Текст книги "Мой Однолюб. В его сердце другая (СИ)"
Автор книги: Лина Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– У вас что-то было? – тихо спрашиваю.
Эта мысль, как маленькое, ещё не проросшее зерно, сидит внутри давно. С тех пор как Анжела Попова, наша бывшая университетская подруга, его не посеяла, пытаясь всех нас рассорить. У неё, естественно, ничего не получилось.
– Ты совсем ку-ку, Тай? – смеется Громова. – Мирон – мой муж и единственный мужчина, – гордо заявляет.
– А Демидов? – с иронией спрашивает Ива.
– Там ничего не было, я ведь говорила, – нервничает Мия.
Если что-то идет не по задуманному ей плану, она сразу злиться начинает.
– Ну и… что там с Соболевым? – обращаюсь к ней нетерпеливо.
– А что там… странный он, вот и всё. Говорю же. Когда Мир в Европу укатил, мы ведь с ним поруганные были. Я… – нахмуривается она, краснеет и машет рукой. – В общем, поругались с Громовым тогда. В соцсетях он практически не обновлялся. Пришлось искать способы хоть что-то о нем узнать…
Хитрая ухмылка, отражающаяся на довольном лице, даже пугает. Что она могла такого придумать? Мия – эгоистка каких ещё поискать. Если ей что-то надо – можно точно утверждать, что она этого добьется.
– Только не говори, что ты использовала Ваню для этого? – посмеиваюсь. – Соблазняла его?
– Что значит – использовала? – возмущенно отставляет пустую тарелку и откидывается на спинку дивана. – Мы всего лишь пару раз сходили в кафе…
Она закатывает глаза, и внутри меня вдруг рождается ревность. Черная и жгучая.
– И что? – как в замедленной съемке спрашиваю.
Волком на нее смотрю. Почему-то то, как пренебрежительно она отзывается о Ване, мне неприятно.
– Что… Заторможенный твой парень, поэтому и к тебе не пристает. Я ему «как там Мирон, не в курсе?», а он все в облаках летал. Как задумается, так не дозовешься. Очень удивился, когда узнал, что у меня к Миру давние чувства.
– Информацию-то выведала? – интересуется Ива.
– Пф-ф… Естественно, – разводит руками Мийка. – Правда, о той рыжей, Соболев мне так и не рассказал, хотя всё знал.
– Ясно…
– Ты это… надо его расшевелить, – придвигается Мия. – Я вчера в магазине видела комплект. Офигеешь от восторга. Пеньюар... такой полупрозрачный и кружевной. Цвет нюдовый. Сейчас пойдем купим. Позовешь своего Соболька на ужин. Как миленький до утра останется, ещё и завтрак попросит. Вот увидишь!
– Думаешь? – в сомнениях смотрю на Ивку. Та только плечами пожимает.
– Я тебе как жена говорю, – грозит пальцем Громова. – Вот это, – указывает на живот. – Само собой не выросло. Это результат моего труда, – снова смеется. – Иначе Мирон бы так и встречался с моделью, а я бы Демидова из армии ждала.
– Ну, ладно, – соглашаюсь.
И правда, надо ведь что-то делать? Ваня мне безумно нравится. Я просто мечтаю, чтобы у нас наконец-то стало все по-настоящему. Его внешность, характер, даже то, как он курит – от всего млею.
А ещё чувствую себя счастливой у него дома. Всегда мечтала иметь большую, дружную семью.
В общем, Соболев – это двойное счастливое комбо, за которое непременно стоит побороться!..
Глава 19. Тая
Противный писк домофона слышится ровно в тот момент, когда я заканчиваю последние приготовления.
Пока Ваня поднимается на лифте, ещё раз смотрюсь в зеркало: блестящие волосы, легкий макияж, зеленое, с мелкими белыми цветами платье на запа'х. Пояс на талии туго завязан бантом. Немного смущает длина – слишком короткое, но для домашнего платья сойдет. Да и турецкий загар скоро совсем сойдет, надо ловить момент.
Стук в дверь запускает учащение пульса и сбивает дыхание. На ватных ногах иду в прихожую.
– Привет, – говорю как можно непринужденнее. Открываю дверь.
Ваня кидает сухое «привет» и, нахмурившись, опускается на корточки прямо у порога.
– Это че такое? – кивает на мешки со строительным мусором.
С утра было штук пять, но уверена, за день там ещё прибавилось.
