Текст книги "Тайны Киевской Руси"

Автор книги: Лин фон Паль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

А был ли Киев?

Этот вопрос ученые стали себе задавать, когда натолкнулись на описание «киевской осады печенегами». И вот почему. Если после времен Святослава, лет через пятьдесят, печенеги действительно доходили до Киева и жгли город примерно раз в год, то при Святославе печенеги появлялись только на северном берегу моря, к верхнему течению Днепра они подниматься не рисковали. Печенеги были степным народом, который неожиданно появился в Причерноморье. Константин Багрянородный писал о печенегах (называя их пачинакитами): «В верховьях реки Днепр живут росы; отплывая по этой реке, они прибывают к ромеям; Пачинакия занимает всю землю [до] Росии, Боспора, Херсона, Сарата, Бурата и тридцати краев. Да будет известно, что пачинакиты сначала имели место своего обитания на реке Атил, а также на реке Геих, будучи соседями и хазар, и так называемых узов. Однако пятьдесят лет назад упомянутые узы, вступив в соглашение с хазарами и пойдя войною на пачинахитов, одолели их и изгнали из собственной их страны, и владеют ею вплоть до нынешних времен так называемые узы. Пачинакиты же, обратясь в бегство, бродили, выискивая место для своего поселения. Достигнув земли, которой они обладают и ныне, обнаружив на ней турок, победив их в войне и вытеснив, они изгнали их, поселились здесь и владеют этой страной, как сказано, вплоть до сего дня уже в течение пятидесяти пяти лет. Да будет ведомо, что вся Пачинакия делится на восемь фем, имея столько же великих архонтов. Из постороннего же рода никто не вторгается и не становится архонтом. Восемь фем разделяются на сорок частей, и они имеют архонтов более низкого разряда. Должно знать, что четыре рода пачинакитов… расположены по ту сторону реки Днепра по направлению к краям [соответственно] более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям: а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с улътишши, деревленинами, лензанинами и прочими славянами. Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять днейпути, от Алании – нашесть дней, от Мордии – на десять дней, от Росии – на один день, от Туркии – на четыре дня, от Булгарии – на полдня, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе».

В год 6476 (968) в летописи появилась запись об этих пачинакитах, или печенегах: "Пришли впервые печенеги на Русскую землю, а Святослав был тогда в Переяславце, и заперлась Ольга со своими внуками – Ярополком, Олегом и Владимиром в городе Киеве. И осадили печенеги город силою великой: было их бесчисленное множество вокруг города, и нельзя было ни выйти из города, ни вести послать, и изнемогали люди от голода и жажды. И собрались люди той стороны. Днепра в ладьях, и стояли на том берегу, и нельзя было никому из них пробраться в Киев, ни из города к ним. И стали тужить люди в городе, и сказали: «Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и сказать им: если не подступите утром к городу, – сдадимся печенегам». И сказал один отрок: "Я проберусь и ответили ему: «Иди». Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: «Не видел ли кто-нибудь коня?» Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего. И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ему ничего сделать. На том берегу заметили это, подъехали к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли его к дружине. И сказал им отрок: «Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам». Воевода же их, по имени Претич, сказал: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если ж не сделаем этого, то погубит нас Святослав». И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенеги ж решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и людьми к ладьям. Печенежский ж князь, увидев это, возвратился один к воеводе Претичу и спросил: «Кто это пришел?» А тот ответил ему: «Люди той стороны (Днепра)». Печенежский князь спросил: "А ты не князь ли? « Претич ж ответил: „Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество“. Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь ж печенежский сказал Претичу: „Будь мне другом“. Тот ответил: „Так и сделаю“. И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот ж дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города, и нельзя было коня напоить: стояли печенеги на Лыбеди. И послали киевляне к Святославу со словами: „Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?“ Услышав это, Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сокрушался о перенесенном от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в степь, и наступил мир».

