Текст книги "Дочь дыма и костей"

Автор книги: Лэйни Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Спустя несколько мгновений, теперь она заставила чесаться его нос. Не стало еще одной бусины, чуть короче стало ожерелье, а лицо Каза начало перекашиваться. Несколько секунд он сопротивлялся этому, пытаясь не шевелиться, но потом сдался, тыльной стороной ладони быстро потер нос и вернулся в исходное положение. Томное выражение лица как ветром сдуло. Заметив это, Кару закусила губу, чтоб не засмеяться.

"Ну, Казимир," – подумала она, – "не следовало тебе сегодня приходить сюда. Лучше бы ты проспал, как обычно."

В этот раз Кару направила свой коварный замысел в более потаенную часть его тела. Мысленно "прицелившись", она встретилась глазами с Казимиром. Брови на его лице полезли вверх от напряжения. Она слегка склонила голову, словно спрашивая: "Что такое, дорогой?".

Уж теперь-то он не сможет почесаться прилюдно. Каз побледнел и заелозил. Он просто не мог больше терпеть этот непрекращающийся зуд. Кару дала ему короткую передышку, а сама продолжила рисовать. Как только он уже было расслабился и ...не был уже так зажат...она нанесла новый удар. Она еле подавила смех, когда увидела, каким напряженным стало его лицо.

Вот еще одна бусинка, зажатая между её пальцами, исчезла.

И еще одна.

"Это тебе не только за сегодняшний день," подумала она," Это за всё. За душевные муки и страдания, которые в самые неожиданные моменты всё еще атаковали её, оставляя разбитой и несчастной. За лживые улыбки и воспоминания, от которых она никак не могла избавиться; за стыд, что позволила себе быть такой наивной.

За одиночество, которое становится еще более ощутимым, когда возвращаешься к нему после небольшой передышки. Одиночество, которое начинаешь ощущать физически, – которое липнет к тебе, как мокрая одежда, лишает сил.

"А это", подумала Кару, не улыбаясь больше, "за то, чего уже не вернешь".

За её девственность.

В свой первый раз, одетая лишь в черный шелковый плащ на голое тело, она чувствовала себя такой взрослой – как те девушки, с которыми постоянно зависали Каз и Йозеф – словацкие красотки, с именами вроде Светла или Франтишка, которые выглядели так, словно ничто не способно шокировать их или заставить смеяться. Хотела ли Кару на самом деле быть похожей на них? Во всяком случае, она старательно притворялась, играя роль девушки – женщины – которой было наплевать. Она рассматривала свою девственность как якорь, не дающий ей расстаться с детством – и избавилась от него.

Она не ожидала, что будет сожалеть о случившимся. По-началу так и было. Сам секс не был ни разочаровывающим, ни волшебным; было и было – новая близость. Таинство, которое разделили двое.

Или ей так казалось.

– Кару, ты выглядишь иначе? – сказал друг Каза, Йозеф, когда она увидела его в следующий раз. – Ты вся ...светишься, что-ли?

Каз стукнул друга по плечу, чтоб тот замолчал. Выражение его лица при этом было одновременно смущенным и самодовольным, и Кару поняла – он проболтался. И не только Йозефу – ярко накрашенные губы девчонок из их компании понимающе изогнулись. Светла, с которой позже Кару застанет его, даже выдала откровенный комментарий по поводу вновь вошедших в моду плащах. Каз при этом чуть покраснел и отвел в сторону глаза – единственное признание, что поступил гадко.

Кару никогда не рассказывала об этом даже Суссане, потому что, во-первых, считала это очень личным, принадлежащим только им двоим, ей и Казу, а, во-вторых , потому что ей было стыдно. Она вообще никому не сказала, но Бримстоун, который непостижимым образом всегда узнавал обо всём, догадался и не преминул воспользоваться нечастой возможностью прочитать ей лекцию.

Вот это было познавательно.

Голос Торговца Желаниями был таким глубоким, что казался лишь оттенком звука, темным резонансом отдаваясь в самых глубинах слуха.

