его сейчас перед глазами. Даже жмуриться не надо.

– Папа, да оставь ты этот чайник! Ответь мне, пожалуйста.

Отец слушается, а мне почему-то кажется, что он не очень волевой и острохарактерный персонаж. И в этой пьесе ему если и отведена главная роль, то по чистой случайности.

– Кирочка, ты же умная девочка, – вздыхает и треплет дочь по волосам, ерошит их ласковым жестом, но Кира отшатывается, словно он ее ударил прямо в темечко кулаком. – Ты моя дочь. И она моя дочь. Это просто.

Действительно, проще некуда. В самом деле, все же очевидно, только мы с Кирой, как два дурака, стоим и не врубаемся, ага.

– Но… как это? Вернее, я понимаю, дочь. Старшая, да? Но ты же никогда не говорил о ней. Скрывал? Зачем?

Кира засыпает поникшего отца вопросами, а голос ее становится все тише и тише. Кажется, я всеми нервными окончаниями разом чувствую, как трещит по швам ее выдержка.

Узнавать, что твои родители не святые – больно.

– У меня до мамы был роман. Недолгий, без обязательств. Но, как оказалось, с последствиями.

– То есть у тебя родилась там дочь?

– Да, родилась. Но я не знал!

– Но почему у нее твоя фамилия? Отчество? Если ты не знал, как так вышло?

– Кира… ее назвали в честь моей мамы. И тебя в честь нее назвали. Вот такое совпадение, – грустно улыбается, а потом резко поднимается на ноги и принимается мерять нервными шагами тесную комнату. – А фамилия… я признал Киру, как свою дочь. Она ведь тоже имеет право носить мою фамилию.

– Имеет, – глухо вторит Кира и обнимает себя руками за плечи.

– Я просто захотел исправить ошибку. Начал помогать. Но, наверное, поздно. Но я очень пытаюсь.

Судя по рабочему профилю Виолетты, очень даже поздно. Прикусываю язык до боли, чтобы не ляпнуть лишнего. Не думаю, что информация о том, что я трахал его старшую дочь, а теперь кукухой еду от младшей будет к месту.

– Мама знает? – Кира отходит от отца, становясь рядом со мной. Будто бы ищет поддержки, и мне ничего не остается, как крепко сжать ее руку. – Она знает, что у тебя есть дочь?

– Нет, что ты! – восклицает отец, и на лице отражается настоящий ужас. – Нет, конечно. Она этого не переживет.

Кира вздрагивает и набирает полную грудь воздуха. Открывает рот, словно сказать что-то хочет, но вместо слов не свободу вылетает разочарованный вздох.

– Ты трус, папа, – говорит, а ее ледяная ладошка дрожит в моей руке. – Все от всех скрыл и счастлив.

– Я просто не хотел, чтобы вы расстраивались. Я бы что-то придумал, обязательно. Познакомил бы вас.

– Ладно, я пойду, – говорит Кира и делает еще один крошечный шаг ко мне. – Мне душно тут, плохо.

– Кира, не говори только маме, хорошо? Пока не говори. Я сам, хорошо?

– Отвези меня домой, – просит, глядя на меня абсолютно больными глазами. – Я не хочу тут больше оставаться. Мне надо подумать.

Она бледная, а пухлые губы сжаты в тонкую нитку. Без нее мне нечего здесь делать, потому что это не моя война. Но я подставляю Кире свое плечо, хотя, конечно, рядом с ней должен быть Егор. Но уж как вышло.

21 глава

Кира

Теперь я тащу за собой Руслана. Кажется, папа пытается меня остановить, да только бесполезно.

Прочь из этой квартиры, прочь. В ней стены давят, воздух невыносимо душный и плохо пахнет. Наверное, это только мираж – нервное, но сто?ит толкнуть входную дверь, и будто бы даже дышится легче.

Я стараюсь не оборачиваться. Господи, главное не обернуться, потому что тогда я останусь в этом доме. И задохнусь. Меня просто похоронит под валом новой реальности, перекрутит через мясорубку и все станет только хуже.

