Текст книги "Сердце на двоих"
Автор книги: Ли Стаффорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Стаффорд Ли
Сердце на двоих
Глава 1
Выйдя из гостиницы, Корделия вздохнула с облегчением. Но передышка была временной. По расселине она стала взбираться на холм, пренебрегая опасностью, и очень скоро у нее закружилась голова.
Оглянувшись, она увидела, что отклонилась от главной дороги, ведущей через деревню, – единственно верной дороги. Оставались лишь каменистые тропинки, извивающиеся чуть пониже. Вокруг вздымались крутые горы. Их сумрачные склоны густо поросли деревьями, а острые серые пики раскалывали напряженную синеву неба. Корделия невольно стушевалась. Она почувствовала, что ее присутствие вызывает у природы неприятие.
Как бы вырвавшись наконец из-под пристального испытующего взгляда гор и деревьев, она продолжала взбираться. Цивилизация, казалось, иссякла здесь. Наконец, обогнув последний поворот, она остановилась, и от неожиданности и восхищения у нее перехватило дыхание.
Впереди был только один дом. Но какой дом! Всей своей артистической душой Корделия ощутила чистое наслаждение, несмотря на то, что была усталой, изнервничавшейся и совершенно неспособной продолжать свою невероятную миссию. Она забыла свои опасения, чувствуя только, что при ней ее альбом и карандаш и нужно запечатлеть этот идиллический уголок.
Дом был невысок и не очень велик. Одна его сторона, казалось, пригнулась, прося защиты у горы. Зелень вторгающегося леса все покрывала собою, красная черепица трубы выглядывала из-за ветвей. Окна были крошечные, со множеством стекол. Дверь полуспрятана. Насколько она могла увидеть, стены были белые, «задушенные» листвой: обильные розы и гортензии загораживали их. Темно-зеленый плющ и кроваво-красные пеларгонии рвались из каждой щели. Вдоль первого этажа, под низко спускающейся крышей бежал… вы не могли бы назвать это ни чем иным, как южным балконом. Большая часть галереи была покрыта свисающими косами, которые делали верхние окна невидимыми с того места, где она стояла.
– Великолепно, – только и смогла она прошептать, – словно в старой немецкой сказке… Просто восхитительно!
С ней не было этюдника, но верная камера «Пентакс» висела на ее плече, и она выхватила ее из футляра, чтобы запечатлеть это чудо. Наполовину приоткрытые железные ворота вели в небольшой садик, и Корделия подошла к ним вплотную, даже задела их, так что они заскрежетали, когда слегка перегнулась, чтобы охватить камерой всю картину. Не заметив того, она оказалась внутри сада и не сразу обратила внимание на большую черно-коричневую немецкую овчарку, которая неслышно появилась из-за дома, навострив уши. Корделия услышала глухое ворчание, исходившее, казалось, из самой глубины собачьей глотки, и, обернувшись, она увидела два ряда обнаженных зубов.
Корделия ничего не знала о собаках, она никогда не держала их у себя в квартире над принадлежащим ей магазином, но и без того было понятно, что овчарка настроена крайне недружелюбно. Корделия задрожала, пальцы сжали камеру. Она читала где-то, что животные чуют запах страха, а если так, то направленный на нее нос уже должен был его уловить.
– Хорошая собачка, хороший мальчик, сказала она примирительно, но голосу ее не хватило убедительности, и в ответ прозвучал громкий раздраженный лай. Невольно она сделала шаг назад, на что собака тут же ответила прыжком, продолжая угрожающе лаять и всем своим видом показывая, что двигаться неразумно, а испытывать судьбу не стоит.
– На помощь! – закричала она надрывно. – Есть здесь кто-нибудь, кто утихомирит эту псину!
Она молила Бога о том, чтобы в доме кто-нибудь был. Появившийся на пороге мужчина (она тут же отметила, что у него самые темные, с кремнистым оттенком, глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть) наморщил лоб и удивленно вскинул брови, причем выражение у него было ничуть не дружелюбнее, чем у овчарки. Она инстинктивно позвала на помощь по-английски, ведь она знала лишь несколько испанских слов, хотя сейчас ей надо было бы прибегнуть именно к ним. Так что она была поражена, когда ответ прозвучал на чистейшем английском.
