Текст книги "Искренне ваша грешница"

Автор книги: Лидия Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Вы знаете, мой друг, водка сближает незнакомых людей, сокращает дистанцию, провоцирует на общение.

Мы выпили. Потом еще. И еще. Стало уже теплее и веселее. Мой визави уже нравился мне. Он сказал, что едет в Москву поступать в аспирантуру, а институт называть не хотел:

– Вы все равно его не знаете. Его никто не знает, но он существует. Он, ну, в общем... – называет институт, и я просто обалдеваю: это тот институт, в котором я работаю. Я так небрежно сообщаю ему об этом:

– Разрешите представиться, кандидат педагогических наук, преподаватель кафедры... – Тут уж он обалдел.

– Не может быть! Вы кандидат и, значит, не цыганка? Простите меня, пожалуйста.

– Ничего. Не возражаю и дальше продолжить нашу игру, как будто мы этого не сообщали друг другу. Так лучше – просто попутчики, и это нас ни к чему не обязывает. Давайте выпьем по этому поводу! За встречу!

А сама подумала: "Ведь это судьба! Он едет поступать к нам в аспирантуру, значит, встреча вполне возможна и в Москве".

А пока водка делала свое дело. За что и люблю ее, проклятую: затуманивает разум и окрашивает все в новый цвет романтики и интриги. Но игроку жизни только этого и надо.

Он уже рассказывал свою биографию, а я смотрела на него с вожделением. Он воевал в Афгане – поднял штанину и показал следы боевых ран.

– Ну и что, у меня тоже есть такой шов, – и я обнажила грудь и показала след от недавней операции по удалению желчного пузыря с камнем.

Это явилось сигналом. Он подошел ко мне совсем близко, опустил юбку и нежно поцеловал грудь. Я не знаю, как у других женщин, но у меня грудь самое чувствительное место, и если меня поцеловать в грудь, то дальше и уговаривать не нужно.

Нас так повлекло друг к другу, что мы, не сговариваясь, стали мысленно искать место. Упасть было некуда. Тамбур. Последний вагон. Никто сюда не заходит, разве только проводник, чтобы подложить угля в топку. Взгляд невольно пал на эту "топку". Там было достаточно места, чтобы встать одному человеку. Я быстро сообразила, что надо делать.

Он затолкался туда, а я встала к нему спиной, правой рукой держа ручку двери, ведущей в вагон, – на всякий случай.

И началось! Это развлечение не для слабых. Вагон раскачивало из стороны в сторону – все-таки хвост поезда. Мой попутчик справлялся со своей сложной задачей прекрасно, я от остроты ощущений ликовала.

Ноги слегка дрожали, когда он вышел из укрытия. Мы нежно и крепко обнялись и поцеловались первый раз по-настоящему.

– Вот это да!!! – протянул он восхищенно. – Куда только судьба не заносила меня, но чтобы в "топке паровоза" – это впервые! Давай-ка, – можно теперь на "ты"? – давай-ка выпьем за это!

И мы снова пили и снова целовались. И забыли обо всем на свете.

– Я еду в первом вагоне, понимаешь, у меня там невеста, понимаешь. Я сейчас пойду туда, а ты через пять минут приходи. Я скажу, что ты моя преподавательница по английскому языку. О'кей?

Но ему не удалось договорить. В тамбур вдруг влетели двое молодых людей и бросились на него с кулаками. Они били его и приговаривали:

– Скотина, тебя же за водкой послали два часа назад. Мы же думали, что ты на станции остался, а ты тут устроился как у себя дома. А там невеста плачет. Марш в купе свое, а вы, девушка, не возникайте. Его целая компания ждет, два часа сидим без водки!

И они под белы рученьки повели "преступника". Но он успел шепнуть, что ждет меня и все устроит, чтобы продолжить такое приятное общение. Я сказала, что приду. А пока я вошла в свое купе, и подруга, как настоящий психолог, сразу определила:

– Что-нибудь произошло? Ты сияешь, как начищенный самовар. Что случилось?

Я рассказала. Та открыла рот от удивления и только вымолвила совсем не психологически:

– Ну, ты даешь, мать! Про такое я не слыхивала – "в топке паровоза"! Вот это страсть! Ну что, молодец, не скрою, завидую белой завистью!