– Кира, обувь! – раздается за спиной голос Руслана, но мне плевать на туфли, на то, что без них могу поранить ноги.

Сейчас я даже голой готова остаться, лишь бы не задержаться еще хоть на миг.

Потому что мне надо подумать. Надо решить, что делать дальше. Как вести себя с папой, что отвечать на мамины вопросы, как привыкнуть к мысли, что отец – трус? И что делать с новой сестрой?

Мысли и бесконечные вопросы роятся в голове, а я вдыхаю полной грудью ночной воздух. Наконец-то свобода.

Руслан выходит следом и протягивает мои туфли. На, мол, обуйся, но это лишняя трата времени – заминка, которую я себе позволить не могу.

– Откроешь дверь? – негромко кричу, удаляясь, не оглядываясь.

Руслан, наверное, устал от меня сегодня. И я бы поняла, наплюй он и уедь. У него наверняка куча других дел и мне вдруг становится немного неловко за свою порывистую просьбу отвезти меня домой. Но он не показался раздосадованным и охотно сжимал мою руку там, в квартире, поддерживая. Значит ему не все равно?

Я уже стою вплотную к машине, все еще босая. Сжимая и разжимая кулаки, терпеливо жду, когда щелкнут замки, когда меня впустят в салон. Но Руслан не торопится выполнять просьбу. Лишь подходит ко мне, кладет руку на теплую сталь обшивки, а пальцами приподнимает мой подбородок.

– Хочешь есть? – этот вопрос кажется таким неуместным сейчас, таким неправильным, но сто?ит подумать о еде, как мой желудок отзывается протяжным урчанием. – Все равно в общежитие тебя уже не пустят. Полночь скоро.

И правда! Комендант у нас точно зверь, потому нет шанса прорвать оборону до утра.

– Надо же, как поздно, – замечаю, когда Руслан отпускает мой подбородок и даже отходит на шаг назад.

Я еще что-то бормочу, а Руслан распахивает дверцу передо мной. Ныряю на заднее сиденье, а рука сама тянется за телефоном.

Нестерпимо хочется услышать голос Егора. Мне нужна сейчас его поддержка, нужно понимать, что он – рядом, несмотря на расстояние. Палец замирает над надписью Любимый, и мечтательная улыбка расползается на губах.

Пока наши номера соединяет бездушный робот, машина трогается и срывается с места, увозя нас все дальше от этого богом забытого места.

Гудок за гудком и в ответ тишина. Я сбрасываю звонок, набираю еще раз, но понимаю, что не стоит так сильно навязываться. Наверное, Егор спит, а телефон оставил где-то в другой комнате. Или просто перевел в беззвучный режим.

Но когда уже хочу бросить все глупые попытки дозвониться, на том конце провода раздается щелчок. Сонный голос Егора ласкает слух, и тепло проходится по венам.

– Ма-ася, – хрипловато растягивает мое глупое прозвище, а я улыбаюсь, как самая последняя дурочка. – Все хорошо? Как клуб? Наплясалась?

Он забрасывает меня вопросами, сладко позевывая в паузах.

– Прости, я разбудила тебя. – Мне действительно стыдно, и я мысленно ругаюсь на саму себя. Просто… мне нужно было услышать его голос. Именно, сейчас, когда случилось что-то такое, что выбило почву из-под ног. – У меня все хорошо, не волнуйся.

Мне хотелось бы все ему сейчас рассказать: про обвинения его брата, запустившие эту цепочку, которая сейчас искрит высоковольтным проводом в ветреную погоду. Дотронься – убьет, мгновенно сердце остановит и кожу на ладонях сожжет.

И я даже пытаюсь открыть рот, пытаюсь рассказать хоть что-то, но не нахожу слов. Ни единого, потому лишь говорю, что люблю Егора, а он отвечает мне тем же. Вторит тихое “люблю”, которому верю безоговорочно.

– Ты ему ничего не рассказала, – констатирует факт Руслан, а я пожимаю плечами. – Почему?

– Потому что это трудно.

Отворачиваюсь к окну, но Руслан, кажется, не собирается оставлять меня в покое. И я ему за это благодарна – сейчас бы не выдержала тишины, не справилась в одиночку.