– А… это… Соседи дурацкие, – махнув рукой, выглядываю в подъезд и указываю на квартиру напротив.
Злюсь.
– Что они? – смотрит Ваня на меня снизу вверх. Пристально, так что ноздри раздуваются.
Смущенно прикрываю половинку платья, это движение отражается в светлых глазах яркой вспышкой.
– Ставят тут мусор. Я уже вчера и ругалась ходила. Почему на своей стороне не ставят?
– А они? Что ответили?
– Там мужик такой… М-м-м. Не очень вежливый.
– Он тебя обидел? – грозно выговаривает и приподнимает брови.
– Да. Нет… Не знаю, Вань, – растерянно выдыхаю. – Сказал, что хоть на голову мне будет ставить, если захочет…
От обиды прикусываю язык.
Взрослая жизнь бьет сразу и наотмашь. Не расслабляя и не сочувствуя. Раньше с такими казусами отец разбирался, а сейчас… На мою жалобу он пообещал приехать в конце месяца, когда смен в оперблоке поменьше будет.
– Почему сразу не сказала? – произносит Соболев, поднимаясь и отряхивая идеально сидящие на узких бедрах черные брюки. Серая футболка-поло так идеально обтягивает широкие плечи, что я засматриваюсь.
Пожимаю плечами скромно.
– Не знаю…
– Зайди домой, Тая, и вот это возьми, – вручает мне в руки свой телефон, пачку «Мальборо» и ключи от машины. Разворачивается. – Я сейчас приду.
Замешкавшись, пугаюсь:
– Вань…
– Тая, зайди в квартиру, – жестко повторяет.
– Ладно, – буркаю.
Прикрыв дверь, сразу отправляюсь на кухню и сгружаю вещи на стол. Брожу из угла в угол, прислушиваясь к шорохам в подъезде. Прикладываю руку к горящему лбу, а когда слышу звуки из прихожей, бегу туда, придерживая развевающееся платье.
Останавливаюсь в полуметре от Соболева.
– Чего ты? – он кивает, скидывая обувь.
– Ты… подрался с ним? Да?
Ваня иронично закатывает глаза.
– Ты боевиков пересмотрела? – усмехается он, укладывая руки мне на талию и мягко направляя на кухню.
Сжимаю ладонями его запястья и потираю кожу большими пальцами.
– Я… испугалась за тебя, – смущаюсь.
Ваня отодвигается, усаживается за стол и, проверив мобильный, располагает его экраном вниз.
– Тая, если я из-за каждого мешка мусора буду драться, мэра придется переизбирать.
– Точно, – картинно бью себя по лбу. – Я совсем забыла про Яну Альбертовну. Кстати, – хитро на него смотрю. – Она сказала, что ты любишь мясо по-французски. Я приготовила…
Откинувшись на спинку стула, Ваня озирается и снова фокусируется на лице.
– Ты… звонила моей маме, чтобы узнать, что я люблю? – нахмуривается.
– Ну да, – поспешно отворачиваюсь к духовке с тарелкой.
Пока наполняю тарелку, спина, ягодицы и задняя часть ног – всё мурашками покрывается. Внутри словно молотком долбит: «Он приехал. Приехал».
Резко повернувшись, замечаю взгляд Соболева на себе. Он тут же отводит глаза и смотрит на свои руки. Напряженно сжимает и разжимает кулаки.
– Красивое платье, – хвалит.
– Спасибо, – расплываюсь в улыбке. – Вот, – устанавливаю тарелку. – Я обычно с соусом готовлю и подольше в духовке держу. Папа любит, когда мясо сухое. Но тебе сделала по классическому рецепту.
– Выглядит отлично, – одобрительно произносит Ваня, хватая салфетку с вилкой. – Почти как у мамы.
Лучшего комплимента на всем белом свете не сыскать. У меня внутри конфетти взрываются.
– Надеюсь, и на вкус также, – шепчу под нос.
Усевшись напротив, складываю руки на стол.
– Так не пойдет, – мотает Ваня головой, отодвигая тарелку.
– Что? – пугаюсь.
– Или ты тоже поешь, или я… не буду один, в общем.
Возмущенно на него смотрю,
– Да ты хоть знаешь, сколько там калорий, Вань? Мне такое на ночь нельзя… – с сожалением произношу.
– А что можно?
– Ну… салат. И греческий йогурт без сахара.
– Доставай свой салат, – непримиримо складывает руки на груди.