– Я не особо силен в правилах, по которым нужно жить, – сказал он. – Но четко усвоил одно очень важное: не суй в себя ничего лишнего – ни ядов, ни химикатов, ни дыма или алкоголя, никаких острых предметов типа незначительных игл для наркотиков или тату, и... так же незначительных пенисов.

– Незначительные пенисы? – Переспросила Кару, развеселившись. – А что, существует такое понятие, как значимый пенис?

– Ты поймешь, когда появиться, тот самый, настоящий, – ответил он. – Прекрати размениваться на ерунду, дитя. Жди любви.

– Любви. – Её радость улетучилась, как не бывало. Она-то думала, что это и была любовь.

– Она придет, и ты познаешь её, – заверил Бримстоун*, и её отчаянно захотелось поверить ему. Он жил уже сотни лет, ведь так? До этого момента Кару никогда ещё не увязывала понятие любви с Бримстоуном – при взгляде на него любовь была последним, что приходило в голову – но она надеялась, что, прожив столь долго, он приобрел мудрость и потому не ошибался на её счет.

Потому что самой большим для сироты всегда остается любовь. А от Каза она этого точно не получала.

Она так сильно надавила карандашом на свой рисунок, что его грифель сломался, и в то же мгновенье вспышка гнева воплотилась в целую автоматную очередь чесоточных позывов, сокративших её ожерелье до размеров ошейника и вынудивших Каза вскочить с подиума для моделей. Убрав руку с ожерелья, она наблюдала за его действиями. А Каз уже был у двери. Держа халат в руках, он, все еще голый, пулей вылетел из класса в спешке найти укромное место для удовлетворения своих унизительных потребностей.

Дверь захлопнулась. Класс застыл, в недоуменном молчании взирая на опустевшую кушетку. Професорка Фиала стояла, уставившись поверх очков на дверь, и Кару почувствовала угрызения совести.

Может быть это было чересчур.

– Что случилось с Козломиром? – спросила Сусанна.

– Без понятия,– ответила Кару, разглядывая свой эскиз. С холста на неё взирал Каз во всем блеске похоти и элегантности, будто поджидая любовницу. Эта работа могла бы быть очень неплохой, но она все испортила. К низу линии утратили четкость, сливаясь в беспорядочное черканье, зарисовавшее его ..незначительный пенис. Хотела бы она увидеть реакцию Бримстоуна на это. Он всегда отчитывал её за неблагоразумное использование желаний (например, за совсем недавнее, после которого брови Светлы за ночь стали толстыми как гусеницы и после выщипывания тут же отрастали обратно).

– Женщин сжигали на кострах и за меньшие, – сказал тогда он.

" Ох, и повезло же мне, что не живу в средневековье, "подумала она.

Глава 4. ОТРАВЛЕННЫЙ ГУЛЯШ

Остаток дня прошел без происшествий. За парой по химии и занятием в лаборатории цвета последовали техника рисования и ланч, после которого Сусанна отправилась в класс лепки, а Кару – на рисование. Оба эти предмета были трехчасовыми, так что занятия у девушек закончились, когда на город уже полностью опустилась ранняя зимняя темнота.

– В отраву?– Спросила Сусанна, как только они вышли из школы.

– Ты еще спрашиваешь?! – Воскликнула Кару. – Я умираю с голода!

Пригибая головы от ледяного холода, дующего навстречу, они пошли по направлению к реке.

Улицы Праги, едва тронутые переменами двадцать первого (впрочем, как и двадцатого или даже девятнадцатого веков) до сих пор выглядели по-сказочному нереально. Позолота возвышавшихся над тротуарами домов, украшенных лепниной в стиле Рококо и покрытых красной черепицей, отливала пурпурно-красным и бледно-голубым цвета яичной скорлупы. Купола в стиле Бароко выступали приглушенной зеленью античной меди, а Готические шпили тянулись остриями вверх, будто готовые пронзить падших ангелов.

