Текст книги "Дочь дыма и костей"

Автор книги: Лэйни Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Акива стоял с каменным лицом, почему-то его непонятно тревожила мысль, что эта тварь "попробовала" девушку. Дождавшись, пока бормотание Разгата сойдет на нет, он произнес глухим голосом:

– Я не спрашивал какова она на вкус. Я спросил кто она такая.

Айзиль пожал плечами и сделал небрежный жест руками, будто отмахиваясь:

– Она просто девушка. Рисует картины. Мила со мной. И рассказывать-то не о чем.

Он заливался соловьем, и Акива прекрасно понимал, что старик пытается защитить её. Это было так благородно. И так смешно. Не имея времени играть в эти игры, Акива решился на более радикальный подход. Схватив Айзиля за отворот его халата, а Разгата за одну из торчащих из его спины костей, он взмыл вверх, удерживая вес обоих с такой легкостью, словно те ничего не весили.

Всего несколько взмахов крыльев – и вот Марракеш уже под ними как на ладони. Айзиль зажмурив глаза, истошно вопил, в то время как Разгат не издавал ни звука. На его лице отражалась такая тоска, что она острой занозой врезалась в сердце Акивы, раня гораздо сильнее, чем кусок деревяшки, который в него всадила Кару. Это удивило его. Он годами учился уничтожать свои эмоции, и уже столько лет прожил с безразличием в душе, что был уверен, что жалости и милосердия в нем совсем не осталось. Но сегодня оба эти чувства нанесли ему ответный удар.

Медленно кружась, словно хищная птица, он спустился и бросил свою ношу на купол самого высокого минарета в городе. Они пытались из-за всех сил уцепиться за гладкую поверхность, но ничего не получалось. Айзиль и Разгат начали скатываться вниз по гладкой поверхности крыши, пока, наконец, не сумели ухватиться за декоративный парапет и теперь только это удерживало их от падения на крышу расположенного внизу минарета с высоты нескольких десятков метров.

Лицо Айзиля было серым, он с трудом дышал. Когда Разгат втащил себя на спину старика, они качнулись в опасной близости от края. Запаниковав, Айзиль криком приказал Разгату не подниматься, не двигаться и держаться за что-нибудь.

Акива возвышался над ними. Позади него в лунном свете сверкали хребты Атласских гор. Легкий ветерок лизал перья огненных крыльев, будто желая закружить их в танце, а в глазах Ангела был виден отблеск тлеющих угольков.

– Итак, если хотите жить, вы должны сказать мне то, что я хочу знать. Кто эта девушка?

Айзиль, с выпученными от ужаса глазами, не раздумывая, выпалил:

– Она не для тебя, она невинна...

– Невинна? На её ладонях хамазы, она перевозит зубы для чертова чародея. По мне так она совсем не кажется невинной.

– Ты не понимаешь. Она ничего не знает. Она просто выполняет его поручения. Вот и всё.

Неужели на самом деле она являлась всего навсего кем-то вроде слуги? Но это не объясняет хамазы.

– Почему она?

– Она приемная дочь торговца желаниями. Он растил её с младенчества.

Акива обдумал услышанное.

– Откуда она?

Он опустился на колени, чтобы лучше видеть лицо Айзиля. Он чувствовал, что это очень важно.

– Я не знаю. Не знаю! Однажды она просто появилась там, он держал ее на руках, а после осталась навсегда, никаких объяснений. Думаешь, Бримстоун стал бы мне рассказывать о подобных вещах? Если бы рассказывал, что может я был бы всё еще человеком, а не мулом! – Айзиль указал на Разгата и разразился безумным смехом. – "Будь осторожен в своих желаниях," говаривал Бримстоун, но я не слушал и посмотри на меня сейчас!

Он всё смеялся и смеялся, а в уголках его морщинистых глаз блестели слезы.

Акива застыл. Проблема была в том, что он верил старику. С чего бы Бримстоуну откровенничал со своими человеческими приспешниками, особенно с такими, как этот помешанный? Но, если Айзиль и вправду ничего не знает, каковы шансы у Акивы выяснить все? Старик был его единственной зацепкой, и Акива и так уже слишком задержался.