– Расскажешь, как вы с ним познакомились? Заодно и время скоротаем.

Глупая улыбка снова растягивает губы, сто?ит только вспомнить эту глупую историю. Историю, вылившуюся в нечто большее: в стремительный роман и красивое предложение руки и сердца на крыше самого высокого здания города.

– Тебе на самом деле интересно? – уточняю, а Руслан кивает. Он улыбается, словно подбадривает, и я окончательно расслабляюсь. Пускай хоть так, но отвлекусь от дурацких мыслей.

– Я очень люблю ходить в кино. Ни одной премьеры не пропускаю, – начинаю, а Руслан в ответ тихо хмыкает.

– По какому-то конкретному актеру страдаешь или просто любишь детище братьев Люмьер?

– Просто люблю кино, люблю смотреть фильмы на большом экране, обожаю попкорн. Самое доступное волшебство. В тот день я почти опоздала на сеанс, купила билет впопыхах, торопилась жутко. И я не знаю, почему так вышло, но кассир что-то напутала и продала повторно один и тот же билет, – при воспоминании об этой ошибке, тихо смеюсь, потому что именно она привела нас с Егором в одну точку на карте времени. – Оказалось, что на моем месте уже сидел какой-то парень и явно не ожидал, что ему кто-то помешает. Блин, я так расстроилась тогда, потому что полгода ждала эту премьеру, а тут такой облом.

– Представляю, – усмехается Руслан, выруливая на парковку какого-то крошечного французского ресторанчика. – И что дальше? Мне, правда, интересно.

– В общем, я уже собиралась уходить. Ругаться с билетершей не хотелось, но обидно было до слез. Но парень уступил мне место. Просто молча встал и ушел, а я весь фильм думала, что в мире еще оказывается существуют благородные мужчины.

– Дай угадаю, – перебивает Руслан, а я слежу за ним, чуть склонив набок голову. – Этот самый благородный из всех благородных – наш Егор?

Смеюсь в ответ, потому что он действительно угадал.

– Точно, он. И мне так жаль было, что не успела, ошарашенная его поступком, даже поблагодарить. Но, когда свет в зале зажегся, и народ повалил на улицу, Егор меня окликнул. Вот так, собственно, все и началось.

– Романтика, черт возьми, – смеется Руслан, но вдруг становится серьезным. – Ты хорошая девушка, Егору с тобой повезло.

– Мне с ним тоже.

– Ну что, Кира Нефедова. Мир окончательно и бесповоротно?

Он протягивает мне руку, и я вкладываю в его раскрытую ладонь свои пальцы. Руслан пожимает их, задерживаясь чуть дольше, чем нужно. Это, наверное, неприлично, но я рада, что в этот вечер не одна.

– Спасибо тебе, Руслан Валевский, – улыбаюсь и вдруг целую его в щеку.

Странный порыв, но сегодня я, похоже, плохо соображаю.

22 глава

Руслан

Ее теплые губы касаются моей щеки так неожиданно и резко, что у меня на мгновение пропадает дар речи.

И ведь понятно, что это просто порыв юной девчонки, ничего больше. Она младше меня на хренову тучу лет, но внутри, под ложечкой, что-то немыслимое скручивается в клубок. Так крепко, что вышибает дух. Окончательно и бесповоротно.

Кира пытается отстраниться – наверняка хочет выйти из машины, но кто ей даст? Явно не та часть меня, взбудораженная ее невинным поцелуем.

Она совсем крошка по сравнению со мной, хоть для девушки и высокая. Но мне ничего не сто?ит одним движением сломать ее тонкую фигурку пополам. Даже напрягаться не нужно.

Но я пытаюсь быть осторожнее, держусь из последних сил, стараюсь хоть немного, но контролировать себя. Но, блядь, как же трудно, когда воздух в салоне машины напитан ароматом диких цветов.

Я притягиваю ее к себе, а Кира, похоже, обалдела от моего напора. Притихла, будто я ей на шею лассо накинул.

– Я тебя не обижу, – обещаю, почти потерявший контроль над своим голосом и мыслями. – Не бойся.