– Уговорил.
Когда моя тарелка тоже оказывается на столе, Ваня берется за приборы и, отрезая кусочек мяса, спрашивает:
– Ты… поговорить о чем-то хотела?
– Да, – теряюсь. – Я… мы совсем мало видимся, – выпаливаю скомкано.
– Я ведь говорил тебе…
– Да, я помню. У тебя чемпионат, там твой друг играет. Ива его тоже знает. Вэл Костров, кажется?
Соболев кивает.
– Плюс я сейчас начинаю свой проект. Дел по горло.
– Я понимаю, – мотаю головой. – Всё понимаю. И очень тебя поддерживаю. Во всем. Ты не думай.
– Но… тебя что-то не устраивает?.. Хочешь расстаться?..
– Нет… – выкрикиваю и чуть спокойнее завершаю неприятный разговор. – В общем, все нормально. Это так. У меня характер дурацкий, и я поныть люблю, – отмахиваюсь. – Мама так говорит всегда.
Ваня понимающе кивает, но возражает:
– Ни разу не слышал, чтобы ты ныла. И характер у тебя нормальный, Тая…
Разглядываю светлый затылок, пока Ваня отрезает еще один кусок и аккуратно насаживает его на вилку. Его манеры за столом такие светски-безупречные. Это очень мило.
– Нормальный? У меня нормальный характер? – повторяю недоверчиво.
– Обычный, – хмыкает он.
Во рту становится кисло-сладко от сказанных слов. Наверное, каждая девушка хочет быть особенной?.. А не обычной. Тяжелый десантный комплимент жвачкой припечатывается к моему чувству собственного достоинства.
С досадой потираю шею. Благопристойно жую свой салат.
– Как ты тут обжилась? – интересуется он спустя пять минут.
– Хорошо. Шкаф с утра привезли и собрали. Только поставили не так, как надо. Поможешь?
– Конечно, – поднимается он тут же и кивает на тарелку. – Ты молодец. Вкусно готовишь. Спасибо.
Чуть краснею и, отложив вилку, иду за ним.
– В спальне, – тихо сообщаю.
Соболев вторгается в мою обитель, резко открывая дверь. По сторонам не смотрит. Сразу отправляется к двухстворчатому шкафу с рядом открывающихся ящиком снизу.
– К стене? – спрашивает, не глядя на меня.
– Угу.
Складываю руки на груди и не верю, что все это происходит со мной. Ваня Соболев в моей спальне. Ещё год назад, я бы визжала от восторга.
– Получается? – заглядываюсь на бугристые мышцы на спине, виднеющиеся под футболкой.
– Получается. Кажется.
На миг заслоняю глаза ладонью и думаю: что же мне делать? Как быть? Слушать ли Мию?..
Пеньюар я покупать не стала, потому что вспомнила, что мой парень неравнодушен к узкой талии и закрывать её тканью, пусть и кружевной, было бы глупо. Зато я приобрела черный комплект белья, который зачем-то нацепила на себя сегодня.
Шкаф встает на место, ровно так как надо, и я понимаю, что на принятие решения у меня остались считаные секунды.
Ещё раз окидываю взглядом напряженные руки с крупными мышцами, плечи, узкую талию, подтянутую мужскую задницу.
Сглатываю слюну и уверенно захватываю край банта на поясе…
Вжух – распускается он.
В конце концов, Ваня пришел на ужин. Он звонит мне каждый день, просто… его надо подтолкнуть.
Конкурсы красоты научили меня главному. Можно быть какой угодно обворожительной и идеальной, но если ты не будешь месяцами репетировать проходки, оттачивать рельеф на прессе и посещать примерки у костюмеров – короны тебе не видать.
Чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать. Сделать шаг.
Пожалуй, то, что я совершаю сейчас, даже не шаг, а… прыжок в пропасть. Сальто в бездну, но я делаю волну плечами, чтобы тонкое платье соскользнуло к ногам.
– Ну всё, – произносит Ваня, прикрывая болтающуюся дверцу.
– Вань…
– Что? Надо было сразу сказать… – замирает он на полуслове развернувшись.
Я могла бы побиться об заклад, что несмотря на то, что его глаза недобро темнеют, а мощный кадык на шее дергается так, что даже я замечаю, Иван Соболев хочет меня ровно также, как это было тогда, на пляже.
По крайней мере, его вздыбленная, жизнерадостная ширинка явно об этом намекает. А я намеки понимаю.
