Текст книги "Тайский талисман"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Исходя из того, что, пока я спала, причалили и отошли, судя по сновидению, самое меньшее два парома, казалось, я совершенно не в том состоянии, чтобы вести наблюдение, и поскольку узнала пока только то, что об Уилле наводил справки еще какой-то фаранг, я решила, что мне нужна помощь официальных лиц. И отправилась по Вайрлис-роуд в американское посольство.

* * *

Разумеется, я могу понять, почему каждого, приходящего в посольство, тщательно досматривают перед тем, как впустить, но поскольку со мной обошлись, как с террористкой, а потом заставили ждать полтора часа, я была в дурном настроении, когда меня в конце концов проводили в маленький кабинет.

– Меня зовут Дэвид Фергюсон, – сказал, вставая, чтобы пожать мне руку, мужчина. Привлекательный, очень рослый, худощавый, с проседью в темных волосах. – Чем могу быть полезен?

– Я разыскиваю американского гражданина, который некоторое время жил в Бангкоке, но месяца три назад исчез.

– Имя? – спросил Фергюсон.

– Уильям Бошамп, – ответила я.

– Уилл Бошамп, антиквар?

– Да, – сказала я. – Вы его знаете?

– Знаю, – ответил он. – Хороший парень. Понятия не имел, что он исчез. Заявление было подано?

– Его жена обратилась в американское консульство в Торонто. Ей сказали, что заявление переправят в Бангкок.

– Через минуту вернусь, – сказал Фергюсон, встал со стула и пошел по коридору.

Прошло гораздо больше минуты, но он вернулся с каким-то документом в руке.

– Нашел в груде бумаг. В конце концов мы добрались бы до него. Дело в том, что сенаторы и конгрессмены просят нас сперва просматривать досье их избирателей. Хорошо, введите меня в курс дела.

Я изложила ему то немногое, что знала.

– Четвертого июля Уильям был еще здесь, – сказал он. – Я видел его на вечеринке, которую он устроил по случаю праздника. [5]5
  4 июля – День независимости, главный национальный праздник США.


[Закрыть]Кажется, познакомился с ним в прошлом году на вечеринке в его квартире по случаю этой даты. Многие из нас, американцев, Четвертого июля закатывают празднества. И еще в День благодарения. [6]6
  Официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса, отмечается в четвертый четверг ноября.


[Закрыть]Много выпивки и ностальгии, иногда даже фейерверк. Разумеется, здесь устраивается праздник, но люди целый день ездят с места на место.

– Я приезжала к нему на квартиру.

– Замечательная, правда? – сказал Фергюсон.

– Вы находите?

– Да, – ответил он. – Снаружи ничего особенного, но внутри – ради такой я бы пошел на убийство.

– Я видела только дверь. И коридор.

– Жаль, – сказал Фергюсон. – Прекрасный вид на реку, и там были поистине чудесные вещи. Я начал всерьез подумывать о том, чтобы подыскать себе приличное жилище. Когда я впервые увидел его квартиру, меня охватила зависть. Я работаю здесь уже два года и все еще живу в холостяцкой квартирке, при виде ее можно подумать, что все еще учусь в колледже. Маленькая электрическая плита, кровать с хлопчатобумажным индийским покрывалом, на стенах ничего, кроме афиши «Роллинг Стоунз». Представляете? А Уилл оборудовал себе роскошное гнездо. У него маленький балкон, откуда открывается прекрасный вид, места на нем мало, потому что там стоят два громадных горшка с этими цветами, как там они называются… которые девушки привязывают на запястья к школьным танцам – светло-лиловые…

– Орхидеи? – спросила я.

