Текст книги "Мой Однолюб. В его сердце другая (СИ)"
Автор книги: Лина Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 6. Тая
Уворачиваюсь от Вани, на этот раз уже вполне открыто, не стесняясь. Хватит прятать зубы, Валеева. Королева красоты ты или кто?
Безусловно, ЕГО прикосновения мне приятны, но будь рядом кто-то другой? Да тот же Макс, к примеру, я бы так обращаться с собой не позволила. Так зачем же давать скидки Соболеву? Просто потому, что я сохла по нему последние полтора года?
– Я не очень люблю, когда меня трогают чужие люди, – с вежливой модельной улыбкой произношу, при этом не замедляя шаг. – Прости, Ванечка.
– Окей, – отвечает Соболев иронично, убирая руку в карман шорт. – Не возражаешь, если я покурю?
– Кури, – пожимаю плечами.
Когда мы подходим к подъезду, в котором на втором этаже располагается мой номер, останавливаемся и в полумраке южной ночи смотрим друг на друга. Завороженно слежу за тлеющим угольком сигареты, резко очерченными мужскими губами, а потом сталкиваюсь с Ваней взглядами.
Снова играюсь… С огнем. С Соболевым.
Яркие, сверкающие глаза – облако выдуваемого из легких дыма – зона паха и снова глаза.
Черт.
Обжигаю роговицу об пылающие расширенные зрачки. Отворачиваюсь. Вдруг понимаю… Я обожаю побеждать.
Просто не его…
Вообще, в этой тишине неожиданно приходит осознание. В чем смысл того, что я тут стою? Снова его жду? Просто стены университета и спортивного клуба сменились на более приятную картинку «олл инклюзив»?
– Я пойду, Вань, – разворачиваюсь на каблуках.
– Я тебя провожу, – слышу над ухом хриплое.
В нос проникает запах сигарет, смешанный с мужским парфюмом.
Не знаю, почему, словно послушница, поднимаюсь по лестнице. Не понимаю, почему снова молчу и слова ему сказать не могу. Мистика. Проклятые чудеса.
Открыв электронный замок картой, устанавливаю её в специальную подставку, и номер озаряется мягким светом. Первым делом убираю с кровати любимую розовую пижаму под подушку.
– Ммм, у тебя здесь даже чайник есть, – с иронией выговаривает Ваня. – И окно…
Закатываю глаза.
Это так глупо с его стороны, хейтить меня за родителей.
Ведь их не выбирают.
Я бы очень хотела иметь такую же семью как у него. Родителей, которые арендуют целую виллу, чтобы провести время с детьми. Брата и сестру, которые всегда поддержат.
Но глупо тратить свою жизнь на уныние и страдать из-за того, что для родителей ты всегда в лучшем случае на втором месте, а то и намного дальше. Моё одержимое желание всё время на конкурсах доказывать, что я хоть в чем-то первая, пожалуй, связано именно с этим.
Первая!.. Значит, в чем-то единственная…
Усевшись на краешек кровати, скидываю босоножки и разминаю уставшие ступни. Украдкой наблюдаю, как Ваня усаживается на стул напротив.
Мой номер – стандартный двухместный. Сдвинутые в одну две кровати-полуторки, письменный стол и стул, небольшое кресло с торшером, стандартная ванная комната с душевой кабиной. На полу светлый ковролин, на окнах уютные шторы. Здесь довольно мило, но не настолько, чтобы двадцатидвухлетний мужчина так долго рассматривал обои.
Мы снова просто молчим.
Ровно за секунду до того, как рождается неловкость, Ваня спрашивает:
– Зачем тебе это?
Его глаза наконец-то находят успокоение на моём лице, а руки сцепляются в замок на груди.
– Что именно, Вань?
– Эти выставки собачьи… Нахера?..
Внутри разочарование разливается. Мне ведь действительно это нравится и никакая я не собака.
– Я же сказала… там в беседке.
– Херня это всё, что ты сказала.
Пожимаю плечами.
– Тебе виднее, Вань… Ты ведь меня сегодня в первый раз видишь? Я считаю, уже можно делать выводы.
– А мне для того, чтобы делать выводы, годами с тобой разговоры разговаривать не надо. Херня она и в Африке херня, – отвечает он нагло.
Смотрим друг на друга в упор. Неуютно становится. Вдруг понимаю, что он действительно чужой.
Чужак из другого племени. Мой жизненный опыт не поймет и не оценит.