Вот это сообщение летописей и заставило историков задать странный вопрос если Святослав был, как говорят, в Перяславце, что на Дунае, то как он мог "быстро" оказаться в Киеве? Тут при всем желании "быстро" – недели две, если не дольше. За такое время печенеги вполне могли несколько раз вернуться и захватить город. Другое дело, если бы речь шла о прибрежном городке, тогда все понятно – можно и быстрее управиться. Вывод такой был сделан после изучения стандартного пути из Киева в греки с упоминанием многочисленных порогов, которые предстояло пройти, прежде чем воины могли спуститься из города – русы не пользовали "пеший" маршрут, они ходили в походы на "лодьях". Посмотрим на этот путь, описанный Константином Багрянородным;

«И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего, они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски „Не спи“. Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем наше, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Острову нипрах, что значит „Островок порога“. Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называвмый Геландри, что по-славянски означает „Шум порога“, а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны (по другой версии, удоды. – Автор). Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачина китов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и, переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает „Кипение воды“, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как „Малый порог“. Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы, – насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие – кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми. От этого острова росы не боятся пачинакита, пока не окажутся в реке Селина. Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий. Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос, и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в Селину, в так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все [прочие] причаливают, чтобы вместе противостоять панинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная. От Дуная они прибывают в Конопу, а от Конопы – в Констанцию… креке Борна; от Барны же приходят к реке Дунина. Все это относится к земле Булгарии. От Дцчины они достигают области Месемврии – тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание». Вдумайтесь в текст, который вы прочли: это путь, который проходят по течению, вниз, но если приходится идти против течения? Теперь вам должнобыть совершенно понятно, что пришедший «борзе», то есть «скоро» Святослав мог застать уничтоженный город. Однако он и в самом деле пришел «борзе», побил и разогнал печенегов. И такое могло статься, если бы осажденный «Киев» не стоял так далеко от дунайского Переяславца. Этот «Киев» находился где-то куда ближе к Дунаю, чтобы Святослав мог дать помощь своей семье.

Но больше всего смущало многих упоминание "той стороны" Днепра и помощь, которая должна была прийти с левого берега, а еще сильнее смущало другое – что жители Киева изнемогали не только от голода, но и от жажды. Это могло означать только одно: будто бы в Киеве не было ни единого колодца. Такое положение дел характерно для прибрежных городов, где очень плохо с питьевой водой, и если источник воды перекрыть – да, население станет изнемогать от жажды. Но не Киев. А что, если речь-то и шла первоначально совсем не о Киеве? Был ли Киев?

Так и родилась одна версия: речь в летописи шла совсем не о Киеве, и Ольга с внуками находилась тоже не в Киеве, и власть Святослава тоже на Киев никак не распространялась. На самом деле при Игоре, Ольге и Святославе была, скажем, не киевская, а понтийская, боспорская Русь. Тогда и смерть Игоря в "Деревех", то есть у боспорских тервингов, становилась более понятной, и набег печенегов на "условный Киев", и быстрое возвращение Святослава в город.

Но если ставка Святослава находилась в районе Тамани и Керчи, если Ольга не была в днепровском Киеве, если речь всего-то о части черноморского берега – то что было в Киеве настоящем, кто правил тем Киевом? И вот тут некоторые историки рисуют картину на редкость печальную: тот Киев был, но после смерти Олега власть в нем принадлежала совсем не потомкам Рюрика, а Хазарскому каганату, которому тот Киев вынужден был не только платить дань, но и поставлять рабов, и весь этот патронаж каганата распространялся на города лесостепной полосы, еще совсем недавно Руси Киевской. Поэтому существовала Словенская, или Варяжская, Русь на севере, Хазарская Русь в районе Киева и Северо-Причерноморская Русь на юге. Ольга была "королевой юга", но не великой княгиней всей Руси. Версия забавная, имеет своих сторонников, но доказательств, что она верна, кроме географических странностей, – нет никаких. По этой версии объединить центральные области и Причерноморье смог князь Святослав. О нем дальше и поведем наш рассказ.

Время домыслов

Походы Святослава

Если кому-то из первых князей и суждено было сравняться славой с Олегом Вещим или Олдом, то разве что Святославу, получившему именование Храброго. «Когда Святослав вырос и возмужал, – пишет летопись, – стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус, и много воевал. В походах ж не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими ж были и все остальные его воины. И посылал в иные земли со словами: „Хочу на вас идти“». По Льву Диакону, "вот какова была его наружность: умеренною роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой.

Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны, ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой".

В отличие от своей матери Ольги сын был ярым противником христианства. Еще в 969 году Святослав сказал «матери своей и боярам своим: „Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы“. Отвечала ему Ольга: „Видишь – я больна; куда хочешь уйти от меня?“ – ибо она уже разболелась. И сказала: „Когда похоронишь меня – отправляйся куда захочешь“. Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на выбранном месте, Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу».

После ее смерти Святослав уничтожил немало христианских церквей на своей земле, так что дело было не столько в том, что "дружина не поймет" крещения князя, но и в том, что греков и греческую церковь Святослав ненавидел В целом и было за что: как раз в эти годы Болгарию, в которой хотел сидеть Святослав, полностью подмяла под себя Византия. И Святослав не мог не видеть, как православнейшие греки разбираются с неоднородным населением этой страны, верующей и в христианского-то бога не по правилам, и имевших к тому же на своей земле массу языческих святынь. Недаром византийцы отмечали, что вера Святослава странным образом похожа на веру языческой Греции – с поклонением разным богам. Причем, несколько отвлекаясь в сторону, придется заметить, что отмечалась еще одна любопытная деталь (правда, для языческой Паннонии и славян-ободритов и лужичан): они свято чтили античные скульптуры богов, и можно было видеть, как русы поклоняются статуям Афродиты или Аполлона Эта древняя вера была куда ближе им и понятнее, чем евангельский Христос, который твердо ассоциировался с царством Нави, которое наступит, если люди перестанут уважать богов света Да и политическая жизнь Византии, которая была Святославу известна, тоже не могла радовать – там, на троне, сменялся император за императором, причем обычно смена происходила в связи с неестественной смертью. Святослав желал избавить Болгарию, страну для него абсолютно родственную, особенно если учитывать его происхождение от болгарского рода по матери, от византийцев, которые уничтожали языческих болгар со всей возможной жестокостью и религиозным фанатизмом. Константин Багрянородный пишет, что обращение болгар началось при императоре Василии: «Народ этот, хотя вроде бы и прежде обратился к благочестию и перешел в христианство, однако нетверд и непрочен был во благе и подобен листам, колышимым и колеблемым малейшим ветром. Но непрерывными царскими увещеваниями, торжественными приемами, а еще великодушными щедротами и дарами заставил он их принять архиепископа и умножить в стране число епископов. И вот через них, а также через благочестивых монахов, коих призвал царь с гор и из пещер земных и послал туда, сей народ оставил отцовские обычаи и дал уловить себя в сети Христа».Это уловление в сети Христа сопровождалось массовой резней, хотя Константин лицемерно сообщает только о чудесах, якобы склонивших болгар к полной зависимости от Рима: чудеса объяснялись просто: по всей Болгарии стояли императорские войска – самое надежное чудо в деле обращения неверных. Не нравилось это положение дел ни самим болгарам, ни болгарской знати, боявшейся (и справедливо) полностью потерять свою страну, ни Святославу. Святослав хотел стать царем болгар, и – если версия о роде Ольги верна – имел на то не меньшее право, чем другие болгарские цари. Именно потому он и стремился сесть на Дунае, и скорее всего не в Переяславце, а в столице Болгарии Переяславле – старинной Преславе. Между прочим, от того времени сохранилось странное материальное свидетельство – монета Святослава, отчеканенная в Болгарии, на ней есть и надпись: Святослав царь болгар. Но к мечте Святослава объединить всех славян мы еще вернемся, потому что первые походы Святослава связаны отнюдь не с Болгарией, а с Хазарским каганатом.

"В год 6472 (964). И пошел на Оку реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал вятичам: «Кому дань даете?» Они же ответили: «Хазарам – по щелягу с сохи даем».

В год 6473 (965). Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов.

В год 6474 (966). Вятичей победил Святослав и дань на них возложил".

