Текст книги "Пророки"
Автор книги: Либба Брэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 5
Это просто Беннингтон, дорогуша
– Мэйбел! – Эви с воплем обняла свою приятельницу и провальсировала с ней вдоль вестибюля, привлекая взгляды удивленных завсегдатаев. – Как я рада тебя видеть!
– Ну и ну! Как ты переменилась. – Мэйбел была поражена ее короткой прической и супермодным нарядом – коротким платьем-матроской с заниженной талией и красным плащом с пелеринкой, вышитой маками.
– А ты все та же старушка Мэйбел. Дай-ка на тебя взглянуть! – Она театральным жестом слегка отстранила ее от себя, чтобы посмотреть на блеклое, плохо сидящее платье ниже колен. Это была катастрофа. Платье нужно было тут же похоронить. – Мэйбел, ты до сих пор не остригла волосы?
Мэйбел провела рукой по своим длинным каштановым кудрям, слегка завитым и заколотым на затылке.
– Я развиваю индивидуальность.
– Это точно. А вот и наш старый добрый Беннингтон. – Эви присвистнула, напугав мужчину, достававшего почту из бронзового ящика на стене. В Беннингтоне еще были заметны остатки былого сияния и роскоши – некогда это был модный, дорогой дом. Мраморные полы были поцарапаны, мебель облезла и краски выцвели, но для Эви все эти следы времени только добавляли зданию шарма.
– Да, теперь он скромнее, чем раньше, – заметила Мэйбел.
– Ты можешь в это поверить? Я, ты и Манхэттен? Мы станем королевами этого города!
Эви начала излагать план действий, начиная с шопинга у Бергдорфа, и тут в вестибюль вплыла совершенно потрясающая девушка. На ней развевалась свободная мужская пижама под мужским же шелковым домашним халатом, а ее иссиня-черные волосы были подстрижены в коротенькую прическу-фокстрот с пышной челкой а-ля Луиза Брукс[20]20
Знаменитая американская танцовщица, модель, звезда немого кино.
[Закрыть] – просто последний писк. Вокруг глаз были размазаны черная тушь и тени, вероятно, оставшиеся от вчерашнего вечера, а на шее болталась шелковая маска для сна.
– А это кто? – шепнула Эви.
– Это – Тета Найт. Девушка Зигфелда.
– Божечки мои! Твоя подружка?
Мэйбел покачала головой:
– Я ее боюсь. Мне еще не удавалось расхрабриться настолько, чтобы сказать что-то кроме «привет» и «чудесный денек». Они живут здесь с братом. – Мэйбел с видом всезнайки поджала губы. – Во всяком случае, она так говорит. Но они совершенно не похожи.
– Любовник? – с восторгом прошептала Эви.
Мэйбел пожала плечами:
– Откуда мне знать?
– Это попросили передать вам, мисс Найт. – Швейцар вручил ей букет шикарных роз на длинных стеблях. Аристократически подавив зевок, Тета вскрыла конверт с открыткой.
– «Розы для прекрасной розы. С наилучшими пожеланиями, Клэренс Поттс». Эх, братец! – Тета вернула швейцару букет. – Подари их своей девушке, Эдди. Только не забудь оторвать открытку, иначе тебя прогонят с порога.
– Ах, как ты можешь выбрасывать такие розы! Они же просто чудо, – вырвалось у Эви.
Тета покосилась на нее:
– Эти? Они же от мистера Поттса. Ему сорок восемь лет, и он уже был четырежды женат. Мне семнадцать, и я не готова стать женой номер пять. Я знаю несколько девочек из кордебалета, падких на денежки, но я не по этой части, сестрица. У меня свои планы.
Она кивнула Мэйбел:
– Привет. Мэдж, да?
– Мэйбел. Мэйбел Роуз.
– Рада знакомству. – Тета остановила свой влажный взгляд на Эви. – А ты?..
– Евангелина О’Нил. Но все зовут меня просто Эви.
– Тета Найт. Можешь звать меня как угодно, но не раньше полудня.
Она выудила из пижамного кармана длинную сигариллу и подождала, пока швейцар даст ей прикурить.
– Спасибо, Эдди.
– Эви приехала к своему дяде, мистеру Фицджеральду, – пояснила Мэйбел. – Она из Огайо.
– Мои соболезнования, – невозмутимым тоном произнесла Тета.
– Похоже, ты меня понимаешь! А ты коренная жительница Нью-Йорка?
