Текст книги "Музыка ночи"
Автор книги: Лидия Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Сара, голубка! Бертран де Лент многолик, только самое отвратительное из своих лиц он показывает тем, кто меньше всего способен ему противостоять. Леди Меррил – не первая мать, обманутая улыбкой сына, и де Лент – не первый дурной человек, который благодаря своему внешнему обаянию заставил светское общество влюбиться в него.
Лицо Сары немного просветлело.
– Вы считаете его… дурным?
– Безусловно. – Себастьян придал своему голосу всю несокрушимую уверенность, которую чувствовал.
– Я надеялась узнать… – Она замолчала. – Если бы кто-то еще пострадал от него, кто-то более важный, кто лучше меня, тогда я могла бы знать наверняка, что не я сама виновата в том, что он так относится ко мне. – Она глубоко вздохнула. – Вот почему я хотела узнать, что он сделал вам.
– Я бы не сказал, что я лучше вас. И вы бы тоже, если бы знали историю моей жизни. Но де Лент причинил боль не мне. А кому-то намного более невинному, чем мы с вами.
Себастьян понимал, что Саре этого недостаточно, но он не мог дать ей другое объяснение. Это был не вопрос доверия. Он не хотел посвящать ее в детали преступления, не хотел, чтобы она судила его, как он судил себя, задавала ему вопросы, на которые у него не было ответов.
– Детали вам ни к чему, но могу вас заверить: будь у него меньше очарования, а у меня больше, я не был бы теперь здесь, а он сидел бы в тюрьме.
Сара молчала, словно обдумывая услышанное.
– Это не все, на что я надеялась, хотя достаточно. – Лицо смягчилось от улыбки, но выражение осталось чуть неуверенным. – Благодарю вас.
– Вы желанны всегда.
Себастьян понял, что для нее это означало нечто большее, чем он имел в виду.
Глава 14
– Прошлой ночью вас не было, – почти робко сказала она. – Я подумала, вы изменили решение и не хотите видеть меня здесь.
– Меня задержали дела, а когда я вернулся, вы уже спали. Учитывая вашу бессонную ночь, я решил вас не тревожить, – ответил Себастьян.
– Вы оставили меня одну из внимания… ко мне? – Вопрос прозвучал так, словно эта вероятность крайне удивила ее.
– Не вздумайте привыкать к этому, – поддразнил Себастьян. Потом нахмурился. – Если бы я узнал о попытках де Лента, у меня бы не осталось выбора. Придя к вам, после того как он бы это сделал… – Он умолк, словно такая мысль уже приходила ему в голову. – Вы презирали его, даже отказались от работы, чтобы не позволить ему взять то, чего он хотел, но приняли мое предложение. Почему?
Сара удивленно посмотрела на него.
– Вы – не мистер де Лент. Кроме того, что существенно, вы спросили моего согласия.
Облегчение, вызванное этим сравнением, потрясло Себастьяна, хотя не полностью убедило его.
– Он ведь не причинил вам вреда, не так ли?
– Значит, вы сегодня с ним разговаривали? – неуверенно спросила она.
Себастьян лишь взглянул на нее, и Сара кивнула, приняв его молчание за ответ.
– У меня несколько синяков. Это излечимо. – Она застенчиво подняла руку, и он увидел под слоем пудры бурые пятна. – Но его член не был у меня между ног, и ничего другого в этом роде тоже не было.
Сара мгновенно покраснела от стыда, лицо выражало досаду, граничившую с отвращением. Потом с ужасом взглянула на него, словно он мог выгнать ее за такой промах. Себастьян невольно засмеялся над ее преувеличенной реакцией, что вызвало у нее даже большее удивление, чем его ответ.
– Иногда, – с улыбкой сказал он, – правдивость сродни неделикатности. Что бы сказала на этот счет ваша школа для леди?
– Не хочу и думать об этом, – призналась Сара. – Я научилась заменять большинство бранных слов моего прежнего лексикона, но когда я не знаю равнозначного вежливого слова, трудно не сказать что-то вульгарное.
Себастьян с трудом подавил смех.