Я нарядилась, накрасилась и отправилась через весь состав. В их купе он был в центре внимания. Две молодые девушки буквально смотрели ему в рот. Он, увидев меня, сказал:

– Знакомьтесь, это моя преподавательница по английскому языку. Йес! – Все согласно закивали головами.

Он встал, вышел, оставив нас на несколько минут. Вернувшись, объявил:

– Извините, у нас очередной урок английского языка. Мы удаляемся. Сами понимаете, экзамен в аспирантуру – это не шутка.

А мне скомандовал:

– Быстро в пятое купе! Свободно. С проводницей я договорился. Я сейчас приду.

Я послушно зашла в назначенное купе. Через минуту влетел он, причитая:

– Что ты делаешь со мной, умираю – хочу тебя! Я ведь жениться собрался. Господи, какая женитьба! Скорее до тебя дорваться в нормальных условиях!

Да, по сравнению с тамбуром в купе было даже слишком хорошо. Я вполне уместилась на столе, а он стоял лицом ко мне, и эта поза была очень удобна для поезда, который покачивало из стороны в сторону. Потом позы менялись, насколько это позволяло купе. Нам было весело и легко. Я решила, что, безусловно, я его больше никогда не увижу, поэтому стоит показать свое искусство и еще в одном изысканнейшем удовольствии. Он ошалел от счастья – не ожидал, да я и сама не ждала от себя такой прыти.

Насладившись, мы попросили чай в купе и стали мирно беседовать:

– Мы, конечно, не расстанемся. Это судьба, ты сама понимаешь. Я не беру телефон, так как в Москве хочу проводить тебя до дому. Помогу донести вещи.

– В этом есть необходимость, так как очень много яблок я набрала с собой. Обязательно приди и помоги нам добраться до такси, поезд приходит ночью.

И я удалилась в свой вагон, совершенно уверенная в том, что "носильщик" нам обеспечен, – все-таки бывший офицер. Подруга ждала меня с нетерпением, и мы принялись обсуждать события.

– Вы знаете, наверное, мой друг, что для женщин важнее даже – чем пережить – обсудить пережитое. Этим мы отличаемся от мужчин. Есть возможность поделиться радостью и еще раз перечувствовать случившееся.

Мы болтали без умолку, смеялись и ждали Москвы, уже не беспокоясь ни о чем.

А было из-за чего беспокоиться. На каждой стоянке к поезду подносили ведра яблок – одни лучше других. Мне в "Артеке" заплатили за чтение лекций. Я была рада, что могу осчастливить людей, купив у них урожай. Сначала я складывала яблоки на свое место, потом на пол, потом уже не знала, куда складывать, а яблоки все несли и несли.

И тут спасительная мысль – мои большие тренировочные трикотажные брюки! Мы завязали узлом штанины, и в каждую вошло по два ведра яблок, потом насыпали в то место, где помещался живот. И у нас получилась здоровая неподъемная "баба", вернее, половина бабы, которая лежала, широко раскинув две толстые, битком набитые яблоками ноги. Смотреть было и смешно, и страшно. Поднять ее смог бы только могучий мужчина. Эту святую обязанность мы и решили возложить на моего нового, такого прыткого и ушлого знакомого.

Наступила ночь, два часа, и поезд, наконец, подошел к перрону Курского вокзала. Мы сложили вещи и стали ждать: все-таки семнадцать вагонов надо пробежать бедному, чтобы взвалить на себя такую ношу. Но!.. Как это часто бывает – никого! Мы очень удивились. Потом удивились еще больше, потом просто ужаснулись при мысли об этой яблочной бабе. А когда пассажиры все уже ушли с перрона, нас охватила паника. Никаких носильщиков не было и в помине – и нашего тоже. Наш проводник с жалостью посмотрел на нас, покачал головой, увидев распластанную на полу бабу, ахнул, охнул, крякнул, подсел под нее, и вот она уже "обхватила" его своими толстыми ногами. И потащилось все это безобразие к стоянке такси, где в те далекие времена стояла большая очередь: метро закрыто.

