Текст книги "Я из Африки"

Автор книги: Лидия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава XXIII. «Скажите моей маме…»

Нана проснулась от стука захлопнувшейся двери. Села, протирая глаза. Почему не слышно голосов ребят? Почему она лежит на каком-то диване? Где она? И тут Нана все вспомнила!

В комнате пусто. Его нет. Это он, уходя, хлопнул дверью. На полу стоит закрытый желтый чемодан, пальто висит на вешалке. Значит, он ушел ненадолго. Нана подбежала к двери, повернула ручку. Дернула дверь. Заперто. Он опять запер ее!.. И вчера весь вечер она просидела в этой большой красивой комнате одна, взаперти. Потом он пришел, принес бутерброд и стакан молока. Поставил на стол. «Ешь! – сказал он. – И попробуй мне только еще раз притронуться к телефону! Я проверю! Я нарочно позвоню сюда сам!» Потом он опять ушел. Нана долго сидела одна. Телефон молчал. Кругом было очень тихо…

Потом она заснула, свернувшись калачиком на диване. В праздничной форме, в белом переднике, без ботинок. Наверное, это он потом укрыл ее одеялом…

Который час? Уже утро. Розовое солнце проглядывает сквозь морозный туман, смотрит в окно. Как холодно и страшно! Что будет дальше? Сейчас он придет, строгий, молчаливый, велит ей одеться, возьмет за руку и поведет вниз по длинной лестнице. Тогда прощай, Москва! Прощай, интернат! Прощай, мама! Нет, нет! Нана ни за что не уедет отсюда! Ни за что!

И вдруг в коридоре, около двери, слышатся голоса. Сначала Нана пугается, отбегает от двери подальше. Это он возвращается! Но нет! Это женские голоса. Нана прислушивается. Говорят женщины… По-русски… Одна спрашивает:

– Ты уже убрала номер семьсот сорок первый?

Другая отвечает:

– Нет еще. Там девочка спит. Еще рано. Они уезжают в десять. Тогда уберу.

Нана бросается к двери. Стучит сначала тихонько, ладошкой, потом кулаками, потом ногой…

С той стороны женский голос тревожно и тихо спрашивает:

– Кто стучит? Люди спят!

– Откройте, пожалуйста! – задыхаясь, говорит Нана. – Откройте, пожалуйста! Мне очень нужно вам что-то сказать! Он сейчас вернется!

За дверью слышно, как звякает упавшая ручка ведра; кто-то подходит к двери, слышно, как шуршат по ковру подошвы…

– Кто это? – спрашивает Нана, прижавшись щекой к холодной белой двери рядом с замочной скважиной.

– Уборщица четырнадцатого этажа, – отвечает женщина.

– Откройте, пожалуйста! – шепчет Нана. – Я вам должна что-то сказать…

– Твой папа взял ключ, – говорит женщина. – А что ты хочешь, девочка? Где ты научилась говорить по-русски? Ведь папа твой не знает русского…

– Я учусь в Москве… В интернате номер двадцать один. В интернате номер двадцать один. Пожалуйста, позвоните туда по телефону, скажите, что он меня хочет увезти с собой в Америку. А я не хочу! – Нана начинает плакать… – Вы слышите меня? – спрашивает она, прижавшись губами к самой замочной скважине.

– Слышу, – отвечает женщина. – Слышу…

– Интернат номер двадцать один, – повторяет Нана. – И моя мама живет в Москве. Она учится в Университете дружбы. Скажите ей, что он хочет меня увезти. Скажите ей… Скажите, что самолет улетает сегодня в двенадцать часов…

– А как зовут твою маму? – слышится шепот из-за двери. – Как зовут?

– Тереза Машаду. Мою маму зовут Тереза Машаду… из Анголы. Она учится в Москве. Скажите ей! Скажите ей… Вы слышите? Вы слышите?

Но Нане никто не отвечает. Звякает ведро, шуршат подошвы. Женщина отходит от двери… Почему она уходит? Почему? Ведь Нана ей еще ничего не объяснила. Почему же она уходит?.. Нана снова прижимается ухом к замочной скважине, и вдруг слышит другие шаги: чуть-чуть поскрипывают туфли… Это возвращается он.

