Текст книги "Джек Ричер, или Дело"

Автор книги: Ли Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 31

Я стоял и смотрел на черную сторону города; там были вещи, которые мне хотелось увидеть снова, поэтому я пошел в том направлении. Мне нравилась дорога, по которой ступали мои ноги. Я подумал, что в прежние славные времена это была простая грунтовка, но потом ее осовременили, и произошло это где-то в 1950-х годах, почти наверняка на деньги Министерства обороны. Основание дороги углубили для возможности провоза бронетехники, погруженной на безбортовые колесные тягачи, да и сама дорожная линия была выпрямлена, поскольку если военный инженер видит направляющую линию на карте, то на земле неизбежно появляется прямой путь. Я достаточно походил по дорогам Министерства обороны. Их во всем мире великое множество, все построены еще при прошлом поколении, во время долгого военного могущества Соединенных Штатов, когда все в мире было нам под силу. Я был продуктом той эпохи, но не был ее частью. Я ностальгировал по некоторым вещам, которых так и не испытал.

Потом я вспомнил о своем приятеле Стэне Лоури, который говорил, что хочет разместить объявление о поиске работы в кафе, возле которого мы обосновались. Изменения наступали, в этом я был уверен, но не чувствовал себя несчастным. В этом мне помогала прямая дорога, проложенная по мелколесью в штате Миссисипи. Солнце висело высоко в небе, воздух был теплым. Позади пройденные мили, впереди – мили, которые еще предстояло пройти, и уйма времени на часах. Я был начисто лишен каких бы то ни было амбиций, а потребности мои были очень ограничены. Что бы ни случилось, со мной все будет хорошо. Нет выбора? Обязательно появится.

Я повернул в том же месте, где Деверо на своей машине свернула на юг, на грунтовую дорогу, по одну сторону которой были кюветы, отделенные от проезжей части барьерными ограждениями, а по другую – дома, похожие на лачуги рабов. Я шел к дому Эммелин Макклатчи. Я двигался прогулочным шагом и видел окружающий мир в ином свете, нежели из автомобиля. Нищета, нищета во всем, или состояние близкое к ней. Развешенное на веревках заплатанное белье, застиранное до такой степени, что сделалось почти прозрачным. Ни одной новой машины. В некоторых дворах бродили куры, козы, иногда я видел поросят. Шелудивые собаки, сидящие на цепи. Клейкая лента для герметизации трубопроводов и проволочные крепления виднелись повсюду – на линиях подачи электричества, на водосточных трубах, на их стыках. Повсюду сновали босоногие дети, сосавшие пальцы и не сводившие с меня глаз, пока обеспокоенные матери, избегавшие встречаться со мной глазами, не прогоняли их прочь.

Продолжая идти, я дошел до дома Эммелин Макклатчи. Ее я не видел. Я вообще никого не видел на этом участке дороги. Ни детей, ни стариков. Никого. Я прошел мимо дома с пивными кружками на окнах. Я шел тем же путем, которым Деверо везла меня накануне, смотря то вправо, то влево, пока не вышел к заброшенной строительной площадке с кучей гравия.

Дом, который здесь могли построить, был маленьким, и его фундамент располагался под углом в соответствии со старым обычаем максимально использовать преимущества постоянно дующих ветров и избегать прямых юго-западных лучей солнца в летнее время. Тело фундамента было выложено из повторно использованных блоков, скрепленных цементным раствором. Угловые стыки кое-где уже пострадали от выветривания и эрозии. Ничего, кроме фундамента, не было доделано. Видимо, кончились деньги, подумал я.

Как я предположил, гравий, сваленный в кучу, ожидал, когда он станет наполнителем для бетона. Возможно, нижний этаж нового жилища предполагалось возводить из прочных блоков, а не из досок. Наверное, такой проект имел свои преимущества, хотя бы ради спасения от термитов. Но это были лишь мои догадки. Я никогда не строил дом. Я никогда не должен был делать выбор в пользу того или иного проекта.