– Тогда скажи, где её найти, – сказал он. – Она была приветлива с тобой. Наверняка ты знаешь, где она живет.

Глаза старика наполнились печалью:

– Этого я не могу тебе сказать. Но...но..но я могу поведать о многом другом. О тайнах твоего рода! Благодаря Разгату, я знаю гораздо больше о серафимах, нежели о химерах!

Он всё еще надеялся договориться, пытаясь защитить Кару.

– Ты считаешь, тебе известно о моем роде что-то, чего не знаю я? – Спросил Акива.

– Разгат столько всего рассказал...

– Россказни Падших. Он хотя бы рассказал тебе, почему был изгнан?

– О, я знаю почему, – ответил Айзиль. – Интересно, знаешь ли ты.

– Я знаю свою историю.

Айзиль рассмеялся. Одной щекой его лицо было прижато к куполу минарета, поэтому смех скорее напоминал хрип, и ответил:

– Подобно книгам, которые обрастают плесенью, каждая история множится мифами. Может, тебе стоит спросить у того, кто был там, тогда, столетия назад. Может, тебе следовало бы расспросить Разгата.

Акива бросил холодный взгляд на дрожащего Падшего, который нашептывал, как мантру: "Забери меня домой, прошу тебя, брат, забери меня домой. Я покаялся, я достаточно выстрадал, забери меня домой...",

и ответил:

– Мне не нужно его ни о чем спрашивать.

– Разве? Понимаю. Один человек однажды сказал: "В этой жизни Вам нужны только невежество и уверенность в себе – и успех обеспечен." Марк Твен, знаешь ли. Он отрастил себе замечательные усы. Мудрые люди часто так делают.

Акива заметил, что старик переменился. Он увидел, как тот поднял голову выше , чтобы выглянуть за каменный выступ, удерживавший его от падения и неминуемой гибели. Его безумие, похоже, тоже немного отступило, если, конечно, Айзиль не притворялся с самого начала. Он собрал в кулак остатки своего мужества, что, при данных обстоятельствах, производило впечатление.

А еще он продолжал тянуть время.

– Старик, давай не будем все усложнять, – сказал Акива. – Я явился сюда не для того, чтобы убивать людей.

– Зачем же ты пришел? Даже химеры не являются сюда. В этом мире нет места для монстров...

– Монстров?! Что ж, я не монстр.

– Правда?! Разгат вот тоже думает, что он не монстр. Правда, чудище моё?

Он спросил это почти с нежностью. В ответ Разгат промурлыкал:

– Не монстр. Серафим является существом чистого пламени, более того, созданным в иной эпохе, в ином мире. – Он настойчиво смотрел на Акиву. – Я такой же как и ты, брат мой. Я точно такой же.

Акиве совсем не нравилось подобное сравнение.

– Во мне нет ничего похожего на тебя, ущербный. – Он произнес это так резко, что Разгат поник.

Айзиль похлопал его по руке, обвитой вокруг своей шеи.

– Ничего, ничего, – успокаивал он Разгата полным сочувствия голосом. – Он не видит этого. Для монстров нормально не считать себя таковыми. Помнишь, как сказочный дракон, который напал на деревню в поисках юных дев, услышав крики "Дракон!" обернулся, думая увидеть чудовище за своей спиной.

– Я знаю, кто является настоящим монстром. – Глаза Акивы потемнели. К сожалению, он слишком хорошо знал об этом. Существование химер свело весь смысл его жизни к войне. Они являлись в тысячах различных звериных форм. И неважно, скольких ты уничтожил – взамен их появлялись другие, их становилось все больше и больше.

Вновь заговорил Айзиль:

– Один человек сказал: " Не борись с монстрами, если сам не хочешь стать монстром, потому что когда ты смотришь в пропасть, пропасть тоже смотрит на тебя." Это Ницше. Исключительными усами обладал.

– Просто скажи мне...– начал было Акива, но Айзиль оборвал его.

– Ты когда-нибудь задавался вопросом – монстры являются причиной войн, или война вызывает появление монстров? Я много чего повидал на своем веку, ангел. Существуют партизанские армии, которые заставляют детей убивать собственные семьи. Такие поступки вырывают душу и на ее месте вырастает зверь. Армиям нужны звери, не правда ли? Балуй зверя, чтоб он вершил свой ужасный труд! А самое страшное во всем этом то, что душу вернуть почти невозможно. Почти. – Он посмотрел на Акиву пылающим взглядом. – Но все же, это можно сделать, если только...если только ты решишься отыскать свою.