– Очень сомневаюсь, что для слова «член» есть что-то равнозначное, подходящее для изысканного общества. Хотя вы могли бы поинтересоваться у своей учительницы по этикету.
Сара хихикнула, невольно представив себе эту сцену.
– Извините, мисс Стаблер, – произнесла она голосом прилежной школьницы, – но есть ли точный синоним слову «член»?
Озорной блеск в ее глазах противоречил невинному выражению лица, смущение исчезло. Засмеявшись, Себастьян притянул ее к себе.
– За внешним приличием и робостью скрывается настоящая распутница.
Глаза у нее весело блеснули, она дерзко взглянула на него.
– Вы даже не представляете какая.
– Прошлой ночью я мог сдержаться, хотя нет уверенности, что я сохраню хладнокровие и сейчас, – предупредил Себастьян. – Особенно если вы будете дразнить меня такими опасными беседами. Вы не представляете, насколько это действует на меня.
– О, я представляю, и очень хорошо. – Сара смотрела вниз. – Вы не возражаете, если я попытаюсь выразить свою благодарность за ваше великодушие?
Но ее напряженное лицо говорило ему, что она не столь беззаботна, как выглядит. От его решения не приближаться к ней давно остались только воспоминания, но ее напряженность снова пробудила у него вину, и он со стоном закрыл глаза.
– Сара, почему вы собираетесь это делать?
Вопрос удивил ее, и Сара посмотрела на него, стараясь прочесть ответ в его лице. Ничего, кроме беспокойства.
– Я этого хочу. Я ваша любовница, в конце концов…
– Пожалуйста, не говорите мне, что вы делаете это по необходимости. – Себастьян открыл глаза и устремил на нее изучающий взгляд.
– Вы больше… не хотите меня? – тихо спросила она, боясь услышать ответ, хотя чувствовала явное опровержение, прижимавшееся к ее телу.
Может, он все-таки изменил решение, может, при дневном свете, когда он видел ее лицо, одного вожделения недостаточно…
– Конечно, я хочу, маленькая глупышка. – Он покачал головой. – Мне что, придется уверять вас ежедневно?
– Попытайтесь, я это переживу. – Она робко улыбнулась. – Я делаю это потому, что хочу. Я хочу вас.
– Распутница, – сказал он, сдаваясь.
– Задира, – отпарировала она и принялась за его сюртук.
Он стоял неподвижно, пока она расстегивала пуговицы, стягивала с его плеч сюртук и жилет. Но когда она занялась рубашкой, взгляд Себастьяна, наблюдавшего за ней, стал таким обжигающим, что она покраснела и опустила голову. Себастьян наклонился и поцеловал открытую часть ее шеи. Хотя Сара издала протестующий звук, по телу разлился восхитительный жар, она забыла обо всем, кроме нежного прикосновения его рта.
– Я хотел это сделать последние десять минут, – пробормотал он ей в шею.
– Черт возьми! – расстроено прошептала она, выпуская полотно его рубашки, которую бессознательно сжимала в кулаках.
Прежде чем он успел опомниться, Сара завладела пряжкой ремня, быстро расстегнула пуговицы ширинки, натянутой возбужденной плотью, и ощутила под ладонью горячую, шелковистую кожу, твердую и мягкую одновременно.
– Сара, вы опасная женщина, – хрипло сказал он и услышал в ответ недоверчивый смех.
– Если бы это было правдой!
Себастьян с чуть заметной улыбкой протянул ей руку и помог встать.
– Но я опасный мужчина.
– И что вы намерены теперь делать, после того как я вас истощила?
Она почувствовала легкую дрожь – неуверенности? ожидания? Он поднял бровь, в глазах был смех.
– Полагаю, вы недооцениваете именно то, что вам еще предстоит.
Он быстрым движением завернул юбки, сунул ей в руки, она бессознательно прижала их к груди, не понимая, что он собирается делать. В следующий момент пояс кринолина скользнул по ее бедрам, и все хитроумное приспособление со звоном упало к ее ногам. Когда Сара открыла рот, чтобы узнать его намерения, он лишь толкнул ее назад и продолжал теснить дальше с таким похотливым выражением, что у нее захватило дух.