Тета недоуменно подняла тонкую, выщипанную в ниточку бровь.
– Все приехали в Нью-Йорк из других мест.
Эви решила, что Тета ей нравится. Нельзя было не пасть жертвой ее своеобразного шарма. В Огайо она не знала ни одной девушки, способной выйти в мужской пижаме в вестибюль и выбросить дюжину шикарных роз легко, как одноразовый стакан.
– Ты правда из девушек Зигфелда?
– Виновна.
– Это, наверное, безумно круто!
– Это просто еще один способ заработать на жизнь. – Тета выпустила изящную струйку дыма. – Приходите как-нибудь на наше представление.
Эви поежилась от восторга. Шоу Зигфелда!
– С удовольствием.
– Славно. Выберите любой день, и я отложу вам парочку билетов. Что ж, я бы с удовольствием еще поболтала, но мне следует хорошенько выспаться. Была рада знакомству, Эвил[21]21
Эвил – на американском сленге обозначает что-то «чертовски хорошее».
[Закрыть].
– Я Эви.
– Теперь уже нет, – через плечо бросила Тета, исчезая в лифте.
* * *
– Даже не верится, что ты здесь, – приговаривала Мэйбел.
Они с Эви сидели в кафе на первом этаже Беннингтона за парой сандвичей с колой.
– Что же ты сделала, что тебя так поспешно выслали из Огайо?
Эви покрошила лед в своем стакане.
– Помнишь тот фокус, о котором я рассказывала тебе пару месяцев назад? Так вот… – Эви рассказала Мэйбел историю с кольцом Гарольда Броуди. – И самая соль в том, что я оказалась права! Но ему удалось так все повернуть, что он выступает оскорбленной стороной. Он чертов лицемер!
– С ума сойти можно, – согласилась Мэйбел.
Эви внимательно посмотрела ей в глаза:
– Мэбси, ты же мне веришь?
– Конечно же!
– И ты не думаешь, что я какая-нибудь дешевая шарлатанка?
– Ни в коем случае. – Мэйбел задумчиво помешала соломинкой в стакане. – Меня удивляет одно – почему ты ни с того ни с сего стала способной на такие вещи. Ты ведь не падала и не ударялась головой о что-нибудь твердое?
Эви скептически подняла бровь.
– Ну, спасибо на добром слове.
– Я ничего такого не имела в виду! Просто могло быть какое-нибудь медицинское объяснение. Научное обоснование, – быстро сказала она. – Ты дяде про это рассказала?
Эви с жаром затрясла головой:
– Я не стану пилить сук, на котором сижу! С дядей пока все в порядке, и мне бы хотелось, чтобы так оно и осталось.
Мэйбел закусила губу.
– А ты видела Джерихо?
– Да, встретила. – Эви допила колу.
– Что скажешь? – Мэйбел подалась вперед.
– Очень… серьезный малый.
Мэйбел тихонько взвизгнула.
– Разве он не чудесный?
Эви подумала о Джерихо – молчаливом, тихом, рассудительном. В нем не было ничего даже отдаленно соблазнительного.
– Он как раз для тебя, и это все, что имеет значение. И как ты работала над ситуацией?
– Ну… например, в прошлую пятницу, когда мы столкнулись у почтовых ящиков…
– Да? – Эви с намеком поиграла бровями.
– Я встала нему поближе…
– Та-а-а-к…
– И я сказала: прекрасный день, не так ли?
– И что?
– И все. Он сказал «да». Так что на тему погоды у нас полное единодушие.
Эви, прыснув, уткнулась лбом в стол.
– Божечки мои. Как вечеринка без выпивки и конфетти. Нам нужен план, моя старушка. Романтический штурм эпического размаха. Мы сотрясем стены Иерихона[22]22
Джерихо – так по-английски звучит название города Иерихон, стены которого были разрушены без применения какого-либо оружия по воле Бога.
[Закрыть]! Он падет к твоим ногам, даже не успев понять, что происходит.
Мэйбел подскочила от нетерпения:
– Шикарно! И в чем план?
Эви пожала плечами:
– Пока не знаю. Могу только сказать, что нам нужен план.
– Ага, – разочарованно протянула Мэйбел.
– Мэбси, детка! Даже не ломай голову над этим. Скоро мы пойдем по магазинам, посмотрим на выступление Теты в «Фоллиз». Она точно знает все самые модные места! И чарльстон до упаду! Мы зажжем, крошка! Я собираюсь сделать эти четыре месяца самыми яркими в своей жизни. А если все пойдет по плану, я вообще осяду здесь надолго. – Эви заплясала на месте. – Кстати, где сегодня твои родители?