Вытерев пот со лба, Ваня размещает ладони на поясе брюк и неверяще качает головой. Взгляда от моего тела при этом не отводит. Наоборот, нагло курсирует им, как пылесосом, туда-сюда, задерживаясь на самых интересных деталях, вроде полупрозрачной ткани на сосках и промежности.
И, конечно, на талии.
Я же хочу только одного – чтобы он сделал шаг и поцеловал мои губы.
Тоже прыгнул в пропасть.
Ко мне.
Больше всего на свете мечтаю снова ощутить вкус настоящего табака во рту. Щемящий трепет в груди не отпускает. Колени подгибаются.
– Шкаф – не единственная моя покупка, Ванечка, – скромно шепчу, поправляя лямку на лифе. – Подумала, вдруг тебе будет интересно…
Приподнявшись на носочках, задерживаю воздух и выгибаюсь. Совершив полный оборот, возвращаюсь на место.
– Пздц, – выдыхает Ваня, поднимает глаза к потолку и снова ругается. В этой слабой растерянности выглядит безумно обаятельным и притягательным. – Пздц, Тая... – он делает шаг вперед, заставляя мои бедра сжаться. – Солнце, я ведь не железный…
Глава 20. Иван
Первое, что вспоминаю, глядя на практически раздетую Валееву – как тырил у Машки Барби и уносил к себе в комнату.
Один в один, блядь.
Загорелая увлажненная кожа, длинные, стройные ноги, узкие бедра, талия… это вообще пздц, отвал башки. Высокая грудь часто вздымается, блестящие белые волосы манят, а вздернутый тонкий подбородок как бы кричит о том, что я тугодом и импотент в одном флаконе.
Тогда, в детстве, то был первый сексуальный интерес. Стыдно признаться, но до сих пор помню, как шестилетним пацаном разглядывал кукол под одеждой.
Я гребаный извращенец. Потому что мне снова хочется сделать именно это.
– Шкаф – не единственная моя покупка, Ванечка, – Тая соблазнительно поднимает тончайшую лямку на плечо. – Подумала, вдруг тебе будет интересно…
Мне пиздец как интересно, малыш. Но не хочется тебя обнадеживать. И обижать тоже не хочется.
Отец как-то сказал, что женщина – это не только красивое тело. Надо считаться с ее желаниями и мнением. Желание Валеевой ложится электрическим зарядом ко мне в трусы, её мнение сидит там, как прибитое, ещё с Кемера.
Тая кружится, изгибается, включает Королеву Красоты.
Я – без шансов. Её искренняя, такая женственная потребность отдать себя непременно именно мне одному – подкупает. Хрен знает. Когда красивая девушка так старается, эксклюзивным себя чувствуешь, особенным.
А я обычный, блд. Обычный мужик из плоти и крови. Нихуя неособенный.
– Пздц, – дышу в потолок, из последних сил сдерживаясь. Хоть бром в чай подсыпай. – Пздц, Тая... Солнце, я ведь не железный…
Сделав шаг, привлекаю к себе за локоть. Она подается вперед, вжимается в меня, изящные ручки на плечи складывает и соблазнительно сводит их сзади, забирая голову в замок.
Её дыхание сбивчивое, теплое. Вкусное.
Укладываю ладони на гладкие, мягкие ягодицы и на выдохе жадно сдавливаю их пальцами. Чуть приподнимаю, заставляя сделать так, чтобы длинные ноги окружили моё тело как стальной обруч. Как ни бегай от неё, все равно на меня забралась, зараза. Выждала момент, подкормила и вытянула готовенького.
– А, по-моему…ммм… ты железный, – шепчут ярко-розовые губы.
Розовый – её любимый цвет. И уже мой, наверное. Но только в оттенке ее рта, сосков и уверен – там внизу она такая же. Девственно-розовая.
Башню сносит. Но я ещё держусь.
В армейке как-то с вытянутыми вверх руками почти сутки простоял. Так не хотел прогибаться под кого-то. А здесь – рубит в первую минуту. Если бы на месте этой девчонки была любая другая – трахнул бы незамедлительно. Но она… девственница. И такая уязвимая. Зачем мне это?..
Таисия опускает глаза, чтобы разглядеть место, где наши тела спаиваются воедино даже через одежду. Я тоже смотрю. И это пздц, как вставляет.