Внезапно она уперлась бедрами в письменный стол, руки Себастьяна обхватили ее за талию, посадили на крышку, за этим последовал толчок, и Сара упала навзничь. Бумаги, чернила, подставка для перьев, коробка с наконечниками – все с грохотом рухнуло на пол. Сара попыталась вывернуться.
– Сейчас кто-нибудь войдет!
– Решив, что вы можете изнасиловать меня? – Себастьян хохотнул. – Я так не думаю. Ложитесь, Сара.
После секундного колебания она подчинилась. Ее плечи свисали с края стола, поэтому она не видела, что Себастьян делает. Зато чувствовала его бедра у себя между ног и твердость ожившего члена, прижимавшегося к ней. Гора сбившихся юбок полностью закрывала ей вид, что-то маленькое и твердое впивалось в нее между пластинами корсета.
– Подождите.
Она слегка повернулась на бок, сунула руку под спину и нащупала коробку наконечников. Она уже хотела швырнуть ее на пол, но Себастьян отобрал.
– Что вы делаете? – Она вытянула шею, чтобы посмотреть.
– Лежите, Сара.
Он шагнул к ней, мягко провел костяшками пальцев по ее щеке, затем вниз, до ворота платья. Медленно расстегнул верхнюю пуговицу, наклонился, поцеловал открытый дюйм кожи, перешел к следующей пуговице. Его рот двигался вслед за руками, восхитительно мягкий, влажный, горячий.
Под его ласками ее чувственное удовольствие быстро перешло в страстное желание. Лиф казался ей невыносимо тугим и мешающим, одежда терла кожу, но его рот двигался по ней, покусывая, дразня, и то, что он делал с ее телом, посылало жаркую дрожь в область живота и еще ниже.
Он стянул с ее плеч сорочку, его руки скользнули под корсет, обхватили грудь, и он поцеловал ее. Прикосновение слегка огрубевших ладоней к чувствительным соскам вызвало новую волну желания, она попыталась выгнуться, но его тяжесть и корсет делали ее недвижимой.
Выпрямившись, Себастьян осознал, что почти на две трети высвободил ее груди из модного корсета с глубоким вырезом. Когда он снова исчез из поля зрения, Сара хотела подняться.
– Лежите спокойно, – хрипло сказал он.
«Это вызвала я», – с изумленным недоумением подумала Сара. И подчинилась. Она услышала, как он что-то поднял с пола и опять вернулся к ней.
– Известно ли вам, что женщины и мужчины Полинезии имеют обычай татуировать друг друга? – небрежно поинтересовался он, слишком небрежно. – Это первобытный знак принадлежности. Если хотите, племенной собственности.
– Что вы делаете? – настороженно спросила она.
– Я не садист, Сара. Я не имею в виду нечто постоянное или долговременное.
Когда Себастьян наклонился, она увидела его лицо… и руку, державшую перо. От долгого лежания с запрокинутой головой Сара чувствовала легкое головокружение, ей трудно было думать. Она зачарованно смотрела на перо с золотым орнаментом, с изящным серебряным наконечником и черной каплей чернил, блестевшей на острие.
Себастьян улыбнулся, глаза лукаво сверкнули.
– Вы не пожалеете, – многообещающе сказал он. Когда холодный металл коснулся ее кожи над правой грудью, Сара вздрогнула и невольно подняла руки.
– Если я должен привязать вам руки к ножкам стола вашими чулками, я так и сделаю, – пригрозил Себастьян.
Она моментально опустила их, схватившись для верности за юбки. Он изучал ее лицо, и Сара закрыла глаза, чтобы избежать его взгляда, хотя знала, что это глупо. Теперь она еще острее воспринимала легкий нажим пера на ее грудь. Он был холодным, чуждым на горячей коже… и странно возбуждающим.