– Вот-вот. Орхидеи. Но какой вид! И какая мебель! Он хорошо усвоил тайский стиль. Каждая вещь казалась мне сокровищем. В антиквариате я совершенно не разбираюсь, но у него была каменная голова Будды, которая выглядела подлинной. Картины в рамах на сюжеты джатаки, вы, наверно, знаете, что это рассказы о Будде в прежних жизнях. Стены были покрыты картинами и резными украшениями. Однако квартира была мужской. Мебель прочная, не те хрупкие вещи, которые зачастую кажутся ценными, пока не захочешь сесть на них. Отличный обеденный стол, украшенный резным нефритом, и множество стульев. Уилл не желал есть, стоя за кухонным столом. Единственное, что не понравилось мне, – это висевшая в спальне картина. На ней была изображена красивая женщина, но, знаете, глаза ее как будто бы следили за тобой, куда бы ты ни пошел. Кому захочется, чтобы кто-то, пусть даже портрет, наблюдал за всем, что ты делаешь в своей спальне? Всему же остальному я позавидовал и почти сразу же решил найти себе приличное жилье. Даже маленький столик был замечательным – со стеклянной столешницей и ящиком внизу, куда можно класть вещи и видеть их сквозь стекло, думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Там было несколько аккуратно разложенных терракотовых амулетов, все разные.

– Похожих на этот? – спросила я, достала из сумочки амулет, который дала мне Натали, и протянула ему.

– Точь-в-точь, – ответил Фергюсон, внимательно на него глядя. – Откуда он у вас?

Я рассказала.

– Странно, – сказал он.

Не согласиться я не могла.

– Его жена сообщила об этом здешней полиции?

– Нет, – ответила я. – Наверно, думала, что сообщите вы. Я не имею в виду вас лично…

– А я и не принял ваших слов на собственный счет. Как я сказал, в конце концов мы бы это сделали.

– Была у него любовница?

– Не знаю, – ответил Фергюсон. – Мы не были особенно близки. Несколько раз выпивали вместе в добавление к празднествам по случаю Четвертого июля. Но о личных делах не говорили. Однако что касается девушек, многие мужчины, приезжающие в Таиланд… как бы выразиться?

– Берут девушку на выходные? – сказала я.

– Я предпочел бы «пускаются во все тяжкие», – сказал он. – Но что тут говорить, для одиноких мужчин Таиланд – отличное место.

– Только он не был одиноким.

– О, – произнес Фергюсон. – Понятно. Я одинок. Развелся. А вы?

– Нет, не одинока, и не забывайте этого только потому, что я в Таиланде, – сказала я довольно строго. И сама поразилась своему тону сельской учительницы. Возможно, Клайв был прав. Я становлюсь выжившей из ума старухой.

– Ла-а-адно, – протянул он. – Поехали.

– Куда?

– Обратно на квартиру к Уиллу, – ответил Фергюсон. – Видите ли, когда привлекают наше внимание, мы начинаем работать. У вас взятая напрокат машина?

– Шутите? Водить машину в таком движении?

Он засмеялся.

– Готовы на риск поехать со мной?

– Пожалуй, – ответила я.

* * *

– Ну, вот и приехали, – сказал Фергюсон примерно час спустя. – Можете ослабить мертвую хватку за подлокотники. Мы могли бы добраться втрое быстрее, сев на паром, но мне нравится доказывать, что могу водить машину по Бангкоку.

– Вы смелый и, может быть, безрассудный человек, – сказала я.

Едва выйдя из машины с кондиционером, я начала задыхаться от жары, темные очки сразу же запотели. Фергюсон повторил мой громкий стук в дверь, потом сказал: «Подождите здесь» и спустился по лестнице. Через несколько секунд вернулся с человеком, которого представил мне как мистера Пуна, управляющего домом.

– Мистер Пун сказал мне, даже несколько раз, что не может впустить нас в квартиру. Однако небольшое денежное вознаграждение переубедило его.

Я оглядела домоуправа.

– Все в порядке, – продолжал Фергюсон. – Он не говорит по-английски. Я убедил его открыть дверь и позволить нам посмотреть из коридора.

Мистер Пун оказался из тех людей, которым даже самое пустяковое дело кажется трудным. Он повозился с ключами, решил, что взял не те, ушел довольно надолго и по возвращении снова стал возиться, пробуя то один ключ, то другой.

– Начинаю чувствовать себя как Хауард Картер, [7]7
  Говард Картер (1878–1939) – английский археолог. В 1922 году обнаружил гробницу Тутанхамона в Египте.


[Закрыть]ждущий, когда рабочие проложат путь к гробнице Тутанхамона, – прошептала я. – Прошу прощенья. Сравнение неудачное.

Фергюсон засмеялся.

– Давайте не спешить с выводами, – сказал он. – Ну, вот.

Пун наконец повернул ключ, и дверь распахнулась.