В воздухе витали воспоминая о волшебстве, революциях, о звуках скрипок великих мастеров. Мощеные булыжником переулочки извивались, словно лесные ручейки. Особы криминального вида в париках эпохи Моцарта толкали на углах улиц записи камерной музыки, а подвешенные в окнах домов марионетки предавали всему городу вид театра с прячущимися, пригнувшись за занавесками, кукольниками.

Над всем этим возвышался замок, силуэт которого острыми шипами вырисовывался на холме. По ночам он освещался прожекторами, купаясь в их зловещем свете.

Этим вечером небеса низко нависали переполненными снегом облаками, создавая тонкий ореол вокруг уличных фонарей.

Расположенное вниз по Ручью Дьявола, кафе Отравленный Гуляш было местом, на которое вряд ли можно наскочить случайно. Необходимо было точно знать его расположение, чтобы, пронырнув под непримечательной каменной аркой, пройти через окруженное стенами кладбище и оказаться перед освещаемыми лампами витринами кафе.

К сожалению, у туристов больше не было шанса стать для себя первооткрывателями этого места – последнее издание путеводителя "Одинокая Планета" выдало его расположение миру, и последние полгода путешественники с рюкзаками за спинами, вытягивая шеи, то и дело заглядывали в арку в поисках злачных уголков Праги, о которых можно было бы написать в почтовых открытках:

"Церковь, когда-то примыкавшая к этому средневековому монастырю, сгорела дотла около трех столетий назад, но помещения, в которых обитали монахи, сохранились, и были превращены в наиболее странное кафе, которое только можно было найти: заставленное классическими статуями, причем на каждой красовался противогаз времен Первой Мировой Войны из коллекции хозяина заведения. Существовала легенда, что в Средние века спятивший повар погубил целый монастырь всего одним котелком отравленного гуляша. Отсюда, собственно, и появилось название фирменного блюда кафе (гуляша, конечно же), самого заведения и преувеличенно мрачной атмосферы, царящей в нем: сядьте на бархатный диванчик и обоприте ноги о гроб, черепа за спиной бармена могут (а может и нет) принадлежать отравленным монахам..."

Впрочем, в этот вечер здесь было довольно тихо. В углу какая-то иностранная семейная пара фотографировала своих детей, напяливших на себя противогазы, да в баре несколько мужчин налегали на выпивку, но большинство столиков – в виде гробов, окруженных низкими плюшевыми диванами – пустовало. Повсюду были расставлены римские статуи в натуральную величину: боги и нимфы с отсутствующими руками и крыльями, а в центре помещения – огромная копия всадника Марка Аврелия с Капитолийского холма.

– О, славно, Чумной не занят, – сказала Кару, кивая в сторону скульптуры. Как и на всех статуях в этом заведении, и на массивном императоре и на его коняге были надеты противогазы. При взгляде на эту парочку, Кару всегда приходила на ум ассоциация с первым всадником Апокалипсиса, Мором, сеявшим чуму по всему миру одним взмахом руки. Любимый столик девушек располагался в тени этого изваяния, предоставляя расположившимся за ним некое уединение и, в то же время, отличный (если не обращать внимание на то, что приходилось выглядывать из-за конских ног) обзор бара, позволявший тут же заметить любую интересную личность, переступившую порог кафе.

Они покидали портфели и повесили свои куртки на каменные пальцы Марка Аврелия. Приветствуя их, стоявший за стойкой бара одноглазый владелец кафе поднял руку, и они помахали ему в ответ.

Они приходили сюда на протяжении уже двух с половиной лет, с тех пор как, по исполнении пятнадцати, поступили в Лицей. Кару тогда только переехала в Прагу и еще ни с кем не была знакома. На тот момент чешский ( приобретенный благодаря загаданному желанию, а не путем усердного изучения – Кару вообще нравилось коллекционировать языки, и Бримстоун, зная об этом, никогда не мучался вопросом что подарить ей на день рожденья) был еще в новинку для нее и создавал странное ощущение на языке, какое бывает когда впервые пробуешь какую-нибудь специю.