Гнев охватил Акиву. Искры полились дождем от его крыльев, их тут же подхватил бриз и понес по крышам Марракеша.

– С чего вдруг я бы сделал это? Там, откуда я прибыл, старик, душа столь же бесполезна, как зубы у мертвого.

– Сказал тот, кто, как мне кажется, все еще помнит, что значит иметь душу.

Акива действительно помнил. Эти воспоминания были ножами, и ему совсем не нравилось, когда они оборачивались против него.

– Тебе следовало бы подумать о собственной душе, а не беспокоиться о моей.

– Моя душа чиста. Я никогда никого не убивал. Но ты – ТЫ! Взгляни на свои руки.

Акива не проглотил наживку, но, все же, рефлекторно сжал кулаки. Каждая черточка, вытатуированная на концах пальцев, означала убитого им врага. По его рукам можно было прочесть ужасающую историю.

– Ты хотя бы знаешь скольких ты убил? – Спросил Айзиль. – Или уже потерял счет?

Дрожащий полоумный, которого Акива нес над вымощенной мостовой площади, исчез. Теперь Айзиль уже сидел или, во всяком случае, пытался удержаться в сидячем положении, поскольку был обременен Разгатом, а тот, не переставая, переводил взгляд с него на ангела, который, как он надеялся, пришел, чтобы спасти его.

На самом деле, Акива знал точное количество убийств, записанных на его руках.

– А как насчет тебя самого? – Бросил он Айзилю. – Сколько зубов ты добыл за все эти годы? Полагаю, ты не вел подсчета.

– Сколько зубов? Но я-то забирал зубы у мертвецов!

– А потом продавал их Бримстоуну. Ты знаешь, что это означает? Ты его сообщник.

– Сообщник?! Это всего лишь зубы. Он делает ожерелья из них, я видел это собственными глазами. Просто нанизывает зубы на нити. И только то!

– Думаешь, они нужны ему для ожерелий? Глупец. Ты принимаешь прямое участие в нашей войне, но слишком глуп, чтобы понять это. И еще говоришь мне, что битва с монстрами превратила меня самого в чудовище? Тогда во что же общение с дьяволом превратило тебя?

Айзиль уставился на него с открытым ртом, а затем до него вдруг дошло и он затараторил:

– Ты знаешь. Тебе известно что он делает с зубами.

Акива горько вздохнул:

– Да, знаю.

– Расскажи мне...

– Заткнись! – Приказал Акива. Чаша его терпения переполнилась. – Скажи мне, где я могу найти девушку. Твоя жизнь ровным счетом ничего не значит для меня. Ты понял?

Он слышал, насколько груб его тон и в этот момент как будто видел себя со стороны – нависающим над несчастными созданиями. Что бы подумала Мадригал, если бы увидела его сейчас? Но она не сможет. И в этом вся суть.

Мадригал была мертва.

Старик прав – он чудовище, но виной тому его враг. И таким его сделала не война, ее ужас Акива смог бы выдержать. Всему виной лишь одно деяние. Одно чудовищное деяние, которое он никогда не сможет ни забыть, ни простить, и за которое, чтоб отомстить, он поклялся уничтожить королевство.

– Думаешь, я не смогу заставить тебя говорить? – Прошипел он.

На что Айзиль с улыбкой ответил,

– Нет, ангел. Думаю, не сможешь.

А затем он перегнулся через минарет, увлекая Разгата за собой, и пролетев добрую сотню метров, разбился насмерть о черепицу.

Глава 19. НЕ КТО. ЧТО.

Собор приглушил крик Кару, разделив его на целую симфонию криков, пронесшихся эхом и перекликающихся друг с другом, и в один миг огромное пространство под сводами ожило. А потом вокруг всё резко стихло. Химера закрыл ей рот тыльной стороной ладони, и, сопротивляясь, Кару соскользнула с каменной глыбы, увлекая за собой металлический крюк и кадило. И то, и другое, падая, громко зазвенели. Он прыгнул на нее сверху, и она уже решила, что сейчас он вырвет зубами ее горло. Его лицо было так близко, но тут...он был рывком оторван от нее и отброшен в сторону.