– Ну спасибо за мнение, – поднимаюсь с кровати и киваю на дверь. – Мы обязательно внесем его в базу…
И тут же забудем, про себя договариваю. Мы блондинки, нам можно.
– А сейчас я хочу спать, спокойной ночи, Вань, – отстраненно произношу, поправляя лямку на топе.
Опираюсь на стену, и жду, пока Соболев поднимется.
– Спокойной ночи, – хрипит он, проходя мимо.
Мельком окидываю взглядом рельефное тело, снова зависая на тех частях, которые, как всегда, особо рады меня видеть.
– Блядь… – слышу рокот.
Рывок и Ваня нависает сверху. Не касаясь, но доминируя. Его нервное дыхание флюидами передаётся и мне.
– Ты что делаешь? – шепчу яростно.
Укладываю ладони на крепкие плечи и пытаюсь сдвинуть, но где мне там. Полгода, проведенные в тренажерке нервно курят, в сравнении с десантной подготовкой.
– Че ты на него все смотришь? – спрашивает Соболев, опуская глаза вниз и делая еще шаг на меня. Облизывает обветренные губы. Расстояние между нами становится сантиметров пятнадцать, а его выдающийся пах и вовсе практически касается моей юбки. – Если что-то предложить хочешь, говори прямо, Тая.
– Ничего я не хочу, – тяжело сглатываю слюну и вжимаюсь в стену так, что больно становится. – С чего ты взял?
Наконец-то отлепляю взгляд от кола в его шортах и смотрю прямо перед собой. Получается ровно на выдающийся кадык. Снова сжимаю ладони, плавно перемещая их на покрытые короткими выгоревшими волосками предплечья, чтобы сдвинуть, но Соболевское восприятие фиксирует этот жест, как фактическое согласие самки, поэтому мужское тело наваливается на меня всей тяжестью.
От него будто бы волны жара исходят, мне тут же хочется двух вещей – или свежего воздуха, или сгореть в этом пекле до самого остатка.
– Не начинай игру, если не готова к главному призу, – строго выговаривает Ваня мне на ухо.
Кружу глазами по загорелой шее и воротнику футболки.
– А ты ведь не готова, Тая? – спрашивает он, подаваясь бедрами вперед.
Чувствую, что колени подгибаются. Тело лихорадит приятным возбуждением. Запретным. Странным. Первобытным.
Поднимаю подбородок и заглядываю в серо-зеленые глаза.
– Не-ет, не готова, – отвечаю сдавленно.
– Вот и отлично, – кивает Соболев, совершая шаг назад. Мир мгновенно обратно складывается пазл к пазлу. – Надеюсь, впредь ты будешь вести себя лучше.
Он отодвигается, окидывает меня быстрым, хищным взглядом. Линию груди, живот, бедра, пальцы на ногах. Потом снова смотрит в глаза. Мстит.
Моим же оружием бьёт и у него получается, потому что от будоражащего желания еле заметно ерзаю бедрами по поверхности стены. Тут же чувствую, что краснею от стыда.
Ваня удовлетворенно кивает. А потом, поправив шорты, покидает номер.
Глава 7. Иван.
– Вань, ты бабушке позвонил? Я тебя вчера просила, – спрашивает мама, усаживаясь за стол.
Смешно стряхивает накрахмаленную салфетку и укладывает себе на колени. Затем протирает вилку одноразовой салфеткой. Подобные приготовления к завтраку отец называет «барскими замашками», а маму «моя любимая интеллигенция».
– Позвонил, – отвечаю. Доедаю последнюю ложку овсянки и отодвигаю тарелку.
– Спасибо, сынок. А что там было-то? Почему я до неё дозвониться не могла? Уже переживать начала, даже папу хотела отправить к ней.
Мамины родители – Шацкие – довольно долго жили за городом. Пять лет назад дед скоропостижно скончался, и бабушка переехала поближе к нам. С тех пор помогаем.
– Она случайно твой номер в черный список добавила, – отвечаю.
Сонька смеется, а потом резко замолкает и утыкается в тарелку. Видимо, забылась. Со вчерашнего вечера со мной не разговаривает. Как сказать шестнадцатилетней малой, что кент, пригласивший её на танец, уже два дня барыжит в отеле запрещенными веществами?
– Ну бабушка даёт. В черный список! – звонко смеется мама. – Старость не радость. Скоро и сами такие будем. Ну ты всё починил, Ванюш? Справился?