Сначала штрихи пера были твердыми, потом вдруг дразняще легкими, быстрыми, затем движения стали мучительно замедленными. Эти перемены сдерживали накал ее страсти, обостряя ее чувствительность. Перо танцевало по груди, дразня восхитительной надеждой на завершение, которую Себастьян обманывал снова и снова. Когда перо быстро приблизилось к соску, она приготовилась, ожидая прикосновения к сверхчувствительному месту. Но оно лишь скользнуло по краю, и Сара подавила вздох разочарования. Он кружил вокруг другого соска, пока не остановился, чтобы окунуть перо в чернила. Затем, к ее удивлению, холодная капля упала ей на один сосок, а вторая – на другой. Прежде чем Сара успела отреагировать, кончик пера надавил на первый, а большой и указательный пальцы Себастьяна – на второй. Гладкий наконечник вычерчивал крошечные окружности, пальцы раскатывали чернила по коже. Двойное возбуждение заставило ее сжать лодыжками бока Себастьяна, чтобы крепче притянуть к себе, и твердая плоть уперлась в ее самое жаждущее место.
– Еще нет, – пробормотал он. Сара открыла глаза, увидев сквозь туман страсти, что он исчез из поля зрения, но через секунду вновь ощутила перо, теперь на внутренней стороне бедер. Прикосновение было очень легким, восхитительным и пугающим. Она крепко сжала губы, когда он двинулся по холмику завитков, потом еще ниже…
– О Господи, – прошептала Сара.
Она не знала, как он это делает, но ее тело ответило взрывом наслаждения, которое было почти мукой на грани экстаза.
Но перо скользило дальше, пока Сара не почувствовала твердость наконечника у края внутренних складок. Она хотела этого, она боялась этого…
– Верьте мне, Сара, – прошептал он, словно прочитав ее мысли.
Потом надавил, и перо скользнуло внутрь, края возбуждающе терлись о влажную кожу. Ее тело желало большего, Сара ощутила пустоту, образовавшуюся внутри, пустоту, созданную ее собственным желанием.
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста.
Он словно только этого и ждал, она почувствовала, как его возбужденная плоть на секунду прижалась ко входу. Потом Себастьян погрузился в нее, заполняя пустоту с таким удивительным мастерством, что она вцепилась ему в рубашку и еще ближе притянула к себе, требуя большего своими руками, губами, всем телом. Инстинктивно Себастьян нашел ритм, который вел ее в чувственную пропасть… и, когда она уже начала падать, его большой палец нащупал средоточие желания у нее между ног, с такой силой ударив ее о стену невероятных ощущений, что в глазах у нее потемнело, а в ушах раздался оглушительный грохот. Это было за пределом наслаждения, за пределом боли, на грани смерти.
Когда Сара наконец очнулась, Себастьян еще неподвижно лежал на ней, уткнувшись ей в плечо, тяжело дыша. Он заставил себя встать и протянул ей руку. Она с трудом поднялась, оглядела комнату, поразившись учиненному ими беспорядку.
Письменный стол испачкан, пол усеян бумагами и чернильными пятнами, которые также покрывали рубашку Себастьяна и ее сорочку. На груди у нее размазаны абстрактные разводы, которые вряд ли уберешь одним лимонным соком. Она должна бы сгореть от стыда, подумала Сара, но после всего, что сейчас произошло…
– Это было замечательно, – сказала она. Себастьян улыбнулся, медленно, устало.
– Да, – согласился он. – Это настоящий образец красоты.
Сара чуть не задохнулась от смеха.
Глава 15
«Настоящий образец красоты» ознаменовал своего рода их молчаливое примирение. Они могли разговаривать обо всем. Но определенные темы были закрыты. Сара чувствовала, что их лучше не касаться, это приведет только к напряжению между ними, а дополнительных сведений она все равно не получит. И она хранила молчание.
