Текст книги "Искренне ваша грешница"
Автор книги: Лидия Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Я влюблялась в лагере почти каждый сезон. Это спасало от монотонности жизни, от обыденности, от хандры или скуки. А тогда и скучать было некогда один сезон кончался, другой начинался, не успевал закончиться один роман, как я привозила из лагеря следующий. Но сейчас никакого другого романа я не хотела. Меня все устраивало, все удовлетворяло, я хотела только одного: его продолжения и развития в Москве.
Но как? Но где? Ох уж этот вечный вопрос влюбленных: как реализовать свои чувства, а проще: где отдаться? До чего же я любила одиноких женщин, живущих в отдельных квартирах! Я дарила им подарки, давала деньги, ублажала, исполняла все прихоти за одно одолжение – ключ!
И всю подготовительную работу проделывала одна, никогда не показывая своему избраннику, как тяжело мне этот ключ достался. Легко, изящно, эстетично, прилично и достойно я проводила час свидания с любимым мужчиной, стараясь ничем не обременять его и сама получая при этом максимум удовольствия.
У нас с моим "кавалером де Гриэ" была долгая дружба.
Москва захватила нас, закружила в вихре событий. Мы бегали на свидания, ходили в театры. Я всегда считала, что, если человек не посещает Большой зал консерватории, у него жизнь неполная. Поэтому всех своих избранников я приобщала к высокой классической музыке. И надо сказать, многие из них мне были очень благодарны. Музыка сближала, дополняла, утешала, радовала.
В то время я работала преподавателем педагогики в вузе. По дороге, в общественном транспорте я не тратила время на обсуждение погоды или политики я заучивала наизусть стихи Марины Цветаевой и, встречаясь с ним, рапортовала новым выученным стихотворением.
Нам было хорошо, ничто не предвещало беды или разлуки. Но однажды, как это всегда и бывает, он поехал на выходные в пансионат, всего на два дня, и встретил ее – женщину, непохожую на меня женщину, и испытал, вероятно, какие-то чувства. Приехал и сказал честно, что влюбился и собирается жениться. "Это нормально, – успокаивала я себя, – я замужем, пора и ему обрести семью, тем более что он безумно любит детей". Все произошло быстро, он перешел в ранг друзей дома, приходил на праздники вместе с женой, хорошей молодой женщиной. Я радовалась его счастью. Мы иногда встречались – уже по-другому, – но с удовольствием отдавались друг другу. Мы были одновременно и близкие люди, и просто друзья. Я не чувствовала угрызений совести, так как видела, что нужна ему как вдумчивый собеседник, советчик...
Жили они с женой долго, но детей все не было и не было. И вот однажды он зашел в ресторан... а проснулся наутро уже в другом городе и в объятиях другой женщины. У нее было трое детей, но не было мужа. И он решил все сразу поменять: обрести семью и детей, без которых не мыслил себе жизни. Так и ушел от нас обеих в свою новую жизнь, с заботами и страстями. И потерялся из виду.
Только однажды вздрогнуло мое сердце. Я увидела на Садовом кольце, около метро "Лермонтовская", как вылез из машины мужчина, что-то объясняя милиционеру. Это были его типичные жесты – только он так загибал палец на правой руке, только он так наклонял голову, когда что-то объяснял мне: "Лидка! Ты понимаешь..." – и прищуривал один глаз.
Да, скорее всего, это был он, но я тоже мчалась куда-то на машине, боясь, что земной шар повернется левым боком, а я останусь на правом. Темп! Темп! Темп! Он завораживает, москвичи уже рекордсмены по скорости на дорогах жизни, – и "кавалер де Гриэ" остался где-то там, далеко, в моем пионерском прошлом.
Но помню как сейчас одно из последних свиданий. Собственно, свиданием это и не назовешь: ключа не было, деться было некуда, и мы просто вошли в подъезд большого дома, только с черного хода. Я жила там раньше и знала этот черный ход, знала, что там никого не бывает и мы можем поговорить и даже поцеловаться спокойно. Мы тихо примостились на старом подоконнике, он сел, я встала к нему лицом и внимательно слушала – я всегда это умею делать с моими мужчинами, слушала о его житье-бытье.