– Да, конечно, всё сделали. Можешь уже позвонить.
– Ну и отлично. Тебе блинчиков взять? Я видела, здесь, как ты любишь, не очень тонкие.
– Если только парочку, – пожимаю плечами, поглядывая в сторону шведского стола. – Хотя сиди, я сам принесу.
– Ой, спасибо, – усаживается мама снова на стул и смеется.
Когда она улыбается, у нее на щеках появляются озорные ямочки. Такие же есть и у меня. В двенадцать лет мне об этом сообщила Машка, моя старшая сестра, и где-то до четырнадцати я старался вообще не улыбаться. Когда было смешно, сжимал зубы до хруста. Просто не хотел быть похожим на девчонку.
Эта история стала вроде памятной в нашей семье. На каждом торжестве теперь припоминают и просят улыбнуться.
Разминая шею, подхожу к раздаче и встаю в очередь за Мисской.
– Привет.
Тая кидает на меня дежурный скучающий взгляд.
– Привет.
Отворачивается и складывает руки на груди.
Обиделась значит.
Как дебил пялюсь на узкую поясницу, с выступающими над ней позвонками, и низкий пояс джинсовых шорт, резко контрастирующих с увлажнённой загорелой кожей. На Тае снова короткий топ и она совершенно точно без лифчика. А я без тормозов, потому что между ног снова внушительный камень.
– Чего тебе красавица? – спрашивает её местный «Серкан».
– Панкейк, – отвечает она с улыбкой.
С «Серканом»-то ведет себя приветливее, чем с русским Ваней.
Это обидно.
– Одьин? – лыбится поваренок.
– Да, пожалуйста.
– Ты не объешься, Королева? – интересуюсь на ухо, подаваясь корпусом чуть вперед.
Она намеренно отодвигается и с достоинством принимает белоснежную тарелку с одним золотистым панкейком в центре.
– А мёд можно? – вежливо интересуется.
В мою сторону больше не поворачивается. Не смотрит, как вчера, свысока и нагло. Вообще, никак не смотрит.
Зависаю, глядя вслед удаляющейся округлой заднице. Тая выбирает свободный стол, аккуратно ставит на него тарелку и идет наливать себе чай. Следом за ней шагают к бойлерам как минимум десять пар мужских глаз.
Повезет же её мужику. Всю жизнь мух назойливых отгонять.
– Что вам? Алё-ё-ё… – пытается докричаться до меня «Серкан».
Очередь позади начинает возмущаться.
– А? – потираю гладко выбритый с утра подбородок. – Фух… Что мне… Блины. Пять штук.
Дождавшись своей порции, отправляюсь обратно за стол, незаметно поправляя шорты. Пожалуй, это будет девизом этого отпуска. Поправь стояк, тюфяк!
Надо было принять приглашение Рори и зайти к ним ночью на огонёк, но я посчитал, что отдых у нас семейный и блядовать в отеле будет не совсем уместно.
– Завтра папа приезжает, – радостно произносит Сонька, хватая блин с тарелки.
– Да, наконец-то, – мечтательно выговаривает мама.
Полтора года назад родители отметили серебряную свадьбу. Ну, как отметили. Сгоняли вдвоём в Венецию. Они всегда говорят, что это только их праздник, поэтому абстрагируются от нас как могут.
Снова кружу взглядом по светлому залу. Зрачки так и тянет посмотреть в то место, где осела наша Мисска.
Внимательно слежу, как она пальчиками отламывает кусочки от своего панкейка и старательно пережевывает их, как синичка на ветке. На входе в ресторан замечаю её ближайших родственников.
Я не сотрудник отдела опеки, но даже мне кажется кощунственным то, как равнодушно чета Валеевых проходит мимо стола, за которым завтракает их дочь. Как сухо ей кивает отец, а мать и вовсе игнорирует.
Ну и где же пожелания доброго утра?
Ещё ужаснее реакция Таи, потому что этой грёбаной реакции просто нет. Ноль. То есть это в порядке вещей у них. По-валеевски. Как Отче наш, короче!
А… нет, она всё-таки реагирует. Снова оттягивает нижнюю губу и смотрит прямо перед собой, в одну точку, из которой как гриб после дождя вырастает очкарик-москвич.
Ох, Максимка!
– Надо было Таю к нам за стол позвать, – произносит мама. – Она там, как неродная. А что это с ней за мальчик?