Летопись не перечисляет событий, связанных с походами на хазар, хотя в этом плане есть свидетельства, что это были маршевые броски, организованные очень смело и умно. После Святослава Хазарский каганат сходит с исторической сцены как мощное и сильное государство, внушавшее современникам ужас. Хазарский каганат был странным образованием, в котором тюркоязычное население приняло иудаизм. Хотя столица каганата находилась в низовьях Волги, форпосты Хазарии имелись и в Северном Причерноморье. Хазария была жестко структурирована, и большинством совершенно бесправного населения управляла сильная и богатая иудейская верхушка Основной доход этого меньшинства шел с торговли, причем наиболее процветала торговля живым товаром Именно за живым товаром и посылались экспедиции хазар в западные земли, где захватывались в плен молодые мужчины и девушки, которых потом выгодно сбывали на невольничьих рынках Востока До сих пор на юге Руси сохранились предания, как приходили сборщики хазарской дани и забирали рабов. В случае отказа выдать дань славянские поселения уничтожались. Ясы, касоги и вятичи – все они в эпоху Святослава ходили под данью каганата. В каганате была замечательно поставлена разведывательная функция, и практически в каждом торговом городе Руси имелись свои глаза и уши – хазарские купцы. Но если князь действовал, как справедливо считают, не из Киева, а с Боспора Киммерийского, в ставке Святослава этих глаз и ушей не было, только это, очевидно, и помогло ему пройти победным маршем по Волге, зайти хазарам в тыл и совершить именно то, что Пушкин приписал князю Олегу, – предать земли каганата "мечам и пожарам". После этих "мечей и пожаров" каганат оправиться ужене смог – удар по хазарам был страшен.

Вот тогда-то, сделав печенегов союзниками, Святослав и обращает взоры на Запад. Причем завоевание Болгарии произошло по худшему для Византии сценарию, и немалую роль в этом утверждении Святослава сыграл посол Калокир, отправленный в 967 году императором Византии для переговоров со Святославом (византийцы знают его под именем Свендослава или Сфендослава) – в Болгарии вспыхнул мятеж, и император решил подавить сопротивление болгар (мисян по-византийски) силами русов: по мирному договору русы обещали выставлять свое войско в помощь Византии. Однако Калокир прибыл к Святославу и стал вести переговоры совершенно иного толка: он, по словам Константина Багрянородного, «совратил катархонта тавров льстивыми речами и дарами», предложив совершенно иное: «собрать сильное войско и выступить против мисян с тем, чтобы после победы над ними подчинить и удержать страну для собственного пребывания, а ему помочь против ромеев в борьбе за овладение престолом и ромейской державой. [За это Калокир] обещал ему огромные, несказанные богатства из царской сокровищницы. Выслушав слова Калокира, Сфендослав не в силах был сдержать своих устремлений; возбужденный надеждой получить богатство, видя себя во сне владетелем страны мисян, он, будучи мужем горячим и дерзким, да к тому же отважным и деятельным, поднял на войну все молодое поколение тавров. Набрав, таким образом, войско, состоявшее, кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей, он вместе с Патрикием Калокиром, с которым соединился узами побратимства, выступил против мисян». Против Святослава выступило болгарское войско, подчиненное полностью Византии, и это войско было разбито: «Узнав, что [Сфендослав] уже подплывает к Истру и готовится к высадке на берег, мисяне собрали и выставили против него фалангу в тридцать тысяч вооруженных мужей. Но тавры стремительно выпрыгнули из челнов, выставили вперед щиты, обнажили мечи и стали направо и налево поражать мисян. Те не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и постыдным образом заперлись в безопасной крепости своей Дористоле. Тогда, говорят, предводителя мисян Петра, мужа боголюбивого и благочестивого, сильно огорченного неожиданным бегством его войска, постиг эпилептический припадок, и спустя недолгое время он переселился в иной мир». Святослав взял Дристол, взял Переяславец на Дунае и восемьдесят городов болгарских, и – что не могло не раздражать Византию – потребовал дань с греков. Если до этого у императора Византии была надежда задушить болгар руками русов, а потом задушить русов еще чьими-нибудь руками, то теперь все пошло прахом, пришлось вести с тавроскифами переговоры. В это время на константинопольский трон сел кже другой император, Иоанн. Летопись сообщает: "В год 6479 (971). Пришел Святослав в Переяславец, и затворились болгары в городе. И вышли болгары на битву со Святославом, и была сеча велика, и стали одолевать болгары. И сказал Святослав своим воинам: «Здесь нам и умереть; постоим же мужественно, братья и дружина!» И к вечеру одолел Святослав, и взял город приступом, и послал к грекам со словами: «Хочу идти на вас и взять столицу вашу, как и этот город». И сказали греки: «Невмоготу нам сопротивляться вам, так возьми с нас дань и на всю свою дружину и скажи, сколько вас, и дадим мы по числу дружинников твоих». Так говорили греки, обманывая русских, ибо греки лживы и до наших дней. И сказал им Святослав: «Нас двадцать тысяч», и прибавил десять тысяч: ибо было русских всего десять тысяч. И выставили греки против Святослава сто тысяч, и не дали дани. И пошел Святослав на греков, и вышли те против русских. Когда же русские увидели их – сильно испугались такого великого множества воинов, но сказал Святослав: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвым не ведом позор. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь И ответили воины: „Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим“. И исполнились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали».