Вот уже поворачивается ключ в замке. Нана отбегает от двери и садится на диван. Быстро вытирает глаза. Пусть он не знает, что она плакала…

Дверь открывается.

– Ты уже встала? – спрашивает он. И голос его звучит ласково. – Это хорошо. Нам пора ехать!

Вслед за отцом входит переводчица.

– Уже десять часов, – говорит она. – Машина господина Уилсона, вероятно, уже внизу. Я спущусь, попрошу вынести ваши вещи. Одевайся скорее, Нана! Разве ты не рада, что поедешь вместе с нами в аэропорт, проводить папу? А потом я тебя отвезу в интернат…

Нана стремительно вскакивает. Переводчица, повернувшись, выходит из комнаты.

– Только проводить? – спрашивает Нана, и глаза ее сияют. – Только проводить?

– Ерунда! – говорит отец. – Одевайся! В этом дурацком платье ты долетишь только до Стокгольма. А это?.. – И он носком черного узкого башмака толкает валенки Наны. – Это годится только для русских. Жаль, что нет ничего другого. Надевай эти страшные боты. Нельзя же ехать в одних чулках. И это… – Отец бросает Нане ее коричневую шубку, белую меховую шапку…

Нана одевается…

Вот он опять, этот длинный, длинный коридор. По обеим сторонам двери, двери, двери. Отец идет легкой походкой, высокий, стройный, в пальто, без шапки. За руку он ведет Нану. Рядом с ним она похожа на медвежонка, на коричневого медвежонка с белой головой. Еле-еле двигаются ноги Наны… Может быть, валенки такие тяжелые? Но как же раньше она бегала в них на лыжах?

Ах, если бы этот коридор был еще в десять раз длиннее! В сто раз! В тысячу!.. Чтобы он никогда не кончался!.. Но он кончается. На площадке, около лестницы, за столом сидит та же самая приветливая женщина, около нее стоит еще какая-то женщина, рядом еще одна. Около них на полу стоит пылесос, ведро, щетка. Все три женщины внимательно смотрят на Нану. Все три молчат…

И Нана смотрит на них… Она хочет спросить: «Это вы говорили со мной? Это вы?»

Отец остановился у лифта. Слышно, как на каком-то этаже, наверху, хлопает дверь… Лифт спускается… Сейчас он уже будет здесь, откроется дверь… Отец войдет в лифт, Нана вместе с ним… Пусть лифт спускается помедленнее! Пусть помедленнее… Пусть подольше не открывается перед Наной красная блестящая дверь… Почему молчат эти женщины? Почему они ничего не говорят?

Но вот дверь лифта открывается. Нана оборачивается, смотрит назад, на женщин. Что это? Может быть, ей кажется? Одна из них быстро кивает головой, кивает несколько раз… Другая машет Нане рукой и улыбается… Почему она улыбается? А третья, широко открыв глаза, прикладывает палец к губам: «Молчи, Нана! Молчи!»

– Не понимаю, как можно привыкнуть к таким ужасным холодам! – говорит отец, садясь в машину. Кончиками пальцев он держится за ухо. – Несколько шагов от двери до машины, а уши у меня совсем замерзли! Ужасные холода!

Мистер Уилсон смеется.

– Ваша дочка, кажется, с вами не согласна. Ей нравится русский климат! У нее прекрасный вид! И очень теплая шуба!

Нана опускает голову и думает, думает… Почему улыбалась одна из женщин? Почему другая кивала головой? Почему третья приложила палец к губам? Может быть… может быть, они все-таки позвонили в интернат? Может быть, мама уже все знает? Может быть, сейчас их машину догонит другая машина? Она остановит их, и Нану возьмут отсюда?.. Нана вертит головой во все стороны, смотрит в заднее стекло, в одну сторону, в другую. Их машина идет очень быстро. Снежная пыль вьется за ней. Остановите! Остановите эту машину! Остановите ее! Кто-нибудь остановите! Нана не хочет уезжать из Москвы!

А шоссе, похожее на блестящую серую ленту, тянется между рядами домов, больших, каменных, многоэтажных, перебегает через мосты и под мостами… Все дальше и дальше от интерната. Все дальше и дальше от мамы…

– Не вертись! – строго говорит отец. – Ты толкаешь господина Уилсона. Сиди смирно!