Затем резко уставляемся друг на друга. Она с вызовом, я – фиг знает как. Мне кажется, я этот момент весь в член стекаю. С мозгами, с привитыми отцом жизненными установками, со своим желанием этого гибкого, нереального тела, которое вот уже недели две сидит в голове и никуда не уходит.
Всё перепробовал. Каюсь…
– Ты, – откашливаюсь. – Где это взяла?..
Киваю явно на какой-то набор из секс-шопа.
Валееву я привык видеть в чем-то воздушном и зефирном, а такая смена образа на повидавшую виды «леди-вамп» настораживает. Что она задумала?
– В магазине, – снова хмурится идеально ровными бровками.
– Никому не показывай это. Никогда…
Сука.
Язык бы себе откусил, потому что говорить ей такое вообще не вправе. Она девчонка. Да, красивая, да манкая, да… охуенная!..
А я-то разве принц?!
Вообще, ни разу.
От принца у меня только мать-королева и полцарства в виде второго по численности в области города. Ну ещё мозги, как Валееву вижу – сразу отшибает, так что почти Иванушка-дурачок получается.
– Поняла? – наше дыхание перекрещивается, сливаясь в один воздух.
– Только тебе… Вань, я только тебе, – шепчет она доверчиво.
На секунду прикрыв глаза, совершаю стратегическую ошибку. Прикусываю пухлую нижнюю губу и запускаю в жаркий рот свой язык. Сердце останавливает стук. Спаиваюсь с острым язычком и принимаю в себя продолжительный, глухой стон.
Только тебе.
Это фраза бьет по нутру похлеще, чем привычная женская распущенность и черная похоть. Возбуждение такое, что сейчас ширинку пробьет. Физически больно становится.
– У меня презервативов нет, – отрываюсь от влажного рта.
Больше всего на свете боюсь, что у неё есть. Хочу и боюсь одновременно. Слабак. О том, что у меня в машине две пачки, вообще не думаю.
– Блин, – Тая прикладывается лбом к моему плечу и трудно дышит. Тело обмякает.
Никаких предложений вроде того, что «давай без них» и тому подобного. Говорю же, правильная вся. В то, что девственница – поверил. Разозлился. На себя, конечно, на пляже ведь не чухнул. Гадостей наговорил, идиот.
А Тая сразу простила, по глазам понял. Будто у меня кредит доверия в твердой валюте в банке имени Валеевой. Просто интересно, есть ли у этого кредита конец?.. Потому что мне доверять уж точно не надо.
Я и сам себя ни до конца понимаю. Думал, в Европе поотпустит.
Нихера.
Хотел бы я как Громов. Свалить и прикатить обратно с какой-нибудь моделькой. Просто жить, а не вариться каждый день в котле из собственных пороков.
– Ты меня не хочешь? – Тая вдруг поднимает на меня глаза, полные слез. – Совсем? Ты скажи. Я все пойму…
– Я мысленно тебя раз двадцать трахнул.
– Ох… – краснеет она, зрачки с ужасом округляются.
– Во всех возможных позах, Тая.
– Заткнись, Соболев. Боже, прошу, – шипит она, стыдливо закатывая глаза. – Просто заткнись.
– Нет уж, слушай, как это было. Раз решилась на такое, солнце, – многозначительно смотрю на острые горошины, спрятанные за черной прозрачной тканью. – Нам одним со стояком мучиться?
– Я не хочу, – трепещет. – Вань, отстань. Это треш какой-то.
Смеется заливисто. Голову запрокидывает, а я длинной шеей любуюсь.
Её движения бьют по члену с ровно такой периодичностью, как надо, поэтому вжимаю ее ягодицы в себя поплотнее, чтоб не слить, как слабак.
– У нас уже везде было, – продолжаю, пока несу девчонку в коридор. Надо уходить, пока окончательно не подкинуло, и больше такого не допускать. – На кровати и в ванной, и на столе. Вот на этом, – киваю на кухню. – Я тебя даже в родительском туалете выебал.
– Ваня, – ахает Тая и возмущенно бьет ладошкой по спине. – Не говори так никогда.
– А ты больше не делай так… когда я не готов.
– А когда ты будешь готов? – снова превращается в яркую соблазнительницу.
Набрасывается на мой рот, как кошка.
Припираю Таю к стене. Она вздрагивает от соприкосновения с холодной поверхностью, но недовольства не выказывает. Наоборот, становится активнее. Проникает пальчиками под ворот моей футболки и разглаживает мышцы на спине.