Сама куча гравия расползлась и осела за время простоя строительства. По краям ее росла трава, пробившаяся сквозь строительный материал. Почти со всех сторон слой гравия был не выше колена, и только с одного края кучи чуть возвышалась площадка шириной с двуспальную кровать. Выбоины и подобия низких кочек, видневшиеся на верхней поверхности, были похожи на тест Роршаха.[27]27
  Тест Роршаха («Пятна Роршаха») – психодиагностический тест для исследования личности, созданный в 1921 г. швейцарским психиатром и психологом Г. Роршахом. Один из тестов, применяемых для исследования личности и ее нарушений. Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций.


[Закрыть] С полным основанием можно было увидеть в них результаты беспорядочной беготни, прыжков и возни детей. В равной степени в них же можно было лицезреть результат того, что взрослую женщину бросили на гравий и изнасиловали, и сопровождалось это все неистовыми конвульсивными движениями коленей, локтей и спин.

Я присел на корточки и провел пальцем по небольшим камушкам. К моему удивлению, они были плотно притиснуты друг к другу и с места сдвигались только с большим трудом. Видимо, какие-то пыльные остатки на их поверхности, смешавшись с дождевой водой или росой, образовали что-то типа клея. Я прокопал бороздку шириной примерно в один дюйм и с такой же глубиной, после чего повернул ладонь другой стороной, прижал верхнюю поверхность ладони к гравию и продержал ее в таком положении около минуты. Затем посмотрел на результат. Маленькие белые отметины, но не углубления от вдавливания, потому что на верхней поверхности ладони практически отсутствует мышечный слой. Тогда я засучил рукав рубашки и прижал внутреннюю поверхность предплечья к гравийной россыпи. Затем надавил на предплечье ладонью второй руки и наклонился, чтобы увеличить усилие. Пару раз отрывал предплечье от гравия и прикладывал его снова, а несколько раз, не отрывая ладони, водил предплечьем туда-сюда по камушкам. Затем посмотрел на то, что получилось.

На коже образовались красные и белые отметины, налипло много пыли, земли и грязи. Поплевав на руку, я обтер ее о брюки; получившаяся чистая полоса выглядела одновременно и похожей, и непохожей на то, что я видел на пояснице Дженис Мэй Чапман. Еще один тест Роршаха. Безрезультатный.

Но все-таки я пришел к одному важному заключению. Очистив, насколько было возможно, руку – хотя и не до конца, – я решил, что после того, как Чапман была изнасилована на каком-то гравии, она после этого не только оделась, но еще и вымылась под душем.

Я двинулся дальше и вышел на широкую улицу, на которой прежде жила Шона Линдсей. Вторая жертва. По сравнению с остальными – девушка из среднего класса. Ее младший брат снова торчал во дворе. Шестнадцатилетний мальчишка. Тот самый уродец. Он просто стоял во дворе. И не двигался. Смотрел на улицу. На то, как я подхожу к дому. Его глаза улавливали каждое мое движение. Я сошел с тротуара на обочину и, подойдя ближе, остановился как раз напротив него. Нас разделял забор из тонкого штакетника.

– Как жизнь, парень? – спросил я.

– Мамы нет дома, – ответил он.

– Спасибо, что предупредил, – улыбнулся я. – Но я ведь спросил тебя о другом.

– Жизнь собачья, – ответил он.

– А потом ты умрешь, – сочувственно произнес я и тут же пожалел об этом. Я словно позабыл о том, что недавно произошло в их семье. Но он, казалось, не обратил внимания на мои слова. Это меня обрадовало. Я сказал: – Мне надо с тобой поговорить.

– Зачем? Ты зарабатываешь себе нагрудный значок?[28]28
  Нагрудный значок (англ, merit badge) – наградной знак, которым награждаются за активную работу американские бойскауты.


[Закрыть] И поэтому ищешь какого-нибудь чернокожего, чтобы поболтать с ним сегодня?

– Я служу в армии, – ответил я. – А это значит, что половина моих товарищей чернокожие, и что более важно, половина моих командиров – чернокожие. Я все время разговариваю с чернокожими, а они разговаривают со мной. Так что бросай эти свои замашки, ты ведь не в гетто живешь.

Мальчишка немного помолчал, а потом спросил:

– А в каких частях вы служите?

– В военной полиции.

– Это тяжелая служба?

– Тяжелее любой тяжелой, – ответил я. – Подумай логично. Любой солдат может лягнуть тебя сапогом в задницу, а я могу лягнуть в задницу любого солдата.

– Серьезно?

– Более чем, – с важностью пояснил я. – Серьезно для других людей. Но не для нас.

– А о чем вы хотели поговорить со мной?

– О некоторых подозрениях.

– А о каких?

– Как мне кажется, – ответил я, – никто не говорил с тобой о смерти твоей сестры.

Он опустил глаза вниз.

– Обычно, когда ведется расследование убийства, – продолжал я, – говорят со всеми, кто знал жертву. Спрашивают об их подозрениях, соображениях… Хотят узнать, чем занималась жертва, куда она ходила, с кем общалась… С тобой беседовали об этом?

– Нет, – ответил он. – Никто со мной не говорил.

– А должны были, – сказал я. – Значит, мне следует поговорить с тобой об этом. Потому что братьям многое известно об их сестрах. В особенности в вашем возрасте. Держу пари, ты знаешь о Шоне такое, чего не знает больше никто. Держу пари, она рассказывала тебе о таких вещах, о которых не могла рассказать маме. И держу пари, ты и сам мог догадываться о многом.

Мальчик, стоя на месте, перетаптывался с ноги на ногу. Вид у него был застенчивый и немного гордый, как будто он собирался сказать: Ну да, возможно, я и сам кое до чего допер. А вслух произнес:

– Никто не говорил со мной ни о чем.

– А почему?

– Да потому, что я урод. Они думают, что я к тому же еще и тугодум.

– Кто сказал тебе, что ты урод?

– Да все.

– И даже мама?

– Она так не говорит, но она так думает.

– И даже твои друзья?

– У меня нет никаких друзей. Ну кто станет со мной дружить?

– Все они не правы, – твердо произнес я. – Ты не урод. Ты, конечно, не красавец, но и не урод. А это совсем разные вещи.

Он засмеялся.

– Именно это, бывало, говорила мне Шона.

Я представил себе эту пару вместе. Красавица и чудовище. Трудная жизнь для обоих. Трудная для него – бесконечные сравнения с сестрой. Трудная для нее – необходимо постоянно соблюдать такт и проявлять терпение.

– Тебе надо поступить в армию, – сказал я. – По сравнению с половиной людей, которых я знаю, ты выглядишь прямо как кинозвезда. Тебе бы взглянуть на того, кто послал меня сюда.

– А я и собираюсь поступить в армию, – ответил он. – Я говорил кое с кем об этом.

– И с кем же ты об этом говорил?

– С последним бойфрендом Шоны. Он был солдатом.

Глава 32

Мальчик пригласил меня в дом. Матери дома не было, зато в холодильнике стоял кувшин с холодным чаем. Из-за полузакрытых ставень в доме царил полумрак. И пахло какой-то затхлостью. Дом был низким и узким, но комнат в нем оказалось много. Кухня, она же столовая, затем гостиная и, как я предположил, три спальни в задней части дома. Нормальное пространство для двух родителей и двух детей, хотя я нигде не углядел того, что указывало бы на присутствие в доме отца, да и Шона уже никогда не появится здесь снова.

Мальчик сказал, что зовут его Брюс. Мы, взяв по стакану чая, сели за кухонный стол. Рядом с холодильником висел старый настенный телефон. Бледно-желтый пластик. Шнур телефона был длиной примерно двенадцать футов. На столешнице стоял старый телевизор. С маленьким экраном, но цветной, с какими-то хромированными финтифлюшками на корпусе. Похоже, старинными, а может быть, и подобранными где-нибудь в куче мусора и отполированными, как детали на старом «Кадиллаке».

Вблизи и при личном общении мальчик выглядел не лучше, чем на улице. Но если не принимать во внимание голову, то все остальное у него было в полном порядке. И скелет, и мускулы без изъянов; широкая грудная клетка и широкие плечи, развитые руки. В глубине души он казался сдержанным и веселым. В общем, этот парень мне нравился.

– А они действительно возьмут меня в армию? – спросил он.

– Кто это они?

– Армия, я хотел сказать. Ну, сама армия. Они возьмут меня?

– У тебя есть судимости по уголовным делам?

– Нет, сэр.

– А ты подвергался арестам по каким-либо делам?

– Нет, сэр.

– Тогда, конечно же, они тебя возьмут. Они бы взяли тебя хоть сегодня, будь тебе достаточно лет.

– Другие будут надо мной смеяться.

– Возможно, – сказал я. – Но не по той причине, о которой ты думаешь. Солдаты не такие. Они найдут над чем посмеяться. Над тем, о чем ты никогда и не подумаешь.

– Я все время буду носить каску.

– Если им удастся найти каску достаточно большого размера.

– И очки ночного видения.

– Может, еще капюшон, который надевают при обезвреживании неразорвавшихся бомб, – сказал я.

Я посчитал, что капюшон, который надевают при обезвреживании неразорвавшихся бомб, был бы более всего кстати. Но это было не совсем то заявление, которое хотел бы услышать будущий рекрут.

Я глотнул чаю.

– А вы смотрите телевизор? – спросил мальчик.

– Нечасто, – ответил я. – А что?

– У них есть выгодные программы, – сказал он. – А получается это так: они втискивают передачу, которая рассчитана на час, в сорок с лишним минут. На этом они наживаются.

– Ты думаешь, что я сейчас делаю что-то похожее?

– Да нет, я говорю то, что думаю.

– Так кто, по-твоему, убил твою сестру?

Мальчик отхлебнул чаю, сделал серьезный вдох, после чего начал говорить, что он думает об этом и о том, о чем его никогда не спрашивали. Все это извергалось из него быстро, последовательно, с чувством, и было ясно видно, что все сказанное им тщательно обдумано.

– Поймите, – говорил он, – ей перерезали горло; значит, нам нужно подумать о том, кого тренируют делать подобные дела, или о том, кто уже обучен такому, или о тех и о других.

Подобные дела. Горло его сестры.

– Ну и кто же отвечает этим требованиям? – спросил я.

– Солдаты, – ответил он. – Особенно те, которые здесь. И бывшие солдаты. Форт-Келхэм – это же место для подготовки парней, выполняющих особые задания. Они знают, как это делается. И охотники. Да и большинство людей в городе, если говорить по-честному. В том числе и я.

– Ты? Ты что, тоже охотник?

– Нет, но я же должен питаться. Люди держат свиней.

– И?..

– Вы что, думаете, свиньи кончают жизнь самоубийством? Мы перерезаем им глотки.

– И ты это делал?

– Десятки раз. Иногда получал за это доллар.

– Когда и где ты в последний раз видел Шону живой?

– В тот день, когда ее убили. Это была пятница. В ноябре. Она ушла из дома примерно в семь часов. Уже стемнело. Она нарядилась.

– Куда она собиралась?

– За железную дорогу. В бар «Браннанс», я думаю. Туда она обычно ходила.

– А что, бар «Браннанс» здесь самый популярный?

– Они все популярные. Но «Браннанс» – это такое место, где большинство начинает и заканчивает.

– И с кем Шона пошла туда в тот вечер?

– Она вышла из дома одна. Может, собиралась встретиться со своим бойфрендом в баре.

– Она дошла туда?

– Нет. Ее нашли в двух улицах отсюда. На том месте, где кто-то начал строить дом.

– Это то место, где куча гравия?

Мальчик утвердительно кивнул.

– Она лежала прямо на ней. Как при человеческом жертвоприношении из учебника истории.

Мы встали из-за стола и с минуту побродили по кухне. Затем налили еще чая и снова сели к столу.

– Расскажи мне о последнем бойфренде Шоны.

– Первый белый бойфренд из всех, кто у нее был.

– Он ей нравился?

– Даже очень.

– Они ладили между собой?

– Им было хорошо.

– И никаких проблем?

– Лично я не видел.

– Это он убил ее?

– Возможно.

– Почему ты так думаешь?

– Я не могу исключать возможность, что это сделал он.

– Подспудное чувство?

– Я хотел сказать, что кто-то же убил ее. Может быть, это он.

– Как его звали?

– Рид. Так его всегда называла Шона. Рид то, Рид сё… Рид, Рид, Рид…

– А фамилия?

– Не знаю.

– Мы носим нашивки с именами. Боевая форма, – сказал я, – над правым нагрудным карманом.

– Я никогда не видел его в форме. В городе они все были в джинсах и в футболках. Иногда в куртках.

– Офицер или рядовой?

– Не знаю.

– Ты разговаривал с ним. И он тебе не сказал.

Мальчик покачал головой.

– Он сказал, что его зовут Рид. Вот и всё.

– Ты считал его козлом?

– Немного.

– Он выглядел так, словно усердно трудится, чтобы заработать на жизнь?

– Да нет. Он не слишком серьезно относился к вещам.

– Похоже, что он был офицером, – сказал я. – А что он говорил тебе насчет поступления в армию?

– Он говорил, что служить своей стране – это благородное дело.

– Наверняка он офицер.

– Он говорил, что мне надо учиться. Говорил, что, возможно, из меня получится специалист.

– У тебя все получится еще лучше.

– Он сказал, что мне все объяснят на призывном пункте. Сказал, что хороший призывной пункт есть в Мемфисе.

– Туда не ходи, – предостерег его я. – Дорога слишком опасна. Каждый призывной пункт приписан к одному из четырех родов войск. Тебя могут затолкать в морскую пехоту. А это хуже смерти.

– Так куда же мне идти?

– Иди прямиком в Келхэм. Там на каждом посту вербовщики.

– И у меня получится?

– Уверен, что получится. Как только у тебя на руках будет, какой-либо документ, подтверждающий, что тебе восемнадцать лет, они впустят тебя туда, но уже никогда не выпустят.

– Но ведь говорят, что армия сокращается.

– Спасибо, малыш, что напомнил об этом.

– Ну а зачем я им буду нужен?

– Им еще понадобятся сотни тысяч людей. Десятки тысяч будут ежегодно уходить из армии. И им постоянно надо будет их кем-то замещать.

– А что плохого в морской пехоте?

– Да, в общем-то, ничего. Это традиционное соперничество. Они хвалят себя, а мы хвалим себя.

– Они производят высадку десанта с судов-амфибий.

– Как показывает история, армия достигала куда больших результатов, используя свои средства.

– Шериф Деверо была морским пехотинцем.

– Она и сейчас морпех, – сказал я. – Они никогда не перестают быть морпехами, даже после ухода из корпуса. Это их особенность.

– А она тебе нравится, – вдруг объявил мальчик. – Я это знаю. Я видел, как вы ездили в ее машине.

– Она хорошая, – сказал я. – А у Рида была машина? У бойфренда Шоны?

Мальчик утвердительно кивнул.

– У них у всех есть машины. У меня тоже будет машина, когда я поступлю в армию.

– А какая машина была у Рида?

– Двухдверный седан «Шевроле Бель Эр» 1957 года. Конечно, не классический. И изрядно побитый.

– А какого он был цвета?

– Голубого, – ответил мальчик.

Глава 33

Мальчик провел меня в комнату сестры. В ней все было чистым и разложенным по своим местам. Не то чтобы это было нечто вроде усыпальницы, но и не так, будто все подготовили к тому, чтобы избавиться от того, что связано с прежним обитателем. Все в комнате напоминало об утрате, свидетельствовало о замешательстве, об отсутствии необходимой энергии у здешних обитателей. Кровать была аккуратно застелена, на ней лежало несколько небольших стопок тщательно сложенной одежды. В отношении дальнейшей судьбы этих вещей еще не приняли никакого решения.

Ничто в комнате не говорило об особенностях личности Шоны Линдсей. Она была уже не подростком, а взрослой женщиной. Никаких развешенных по стенам постеров, никаких сувениров или каких-либо памятных мелочей, ни подарков на память, ни тайного дневника. Немного одежды, несколько пар обуви и две книги – вот и все ее вещи. Одна из книжек, тоненькая, рассказывала, как стать нотариусом. Другая, старая – путеводитель по Лос-Анджелесу для туриста.

– Она хотела сниматься в кино? – спросил я.

– Нет, – ответил мальчик. – Она хотела путешествовать, и больше ничего.

– Ей особенно хотелось побывать в Лос-Анджелесе?

– Да нет, где угодно.

– Она работала?

– У нее была работа на неполный день в кредитном бюро. Рядом с баром «Браннанс». Она очень хорошо умела считать деньги.

– А что она рассказывала тебе такого, чего не могла рассказать маме?

– Что ей все здесь ненавистно. Что она хотела бы уехать отсюда.

– А мама даже и слышать об этом не желала?

– Она хотела обеспечить Шоне безопасную жизнь. Мою маму пугает жизнь в большом мире.

– А где работает мама?

– Она уборщица. В барах города. Она подготавливает их к «часу удачи».[29]29
  «Час удачи» – время в работе американских баров (с 4 до 6 дня, реже с 5 до 7), когда дневной наплыв посетителей уже закончился, а вечерний еще не начался. Чтобы привлечь клиентов, им предлагают пиво с большой скидкой, двойные порции алкогольных напитков по цене одной, а также незатейливую бесплатную закуску: различные овощные салаты, сосиски, сэндвичи, мини-пиццу и др.


[Закрыть]

– Что еще тебе известно о Шоне?

Мальчик заговорил о чем-то, но вдруг замолчал. После недолгой паузы он просто пожал плечами, но не сказал больше ничего. Вышел на середину небольшой квадратной комнаты и застыл на месте, словно впитывая в себя что-то из воздуха. По его виду я понял, что бывать в этой комнате ему доводилось нечасто. Нечасто до смерти Шоны, и нечасто после того, как ее не стало.

– Понимаете, я по-настоящему тоскую по ней, – сказал он.

Когда мы снова вернулись на кухню, я спросил:

– Как ты думаешь, твоя мама не будет возражать, если я позвоню по телефону и оставлю за это деньги?

– Вам надо позвонить? – спросил мальчик таким тоном, как будто речь шла о каком-то необыкновенном деле.

– В два места, – ответил я. – В одно мне позвонить необходимо, а в другое я просто хочу позвонить.

– Я не знаю, сколько это стоит.

– Каждый звонок по платному телефону стоит четвертак, – объяснил ему я. – Предположим, я оставлю по доллару за каждый звонок, пойдет?

– Это будет слишком много.

– Большое расстояние, – сказал я.

– Раз вы так считаете, значит, все правильно. Я пошел на улицу.

Я подождал, пока парень снова не появился во дворе перед домом. Он встал на свое обычное место у забора; просто стоял и наблюдал с неиссякаемым терпением за тем, что происходит на улице. Как несменяемый часовой. Просунув долларовую купюру в щель между пластиковым корпусом телефона и стеной, я снял трубку и набрал номер, по которому мне надо было позвонить. Стэну Лоури, в наш общий с ним офис. Мне ответил его сержант, и через минуту трубку взял Стэн.

– Очередной сюрприз: ты еще на своем месте и работаешь.

– Я думаю даже, что мое положение в данный момент более безопасное, чем твое. Френсис Нигли только что отчиталась.

– Она принимает все слишком близко к сердцу.

– Зато ты слишком спокоен.

– Карла Диксон все еще работает в финчасти?

– Я могу это выяснить.

– Выясни у нее кое-что для меня. Я хочу узнать, надо ли мне проявлять внимание к поступлению денег из места, которое называется Косово. Похоже, гангстеры отмывают и обналичивают кучу бабок. Вот такое дело.

– Похоже, это маловероятно. Это место ведь на Балканах, так? А там, если у тебя есть коза, то ты уже относишься к среднему классу. А если две – то ты богач. Немного иначе, чем в Америке.

Глядя в окно, я сказал:

– В некоторых ее частях отличия не слишком-то и заметны.

– Жаль, что я не работаю в финчасти. Может, там я научился бы некоторым необходимым вещам. Например, как делать сбережения.

– Не переживай, – успокоил его я. – Ты будешь получать пособие по безработице. По крайней мере, некоторое время.

– Ты вселяешь в меня радость.

– У меня самого масса причин для радости.

– Что ты говоришь? Так что там все-таки происходит?

– Всевозможные чудеса, – ответил я и повесил трубку.

Затем, втиснув второй доллар в щель между корпусом телефона и стеной, я набрал номер, по которому хотел позвонить: главный коммутатор Министерства финансов. Мне тут же ответил женский голос, принадлежавший, как я решил, элегантной особе средних лет. Она спросила:

– С кем мне вас соединить?

– Будьте добры, с Джо Ричером.

Послышался скрежет и клики, а затем наступила минутное мертвое молчание. И никакой музыки в паузах. Минфин в 1997 году не услаждал слух. Затем другая женщина, сняв трубку, сказала:

– Офис мистера Ричера.

Ее голос был молодой и бодрый. Наверное, она, недавно закончив с отличием какой-нибудь престижный колледж, еще смотрела на мир сияющими глазами, видя все через призму идеализма. К тому же она наверняка была хорошенькая. И одета, скорее всего, в короткую клетчатую юбочку и белую водолазку. Мой братец знал, как подбирать такие кадры.

– Мистер Ричер на месте? – спросил я.

– К сожалению, его не будет в офисе несколько дней. Ему необходимо было поехать в Джорджию. – Она произнесла это таким тоном, каким сообщила бы, что он отбыл на Сатурн или на Нептун. Невероятное расстояние, а когда вы туда доберетесь, то вокруг вас будет лишь голая, пустынная земля. – Хотите оставить сообщение?

– Скажите ему, что звонил брат.

– Как здорово! Он никогда не говорил, что у него есть братья. А ведь и вправду, у вас очень похожие голоса, вы это знаете?

– Некоторые так говорят. Нет, не надо никакого сообщения. Скажите ему, что я просто хотел поприветствовать его. Пообщаться с ним. Узнать, как он.

– Он поймет, какой брат ему звонил?

– Надеюсь, что поймет, – успокоил ее я. – Тем более что брат у него один.

Закончив разговор, я сразу вышел из дома. Брат Шоны, увидев меня, не изменил своей обычной позы вечного часового. Я помахал ему рукой, парень в ответ помахал рукой мне. Он стоял и продолжал смотреть вдаль на горизонт. Я пошел назад по келхэмской дороге и повернул налево в сторону города. Пройдя некоторое расстояние по направлению к железной дороге, я услышал позади себя шум машины, а затем и короткий сигнал, поданный из вежливости. Я обернулся, и автомобиль Деверо, приблизившись ко мне, затормозил и остановился совсем рядом. Через секунду я уже сидел на пассажирском сиденье рядом с ней; между нами не было ничего, кроме ее пистолета в кобуре.