– Нет нужды вести себя столь истерично, – сказал он с нескрываемым презрением. – Он не собирается вас сожрать. Ко мне, Пелайо!
Пес послушно подошел к хозяину и уселся у его ног. Но едва Корделию оставило напряжение, ее тут же охватила ярость.
– Вы правы. Ему незачем меня съедать, – саркастически заметила она, достаточно было бы и укусить. А откуда я знаю, не бешеный ли он?
– Типично английский предрассудок, – надменно ответил мужчина. – Ему регулярно делают прививки, чего не скажешь о собаках в Англии. – Затем холодный взгляд хозяина дома упал на камеру в руках Корделии. – Мой дом не включен в список туристских достопримечательностей. Разве я давал вам разрешение фотографировать его?
Корделия уже собралась было едко возразить, что навряд ли нанесла ущерб зданию, однако остановилась, так как ум ее заработал, собирая воедино обрывки информации. Не странно ли, что здесь, на склоне горы, неподалеку от захолустной астурийской деревни она разговаривает в повышенном тоне с необычным человеком, да еще по-английски. Быть может, все это означало, что она уже встретила того самого человека, которого пыталась найти. Она едва не вскрикнула от досады, потому что вряд ли их знакомство могло произойти при более неблагоприятных обстоятельствах. Однако, в конечном счете, было неважно, что он думает лично о ней. Ведь она только посланец. Значение имели новости, которые она должна была передать.
Пожав плечами, она засунула камеру в футляр.
– Если вы возражаете, я не буду фотографировать, – сказала она, изобразив на лице улыбку, которая должна была быть обезоруживающей, но не произвела никакого впечатления, разбившись о неприступную холодность странного собеседника. – Вероятно, вы тот человек, которого я ищу. Слишком уж много совпадений. Вы англичанин, не правда ли? Словом, вы случайно не Гиллан Морнингтон?
Никакой реакции. Его лицо осталось непроницаемым. Корделия была совершенно сбита с толку его неожиданным молчанием.
– Нет, – наконец произнес он спокойно и веско. – Я Гиль Монтеро.
Его глаза тем временем пытливо обшаривали ее, примечая все детали. Открытое летнее платье, которое она надела сегодня утром в отеле в Кастро Урдиалес, почти детские кремовые сандалии, камеру «Пентакс» в кожаном футляре и собранные на макушке рыжие волосы, прикрытые изящным беретом. – Если вы появились здесь, сеньорита, для того, чтобы лазать по горам, то я именно тот человек, который вам нужен, в противном же случае, – тут в его голосе возникли нотки сомнения, – не думаю, что я чем-нибудь мог бы быть вам полезен.
Конечно, Корделия и не предполагала, что станет тем человеком, который сообщит Гиллаку Морнингтону, что кончина его отца превратила его во владельца обширного поместья в Херфордшире и обладателя титула девятисотлетней давности, не говоря уж о том, что наследство делало его весьма богатым человеком. Она просто воспользовалась случаем, чтобы попутешествовать. Теперь же раскаивалась в том, что согласилась сопровождать Брюса Пенфолда в этой злополучной поездке в Испании.
Брюс был совладельцем юридической фирмы, занимавшейся делами ее отца. После его смерти он вводил Корделию в наследство, состоявшее из магазина артистических принадлежностей и галереи местных художников, расположенных в самом центре старинного городка Херфорда рядом с кафедральным собором. Так что знал ее давно и был на десять лет старше. Как-то, застав ее солнечным летним днем плачущей в магазине, он предложил ей помощь.
Дентон Харрис и Корделия были скорее друзьями, чем отцом и дочерью, и его смерть потрясла ее, да к тому же изнурили долгие месяцы его болезни, бесконечные визиты в больницу, зрелище его страданий, тяжести ухода за умирающим в сочетании с работой в семейной фирме. Какое-то время ей приходилось заниматься всем этим в одиночку.
– Тебе нужна передышка, – сказал ей Брюс, – необходимо на время от всего отделаться. В следующем месяце мне предстоит поездка в Испанию по делам. Не поехать ли тебе со мной?
Ее одолевали сомнения. Он был ей хорошим другом и советчиком, но ей казалось, что он питает к ней и более нежные чувства. Измученная, она не могла сейчас откликнуться на них и не хотела подавать Брюсу никаких надежд. Кажется, он понял причину ее колебаний.