– Руслан! – возмущенно восклицает Кира, толкая меня в грудь, бьет по плечу, но ее голова в надежном захвате моей ладони.

– Постой, пожалуйста. Я просто хочу надышаться. Дай мне возможность просто вдохнуть полной грудью.

Она не понимает меня, а я и сам не слишком разбираю, какую чушь несу. Обхватываю руками ее лицо, надежно фиксирую и заглядываю в глаза.

– Я виноват перед тобой. Не понял, не разглядел, ошибся. Меня это мучает, понимаешь? За грудиной печет. Я мудак, Кира, по всем статьям мудак.

Мне очень важно, чтобы она меня поняла сейчас. Девочка с малахитовыми колодцами вместо глаз. Они такие огромные, такие глубокие и в полумраке салона кажутся смертельными. Нырни и никто никогда тебя больше не найдет, не услышит призывного крика.

– Я же говорила, что больше не злюсь, – пищит, и меня обдает ароматом ее страха.

Неужели я настолько пугаю ее? Имею ли право вот так касаться чужой женщины? Я ведь Егора предаю.

Мысль о брате отрезвляет, и я ослабеваю хватку. Но не отстраняюсь, хотя обязан. Обязан, черт возьми.

Вместо того, чтобы окончательно отстраниться, я едва ощутимо касаюсь губами мочки ее уха – легко, практически невинно, но мне этого хватает, чтобы получить мощный разряд эндорфинов прямо в сердце. Настолько сильный, что, чувствую: ходить мне после этого будет непросто.

Потому что члену насрать на мои душевные терзания. Он хочет на свободу, ему нужно получить свою долю удовольствия. Но, мать его, мне не пятнадцать, чтобы не суметь обуздать позывы либидо.

Чтобы не стало еще хуже, я резко подаюсь в сторону, распахиваю дверцу и выхожу на улицу у ресторана. Ночной воздух холодит разгоряченную кожу, остужая расшалившийся организм. Переминаясь с ноги на ногу, пытаюсь как-то уложить кувалду, натянувшую ширинку. Да что же это такое?

Маразм, может быть? Кризис среднего возраста? Недотрах? Желание обладать юным телом? Хрень это все. Просто надо сматываться обратно в столицу, а не крутить себе яйца, принюхиваясь к аромату диких цветов.

Кира не торопится выходить. Замерла на пассажирском сидении, губу закусывает и напряженно смотрит впереди себя. Думает о чем-то, а я чувствую себя последней сволочью. Напугал девочку, все испортил.

Тяжело вздыхаю, сжимаю пальцами виски, думаю. Если обложит меня матом, ударит – что ж, я готов и к такому развитию событий. И это будет правильно – заслужил.

Я ко многому готов, и от ее злости даже проще станет.

Обхожу машину по кругу, распахиваю дверцу со стороны Киры, но она даже не шевелится. Точно, скотина я, отборный мудак, высококачественный.

– Кира, прости, – выдавливаю из себя хриплое. – Я обещаю, что больше пальцем тебя не трону. Ради Егора не трону.

Вскидывает на меня взгляд, обдает малахитовой зеленью и смешно морщит нос.

– Обещаешь?

Киваю, и она вторит мне глухим: "Ладно".

Когда Кира выходит на улицу и с громким хлопком закрывает дверь, ставлю тачку на сигналку. Взмахиваю рукой в сторону сияющего входа в ресторан. Указываю путь и плавно поворачиваюсь к девушке спиной. Закладываю руки в карманы и, слегка ссутулившись, гребу на свет.

Просто поесть. Ничего больше.

Слышишь, Валевский, ничего! Не смей к ней руки свои тянуть.

Зайдя внутрь, ловлю улыбку девушки за стойкой и останавливаюсь. Жду Киру, и она входит следом, серьезная. Забавная такая, милая.

– Доброй ночи, – уже нам двоим улыбается девушка, и я машинально отмечаю ее имя, написанное на бейдже. Светлана. – Приветствуем вас в ресторане "Парижская сюита". Следуйте за мной.

И мы следуем. Почему нет?