– Без понятия, – скрываюсь за кружкой с чаем. Ныряю в экран телефона, чтобы отвлечься от разговора.
– Это Макс, мам, – вступает Сонька, немного снизив голос. – Ему Тая понравилась. Он её вчера на свидание позвал. Но она отказалась. У неё парень в городе есть. Его Роберт зовут.
– Парень, – разочарованно тянет мама. – Ох, жаль…
– Почему это? – бормочу.
– Я думала, ты к ней приглядишься, Вань…
Глава 8. Тая
– Тая, – приветливо улыбается мэр Соболева, расправляя складки белоснежного сарафана. Даже на отдыхе всегда собрана. Эта женщина восхищает и притягивает всех вокруг. Даже Макс заинтересованно смотрит. – Как тебе отдыхается?
– Спасибо, все хорошо.
Если быть честной, чувствую себя неловко из-за того, что со мной за столом посторонний молодой человек. Не хочу, чтобы Яна Альбертовна подумала, что я слишком ветреная девушка и за один вечер нашла себе того, с кем тут же завтракаю.
– Заходи к нам сегодня после ужина, Тая. Мы собрались играть в ассоциации и есть попкорн, а потом я хочу поговорить с вами, как с продвинутой молодежью города, – заговорщицки подмигивает она. – Нужен ваш экспертный совет. Это важно.
– Хо-рошо, – растерянно выговариваю. – Я зайду…
Посматриваю в центр зала, откуда моя мама подозрительно на нас всех смотрит и широко мне улыбается.
Многократно, как пластмассовая кукла, киваю Яне Альбертовне.
– Отличного дня, – она прощается и оставляет за собой только шлейф изысканных духов.
Машу мимо проходящей Соньке, пытающейся усмирить свои торчащие в разные стороны кудри-пружины.
В нос пробирается легкое амбре красного «Мальборо». Так, я догадываюсь, что Мистер «Не смотри на меня» где-то рядом. Стискиваю зубы и пялюсь в упор на ничего не подозревающего Макса.
В течение всего нахождения в ресторане я чувствую на себе взгляд серо-зеленых глаз. И это странно.
То с каким рвением Иван Соболев неожиданно стал замечать моё скромное существование где-то глубоко в душе вызывает многократные, расплывающиеся по всему организму спазмы.
Быть объектом его глаз – необычно. Даже если я, как сказал ему вчера, «не готова».
Когда он ушел, я… черт возьми, я нюхала пальцы, которыми трогала его плечи. Только такая дурочка, как я, может похвастаться тем, что её возбуждает смесь запахов сигарет, мужской туалетной воды и моря.
Может, я вообще латентный курильщик? Тогда… что мне покурить, чтобы всё прошло?
В результате долгих раздумий, лёжа в гостиничной кровати, я решила больше не смотреть на него.
Совсем.
Иван Соболев для меня отныне Человек в железной маске, на которого, если посмотришь – смерть. В железной маске и… в железных трусах, получается.
Я полночи над этой мыслью хохотала. Даже не выспалась.
– Привет, Иван, – здоровается с Соболевым Макс, пока я скучающим взглядом исследую ближайшие столы. – В баскетбол играем сегодня?
– Здорова, Макс. Да, часов в одиннадцать давай.
– Заметано. А ты чем займешься, Тая? – обращается ко мне москвич.
– На пляж пойду.
– Я к двенадцати тоже к тебе присоединюсь.
Неопределенно веду плечами и замечаю мужские, поджарые ноги, покрытые короткими светлыми волосками, обутые в черные сланцы.
Подношу к губам белоснежную чашку с чаем как раз в тот момент, когда перед моим лицом приземляется тарелка с довольно упитанным панкейком.
– Серкан тебе передал, – хрипит Иван.
– Кто? – удивляюсь, не поднимая подбородка.
Посматриваю в зону открытой кухни, откуда счастливо лыбится турок. Закатываю глаза, пододвигая тарелку. В конце концов, я так и так собиралась нарушить данное себе слово и сходить ещё за одним.
Но это последний день такой расхлябанности, иначе не видать мне ни области, ни «Краса России».
– Приятного аппетита, – снова шуршит над головой голос Соболева.
– Спасибо, – киваю равнодушно.
– Не объешься только смотри.
– Угу.
Солдафон.
Макс через некоторое время тоже уходит, а ко мне сразу же подсаживается мама.
– Зачем к тебе Соболева подходила? – тут же спрашивает.
– Попросила помочь.