Мэйбел покраснела.
– В центре города сегодня собрание в поддержку Сакко и Ванцетти[23]23
Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти – рабочие-анархисты, участники движения за права рабочих, жертвы полицейского и судебного произвола.
[Закрыть], и папа с мамой представляют «Пролетариат». – Она напомнила Эви название газеты социалистического толка, в которой оба работали. – Я должна была ехать с ними, но сказала, что не могу бросить тебя в одиночестве!
– Значит, мы с ними увидимся завтра.
Мэйбел помрачнела и покачала головой:
– У мамы выступление перед женским профсоюзом дамских портных. А у папы срочная работа в газете. Они так много для всех делают.
Письма Мэйбел были полны рассказов о родителях, с отвагой крестоносцев бросающихся на любую несправедливость. Было видно невооруженным глазом, как она ими гордится. А еще было видно, что среди всех этих подвигов было невозможно выкроить хоть немного времени на родную дочь.
Эви похлопала подругу по плечу:
– Все в порядке. Родители все равно только путаются под ногами. Мама стала просто невыносимой после того, как заболела.
Мэйбел испугалась не на шутку:
– О боже. Что с ней?
Эви медленно расплылась в улыбке:
– Воздержание и благочестие. В крайне тяжелой форме.
Они засмеялись, и к ним тут же подошли две старые «калоши».
– Достойные леди не ведут себя в обществе подобным образом, мисс Роуз. Это просто неприемлемо, – прошамкала одна из них.
– Да, мисс Проктор. – Мэйбел приняла невинный вид. Эви скорчила невозможную рожицу, которую видела только она, и ей даже пришлось закусить губу, чтобы не прыснуть со смеху. – Мисс Лилиан, мисс Аделаида, позвольте вам представить мисс Эви О’Нил. Мисс О’Нил сейчас живет у дяди, мистера Фицджеральда. – Она предупреждающе наступила на ногу Эви.
Мисс Лилиан улыбнулась:
– Как мило. И какое у нее прелестное личико. Посмотри, Адди, разве она не прелесть?
– Да, в самом деле.
Прокторши носили длинные седые букли, завитые, как у школьниц. Выглядело это дико: будто две фарфоровые куклы сморщились и постарели.
– Добро пожаловать в Беннингтон. Это старое почтенное место. Некогда это был один из самых престижных домов города, – продолжала мисс Лилиан.
– Круто. Ой, то есть как мило. Милое место.
– Да. Иногда по ночам можно слышать странные звуки, но вы не пугайтесь. У каждого города есть свои призраки, вы же понимаете.
– У каждого старого места, – с пафосом подыграла ей Эви.
Мэйбел подавилась колой, но мисс Лилиан ничего не заметила.
– В восемнадцатом веке на этой земле нашли последнее пристанище те, кто страдал от лихорадки. Эти несчастные стонали в своих палатках, желтушные, истекающие кровью. А их рвота была чернее темной ночи!
Эви решительно отодвинула сандвич.
– Это просто безумно обворожительно! Я как раз говорила Мэйбел – мисс Роуз – о том, что мы давненько не обсуждали черную рвоту.
Нога Мэйбел грозила превратить ее несчастную ступню в подобие водолазной ласты.
– Когда эпидемия закончилась, здесь стали хоронить нищих и психически больных, – продолжала мисс Лилиан, будто не услышав ремарку Эви. – Их якобы эксгумировали перед тем, как строить Беннингтон, – по крайней мере так говорят. Хотя я лично считаю, что они чисто физически не могли выкопать все тела.
– Да, просто катастрофа с этими мертвыми телами, порой не знаешь, куда девать, – сказала Эви, тяжело вздохнув, и Мэйбел отвернулась, чтобы не рассмеяться.
– Абсолютно верно, – прошамкала мисс Лилиан. – Когда Беннингтон только строился, в 1872 году, поговаривали, что главный архитектор, кстати, наследник древнего ведьминского клана, выстроил здание согласно древним оккультным принципам, и оно работает как магнит для всех существ из иного мира. Поэтому, как я уже сказала, не обращайте внимания на странные звуки или даже картины, которые вам доведется увидеть. Это просто Беннингтон, дорогуша.