До приезда сюда она жила в одном из интернатов Англии. Там, будучи она нарочно говорила с американским акцентом, хорошо напрактикованным еще с детства, чтобы одноклассники думали о ней как об американке, хотя на самом деле у нее не было принадлежности ни к одной из наций. Все документы, удостоверяющие личность девушки, так же, как и акценты ( за исключением одного – с ее родного языка) были фальшивыми.

Сусанна же была чистокровной чешкой, из древнего рода кукольных мастеров из Южной Богемии, обитавшего в городке Крымлов и являющегося тамошней знаменитостью. Её старший брат отправился на службу в армию, тем самым буквально шокировав семью, Сусанна же любила это ремесло и поддерживала традиции семьи. Как и Кару, в школе она никого не знала, и, волею случая, в очень скором времени они были поставлены в пару для рисования фрески в местной начальной школе. Эта работа повлекла за собой целую неделю вечеров, проведенных на ступеньках приставных лестничек и вылившихся в посещение "Отравленного Гуляша". Именно так зародилась их дружба. Когда они закончили работу над фреской, хозяин кафе нанял их для рисования скелетов на крышках унитазов в туалете своего заведения. В качестве оплаты он предоставил им месяц бесплатных ужинов, уверенно заявив при этом, что отныне они будут постоянно приходить сюда. И оказался прав. Уже третий год подряд они так и поступали.

Они заказали по миске гуляша и, пока ели, обсуждали сегодняшнюю выходку Каза, волосы в носу у их учителя химии ( из которых, как утверждала Сусанна, можно даже косы плести), и идеи своих проектов на семестр. Вскоре разговор перекинулся на обалденного новенького скрипача в оркестре Пражского театра марионеток.

– У него есть девушка. – посетовала Сусанна.

– Как? А ты откуда знаешь?

– В перерывах он постоянно с кем-то эсмсится.

– Это ни о чем еще не говорит. Может, на самом деле, он секретный борец с криминалитетом и пишет загадочные СМС, чтоб вызвать ярость у своих врагов.

– О да, я просто уверенна, что дела обстоят именно так. Спасибо, что просветила.

– Я просто говорю, что может быть есть другие объяснения. И вполне возможно? что никакой девушки нет и в помине. И вообще, с каких пор ты стала такой стеснительной? Да просто заговори с ним уже!

– Ага, и что я ему скажу? Миленькое исполнение, красавчик?

– В точку! Именно так и скажи.

Сусанна фыркнула. По выходным она работала помощником в кукольном театре, и за несколько недель до Рождества поняла, что запала на скрипача. Обычно не особо застенчивая, в этом случае она не смела даже заговорить с ним.

– Он, наверное, думает, что я еще совсем девчонка, – сказала она. – Ты не представляешь себе, каково это – быть размером с ребенка.

– Скорее, с куклу, – отозвалась Кару, нисколько не сочувствуя подруге. Она считала миниатюрность Сусанны прелестной, сравнивая её с феей, которую можно встретить в лесу и разместить в своем кармане. Хотя, по правде сказать, в случае Сусанны фея оказалась бы кроликом, который запросто мог укусить.

– Да уж, дамы и господа, к вашему вниманию Сусанна, дивная человек-кукла. Смотрите, как она пляшет! – При этих словах, несколько дергано, Сусанна попыталась спародировать движения кукольного балета.

Воодушевившись увиденным, Кару воскликнула:

– Ей! Вот что ты должна сделать в своем проекте. Гигантского кукловода, а ты будешь марионеткой. И знаешь, что? Ты могла бы обыграть это так, чтобы каждое твое движение, как бы правильнее сформулировать.. копировалось им! Ну, то есть ты будешь дергать за ниточки. Кто-нибудь такое раньше проделывал? Ты – кукла, которой якобы управляют и заставляют плясать, но на самом-то деле, это ты будешь дергать кукловода, вынуждая его шевелить руками.

При этих словах рука Сусанны, подносившая кусочек хлеба ко рту, застыла на полпути. По тому, как мечтательно затуманились глаза подруги, Кару поняла, что та уже мысленно представляет себе все сказанное, и сказала:

– Эта кукла может быть реально большущей.