– В чем? – удивляется так, будто я не в силах кому-то помочь.
Тяжело вздыхаю.
– Пока не знаю в чем, мам.
– Ладно, – машет она рукой. – Мы с папой в Каппадокию поедем. На два дня. Ну ты, наверное, с нами не хочешь?
– Не хочу, мам. Поезжайте вдвоем, отдохните.
– Ладно. Мы пойдем за гранатовым соусом сходим. Медсестры просили, а потом у нас конференция. Для нас с папой целый видеомост организовали. Вот так хотели, чтобы мы с докладами там выступили.
– Классно. Поздравляю. А какая тема?
– Инновации на операционном столе. Тема дурацкая, но нужная.
– Ого.
– То-то же, Тайка. Так что ты давай тут, сама.
– Ладно, – вздыхаю и машу рукой.
– И на булки сильно не налегай, я тебе говорила – на завтрак надо белок есть. Лучше бы креветок поела.
– В обед поем.
– В обед… В обед как раз уже углеводы бы подключить.
– Подключим, мам, – снова смеюсь. – Я пойду.
Выйдя из ресторана, дышу свежим, ещё не совсем горячим воздухом и медленно дохожу до своего корпуса. Там обмазываюсь спф-кремом и напяливаю купальник. На этот раз белый.
Телефон нетерпеливо вибрирует на кровати. Укладываясь на прохладные простыни, отвечаю на звонок:
– Привет, Ми,
– Привет, Тай. Забыла про подругу, – с обидой в голосе выговаривает.
– Прости. Отпуск, сама понимаешь. На пляж собираюсь.
– Везет тебе. Нам с Миром море только на пенсии светит, когда ипотеку выплатим.
– Зато всё сами, – смеюсь в ответ. – Вы ведь этого хотели?
– Ага. Я тебе с новостью звоню, тетя Тая.
Прикрываю рот ладонью, чтобы не завизжать.
– Ты сходила на УЗИ? Боже… Кто?..
– Девочка, – радостно выговаривает Мийка. – Как и договаривались. Дочек называем в честь друг друга.
– Мия… это просто… вау! Маленькая Таисия. У меня слезы, – обмахиваюсь каким-то буклетом с тумбочки.
Подумав, извлекаю из-под подушки зажигалку и сжимаю её в руке.
– Я тоже постоянно реву. Мир все время на работе, Ива на подработке, мне тебя не хватает.
– Скоро приеду, девочка моя.
Зажигая яркое пламя, на секунду задумываюсь, стоит ли рассказывать новоявленной Громовой, что здесь Соболевы. А потом решаю, что не буду.
– Рада за вас, еще раз поздравляю. Девочка! Подумать только.
– Пока, – прощается Мия.
Девочка!
Мы со школы дружим. Мия, Ива и Тая. Кто бы мог подумать, что у Алиевой у первой дочка будет.
Чувствуя радостное возбуждение и готовность расцеловать весь мир, выбираюсь на пляж. А уже вечером, вернувшись в номер после ужина, бреду в душ и укладываю жесткие от солнца волосы. А затем натягиваю топ с джинсовым комбинезоном-шортами, долго и упорно настраиваю себя на встречу с Ваней, глядя в зеркало, и наконец-то… отправляюсь к Соболевым.
Глава 9. Тая
– Пушкин, – произносит загадочно Ваня, награждает меня своим фирменным прищуром и размещает в центре стола перевернутую картинкой карточку.
Я знаю, что такое «Иманджинариум» и даже люблю поковыряться в чужих мыслях, но подобный захватывающий интерес к настольной игре у меня определенно впервые.
Нервно сглотнув, отворачиваюсь.
Злюсь.
Мой план не замечать Соболева был провален ровно в тот момент, как мы уселись за круглый стол на террасе Соболевых.
Наши глаза оказались прямо напротив. Так, что им чертовски сложно было не столкнуться друг о друга.
Встречная полоса, яркий свет, отчаянный крик души и я наглухо… Вернее, снова не могу на него не смотреть. Физически не могу. Это выше моих сил.
Вот уже тридцать минут, на мужском лице не стираемая ухмылка.
Он понял.
Он всё понял. Я снова ему проиграла.
Потираю пылающую щеку. Ну, и ладно. Зато у меня с фантазией порядок.
В выданных мне картах, на которых нарисованы различные абстракции, нахожу максимально отдаленно напоминающую ассоциацию «Пушкин». А именно: зеленый дуб посреди желтого поля.