Я удивилась тому, как тихо было в квартире. Снаружи доносился шум уличного движения, речных судов, грохот большого города. Внутри было душно и мрачно, как в летнем домике, где никто не появлялся всю зиму.

– Иду внутрь, – сказала я.

– Я следом, – сказал Фергюсон, когда Пун начал протестовать. – Потребую дипломатической неприкосновенности для нас обоих.

Квартира, как и говорил Фергюсон, была красивой. Орхидеи на балконе определенно знали лучшие дни, но вид из окон – замечательный, мебель и произведения искусства тоже. Тиковый обеденный стол был именно таким, как Фергюсон описал его, а картины на сюжеты джатаки оказались восхитительными.

– Вам не кажется, что тут недостает нескольких амулетов? – спросила я, указывая на коллекцию под стеклянной крышкой столика. – Есть пустые пространства. Коллекция не выглядит симметричной.

– Пожалуй, вы правы, – сказал он. – Я точно не помню.

– Может быть, нет тех, которые Уилл отослал Натали?

– Не исключено.

– Теперь в кухню, – сказала я.

Расположенная рядом со столовой кухня выглядела безупречно: ни на столе, ни на полу не валялось ни крошки. Я открыла несколько шкафчиков. Ничего необычного. Фергюсон заглянул в маленькую буфетную и пожал плечами. Мы оба посмотрели на холодильник.

– Это женское дело, – сказал Фергюсон, указав на него.

Я осторожно открыла дверцу. Издала «б-р-р-р», когда моих ноздрей достиг запах испорченных продуктов.

– Зеленая слизь и прокисшее молоко, – сказала я, захлопывая холодильник.

– Сюда, – сказал Фергюсон, указывая в короткий коридор. Мистер Пун следовал за нами, что-то бормоча. В конце коридора была ванная, безупречно чистая, полотенца были сложены и аккуратно повешены, в аптечке лежали совершенно обычные медикаменты.

– Это спальня, – сказал Фергюсон, указывая на закрытую дверь.

– Ваша очередь, – сказала я.

– Благодарю, – ответил он. Взялся за дверную ручку и на секунду замер. Потом, состроив мне шутливо-испуганную гримасу, открыл дверь и заглянул внутрь.

– Кажется, все в порядке.

Кровать была аккуратно застелена. Я открыла несколько ящиков комода. Уилл Бошамп оказался педантичным. Носки и белье были разделены по цвету и тщательно сложены. Не в полном порядке оказался только чулан: дверь осталась распахнутой. Однако обувь внутри была расставлена словно по линейке, несколько костюмов, отглаженные рубашки и джинсы висели на вешалках в ряд.

– Гм-м-м, – промычал Фергюсон.

– Что? – спросила я.

– Его определенно здесь нет.

– Да.

– Нет и портрета, – добавил Фергюсон. – С глазами, которые постоянно следили за тобой. На стене остался след от него. Итак, исчезли несколько амулетов и портрет. Все остальное в том же виде, как мне помнится. Как по-вашему, что это значит?

– Не знаю. Я считала, что он скрывается от Натали и ее адвокатов. Если это так, вопрос, очевидно, в том, забрал бы он все свои вещи или хотя бы убрал все из холодильника перед отъездом?

– Может, ему было не по карману платить за эту квартиру, и он скрылся от домовладельца, – подумал вслух Фергюсон. Сказал что-то мистеру Пуну, тот ответил.

– Я ошибся. За квартиру заплачено до конца года, и Пун не представляет, куда мог деться Бошамп, – сказал Фергюсон. – Ну что ж, пожалуй, можно уходить. Боюсь, мы больше здесь ничего не узнаем. Я высажу вас на железнодорожной станции.

И тут я сделала одно из тех машинальных движений, наподобие выключения света при выходе из комнаты или поворота дверной ручки, дабы убедиться, что дверь заперта. Машинально закрыла дверь чулана.

За дверью стену испещряли засохшие красновато-коричневые капли. Мы оба молча глядели на них несколько секунд.

– Возможно, это томатный соус или красная паста керри, – наконец сказала я.

– В спальне? – возразил Фергюсон. – Я думаю, нужно звонить в полицию, а вы?