Однако Сара догадывалась, что постоянное отсутствие Себастьяна как-то связано с мистером де Лентом. Известные ей факты говорят о том, что у Себастьяна имеются для него планы возмездия, как имелись для нее, только более сложные, конечно, и, возможно, более ужасные. Когда она думала о тех планах, ее охватывали весьма неприятные чувства. Во-первых, страх – за Себастьяна, за то, что он делает, что при этом как-то может пострадать леди Анна. Еще беспокойство насчет собственного будущего, когда свершится месть Себастьяна. Потом ему больше незачем оставаться в Венеции, и куда она пойдет? Что будет делать? Их связь временная, на этот счет она не строила никаких иллюзий, но будущее после него представлялось ей голой стеной, пустотой, которую не могли заполнить ее размышления, имевшие слабый оттенок горечи.
Она подумала о мистере де Ленте, разоблаченном, опозоренном, даже мертвом. Но удовлетворение, которое Сара почувствовала от этой мысли, испугало и встревожило ее больше, чем она хотела признать.
Письма от Мэгги тоже не помогли. Она снова путешествует, на этот раз в Йоркшир, чтобы увидеть недавно отреставрированное поместье и новорожденного ребенка герцога и герцогини Рейберн. Ни титулованные знакомые подруги, следившие за событиями в Лондоне, ни сама Мэгги, смутно помнившая о недавней вражде мистера де Лента с другим джентльменом, не знали никаких подробностей. И Сара перестала интересоваться.
В ее собственных письмах к Мэгги по большей части говорилось о Венеции – о ее красотах, о звуках вездесущей музыки. Она рассказала ей о кошке, которую позволила себе приютить. Она рассказывала о погоде, о своем удовольствии кататься в гондоле, хотя раньше боялась воды. Короче, писала обо всем, кроме того, что оставила службу у леди Меррил и теперь любовница человека, полного имени которого она даже не знает.
Себастьян целыми днями отсутствовал, и это вызывало у Сары растущую тревогу. Может, она ему надоела? Может, он сменил ее на розовощекую венецианскую девушку, которая лучше подходит ему в постели, чем она? Которая отвечает ему более остроумно, когда он поддразнивает ее в своей вежливой, изысканной манере?
Несмотря на все свои усилия, Сара так и не овладела умением добродушно подшучивать, а по опыту ей давно известно, какова цена ее тела в постели.
Она не была красавицей, но пыталась быть загадочной. Она была не слишком искушенной, но пыталась быть соблазнительной. Она мало что знала о приятной стороне физической близости, но пыталась казаться умудренной опытом. Но всякий раз, когда Себастьян входил в комнату, всякий раз, когда прикасался к ней, это было так, словно ее подняли и встряхнули. В голову приходили и слетали с языка грубые слова, выдававшие неловкость, в которой она не желала себе признаться. Зато грациозные движения, в которых она весь день упражнялась, и чувственные игры, описанные в книгах, тайком купленных Марией, тут же забывались. Когда Себастьян был с ней, она чувствовала себя неуверенной, беспомощной и все же сильной, каждое прикосновение, каждое слово жгло и в то же время успокаивало ее.
Несмотря на сомнения и тревогу, Сара никогда еще не была так счастлива. Ее путаные эстетические желания Себастьян принимал такими, как они есть, с равным уважением относясь и к ее восхищению красивыми узорами Дамаска, и ее склонности к духовному совершенствованию. Хоть и пораженная таким беспримерным отношением, Сара упивалась им… а также подарками, которыми Себастьян ее осыпал.
«Камни Венеции» были первыми из многих. Проснувшись на другое утро, она увидела новые книги по истории, философии, литературе, почти все в красивых переплетах; потом была коллекция дорогих духов. Позже Сара получила серию великолепных офортов Каналетто, вместо дюжины тех любительских морских пейзажей, которые она приказала Марии убрать куда-нибудь подальше.
При этом Себастьян не только преподносил ей подарки, он серьезно обсуждал их с ней, объяснял историю создания компонентов духов, рассказывал о жизни Джованни Каналетто и одобрительно выслушивал ее робкие замечания по поводу художественных достоинств его работ.
Вскоре появилось и фортепьяно.
Накануне она спросила у Джана, нет лив этом палаццо фортепьяно, задвинутого в какой-нибудь темный угол, а когда спускалась к завтраку, оно уже стояло в комнате, выбранной ею, сначала нерешительно, для своей личной гостиной. Оно было таким великолепным, таким совершенным, что, сыграв пробную гамму, она чуть не заплакала.