Это оказался Бримстоун.

Еще никогда в жизни Кару не была настолько счастлива видеть его.

– Бримстоун... – прохрипела она, и запнулась. Его крокодильи зрачки сузились и теперь казались черными разрезами. Так всегда случалось, когда он был зол. Но если Кару до этого считала, что знает, каким Бримстоун бывает в гневе, то сейчас ей представилась возможность существенно эти знания обновить.

Всего несколько секунд он приходил в себя от шока увидев ее здесь, но для Кару целая бесконечность вместилась в протяженность между двумя ударами сердца.

– Кару? – Изумленно прорычал он, в ужасной гримасе растягивая губы. Его учащенное дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы. Он потянулся к ней, сгибая когти.

За его спиной беловолосый волк требовательно спросил:

– Кто это?

– Никто. – Проревел Бримстоун.

"Бежать!" – Мелькнуло в голове Кару.

Слишком поздно.

Рывок – и Бримстоун поймал ее за руку, схватив как раз за место, перебинтованное пропитанной кровью повязкой, и крепко сжал. Перед глазами Кару все задрожало, и она всхлипнула от боли. А он схватил ее вторую руку и приподнял Кару вверх так, чтоб ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от его собственного. Босые ноги Кару искали опоры, но не нашли. Руки были в тисках, когти Бримстоуна вонзились в кожу. Она не могла пошевелиться, а лишь смотрела, не отрываясь, в его глаза, которые первый раз в жизни были настолько чужими, настолько нечеловеческими, для нее.

– Отдай ее мне, – вновь заговорил мужчина.

– Тебе нужен отдых, Тьяго. Ты должен еще находиться в состоянии сна. Я позабочусь о ней. – Ответил Бримстоун.

– Позаботишься? Каким образом? – Не отставал Тьяго.

– Больше она нас не побеспокоит.

Боковым зрением Кару увидела Твигу с его длинной согнутой шеей на поникших плечах и повернулась было к нему, но выражение его лица было еще хуже, чем у Бримстоуна, потому что он был одновременно напуган и потрясен, как будто ему предстояло стать свидетелем чего-то, что он видеть совсем не хотел. Кару запаниковала.

– Постой, – задыхаясь, прохрипела Кару, извиваясь в лапах Бримстоуна. – Да подожди же...

Но он, не выпуская ее из лап, уже был у лестницы, которую начал преодолевать очень быстро, прыжками поднимаясь по ступеням. Бристоун с ней не церемонился, и Кару ощущала себя неодушевленным предметом, куклой в руках несмышленого малыша, которой обтирают все углы и стены, бросают и снова куда-то тащат. Быстрее, чем ожидала (а может она просто теряла сознание по пути), они оказались у двери в лавку, и он буквально швырнул её через проём. Она не успела сгруппироваться и приземлится на ноги, а упала, приложившись щекой об стул с такой силой, что перед глазами вспыхнул фейерверк.

Бримстоун хлопнул дверью и склонился над ней:

– О чем ты думала?! – Прогремел он. – Худшего и вообразить невозможно! Неразумное дитя! А вы! – Он обернулся к Язре с Иссой, выскочившим из кухни и застывшим в ужасе. Те вздрогнули. – Мы же договорились, что если собираемся держать её здесь, то должны будем соблюдать правила. Непоколебимые правила! Разве мы все с этим не согласились?

Исса попыталась ответить. – Да, но...

Но Бримстоун снова развернулся к Кару, сгреб ее в охапку и приподнял над полом. – Он видел твои ладони? – Требовательно спросил он.

Она никогда не слышала, чтобы он так сильно повышал голос. Сейчас он походил на каменный скрежет, эхом отдававшийся в её голове.

Он настолько сильно сжал её руки, что перед глазами возникли белые точки, и девушка испугалась, что вот-вот упадет в обморок.

– Видел? – повторил он еще громче.

Она знала, что правду лучше не говорить, но и солгать не смогла.

– Да. Да! – Выдохнула она.