– Будь спокойна, – пообещал он. – Конечно, не хочется себя обуздывать, но гарантирую отдельные комнаты и все в таком духе. Кстати, в поездке ты сможешь позаниматься живописью.
– Я ее изрядно забросила, – откровенно призналась Корделия. – Не думаю, что в этом году у меня что-то выйдет.
– Понятно, – согласился он, – ведь тебе не хватало времени.
Дело было не только в этом. Живопись была ее первой любовью, тогда как магазин – средством существования. Каждую свободную минуту она или присаживалась у мольберта, или отправлялась на этюды. И все время жила мечтой о том дне, когда станет художницей, начнет выставляться, будет продавать свои картины. И вот все оборвалось. С болезнью отца что-то умерло в душе, а может быть, заснуло. Она не чувствовала себя способной творить, лишилась того, что называется искрой божией. Время от времени возникала лишь потребность в художническом труде, но она оставалась нереализованной.
Быть может, Испания вернет ей жизненные силы? Она была для нее действительно терра инкогнита, земля, где любое название говорило о тайне и волшебстве.
– Но мне придется закрыть магазин, – сказала она с сомнением.
– Вот и закрой его, – ответил Брюс. – Две недели не очень отразятся на продаже. Дело твое имеет хорошую репутацию в городе, а в твоем состоянии не стоит заниматься бизнесом.
То была несомненная правда. Ей необходимо было уехать из этих мест, которые она так любила, но теперь давивших на нее мрачными воспоминаниями. Она приняла решение в тот же день ехать!
Незадолго до отъезда Брюс сообщил ей о деловой цели их поездки: речь шла о наследстве лорда Морнингтона, умершего внезапно и неожиданно для всех, в расцвете жизненных сил и при отличном здоровье; его охотничий скакун споткнулся, перепрыгивая через забор, и его светлость сломал себе шею.
Корделия не входила в круг, где вращались Морнингтоны, владевшие своими землями в Херфордшире дольше, чем можно было вообразить – основателем рода был норманнский рыцарь, один из авантюристов-наемников в армии Вильгельма Завоевателя. Но она прочла об этом несчастном случае в местной газете, и ее сердце исполнилось сочувствия. Жиль Морнингтон оставил вдову, сына двадцати двух лет (сверстника Корделии) и дочь несколькими годами моложе.
– Еще один человек потерял отца. Как я ему сочувствую, – сказала она. – Но семья ведь живет здесь. Зачем же ехать в Испанию?
Брюс ухмыльнулся – эта смерть открыла ящик Пандоры. Его сын Ранульф не является наследником. Покойник сохранял это в тайне от всех, даже от своей последней семьи. На самом деле в молодости у него был другой брак. Он был женат на испанской леди, и она родила ему сына. Брак не удался. Испанка с сыном вернулась на родину, где она через несколько лет умерла, тогда как наш лорд женился вторично. И вот теперь его старший сын, которому лет тридцать с небольшим, становится новым лордом Морнингтоном.
Корделия даже присвистнула.
– Вот это история! Невероятно! Напоминает телесериал с Джоан Коллинз в главной роли, – заметила она с улыбкой, и искорка веселости промелькнула в ее глазах впервые за эти тяжелые дни. – Но почему бы тебе не написать этому… не знаю, как его имя?
– Гиллан, – таково их старинное имя. Я уже несколько раз писал по единственному адресу, который есть в моем распоряжении, но не получил ответа.
– Но тогда он все теряет? – пожала плечами Корделия. – Разве не бывает, что истинный наследник не находится? И тогда титул и владения перейдут к… Ранульфу? Что за странная тяга к доисторическим именам, они что, всегда хранили чистоту своей норманнской крови?
– Совсем нет. Была и валлийская, – улыбнулся Брюс. – Кажется, в средние века один из Морнингтонов женился на знатной валлийке, чем положил начало многим подобным бракам. А что до наследства, то этот вопрос не так уж прост. Читая попавшие мне в руки документы, я понял, что юный Жиль М орпингтон женился на своей испанке против желания семьи, члены которой рассчитывали на совсем другую партию. Поэтому он никогда не привозил свою жену в Херфордшир. Они жили в Оксфорде, где он учился, а родня этот брак игнорировала. Возможно, они надеялись, что он не продлится долго. В любом случае это очень древний титул, и его передача осуществляется по архаичному принципу от старшего сына к старшему сыну только по мужской линии.