Вообще, «Иманджинариум» коварная игра. Побеждает тот, кто загадывает не слишком очевидные ассоциации, но и не совсем сложные – кто-то из игроков за столом всё же должен разгадать ход твоих мыслей, иначе не получишь необходимые баллы, чтобы дойти до финала.
Когда Яна Альбертовна с Сонькой выкладывают свои карты, перемешиваю все наши ассоциации и переворачиваю.
Все, кроме Соболева, широко улыбаются и незамедлительно выкладывают фишки. Они указывают именно на Ванину картинку.
– Опять? – морщится Соболев.
Он вскакивает с места.
– Я больше с вами не играю, – произносит нахмуриваясь.
Я лыблюсь как сумасшедшая. Даже посмеиваться начинаю. Снова и снова окидываю взглядом широкую грудь, бицепсы, которыми могу любоваться благодаря футболке без рукавов. Соболев забрасывает руки за голову. На животе появляется полоска голой, загорелой кожи на твердом прессе.
– Ты просто не умеешь проигрывать, Ванюш, – ласково выговаривает Яна Альбертовна.
– … и фантазировать, – добавляет Сонька очевидное.
Снова потираю пылающую щеку и слизываю с губ соль от попкорна.
– Да, с этим проблемы, Вань, – соглашаюсь, убирая в «бито» карты.
Это слишком очевидно. Слишком.
Но он… такой прямолинейный. Видит золотую рыбку – говорит Пушкин, замечает откровенный взгляд – прижимает к стенке.
– Ваня бесхитростный, Тая, – сообщает хозяйка виллы.
– Мам, – сдвигает к носу широкие брови Соболев, на лбу образуется складка. – Хорош, окей? Я не тупой.
– Боже, – она округляет глаза. – Разве я так сказала? Ты выиграл всероссийскую олимпиаду по географии, – с придыханием выговаривает. – В десятом классе. Ты очень способный.
– Сегодня звучит неубедительно, мам, – дуется Соболев.
Мы с Сонькой переглядываемся и в момент взрываемся диким хохотом.
– Ах, так, – тоже улыбается Ваня и словно из пулемета начинает обкидывать нас попкорном.
– Иван, – строго ахает наш мэр и… на моё удивление, хватает миску.
Дальше происходит какая-то вакханалия, в которой наконец-то одерживает победу «победитель всероссийской олимпиады по географии». А потом мы дружно убираемся. И я снова привыкаю к веселому, общительному Ване.
Прекрасному сыну и заботливому брату.
Я вообще ловлю себя на мысли, что чуть-чуть, на один вечер становлюсь членом этой прекрасной семьи. Словно я какая-нибудь Золушка. И вместо принца и кареты мне дали семью без дур-сестер и злой мачехи. Настоящую семью, а не выдающихся хирургов...
А может, и принца дали?..
По крайней мере, когда Соболев не смолит как паровоз свои «Мальборо» и не тычется в меня причиндалами, он действительно выглядит как принц. Добрый, красивый и мужественный. А ещё очень порядочный.
– Хочу поговорить с вами и посоветоваться, – напоминает Яна Альбертовна.
На террасе становится прохладнее, и мы перебираемся в гостиную. Сонька уходит в свою комнату болтать по телефону с подружкой, а я усаживаюсь на диван, стараясь занять безопасное расстояние с объектом своей юношеской любви. Когда он рядом, я всегда чуточку на взводе.
– Я уже много лет курирую кризисный центр для женщин, попавших в сложные ситуации. Он называется «Сама виновата». Может, и ты что-то слышала о нем? – обращается ко мне Ванина мама.
– Да, конечно. Когда мы готовились к конкурсу, нас возили туда и показывали всё, чего вам удалось добиться для центра. Это великолепно! Просто потрясающее место.
– Спасибо, – довольно улыбается Соболева.
Посматриваю на Ваню, как бы говоря «вот видишь, конкурсы – это не собачьи выставки, глупенький». Он окидывает меня взглядом. Внимательным. А затем смотрит зло. Будто мысли прочитал и услышал, как я его обозвала.
Упс. Прикусив язык, отворачиваюсь.
– Осенью, я думаю в сентябре, – кивает самой себе Яна Альбертовна. – Я планирую устроить праздник для деток, проживающих в центре. Но очень бы хотела, чтобы он был полезным. Поэтому прошу вашей помощи. Надо придумать что-то интересное.