Он издал что-то похожее на вой, который напугал Кару больше, чем все, что ей довелось пережить этой ужасной ночью.

– Ты понятия не имеешь, что натворила!

Откуда Кару было знать.

– Бримстоун! – пронзительно крикнула Язри. – Бримстоун, она же ранена!

Размахивая руками, как крыльями, женщина-попугай попыталась оторвать лапы Торговца желаниями от ран Кару, но тот отпихнул её.

Он потащил Кару к входной двери и, распахнув которую, вытолкал девушку перед собой в коридор.

– Постой! – закричала Исса. – Ты же не можешь вот так просто выставить её...

Но он не стал слушать.

– Выметайся отсюда немедленно! – Прорычал он на Кару. – Убирайся!

Он рывком открыл входную дверь прихожей (это было еще одним доказательством того, что он был вне себя от бешенства: эти двери никогда не были открыты одновременно, НИКОГДА!). И последнее, что видела Кару, прежде чем Бримстоун грубо вытолкнул её и захлопнул дверь, было его перекошенное от ярости лицо.

Выставленная таким неожиданным образом, она сделала, покачиваясь, три-четыре шага, и, споткнувшись о булыжник, обессиленно рухнула.

Обескураженная, с босыми ногами и кровоточащими ранами она сидела там, прямо на грязном снегу. Она чувствовала облегчение от того, что довольно легко отделалась – были моменты, когда казалось, что живой уже не выбраться, – и в то же время, не могла смириться с мыслью, что он мог вот так просто вышвырнуть ее на улицу, в холод, раненую и едва одетую.

Сбитая с толку, ощущая сильное головокружение, она не знала, что делать дальше. Ее начинал бить озноб. На улице было холодно, и, к крови, пропитавшей повязки на ее теле добавилась влага от подтаявшего снега.

Заставив себя подняться, она в нерешительности остановилась. Ее квартира находилась в десяти минутах ходьбы. Ноги уже начали гореть от холода. Она посмотрела на дверь, уже не удивляясь увидев черный отпечаток руки на поверхности, и с уверенностью подумала, что она должна открыться. Хотя бы для того, чтобы Исса могла вынести ей пальто и обувь.

Конечно, по-другому и быть не может.

Но никто не вышел. Время шло, а дверь все оставалась закрытой.

Мимо, урча мотором, проехала машина и, доехав до конца квартала, свернула. Здесь и там из окон раздавались смех и разговоры, но поблизости никого не было видно. У Кару начали стучать зубы. Чтобы хоть немного согреться, она обняла себя руками и продолжала так стоять, неотрывно глядя на дверь, не в состоянии заставить себя поверить, что Бримстоун оставит ее здесь.

Ужасные, наполненные холодом минуты пробегали одна за другой. Наконец Кару повернулась и, едва сдерживая слезы отчаяния, хромая, поплелась на занемевших от холода ногах по направлению своего жилища. Прохожие провожали ее удивленными взглядами, кто-то даже предложил помощь (что она проигнорировала). Когда же, наконец, Кару добралась до дома, её рука автоматически потянулась к карману пальто, которого на ней не было и тогда она поняла, что осталась без ключей. Ни пальто, ни ключей, ни шинга, который помог бы ей отрыть дверь.

– Черт, черт, черт! – шептала проклятия Кару, слезы обжигали ее щеки холодом.

Всё, что у нее было – это скаппы обернутые браслетом вокруг запястья. Она зажала один скапп меж пальцев и загадала желание, но ничего не произошло. Для того, чтобы отпереть дверь, мощи скаппов не хватало.

Она уже было собралась нажать кнопку звонка, чтобы разбудить соседа, когда почувствовала легкое движение за своей спиной.

На ее плечо опустилась рука, а Кару сейчас была просто комком нервом. Она отреагировала импульсивно, не задумываясь – схватила эту руку и резким рывком дернула ее на себя. Спустя секунду обладатель конечности обеспокоенно пролепетав – " Господи, Ру, с тобой все в порядке?" – перелетел через ее спину и врезался в стекло двери.

Каз протаранил стекло и приземлился на пол, сопровождаемый звоном битого стекла. Кару застыла. На этот раз он даже не пытался напугать ее, – и вот лежит, растянувшись через порог, среди осколков. Ей казалось, что она должна чувствовать что-то(сожаление?). Но не чувствовала ничего. Вообще ничего.