– Сильный удар для Ранульфа, – усмехнулась Корделия, – ведь он даже не знал, что у него есть старший брат да еще наполовину испанец.
– Наполовину брат, – педантично поправил ее Брюс. – Но ты права, Ранульфу это вряд ли понравится. И насколько я знаю, вся эта история не нравилась и его покойному отцу. Но он и не полагал умереть в ближайшем будущем. Так или иначе, он оставил по себе осиное гнездо. И в любом случае этот парень из Испании является единственным законным наследником. Я должен разыскать его в том случае, если он жив, в чем у меня нет оснований сомневаться. Леди Морнингтон предпочитает, чтобы я уладил это дело лично, не прибегая к услугам адвоката.
Так что, Корделия, мой путь лежит в Испанию. Едешь со мной?
– Как я могу отказаться? Ведь все это так захватывающе, – сказала она. И впервые в ее ярко-голубых глазах засветился живой интерес.
Из Плимута они на автомобильном пароме добрались до Сантандера. Первая жена Жиля Морнингтона была родом не с солнечных средиземноморских берегов, хорошо знакомых британским туристам, но из малоизвестного гористого района Астурии. Начало путешествия было неудачным. В Бискайском заливе штормило, так что Брюс и Корделия настрадались от морской болезни, и лица их при спуске с корабля имели зеленый оттенок… Единственным ориентиром для розыска нового лорда Морнингтона служил адрес отеля на морском курорте Кастро Урдиалес, в семидесяти километрах к востоку от Сантандера.
– Это очень давний адрес. И нам не удалось по нему списаться. Так что для нас он послужит лишь исходным пунктом дальнейших поисков, – предупредил ее Брюс.
Но Корделию это не смущало. Ее радовала красота прибрежных пейзажей, зрелище аквамариновых бухт и позеленевших от водорослей скал, наконец, доставляла наслаждение езда по хорошей дороге, соединяющей небольшие приятные курорты вдоль кантабрийского берега. Она надеялась, что ей представится возможность побродить по этим красивым местам, а не только заниматься поисками Гиллана Морнингтона и доставкой ему новости о свалившемся на него наследстве.
Кастро Урдиалес, куда они прибыли днем после неутомительной поездки с продолжительной остановкой на ленч, оказался привлекательным городком, жившим за счет туризма и рыбной ловли. Над старым кварталом, примыкавшим к живописной бухте, возвышался массивный готической собор и развалины некогда мощного замка тамплиеров. Вдоль берега тянулся пляж и затененный деревьями бульвар, за которым открывался ряд солидных, а то и старинных отелей.
– Очень мило, – прокомментировала Корделия, окидывая взглядом бухту с нависшей над ней серой руиной замка. – Нельзя порицать его будущую светлость за то, что он обосновался здесь. Вот только чем он занимается в этом городе, чем зарабатывает на жизнь? Если его постоянный адрес отель, может, он управляет им?
– Сомневаюсь, – ответил Брюс, плавно выруливая сквозь запрудившую улицу толпу и внимательно изучая расположение улиц. – Отель называется "Хосталь де ля Коста", и владеет им некая сеньора Мерче Рамирес. Понадобились упорные розыски, прежде чем мы вышли на этот адрес. Я не слишком надеюсь на то, что мы его здесь найдем.
Сам отель найти оказалось не так-то просто, но наконец они до него добрались. Он располагался на боковой улочке, там, где новые городские районы сливались с кварталами рыбаков. То было старое здание с аркадами на нижнем этаже и с частично застекленными балконами, последнее говорило о том, что погода на этих берегах не всегда бывает столь благостной, как в день их приезда.
Приемом приезжих занималась представительная элегантная женщина лет сорока, сама хозяйка отеля, ответившая утвердительно на вопрос Брюса:
– Сеньора Рамирес?