Мисс Лилиан криво улыбнулась. На ее зубах осталась полоска ярко-красной помады, похожая на кровавый след. Мисс Адди рядом с ней улыбнулась кому-то в пустоту и кивнула, будто приветствуя старых знакомых.
– Прошу прощения, но нам пора, – сказала мисс Лилиан. – Мы ожидаем гостей и должны хорошенько подготовиться. Смею надеяться, что вы как-нибудь окажете нам честь и зайдете, не так ли?
– Как я могу отказаться? – сказала Эви.
Мисс Адди неожиданно повернулась к ней с таким видом, будто только сейчас увидела. Ее лицо было строгим и непроницаемым.
– Ты ведь одна из них, да, милочка?
– Мисс О’Нил – племянница мистера Фицджеральда.
– Да нет же. Одна из НИХ, – сказала мисс Адди таким тоном, что у Эви по спине прошел холодок.
– Пора, пора, Адди! Давай дадим девочкам спокойно пообедать! У нас еще много дел. Адьё!
Прокторши едва вышли за дверь, как Мэйбел сложилась в приступе хохота.
– «А после эпидемии было нашествие нищих», – прошамкала она, передразнивая старуху.
– Как думаешь, что она хотела сказать этим «Ты одна из них»? Она так каждому встречному говорит? – спросила Эви, стараясь не выглядеть встревоженной.
Мэйбел пожала плечами:
– Иногда мисс Адди шляется по дому в одной ночной рубашке. Мой папа лично несколько раз водворял ее назад в квартиру. – Мэйбел выразительно постучала пальцем по виску. – Там кое-каких винтиков не хватает. Наверное, она имела в виду, что ты одна из этих прожигателей-флэпперов, и ей это не по нраву. – Поддразнивая Эви, она поучительно помахала указательным пальцем в воздухе, как старая дуэнья. – Боже, это в самом деле будет лучшее время нашей жизни! – с таким энтузиазмом выпалила она, что Эви позабыла о мисс Адди и ее странных словах.
– О-че-де-лен-но! – согласилась Эви и подняла свой стакан. – За Беннингтон и его призраков!
– За нас! – добавила Мэйбел. Они звонко чокнулись стаканами.
Остаток дня девушки провели за приятной болтовней, и Эви вернулась в квартиру дяди только в восьмом часу. Уилл и Джерихо уже были дома. Квартира оказалась больше, чем она думала, и неожиданно уютной для берлоги холостяка. Огромное окно-фонарь выходило прямо на Центральный парк во всем его великолепии. Вокруг большого кабинетного радиоприемника стояли диван-канапе и пара кресел, и Эви вздохнула с облегчением. В квартире имелась и небольшая чистенькая кухонька, которой, по-видимому, нечасто пользовались. В ванной, прекрасно годившейся для отмокания после разнообразных приключений, не было любимых женских излишеств, но это легко исправить. Довершали планировку три спальни и маленький кабинет. Джерихо отвел ее в небольшую комнату с кроватью, письменным столом и гардеробом. Кровать поскрипывала, но была чистой и удобной.
– Эта комната ведет на крышу. – Джерихо показал на пожарную лестницу за ее окном. – Оттуда можно весь город увидеть.
– Ого, – выдавила Эви. – Шикарно.
Она не собиралась любоваться городом с крыши, у нее были куда более смелые планы: Эви собиралась отправиться в самое пекло. Прибыл ее багаж, и она принялась распаковывать вещи, заполняя пустые ящики и полки своими разноцветными чулками, шляпками, перчатками, платьями и плащами. Длинные жемчужные нити она развесила на спинке кровати. Единственной вещью, с которой она не расставалась никогда, была монета-подвеска – подарок Джеймса. Покончив с одеждой, Эви посидела с Джерихо и дядей в гостиной, пока они ели сандвичи, купленные в ближайшем магазине за углом.
– Как ты оказался на работе у моего дяди? – с наигранной серьезностью спросила Эви.
Джерихо посмотрел на дядю Уилла, жевавшего с набитым ртом, и ничего не ответил. Они помолчали.
– Что ж, думаю, это станет очередной загадкой нашего дома, – невозмутимо продолжила Эви. – Где пропадает Агата Кристи, когда она так нужна? Придется самой выдумать про вас истории. Так… Джерихо, ты был герцогом. Но покинул свое герцогство – смешное слово – и теперь скрываешься у дядюшки от врагов, желающих заполучить твою голову.
– Твой дядя был моим официальным опекуном до тех пор, пока мне в этом году не исполнилось восемнадцать. Теперь я его ассистент.