– Я пас, мам, – подскакивает с места Ваня, поднимая руки. – С фантазией у меня – сама сказала…
Снова смеюсь. Какие мы обидчивые!
– А то, что в мире существуют Трансильванские Альпы, они узнают на уроках географии. Сами. – Договаривает он уже наигранно и с улыбкой.
Вся его фантазия утекла в чувство юмора и… в штаны судя по объемам.
– Ва-а-аня, – звонко смеется Яна Альбертовна. – Ты, как и папа, знаешь, как меня повеселить. Кстати, у него скоро самолет. Давайте поторопимся, мне нужно срочно позвонить.
– Я не совсем понимаю, чем я могу помочь, – пожимая плечами, робко выговариваю.
К слову сказать, у нас дома я даже цвет стен в своей комнате никогда не выбирала. Поэтому то, с каким уважением мэр спрашивает моего совета, немного пугает попасть впросак и сказать что-нибудь… глупо.
– Может, проведешь что-то типа конкурса красоты для девочек? – подсказывает она.
Задумываюсь лишь на секунду и только собираюсь произнести ответ, как меня опережает Ваня:
– Да ну, мам, бред. Ладно эти, – стискивает он зубы и смотрит на меня. – Уже с головой на плечах, а зачем это мелким? Зачем акцентировать для детей внешнюю красоту?
– А я рассудила это хорошая идея, – задумчиво проговаривает Яна Альбертовна и смотрит на меня, в ожидании чью именно сторону я займу.
– Я согласна с Ваней, – проговариваю тихо, чувствуя на себя недоверчивый взгляд. – Но… я могла бы провести мастер-класс по сценической речи, к примеру.
– Отлично, – она соглашается. – А Иван организует тренировку по боксу.
– Конечно, организует, – пропевает Ваня, поглядывая на часы. – Без проблем, мам.
– Вот и отлично. В таком случае, я передам номер телефона Таисии своему помощнику. Вань, запиши его пока себе.
– Мам, – недовольно одергивает её Соболев, и меня пробирают мурашки. Смутные ощущения, которые я тут же отметаю, как неприятные.
Диктую телефон.
– Вань, – поднимается с места Яна Альбертовна и поправляет свободную белоснежную рубашку, заправленную в джинсы. – И проводи Таю до корпуса. На территории полно нетрезвых.
– Будет сделано, госпожа мэр.
– А вот этот не надо повторять за папой, – усмехается она и обращается ко мне. – Смеются надо мной всё время, Тая.
– Думаю, они любя, – скромно улыбаясь, поглядываю на Ваню.
Мы выходим в южную темную ночь и неспешно идем по каменной дорожке. Я убираю руки в карманы комбинезона, потому что просто не знаю, куда их деть.
– Не возражаешь, если покурю?
– Нет, – мотаю головой. – Кури, Вань.
Он кивает, извлекает из кармана шорт красно-белую пачку и новую зажигалку. Первую затяжку делает нетерпеливо, отчетливо слышно шипение сигареты и то, как его губы смачно выдувают дым.
Принюхиваюсь. Мне так нравится…
– Дай попробовать, – хитро на него смотрю, вытягивая руку.
– Обойдешься, – отвечает Ваня грубовато.
Обидевшись, убираю ладонь. Жалко ему, что ли?
– Не надо тебе это, Королева, – добавляет уже добрее.
Пожимаю плечами и растираю их ладонями. Дорожка плавно перетекает в деревянный настил вокруг подсвечивающихся голубых бассейнов. Наши шаги разливаются эхом по территории и снова смолкают, когда каменная тропинка возобновляется.
У моего корпуса горит свет, но мы останавливаемся чуть раньше, у бетонной колонны.
– Ну… пока? – с волнением выговариваю.
– Пока, – смотрит он на меня с вызовом.
Оставив сигарету в зубах, складывает руки на груди.
Я трусливо стреляю взглядом в пальму за его спиной и уже разворачиваюсь, с весельем вспоминая:
– Кстати, а ты Громовым давно звонил?
– Давно, – бурчит. Зажав сигарету между большим и указательным пальцем, делает новую затяжку.
Руками пытаюсь прогнать дым, раскачиваюсь на каблуках розовых босоножек и весело переспрашиваю:
– Прям давно-давно?
Он не отвечает. А его лицо в раз становится хмурым. Сердитым становится. Но я так счастлива, что не будто бы не замечаю. Как машина на высокой скорости, несусь вперед.