Что делать? Тогда я еще не была знаменитостью. Так, немного известная в неизвестных кругах. Но в стрессовых ситуациях мой мозг работал четко. Я же видела, как у проводника ноги подгибаются от тяжести! Срочно надо было что-то придумывать.

Я увидела невдалеке пустой автобус. Он просто так стоял. Я подлетела и начала темпераментно водителю объяснять, откуда мы едем и что везем. Он глянул на проводника и все понял. Открыл двери, и проводник сбросил наконец с себя ненавистные ему "ноги". Яблоки шмякнулись на пол, мы уселись, и автобус быстро доставил нас домой. Водитель только выкинул нам эти "штаны" на улицу и уехал.

Надо сказать, что подруга моя была худенькая и маленькая. А этаж четвертый, без лифта, и четыре часа ночи.

Мы решили "бабу" развязать и носить яблоки ведрами наверх. И конечно, при каждом удобном случае проклинали будущего аспиранта.

– Скотина! Жалкий трус! Негодяй! Дерьмо! Козел! Предатель! Хорошо, что телефон еще не дала.

Яблоки я потом долго раздавала, дарила, варила – весь дом пропах яблоками, но когда их много, то есть их вовсе не хочется.

Прошел целый месяц, прежде чем раздался звонок.

– Алло! Прости меня, я дрянь. Оправданий мне нет. Водка, все водка делает. Я ничего не помнил. И вместо того, чтобы тебе яблоки выносить, из вагона выносили меня и куда-то потом везли. Прости еще раз. Я ничего не забыл. И никогда не забуду, даже если ты откажешься со мной встретиться. Я безумно тебя хочу, ты во сне снишься. Умоляю, не сердись! Прости! Давай встретимся!

– Откуда у тебя мой телефон? – строго спросила я.

– Так в аспирантуру я поступил. Теперь это наш институт. Нашел твою кафедру, сказал, что я корреспондент газеты, хочу взять интервью, мне тут же выдали твой телефон.

– Вообще-то с предателями и врунами я не разговариваю. Насчет встречи подумаю, позвони через неделю.

– Не спешите осуждать меня, мой друг, за слабость, но редко какая женщина устоит перед соблазном "исполнения на бис".

Я ведь тоже все помнила. Мое воображение переносило меня то в "топку паровоза", то на скромный столик в купе. Я вспыхивала и от стыда, и от наслаждения одновременно.

Секс без любви возможен, и он не менее сильно действует, чем любовь духовная. Если это, конечно, секс с большой буквы.

Встреча наша состоялась, и я спросила у него о невесте. Собирается ли он жениться?

– Это у меня так все девушки называются – невесты. А женат я уже был, и сын растет, и жена есть, которую я чуть не убил из ревности. Теперь в разводе, приехал защищать диссертацию. Тема – "Обледенение самолетов". Защищусь, уеду работать в другой город. А пока Москва – это ты. Будем встречаться. Только я никогда не знаю, когда позвоню, когда приеду. Шалавый я, понимаешь. Куда нелегкая занесет! Ты не сердись, потом привыкнешь и полюбишь еще меня, непутевого.

Все это он оправдал в точности. Объявлялся нечаянно, исчезал неожиданно. Никакого плана. Любил являться перед праздниками, приглашал то в ресторан, то в компанию, то в общежитие. Всегда пьянка, женщины, гульба. Но чего-то ему страшно не хватало. Он говорил мне:

– Представляешь, каких только женщин у меня не было – и молодых, и худых. Два часа занимаюсь сексом, а толку никакого. Эмоций твоих не хватает. Только с тобой у меня все в порядке, только ты освобождаешь моего "пленника". Как тебе это удается, не знаю.

Он все время менял "невест", но любовь так и не приходила. "Невесты" убегали из загса, поняв, что он не любит. В институте мы иногда виделись, кое в чем я ему помогала совсем немного. В своем деле он был очень талантлив и скоро с успехом защитился.

Но прежде этого произошло одно событие, о котором хочу рассказать особо.

– Мой друг, не спешите меня осуждать, так как было это всего один раз, и то нечаянно и по его инициативе...