А когда занимаем предложенный столик в глубине зала, я осматриваю уютное помещение, в котором, кроме нас с Кирой, не более трех человек – ночь все-таки. Мило, сдержанно и довольно симпатично. Свежо как-то даже.

Кира утыкается взглядом в предложенное меню, хмурит брови, а я стараюсь смотреть куда угодно, только не на нее. Я же обещал, правильно?

– Тут так дорого, – пищит Кира и прочищает горло, испугавшись и цен, и того, что пришлось озвучить это вслух.

Ее страхи написаны на лице, в бездонье каре-зеленой радужки, в печально опущенных уголках губ. Они чуть-чуть полнее, чем у ее сестры, и да, красивее.

Но не об этом речь.

– Прости, но в Маках я не ем, – пожимаю плечами и забираю у Киры меню. – Не бери в голову.

Взмахиваю рукой и рядом будто бы из воздуха материализуется официант. Ему лет двадцать, на башке модный хохолок, блестящий от геля, и на щеках жидкая поросль, которую он, наверное, смело именует бородой.

Что за дебильная мода вообще? Бриться каждое утро уже удел замшелых идиотов, ничего не понимающих в моде?

– Мне кофе, – заявляет Кира и комкает в руках салфетку, а я делаю вид, что не расслышал.

Делаю заказ, основываясь на своем вкусе. Мне даже интересно, попаду ли в цель? Понравится ли Кире?

– Вы с Егором куда обычно на свидания ходите? В закусочные у обочины? Пиццу на дом заказываете?

Да, мне действительно интересно, с какого перепуга Киру шокируют не самые высокие цены в городе. Я ведь знаю доходы Егора лучше своих собственных и знаю, что брат – не жмот. Тогда почему?

– В кино ходим, в кофейни. Гуляем. Я люблю гулять по парку, ездить на природу люблю, – перечисляет, а я любуюсь легким румянцем на щеках. Словно ей неловко рассказывать о себе, а я перестаю давить. Пусть, не мое дело.

– Ешь, это вкусно, – подбадриваю, когда официант удаляется, расставив заказ на столике перед нами. – Наверное. Если что, больница рядом.

Кира прыскает серебристым смехом и расслабляется. Утиная ножка "конфи" действительно оказывается вкусной, а разговор за столом льется непринужденно. Так я узнаю, что Кира родом из небольшого городка в области. И она бы осталась там, потому что любит свою малую родину, но физику больше, потому вот заканчивает второй курс.

– А почему в столицу не поехала? Там все-таки лучшие вузы.

За разговорами мы перешли к десертам, и мне приходится ждать ответа, пока Кира любуется совершенным шоколадным фонданом.

– Наш Политех самый лучший в стране! – заявляет гордо, с восторгом следя за вытекающим на тарелку жидким центром своего десерта. – Так что выбор был очевиден.

Слушая ее, я впитываю горечь кофе и сладость этого момента, наслаждаясь невероятным послевкусием. Когда в последний раз я сидел ночью в ресторане и болтал о всякой ерунде? Когда просто слушал, улыбался, никуда не торопясь? Просто наслаждался сиюминутным? Не помню.

– Все-таки, может быть, я оплачу свою часть ужина? У меня есть деньги. Я копила.

Мать его, невероятно.

– Я не для этого тебя сюда привел. Спрячь кошелек и не морочь мне голову, хорошо?

Мое хорошее настроение вылетает в трубу. Заплатит она, конечно же. Свинью копилку разобьет для этого, а я буду терпеливо ждать. Делать мне нечего.

– Тогда я быстро схожу в дамскую комнату?

– Я буду на улице ждать.

Кира пулей вылетает из-за стола. А я расплачиваюсь картой, пока моя упертая спутница все-таки не воткнула мне в руки свои миллионы, спрятанные под подушкой.

Бросаю последний взгляд на столик, убеждаясь, что ничего не забыли, и стремительно выхожу из зала. Приветливая Светлана желает мне счастливого пути, я отвечаю скупой улыбкой.

Какой-то нахрен бесконечный день.