По крайней мере, проблема с запертой дверью была решена.

– Ты поранился? – Равнодушно спросила она.

В ответ он лишь ошарашенно моргнул. Кару с любопытством окинула взглядом эту сцену. Крови не видно. Стекло разбилось на прямоугольные осколки. Он не пострадал. Она переступила через него и направилась к лифту – инцидент с Казом забрал те крохи сил, что у нее еще оставались, и она очень сомневалась, что сумеет пешком одолеть шесть этажей.

Двери лифта открылись, она зашла внутрь и повернулась лицом к Казу, который все еще неподвижно таращился на нее.

– Что ты такое? – Спросил он.

Не кто. ЧТО.

Она ничего не ответила. Двери лифта закрылись, и Кару осталась один на один со своими отражением, увидев то, что видел Каз. Из одежды на ней были только промокшие джинсы и тоненький свитерок, просвечивавшийся насквозь в местах, где он прилипал к телу. Волосы голубыми кольцами свалялись вокруг шеи(совсем как змеи Иссы), повязки в грязно-красных разводах свисали с плечей. На фоне крови ее кожа казалась прозрачной, почти синей. Кару обхватила себя руками и затряслась, как какой-нибудь наркоман в ожидании дозы. Все вышеперечисленное было достаточно ужасным, но больше всего девушку поразило ее лицо. Щека, которой она ударилась о стул после того как Бримстоун толкнул ее, распухла, челюсти плотно сжаты. Голова была опущена вниз под таким углом, что глаза скрывала тень. Она выглядела как тот, кого вы постараетесь обойти десятой дорогой. Ее вид был...не совсем человеческий.

Двери лифта со свистом раскрылись, и она, еле переставляя ноги, потащилась по коридору. Ей предстояло пролезть в окно, чтоб забраться на балкон своей квартиры и оттуда, выдавив филенку балконной двери, попасть внутрь квартиры. С большим трудом проделав все это, она успела очутится внутри прежде, чем дрожь окончательно лишит ее возможности двигаться или она вырубиться от усталости.

Сняв с себя промокшую одежду, она рухнула в кровать, обернулась одеялом и, свернувшись под ним калачиком, зарыдала.

"Кто ты такая?" – спрашивала она себя, вспоминая вопрос Ангела и Волка. Но вопрос Каза перебивал ее, эхом повторяясь в голове.

Что ты такое?

ЧТО?

Глава 20. КАК ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

Кару провела все выходные в своей квартире – одна, с температурой, резаными ранами, избитая и несчастная. Подняться с постели в субботу оказалось сущей пыткой. Ее мускулы, натянутые, как канат, казалось, стали ранами от усилий сделать это. Болело все. ВСЕ. Трудно было даже отличить, что болит сильнее, и она выглядела, как персонаж из брошюры о жертвах домашнего насилия. Нестерпимо ноющая щека раздулась до размеров кокосового ореха и расцвета буйным синим цветом, который по яркости мог посоперничать с ее волосами.

Она подумала было позвонить Сусанне с просьбой о помощи, но отказалась от этой идеи, когда вспомнила, что у той нет телефона. Он остался вместе с ее пальто и ботинками в магазине Бримстоуна. А еще с бумажником, ключами и альбомом. Она собралась послать мыло, но, пока ее лаптоп загружался, представила, как отреагирует подруга, увидев ее в таком виде. А зная Сусанну, можно было с уверенностью предположить, что на этот раз отговорками отделаться не удастся. Кару пришлось бы объясниться, а она слишком устала, чтобы выдумывать какое-нибудь вранье. Поэтому она решила остановиться на поглощении Тайленола и чая, и провела выходные в тумане холодного озноба и жара, боли и ночных кошмаров.

Она часто просыпалась под звуки, мерещившиеся ей, и выглядывала в окно, надеясь, как никогда до этого, увидеть Кишмиша с посланием. Но он не появлялся, и за все эти дни никто не наведался к ней – ни Каз, которого она швырнула через стекло, ни Сусанна, которую она сама заставила принимать свое отсутствие с молчаливым беспокойством. Никогда еще она не чувствовала себя настолько одинокой.