Глава третья

Начать следует с объяснения, каким образом я, сын незначительного придворного служащего, стал играть роль в политических делах королевского двора Аюттхаи. Дело в том, что моя матушка была назначена кормилицей принца Йот Фа, сына короля Чайрачи от наложницы, госпожи Си Судачан. Эта госпожа, у которой не было ни капельки материнской любви, как показывают дальнейшие события, не хотела кормить своего ребенка.

Эта роль досталась моей матушке, которая лишилась дочери, моей единственной сестры, прожившей три дня, и поэтому стала превосходной кандидатурой на эту должность. Матушка расточала любовь к умершей дочери на маленького принца.

Мне тогда было шесть лет, и я помню мучительную ревность к ребенку, в котором видел соперника в любви моей матушки. Однако со временем я полюбил Йот Фа как младшего братишку. Он был унылым ребенком, что беспокоило короля, и все были довольны, что я взял мальчика под свое покровительство. Для меня это означало право находиться во внутреннем дворце, самую лучшую еду и одежду, образование значительно выше того, что полагалось мне по общественному положению. Я начал важничать, как принц, воображать, что меня случайно подменили при рождении. Матушка журила меня за это, но радовалась тому, что мы с принцем так близки, что я в отличие от остальных мог рассмешить Йот Фа.

Через шесть лет у короля и госпожи Си Судачан родился еще один сын, принц Си Син, но, думаю, принцы никогда не были так близки, как мы с Йот Фа, и, разумеется, моя привязанность к нему не распространялась на его младшего брата, хотя моя матушка явно обожала обоих принцев. Я находил Си Сина – не знаю, как выразиться – возможно, не заслуживающим доверия или даже хитрым, когда он подрос, хотя не уверен, что следует приписывать ребенку такую черту. Возможно, то было грубоватое высокомерие, с которым старшие дети относятся к тем, кто намного младше их, но я чувствовал, что Си Син пошел в мать в отличие от Йот Фа который гораздо больше походил на своего отца, короля.

Став старше, я начал восхищаться королем Чайрачей, если не слишком бесцеремонно для человека вроде меня говорить так о божестве. Я хорошо знал, как и все во дворце, что он завладел троном, предав смерти своего племянника, юного короля Ратсаду. Несмотря на это, я находил его мудрым и справедливым правителем, усердным в стараниях улучшить наши возможности мореплавания и нашу армию, расширив речной канал и пригласив португальцев, чтобы они обучили нас владению огнестрельным оружием. Кроме того, он был верующим, вскоре после того, как стал королем, построил монастырь Чи Чианг Сай, поместил туда изваяние Будды и священную реликвию. Однако впоследствии я часто задумывался, не ужасный ли поступок, приведший его к трону, лежит в основе тех трудностей, которые преследовали его правление, словно духи, разгневанные его деянием, мстили ему. Разумеется, было много зловещих предзнаменований, указывающих, что в государстве не все ладно. Но, возможно, мне это кажется.

Описывать госпожу Си Судачан мне трудно, отчасти из-за того, что случилось впоследствии, но, если быть честным, из-за чар, которые она оказывала на меня. Разумеется, я ее боялся. Она была не из тех женщин, к которым можно относиться легко, зачастую холодной, неприветливой, всегда скорой на гнев, еще более скорой на месть за любую обиду, умышленную или нет. Кроме того, она была – не знаю – соблазнительной? Конечно же я был слишком мал, чтобы оценить сексуальную сторону ее очарования, но что-то чувствовал. Как ни боялся Си Судачан, я ловил себя на том, что хочу находиться поблизости к ней, делать что-то, все, что угодно, дабы она благосклонно взглянула на меня, улыбнулась на свой особый манер, чтобы в ее глазах появился проблеск интереса или даже приятного удивления.

Думаю, мы с ней были в определенном смысле одного поля ягодами, простолюдинами, оказавшимися во внутреннем дворце, которых едва терпели королевы и консорты, королевской в отличие от нас крови.

В тот вечер за ужином Дженнифер прямо-таки блистала красотой. В ярко-голубом платье, с начесом белокурых волос, она – не знаю, как сказать: может, светилась? – и привлекала к себе восхищенные взгляды. Я испытывала за нее какую-то необъяснимую гордость. Как-никак, она была не моей дочерью, а моего мужа. Участия в ее воспитании я не принимала. Видя ее, держащуюся уверенно, я желала, чтобы у нее все было хорошо.