Их беседа осложнялась языковым барьером. Она с трудом изъяснялась на ломаном английском и немного по-французски, тогда как они знали лишь несколько слов по-испански. Сначала она смутилась, услышав, что Брюс разыскивает Гиллана Морнингтона, затем ее лицо прояснилось и вновь помрачнело. Перегнувшись своим выразительным торсом через стол, сеньора Рамирес многозначительно проговорила:
– Так вы разыскиваете английского сеньора Жиля, не так ли? Что же он теперь натворил?
Корделия бросила быстрый взгляд на Брюса, но тот сделал вид, что никак не прореагировал на эту реплику, что, впрочем, получилось не слишком убедительно.
– Натворил? Насколько я знаю, ничего, сеньора. Просто я юрист, адвокат и должен связаться с ним по его семейным делам.
– Верю, сеньор, но ничем не могу вам помочь, – сказала хозяйка гостиницы. – Его здесь нет. Я не видела его уже года три, может быть, и больше.
Этого и опасался Брюс. Найти его будет очень не просто, думала Корделия.
– Но, может быть, вы знаете, где нам его искать? – мягко спросила она.
В ответ сеньора Рамирес внимательно и задумчиво посмотрела на Корделию. Казалось, она опасается, что Корделия может оказаться перед величайшей опасностью или поддаться соблазну несказанных наслаждений… Ей явно хотелось предостеречь ее и от того, и от другого. Затем она взглянула на Брюса, его истинно английскую непроницаемость, хорошо скроенный костюм и профессиональное спокойствие утешили ее, и она решила рискнуть.
– Я слышала… не так давно… он в деревне Ла Вега. Это в Пикот де Европа, в горах. Брюс вздохнул:
– Спасибо, сеньора, – он повернулся к Корделии:
– Значит, нам предстоит отправиться в горы на поиски нашего героя, но после морского путешествия я не горю желанием сделать это прямо сейчас. Не остаться ли нам здесь на ночь, сверить маршрут с картой, а пораньше утром отправиться в путь?
– Ну конечно, – с жаром воскликнула Корделия. – Я тоже за то, чтобы хорошенько подкрепиться, а ночью лечь в надежную постель, которая не проваливается под тобой.
У сеньоры Рамирес имелось две свободные комнаты, и они решили остаться в ее гостинице. Брюс предоставил Корделии право выбора, она предпочла комнату с небольшим балконом, откуда открывался вид на бухту со сновавшими в ней лодками. К своему ужасу, они узнали, что ужин будет подан лишь в девять тридцать вечера – обычная вещь для Испании. Но на улицах было множество баров, где подавались тапас – всевозможные смеси из экзотических морских продуктов, жареного мяса и салата, и во время прогулки они утолили свой первый голод.
– Знаешь, – сказал Брюс, – если бы не предстоящие поиски пропавшего аристократа, паша поездка была бы просто чудесной. Ведь почти все время мы можем проводить вместе, а в Херфорде я так редко вижу тебя. – Пара рюмок, принятых Брюсом, раскрепостили его. Довольно бесцеремонно он взял ее за руку и притянул к себе, но она вырвалась и отпрянула в сторону.
– Брюс, ты же обещал – никаких приставаний.
– Да я помню, что обещал, – простонал Брюс. – Но просто ли удержаться, когда мы в столь романтических местах, а ты так бесподобно хороша?
Когда они сели за ужин в Хосталь де ла Коста, между ними была некоторая скованность.
Можно ли оставаться надолго вдвоем с мужчиной и рассчитывать, что отношения сохранят платонической характер, думала Корделия. В прошедший год болезнь и смерть отца, заботы о бизнесе – все это измучило ее. У нее не было желания затевать роман. Ее душа должна была воспрянуть после смерти любимого отца, предстояло немало потрудиться, чтобы магазин начал приносить достаточный доход, и к тому же в ней, тщательно подавляемое, жило беспокойство о том, что способность к творчеству оставила ее. Сможет ли она когда-нибудь вернуться к живописи? И вот теперь с нею был Брюс, пытающийся возбудить в ней чувство, и кто знает, сколько миль им еще предстоит проехать вместе! Быть может, Испания была и не такой уж хорошей идеей?
Балкон Корделии был как раз напротив уличного кафе. После ужина ей было интересно наблюдать, как кипит жизнь за его столиками, поставленными прямо на тротуар. Менее приятно было то, что эта жизнь продолжала кипеть и после того, как она легла в постель.