Они продолжили жевать свои сандвичи, так и не утолив любопытство Эви.
– Ладно. Это я съем, но как мог дядюшка…
– А меня обязательно так называть?
Эви прикинула что-то про себя.
– Да. Я в этом абсолютно уверена. Как дядюшка стал твоим опекуном?
– Джерихо был сиротой из детского госпиталя.
– Ой, прошу прощения. Но как…
– Думаю, мы достаточно обсудили эту тему, – прервал ее дядя Уилл. – Если Джерихо захочет, он расскажет сам.
Эви хотела съязвить, но потом вспомнила, что находится в гостях, и сменила тему:
– А в музее всегда так пусто?
– О чем ты? – спросил дядя.
– Пусто, будто все вымерли.
– Просто сейчас небольшое затишье.
– Затишье? Да это просто морг! И в нем нужны тела, иначе все пойдет кувырком! Нам нужна реклама.
Уилл усмехнулся:
– Реклама?
– Да. Ты же знаешь, что это такое? Прекрасное достижение цивилизации. Позволяет узнать людям, где взять то, что им нужно. Мыло, губную помаду, радиоприемники или, например, твой музей. Нам нужно придумать какой-нибудь звучный слоган, например: «Музей американского фольклора, суеверий и оккультизма – у нас есть свой дух».
– Лучше оставить все как есть, – мягко сказал Уилл, будто это что-то решало.
Эви низко присвистнула:
– Судя по тому, что я успела увидеть, – вряд ли. Правда, что городская администрация хочет закрыть музей за долги?
Уилл посмотрел на нее поверх очков:
– Кто тебе это сказал?
– Водитель такси. Кроме того, он сказал, что ты идейный и, может быть, даже большевик. Не то чтобы для меня это было недостатком, нет. Я просто подумала, что могла бы помочь тебе раскрутить музей. Заманить клиентов. Заработать денег.
Джерихо в растерянности смотрел то на Эви, то на Уилла. Затем робко откашлялся:
– Можно, я включу радио?
– Да, пожалуйста, – ответил Уилл.
Из динамиков вырвался голос диктора: «А теперь оркестр Пола Уайтмена “Ван Ван блюз”».
Радио разразилось затейливой мелодией, и Эви принялась вполголоса подпевать.
Глава 6
Город мечты
Она устала и сильно злилась. Семьдесят восемь часов подряд они с Яцеком плясали как сумасшедшие, на танцевальном марафоне, надеясь заполучить главный приз. Но Яцек в конце концов отключился и упал прямо на нее. Распорядитель отозвал их с танцпола, положив конец соревнованиям и их мечтам.
– Как ты мог упасть посреди танцпола, картофельная голова! – Она ударила его кулаком в плечо, когда они вышли из клуба. Яцек спотыкался и с трудом стоял на ногах.
– Я? Да я удержал тебя не меньше четырех раз. И ты все время наступала мне на ноги своими ластами!
– Ластами? – У нее от обиды защипало глаза. Она размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но едва не упала от изнеможения.
– Ладно тебе, Рута. Не надо. Пойдем лучше домой.
– Я никуда с тобой не пойду, засранец!
– Ты же на самом деле не имела этого в виду. Иди сюда, посиди со мной на лестнице. А утром сядем на поезд.
Усталость, с которой она боролась все это время, накрыла ее.
– Я не могу вернуться вот так, чтобы все над нами смеялись, будто мы ничего из себя не представляем и никогда не прославимся! – Она почти плакала. Но Яцек уже ее не слышал. Он уснул на крыльце какой-то дешевой ночлежки. – Ну и оставайся здесь, мне-то что за дело! – крикнула она.
Рельсы надземки[24]24
Рельсовая скоростная система легкого метро, проложенная над землей на эстакадах. Существует во многих городах мира, но в Нью-Йорке появилась одной из первых.
[Закрыть] на Третьей авеню нависали над ее головой, будто клетка. Рута шагала вдоль по Боуэри, выискивая вход на станцию, у которого не сидят бомжи и где можно будет спокойно подождать. Каждый шаг больно отдавался в ее голове – ей не хотелось возвращаться в Гринпойнт ни с чем, Бруклин, в маленькую двухкомнатную квартирку обветшалого дома в районе, где все говорят по-польски и старики курят сигареты перед витринами магазинов, в которых длинными гирляндами развешена колбаса. По сравнению с блеском Манхэттена это был просто другой мир. Она посмотрела вдаль, где мерцала Парк-авеню, обиталище богачей. Ей ведь нужно не так много. А она каждый день сидела на телефоне во второсортной адвокатской конторе, с трудом зарабатывая на то, чтобы иногда сходить в кино. Ей было всего девятнадцать, но она уже хорошо знала нужду и лишения и вечную жажду красивой жизни.