– Мисс Ангола! – смеется господин Уилсон. – Право, романтическое приключение! Маленькая ангольская девочка, похищенная разбойниками, возвращается…

– Ха-ха-ха! – вдруг неожиданно громко смеется отец. Он смотрит на господина Уилсона и делает ему какие-то знаки, указывая на переводчицу. Она сидит впереди, рядом с шофером.

– Да, да! – говорит господин Уилсон, потирая замерзшие руки. – Скорее бы кончилось все у вас там, в Анголе. Алмазные копи, вероятно, все разрушены. Плантации сожжены. Ужас что натворили там эти повстанцы! Безобразие! А Америка очень заинтересована в Анголе. Это такая богатая страна… Я хотел бы когда-нибудь сам съездить туда, – мечтательно говорит он, откинувшись на мягкую спинку.

А машина все несется и несется по гладкому шоссе, все дальше и дальше от Москвы… Большая белая стрела указывает куда-то в правую сторону. На ней написано: «Аэропорт Шереметьево». Машина поворачивает направо. И мчится! Мчится дальше!

Почему же никто не останавливает машину? Почему никто не гонится за ними? Наверное, эта женщина ничего не смогла сделать и никому ничего не сказала?.. Наверное, она побоялась! А может быть, просто не поверила Нане!

Глава XXIV. «Пройдите на посадку…»

Здесь очень много людей, все говорят на разных, непонятных языках.

Господин Уилсон встретил какого-то знакомого и разговаривает с ним, поглядывая изредка на Нану. Отец ушел куда-то…

– Не смей вставать с места! Не смей никуда уходить! – сказал он и пошел вслед за переводчицей.

Нана пристально смотрит на стеклянную дверь. На всех входящих. Может быть… может быть… Она все-таки еще надеется…

…В субботу мама приедет в интернат. «А вашей дочки нет! – скажут ей. – Разве вы не знаете, что отец взял ее с собой?» – «Куда?» – спросит мама. «В Америку!» – ответят ей. «Как он попал сюда?» – «Не знаем, совсем не знаем!» – «Зачем вы отдали ему мою дочку? Зачем вы отпустили ее с ним? В Америку, где маленьких черных детей не пускают в школу! В Америку! Так далеко от меня!.. Как вы могли отпустить мою дочку так далеко?..» – «Он нас обманул! – скажут маме. – Он сказал, что берет ее к себе в гостиницу. Что вы тоже приедете туда в шесть часов… Он нас обманул».

Бедная мама! Она останется в Москве одна. Совсем одна… Бедная, бедная мама! Неужели Нана уедет? Улетит на этом огромном самолете? Вот на таком, как тот, который сидит на дорожке, распластав огромные крылья. Или вон на таком, как тот, что виден через окна, серый, с красной полоской на животе. Неужели Нана улетит, а мама останется? Неужели Нана улетит и не будет никогда больше разговаривать с мамой? Не будет учиться танцевать и рисовать? Не увидит больше никого из ребят? И Анну Ивановну?..

Вот идет маленький африканский мальчик… Он идет вместе со своей мамой и, кажется, рад, что улетает. Он смотрит на Нану веселыми черными глазами и что-то говорит своей маме. И его мама тоже смотрит на Нану и улыбается ей. Им весело! Они ничего не знают про Нану. Сидит какая-то африканская девочка в расстегнутой коричневой шубке, рядом с ней лежит белая меховая шапка, на полу около нее стоит желтый чемодан. Наверное, девочка улетает в Африку вместе с мамой и с папой… Наверное, так они думают…

– Начинается посадка на самолет рейс четыреста девятнадцать, «Москва – Стокгольм». Просим пассажиров занять места, – слышится голос из репродуктора.

Стокгольм! Он сказал: «Долетишь до Стокгольма…» Господин Уилсон вытянул длинную шею, посмотрел на Нану, на двери. Значит, это их самолет… Так скоро!..

В дверях показался отец. Он идет быстро, опустив голову, и что-то говорит переводчице. Та еле поспевает за ним…

– Я так решил! – громко говорит отец. – Я беру ее с собой! В конце концов я могу делать с ней, что хочу. Это мое дело. Это вас совершенно не касается! Вы только переводчик…

– Но, господин. Белармину, – переводчица протягивает к нему руки. – Но я… но интернат… Но ее мать… Это невозможно!