Сара понимала, что подарки Себастьяна были для него способом искупления вины за то, что он ей сделал. И все же они были настолько значительными, что это пугало ее.
Найдя в музыкальной лавке несколько пьес, над которыми она работала, когда покинула школу, Сара опробовала фортепьяно. Инструмент превзошел все ее ожидания, именно о таком она всегда мечтала.
Но после часа занятий Сара поняла, что играет, как прежде, – технически грамотно, а по сути невыразительно. Закусив губу, она смотрела в ноты перед собой, играя пьесу снова и снова, пытаясь выразить экспрессию, которая странным образом почему-то ускользала от нее.
В конце концов Сара подняла глаза и обнаружила, что свет в комнате померк, нотные листы из черно-белых превратились в серые, а урчание в желудке напомнило ей, что, должно быть, она пропустила обед. Сара неловко встала, решив предпринять набег на кухню и посмотреть, нет ли там чего-нибудь для утоления голода, пока не начнется ужин.
Она вышла в портего, где задувал холодный ветер, трепавший ее волосы и легкую ткань юбок. Направляясь к лестнице, она заметила, что дверь в спальню Себастьяна полуоткрыта. Будучи почти неделю его любовницей, она еще ни разу не заходила к нему в спальню. Любопытство победило, и она решилась. Но у самой двери ее остановили голоса: Себастьян был не один.
– Эти дела меня утомили, – сказал он. – Полуденные встречи в казино, соблюдение осторожности – все это могло бы иметь популярность сто лет назад. Даже при масках и заботливо созданной эксцентричной обстановке я не вижу в этом смысла.
– Если все пройдет хорошо, это довольно скоро закончится, сэр, – успокоил Джан.
– Надеюсь. Ты уверен, что никто за гондолой не следовал, когда мы возвращались оттуда? – В голосе Себастьяна было раздражение и беспокойство.
– Совершенно уверен. Я сохранял нужную дистанцию. Вы кого-нибудь видели за это время, сэр?
– Нет, – последовал резкий ответ. – Я никого не видел с тех пор, как головорезы в бателе пытались проводить меня домой.
Голоса смолкли, и Сара услышала приближающиеся к двери шаги. Она запаниковала, спрятаться негде, а дверь уже распахнулась, и вышел Джан. На секунду остановился, с удивлением посмотрел на нее. Хотя он молчал, его реакции было достаточно, чтобы Себастьян тоже вышел в портего.
Сара покраснела, отчаянно желая провалиться сквозь землю.
– Входите, – угрожающе сказал он. Смиренно опустив голову и сгорая от унижения, она подчинилась.
– Извините, – пробормотала она, когда он захлопнул дверь. – Я просто шла мимо, увидела свет, дверь была открыта. Я не видела еще вашу спальню, мне было любопытно… – Сара умолкла, сознавая, насколько глупо и оскорбительно для нее это звучит.
– Как долго вы слушали? – мрачно спросил он.
– Вы были недовольны казино, потом спросили, не следовал ли кто за вами, – ответила Сара, чувствуя себя школьницей, которая сознается в каком-то детском проступке.
– Это все?
– Да, это все.
Он критически посмотрел на нее, потом кивнул, словно решив принять ее объяснение.
– Ну что ж, в конце концов вы исполнили свое желание. Что вы думаете о моей комнате?
Сара огляделась.
– Я думаю, что нужна вам для ремонта этой комнаты не меньше, чем для какой-либо другой, – откровенно сказала она.
Себастьян улыбнулся:
– Она вполне соответствует своему назначению. – Он сел на один из двух имеющихся стульев. – Я оставил дверь открытой, чтобы слышать, как вы играете.
Закусив губу, Сара заняла второй стул.
– Не очень хорошо.
– Глупости, – быстро неубедительно ответил Себастьян. – Мне понравилось. – Эта часть по крайней мере звучала искренне.