Вдруг дверь на четвертом этаже открылась. Мужчина вышел выбросить мусор в ведро, стоявшее на лестнице. Увидел нас и поднял крик:
– Мать, ты иди-ка погляди, какие тут голубки сидят, пригрелись, устроились! Бесстыдники, безобразники, охальники! Марш отсюда! – И он закричал еще громче, на весь подъезд.
Ох, как противно было! Мы ушли расстроенные.
– А как вы думаете, мой друг?! "Любишь кататься, люби и саночки возить". Розы без шипов не бывают. Конечно, черный ход – не лучшее место, но, позвольте спросить, – неужели вы никогда не простаивали в подъезде? Нет? Мне жаль вас.
После этого долго я не могла в подъездах целоваться, потом забылось. И скоро подъезд опять сослужил мне добрую службу, но об этом в другом моем рассказе, а пока...
– Дорогой мой друг, теперь расскажу историю, которую считаю своей любовью номер один по силе страсти и страданий, выпавших на мою долю.
ПОЧТИ БЕЛЬМОНДО
Я не оговорилась – почти Бельмондо, только еще красивее. Такой красивый, что глаз не отвести, просто дух захватывало, а женщины чуть не сворачивали шеи, провожая его взглядом.
Высокий, стройный, с удивительной походкой – легкой, летящей и как-то на одну сторону – из-за того, что одно плечо выше другого. Глаза зеленые, с длинными ресницами. Рот большой, губы ярко очерченные. Облик соблазнителя Дон Жуана, только очень доброго, запал в душу надолго, можно сказать, на всю жизнь.
– Мой друг, сейчас мне 64! Когда мы встретились, мне было всего 28. Ощущаете? И все помню, до мелочей, до последнего жеста и слова. Хотя и принес он мне боли так много, что, казалось бы, надо не просто забыть, а вычеркнуть из памяти. Ан нет! Не могу! Поэтому наберитесь терпения, я начинаю свой рассказ.
Было это в далеком 1964 году, когда моей дочери было уже четыре года и была я мужняя жена, которой пришло в голову учиться в институте. Учиться во что бы то ни стало, хоть на очном, хоть на заочном, все равно, лишь бы учиться! Работала я тогда учителем физкультуры в школе и поступать решила в педагогический институт на факультет физического воспитания. Это был поступок невиданной смелости. Авантюризм чистой воды – вес у меня был большой: я занималась академической греблей, была членом сборной СССР, загребной восьмерки команды "Буревестник" и даже имею четыре серебряные медали за первенство страны.
Экзамены по спортивным дисциплинам – плаванию, гимнастике и легкой атлетике – я сдавала, преодолевая страх перед водой, перед "конем" и перед бегом на 5 000 м. Для меня самой было удивительно и радостно, что я все это одолела и стала студенткой заочного отделения.
Первый курс училась взахлеб, все было интересно: физиология, анатомия, химия, физика, педагогика, психология, и плавание, и гимнастика, и баскетбол, и футбол. Училась, радуясь каждому воскресенью, так как занятия для москвичей были именно в этот день. Сборы по лыжам проходили в Крюкове, под Москвой. Вот там и случилась эта история.
Зима, лес, красота волшебная. Живем не тужим, обеды нам готовит повар, смешной, всегда пьяный, но очень добрый, любящий свою работу и студентов. Вскоре объявили, что к нашему второму курсу присоединяются первокурсники. И мы заволновались: шутка ли – новенькие. Девушки прихорашивались, ожидая пополнения в наших рядах. И вот событие – едут! Вернее, идут по дорожке к нашему дому, в колонну по одному. Ах, это были мужчины, один другого лучше. Мы выбирали. Я выбрала, как мне тогда показалось, самого высокого и самого симпатичного. А моя подружка другого, поменьше ростом. Очень скоро мы познакомились, подружились, пригласили их к себе в гости. Когда погасили свет, каждый из мужчин сел на кровать той, которую он сам выбрал. И каково же было мое изумление, когда ко мне сел совсем не тот, кого я выбрала. Я даже вздрогнула от неожиданности. Хотела возмутиться, но нежный поцелуй закрыл мне рот, и я покорно молчала. Поцелуй был прекрасен, я вся зарделась в темноте, и хорошо, что этого никто не видел. Невидимый в темноте герой продолжал меня ласкать, обнимать, целовать, я млела и очень хотела увидеть его при свете.