– А я сегодня с Мией болтала. Представляешь, у них девочка будет…
– Какая ещё девочка? – спрашивает он, выкидывая окурок в урну.
– Как какая? – бросаю ему в спину. – Ребенок… девочка. Рожают таких, знаешь?
Смеюсь счастливо.
Широкие плечи прямо передо мной напрягаются, а я продолжаю щебетать:
– Мия на УЗИ сходила наконец-то. Я просто поверить не могу…
– Замолчи, – произносит Ваня тихо.
– Мирон наверное на седьмом небе от счастья. А девочку они Таей назовут…
– Хватит.
– В честь меня, – мечтательно договариваю. – И…
– Блядь, – рычит Соболев, хватая меня за плечи и припирая к шершавой каменной колонне. – Я сказал заткнись.
– Ва-ня, ты… – возмущенно кричу и проваливаюсь в омут теперь уже черно-зеленых глаз в момент превращающихся в угольные.
Он… на меня так разозлился?
Мужские губы в секунду оказываются рядом с моим ртом и кусают. Это не поцелуй. Нет. Это реальный укус. Болючий и резкий. Унизительный, черт возьми.
– Соболев, – визжу и пытаюсь оттолкнуть его. – Ты сдурел?
Нижнюю губу жжет неимоверно, но внутри меня затмение происходит, потому что Ваня вдруг наклоняется. Трется колючим подбородком о пылающую кожу. И в следующую секунду бережно облизывает свой же укус.
Ранит и тут же лечит.
Его язык горячий и руки… совсем жаркие. Этот мужчина весь – одна большая огнедышащая машина.
– Вань, – шепчу ему в рот, стискивая кончиками пальцев футболку на каменных плечах.
– Что? – дышит он часто, снова нападая.
В этот раз нежнее и чувственнее. Толкается мне в рот вкусом табака и попкорна, а ладонью решительно фиксирует подбородок. Свободной рукой сжимает талию. Будто бы перебирая струны арфы, проезжается по ребрам.
– Да… Все на месте, – хрипит.
– Кто? – ахаю.
Он морщится и снова сладко целует. Сдвигает ладонь ниже, захватывает ягодицу и соединяет наши тела в районе бедер. Мою промежность обжигает твердая прямолинейность Соболева.
– Ваня, – пугаюсь, когда он в агонии пытается пробраться под шорты, к стрингам. – Я… не хочу… так.
Черт. То есть как-то все-таки хочу?
Мысли путаются. Соболев отстраняется. Трудно дышит, уперевшись в колонну рядом с моим ухом. Понуро опускает голову и мотает ей, ругаясь.
А потом смотрит на меня непонимающе, фокусирует взгляд снова и снова. Делает шаг назад и растирает лицо.
– Спокойной ночи, Тая, – кивает на окна корпуса.
– Спокойной… ночи, – проговариваю, привыкая к отсутствию его губ на моих губах.
И как я жила почти двадцать лет?
Соболев кивает в пустоту и размашистыми движениями потирает затылок. Путает пальцами короткий светлый «ёжик».
Изумленно наблюдаю, как мощная грудная клетка задерживает дыхание, а квадратная челюсть сжимается, словно от боли.
– Все в порядке, Вань? – бросаю в быстро удаляющуюся спину.
– Да. Прости. Я… позвоню.
Глава 10. Тая
Ночь я помню смутно, потому что постоянно думаю о том, что произошло.
Я… не знаю, как реагировать.
Пожалуй, если бы выпад Соболева случился в прошлом году, я бы с ума сошла от счастья. А сейчас?
Сейчас я думаю о том, что он охренел так со мной поступать!.. Делать так, как ему хочется. Брать, забирать, мучать.
Ранить и лечить.
Лучше бы и дальше не замечал, к этому я как-то привыкла.
За десять часов, проведенных в номере наедине с практически бесшумным кондиционером, я так и не нахожу… просто не могу найти стратегию поведения при встрече с Ваней Соболевым.
У меня, черт подери, от его тактильности нижняя губа так конкретно припухла.
А всё из-за чего?
Я почти пять месяцев провела в окружении тридцати двух девчонок своего возраста. Я привыкла болтать без умолку, эмоционировать, сплетничать. Шушукаться по углам, блин. Но коммуникации – это, оказывается, не то, что присуще сыну мэра.
В присутствии Соболева лучше не болтать, получается? Вдруг в следующий раз вовсе сожрёт.