– Я могла бы тебя накрасить как маленькую марионеточную балерину.

– Ты точно хочешь, чтобы это был мой проект? Это же твоя идея.

– Ха, как будто у меня получиться сотворить гигантскую марионетку. Это твой конек.

– Лады. Спасибо. А для себя самой у тебя есть уже какие-нибудь идеи ?

Кару отрицательно покачала головой. В прошлом семестре она выбрала создание маскарадного костюма. Тогда она соорудила крылья ангела, прикреплявшихся к ремню, оснащенному хитроумной системой, благодаря которой их можно было поднимать и опускать как при полете. Полностью раскрытые, в длину они составляли впечатляющие четыре метра. Надев крылья на себя, Кару отправилась к Бримстоуну, чтоб продемонстрировать ему свое творение во всей красе. Но в тот день так и не встретилась с ним. Уже в вестибюле Исса остановила её и – всегда такая мягкая Исса! – практически зашипела на нее, раскрыв капюшон кобры. Подобное Кару приходилось видеть до этого всего-то раза два в своей жизни.

– Ангел! Какая мерзость! Сними их немедленно! Дорогая моя девочка, я просто не могу смотреть на тебя в таком виде.

Это было в крайней степени странно. Теперь те крылья висели в ее крохотной квартирке, занимая всю стену над кроватью.

В этом семестре ей необходимо было придумать тему для серии картин, но ничего, что вызвало бы настоящее воодушевление, в голову не приходило. Подвешенный над входной дверью "Отравленного Гуляша" звонок ожил и прервал ход ее размышлений. В кафе вошли несколько мужчин. Внимание Кару привлекла метнувшаяся за ними тень. Она была размером с ворону и явно не принадлежала этому миру.

Это был Кишмиш.

Резко выпрямившись, Кару бросила быстрый взгляд на Сусанну. Та была так поглощена набросками будущей куклы, что едва заметила, что её подруга покинула столик.

Кару направилась прямиком в туалетную комнату. Низко пригнувшись и оставаясь незамеченной, тень направилась за ней.

Посыльный Бримстоуна был похож на беглеца с картины Иеронима Босха. Он обладал телом и клювом вороны, перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями, а периодически мелькавший язык был раздвоен. Его лапы цепко сжимали послание. Взяв записку, Кару заметила, что в нескольких местах когти пробили бумагу.

Ознакомление с содержимым заняло всего пару секунд, там было написано лишь лаконичное "Задание, требуещее немедленного внимания. Приходи".

– Он никогда не добавляет "Пожалуйста", – заметила она, обращаясь к Кишмишу.

Существо по-птичьи склонило голову набок, как будто спрашивая: "Ты идешь?"

– Да иду я, иду, – сказала Кару. – Разве когда-нибудь было по-другому?

Несколькими мгновеньями позже она сказала Сусанне:

– Мне нужно бежать.

– Как? – Сусанна оторвала взгляд от альбома с набросками. – А десерт?

Чай и две тарелки с яблочным штруделем уже были на столе-гробе.

– Блин, – огорчилась Кару. – Не могу. Неотложное дело.

– Вот всегда так – ты и твои неотложные дела. Что такого срочного? – Она посмотрела на телефон подруги, лежавший на столике, и поняла, что никто Кару не звонил.

– Да так, ничего особенного, – ответила Кару, и Сусанна не стала расспрашивать дальше, по опыту зная, что большего объяснения не получит.

У этой девушки периодически возникали какие-то дела. Иногда они занимали пару часов, а порой несколько дней, по завершении которых она могла вернуться порядком измотанной, бледной или загоревшей, хромая, со следами укусов, а однажды даже с непрекращающейся лихорадкой, оказавшейся следствием малярии.

– И где только ты могла подхватить эту тропическую заразу? – Настойчиво пыталась выведать Сусанна, на что Кару ответила лишь:

– Понятия не имею. Может, в трамвае? На днях какая-то пожилая мадам чихнула мне прямо в лицо.