– Благодарю вас. – Она изучала свои руки, лежавшие на коленях. – Я люблю подарки. Они красивые и слишком дорогие для меня.
– Разумеется, нет, – сказал он, игнорируя вопрос, заключенный в ее утверждении.
Почему он так о ней заботится? Похоже, он себя не знает.
– Где вы научились играть?
Ведь она призналась ему в низком происхождении, о чем он и сам догадывался по ее случайным ошибкам, странному невежеству в некоторых вопросах, не говоря уж об оспинах на лице.
– В школе, – ответила Сара.
– А я, должен признаться, никогда школу не любил. Из моего отца вышел бы отличный кавалерийский офицер, не будь он старшим сыном. Он верил, что для репутации высшего класса Британии очень важно школьное образование. Вскоре он послал меня в одну из таких школ. В семь лет я был вырван из удобства детской и брошен в варварство школы для мальчиков.
– Семь лет – возраст, конечно, юный, но вряд ли это было так уж скверно.
Он сухо улыбнулся:
– Покажите мне мальчика, который любит школу, а я покажу вам задиру и грубияна. Должен вам сказать, что в первые три месяца я испробовал все хитрости, шалости и выходки, надеясь, что меня отправят домой. Но директор был не так строг, он не хотел лишиться моей платы за обучение и престижа моего присутствия. Все, чего я добился, была репутация умника. Совсем неплохо, если б не совершенно непредсказуемые последствия моей учебы. Я был маленьким болезненным ребенком. Если ты недостаточно силен для задиры или не можешь кого-то хорошенько поколотить, тогда быть умником не такая уж большая честь.
– Там вы познакомились с мистером де Лентом? – тихо спросила она. – Вот почему вы теперь думаете об этом?
– Маленькая голубка, вы слишком уж проницательны, – с горечью улыбнулся он.
Сара нахмурилась.
– Тогда что он за человек? Сильный или умный? – Она покачала головой. – Не знаю. Но сильный вряд ли. Думаю, он был умным… но жестоким.
– Вы способны рассказать эту историю лучше, чем я. – Сара покраснела, и он быстро прибавил: – Это комплимент вашей проницательности, а не критика. Вы правы. Он был умным, намного умнее меня. У него было умение влиять на людей, подобных ему. Может, вы слишком понятливы, чтобы принять человека вроде него, я, видимо, таким не был. Я много лет считал его благородным парнем и настоящим другом. Теперь я знаю, что сначала он привязался ко мне только под воздействием моего отца. Ум и очарование не мешали ему быть лидером большинства потасовок и розыгрышей, более деятельного мальчика не было за всю историю Итона. Ему это нравилось, он всегда был в центре событий. Но даже под его покровительством я не чувствовал никакой радости. Школа была не для меня.
Сара кивнула и отвела взгляд – явный признак ее несогласия.
– Я понимаю ваши чувства, хотя не думаю, что все, кому нравится школа, заслуживают вашего осуждения. Я очень довольна своим пребыванием в школе.
– Почему? – спросил он с искренним удивлением.
– Девочки… сначала они думали, что я бедная родственница кого-то близкого им по социальному положению, и меня пусть не любили, но терпели. Все были из очень хороших семей, умели играть на фортепьяно, читали по-французски, изучали поэзию, арифметику, географию, дикцию. Я тоже училась, хотя не имела их образования, и сначала мне было очень трудно. Конечно, все думали, что немного тупая. И я была старше, чем многие из них. Я начала учиться в восемнадцать лет, а большинство девочек в четырнадцать или в двенадцать, но по моему виду они не могли подумать, что я старше. Плохому я не придавала большого значения, я была там, где хотела быть, а есть вещи похуже.
– И там не было задир? – недоверчиво спросил Себастьян.
– Были. Поэтому спустя четыре года я ушла, хотя рассчитывала остаться на шесть лет. Девочки не дрались, всегда было вволю еды. Чего я не могу сказать о большей части своей жизни. Кроме того, я многому там научилась, так много узнала.