Рута Бадовски. Как же она ненавидела свое имя. Оно было таким польским – родители привезли его с собой с родины, но она-то родилась здесь, в Бруклине. Когда-нибудь она поменяет свое имя на что-нибудь более американское, например, Рути или Руби. Руби – звучит просто отлично. Руби… Бэйтс. Завтра Рута Бадовски уволится со скучной работы на коммутаторе, а Руби Бэйтс сядет на автобус до театра Зигфелда и пойдет на прослушивание. Когда-нибудь она будет стоять в свете юпитеров, а Яцек и остальные будут любоваться ею с дешевых мест на галерке или вообще пойдут к черту.
– Добрый вечер!
Рута ахнула – голос сильно ее испугал. Прищурившись, она вгляделась в полумрак.
– Кто здесь? Лучше убирайтесь подобру-поздорову. Мой брат – полицейский.
– Я всегда уважал законы. – Из темноты показался незнакомец.
Глаза, должно быть, сыграли с ней злую шутку – фигура мужчины показалась ей зыбкой, лишенной четких очертаний, словно у привидения. Он был смешно и старомодно одет в плотный твидовый костюм, хотя на улице стояла жара, с жилетом и пиджаком, а на голове у него красовался цилиндр. В руке он сжимал щегольскую трость с рукоятью в виде головы волка. Зверь злобно скалился, обнажая клыки, а глаза его сияли красным, как рубины. Рубины – похоже на имя Руби. Ее почему-то передернуло. Рута запоздало поняла, что очутилась в не очень-то безопасном месте. Танцевальные марафоны обычно устраивались в глухих медвежьих углах, чтобы не привлекать лишнего внимания, в том числе блюстителей закона.
– Не очень подходящий район для ночных прогулок юной леди. – Незнакомец словно прочел ее мысли. Он предложил ей руку. – Могу я чем-нибудь помочь?
Может быть, Руби Бэйтс и витала где-то в облаках среди звезд, но Рута Бадовски выросла на улицах и знала, почем фунт лиха.
– Большое спасибо, мистер, но помощь мне не нужна, – сухо ответила она и собралась уйти, но ноги вдруг свело судорогой, и она поморщилась от боли.
Голос незнакомца звучал ласково и убаюкивающе:
– Мы с сестрой открыли небольшое предприятие, пансион с кухней. Может быть, вы захотите передохнуть там? У нас есть телефон, на случай, если вам нужно позвонить родным. Моя сестра, Брида, наверняка уже испекла пончики.
– Пончики? – переспросила Рута. – Вы поляки?
Незнакомец улыбнулся:
– Наверное, мы все здесь – пришельцы, пытающиеся найти свой путь в этой необычной стране. Не так ли, мисс…
– Рута – Руби. Руби Бэйтс.
– Рад знакомству, мисс Бэйтс. Меня зовут мистер Гоббс. – Он учтиво коснулся цилиндра. – Но друзья обычно зовут меня Джон.
– Спасибо, мистер Гоббс. – Руту слегка покачивало от усталости.
– У меня есть нюхательные соли, они помогут вам взбодриться.
Мужчина слегка намочил платок чем-то из пузырька и передал ей. Рута сделала вдох. От резкого запаха у нее защекотало в носу, но сил действительно прибавилось. Ее новый знакомый снова предложил ей руку, и на этот раз она не отказалась. При первом взгляде мужчина показался Руте крепким и плотным, но рука под пиджаком оказалась сухой и тонкой, как спичка. Какое-то странное ощущение заставило девушку насторожиться, и она отдернула руку:
– Мне уже лучше. Кажется, соли помогли. Я приму ваше приглашение на чашечку кофе с пончиком.
Он церемонно кивнул ей:
– Как пожелаете.
Они зашагали по дороге, и Гоббс постукивал по брусчатке наконечником трости, напевая неизвестную мелодию.
– Что это за песня? Я не слышала ее на радио.
– Да. Это неудивительно.
Левой рукой он показал на Боуэри, с его христианскими миссиями, ночлежками, клоповниками, тату-салонами, лавочками и низкопробными мануфактурами.