– Когда? – повторяет требовательно.
Пф-ф…
– В Москву… слетаю, – отклоняюсь и смотрю в стеклянные от желания глаза. – И готов.
– В Москву?..
– Ага.
– А надолго, Вань?
…
– На неделю…
Блядь.
К чертям собачьим всё.
Набрасываюсь на припухшие губы и целую напоследок так, как мне хотелось бы. Уверенно и яростно, будто сожрать хочу. Тая всхлипывает, раздирает мою спину коготками, трется о стояк всё отчаяннее.
Её ноги разведены, поэтому я помогаю: увеличиваю темп и ловлю каждое микроизменение на хорошеньком личике. Чувствую, как ноги начинают подрагивать, а округлые бедра простреливают первые спазмы.
В глазах Таи расфокусированность и полнейшее непонимание, что именно происходит с её телом.
Ей одновременно хорошо и страшно.
Смотрю успокаивающе, давая понять, что все в порядке, она в безопасности, просто находится на краю своего первого в жизни оргазма. Их у нее будет ещё много, но я запомню только этот.
Отчаянно ловлю вскрик своим ртом, а когда Тая достигает пика и безвольно на мне оседает, упираюсь лбом в стену и прикрываю глаза…
Глава 21. Тая
– Как думаешь? – спрашивает мама, сдвигая плотную шторку.
Вырубаю экран телефона и бегло осматриваю черное платье-рубашку с рядом мелких пуговиц. Выглядит неплохо, но уж слишком мрачное. Все же лето на дворе.
– Может… что-то более современное, мам? – вздыхаю устало. – Я могу посмотреть на свой вкус.
– Мне не надо современное. И на твой вкус тоже не надо, – мотает она головой, крутясь перед зеркалом. Приглаживает волосы. – Сказала же, мне нужна классика. Я не могу появиться на конференции в чем-то обтягивающем или коротком. Там будут одни кандидаты медицинских наук. Уровень публики, понимаешь?
Пропускаю мимо ушей очередное заявление с долей снобизма. Делить людей на уровни – мамина традиция. Будто среди кандидатов любых наук нет плохих людей. Непорядочность везде есть, и это не зависит от количества прочитанных книжек.
– Современное не значит обтягивающее. Может… – задумчиво рассматриваю гибкую фигуру мамы. – Костюм тебе купим? Брючный. Сейчас самый тренд. Под него можно даже футболку поддеть.
– А это что? Совсем плохо? – замирает она, глядя на меня через зеркало.
– Нет, неплохо, оно идет тебе, очень, – спешу ее успокоить. – Просто скучновато…
Мама стискивает зубы, будто бы злится.
– Ну… как тебе бывает весело, мы уже с отцом видели, – с укором выговаривает.
Бегло озираюсь по сторонам, чтобы никто не услышал.
– Ма-ам, – возмущенно отвечаю, вскакивая с места. – Я же просила тебя.
Задернув штору, она оставляет моё искреннее возмущение без ответа. Пыхтит, переодеваясь, я тоже пытаюсь успокоиться.
Верчу телефон в руках.
Прошло три дня, с тех пор как Ваня ушел из моей квартиры. Это стыдно, но он ни разу не позвонил. Было три сообщения. Исключительно в ответ на мои.
Как долетел? – Отлично.
Как погода в Москве? – Тепло, но ветрено.
Когда обратно? – Я напишу, Тая.
И всё.
Слишком мало, чтобы я могла опереться на эту переписку и продолжить считать, что мы встречаемся. Вопреки здравому смыслу, я всё равно, с упорством беговой лошади продолжаю искать Ване оправдания.
– Вести себя надо нормально, – говорит мама, выбираясь из примерочной. Стремительно уходит из магазина, так ничего и не купив. Я едва поспеваю. – Женщина для мужчины должна быть единственной и чистой. А ты…
Разочарованно морщится оборачиваясь. Кидает оценивающий взгляд на мой джинсовый комбинезон и открытые, загорелые ноги. Машет рукой, мол, понятно с тобой всё.
– Давай уже скорее. Зайдем, пообедаем в ресторане на первом этаже, у них отличное меню, без фаст-фуда, – предлагает она примирительно.
Но мне вдруг так обидно становится.
Не могу молчать. Обычно я не лезу на рожон, но сегодня взвинчена до предела: тем, как ловко Соболев отказал мне, раздетой и возбужденной, в первом сексе, а ещё как холодно он со мной общается, находясь в столице.