Вечер длился. В комнате бродила страсть, шальная и молодая. Вдруг он поцеловал меня в ухо...
– Мой друг, это было впервые в моей жизни. Теперь-то я знаю цену таким поцелуям, а тогда уплыла куда-то в Космос и там парила, пока кто-то не зажег свет. Это был дежурный по курсу. Я наконец увидела лицо мужчины, который меня целовал так нежно. О, это было божественно красивое лицо, щеки его пылали, губы были полуоткрыты, а глаза... глаза излучали все – и желание, и радость, и удовольствие... Но почему-то к нему прилепилось нелепое прозвище Крокодил, и дожило оно до пятого курса. Когда мне хотели сделать приятное, то сообщали, что Крокодил стоит в коридоре, и я краснела и выбегала, чтобы увидеть его лицо, такое родное и полюбившееся мне.
Скоро в Крюкове все уже любовались нами. На сборах мы не расставались были вместе и на тренировках, и в столовой, и после отбоя часто бродили по сказочному лесу. Я наглядеться на него не могла – останавливалась специально и поджидала его на лыжне. Я и сама красиво и резво бегала тогда на лыжах, но он, как молодой и быстроногий олень, носился по лесу – худой, поджарый, преодолевал километры легко и свободно. Однажды он выехал из леса с красивой елкой на плече. Зрелище было необыкновенное. Елка предназначалась моей дочке. О любви мы совсем не говорили – она просто жила рядом с нами сама по себе. Но мы ее чувствовали, она грела нас и радовала...
– Мой друг, я знаю, что вас интересует: а был ли секс?
Ну какая же любовь без секса? Роковая минута приближалась. У меня не было сомнений, быть или не быть. Был один вопрос – где? Моя романтическая натура не могла смириться с пошлостью: выгнав подруг, отдаться просто так на железной кровати в нашей комнате. Я искала романтики. И я ее нашла.
В одну из ночей сияла на небе какая-то уж особо круглая луна. Она освещала лес невообразимым фантастическим светом, деревья стояли загадочные, как в сказке. И мы бродили по лесу, ошалевшие от этого света, от своей любви и от любовного томления, буквально распиравшего нас. Наконец мы прижались к большой, раскидистой ели. На нем был только шерстяной спортивный костюм, и я распахнула полы своей шубы, чтобы ему было теплее. Он стал меня целовать, целовать, целовать, а в мое бедро уже упиралось твердое и упругое. Мне стало жарко в этом зимнем лесу. Я поняла, что час настал, и позволила ему нежно уложить меня в снежную постель, в сугроб. Снизу спине сразу стало холодно, зато сверху горячо. Его жаркие толчки в моем теле продолжались до тех пор, пока не наступила желанная разрядка. Он упал, обессиленный, мне на грудь и замер счастливый. Как я люблю дарить мужчинам этот миг блаженства! Я чувствую тогда себя волшебницей, раздающей дары.
Потом он поднял меня, нежно и благодарно поцеловал. Думаю, он оценил необычность ситуации.
Мы счастливые вернулись в гостиницу. Я заснула крепким сном, который бывает только после здорового, хорошего секса.
– Мой друг, для любящей женщины нет вопроса, что делать. Есть страсть, которая сама ведет ее...
А наутро... Наутро случилась беда – встать я не смогла совсем. Страшнейший радикулит (моя старая спортивная болезнь) приковал меня к постели. Это было ЧП: впереди зачетов много, а я лежала пластом. Преподаватели очень удивились: вчера бегала на лыжах, как резвая коза, а сегодня улеглась, видите ли.