Пришел понедельник, а она так еще ни разу и не покинула своего жилища, продолжая лихорадочно глотать обезболивающие и чай, в бесконечной круговерти ночных кошмаров – одни и те же существа вновь и вновь возвращались в ее сны: ангел, тварь на спине Айзиля, человек-волк, взбешенный Бримстоун. А когда она открывала глаза, менялось лишь освещение комнаты. Больше ничего, разве что ее страдание усугублялось.

Уже стемнело, когда ожил домофон. Звонок. Еще один. Она притащилась к полке у двери и прохрипела:

– Алло?

– Кару? – Это была Сусанна. – Кару, какого черта! Впусти же меня наконец, прогульщица.

Кару была настолько рада услышать голос подруги, настолько счастлива, что кто-то пришел проведать ее, что разразилась рыданиями.

Переступив порог, Сусанна обнаружила ее сидящей на краю кровати с лицом, мокрым от слез. От неожиданности увидеть такое она застыла на месте и ошеломленно взирала на открывшуюся перед ней картину с высоты всех своих "почти полутора метров в туфлях на платформе".

– Боже мой. Господи, Кару... – в мгновение ока она пересекла крохотную комнату. Ее руки были прохладными после морозного воздуха улицы, а голос такой нежный. Кару положила голову на плечо подруги и долгое время просидела так, плача без остановки.

И ей стало легче.

Не задавая вопросов, Сусанна уложила ее в постель, а потом сходила за покупками: суп; бинты для повязок; коробка пластырей, чтоб заклеить порезы на теле Кару, оставленные мечом ангела.

– От этого останутся заметные шрамы, – сказала Сусанна, врачуя ее раны с тем же усердием, с каким она мастерила своих кукол. – Когда это случилось? Тебе необходимо было сразу же обратиться в больницу.

– Мне оказали помощь, – ответила Кару, думая о бальзаме Язри. – Ну, типа того.

– И что...? – начала Сусанна и запнулась. – Это следы от когтей?

Оба запястья Кару были ярко-фиолетового цвета, более темного в местах, где пальцы Бримстоуна сжимали их, и покрыты пунктирными линиями царапин.

– Угу, – промычала Кару.

Сусанна молча посмотрела на нее, потом поднялась и пошла разогревать принесенный ею суп. Пока Кару ела, ее подруга сидела на стуле рядом с кроватью, а по окончании трапезы забросила ноги (на которых уже не было обуви) на матрас и, сложив руки на коленях, произнесла:

– Ну что ж, я готова.

– К чему?

– Послушать действительно интересную историю, которая, надеюсь, будет еще и правдивой.

Правдивой. Кару попыталась сменить тему:

– Сначала расскажи мне, как все прошло в субботу с симпатяшкой – скрипачом. – А сама начала лихорадочно обдумывать, как все рассказать.

Сусанна фыркнула:

– Ну нет уж. Его зовут Мик, но на этом все, пока не начнешь говорить.

– Имя! Ты узнала, как его зовут!

Этот ничтожный по значимости эпизод из нормальной жизни сделал ее вдруг почти счастливой.

– Кару, я серьезно.

И Сусанна действительно была настроена очень серьезно. В ее славянских глазах сейчас была непреклонная настойчивость. Когда-то Кару сказала подруге, что, будь та дознавателем в полиции, умение так смотреть оказало бы ей неоценимую услугу.

– Скажи мне, что с тобой случилось.

На самом деле, Кару всегда рассказывала правду. Просто делала это с такой иронической улыбкой, что поверить услышанному было невозможно. Так было всегда, и теперь она сомневалась, что вообще сможет говорить с искренним выражением лица. Что вообще она может поведать? К этому нельзя подготовить постепенно, как при входе в холодную воду сначала опуская в нее кончики пальцев. В ее случае предстояло сразу запрыгнуть.

– Меня пытался убить ангел, – сказала она.

Молчание, а потом:

– Ага.

– Нет, правда.

Кару с полной ясностью – слишком четко – осознавала, какое выражение сейчас на ее лице. Казалось, она разучивает роль "говорящего правду" и очень при этом старается.

– Это дело рук Козломира?