И вообще, я чувствую, что моя дорога жизни свернула явно не туда, а я продолжаю бежать по ней вприпрыжку, размахивая сумочкой.
– Значит, я распущенная, мам? – спрашиваю резко.
Останавливаюсь. Встречный поток людей, начинает обходить меня стороной.
– Ты мне зубы-то свои красивые не показывай. Вспомни, от кого они тебе достались? – Цедит она, подхватывая меня под локоть. Тащит за собой. – Я тебе как есть говорю. Кто тебе еще правду скажет? Мы с отцом в институте познакомились. Первый курс меда. Общежитие. Я до папы даже не целовалась ни с кем. А о том, что и в каком виде ты вытворяла, вообще речи быть не может. В наше время за такое позорище из института отчисляли, и на учет ставили.
– Хорошо, что на костре не сжигали, – шепчу яростно.
Поправляю лямку рюкзака.
Спустившись на эскалаторе, заходим в темное помещение ресторана. Выдыхаю, ощущая прохладную свежесть от работающего кондиционера.
– Добрый день! Подскажите, пожалуйста, вы планируете отдыхать вдвоем? – услужливо спрашивает девушка с бейджем.
– А вы видите еще кого-то? – закатывает глаза мама и, не дождавшись администратора, отправляется вглубь зала.
Какое у нас с ней разное понимание позорища…
– Вы простите, – тараторю девушке. – У женщины горячка.
Понимающе улыбаемся друг другу.
Усевшись напротив, принимаюсь с интересом разглядывать, как мама извлекает из сумки жидкость для дезинфекции и смачивает салфетку, чтобы протереть стол.
– Так… так что с Ванечкой? – спрашивает. – Надеюсь, вы ещё встречаетесь?
Нервно сглатываю слюну.
– Конечно, – потираю нос.
– А его родители? Как Яна Альбертовна?
С теплотой улыбаюсь и отвожу глаза на панорамное окно, за которым ездят автомобили.
– Ой, она тоже отлично. Мы недавно созванивались. Она мне рассказывала, как они с Богданом Анатольевичем познакомились. Представляешь, они со школы вместе. Больше двадцати пяти лет. У них такой дом красивый, трехэтажный, – без умолку болтаю. – И сад за ним, там Яна Альбертовна вишню посадила. Сладкая такая, ум отъешь.
– Было бы у меня время, я бы тоже домом занималась, – мама дует чуть исправленные косметологом губы. – В этом месяце ночных смен опять наставили, хоть умирай в операционной. А работать некому... Ты там сильно у Соболевых не отсвечивай, не надоедай. А то скажут, что ты у нас невоспитанная.
– Я не надоедаю, – фыркаю.
– А вообще, семья у них отличная. У муженька-то мэрского с генами не очень. Соболевы простые, из рабочих, ещё и выпивающие на регулярной основе.
– Мама, не надо, пожалуйста.
Становится вдруг обидно за Богдана Анатольевича.
– Это правда ведь. А вот у самой мэрши родители аристократы. Шацкие. Ты ещё маленькая была, мы Альберту Шацкому операцию делали. Простую. Эндоскопическое удаление межпозвоночной грыжи. Они потом на ужин к себе домой приглашали. Там и Яна Альбертовна была, и Ваня твой мелкий. Ему тогда года четыре было, а тебе и того меньше.
– Ого, – округляю глаза от восторга.
Это значит, мы с Соболевым с пеленок знакомы!.. Вау!
– Сестра-то у Яны Альбертовны пробивная такая помню. Оля, что ли. Или Таня. Забыла, – машет рукой и вытягивает стройную шею. – Здесь кто-нибудь собирается брать у нас заказ? Цены взвинтили, а обслуживание никакое. Напиши потом им отзыв, Таисия. Не поленись.
– Угу, – морщусь.
Я скорее пальцы себе оторву, чем буду кому-то негативный отзыв писать.
Когда пыхтящий, перепуганный официант наконец-то принимает наш заказ, мама снова обращается ко мне:
– Так вот, гены там, Таисия, отменные. От такого парня, как Ваня, надо детей рожать.
– Мама, блин.
– Что? – назидательно выговаривает. – Я тебе дело говорю. Я в генетике, извини меня, разбираюсь. Дурой будешь, если такого парня упустишь.