Он приходил и лечил меня, помогал, смешил, любил, целовал. И я очень старалась выбраться из болезни – я снова хотела в лес, к нашей ели. Я была молода и любима и быстро поправилась. И вскоре сдала зачет – показательный урок – на пять с плюсом. Я сумела так продемонстрировать все ходы на лыжах и так дать методику, что преподаватель сделал публичное признание:
– Я преподаю тридцать лет, но не смогу объяснить так, как это сделала Иванова. Это особый дар – отдавать знания другим. Молодец! – похвалил он меня.
...Сборы подошли к концу, и мы с сожалением покидали Крюково, шли к электричке по узкой снежной тропинке.
– Полюбуйтесь на эту парочку! Вот идут, обнявшись и взявшись за руки, счастливые люди! – изрек его друг.
А мы шли к неизвестности и к Москве, где меня ждали муж и дочь, а он был холост и моложе меня на семь лет. В электричке совсем пригорюнились, не зная, как быть дальше. И он мне предложил стать его "женщиной" – тогда говорили не "любовница", а "моя женщина".
– Мой друг, как же давно это было! И какая я была молодая! И как было весело грешить, и как было страшно возвращаться к мужу, который любил меня... Желание и страх всегда боролись во мне, но побеждало желание.
Подходя к дому, я замедлила шаги, боясь встречи с мужем. Впереди был Новый год, и встречать его без любимого не хотелось, а с ним – невозможно. И вдруг... Не было бы счастья, да несчастье помогло. Муж оказался в больнице его тоже прихватил радикулит. Он был толкатель ядра, и позвоночник давал сбой довольно часто. Стыдно было радоваться, но я радовалась безумно. А от этого всех любила – даже свекровь, которой оставила дочку на праздник. Знала, что ей это доставит радость, а мне даст желанную свободу.
Я сообщила своему другу, когда он позвонил, что свободна и Новый год можно встретить вместе. Купила новые туфли фирмы "Саламандра", замшевые, на каблуках, и, набрав всякой снеди, отправилась с ним на дачу куда-то далеко за город. Дача была чужая, заброшенная. В нее надо было вдохнуть жизнь – и я это сделала. Чего не совершишь, когда любимый рядом!
Он ехал с другом и очень просил пригласить какую-нибудь подругу, но все подруги были заняты и отказались. Так мы втроем и приехали справлять Новый год. Я готовила, украшала, танцевала и метала страстные взгляды на любимого, представляя, как наконец мы в тепле отдадимся друг другу. От меня просто искры отлетали, а его друг говорил:
– Ну где же ты нашел такое чудо? Это же не женщина, а вулкан! Тебе просто повезло.
Пробило двенадцать... Выпили, поели, потанцевали и улеглись. Друг на печку залез, которую он жарко натопил, а нам достался диван. Странный диван – он был сбит из фанеры и дерева, и больше на нем ничего не было. Накидали каких-то тряпок и... Сначала предавались любви, потом обнялись и крепко заснули в объятиях друг друга. Ничто не предвещало беды. Но она была рядом – и коварная. Она подползла тихо и незаметно и сморила нас. Могли бы проснуться уже на том свете. Спас случай – друг решил выйти во двор и, войдя в дом, не сумел как следует закрыть дверь. Щель, в которую повалил холодный воздух, спасла нас от неминуемой гибели. Это был угарный газ, который шел из печки, потому что мы слишком рано закрыли трубу.
Я так четко и ясно помню свои ощущения угоревшей женщины, что могу описать их до мельчайших подробностей. Я проснулась оттого, что у меня кружилась голова и мне было дурно, тошнило. Он тоже очнулся и попытался встать, но его кинуло в сторону. Тогда я решила подняться, меня шатнуло, и я виском ударилась о ножку стола. Боль была тупая, далекая и не моя. Потом "все смешалось в доме Облонских": нас страшно рвало, и мы ничего не соображали. Потом дрожь пробирала до костей. А после я посмотрела на себя в зеркало – под правым глазом вырос большой фингал. Я вспомнила мужа – придется как-то объяснять происхождение синяка. Ну что ж!