– Вавилон пал, великий город.
Он указал на пару пьяниц, уснувших на крыльце какого-то дешевого притона.
– Ужасно. Кто-то должен вычистить весь этот мусор, заставить людей вернуться в рамки приличий. Они не такие, как мы с вами, мисс Бэйтс. Чистые, достойные горожане. Люди с амбициями. Труженики этого города на холме.
Рута никогда не размышляла в подобном ключе, но сейчас осознала, что невольно кивает в ответ на его рассуждения. Она посмотрела на этих бродяг с прежде незнакомым ощущением отвращения: в самом деле, они отличались от ее семьи. Они были иными.
– Не нашей крови. – Ее спутник покачал головой. – Некогда Боуэри пестрел самыми лучшими ресторанами и театрами. Великий театр Боуэри оставлял далеко позади величайшие театры Европы. В нем великий актер Джей-Би Буус, отец Джона Уилкса Бууса, под шум оваций выходил на подмостки. Вы любите искусство, мисс Бэйтс?
– Угу. То есть да. Люблю. Я актриса. – У Руты почему-то закружилась голова. Окружающие улицы окутало странное сияние.
– Ну конечно же, как я не понял! Такая милая девушка, как вы, не может заниматься ничем другим. В вас кроется нечто совершенно необычайное, не так ли, мисс Бэйтс? Я с уверенностью могу сказать, что вы должны выполнить великое предназначение. «И леди была одета в пурпур и порфир и убрана золотом и драгоценными каменьями…»
Незнакомец улыбнулся. Несмотря на поздний час, жутковатость ситуации и боль в ногах, Рута улыбнулась в ответ. И какой же он незнакомец? Это же мистер Гоббс. Прекрасной души человек. Такой умный и утонченный. И он разглядел в ней индивидуальность. Он вообще видел то, чего другие не замечали. Ее бабушка назвала бы это ворожбой, знамением. Руте захотелось плакать от благодарности.
– Спасибо вам, – тихо сказала она.
– «…А на ее челе была написана разгадка тайны…» – продолжил цитировать он, и его глаза загорелись странным огнем.
– Вы проповедник или что-то вроде того?
– Я уверен, вы хотите позвонить родным, – невпопад ответил он. – Они же наверняка волнуются за вас?
Вспомнив облезлую квартиру в Гринпойнте, Рута постаралась не засмеяться. На рассвете вслед за мамой проснется отец, выкашливающий табачный дым пополам с фабричной пылью, а в соседней комнате, посапывая, будут тесниться ее четверо братьев и сестер. Ее никто не хватится. И она не спешила возвращаться.
– Не хочу их будить, – сказала она, и мистер Гоббс странно улыбнулся.
Они прошли несколько переулков, и Рута поняла, что заблудилась. Вдалеке над городом нависал манхэттенский мост, словно зыбкий путь в преисподнюю. Начал моросить легкий дождь.
– Послушайте, мистер Гоббс, нам еще далеко идти?
– Уже пришли. Нас ждет карета, – сказал он, и Рута увидела старую покосившуюся повозку, запряженную грустной клячей.
– Но вы же говорили, что это неподалеку.
– Вы так устали. Остаток дороги я вас довезу.
Рута залезла в повозку и позволила монотонному цоканью копыт и легкому покачиванию экипажа усыпить себя. Когда повозка наконец остановилась, она не увидела ничего, кроме старого разваливающегося здания в окружении поросших сорняками участков.
Рута поежилась.
– Вы говорили, что держите пансион. А здесь ничего, кроме развалин.
– Дорогая, глаза вас обманывают. Посмотрите как следует, – шепнул мистер Гоббс.
Он взмахнул рукой, и перед ней предстал небольшой квартал: уютные, миловидные дома, а в самом конце улицы высился нарядный особняк вроде тех, в которых живут меценаты с фамилиями Карнеги или Рокфеллер. Неужели мистер Гоббс один из таких? Легкая морось между тем превратилась в дождь. Ее вельветовые туфли с пряжками из стразов – дорогая покупка, недельная зарплата, между прочим, – могли запачкаться, поэтому она проследовала за своим новым знакомым к дому. Черная кошка перешла Руте дорогу, она подскочила от неожиданности и нервно засмеялась. Иногда она становилась такой же чокнутой, как тетушка Пела, повсюду видевшая недобрые знаки. Дверь за ее спиной громко заскрипела на петлях и захлопнулась. Рута снова вздрогнула. Незнакомец улыбнулся в пышные усы, и Рута заметила, что улыбка не затрагивает его ледяных синих глаз. Она быстро выкинула эту глупую мимолетную мысль из головы. Ей удалось спрятать от дождя, и через пару минут она сможет присесть и дать отдых своим стоптанным до мозолей ногам.