Он очень хотел, чтобы мы были вместе в Новый год. У него – очередная невеста, но с квартирой... И он попросил меня приехать в эту квартиру и разыграть очередную роль – его тещи. А сам пригласил друга, чтобы было двое на двое. Мне тоже хотелось его увидеть, тоскливая домашняя обстановка мне давно опротивела, и я согласилась.

Приехала, увидела и "невесту", и друга. Никто из них мне не понравился, я хотела только к нему. Но надо было строго придерживаться сценария и сдерживать свои чувства. Пришлось сесть рядом с другом и развлекать его. Это был обыкновенный молодой сельский парень, который тоже приехал защищать диссертацию. Я пила водку, закусывала селедкой, опять пила, и скоро мне его друг уже начал внушать симпатию. Правильно говорят мужчины: "Не бывает женщин некрасивых, бывает мало водки". Здесь тот же случай. Видя, что я разомлела от водки и шампанского, друг пригласил меня танцевать. И танец изменил все...

Он нежно меня вел, в танце обнимал, целовал, спокойно, не таясь, при всех – видно, тоже хорошо играл свою роль по сценарию. У моего друга глаза на лоб полезли, он забыл о невесте и, не отрываясь, следил за нами. Мы уже упивались поцелуями, такими мягкими... и многообещающими. Но что мы могли сделать в однокомнатной квартире, где всего одна кровать, отгороженная большим шкафом, чтобы ее не было видно? Но я-то разглядела и поняла, что борьба за эту единственную кровать скоро начнется.

Хозяйка квартиры, невеста, ушла к подруге наверх, он за ней – видно, устраивали смотрины. Я сразу оценила обстановку и сама потащила своего партнера по танцам за шкаф. Мы как-то очень быстро разделись и отдались друг другу, целуясь без конца.

Новый друг оказался прекрасным мужчиной – сильным и вместе с тем ласковым. Это редкий дар. Вот подарок от Деда Мороза в новогоднюю ночь! Мы снова занялись сексом. И вдруг я почувствовала, что кто-то гладит меня по спине нежно и страстно. Я вздрогнула, оглянулась. Это был мой бывший попутчик!

– Спокойно, ребята, я с вами, только тихо, пока хозяйки нет.

Комментарии излишни. "Де труа", – говорят французы. Секс втроем. Я только читала об этом, но даже не представляла себя в этой роли.

Я лежала между двумя прекрасными мужчинами и не знала, с чего начать. Но мой бывший подсказал, и это сразу мне понравилось. Одновременно двое. Это было остро, ой как остро, горячо, необычно. Мы все трое обалдели – все уже были родные и близкие. Только менялись местами и совсем забыли и о времени, и о месте, и о хозяйке. А она вернулась, подошла тихо к шкафу, увидела эту картину и велела нам выкатываться. Мы и выкатились, но лишь для того, чтобы предаться прерванному занятию. Уже не знаю, сколько это длилось, но это было как наркотик, – чем дальше, тем больше.

К сожалению, это больше не повторилось. Начались каникулы, друг уехал домой в деревню, а я осталась жить своей вечно раздвоенной жизнью и мучиться от невозможности нормального секса с мужем.

Наш роман закончился так же внезапно, как и начался, да и романом его назвать нельзя. Но тот необыкновенный секс, который я пережила с моим боевым попутчиком и его другом, остался в моей коллекции как драгоценный экспонат.

Молодость моя! Моя чужая

Молодость! Мой сапожок непарный!

Воспаленные глаза сужая,

Так листок срывают календарный.

Ничего из всей твоей добычи

Не взяла задумчивая Муза.

Молодость моя! – Назад не кличу.

Ты была мне ношей и обузой.

***

Неспроста руки твоей касаюсь,

Как с любовником с тобой прощаюсь.

Вырванная из грудных глубин

Молодость моя! – Иди к другим!

ЕДИНСТВО И БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ

Не любовь, а лихорадка!

Легкий бой лукав и лжив.

Нынче тошно, завтра сладко,

Нынче помер, завтра жив.

Бой кипит. Смешно обоим:

Как умен – и как умна!

Героиней и героем

Я равно обольщена.

Жезл пастуший – или шпага?

Зритель, бой – или гавот?

Шаг вперед – назад три шага,

Шаг назад – и три вперед.

Рот как мед, в очах – доверье,

Но уже взлетает бровь.