Домой возвращались грустные. Новый год не удался. С тех пор я его отменила и никогда не справляю.
На следующий день, придя в больницу к мужу, я сказала, что справляла праздник с подругами на даче, угорела, упала, ударилась об ножку стола. Муж поверил мне. Женщина, если нужно, "соврет и недорого возьмет".
Жизнь постепенно вошла в свое русло. Я бегала по подругам, которые оставляли мне ключи от квартиры – любовь была тайная и потому особенно сладкая. Кроме того, мы учились и виделись в институте. Я помогала ему делать контрольные работы – мне удовольствие, а он рад: ему такой ерундой заниматься было некогда – он был тренером по байдарке и все время уезжал на сборы. Привозил мне всякие подарки, а однажды из Астрахани привез огромного сазана. Сколько мы обошли квартир, теперь и не вспомнить, но вот одну я запомнила навсегда.
Подруга просила меня только об одном – ничего не переставлять в комнатах, так как муж у нее ревнивый – убьет! Квартира была далеко, мы ехали, ехали, ехали и наконец приехали.
Выложили все из сумок, устроили в комнате стол, а табуреточки одной не хватило – и мы ее взяли из кухни, а потом забыли поставить на место. Это и было нашей роковой ошибкой – подругу избил ревнивый муж, а мотивом оказалась именно эта забытая табуретка.
– Друг мой, что же такое секс? Это зависимость. И я была зависима от него всю свою молодость. Вся жизнь моя как женщины состоит из бесплодных попыток удовлетворить свою страсть, хотя страсть, как известно, неудовлетворима. И потому всегда этого было мало, и всегда безумно хотелось назавтра повторить все сначала. Но с мужем не получалось, а ворованный секс был непостоянным, и, несмотря на то, что сексуальные партнеры довольно часто менялись, я жила впроголодь, хотя количеству мужчин в моей жизни могут позавидовать многие женщины.
Он был не просто любовником, он был очень любимым любовником. Но не только я его любила. Его вообще любили женщины, потому что он их тоже любил. Он был честен и старался всегда "расплатиться": оставался после вечеринки, чтобы порадовать на десерт женщину хорошим сексом. Он жалел одиноких женщин и часто скрашивал их одиночество своим приходом. Я не ревновала его, даже уважала за это.
Год за годом проходил, я училась, окончила институт и поступила в аспирантуру. И он как-то выпал из моей жизни, и очень долго мы с ним не виделись. Я тосковала по нему, одолевали воспоминания... Вот мы едем за грибами, я вижу, как он идет по мостовой с корзинкой, высокий, красивый, как-то по-особому переставляя ноги, а голову склонив набок. Я иду сзади и любуюсь им, любуюсь всем его обликом – как же я люблю любоваться мужчиной!.. Почему принято любоваться женщиной? Я всегда любуюсь мужчиной: походка, стать, руки, глаза, волосы – все это может составлять целую картину.
Всегда ждала гармонии в любви, но чаще всего не везло, доставались "то вершки, то корешки". В нем наконец совпало все это вместе, и тогда он больше всего соответствовал моему эстетическому идеалу мужчины.
Именно с ним испытала я однажды эту гармонию души и тела. Свидание было назначено, ключ в кармане, на улице февраль. Вот я уже в квартире и смотрю с девятого этажа, как идет снег – и как идет он. И такая нежность разливается по телу, а желание сжигает все внутри... И едва он вошел, мы предались лучшему занятию в мире – стали любить друг друга.
Наши движения были слаженны и ритмичны, и в конце концов мы вошли в ритм вселенной и просто "улетели". Я не помню, сколько времени эта космическая энергия нас держала, помню только, что губы его были возле моего уха и он шептал мне слова любви, а когда мы оторвались друг от друга, я не могла сообразить, где я нахожусь.
Помню, как однажды после долгой разлуки я готовилась к свиданию. Сначала пошла в баню, напарилась. Потом долго сидела в парикмахерской, потом прибежала на наше место под мостом у Белорусского и все не могла поверить, что сейчас его увижу. Он появился, как всегда, внезапно, как будто вырос из-под земли. Мы пошли в ресторан "Бега" – ели, пили, танцевали, объяснялись в любви.