Дженнифер весь день ходила по магазинам с Кхун Вонгвипой и появилась в моей комнате за несколько минут до того, как нам требовалось подниматься наверх, чтобы я помогла ей с прической.

– Хорошо выгляжу? – спросила она.

– Нет, – сказала я. – Ты выглядишь великолепно. Я заказала сегодня костюм горчичного цвета. Хотела бы я появиться в нем этим вечером.

– Они сочтут, что я хорошо выгляжу? – спросила Дженнифер с легким нажимом на слово «они».

– Если нет, – ответила я, – то нам придется смириться с мыслью, что в семье твоего друга не очень ладно.

Дженнифер хихикнула.

– Слегка потрясающе, правда? Золото и все такое прочее. Взгляни на них, – сказала она, наклонясь ко мне и указав на маленькие, но не миниатюрные золотые сережки с крохотными сапфирами. – Подарок матери Чата. Именно подарок, – повторила она.

– Красивые, – сказала я. – Только ты не должна принимать их, если тебе неловко.

– Поначалу я не представляла, как отказаться, а теперь не представляю, как их вернуть, – сказала Дженнифер. – Чат обидится. Его мать обидится. Она слегка пугает меня, сама не знаю, почему.

– Не могу дождаться встречи с ней, – сказала я.

Дженнифер улыбнулась.

– Я очень рада, что ты здесь. Не знаю, что бы делала без тебя. Наверно, пропала бы, оказавшись в этой семье со всем ее богатством.

– Не пропала бы, – ответила я, неуверенно себя чувствуя в возникшей между нами интимности. – Ты хорошо ориентируешься в жизни, хорошо знаешь, что в ней важно. Отец превосходно тебя воспитал. У нас с ним бывает много всяких разногласий, но в том, что касается тебя, их нет. Жаль, он не видит, как ты красиво выглядишь.

– Ты познакомишься и с остальными членами семьи, – сказала Дженнифер. – С Дуситом, это брат Чата, и с его отцом, Кхун Таксином. Надеюсь, он здесь. Последние два дня он находился в Чианг Мае по делам и должен вернуться.

– С нетерпением жду встречи со всеми ними.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в Чате? – спросила она. – Его вера, что один решительный человек способен на многое. Он думает, что может изменить положение вещей в Таиланде к лучшему, что-то поделать с бедностью и тому подобными вещами. Он совершенно не похож на остальных членов семьи.

– Замечательно, – сказала я. – Все остальное не имеет значения.

– Думаю, имеет еще кое-что. Чат, кроме того, и умен, ты не находишь?

– Очень умен, – сказала я. – Кажется, прошлой ночью я слышала, как мистер Умник крался по коридору к твоей комнате.

Дженнифер покраснела.

– Папа будет недоволен, да? Не мог же он думать, что мы вместе путешествовали три месяца без… сама понимаешь.

– Возможно, и мог. Поговорю с ним.

Меня тянуло сказать, что при нынешних отношениях ее отца со мной он вряд ли будет рассудителен, но это казалось неподобающим, предательским по отношению к нему и, пожалуй, нарушающим верный тон в нашем разговоре.

– Пора идти. Посмотрим, скольких из них сможем устрашить вдвоем.

– Я очень рада, что ты здесь, – повторила Дженнифер с глубоким вздохом. – Пошли.

* * *

Мало сказать, что семья Чайвонгов была богата. Они жили высоко над заботами повседневной жизни, бедностью, болезнями, безнадежностью многих таиландских ситуаций, парили в спряденном из золотых нитей коконе. Они обитали на десятом этаже, откуда внизу виднелись огни барж на реке Чао Прая, а вдали – подсвечиваемый в темноте чеди, или шпиль.

Когда мы вышли из лифта на десятом этаже, нас встретила Кхун Вонгвипа.

– Вы очень желанная гостья в нашем доме, – сказала она, пожимая мне руку на западный манер. – Надеюсь, нашли свою комнату удобной.

– Комната просто чудесная, – ответила я. – Спасибо.