Не любовь, а лицемерье,

Лицедейство – не любовь!..

Марина Цветаева

ЮПИТЕР ПОШУТИЛ

Кто из нас, женщин, не мечтает о любви? – О любви, которая затмит разум, заберет душу и умчит куда-то в облака. Уж как хочется!

Сила желания определяет все, стоит только послать свой заказ в космос. И ждать! И верить! И чудо свершается!

Так случилось и со мной, когда было уже за шестьдесят. И дело не в том, что мне за шестьдесят, а в том, что ему за двадцать! Но, видно, любовь не разбирает, кому сколько лет, а приходит и зажигает пламень в сердцах. Я всегда представляю ее в образе красивой птицы с большими светящимися крыльями. Как махнет одним крылом, двое и запылают, не понимая, что с ними случилось. И лучатся глаза, и светятся их лица. И тихо завидуешь белой завистью. Теперь, когда сама влюбилась, только и слышу эти слова: "Завидуем белой завистью!" А чего завидовать-то, возьмите да и влюбитесь сами! Что? Не получается? В том-то и дело. По заказу не влюбишься, по плану не полюбишь.

Много лет отдыхала моя душа после очередного любовного потрясения, целых три года я никого не любила, ни о ком не страдала и не чувствовала дискомфорта – работала, творила, пела, ела... И вдруг нежданно-негаданно я поплыла по волнам, качаясь и радуясь тому, что снова чувствую себя влюбленной женщиной.

Сейчас, анализируя прожитый период влюбленности, пытаюсь понять, почему это случается и от чего зависит? Почему до него проходящие мимо молодые мужчины не волновали меня? Только потому, что красивый и умный? Но и красивых, и умных было достаточно. Потому, что молодой? Но я все время работаю с молодыми мужчинами, мои ровесники мне кажутся дедушками.

Встреча произошла на моем концерте, где он впервые увидел меня. А после концерта его увидела я. Он был высок, очень красив, с выразительными карими глазами, в которых отражалось все сразу: восхищение, удивление, восторг и любовь. Да, да, именно так он смотрел на меня. И я, как по ниточке, сама шагнула в расставленные сети опытного Скорпиона.

– Вы как рыба, заплывающая в теплые воды моего душевного Гольфстрима. От меня рыбы не уплывают, а женщины не уходят. И вам теперь не уйти от меня

А я и не собиралась уходить, истосковалась по мужской ласке, по нежным словам, рукам и губам: за несколько месяцев я услышала столько красивых слов о любви, сколько не слышала от всех мужчин, которых любила до него, вместе взятых.

– Любимая! Моя красавица! Самая красивая! Умница-разумница моя! За что мне такое счастье? Люблю тебя и буду любить всегда мою Лидочку...

Мне всегда хотелось отвечать ему какой-нибудь песней или арией из оперы.

– Люблю тебя, мой коханый. О мой долгожданный... – пела я своим мощным голосом арию Марины Мнишек из оперы Мусоргского "Борис Годунов".

Конечно, мы перебрали все пары в истории, какие знали. Больше всего нам подходили Шопен и Жорж Санд: мой любимый был профессиональным пианистом. И когда, сидя у рояля, он извлекал божественные звуки этюдов и сонат Фредерика Шопена, я обожала его и гордилась тем, что привлекла его внимание, что наши взгляды на любовь и жизнь и музыку совпадают. Я могла часами стоять у рояля и слушать его. Но нас все время выгоняли из залов, и я так и не смогла в полной мере насладиться его игрой, – нам не хватало времени.

...Мы встречались каждый день и, как в первый раз, объяснялись в любви, обнимались и без конца целовались, нежность переполняла его и меня. Вместе было так хорошо, что мы забывали о времени и о делах. Мы спешили, мы очень спешили насладиться этой возникшей вдруг между нами потрясающей душевной близостью. Он сказал, что он один как перст на этом свете, свободен, вполне самостоятелен, независим от родителей, от двух жен, с которыми давно развелся. Что я могла ответить ему? Я размышляла, думала. И вдруг вспомнила анекдот про скорпиона.