– Малярия передается другим путем.

– Знаю. И все таки, это было ужасно. Я подумываю о приобретении мопеда, чтоб не пришлось больше пользоваться трамваями.

На этом все и закончилось. Одним из основополагающих условий дружбы с Кару было принятие ее скрытности.

Так что и на этот раз, вздохнув, Сусанна смирилась:

– Ладно. Придется самой уплетать два куска пирога. Если растолстею – это твоя вина.

Спустя несколько секунд Кару покинула "Отравленный Гуляш", существо-тень, похожее на ворону, выскочило вслед за ней.

Глава 5. ПОВСЮДУ

Очутившись за дверью кафе, Кишмиш метнулся вверх к небесам и в мгновение ока был таков. Кару проводила его взглядом, мечтая проделать то же самое. Хотела бы она знать, какой силой должно обладать желание, чтоб наделить ее возможностью летать?

Наверняка оно должно быть куда более мощным, чем любое из тех, что когда-либо будут доступны ей.

Бримстоун никогда не зажимал скаппы. Он позволял ей пополнять ожерелье бусинами из своих надбитых чайных чашек так часто, как она того хотела. И расплачивался бронзовыми шингами за поручения, которые она выполняла для него. По номиналу шинги были следующими после скаппов, соответственно, один шинг мог сделать больше, чем скапп того же достоинства. Примерами тому было сведение татуировок с рук Кару, её синие волосы и случай с бровями Светлы. Но никогда еще в ее руки не попадалось желание, способное сотворить настоящее волшебство. И не попадется, если только она сама не добудет его, а Кару прекрасно знала, как люди становились обладателями желаний. По большей мере, путем длительного выслеживания и охоты, разворовывание могил. А еще посредством убийства.

Ах, да, был еще один способ. Особая форма членовредительства, включающая в себя плоскогубцы и абсолютное повиновение.

Это было совсем не похоже на то, о чем пишется в сказках. На перекрестках дорог не встретить юркающих туда-сюда колдуний, прикинувшихся немощными старушенциями и поджидающих путников, согласных разделить с ними свою еду, чтобы вознаградить проявивших щедрость. Из ламп не выскакивают джины, а говорящие рыбы не торгуются за свою жизнь. На всем белом свете существует лишь одно место, где люди могут приобрести желания: лавка Бримстоуна, в которой принимался лишь один вид валюты. И этой валютой было не золото, тайны, добро или прочая сказочная лобудень. В качестве оплаты здесь не требовали душу. Все было куда более странно.

Взамен просили зубы.

Кару пересекла мост Чарльза и оттуда добралась трамваем до Еврейского Квартала, средневекового гетто,отступившего под натиском миленьких, как пироженые, зданий с апартаментами в стиле Арт-Нуво. Ее целью был служебный вход позади одного из них. Простая металлическая дверь выглядела вполне обычно. Открыв ее снаружи, вы бы попали в ничем не примечательную покрытую плесенью прачечную. Но Кару не стала этого делать, а постучала и стала ждать. Фишка была в том, что когда дверь открывалась изнутри, взору открывалась совсем иная картина.

Дверь распахнулась. Словно сошедшая с рисунков в альбоме Кару, похожая на богиню-змею из какого-то древнего храма, на пороге стояла Исса. Свитое кольцами тело было скрыто полумраком маленького коридорчика.

– Будь благословенна, милая.

– Будь благословенна и ты, – ласково ответила Кару, целуя ее в щеку. – Кишмиш добрался благополучно?

– Да, но был холодным, как ледышка. – Сказала Исса. – Заходи же скорее, в твоем городе очень холодно. – Она была стражницей входа.

Пропустив Кару вперед, она закрыла дверь, и теперь они оказались в месте размером с одежный шкаф. Прежде чем открыть внутреннюю дверь, необходимо было полностью запечатать наружную. Так работает система безопасности в птичьих вольерах для предупреждения побегов. Только здесь она была установлена не для птиц.

– Как прошел твой день, сладенькая?