Провожая меня домой по Лесной улице, он сетовал на то, что такой хороший вечер нельзя продолжить, что нельзя провести ночь вместе. Я вспомнила: недалеко живет моя подруга, можно зайти выпить чаю и еще побеседовать за жизнь. Он согласился, и вот мы уже звоним в дверь.
У подруги даже челюсть отпала, когда она увидела моего "Жан-Поля Бельмондо" на пороге. Глаза ее недобро сверкнули – я знаю эти взгляды зависти и коварства. Но когда я люблю, я всегда теряю бдительность. Я думаю: если я люблю, то и меня все любят. И подруга мне казалась такой милой, потому что пустила нас к себе... К тому же голова болела весь вечер: то ли оттого, что перепарилась в бане, то ли от переполнявших эмоций. Я думала чаем успокоиться.
Подруга, как челнок, сновала из кухни в комнату и обратно. Потом попросила его помочь, и он послушно поплелся за ней на кухню. И долго, слишком долго помогал. Я не ревновала, я только удивлялась, почему они не идут...
Пили чай, смеялись. Он влюбленными глазами смотрел на меня и просил остаться, тем более что подруга предоставляла нам "политическое убежище" – она жила одна. А я не соглашалась – боялась мужа. Наконец мы распрощались с хозяйкой, которая как-то загадочно посмотрела на моего друга и украдкой сделала ему осторожный знак. Я заметила, но не придала этому значения. Мы сели в такси, доехали до Новослободской, и я попросила высадить меня недалеко от дома, чтобы муж не видел, с кем я приехала.
Я перешла на другую сторону улицы – и черт меня дернул обернуться. Я увидела, как мой милый показывает водителю, чтобы тот вез назад. Понятно, что он вернулся к подруге. Понятно и другое – женской дружбы не бывает, первый же мужчина разбивает ее напрочь. Ему я ничего не сказала, а подруге объявила:
– Предателей не прощаю.
И рассталась с нею навсегда...
– Друг мой, не знаю, согласны ли вы со мной, но я убеждена в том, что женской дружбы без потерь не бывает.
Я сдержала слово, забыла о ее существовании. А мужчину что обвинять? Его подразнили красным покрывалом, и он, как бычок, пошел на поводу у своего полового инстинкта. Мужчина полигамен, он многолюб. И нечего его осуждать. Я простила его сразу. Потом, когда мы встретились, он извинялся, что так поступил:
– Но ты сама виновата, что ушла к мужу.
Долго мы еще встречались в разных районах Москвы. И я все так же старалась обаять одиноких женщин, живущих в отдельных квартирах, и одаривала их подарками за драгоценный ключ. И безумно мечтала о своей отдельной квартире.
Потом, правда, когда она у меня появилась, поток любовников резко уменьшился. И часто, сидя вместе со стареющей моей подругой, большой любительницей секса, мы рассуждали об иронии судьбы: когда есть с кем – негде, когда есть где – не с кем.
...Прошло много-много лет, у меня уже появились внуки, и наконец мой бывший возлюбленный решил жениться на спортсменке, которую тренировал. Вызвал меня на последнее свидание, рассказал все честно.
– Ну что ж, – сказала я, – ты был хорошим любовником, стань теперь хорошим мужем и отцом. Я буду всегда рядом.
Так и случилось. Он женился уже зрелым мужчиной, нагулявшись вволю. Поэтому семья была в радость, а две родившиеся дочки росли умницами и красавицами.
Я ушла и замерла. Не звонила. Не страдала. Страницу этой любви я закрыла спокойно и вспоминаю теперь, только когда вижу на экране Жан-Поля Бельмондо, и всегда при этом думаю, что мой любимый по прозвищу Крокодил был и лучше и краше. Таким и остался в памяти след этой трудной моей любви.