Говорит скорпион черепахе: "Перевези меня на ту сторону реки", а черепаха боится его и отвечает: "Скорпиончик, ты ведь укусишь меня, бедную". – "Нет, нет, черепашка, даю слово, не укушу, только, ради Бога, перевези". Поверила дура-черепаха, и они поплыли. Вот уже половину реки переплыли, вдруг скорпион смертельно кусает черепаху... Тонет она, умирая, и говорит: "Что же ты, скорпиончик, обещал ведь не кусать, а сам укусил?.." На что скорпион весело ответил: "А вот такое я говно!" Так и умерла доверчивая черепаха.

Я сразу ему этот анекдот рассказала и получила вместо ответа поцелуй и уверение в любви.

Любовь наша подкреплялась совместным творчеством – мы задумали сделать моноспектакль "Грезы любви". Каждый решил поделиться тем, что имел самого ценного: он – классической музыкой Шопена, Рахманинова, Бетховена, Листа, Чайковского, а я – стихами Марины Цветаевой. И это была такая находка, что мы, работая над спектаклем, прожили целую жизнь.

Марина Цветаева соединила нас крепкими узами. С каким волнением я читала:

Здравствуй! Не стрела, не камень:

Я! – живейшая из жен:

Жизнь. Обеими руками

В твой невыспавшийся сон.

Как нежно он смотрел на меня, когда играл мелодию "Каста дива" из оперы "Норма" Беллини.

А я, с замиранием сердца, с каким-то чувством девического стыда и смущения, застенчиво читала:

Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.

– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу!

Сказать еще?

При этом он умоляюще и нежно смотрел на меня и кивал в подтверждение: мол, еще!

– Златого утра краше!

Сказать еще?

И опять кивок.

– Один во всей вселенной!

Самой Любви младой военнопленный,

Рукой Челлини ваянная чаша.

И он продолжал играть божественную мелодию, а я – читать Цветаеву, вкладывая в ее стихи всю силу своих эмоций и страстей, вызванных юным пианистом.

Мы прибегали на репетиции, все время в разные концы Москвы, там, где давали время поработать у рояля, и наш спектакль держал нас и разрастался все больше, шире и глубже. Подбирать музыку он любил после того, как услышит стихи, и когда зазвучал Григ, то мы просто "слились в экстазе". И я вдруг ясно поняла, что душа откликается на эту прекрасную гармонию музыки и поэзии и это высшее наслаждение, самое яркое эстетическое удовольствие. И ближе ничего не может быть, секс становится лишним, ненужным, неважным элементом нашей жизни.

Господи, душа сбылась:

Умысел мой самый тайный,

снова вспомнила Цветаеву.

Что еще желать? Двое – это совсем не то, что один или одна. Вдвоем все интереснее вдвойне. И мы бродили по улицам такой любимой Москвы, и я как старая москвичка рассказывала ему, рожденному в Новороссийске, об улицах и площадях. Любовь была нашей третьей спутницей, и народ оглядывался на нас.

Потом были концерты, гастроли, работа вместе на сцене, перелеты, переезды. Бытовые трудности мы переносили легко и с юмором. В быту он был удобен и неприхотлив, в еде жаден и неутолим. Больше всего ему нравилась моя жареная картошка, которую я умела жарить на разный манер, каждый день разную, знаю я такие рецепты. И ничто не предвещало беды... Только было немного страшно оттого, что все слишком хорошо.

Сидя в вечернем кафе и глядя мне в глаза, он попросил:

– Давай не будем спешить с сексом. После этого все может измениться, а мне бы этого не хотелось. Нам ведь и так хорошо вместе, любимая!

– "Нам некуда больше спешить", – отшучивалась я.

Потом:

– Я не хочу знать о прошлом, я его принимаю, но не хочу быть твоим новым любовником. Дело в том, что я-то хочу быть твоим... законным супругом, понимаешь?

"...Хм, да. Понимаю..." – подумала я про себя и сказала:

– Понимаю слегка. Ну что ж, отвечу тебе, как Крупская Ленину: "Женой так женой".

На этом разговор и кончился.

А потом начался "отлив": "Я устал". "Денег нет". "Концертов нет". "Рекламы нет". "Настроения нет" и т.д.