Наконец, в полтретьего ночи стало тихо, но ненадолго: вскоре грохочущие звуки донеслись от бухты, где вернувшиеся с ночного лова рыбаки разгружали свои лодки, громко переговариваясь между собой. Почему это в Испании все разговаривают так громко, вопрошала себя Корделия, забираясь под одеяло и тщетно пытаясь заснуть. Наконец она оставила эти попытки и встала. Ведь они с Брюсом намечали ранний отъезд. Оказалось, однако, что Брюсу сильно нездоровилось. Когда он нетвердой походкой спускался по лестнице, то выглядел еще хуже, чем после парома; его тошнило.
– Ничего не выйдет, – сказал он, – я не могу сегодня ехать. Мне не следовало даже вылезать из постели. А все эти чертовы тапас. Я совсем забыл, что морская пища не идет мне впрок.
– О, Боже! – с сочувствием воскликнула Корделия. – Чем бы я могла помочь?
– Абсолютно ничем. Я не желаю видеть никого весь сегодняшний день! заявил Брюс. – Тебе придется развлекаться одной. Проведи день на пляже или придумай что-нибудь. Быть может, завтра я почувствую себя лучше, но сегодня я не могу даже представить себе этого.
Корделия не без ехидства подумала, что Брюс носится со своим здоровьем, как старая женщина. Ей вовсе не улыбалась перспектива отправиться на пляж одной. Хоть она приехала в Испанию впервые, ей было хорошо известно, какого рода прием может ожидать одинокую девушку на испанском пляже. И если ее раздражали ухаживания Брюса, то еще больше пугала мысль о том, что весь день ей придется отбиваться от местных ухажеров.
– Итак, день пройдет впустую, – сказала она. – А почему бы, если ты считаешь, что моя помощь тебе не нужна, мне самой не отправиться в Ла Вегу? Убедиться, проживает ли там Гиллан Морнингтон, и если да, то передать ему бумаги. Брюс засомневался:
– Хочешь попробовать сама? Не знаю, Корделия, не знаю. Безопасно ли это? Этот вопрос и решил дело.
– Не говори глупости, – сказала она, раздраженная намеком Брюса на ее девичью хрупкость. – Это Испания, а не Африка и сейчас не средние века. Я привыкла жить одна и самостоятельно заниматься бизнесом. Машины твоей я не разобью – водитель я опытный, так что отправляйся в постель и отдыхай. И не беспокойся.
Хотя Брюсу явно не понравилось сказанное Корделией, он был не в силах с нею спорить, а потому в конце концов нехотя последовал ее совету. Убедившись в том, что он лег, Корделия объяснила сеньоре Рамирес, что сеньору Пенфояду нездоровится, и попросила позаботиться о нем.
– С удовольствием, – ответила Мерче Рамирес и с любопытством поглядела на Корделию. – Вы куда-нибудь едете, сеньорита?
– Да, я еду в Ла Вега, хочу найти мистера Морнингтона, – ответила Корделия.
В глазах у испанки появилось тревожное выражение:
– Сеньорита, вы очень молоды и очень красивы, и сеньор Гиль, он… – тут она тщетно стала искать подходящее слово по-английски, – словом, он любит женщин, разных женщин, но он плохо обходится с ними. Будьте очень осторожны!
Корделия внимательно взглянула в глаза сеньоры Рамирес и поняла, что в душе той борются два чувства: с одной стороны, Рамирес искренне предостерегала ее, а с другой, испытывала нечто похожее на ревность. Недаром она сказала: "Вы очень красивы". Ей явно не хотелось, чтобы Корделия встретилась с Гиллапом Морнингтоном.
Внезапно Корделия поняла, что в прошлом, когда Гиллан жил в этой гостинице, у них была связь. Эта связь, видимо, была страстной, и разрыв нанес Рамирес душевную травму. Вероятно, он бросил ее, и теперь Мерче пыталась предостеречь Корделию, объясняя, какова репутация у этого человека.
Итак, Гиллан де Морнингтон был из тех, кого в былые времена называли распутником. Настоящий образчик английской аристократии, подумала Корделия с усмешкой. И живет за границей, не отказывая себе в удовольствии, как это столетиями было принято у истинных джентльменов. Ну и что? Ее это не касалось. Ей следовало лишь сообщить ему новость и вернуться в Кастро Урдиалес. У него вряд ли будет время на то, чтобы соблазнить ее. Даже если ей и захочется быть соблазненной, но этого ей совершенно не хотелось. А вот любопытство ее было задето.