Достаю из кармана сигареты, делаю спасительную затяжку, выпуская с дымом всю тяжесть, залегшую на груди.

– Рус?! Божечки, как я рада видеть тебя! – раздается женский голос совсем рядом, а я и не заметил, когда ко мне кто-то подошел. Надо же, как крепко задумался.

Поворачиваюсь на голос, а бывшая девушка Егора виснет у меня на груди.

Сто лет ее не видел и еще столько бы не встречал.

– Все такой же здоровяк! Возраст тебе к лицу, – восхищается Таня и осматривает меня с ног до головы. – Ты с кем тут? Просто невероятно, что встретились здесь, да?

– Вот так случай, ага, – пожимаю плечами и снова затягиваюсь, отгораживаясь от Тани сизым дымом.

Они с Егором встречались лет пять – еще со школы, и их бурный и страстный роман вымотал мне столько нервов, что вовек не восстановить. И, честно признаться, когда они расстались с полгода назад, чуть не напился на радостях.

– Ты в ресторане отдыхал? С девушкой? – засыпает никому не нужными вопросами и хитро прищуривает голубые глаза, а я курю.

Понятия не имею, о чем нам разговаривать.

– Тань, иди, а? Вон тебе машут уже нетерпеливо.

Указываю подбородком в сторону припаркованной неподалеку наглухо тонированной машины представительского класса, возле которой курит какой-то мужик. Ему лет сорок, не меньше. Впрочем, мне какая разница?

– Да-да, побегу я, – спохватывается Таня, но что-то ее держит рядом.

– Ты что-то хочешь от меня? – озвучиваю очевидное, а Таня быстро заправляет светлую прядь за ухо. Будто бы время тянет или мысли формирует.

Она неплохая девушка, просто с Егором они отчаянно не подходили друг другу.

– Тань, я тороплюсь.

На самом деле, мне меньше всего хочется, чтобы Кира и Таня столкнулись. Мало ли, чем закончиться может.

– Да, я понимаю. И сама спешу, – тарахтит, оглядываясь по сторонам. – Может быть, ты мне поможешь.

– Я ж, вроде бы, не спасатель Малибу, – усмехаюсь, а Таня улыбается как-то кисло.

– Нет, это Егора касается. Ты же его брат. Передай, пожалуйста, Егору, что я больше не хочу его видеть. Может, хоть тебя послушается?

– В смысле?

– В смысле он делает все, чтобы привлечь мое внимание. Таскается за мной по барам, в гости напрашивается, подарки дарит. Я устала от него, понимаешь?

Дурдом какой-то.

– Ты ему пыталась объяснить? Что все кончено? – Горькая слюна тошнотой подкатывает к горлу, и я глотаю ее, вязкую.

– Конечно, каждый раз! Позавчера снова выследил меня, напился, сволочь. Целоваться лез, – на хорошеньком лице проступает отвращение, и Таня ежится. – Еле отбилась, всю помаду о его шею стерла. Но он не понимает.

У нее в голосе отчаяние, а у меня в голове пазл складывается.

– Представляешь, он нашел какую-то заучку, правда, красивую, и даже жениться собрался на ней, – Таня морщится и протягивает мне руку. – Ты знал об этом? Хочет мне больно сделать, но это вообще ведь за гранью. Рус, мне не нужны эти проблемы, я Виталика люблю. – Жест в сторону машины и хмурого мужика рядом с ней. – Он мне кольцо подарил, замуж позвал. Я люблю его, а Егора нет. А тот не понимает.

Я фокусирую взгляд на ее руке и действительно замечаю внушительный каратник на безымянном пальце.

– Передай ему, хорошо? – настаивает, а я машинально киваю. – Девочку эту несчастной сделает, меня доведет. Пусть не лезет ко мне, иначе придется Виталику сказать. Я и так держусь из последних сил, в память о прошлом. Не хотелось бы разборок, конечно, Виталик убьет его, но как еще Егора вразумить?

И, послав мне воздушный поцелуй, убегает к заждавшемуся дарителю бриллиантов, а я поднимаю глаза к небу.

Пиздец какой-то. Самый настоящий пиздец.