Был и у меня спад настроения, эмоциональный всплеск недовольства, и мне захотелось сказать вдруг: "Какого черта ты свалился мне на голову, мне своих забот хватает, и финансовых, и творческих, и бытовых. Почему я должна с тобой носиться, как курица с яйцом? Жилось же тебе как-то до этой встречи! Так почему все заботы ты теперь переложил на меня?" И только я хотела всех этих "собак" навешать на него, как прочитала свой гороскоп и узнала о неблагосклонности сейчас ко мне Юпитера. Я замерла и стала размышлять: "Неужели мы так зависим от планет на небе? И что же тогда есть мы, если нами можно управлять, как марионетками? И как же живут те люди, которые не знают о расположении звезд на небе? Они все время ссорятся? А планеты смеются над ними?"

Но так или иначе, я не опозорилась, не показала свой гнев, а перетерпела, свалив все на Юпитера. Прошла всего неделя охлаждения, и снова на небосклоне нашей любви выглянуло солнце и улыбка осветила наши лица. Снова речь зашла о свадьбе, о том, как хорошо будет жить и репетировать дома, и с гастролей возвращаться вместе, и есть жареную картошку, и пить шампанское. А дети? Какие дети? Тебе нужны дети? Ну, если нужны, мы их вырастим в пробирке...

– Послушай, если мы поженимся, у меня сразу будет взрослая дочь? – спросил как-то он меня.

– И не только, – ответила я смеясь. – У тебя сразу будут и два внука: один футболист, другой велосипедист.

Он серьезно задумался над такой перспективой, а я решила, может быть, впервые в жизни не вмешиваться в процесс, который шел уже три месяца. Он сам будет режиссер и исполнитель спектакля с названием "Жизнь".

А потом было его выступление по радио, чтобы собрать народ на наш моноспектакль "Грезы любви".

Он говорил в эфир:

– Я пришел на концерт и сразу получил мощный психотерапевтический заряд. Энергетика, которая шла от исполнительницы, заводила весь зал. Завела меня тоже. Я теперь люблю эту женщину, эту артистку, эту певицу, этого удивительного человека. Мы всех приглашаем на наш спектакль "Грезы любви"!

...Я стояла на авансцене и читала Марину Цветаеву:

Кабы нас с тобой – да судьба свела

Ох, веселые пошли бы по земле дела!

И занавес открывался, и сидел за роялем тот, с кем свела меня судьба. Сияли его глаза, и трепетала моя душа, и хлопали зрители, и был рояль завален цветами.

Прошло две недели после спектакля. Вышли газеты с рекламными материалами о нашей музыкальной "лав стори", мы проездили на машинах от дома до дома кучу денег, съели еще полмешка картошки, привезли ко мне домой пианино, выстроили грандиозные планы, заказали сценические костюмы...

И вдруг телефонный звонок:

– Нам надо расстаться навсегда...

Повисла тяжелая пауза. Я сознавала, что это не каприз, что говорит это не он, вернее, он, но под диктовку, кто-то его "пасет" и дает указание, но кто? И зачем?

Вчера еще в глаза глядел,

А нынче – все косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел,

Все жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О вопль женщин всех времен:

"Мой милый, чт?о тебе я сделала?"...

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая...

И стон стоит вдоль всей земли:

"Мой милый, чт?о тебе я сделала?!"

ДВЕ ЗВЕЗДЫ

В небе полночном, в небе весеннем

Падали две звезды.

Падали звезды мягким свеченьем

В утренние сады.

Этот счастливый праздник паденья

Головы им вскружил.

Только вернуться вместе на землю

Не было больше сил.

Две звезды, две светлых повести,

В своей любви, как в невесомости.

Два голоса среди молчания,

В небесном храме звезд венчание...

Наши голоса сливались, когда мы пели гимн своей любви, и не было счастливее людей. В припеве он делал подголосок, и получался такой красивый звуковой слоеный бутерброд. Все заслушивались, а мы разливались соловьями. И при каждом удобном случае просили послушать нас. Нам казалось, что если мы любим, значит, и все вокруг тоже любят.

И вот завтра Народный салон без него. Сейчас четыре часа ночи, я сижу на кухне, и скорблю, и тоскую, и думаю, и вспоминаю все, что связано со сценой, с нашими с ним выступлениями, где мы так дополняли друг друга, хотя оба лидеры и солисты, и чувствовали себя действительно как две звезды.