Прикрываю глаза, потому что чувствую, что она нащупала мою больную мозоль и я вот-вот разревусь прямо над котлетой из индейки, приготовленной на пару.
– Знакомство у вас, конечно, вышло не очень, – продолжает лекцию, словно для своих интернов. – Для начала отношений повторюсь, ты вела себя слишком развязно. Я даже засомневалась, что Иван с тобой останется. По моему мнению, с легкодоступными парни быстро прощаются, в жены же выбирают более целомудренных девочек.
Вспоминая своё поведение три дня назад, в груди всё каменеет. Может, Ваня поэтому не звонит? Считает, что я перегнула палку?
Зачем послушалась Мийку? Вечно у меня своё мнение на нуле. Ведомая Тайка…
– И откуда только у тебя такие познания, мам? – язвительно отвечаю. – Если папа был единственным.
– Не груби матери, Таисия. Я жизнь уже повидала. А отец – мой первый и последний мужчина. И вообще, дома не живешь неделю, а уже забыла золотое правило. За столом мы не разговариваем, чтобы не перекладывать процесс пережевывания на кишечник. Статистику по выявлению онкологии называть тебе не буду, надо будет сама почитаешь.
Принимаюсь вяло перекладывать содержимое тарелки вилкой, обдумывая сказанные мамой слова.
Позже, пока добираюсь до дома, мысли обретают форму неясной тревоги. В этом состоянии принимаю душ, втираю в лицо и шею крем с сывороткой и заплетаю тугую косу на ночь.
В полной темноте проводу большим пальцем по экрану айфона.
Уведомлений нет, поэтому разворачиваю переписку с Ваней, чтобы посмотреть, во сколько именно он был в сети? Разочарованно вздыхаю, увидев, что Соболев отключил данную функцию на своем устройстве.
Закусив губу, пытаюсь не разрыдаться, потому что в этот момент остро кажется, что он это сделал специально. Из-за меня.
Чувствую себя паршиво. Мухой надоедливой, которую гонят, а она все равно тут как тут.
Но… всё ведь не может так закончиться? Что скажет мама?
Набравшись смелости, нажимаю на кнопку вызова и слушаю долгие гудки, которые заканчиваются звуком автоответчика. Но мне этого мало. Я повторяю звонок ещё три раза. Результат аналогичный.
Постыдный и ещё сильнее заставляющий тревожиться…
Всхлип, больше похожий на писк, выходит из груди самопроизвольно. Я две недели играю перед всеми роль девушки Соболева, при этом понимая, что на самом деле наши отношения – это пшик…
Пшик, в который я сама поверила…
Глава 22. Тая
– Что с тобой, Тайчонок? – спрашивает Ива, закрепляя косичку резинкой.
Кудрявые волосы смешно топорщатся. Я слабо улыбаюсь.
– Всё в порядке, Подорожник.
Прозвище, которое я придумала Иве Задорожной в детстве, кажется мне очень милым и правдивым. Она и правда похожа на это благородное растение. В прямом смысле выросшая «у дороги», моя девочка не растеряла внутренней доброты, милосердия и света. Ими Подорожник может исцелять сердца людей, как например сейчас – моё.
Когда я склоняю голову к ней на колени, Ива ласково перебирает мои волосы. На её приезд с ночевкой мы договорились давно. Вообще, хотели отметить новоселье, но Мия немного приболела.
Наша любимая забава с детства – веселые пижамные вечеринки. Как правило, мы проводили их у меня дома. Родители почти всегда на сменах в больнице, квартира в полном нашем распоряжении.
А мы черпали взрослую жизнь по чуть-чуть, урывками.
Однажды Мийка вытащила у своего отца сигару из кабинета, и мы сутки кашляли от её удушающей вони. До сих пор, как вспомню, так в горле першит. В другой раз мой сосед дядя Гена, купил нам бутылку красного вина, и мы с Алиевой от души напились. Ива с нами не стала, она в такой забаве не видит ничего смешного или классного. Зная ее родителей, вполне понимаю. Зато было кому всю ночь подставлять тазики и припоминать нам это до конца жизни.
Сегодня мы с Ивой тоже в пижамах, но настроения веселиться совершенно нет. И Мии с нами нет.
Наверное, это нормально: когда подруга выходит замуж, она вдруг резко пропадает со всех радаров. Только вот грустно получается. Будто бы детство кончилось, а мы не наболтались.
– С Ваней поругалась? – спрашивает Ива.