На теле Иссы было около полудюжины змей – обвившихся вокруг ее запястий, извивающихся в волосах.Одна из них кольцом свернулась вокруг ее тонкой талии как цепочка на животе танцовщицы. До того, как будет открыта внутренняя дверь, каждый входящий должен был согласиться, что одна из них стала на время своего рода ошейником на его шее. Каждый, кроме Кару. Она была единственной из людей, для кого было сделано исключение. Ей доверяли, ведь она выросла здесь.

– Тот еще денечек выдался, – вздохнула Кару. – Ты не поверишь, что вытворил Каз. Он заявился в качестве модели в мой класс по рисованию.

Исса, конечно же, никогда не встречалась с Казом, но узнала о нем из того же источника, что и он о ней – из альбомов Кару. Разница была в том, что Каз считал ее безупречную грудь лишь воплощением сексуальной фантазии Кару, а Исса точно знала, что он реален.

Она, Твига и Язри фанатели от рисунков в альбомах Кару в той же степени, как и её друзья из реального мира. Правда, совсем по другой причине – им нравилось наблюдать за обычной жизнью: за туристами, ютившимися под зонтиками, цыпочками на балконах, ребятней, играющей в парке.

Исса же была еще и очарована человеческой наготой. Для неё простое человеческое тело, не сочитающее в себе биологических признаков других живых существ, было бесполезным растрачиванием больших возможностей. Всякий раз, пристально разглядывая Кару, Исса выдавала заявления, типа:

– Думаю, сладенькая, рога были бы тебе к лицу.

или

– Из тебя получилась бы очаровательнейшая змейка.

И говорилось это всё тоном, каким простые смертные обычно обсуждают смену прически или выбор нового оттенка помады.

Услышав о Казе, Исса рассвирепела в мгновения ока.

– То есть он заявился в твою школу? Чертов крысеныш, играющий на публику! Ты его нарисовала? Покажи!

Возмущенная или нет, но Исса никогда не упустила бы возможности полюбоваться на обнаженного Каза.

Кару вытащила свой блокнот и развернула его.

– Ты зачеркала самую интересную часть, – упрекнула ее Исса.

– Поверь мне, там не на что смотреть.

Исса прыснула в кулак, и в этот момент дверь магазина со скрипом открылась, впуская их внутрь. Кару перешагнула через порог, тут же почувствовав легкую дурноту. Такое случалось с ней каждый раз.

Всё, теперь она уже не в Праге.

Не смотря на то, что Кару когда-то жила в магазине у Бристоуна, она так до конца и не поняла, где же он всё-таки находиться на самом деле. Вы могли войти в любой дверной проем, не важно в какой точке Земли он располагался и оказаться прямо здесь, в магазине. Будучи еще ребенком, она часто спрашивала Бримстоуна где это "здесь" точно находится, на что всегда получала один и тот же краткий ответ – "Повсюду".

Бримстоун не особо любил отвечать на вопросы.

Где бы он не находился, магазинчик являл собой помещение без единого окна, с бесчисленным нагромождение полок, которые выглядели как свалка, созданная зубными феями. При условии, что услугами этих самых фей пользовались все биологические виды. Резцы диких вепрей, собачьи клыки, неестественно большие передние зубы экзотических грызунов из непроходимых джунглей и покореженные коренные слона – все они размещались в сундучках и аптекарских ящиках, были собраны в гирлянды, подвешенные на крюках, и запечатаны в сотнях баночек, которые при желании можно было бы потрясти как маракасы.

По куполообразному, как в склепе, потолку, прячась в темноте то и дело сновали какие-то маленькие создания, царапая когтями каменную кладку. Подобно Кишмишу, эти существа были гибридом нескольких видов: скорпиона и мыши, ящерицы и краба, жуков, скрещенных с крысами. В сырости вокруг стоков ползали улитки с головами лягушек-быков, а над ними колибри с крыльями моли неугомонно бросались на светящиеся фонари, заставляя их со скрежетом раскачиваться на поржавевших цепях.