Кару рассмеялась, слишком резко и сильно, что заставило ее схватиться за распухшую щеку. Предположение, что Каз мог мог ранить ее, показалось таким глупым. Во всяком случае, физически. Хотя теперь, после всего случившегося, казалось невероятным даже то, что он сумел причинить боль ее сердцу .

– Нет. Это был не Каз. Раны нанесены мечом, когда в ночь прошлой пятницы ангел пытался расправиться со мной. Это произошло в Морокко. Господи, да это, наверное, даже в новостях показали. А потом еще был парень-волк, который, как я ошибочно полагала, был мертв. А довершил все Бримстоун. А, вот еще что. Все, нарисованное в моем альбоме, чистая правда. – Она вытянула вперед руки, чтоб продемонстрировать Сусанне свои тату. – Видишь? Это знак.

Сусанне было совсем не смешно:

– Господи, Кару....

А Кару уже не могла остановиться. Как выяснилось, говорить правда было легко, она ложилась гладко, как гладко ложится морская галька в ладонь.

– И мои волосы. Я не крашу их. Просто загадываю желание, чтоб они были такого цвета. А еще говорю на двадцати шести языках, и почти все из них знаю тоже благодаря желаниям. Тебе никогда не казалось странным, что я владею чешским? В смысле, ну кто вообще знает чешский, кроме самих чехов? Бримстоун подарил мне это желание на мой пятнадцатый день рождения, как раз перед тем, как я переехала сюда.

О, а помнишь малярию? Я подцепила ее в Папуа Новой Гвинеи, и это было хреново. Также у меня есть шрамы от пулевых ранений, и, думаю, я прикончила того ублюдка и совсем не жалею об этом. – Она остановилась, чтоб перевести дыхание. – По какой-то причине ангел намеревался убить меня, и он был самым красивым парнем из всех, которых я когда-либо встречала. И самым пугающим. Хотя, знаешь, тот человек-волк тоже был чертовски срашен. И в ту ночь я по-настоящему разозлила Бримстоуна, за что он выгнал меня. А когда я добралась до дома, здесь был Каз, и я вышибла им стекло входной двери, что оказалось очень кстати, потому что ключей у меня не было. – Пауза. – Так что не думаю, что у него в будущем еще возникнет желание напугать меня, и это, пожалуй, единственный положительный момент во всей этой истории.

Сусанна не проронила ни слова. Она лишь уселась поудобнее на стуле и начала решительно натягивать туфли, громко хлопая обутой ногой о пол и наверняка ушла бы – возможно даже навсегда – если бы в этот момент не раздался удар, сотрясший стекло балконной двери.

Сдавленно вскрикнув, Кару вскочила с кровати. Не обращая внимания на свои многочисленные раны, она кинулась к балкону. Кишмиш!

Это был Кишмиш, и он был охвачен огнем.

* * *

Он умирал у нее на руках. Она погасила пламя и прижала его, обгоревшего, и всего ужасно израненного, к груди. Сердце Кишмиша, всегда колотившееся со скоростью колибри, билось все реже, и она склонилась над ним, повторяя: "О, нет, нет, нет, нет.." Его раздвоенный язык появлялся и исчезал из клюва, отчаянное карканье затихало вместе с сердцебиением." Нет, нет, нет. Кишмиш, нет.. "

И потом он умер. Кару стояла там, на балконе, не выпуская его из рук. Она продолжала шептать "нет", пока не заговорила Сусанна.

– Кару? – Слабым голосом произнесла она.

Кару подняла глаза.

– Это...? – Дрожащей рукой Сусанна указала на бездыханную фигурку Кишмиша. Девушка выглядела озадаченной. – Это...Это похоже на...

Кару не стала объяснять ей. Она опять посмотрела на Кишмиша, пытаясь понять это внезапное вторжение смерти. Он прилетел сюда, охваченный огнем. Прилетел ко мне.

К его ноге было что-то привязано: плотный кусок бумаги с запиской от Бримстоуна, обгоревший и тут же пеплом рассыпавшийся в ее руках, и...что-то еще. Дрожащими пальцами она отвязала и положила предмет на ладонь. Сердце сжалось от страха, укоренившегося с детства. Ей запрещено было прикасаться к этому.