– Мой друг, я думаю теперь, на закате жизни, как я еще жива осталась, как не потеряла веру в любовь и в мужчин! Сколько рубцов на моем сердце! Но женщины, как кошки, быстро зализывают раны, чтобы снова отправиться на поиск любви, той единственной и самой главной, о которой речь впереди. Я встретила ее...
Мой друг, я испытываю ваше терпение, но не могу закончить свое повествование, не рассказав вам о том, как это случилось со мной в первый раз.
Судьба играет человеком. Иногда и сам не подозреваешь, до чего же она зло играет. А может, и не играет вовсе, а только проверяет на выносливость, на верность, на преданность... идее, другу, мужу?
Написала и подумала, что и не изменяла я вовсе, а только влюблялась, как сумасшедшая, не думая о последствиях, не раздумывая о том, хорошо это или плохо, прилично или нет.
ЗАЧЕМ ТЕБЯ Я, МИЛЫЙ МОЙ, УЗНАЛА?..
Рассказ об этом человеке попал в мою "антологию любви" не потому, что это был лучший, а потому, что это был... первый. Любовник первый. А муж, с которым я прожила двадцать четыре года, был моим первым мужчиной, – я вышла замуж в двадцать четыре года абсолютной девственницей, как, впрочем, и он, женившись на мне года в двадцать три, тоже был невинным. Мы оба были плодами воспитания по принципу "Умри, но не давай поцелуя без любви" и, соблюдая этот принцип, поженились "честными". Но, как показала наша трудная семейная жизнь, лучше бы уж мы имели хоть какой-то опыт в сексе. Пока разобрались с мужем в этом сложнейшем вопросе жизни, почти четверть века прошло. Надоев друг другу, мы разбежались без сожаления. Но это теперь мы стали такими умными, а тогда...
В далеком 1963 году, когда нашей дочери было три года, я уехала в пионерский лагерь, чтобы заработать денег, – их всегда катастрофически не хватало. Я была физруком в пионерлагере "Ласточка". Любила свою работу страстно, и детей любила, и лагерь любила – работала взахлеб, проводя спартакиады, олимпиады и фестивали.
Малые олимпийские игры пяти близлежащих лагерей – это была моя идея. Из соседнего лагеря "Родник" на совещание по олимпиаде приехал физрук с глазами синее неба и с улыбкой светлее солнца. Мастер спорта по плаванию, весельчак, острослов и очень хорош собой – высокий, стройный, сильный. Я влюбилась в его синие глаза, а он в мои зеленые. И начался роман века, на глазах всех участников первых лагерных олимпийских игр.
Не было никаких ухаживаний, объяснений и прочего. Но когда машина с надписью на борту "П/л "Родник"" появлялась в воротах "Ласточки", мое сердце радостно подпрыгивало и сама я расплывалась в блаженной улыбке. На олимпиаде мы с ним работали дружно, слаженно, без слов понимая друг друга. Оба высокие, молодые, мастера спорта СССР (я по академической гребле, он по плаванию), мы вызывали добрую и недобрую зависть тем, что все больше влюблялись друг в друга.
Любовь развивается по своим законам, независимо от того, как мы планируем собственную жизнь. Так и на этот раз. Лето закончилось, а любовь осталась и прописалась в наших сердцах надолго. Стали мы встречаться, мечтая в новом сезоне поработать в одном пионерском лагере вместе. Ну а уж если очень хочется, то обязательно и сбудется. На следующий год мы оказались в "Роднике" – я в должности физрука, а он – плаврука. Работали с удовольствием, дружно и четко. Дети в лагере были счастливы оттого, что им было интересно и весело жить, а мы радовались тому, что вместе и днем, и вечером. Нашей первой ночи еще не было, мы весь год соблюдали верность: я – мужу, а он – жене. Никто не подталкивал нас к этой последней черте, к первому греху в общепринятом смысле. Мы сами поняли наконец, что это ненормально и надо просто подарить себя друг другу. Сделали это осознанно и местом для нашей любви выбрали лес. Пусть он раскроет нам свои объятья, а мы – свои.