– Правда, Дженнифер прекрасно выглядит? – сказала она, и Джен застенчиво улыбнулась. Казалось, она собирается сделать книксен, но, к счастью, не сделала. Я сразу же поняла, почему Дженнифер так чувствует себя в присутствии матери Чата. Прежде всего, Кхун Вонгвипа выглядела слишком уж безупречно. Ее превосходно уложенные темные волосы доходили до уровня подбородка, кожа была поразительно гладкой, и для сорокапятилетней женщины, матери троих детей, она была в замечательной форме, стройной, почти миниатюрной. Единственным ее недостатком можно назвать лишь почти полную невыразительность лица, чем, возможно, и объяснялось отсутствие морщин. Она, разумеется, улыбалась, но в глазах улыбки не замечалось. Одета она была в броское шелковое зеленое с золотом платье – современный вариант традиционного пасинс длинной, узкой юбкой, с глубоким вырезом – и в короткий жакет.

– Прошу вас, – сказала она, жестом приглашая следовать за собой.

– До чего же прекрасный у вас дом, – воскликнула я, когда Кхун Вонгвипа привела нас в столовую. Украшая эту громадную комнату, легко было хватить лишку, но убранство отличалось безупречным вкусом. К тому же мне нравится смешение эпох и стилей. Многие мои покупатели хотят обставить свои дома в строго определенном стиле: викторианском, тосканском, провансальском, георгианском и так далее. Я, разумеется, охотно удовлетворяю их запросы. Но для себя, возможно, потому, что много путешествовала и люблю разные вещи, предпочитаю несколько эклектичное смешение предметов.

Столовая представляла собой мечту антиквара. Почти повсюду, куда ни брось взгляд, находилась бесценная утварь: резьба по камню, резьба по дереву в кхмерском стиле, старинные ткани и серебро. Золота с чернью я там увидела больше, чем в своей спальне; половина мебели инкрустирована перламутром; еще там были изящные коромандельские [8]8
  Коромандель – восточное побережье п-ова Индостан к югу от дельты реки Кпишна.


[Закрыть]ширмы; китайская бронза эпохи династии Шан-Инь [9]9
  XVIII–XII вв. до нашей эры.


[Закрыть]и артефакты из Индии, Камбоджи и Лаоса. Как ни странно, многие предметы мебели были европейскими по стилю, но обитыми шелком. Было несколько кресел с подлокотниками с красивой нежно-зеленой обивкой, несколько кресел времен королевы Анны [10]10
  1885–1714 гг.


[Закрыть]и в углу стоял самый западный из музыкальных инструментов рояль.

Хотя по большей части предметы искусства были азиатскими, над лакированным сундуком висели два написанных маслом портрета предков, какие ожидаешь увидеть в обшитом дубовыми панелями зале какого-нибудь баронского поместья.

– Благодарю вас, – сказала Вонгвипа. – Мне лестно слышать, что знаток антиквариата и старины так высоко отзывается о нашем доме.

– Моя жена сама занималась оформлением, – сказал подошедший поздороваться с нами мужчина. – Благодаря ее эстетическому вкусу интерьер выглядит именно так. Меня зовут Таксин, – представился он, – и я очень рад познакомиться с мачехой мисс Дженнифер.

Опять это ненавистное слово, которым Клайв язвил меня. Я ей не мать, не мачеха, я жена ее отца, вот и все.

Кхун Таксин оказался не так стар, как говорила Дженнифер, но ему было, на мой взгляд, не меньше семидесяти пяти. Его явно высокое положение в этой комнате говорило о том, что мне следует сделать вей, но я всегда отнюдь не уверена, что это уместно. Иностранцы зачастую допускают здесь промах. Нужно сложить ладони и поднести пальцы к подбородку, но существует масса условностей, связанных с тем, кому делать вейи когда. Я обычно стою, недоумевая, что делать с руками. Однако моя неловкость быстро прошла, потому что Таксин пожал мне руку, а потом жестом велел официанту принести мне бокал вина.

– Это Прапапан, – сказал он, когда мимо пробежала девочка пяти-шести лет. – Мы называем ее Оун. В переводе на английский Толстушка. Дело в том, что она родилась очень худенькой, и мы тревожились за нее. Толстушкой прозвали для того, чтобы она росла большой и сильной. Как видите, – заметил он, когда девочка сунула в рот горсть арахиса, – мы преуспели. Хватит уже, Оун, – снисходительно обратился он к ней. И сказал мне: – Я считаю счастьем иметь в своем возрасте маленькую дочку.