В комнате стоял неприятный запах. Пахло сыростью, гнилью и чем-то еще, что она не могла определить, но желудок крутило. Она прикрыла нос рукой.
– Увы, несчастный кот провалился между стен дома и застрял. Думаю, это его запах, – объяснил мистер Гоббс. – Но вы устали и замерзли. Присядьте, я разведу огонь.
Рута прошла за ним в соседнюю комнату. Прищурившись, она смогла различить в темноте очертания камина. Оступившись, Рута оперлась о стену, чтобы не упасть. Ладонь попала во что-то мокрое и липкое. Отдернув ее прочь, Рута вытерла пальцы о платье, поежившись от отвращения.
Мистер Гоббс встал перед темным камином, и в то же мгновение в нем с ревом взметнулся огонь. Рута попыталась понять, как это вышло. «НЕТ», – принялась она убеждать саму себя. Он положил в очаг дрова и поднес спичку. Конечно же, иначе и быть не могло. Просто она этого не заметила, но это ничего не значит. Да, она, кажется, повредилась рассудком из-за этого чертова марафона.
– Думаю, мне все же стоит позвонить родителям. Они будут недовольны, что я задерживаюсь.
– Конечно, дорогая. Я разбужу сестру. Но первым делом, как я и обещал, – кофе.
В ее руке непонятно откуда появилась чашка.
– Выпейте. Я скоро вернусь.
Кивнув и коснувшись полей цилиндра, странный человек скрылся из виду. Однако она слышала, как он напевает, и мелодия эта ей совсем не нравилась. Она вызывала мурашки. Кофе был крепкий и терпкий, со странным горьким послевкусием, но заполнял теплом пустой желудок, и Рута решительно осушила чашку. Но казалось, с ее усталостью уже ничто не справится. Рута смотрела на огонь, и ее стало клонить в сон. Веки становились все тяжелее и тяжелее…
Рута проснулась от того, что уронила голову на грудь. У нее во рту остался странный привкус. Огонь в камне погас. Как долго она проспала? Позвонила ли родителям? Нет, не успела. А где мистер Гоббс? А его сестра?
Рядом с ногой Руты пробежала крыса. Рута взвизгнула и подскочила, почувствовав, что за ней наблюдают. Будто сама комната была живой. Она готова была поклясться, что стены дышат. Но это невозможно!
– Мистер Гоббс! – позвала она. – Мистер Гоббс!
Он не отвечал. Куда он делся? И где она сама? Зачем она с ним поехала? Как она только могла уехать непонятно куда с незнакомым человеком? Нет, он не был незнакомцем, напомнила она самой себе. Это был добрый мистер Гоббс, который считал ее особенной. Мистер Гоббс, который общался с миллионерами. Который может достать ей путевку в большое будущее.
Но почему тогда ей так жутко?
Стены дома, окружавшие ее, буквально дышали злом. Вот оно, это слово. Зло. Руту осенило в тот момент, когда она прошла мимо одинокой газовой лампы на стене. Ее неверный свет выхватывал часть стены, выкрашенную насыщенной охристой краской. И в следующее мгновение Рута обратила внимание на грязный кусок обоев, висевший клочьями. Вниз, в полумрак, от него уходили какие-то потеки. Она посмотрела внимательнее и увидела грязные отпечатки пальцев. Нет. Это не грязь. Кровь. Кровавые отпечатки. Четыре. Одного не хватало.
Сердце в ее груди подскочило, и ноги стали вялыми, как вареные макароны. Похоже, она совершила ужасную ошибку. Обернувшись, Рута стряхнула последние остатки морока, и дом предстал перед ней в своем истинном обличье: мрачная, гниющая дыра, покрытые плесенью стены. Ужасная вонь ударила Руте в нос, ее чуть не стошнило. И повсюду крысы. Как же она ненавидела крыс. Тихонько взвизгнув от отчаяния, Рута поплелась вперед, будто пытаясь убежать от темноты. Где же дверь? Никаких признаков выхода! Будто дом сам скрывал от нее путь к бегству. Будто хотел навеки замуровать ее внутри.