Впервые Себастьяну пришло в голову, что его ненависть к школе возникла из идиллического представления о счастливой жизни дома. Хотя отец всегда был холоден и строг, мать любила его безгранично, и разлука с ней сделала его первые школьные годы особенно трудными. Но сейчас он вспомнил добродушных мальчиков, которые предпочли школу с ее мелкими жестокостями затворничеству детской комнаты с обществом только из гувернантки да слуг. Вспомнил одного первоклассника, который рыдал, узнав, что должен ехать домой на Рождество, а когда вернулся, спина у него была покрыта рубцами от побоев.
Себастьян мог представить облегчение и радость застенчивой, испуганной Сары, когда она выяснила, что самым жестоким наказанием будет удар по рукам. С тех пор как она пришла сюда, он десять раз на дню порывался спросить ее о жизни до школы, но, предвидя реакцию Сары, тут же отбрасывал эту мысль. Сейчас она сама затронула интересующую его тему, и он почувствовал, что может пойти дальше.
– А как вы попали в школу? – спросил он без особой уверенности, что Сара ответит.
Секунду помедлив, она кивнула, будто удовлетворенная чем-то, чего Себастьян не мог понять.
– Моя лучшая подруга детства вышла замуж за… очень богатого человека. Почти на два года я стала ее горничной и компаньонкой. Но мне хотелось добиться чего-то самой, а не принимать то, что мне дают из дружбы.
– Это понятно, – сказал он, когда Сара замолчала.
– Был единственный способ этого добиться – получить образование. Я уже научилась читать и писать, изредка посещая школу недалеко от места, где мы жили, а говорить прилично я научилась сама. – Она улыбнулась. – Как важная персона, сказал бы некто. Я спросила подругу, не окажет ли она мне последнюю любезность, оплатив мое обучение в школе для леди. Она согласилась. Но потребовался целый месяц, чтобы найти школу, которая меня взяла. Сначала я была далеко позади всех девочек, но я очень старалась и на третий год была лучшей в классе по арифметике и удовлетворительной по географии, литературе и танцам. Чистописание, французский, рисование и фортепьяно заметно отставали. В начале четвертого года я была лучшей в школе по арифметике, географии и танцам. Вот тогда и начались слухи. Я еще не понимала, что меня терпят лишь до тех пор, пока я знаю свое место, а мое место было не во главе класса. Некоторые самые жестокие девочки объявили, что я внебрачная дочь богатого человека, выброшенная за ненадобностью, и мое место в овчарне. К тому времени, когда эта история дошла до их родителей, она стала уже непреложным фактом. Они пожаловались директрисе, и та сделала то, что должна была сделать, – она меня прогнала.
Сара рассказывала, невидяще глядя перед собой, безразличным тоном, словно ее история была из чужой жизни. Только скручивала в руках кружевной носовой платок.
– Я была слишком унижена, чтобы вернуться к Мэгги. Я дала объявление для леди, которые ищут молодую, сильную компаньонку. На него каким-то чудом ответила леди Меррил. Чтобы выжить, я продавала свои книги, одну задругой, и собственные, и подарки Мэгги, которые получала каждый год. Когда пришел ответ леди Меррил, их осталось всего три, этих денег не хватило бы мне даже на неделю. – Сара тряхнула головой, прогоняя воспоминания. – Вы можете догадаться, что случилось бы потом.
– Да, я могу.
Себастьяну хотелось помочь ей избавиться от старых обид, но он чувствовал себя беспомощным. Ему хотелось прижать ее к груди, сказать, что она может говорить все, что ей вздумается, однако ни его характер, ни ее личные качества не позволяли обоим столь простого освобождения. Ему хотелось заняться с ней любовью, успокоить ее своими ласками, но он боялся, как бы она не подумала, что он воспользовался ее эмоциональным состоянием. Он хотел убедить Сару, что никогда ее больше не покинет, возьмет с собой в Англию, когда все закончится, только не был уверен, захочет ли она поехать с ним после того, как он выполнит свой план. Ну что он мог сказать ей такого, что не выглядело бы мелким и глупым в сравнении с тем, что она пережила?