В углу, склонившись над своим занятием, сидел Твига. Он подковой изгибал свою нескладную длинную шею, вычищая зубы и окаймляя их золотом перед тем как нанизать на прочную, как струна, нить. Из крохотного островка кухни периодически раздавалось бряцанье – это были владения Язри.

А по левую сторону, за огромным дубовым столом восседал Бримстоун собственной персоной. Кишмиш же восседал на привычном для себя месте – правом роге хозяина. Перед ними на столе были расставлены разносы, на которых лежали зубы и шкатулки с драгоценными камнями. Бримстоун собирал их в ожерелье.

– Кару, – не поднимая головы произнес он. – Кажется, я написал "Задание, требующее НЕМЕДЛЕННОГО внимания."

– Именно поэтому я и пришла НЕМЕДЛЕННО.

– Я послал за тобой сорок минут назад, – сказал он, сверившись с карманными часами.

– Я находилась в другой части города. Если хочешь, чтобы я передвигалась быстрее, подари мне крылья. Тогда я смогу примчаться вслед за Кишмишем. Или просто дай мне гавриэль, чтоб я сама для себя это загадала.

Гавриель был вторым по силе среди пожеланий, и, несомненно, его хватило бы на получение возможности летать. Все еще склоненный над своим занятием, Бримстоун ответил:

– Думаю, в твоем городе летающая девушка не сможет остаться незамеченной.

– Эту проблему можно легко решить. Дай мне два гавриэля, и моим вторым желанием будет возможность становиться невидимой.

Бримстоун поднял голову. Его глаза, зеленовато-золотистые, с вертикальными прорезями зрачков, были абсолютно серьезными. Кару с самого начала прекрасно понимала, что гавриэлей он ей не даст, и завела об этом разговор не из надежды получить их, а лишь потому, что его упреки были несправедливыми. Разве она не поспешила по первому же его зову?

– Я могу доверять тебе в использовании гавриэлей, не так ли? – Спросил он.

– Конечно, ты можешь мне доверять. Что это за вопрос, вообще, такой?

Она почувствовала, как он оценивает ее, вспоминая и взвешивая в голове каждое желание, когда-либо загаданное ею.

Голубые волосы – легкомысленно.

Ямочки на щеках – впустую потраченное желание.

Желание выключить свет, не вставая с постели – указывает на её лень.

– В твоём ожерелье поубавилось бусин. Выдался напряженный денек? – спросил он.

Её рука дернулась, чтобы прикрыть ожерелье. Слишком поздно.

– Ну почему ты вечно всё замечаешь?

Не было никаких сомнений, что Старый чёрт, точно знал, на что были потрачены те скаппы и его мысленный список пополнился еще одним пунктом:

Заставила своего бывшего непрерывно чесаться – вдобавок ко всему – мстительная.

– Подобная мелочность ниже твоего достоинства, Кару.

– Он заслужил это, – ощетинилась она, забыв о недавнем угрызении совести. Как сказала Сусанна, плохие поступки не должны оставаться безнаказанными.

– Кроме того, – добавила она, – ты и сам-то не особо допытываешься у своих клиентов как они намереваются потратить свои желания. А я на сто процентов уверенна, что они творят вещи куда хуже, чем простое вызывание зуда.

– Я надеялся, что ты лучше их, – спокойно произнес Бримстоун.

– И теперь полагаешь, что ошибался?

Поставщики зубов, приходившие в лавку, были, за мизерным исключением, наихудшими представителями человеческой расы. И, хотя у Бримстоуна имелся небольшой круг постоянных посетителей, при виде которых у Кару не сводило живот – как, например, ушедший на покой поставщик алмазов, который не раз прикидывался ее бабушкой и договаривался с администрацией, чтоб внучку приняли в школу – все же, большинство из них было зловонным бездушным сбродом с запекшейся полумесяцем кровью под ногтями. Они убивали и увечили. Они носили в карманах плоскогубцы для извлечения зубов у своих мертвых жертв – а порою даже у еще живых. Кару ненавидела это отребье и уж точно была лучше их.

Бримстоун сказал: