Текст книги "Джек Ричер, или Дело"

Автор книги: Ли Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 11

Машина перестроилась на встречную полосу и остановилась рядом со мной. Это оказался старый полицейский автомобиль «Шевроле Каприс», окрашенный в цвета ведомства шерифа города Картер-Кроссинг. У женщины, сидевшей за баранкой, была пышная грива темных волнистых волос, стянутых назад в нечто похожее на «конский хвост». Ее безупречно гладкое лицо было бледным. Мне сразу бросилась в глаза ее низкая посадка на сиденье, что могло означать либо то, что она маленького роста, либо что сиденье так сильно продавилось за многие годы эксплуатации машины. Я решил, что причиной все же является продавленное сиденье, поскольку руки женщины выглядели достаточно длинными, и форма ее плеч тоже не говорила о небольшом росте. По моим представлениям, ей было около тридцати пяти – достаточный возраст для того, чтобы казаться уже не юной и кое-что повидавшей и в то же время чтобы не проходить мимо развлечений и удовольствий, которые предлагает жизнь. Она чуть заметно улыбалась, и ее улыбка подбиралась к глазам, большим, черным и влажным, которые, как мне показалось, обладали каким-то внутренним сиянием. Хотя, возможно, это было всего-навсего отражение светящейся приборной панели.

Она опустила окно на своей дверце и в упор посмотрела на меня. Сначала на лицо, затем провела внимательным взглядом сверху вниз, потом справа налево. Ее взгляд, в котором не было ничего, кроме прямоты и искренности, оценил меня полностью, от волос до подметок. А я, для того чтобы ей стало лучше видно, подошел поближе. Ее лицо было не просто гладким, оно было эффектным и волнующим. На правом бедре у нее была кобура с револьвером; я также заметил дробовик в чехле, стоящий дулом вниз в промежутке между сиденьями. В салоне было большое радио, лежащее на пассажирском сиденье – его соединительный провод тянулся к приборному щитку – и микрофон с витым проводом, укрепленный на стойке возле руля. Машина была старая, изношенная и почти наверняка купленная у более богатого муниципального образования, списавшего ее как выработавшую ресурс.

– Так вы и есть тот парень, кого Пеллегрино привез сюда, – констатировала она.

Ее голос был негромким, но четким, приветливым, но не слащавым, а акцент был местным.

– Да, мэм, это я.

– Вас зовут Ричер, верно?

– Верно, мэм, – подтвердил я.

– А я Элизабет Деверо, здешний шериф.

– Очень рад познакомиться с вами, – ответил я.

После короткой паузы она спросила:

– Вы уже ужинали?

Я утвердительно кивнул и добавил:

– Вот только не добрался до десерта. Кстати, я как раз направляюсь сейчас закончить ужин пирогом.

– У вас вошло в привычку совершать прогулки между блюдами?

– Я ждал хозяев отеля. А они, как мне казалось, не очень спешили в свое заведение.

– Так вы там остановились на ночь? В отеле?

– Я надеюсь на это.

– Значит, вы не остановились у друга, которого приехали разыскивать?

– Пока я его еще не нашел.

Она понимающе кивнула в ответ и сказала:

– Мне надо поговорить с вами. Ждите меня в кафе. Пять минут, договорились?

В ее голосе слышалась властность, но не угроза. Ничего похожего на указание. Просто вежливая, но настойчивая просьба, исходившая, по моему мнению, в первую очередь от дочери шерифа, а уже затем от самого шерифа.

– Договорились, – согласился я. – Через пять минут.

Подняв окно на своей дверце, она отвернулась от меня и развернула автомобиль, повторив в более медленном темпе тот маневр, что проделали те два парня на пикапе. Затем снова включила фары и умчалась прочь. Я видел, как зажглись красные тормозные огни ее машины, когда она поворачивала на Мейн-стрит. Я зашагал той же дорогой по обочине – заросшей травой полосе между дорогой и кюветом.

Придя в кафе через пять минут, отпущенных мне на дорогу, я обнаружил припаркованную к бордюру машину Элизабет Деверо, а ее саму – сидящей за тем же столом, за которым прежде сидел я. Пожилая пара из отеля уже исчезла. В заведении не было никого, кроме шерифа и официантки.

Я вошел, и Деверо, ничего не говоря, сделала незаметное движение ногой, находящейся под столом, и вытолкнула чуть вперед стул, стоявший напротив нее. Приглашение. Почти команда. Официантка сразу все поняла и не стала усаживать меня на другое место. Наверняка Деверо уже обо всем распорядилась. Я попросил официантку принести кусок их самого вкусного пирога и еще чашку кофе. Она пошла на кухню, и в зале воцарилось молчание.

Положа руку на сердце, я был готов признаться, что Элизабет Деверо была явно очень привлекательной женщиной. Поистине красивой. Вне машины она оказалась довольно высокой, а ее волосы были просто прелестны. Должно быть, один лишь «конский хвост» весил не меньше пяти фунтов. Все черты ее лица были правильными и находились в должной пропорции по отношению друг к другу. В униформе она выглядела потрясающе. Но ведь мне вообще нравились женщины в униформе – возможно, потому, что с другими я практически не общался. Однако больше всего мне нравился ее рот. И глаза. Они вместе добавляли лицу какую-то легкую кривизну и веселое оживление, как будто все, что происходило с ней, оставляло ее холодной, спокойной, собранной, а затем она находила во всем этом нечто такое, что заставляло ее улыбаться. Ее глаза все еще излучали какое-то свечение. И теперь это точно не было отражением светящейся приборной панели «Шевроле Каприс».

– Пеллегрино сказал мне, что вы служили в армии, – начала она.

Я немного помедлил с ответом. Работа под прикрытием – это все равно что ложь, и я ничуть не колебался, когда врал Пеллегрино. Но сейчас по какой-то непонятной причине я не хотел врать Деверо. Поэтому сказал:

– Шесть недель назад я еще был в армии.

Фактически так оно и было.

– В каких войсках?

– В основном, служил в подразделении под номером сто десять, – ответил я.

Что тоже было правдой.

– В пехоте?

– Это было особое подразделение. В основном, смешанные операции.

И это тоже была правда.

– А кто же ваш друг, живущий здесь?

– Его фамилия Хейдер, – ответил я.

Чистой воды выдумка.

– Должно быть, он служил в пехоте. В Келхэме все пехотинцы.

Я, утвердительно кивнув, добавил:

– 75-й рейнджерский полк.

– Он был инструктором? – спросила Деверо.

– Да, – ответил я.

Она кивнула.

– Только инструкторы задерживаются здесь надолго и впоследствии хотят поселиться где-то поблизости.

Я промолчал.

– Я никогда о нем не слышала, – сказала Элизабет.

– Тогда, возможно, он снова переехал куда-нибудь.

– И когда, по-вашему, это могло случиться?

– Не могу сказать. А как долго вы служите шерифом?

– Два года, – ответила Деверо. – Достаточно, чтобы узнать всех местных.

– Пеллегрино сказал, что вы живете здесь всю жизнь. Я считаю, этого достаточно, чтобы узнать все, что касается местных.

– Это не так, – возразила она. – Я жила здесь не всю свою жизнь. Я жила здесь, когда была ребенком, и живу здесь сейчас. Но были еще и годы между.

Я уловил тоскливые интонации в ее голосе. Были еще и годы между. И я спросил ее:

– А как вы провели эти годы?

– У меня был богатый дядюшка, – ответила Элизабет. – Я путешествовала по миру за его счет.

Вот тут мне показалось, что я попал впросак и вот-вот завалю свое задание. Потому что этот ответ я уже слышал раньше.

Глава 12

Официантка принесла ужин для Элизабет Деверо и мой десерт. Шериф заказала то же самое, что и я: сочный гамбургер и кучу картофеля-фри, похожую на беличье гнездо. Мой пирог оказался с персиковой начинкой, а поданная порция была не меньше половины основной базы Главной лиги.[12]12
  Главная лига – основное объединение профессиональных бейсбольных лиг в США. Основная база (она же «дом»), представляет собой пятиугольную резиновую плитку белого цвета площадью 900 кв. см.


[Закрыть] Пирог был больше блюда, на котором его подали. Кофе налили в высокую керамическую чашку. Деверо подали простую воду в тонком стакане.

Есть холодный пирог легче, чем гамбургер, поэтому я решил воспользоваться шансом вести разговор, в то время как Элизабет не могла делать ничего другого, кроме как есть, слушать и кратко комментировать сказанное мною. Я начал с того, что сообщил:

– Пеллегрино рассказал, что у ваших парней работы по горло.

Деверо, жуя гамбургер, молча кивнула.

– Разбитая машина и убитая женщина, – продолжал я.

Она снова кивнула и, подхватив падающую капельку майонеза на кончик мизинца, отправила ее в рот. Грациозный жест применительно к неэлегантному действу. У нее были короткие, тщательно отполированные и ухоженные ногти. Ее изящные и красивые, но в то же время сильные мускулистые руки были слегка загорелыми. Отличная кожа. И никаких колец. Ни одного. Главное то, что кольца не было на безымянном пальце левой руки.

– И есть какие-то успехи по какому-нибудь из этих дел? – поинтересовался я.

Она сделала глотательное движение, улыбнулась и подняла руку, как коп, регулирующий движение. Стоп. Подождать. А потом сказала:

– Дайте мне одну минуту, хорошо? Давайте пока помолчим.

Я принялся за свой пирог, который и вправду оказался хорошим. Корочка была сладкой, а персики – мягкими. Очевидно, местные. А может быть, из Джорджии. Я не большой знаток в вопросах выращивания фруктов. Деверо ела, держа бургер в правой руке, а левой брала с тарелки ломтики картофеля; ее глаза почти все время смотрели в мои. Губы шерифа лоснились от мясного сока. А ведь она была стройной и худощавой женщиной. Должно быть, ее система обмена веществ работала, как атомный реактор. Время от времени она делала долгие глотки воды. А я уже допил до конца кофе, который хоть и был хорошим, но все же не лучше пирога.

– А что, кофе помогает вам бодрствовать? – спросила она.

Я утвердительно кивнул и добавил:

– До тех пор, пока я не захочу спать. Для этого я его и пью.

Оставив на тарелке край булочки гамбургера и шесть или семь ломтиков картофеля-фри, Деверо допила остатки воды из стакана и обтерла салфеткой губы, а затем пальцы. Сложив салфетку, положила ее рядом с тарелкой. Ужин закончился.

– Так у вас есть какие-либо успехи по этим делам? – повторил я вопрос.

Она улыбнулась, словно вспомнив о чем-то смешном и веселом, а затем, отклонившись в сторону от стола, сплела руки вместе, увеличив при этом угол наклона своего тела, и снова посмотрела на меня, медленно проделав глазами извилистый путь от моих ног, находившихся в тени, до кончиков волос на голове.

– А вы вообще-то ничего, – объявила она. – У вас и вправду нет причин стыдиться. Это не ваша вина.

– О чем вы? – спросил я.

Она откинулась на стуле. Ее глаза по-прежнему смотрели в мои.

– Мой отец был здесь шерифом до меня, – начала она. – Еще до моего рождения. Он двадцать раз подряд побеждал на выборах шерифа и хорошо служил обществу.

– В этом я ничуть не сомневаюсь, – поддержал я ее.

– Но мне все это не очень нравилось. Не с точки зрения ребенка. Думаю, вы понимаете, о чем я? Это глухое место. Мы получаем книги по почте. А я знала, что где-то существует огромный широкий мир. Я должна была покинуть это место.

– В этом я вас никак не могу обвинить, – сказал я.

– Но некоторые мысли все еще живут в моей памяти. Такие, как работа на благо общества. Как обеспечение правопорядка. Я начала относиться к этому как к семейному бизнесу, так же, как это делают другие люди.

Я утвердительно кивнул. Дети берут пример со своих родителей, работающих в правоохранительных системах, намного более часто, чем это бывает в семьях, связанных с другими профессиями. Кроме, разве что, бейсбола. У сына профессионального бейсболиста шансов попасть в высшую лигу в восемьсот раз больше, чем у ребенка из любой другой семьи.

– Так поставьте себя на мое место, – сказала она. – Что, по-вашему, я сделала, когда мне исполнилось восемнадцать?

– Не знаю, – пожал плечами я, хотя уже более-менее догадывался, что она сделала, и это меня совсем не радовало.

– Я поехала в Южную Каролину и поступила на службу в Корпус морской пехоты.

Я понимающе кивнул. Это было еще хуже того, что я ожидал услышать. Не знаю почему, но до этой минуты я готов был держать пари на то, что она поступила в военно-воздушные силы.

– И сколько вы там прослужили? – спросил я.

– Шестнадцать лет.

Так, значит, сейчас ей тридцать шесть. Восемнадцать лет она прожила дома, плюс шестнадцать лет службы в морской пехоте, плюс два года работы шерифом в Картер-Кроссинге. Мы с ней ровесники.

– А в каком подразделении вы служили? – поинтересовался я.

– В офисе начальника военной полиции.

Я отвел глаза в сторону и, покачав головой, произнес:

– Так, значит, вы военный коп.

– Работа на благо общества и обеспечение правопорядка, – ответила она. – Я одним выстрелом убила двух зайцев.

Я снова посмотрел на нее, но уже глазами побежденного.

– И какое ваше последнее звание?

– Старший уоррент-офицер 5-й категории, – ответила она.

Это значит – специалист в определенной области. Хорошее место; там делается конкретная работа.

– А почему вы ушли? – спросил я.

– Из-за неразберихи, – чуть поморщилась Элизабет. – Советы рухнули, последовало сокращение армии. Я решила, что лучше уйти самой, чем ждать, когда тебя попрут. К тому же папа умер, а я не могла допустить, чтобы какой-нибудь идиот типа Пеллегрино сел на это место.

– А где вы служили? – поинтересовался я.

– Везде, – ответила она. – Дядя Сэм, который был моим богатым дядюшкой, показал мне мир. Некоторые его части стоит посмотреть, а некоторые – нет.

Я не сказал ничего. Подошла официантка и забрала наши пустые тарелки.

– Как бы там ни было, – сказала Деверо, – я ожидала вас. Откровенно говоря, именно это мы бы и сделали в подобных обстоятельствах. Убийство позади бара, расположенного рядом с базой? Для базы это дело либо особой секретности, либо особой щепетильности? Мы бы выделили следователя по своему ведомству и послали еще одного в город под прикрытием.

Я не сказал ничего. А она продолжала:

– Цель, разумеется, заключается в том, что человек, работающий в городе под прикрытием, должен быть полностью в курсе дела и в свое время предпринять необходимые шаги для того, чтобы сгладить неприязненное отношение местных жителей к военным. Если в этом возникнет острая необходимость. Ведь в то время я, разумеется, поддерживала политиков. Но теперь я действую от имени местных, а поэтому больше не могу так делать.

Я не сказал ничего.

– Да не парьтесь вы, – сказала шериф. – Вы делаете это лучше многих наших парней. Мне, например, очень нравятся ваши башмаки. И волосы. И смотритесь вы очень убедительно. Вам просто малость не повезло, только и всего: вам встретилась я, а кто я, вы теперь знаете. Хотя все это произошло не вовремя, согласны? Но, с другой стороны, такие вещи никогда не случаются вовремя. Я и представить себе не могу, как это могло бы быть. И, честно говоря, вы не очень ловкий лжец. Вы не должны были упоминать 110-е подразделение. Разумеется, оно мне известно. Вы были у всех на слуху, почти так же, как и мы. Но вот Хейдер… Слишком уж необычная фамилия. Да и носки цвета хаки тоже вам не в плюс. Очевидно, из гарнизонного магазина. Вы, похоже, отхватили эту обновку вчера. Я носила такие же носки.

– Да я и не хотел врать, – сказал я. – Здесь вы не правы. Мой отец служил в Корпусе морской пехоты. Может быть, я почувствовал в вас что-то знакомое.

– Отец был морпехом, а вы пошли в армию? Почему так вышло? Поступили ему наперекор?

– Даже не знаю, почему так вышло, – признался я. – В то время я чувствовал, что поступаю правильно.

– Ну, а сейчас?

– В эту минуту? Не очень здорово.

– Да не парьтесь вы, – снова повторила она. – Вы предприняли хорошую попытку.

Я не сказал ничего.

– А в каком вы звании? – спросила она.

– Майор, – ответил я.

– Я должна отдавать вам честь?

– Только если пожелаете.

– Вы все еще числитесь в 110-м подразделении?

– Временно. В настоящее время приписан к 396-й части военной полиции. Ведомство по расследованию уголовных преступлений.

– И сколько лет вы на службе?

– Тринадцать. Плюс Вест-Пойнт.

– Для меня большая честь общаться с вами. Может, все-таки мне следует отдавать вам честь… А кого они направили в Келхэм?

– Одного парня по имени Мунро. Он в том же звании, что и я.

– Совершенно непонятно, – Элизабет пожала плечами.

– Так у вас есть какие-либо продвижения в расследовании? – снова спросил я.

– А вы упорный и не отступаете, верно? – ответила она вопросом на вопрос.

– Отступление не входит в полученное мною задание. Вам же все это знакомо.

– Ну хорошо, предлагаю вам сделку. Ответ на ответ. И после этого вы отправляетесь обратно. Отчаливаете с рассветом. Я даже пришлю за вами Пеллегрино, и он отвезет вас на то место, где подобрал вас. Договорились?

– А какой у меня выбор? – спросил я. – Выходит, договорились.

– Нет, – сказала она. – Мы не продвинулись. Вообще ни насколько.

– Понятно, – сказал я. – Спасибо. Теперь ваша очередь.

– Очевидно, это прояснит для меня ситуацию, если я буду знать, являетесь ли вы асом в своем деле, или же этот парень, которого они послали в Келхэм, является асом. Я употребляю слово «ас» в терминах текущей армейской системы оценок. И имею в виду баланс вероятностей.[13]13
  Баланс вероятностей – один из критериев доказанности в англо-саксонском праве. Трактуется как вероятность, составляющая более 50 %, либо просто как «скорее вероятно, чем нет».


[Закрыть] В свете этого они полагают, что проблема или за воротами, или перед ними. Так кто заправила, вы? Или тот парень?

– Отвечать честно?

– А чего еще мне ожидать от сына морпеха?

– Честный ответ такой: я не знаю.

Глава 13

Элизабет Деверо заплатила за свой гамбургер и за мой десерт. Я посчитал это щедростью и оставил официантке чаевые, которые снова вызвали на ее лице улыбку. Мы вместе вышли из кафе и остановились на короткое время возле старой патрульной машины. Луна светила ярче. Тучи, закрывавшие тонкий серпик, ушли, вместо них на небо высыпали звезды.

– Могу я задать вам еще один вопрос? – спросил я.

Деверо сразу насторожилась.

– О чем? – поинтересовалась она.

– О волосах, – успокоил ее я. – Наши волосы должны соответствовать формам наших голов. Сводить на конус, так это называется. Закругляясь в соответствии с естественным закруглением черепа при переходе в основание шеи. А как было с вашими волосами?

– В течение пятнадцати лет я коротко стриглась машинкой, – ответила она. – Я начала отращивать волосы, когда поняла, что ухожу со службы.

Я посмотрел на Деверо, освещенную лунным светом и светом из окна кафе, и представил ее с короткой стрижкой. Наверное, она была неотразимой.

– Рад был узнать об этом. Спасибо, – сказал я.

– С самого начала у меня не было никаких шансов, – пояснила она. – Правила для женщин, служащих в Корпусе морской пехоты, требуют придерживаться «неэксцентричного стиля», как они это называют. Волосы могут касаться вашего воротника, но не должны спадать дальше его нижнего края. Их разрешено закалывать, но в этом случае я не могла надеть шляпу.

– Сплошное жертвоприношение, – посочувствовал я.

– Дело того стоило, – ответила Элизабет. – Мне нравилось быть морпехом.

– Так вы и сейчас им остаетесь. Став морпехом, будешь им всегда.

– Ваш отец так говорил?

– Ему не представился шанс сказать это. Он умер на боевом посту.

– А ваша мама еще жива? – спросила она.

– Она умерла через несколько лет после отца.

– Моя мама умерла, когда я была на шлюпочных сборах. От рака.

– Что вы говорите? Моя тоже. От рака, я хочу сказать. Только не во время шлюпочных сборов.

– Сочувствую.

– Это не моя вина, – неожиданно для себя произнес я. – Она была в Париже.

– Я тоже. Правда, на Пэррис-Айленд.[14]14
  Пэррис-Айленд – центр приема новобранцев морской пехоты и основной учебный центр подготовки морских пехотинцев. Находится в штате Южная Каролина. Название центра созвучно с названием Париж (англ. Paris).


[Закрыть] А она, что, иммигрировала?

– Она была француженкой.

– А вы говорите по-французски?

– Un peu, mais lentement, – ответил я.

– Что это значит?

– Немножко, но медленно.

Кивнув, она взялась за ручку двери «Шевроле». Я понял намек и сказал:

– Итак, спокойной ночи, шеф Деверо. Приятно было с вами познакомиться.

В ответ она улыбнулась.

Я повернул налево и пошел по направлению к своему отелю. Услышал, как заработал мотор полицейской машины, как начали вращаться колеса, а потом автомобиль, медленно проехав мимо меня, вдруг сделал круговой поворот, переехав с противоположной стороны улицы на ту, по которой шел я, и припарковалась к соседнему с отелем «Туссен» дому. Я прошел вперед до машины, как раз в тот момент, когда Деверо, открыв дверь, вышла на тротуар. Я, естественно, решил, что она хочет сказать мне еще что-то, поэтому остановился и стал вежливо ждать.

– Я здесь живу, – сказала она, подходя ко входу в «Туссен». – Спокойной ночи.

Она поднялась наверх, в свой номер, прежде чем я вошел в вестибюль. Старик, которого я видел в кафе, сидел за стойкой администратора. Он был готов заниматься делами. Я видел, что отсутствие у меня багажа привело его в замешательство, но наличка есть наличка, и он, приняв восемнадцать долларов, вручил мне ключ от номера двадцать один. Затем пояснил, что мой номер находится на втором этаже, и его окно, расположенное на главном фасаде, выходит на улицу, на которой, по его словам, намного тише, чем на той территории, что находится за задним фасадом. Для меня это не имело никакого значения, поскольку я помнил о том, что неподалеку есть железная дорога.

На втором этаже лестничная площадка выходила на середину длинного, едва освещенного четырьмя маломощными лампочками коридора, с голым, не застеленным ковровой дорожкой полом. В коридор выходили девять дверей от комнат с окнами, выходящими на улицу, и четыре двери от комнат, окна которых были расположены на заднем фасаде дома. Из-под двери семнадцатого номера, чье окно выходило на улицу, пробивалась тонкая желтая полоска света. Деверо, по всей вероятности, готовилась ложиться спать. Дверь моей комнаты была четвертой от нее в северную сторону. Я открыл ее, вошел в номер, зажег свет и сразу почувствовав холодный застоявшийся воздух, а увидев на всем слой застарелой пыли, понял, что комната долгое время пребывала нежилой. Номер представлял собой комнату со множеством углов и высоким потолком; такое архитектурное решение могло бы показаться удачным, если бы в какой-то из периодов последнего десятилетия в один из углов комнаты не затолкали ванную. Окно представляло собой двойную застекленную дверь, ведущую на балкон; я обратил на него внимание, когда рассматривал дом с фасада. Меблировка номера состояла из кровати, стула и туалетного столика; на полу лежал истертый ногами постояльцев и многократными выбиваниями персидский ковер.

Я опустил на окно занавеску и распаковал свои пожитки, которые состояли только из сборной зубной щетки. Я поставил ее в стакан, который нашел на полочке в ванной. Зубной пасты у меня не было, но я всегда считал ее всего лишь приятным на вкус смазочным материалом. Один знакомый армейский дантист клятвенно заверял меня, что механическое воздействие щетины – это единственное, что требуется зубам для поддержания их в здоровом состоянии. А для свежести дыхания у меня была жевательная резинка. Все мои зубы до сих пор были на месте, кроме одного нижнего, выбитого удачным ударом во время уличной драки в Кливленде, штат Огайо.

На часах в изголовье кровати было почти двадцать минут двенадцатого. Я присел на кровать, решив немного отдохнуть и подумать. Я чувствовал себя немного усталым, потому что встал рано, однако сил у меня оставалось еще достаточно. Надо было делать дела, а для этого у меня было весьма ограниченное время, поэтому, подождав, пока, по моим расчетам, все прочие люди, живущие в отеле, отойдут ко сну, я снова вышел в коридор. Свет из-под двери Деверо уже не пробивался. Я неслышными шагами прокрался в вестибюль. За столом администратора по-прежнему никого не было. Я вышел на улицу и, повернув налево, направился туда, где еще не успел побывать.