– Спасибо, сеньора, но я должна встретиться с ним по деловым вопросам, успокоила она хозяйку, – и вам совершенно незачем обо мне беспокоиться.
Впоследствии она неоднократно вспоминала эти слова, удивляясь своей тогдашней беззаботности и слепой вере в собственную неуязвимость. Но когда она их произносила, она еще не встретилась с этим человеком, известным ей только по имени. И могла ли она предполагать, кого она встретит и как эта встреча перевернет всю ее жизнь.
Быть может, даже характер местности должен был предостеречь ее. Поездка оказалась отнюдь не спокойным плавным подъемом на пологие холмы, когда шаг за шагом оказываешься все выше. Начиная с Сан Висенте де ля Баркера, где дорога поворачивала в глубь материка, Корделия начала испытывать нешуточную тревогу: частые крутые повороты, многочисленные выбоины и неровности шоссе, отсутствие местами дорожного ограждения – все это побуждало ее судорожно хвататься за руль, отчего ее пальцы побелели, а в запястьях стала ощущаться сильная боль.
На одном из крутых виражей горы вдруг исчезли из виду и сразу же после этого они почти вплотную выросли перед ней, а через минуту окружали ее со всех сторон. Дорога прихотливо извивалась над отвесными скалистыми ущельями, на дне которых бурлила и грохотала вода, а потом резко устремилась вверх, все ближе к горным пикам, где на смену растительности пришли голые скалы и яростная голубизна неба. Редкие деревни выглядели своего рода форпостами человеческого присутствия, а дорога тоненькой линией жизни, связующей их между собой.
У Корделии перехватило дыхание, никогда еще за всю свою жизнь не чувствовала она себя столь одинокой, потерянной и отрезанной от всего мира. Ею овладело чувство угрозы и подавленности. Как мог англичанин, выросший в куда более мягкой природной среде, выбрать для жизни такое место, думала она.
Наконец, она прибыла в Ла Вегу. Деревня располагалась там, где горы чуть раздвинулись, впустив к себе горстку домов, сверкавших красной и белой краской, одну-две деревенских лавки, парочку баров и фонду, то есть попросту харчевню, в которой собралась немалая часть местного мужского населения. Те, что постарше, сидели внутри, играя в карты, а молодежь расположилась за уличными столиками в небрежных позах, все как один исполненные мужского достоинства, поглядывая на Корделию с еле скрываемым интересом, пока она пристраивала свою машину и принуждала себя выйти из нее.
Используя свои минимальные познания в испанском, она спросила человека за стойкой, знает ли он или кто-нибудь из присутствующих в баре о местонахождении Гиллана Морнингтона. И почему-то не удивилась, услышав, что никто ничего не знает. Ей показалось, что это своего рода заговор мужчин, и лицо ее тут же вспыхнуло от смущения: вероятно, они думают, что перед ними одна из брошенных им любовниц, отыскивающая его след. И они сомкнули ряды, чтобы прикрыть своего. Что ж, Мерче Рамирес предупреждала ее.
Провожаемая красноречивыми взглядами, ощущая нарастающую досаду и скованность, Корделия вдруг осознала, что осторожность Брюса и его недовольство ее самостоятельной поездкой были обоснованы. С ее же стороны полнейшим безумием было решение отправиться на поиски человека, которого она в глаза не видела, знала о нем мало, но притом достаточно, чтобы относиться к нему не лучшим образом.
Все вокруг говорило ей о том, что здесь совсем не та Испания, которую она оставила на побережье. Та была разновидностью знакомого ей мира, здесь же она оказалась в среде патриархальной, живущей по канонам давних времен. Ей казалось, что несовместимость того общества с нею разлита в воздухе, и она понимала, что она здесь глубоко чужда всему и всем.
Однако при кажущейся хрупкости Корделия обладала твердым характером и решила не сдаваться. Она распрямила плечи и, невзирая на боль, причиняемую совершенно негодными для горных прогулок сандалиями, стала взбираться по склону холма навстречу тому, что зовется судьбой.