Чат был в темном костюме и белой рубашке с галстуком. Едва он бросил взгляд на Дженнифер, на лице его появилось выражение томящегося от любви юнца. Вместо того чтобы встать рядом с ней, он стоял там, откуда мог только смотреть на нее. Это было очень учтиво. Увидев, что я наблюдаю за ним, он покраснел.

– Это наш сын Дусит, – сказала Кхун Вонгвипа, представляя молодого человека лет семнадцати-восемнадцати. Дусит был необщительным, чуть ли не угрюмым, но, поймав взгляд отца, сказал несколько вежливых слов приветствия, а потом продолжил играть на компьютере.

Ютай, секретарь семьи, подошел, поздоровался и спросил, как я провела день, потом меня представили еще одной паре, Сомпому, его жене Ванни, довольно крупной женщине в шелковом сари, и их дочери Ну. Девушку по имени Бусакорн представили как друга семьи. Надо сказать, она была довольно невзрачной, однако очень хорошо выглядела в красно-золотистом пасин, очень похожем на одеяние Вонгвипы. Ее сопровождал отец, Кхун Вичай, довольно красивый человек, насколько я поняла, деловой партнер Таксина. К моему громадному облегчению, по-английски говорили все, даже маленькая Толстушка.

* * *

Стол был накрыт на двенадцать персон, но за ним легко могло поместиться еще столько же. Этот невысокий стол в азиатском стиле и с искусно скрытым понижением позволял сидеть за ним на западный манер, и я, женщина среднего возраста, была очень этим довольна. Мы сидели на подушках из золотистого шелка с мон кванг, или подушками пирамидальной формы из той же ткани, которые служили подлокотниками и спинками. По краям стола тянулась красно-золотистая антикварная шелковая дорожка, устланная листьями банановой пальмы, на каждом листе был цветок красного лотоса, основания их покрывали орхидеи и гардении. Побеги жасмина были сплетены в цепочки, служившие кольцами для салфеток. На каждом месте были приборы, бронзовые, а не серебряные, хрустальные бокалы с золотым ободком и красивые фарфоровые тарелки красного, зеленого и золотистого цвета. Края их были украшены стилизованным цветком лотоса, очень живописным, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не перевернуть одну из них и прочесть название фирмы-изготовителя в надежде приобрести партию для своего магазина.

– Вижу, вы любуетесь фарфором, – сказал сидевший слева от меня Ютай. – Эту форму создала сама Кхун Вонгвипа. Фасон называется «чайвонг», предназначен только для семьи.

Значит, для магазина их не приобретешь, но я надеялась, что мы с Кхун Вонгвипой сможем заключить сделку, раз она способна создавать такие вещи.

– И она сама сегодня убрала стол цветами.

– Очевидно, Кхун Вонгвипа необычайно талантлива, – сказала я.

Я остро завидовала всему: ее несомненным талантам, ее дому, антиквариату, жизни в богатстве, хотя отнюдь не в праздности. И, очарованная всем, что видела, лишь через минуту-другую заметила, что Кхун Вонгвипа и Бусакорн рассадили всех определенным образом. Я всецело за то, чтобы каждый сидел на своем месте, но тут, я не сомневалась, они умышленно хватили через край, и это вызывало смутное беспокойство. Бусакорн сидела на почетном месте по правую руку от Кхун Таксина, рядом с Чатом, а Дженнифер – на противоположном конце стола от своего поклонника, между Сомпомом и Ванни. Вичай, отец Бусакорн, занимал другое почетное место по правую руку от Вонгвипы. Дженнифер как будто избавилась от своего прежнего страха и оживленно разговаривала с Сомпомом. Я сидела по левую руку от Таксина, Бусакорн редко обращалась ко мне. Казалось, она вообще почти не разговаривала. Слева от меня сидел Ютай.

– Давно вы работаете секретарем? – спросила я его, делая первый шаг в разговорной игре, который мог показаться ничего не значащим.

– Восемь лет, – ответил Ютай. – Поначалу я был делопроизводителем в «Аюттхая трейдинг», но Кхун Вонгвипа, можно сказать, открыла меня и предоставила место заведующего канцелярией, а потом своего секретаря. Кхун Вонгвипа очень добра и великодушна, как и остальные, со мной обращаются почти как с членом семьи.