При моей необъятной фантазии я представляла этот свой первый раз каким-то романтически озаренным. И так ждала этого праздника страсти, что была буквально сбита с толку прозаическим актом. Что? Это и есть адюльтер? Измена? Это – грехопадение? Это же обыкновенное соединение, физическое соитие. Очень была расстроена: два года собирались, а согрешили – и ничего не почувствовали. Так себе! Обычно, неинтересно.
Но дальше – больше. Как-то приноровились друг к другу, приспособились и поняли всю прелесть секса. Именно это подогревало и подзадоривало. Да и время подстегивало – лето подходило к концу. Мы привыкли всюду быть вместе, вместе ходить в столовую, в купальню, в клуб. Персонал – повара, технички, дворники, медики, – ну и вожатые, конечно, улыбались нам, как бы негласно одобряя наши незаконные отношения: одни – вспоминая свою молодость, другие – досадуя, что им не пришлось пережить подобное в своей жизни...
В лагере он совмещал еще и должность фотографа. И в маленькой темной фотолаборатории частенько любил меня, не дожидаясь, пока настанет ночь. Я удивлялась тому, как настойчиво он просит зайти в лабораторию посмотреть фото со спартакиады, и я приходила, не чувствуя подвоха. Но едва только щелкал замок в двери, как я оказывалась в его объятиях. Все повторялось сначала, с новой силой.
– Мой друг, вот так я впервые пристрастилась к "наркотику" любви.
Лес, который окружал наш лагерь, был полон лесных даров – малина, орехи, грибы. Мы успевали за "тихий час" собрать по ведру белых, потом рассыпали их на полу веранды и замирали от красоты, с которой ничто не может сравниться! Одни шляпки грибов светлые, другие коричневые, сами грибы ядреные, ножки крепкие. Мы их и жарили, и солили, и сушили.
Но наше лесное счастье закончилось, и каждый вернулся в свой дом в Москве.
У меня возвращение было бурное. Я не хотела больше вступать в компромисс с мужем, я мечтала о гармонии в жизни, мечтала о том, с кем повенчал меня лес, и омыла река, и опалило солнце. Полный альбом прекрасных фотографий, запечатлевших меня в момент откровенного женского счастья, был со мной, и тайно от мужа я доставала его и думала о том, как уйду от него и выйду замуж за любимого, а там будь что будет...
Муж, узнав о том, что я собираюсь его покинуть, очень, просто очень расстроился. Вот уж чего я не ожидала. Он так переживал, что даже предложил сходить с ним в ресторан! Это было неслыханно. Мы жили беднее бедного. И вдруг расточительство немыслимое. Зачем? Потом он решил купить мне дорогую сумку. Потом уж и вовсе невозможное совершил: купил билеты на поезд, собрал чемодан и сказал:
– Хочу тебя, змею, на юг вывезти. Может, выветрится из тебя твоя любовь.
Что ж, муж есть муж – повез меня, как чемодан, в Адлер. Там все было так пошло и неинтересно, что он, видимо, от нервного расстройства, даже заболел.
Приехали в Москву, и стала я бегать на тайные свидания, считая свои счастливые минутки. Муж ревновал, следил за мной и не мог понять, что ничего нельзя сделать, пока я сама не остыну, не отойду, не переживу свою любовь.
– Мой друг, я считаю, что семейный вариант любовника, то есть перевод любовника в мужа, – самый бестолковый и нерезультативный. Нарушение табу, воровство дают остроту ощущений, и это долго действует и цепко держит влюбленных. Как только это уходит, разрушается и альянс – кухонный муж вместо страстного любовника быстро надоедает. Это знают все по фильмам и книгам, однако каждый считает, что его случай особый и он не повторит общей ошибки. Но проходит время, и мы убеждаемся, что ошиблись, и любовь куда-то исчезла и радость улетучилась, и остались быт, голый, скучный, отвратительный, и разъедающее душу непонимание того, кого недавно так любила.
Так или иначе, но мой любимый как-то все реже заводил разговор о свадьбе. Он тянул, молчал, размышлял, сомневался. Я, наоборот, торопила его, а муж, осведомленный о моем уходе, жил в подвешенном состоянии и полном смятении.