– Вам до этого нет никакого дела! – Господин Уилсон загораживает дорогу переводчице. – Вы не имеете никакого права вмешиваться. Господин Белармину решил взять свою дочь с собой и берет. Ему разрешили… А я оплачиваю дорогу. Вам-то какое дело?

Переводчица растерянно смотрит на Нану, на господина Уилсона.

– Позвоните в интернат! Я не хочу ехать! – говорит Нана и вскакивает. Шапка падает на пол.

Господин Уилсон отворачивается. Отец хватает Нану за руку:

– Молчи!

– Как хотите! Расхлебывайте все сами, Белармину… – говорит господин Уилсон. – Я буду вас ждать в самолете! – И он, взяв свой портфель, быстро идет к дверям.

– Позвоните в интернат! – еще раз говорит Нана.

Щеки переводчицы краснеют. Она умоляюще смотрит на Наниного отца.

– Прекрати разговоры на этом дурацком языке! – кричит он. – Что ты там болтаешь? Идем! – И он тащит Нану за руку. В другой руке у него чемодан… Глаза его сверкают, щеки становятся серыми…

– Продолжается посадка на самолет рейс четыреста девятнадцать, «Москва – Стокгольм». Пассажиров просят занять места, – снова доносится голос из репродуктора.

– Господин Белармину! Умоляю вас! – Переводчица бежит за ним.

– Оставьте меня! – Отец останавливается. – Не устраивайте скандала! На нас обратят внимание! Оставьте меня! Вы мне больше не нужны! Поняли? – И он быстро идет дальше.

Вот он уже рядом с дверью… Вот сейчас он ее откроет…

Но у двери стоит контроль. Женщина в синей форме, с маленькими золотыми крылышками и работники аэропорта.

– Ваши билеты, – говорит контролер.

Отец отпускает руку Наны, достает из кармана пиджака бумажник. Нана бросается к милиционеру и прячется за его спину.

– Я не хочу ехать! Я не хочу ехать с ним! – громко кричит она по-русски. – Здесь моя мама! Я учусь в интернате! Я не хочу ехать с ним!

Шубка ее расстегнута, видна праздничная школьная форма с белым передником.

Отец хочет схватить ее за руку, но милиционер спокойным движением отводит в сторону его протянутую руку…

– Простите, пожалуйста. Одну минуточку, – говорит он и подзывает переводчицу.

– Успокойтесь, пожалуйста! Сейчас мы все выясним!..

– Господин Белармину! – Переводчица чуть не плачет. – Пожалуйста, не волнуйтесь! Может быть, действительно вам не следует брать девочку!

– Это мое дело! – кричит отец. – Пустите меня! Самолет уже улетает! Пустите меня! Вот у меня билет для нее! Я заплатил за него! Это моя дочь!

– Ничего. Мы задержим немного самолет! – говорит спокойно милиционер. – Нужно все выяснить. Это правда твой отец, девочка?

– Да! – говорит Нана. – Да! Но я не хочу ехать с ним! Здесь, в Москве, моя мама! Я хочу учиться здесь! Я не хочу ехать с ним! Я живу здесь, в интернате!

Нана хочет все объяснить этим русским людям, хочет рассказать, почему она не хочет ехать с отцом. С этим человеком, сделавшим так много зла ее маме, Сабалу, бабушке Нандунду и многим, многим другим африканцам. Но она ничего не может выговорить. Она только повторяет, крепко уцепившись обеими руками за спину милиционера:

– Я не хочу ехать с ним! Я не хочу ехать с ним!.. – И слезы текут по ее щекам из широко раскрытых черных глаз.

Вдруг раздается какой-то шум, топот чьих-то ног… Слышатся голоса: «Здесь они! Здесь!»

Распахивается дверь, и вбегают люди…

Нана не верит своим глазам. Мама! Здесь мама! И Анна Ивановна! И Любовь Петровна! И еще много каких-то совсем незнакомых мужчин и женщин. Все они окружают Нану. А мама бросается к ней и обнимает ее, целует…

– Ну вот, теперь все и выяснилось! – спокойно говорит милиционер.