– Полагаю, имя Уильям Бошамп ничего вам не говорит, – сказала я.

После заметной паузы он ответил:

– Как будто нет. А должно бы?

– Думаю, вряд ли. Просто этот человек арендовал торговую площадь у «Аюттхая трейдинг», но когда я пришла в его магазин, он был закрыт. Бошамп мой коллега, антиквар из Торонто, и я, поскольку нахожусь здесь, хотела повидаться с ним. Подумала, может, вы случайно знаете, куда он переехал.

– Кажется, мне это имя незнакомо. У «Аюттхая трейдинг» много недвижимости. Но, пожалуй, завтра я смогу заглянуть в файл, посмотрю, что удастся найти. Я не припоминаю этого имени.

– Кого вы ищете? – спросил Кхун Таксин, сидевший во главе стола справа от меня. Видимо, он плоховато слышал, потому что приставил ладонь к уху.

– Уильяма Бошампа, – ответила я поэтому довольно громко. Все головы повернулись в мою сторону. Я не была уверена, но, казалось, это имя вызвало общий интерес.

– Да-да, – произнес Кхун Таксин. – Мы знаем мистера Уильяма. Он был у нас в доме. Ты помнишь его, Ютай.

– Это было давно, – сказала Кхун Вонгвипа, сидевшая на противоположном конце стола, прежде чем Ютай смог бы ответить.

– Пожалуй, – сказал Кхун Таксин. – Но он был здесь. Приятный человек. Не помню, что его привело сюда. А ты? – спросил он, взглянув на жену.

– Кажется, интересовался нашими антикварными вещами, – ответила она.

– Совершенно верно, – сказал Кхун Таксин. – Он антиквар, так ведь?

– Как будто бы, – ответил Кхун Вонгвипа. – А теперь я выражаю надежду, что еда всем понравится.

– Надеюсь, вам нравится тайская кухня, – сказал Таксин.

Я была горько разочарована тем, что разговор принял иное направление, но приходилось быть учтивой. Тайская кухня в самом деле мне нравится, и еда была верхом кулинарного искусства.

– В этой части Таиланда у нас два вида кулинарии, – начал Ютай, очевидно, взявший на себя обязанность просвещать меня во всех особенностях здешней жизни. – Один, пожалуй, можно назвать повседневным. Другой вид мы называем дворцовой кулинарией, думаю, ее лучше назвать королевской. Она гораздо более замысловатая и некогда использовалась только при королевском дворе. Теперь мы пользуемся ею в особых случаях. Сегодня вечером Кхун Вонгвипа решила приготовить королевскую еду в вашу честь.

Откуда-то таинственным образом следовали блюдо за блюдом. Суп, цыпленок с кокосовым орехом, нежно пахнувший мелиссой. Пряный салат из зеленой папайи, поистине замысловатое блюдо, именуемое ми гроп, очень тонкая, хрустящая рисовая лапша с креветками, замечательные фаршированные свининой маленькие оладьи кай ят сай, жаренная целиком рыба, сдобренная мелиссой и базиликом, несколько соусов карри, всевозможные овощи, горы исходящего паром ароматного риса и многое другое. Каждая тарелка была украшена красиво нарезанными фруктами и овощами. Я подумала, не сама ли Вонгвипа нарезала дыни в виде роз, и не покажет ли мне, как это делается. Это, разумеется, добавило бы привлекательности тем блюдам, которые я подаю дома.

– Дженнифер сказала, что вы провели последние несколько дней в Чианг Мае, – обратилась я к Кхун Таксину в попытке завязать легкую светскую беседу. – Я слышала, это весьма интересный город с богатой историей.

– Да, но когда находишься там по делам, то не любуешься окружением, – ответил он. – Даже в моем возрасте приходится заниматься деловыми проблемами, так сказать, гасить пожары. К сожалению, в последнее время у нас в Чиангмае было несколько пожаров. Проблема с поставщиком. Кхун Вичай помогал мне решать эту проблему. Однако я заметил ваш взгляд на остов храма Чай Ваттханарам, – сказал он, меняя тему разговора и указывая в окно. – Замечательно выглядит на фоне ночного неба, правда?