Константин Багрянородный дает немного иную картину. "И вот [Иоанн] отрядил к нему послов с требованием, чтобы он, получив обещанную императором Никифором за набег на мисян награду, удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, которая принадлежит ромеям и издавна считается частью Македонии. Ибо говорят, что мисяне, отселившись от северных котрагов, хазаров и хунавов, покинули родные места и, бродя по Европе, захватили во времена правившего тогда ромеями Константина, называемого Погонатом, эту [область] и поселились в ней; по имени своего родоначальника Булгара страну стали именовать Булгарией. Сфендослав очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь, он со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей и тем самым смирил и [обуздал] всякое сопротивление и обеспечил покорность. Ромейским послам [Сфендослав] ответил надменно и дерзко: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с тавроскифами». Император Иоанн, получив такой ответ от скифа, снова отправил к нему послов, поручив им передать следующее: «Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы; поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и благодаря споспешествованию Бога неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. Пусть наш ответ не покажется вам дерзким; мы уповаем на бессмертного Бога-Христа: если вы сами не уйдете из страны, то мы изгоним вас из нее против вашей воли. Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи».Это послание рассердило Сфендослава, и он, охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ: "Я не вижу никакой необходимости для императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну – мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот [Византия] и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами". Получив известие об этих безумных речах, император решил незамедлительно со всем усердием готовиться к войне, дабы предупредить нашествие [Сфендослава] и преградить ему доступ к столищ".

"И пошел Святослав к столице, – продолжает этот рассказ русская летопись, – воюя и разбивая города, что стоят и доныне пусты. 14 созвал царь бояр своих в палату, и сказал им: "Что нам делать: не можем ведь ему сопротивляться? " И сказали ему бояре: «Пошли к нему дары, испытаем его: любит ли он золото или паволоки?» И послал к нему золото и паволоки с мудрым мужем, наказав ему: "Следи за его видом, и лицом, и мыслями Он же, взяв дары, пришел к Святославу. И поведали Святославу, что пришли греки с поклоном. И сказал он: «Введите их сюда». Те вошли, и поклонились ему, и положили перед ним золото и паволоки. И сказал Святослав своим отрокам, смотря в сторону: «Спряньте». Треки ж вернулись к царю, и созвал царь бояр. Посланные ж сказали: «Пришли-де мы к нему и поднесли дары, а он и не взглянул на них – приказал спрятать». И сказал один: «Испытай его еще раз: пошли ему оружие». Они ж послушали его, и послали ему меч и другое оружие, и принесли ему. Он ж взял и стал царя хвалить, выражая ему любовь и благодарность. Снова вернулись посланные к царю и поведали ему все, как было. И сказали бояре: «Лют будет муж этот, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет. Соглашайся на дань». И послал к нему царь, говоря так: «Не ходи к столице, возьми дань, сколько хочешь», ибо немного не дошел он до Царьграда. И дали ему дань; он ж брал и на убитых, говоря: «Возьмет-де за убитого род его». Взял ж и даров много и возвратился в Переяславец со славою великою, увидев ж, что мало у него дружины, сказал себе: «Как бы не убили какой-нибудь хитростью и дружину мою, и меня», так как многие погибли в боях. И сказал: «Пойду на Русь, приведу еще дружины».