Мама поднимает голову, вытирает глаза, поправляет растрепавшиеся волосы. Она обводит глазами всех людей. И внимательно и строго смотрит на отца…

– Так вот как мы встретились, Антониу, – говорит она, положив руки на плечи Наны. – Так вот как мы встретились!.. Ты даже решился приехать в ненавистную тебе Москву для того, чтобы отнять у меня дочь…

Но тут голос из репродуктора перебивает маму:

– Пассажир самолета «Москва – Стокгольм», господин Антониу Белармину, срочно пройдите на посадку. Господин Антониу Белармину, срочно пройдите на посадку!

Горькая улыбка появляется на лице у мамы.

– А, понимаю… Ты приехал сюда под чужим именем. Иначе ты не мог. Это тебя теперь зовут Антониу Белармину? Сначала ты отказался от своего народа, от своей родины, от своей семьи, а теперь и от своего имени. Иди, Антониу! Самолет ждет тебя. Нана не поедет с тобой. И я и она дождемся в Москве счастливого дня, когда родина наша станет свободной. И тогда мы вернемся домой… А ты никогда не сможешь вернуться… Иди, Антониу. Тебя ждет самолет…

И отец Наны повернулся и пошел, распахнув стеклянную дверь. А оставшиеся люди, друзья, окружившие Нану и ее маму, смотрели сквозь стеклянную стену, как идет этот человек, потерявший родину, друзей и семью… Потерявший все! Даже свое имя… Как он идет по заснеженному асфальту, нагнув черную курчавую голову, пытаясь защититься от порывов холодного ветра. Как он идет один. Совсем один! И ветер заметает его следы…

Дорогие советские друзья!

С глубоким волнением читал и перечитывал я страницы повести Лидии Некрасовой «Я из Африки».

Сердечное спасибо автору и редакции за предоставленную возможность познакомиться с повестью еще в рукописи.

Эта небольшая книга, правдиво рассказывающая о горестях моей родины, поможет установить еще более близкие контакты между ангольским и советским народами; живущими на разных континентах Земли.

Дорогие советские юноши и девушки! Вам трудно представить, какое это большое счастье жить в вашей чудесной стране. Родина, Коммунистическая партия, советский народ сделали ваше детство счастливым, юность прекрасной.

Вы учитесь в светлых, удобных школах, в институтах, в университетах, проводите свой досуг в прекрасных дворцах и домах пионеров, на стадионах и спортивных площадках, отдыхаете в туристских лагерях и здравницах.

Вы дышите чистым воздухом! Вы радуетесь жизни! Вы верите: ваш завтрашний день будет еще более счастливым!

На моей далекой родине все не так. Ангола все еще не сбросила гнет колониального рабства. Мой народ живет в таких нечеловеческих условиях, которые вам даже трудно себе представить.

Мы вынуждены с детства переносить голод, ходить полураздетыми, жить в трущобах. В Анголе смертность детей достигает 60 %. 52 % детей умирает от туберкулеза, 41 % – от инфекционных заболеваний.

Колонизаторы держат мой народ в невежестве. 55 % ангольцев – неграмотны.

Только 1 % государственного бюджета Анголы расходуется на народное образование. На моей родине всего 32 средние общеобразовательные школы и 14 технических училищ. И при этом 80 % обучающихся в этих школах – белые. У нас в стране нет ни одного высшего учебного заведения – ни одного института.

Наш воздух отравлен запахом напалмовых бомб, которые применяют против нас португальские колонизаторы. Лучшие сыны и дочери Анголы вынуждены скрываться, бежать от произвола колонизаторов, с которыми они вступили в борьбу. У них нет возможности почувствовать ласку родителей, уют домашнего очага.

Силен и коварен враг. Жесток и неистов. Тяжелой ценой добываем мы себе свободу. 250 тысяч ангольцев отдали уже свою жизнь в борьбе с колонизаторами за независимость своей родины.

Но будущее за нами! Мы добьемся победы! Мы сделаем свою родину счастливой. Я верю: моя Ангола, вся Африка обретут свободу и независимость!

Мои ангольские товарищи просили меня передать вам, советским юношам и девушкам, братский привет и поблагодарить за дружескую поддержку и помощь.

Студент Афонсу Алвару да Кошта