Первое наше появление в Салоне было встречено бурными, добрыми аплодисментами. Он у рояля, я у микрофона. И те, кто хоть немного понимает в музыке, увидели и услышали, что это сама любовь льется в микрофон. У меня внутри все замирало от страха, от напряжения и волнения. Мне казалось, все видят и понимают – "На воре шапка горит". Так и я горела. В первом отделении он мне аккомпанировал, а в антракте мы вбежали в гримерку и бросились друг к другу. Мы целовались долго и радостно:

– Знали бы наши зрители, чем мы тут с тобой занимаемся!

Сколько было благодарности в этих поцелуях и объятиях! Все чудно и чудн?о!

Потом я переживала, выпуская его одного на сцену. Как его примет наша уже сформировавшаяся публика? Все-таки немолодые. А он "попса" чистая, хотя и песни его с философским уклоном, и сам он, без сомнения, талантлив. Он тоже волновался, пел под минусовую, живьем, хотя раньше себе этого "не позволял". Но я поставила условие – живьем, чтобы почувствовал кайф от отдачи, от своего напряжения. И когда раздались первые аплодисменты, у меня отлегло – приняли! И его радости не было границ. Песни свои он посвящал мне, предваряя выступление словами:

– Я эту песню посвящаю Лидии Ивановой, великолепной женщине, отличной журналистке, талантливому человеку, этому вихрю страстей и эмоций, моей любимой Лидочке.

Женщины таяли, а некоторые даже плакали, когда в финале песни он вставал передо мной на колени и целовал руку. Он это сделал в первый раз в Дмитрове, где мы выступали в местной библиотеке. Это было неожиданно, и я сама растерялась, когда увидела его коленопреклоненным.

Потом на банкете была смешная ситуация. Нам страшно хотелось целоваться. И он якобы пошел курить, а я с ним. В комнате, как назло, курила целая толпа, но мы всех "перекурили", чтобы остаться наконец одним и предаться любимым утехам. Однако одна весьма любопытная дама словно приросла к стулу и зорко за нами следила. Мой большой веер не спасал, она видела, как мы за ним потихонечку поцеловываемся, и никак не хотела покидать своего поста. И тогда я сказала:

– Ой, кто там так хорошо поет? Идем послушаем! – И привстала со стула.

Провокация удалась, дама ушла, а мы начали смеяться и над ней, и над собой, и от счастья...

Как же все прекрасно начиналось! После концерта ехали в машине, которую вел какой-то шальной дядька. На заднем сиденье сидел мой бывший многолетний любовник, а теперь помощник по хозяйству, который потихоньку-полегоньку начал критиковать выступление моего нынешнего друга. Я замерла, но решила дать любимому возможность самому парировать и защищаться. И он умно и корректно отвечал на все вопросы и отбивался.

Потом мы дважды выезжали на гастроли в Смоленскую область, радовали публику и сами радовались.

Помню сцену в поезде: "Вашему сыну принести чай?" Это нормально, и мы даже не обиделись – все-таки сорок лет разница в возрасте, это что-то! Просто было безотчетно весело.

Уверенные в себе и в своей любви, мы представляли картину весьма оригинальную. Нам завидовали, нас разглядывали, нас расспрашивали, и все удивлялись, что мы нашли друг в друге. А мы нашли самое главное – понимание. Мы хотели понимать друг друга – мы понимали. Мы хотели любить друг друга – и любили.

В Сафонове стойко терпели холод на сцене. Изо рта шел пар, когда я пела. А ему вообще хотелось играть в перчатках. Для разогрева я взяла бутылку хорошего коньяка. Налили по рюмке, и я пошла работать на сцену, оставив его за кулисами с организатором этого концерта. Она тоже замерзла и предложила ему выпить. Уходя, я попросила его вовремя остановить "Распутина", мелодию "Бони М", чтобы я не танцевала шесть минут. Он должен был выключить звук на середине. И вот я танцую, танцую, танцую, а никто не останавливает музыку. От злости я подскочила к занавесу и крикнула ему за кулисы: