Текст книги "Дочь дыма и костей"

Автор книги: Лэйни Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Он поднял руку и приложил ее к двери. Тут же появилось мягкое свечение и запах гари, а когда он убрал руку, на двери остался глубокий отпечаток его ладони.

Это все, что можно было сделать. Пока.

Он повернулся и зашагал прочь. Чтобы уступить ему дорогу, народ жался к стенам зданий.

Конечно, они не могли видеть его реального облика. Огненные крылья были скрыты ореолом невидимости, делая его максимально похожим на человека. Однако это лишь отчасти решало проблему. Люди видели высокого и красивого юношу – по истине красивого (от такой красоты перехватывало дыхание и её редко можно встретить в реальной жизни), который двигался с грацией хищника, никого вокруг не замечая, как будто люди – всего лишь статуи в саду богов.

На его спине висела пара скрещенных мечей в ножнах, рукава одежды были закатаны до загорелых мускулистых предплечий. Особый интерес вызывали кисти его рук, отмеченные белыми шрамами и черными чернилами татуировок – простых повторяющихся линий, штрихами пробегающих по кончикам пальцев.

Его темные волосы были коротко пострижены. Золотистая кожа бронзой отливала на выступавших чертах лица – четко очерченных скулах, надбровных дугах, переносице,– как будто он всю жизнь живет под палящими лучами.

Он был прекрасен и неприступен. Сложно было представить это лицо улыбающимся. И на самом деле, Акива не улыбался много лет и не мог представить, что когда-нибудь снова будет это делать.

Но все вышеперечисленное производило лишь мимолетное впечатление. Что действительно поражало людей, заставляя смотреть ему вслед, – это глаза Акивы.

Цвета янтаря, как у тигра, они, подобно глазам этого хищника, было обрамлены черным – тяжелыми ресницами и краской для век, отчего казалось, что в зрачках лучится свет. Эти глаза были чистыми и светящимися, чарующими и до боли прекрасными, но что-то в них настораживало, словно не хватало чего-то. Возможно, человечности – того проявления доброжелательности, что, как они сами на полном серьезе заявляли, было присуще лишь людям.

Когда, неожиданно вывернув из-за угла, на пути Акивы возникла пожилая женщина, вся сила его взгляда обрушилась на нее.

В его глазах плясал живой огонь, который, она была уверенна, мог бы поджечь её.

Испугано вскрикнув, женщина споткнулась. И могла упасть, если бы Акива не поддержал ее. А потом продолжил свой путь и, проходя мимо, задел ее своими невидимыми крыльями. На асфальт упало несколько искр, женщину обдало жаром, и она еще долгое время, парализованная паникой, чуть дыша, провожала глазами его удаляющуюся фигуру.

Она с полной ясностью увидела, как веером раскрылись крылья его тени. Теплый порыв ветра сдул платок и её головы, и незнакомец исчез.

За несколько мгновений Акива взмыл высоко вверх, едва ощущая ледяное покалывание разряженного воздуха. Он сбросил защитные чары, и теперь его крылья пеленой огня разгоняли черноту небес. На огромной скорости он мчался вперед к другому человеческому городу, чтобы найти еще одну дверь, от которой будет струиться горькая магия дьявола, и после этой – другие такие же, и будет искать, пока все они не будут носить черный отпечаток руки.

На другом конце света Азаил и Лираз занимаются тем же самым. Когда все двери будут помечены, наступит начало конца.

И начнется всё огнем.

Глава 10. ДЕВУШКА, КОТОРАЯ НОСИТСЯ ТУДА-СЮДА

Кару удавалось держать обе свои жизни в равновесии. С одной стороны, она была семнадцатилетней студенткой, живущей в Праге и изучающей искусство. С другой – девушкой, выполнявшей поручения нечеловеческого существа, которое, к тому же, было единственной ее семьей. И чаще всего у нее хватало времени совмещать обе эти жизни. По большей части.

Выдавшаяся неделя в это число не попала.

Во вторник, прямо на занятии в лицее, Кишмиш уселся на край окна класса, в котором она находилась, и стукнул клювом по стеклу. Записка, которую он доставил, была еще более лаконичной, чем вчерашняя и содержала лишь одно слово: приходи. Кару повиновалась, хотя, возможно, поступила бы иначе, если бы наперед знала куда Бримстоун ее пошлет.

Рынок животных в Сайгоне был одним из наименее любимых ею мест земного шара. Котята в клетках и немецкие овчарки, крысы, бурые медведи и азиатские обезьяны – все они продавались в качестве еды.

Мать мясника – противная старая корга собирала зубы этих несчастных животных и хранила их в погребальной урне, а Кару, по истечении нескольких месяцев, приходилось забирать их, закрепляя сделку глотком кислого рисового вина, заставляшего ее желудок сжиматься.

Среда: Северная Канада. Два охотника из племени Атабасков, целый мешок волчьих зубов.

Четверг: Сан-Франциско. Молодая блондинка – герпентолог с целой коллекцией тайно собранных зубов змей, ставших жертвами ее неудачных экспериментов.

– Знаешь, ты и сама могла бы приходить в магазин, – раздраженно сказала ей Кару. К завтрашнему дню ей необходимо было нарисовать автопортрет, и потому несколько лишних часов ей совсем не помешали бы.

Существовало целое множество причин, по которым торговцы не могли попасть в лавку Бримстоуна. Одни потеряли эту привелегию вследствие плохого поведения, другие не прошли ветеринарного осмотра. А многие просто боялись надевать на шею змею, что, понятно, в данном случае проблемой не являлось, так как эта ученая проводила огромное количество времени со змеями по собственному желанию.

Герпентолог пожала плечами:

– Я как-то раз попыталась. Женщина-змея чуть меня не убила.

Кару с трудом подавила улыбку. Она знала, в чем дело. Исса крайне враждебно относилась к людям, убивавшим рептилий, и имела привычку, разозлившись, побуждать своих змей затягиваться плотной петлей на шеях таких торговцев, доводя их до полуудушения.

– Ну, ладно. – Кару отсчитала двадцатки, составившие порядочную пачку. – Но, к твоему сведению, если ты все-таки отважишься прийти, Бримстоун даст тебе желания, обладающие куда большей силой. – К величайшему огорчению Кару, Бримстоун не поручал ей самой рассплачиваться желаниями.

– Может, в следующий раз.

– Выбор за тобой. – Кару пожала плечами, и, слегка кивнув, ушла. Она направилась назад к порталу и, проходя через него, заметила выжженый отпечаток ладони с наружней стороны двери. Девушка намеревалась сказать об этом Бримстоуну, но он принимал торговца, а ей предстояло еще выполнить домашнюю работу, так что она не стала ждать и сразу отправилась домой.

Кару полночи корпела над автопортретом, потому в пятницу была никакая и надеялась, что Бримстоун не потребует снова мчаться невесть куда, выполняя очередное задание. Обычно он не посылал за ней больше двух раз в неделю, но на этой неделе количество вызовов уже достигло четырех.

Утром, рисуя старину Виктора, на котором из одежды красовалось только боа из перьев ( вид, чуть не вызвавший у Сусанны предсмертные корчи), Кару беспрерывно поглядывала на окно. И потом, на протяжении всего вечера в рисовальной студии, она всё боялась, что в любую минуту может появиться Кишмиш. Но этого не произошло, поэтому после школы она ждала Сусанну, укрывшись под навесом над входом в лицей от моросящего дождика.

– Глазам своим не верю, – сказала её подруга, – да это же Кару. Народ, вы только посмотрите на неё. Всё реже и реже удается наблюдать это неуловимое существо в его естественной среде обитания.

Кару заметила явный холодок в её голосе.

– Траванемся? – предложила она с надеждой.

После такой сумасшедшей недельки, что выдалась у неё, Кару просто хотелось чего-нибудь обычного: зайти в кафе и утонуть в его мягких диванах, посплетничать и посмеяться от души, сделать пару набросков и выпить чая и... наверстать упущенное в своей "нормальной" жизни.

Сусанна одарила ее своим коронным номером с выразительным выгибанием бровей:

– Не уж то, никаких поручений на сегодня?

– Нет, хвала Господу. Ну же, пошли, я мерзну.

– Ну, не знаю, Кару. Может, у меня самой есть неотложные тайные поручения.

Кару прикусила щеку, раздумывая что бы ответить. Благодаря Бримстоуну она слишком хорошо знала, что ощущаешь, когда близкие люди не посвящают тебя в свои тайны, и просто ненавидела себя за то, что вынуждена делать тоже самое по отношению к Суссане. Разве дружба может строиться на отговорках и лжи?

Взрослея, Кару думала, что из-за постоянной необходимости лгать ей просто не суждено завести друзей. Особенно тяжелым в этом плане было время, когда Кару жила в лавке – сюда ж никого не пригласишь просто поиграть!

Каждое утро она выходила через портал на Манхэттан и шла в школу, вслед за школой были тренировки по карате и айкидо, после которых, уже вечером, она возвращалась обратно в лавку.

Дверью портала служила старая заколоченная дверь заброшенного здания в Ист-Виллидж и, когда Кару училась в пятом классе, её подружка по имени Белинда, увидев как она входит в эту самую дверь, решила, что Кару бездомная. Видимо, Белинда рассказала об этом родителям, а те учителям и, так как Кару не смогла предоставить в кротчайшие сроки Эстер (свою поддельную бабушку), ею тут же занялись органы опеки.

Её тут же поместили в приемную семью, из которой она сбежала в первую же ночь, чтобы никогда их больше не видеть.

После случившегося была новая школа в Гонконге и дополнительные предосторожности при пользование портала. Это означало, что приходилось еще больше лгать, а это автоматически исключало появления настоящих друзей.

Теперь она уже была достаточно взрослой, чтобы бояться быть пойманной социальной службой, но что касается друзей, то здесь Кару словно ходила по тонкому льду.

Сусанна была лучшей подругой, что у неё когда-либо была, и Кару не хотела её терять.

Она вздохнула. – Прости меня за эту неделю. Это было просто сумасшествие какое-то. Это работа...

– Работа?! С каких это пор ты работаешь?

– Да, я работаю. А на что, по-твоему, я живу? На дождевой воде и духовной пище долго не протянешь.

Она надеялась заставить Сусанну улыбнуться , но подруга, глядя на неё, лишь сощурилась:

– Откуда мне знать, на что ты живешь, Кару? Мы уже столько дружим, а я еще ни разу не слышала от тебя ни про работу, ни про твою семью или что-нибудь в этом роде...

Проигнорировав ту часть, где говорилось про "семью и или что-нибудь в этом роде", Кару ответила, – Ну, это не то чтобы работа. Я просто на побегушках у одного парня. Доставляю кое-что, встречаюсь с людьми.

– ЧТО!? Типа, как наркодилер?

– Господи, Сюзи, ты что серьезно? Он...коллекционер. Вроде.

– Да неужели?! И что же он коллекционирует?

– Да так, разное. Да кого это волнует?

– Меня волнует. Мне интересно. Всё это звучит очень подозрительно, Кару. Ты же не замешана ни в чем таком? В подозрительном?

"О, нет, Ничего такого," – с сарказмом подумала Кару.

Глубоко вздохнув она сказала:

– Я и в самом деле не могу тебе ничего рассказать. Это ведь не мой бизнес, а того парня.

– Прекрасно. Забей. – И развернувшись на одной ноге, обутой в туфель на платформе, Сусанна шагнула под дождь.

– Подожди! – Крикнула в след Кару. Ей так хотелось хоть с кем-нибудь поговорить об этом. Она хотела всё рассказать Сусанне, пожаловаться какой дерьмовой выдалась неделя – слоновьи бивни, отвратительный рынок, где торгуют животными, и что Бримстоун расплачивается с ней паршивыми шингами. И про то, как кто-то ломился в дверь лавки.

Конечно, она могла бы всё это отразись на страницах своего альбома. Но этого было недостаточно. Как же ей хотелось всё рассказать Сусанне.

Но об этом не могло быть и речи.

– Прошу тебя, пойдем в "Отравленный Гуляш", – попросила она, голос прозвучал тихо и устало.

Сусанна оглянулась и задержалась взглядом на лице подруги. Его выражение было таким лишь иногда, в моменты,когда Кару думает, что за ней никто не наблюдает. Здесь были неописуемая грусть и потерянность. И хуже всего было то, что, похоже, эти чувства никогда не покидали Кару, просто она это очень хорошо их скрывала, а все другие выражения ее лица были лишь масками, которые она надевала в зависимости от ситуации.

Сусанна сдалась. – Ладно, пойдем. Я умираю, как хочу отовариться гуляшом. Сечешь? Умираю. Ха-ха.

Отравиться гуляшом – это был их общий прикол, и Кару знала, что всё хорошо. На данный момент. А что будет в следующий раз?

Взявшись под руки, они поспешили в кафе сквозь пелену моросящего дождя, без зонта.

– Тебе следует знать, – сказала Сусанна, – что около "Гуляша" все время околачивался Козломир. Думаю, что он в засаде, поджидая тебя.

Кару простонала:

– Просто класс!

Каз постоянно названивал и без конца отправлял сообщения, а она игнорировала его.

– Мы могли бы пойти в другое место...

– Ну уж нет. Я не позволю этому паршивому крысёнышу отобрать у нас "Гуляш". Это наше место.

– Паршивому крысенышу? – повторила Сусанна.

Это было любимым оскорблением Иссы, что вполне объяснимо для женщины-змеи, меню которой составляли в основном маленькие пушистые создания.

Кару ответила, – Да-да, мерзкая крыса. Это такой зверек, способный забраться в любую удобную для него нору, не брезгующий ничем и лазающий по вонючим помойкам. Многие народы, кстати, используют крыс как начинку для пирогов...

– Бррр, прекрати.

– Иногда их заменяют хомяками, – как ни в чем не бывало продолжила Кару. – Или морскими свинками. А ты знаешь, что в Перу жарят морских свинок, накалывая их на палочки как мармелад?

– Прекрати! – воскликнула Сусанна.

– Ммм, морские свинки, такой деликатес...

– Прекрати сейчас же, пожалуйста, а то меня вырвет.

И Кару прекратила, но не потому что её умоляла Сусанна, а из-за того, что уловила уголком глаз знакомое порхание крыльев. " О, нет, нет и нет!" мысленно простонала она. Она даже не повернется в его сторону. Нет Кишмиш, не сегодня.

Заметив внезапное молчание Кару, Сусанна спросила:

– Всё в порядке?

Порхание повторилось, на сей раз в свете уличного фонаря на линии взгляда Кару. Слишком далеко, чтобы привлечь к себе внимание, но это определенно был Кишмиш.

Вот зараза!

– Да, всё нормально, – ответила Кару, продолжив решительно шагать в направлении "Отравленного гуляша".

А что прикажете делать? Стукнув себя по лбу, заявить, что вспомнила о каком-то деле? Это после всего-то?!

Интересно, что бы сказала Сусанна, увидь она эту маленькую тварь, посланца Бримстоуна, у которого крылья летучей мыши так причудливо сочетались с телом пернатого. Зная эту девушку, можно было предположить, что она наверняка бы захотела сделать его копию – марионетку.

– Как продвигается кукольный проект? – Спросила Кару, пытаясь вести себя нормально.

Сусанна тут же просияла и начала рассказывать. Кару слушала вполуха – она впервые проявила неповиновение и это её очень беспокоило. Как поступит Бримстоун, если она не придет? А что он может сделать, прийти и силком утащить за собой?

Она точно знала, что Кишмиш летит за ними следом и, когда они с Сусаной нырнули под арку, ведущую во двор "Отравленного гуляша", Кару одарила его выразительным взглядом, как бы говоря, "Да, я тебя вижу, но никуда с тобой не пойду". Он в недоумении положил голову на бок, но Кару как ни в чем не бывало вошла в кафе.

В кафе было многолюдно, но, к счастью, Каза нигде не наблюдалось. Целая толпа местных чернорабочих, пеших туристов, художников-эмигрантов и студентов околачивалась у гробов-столиков. Дым, исходящий от их сигарет, был таким густым, что создавалось впечатление, будто римские статуи зловеще проступают из тумана, пугая своими противогазами.

– Вот блин, – сказала Кару, увидев трио из неопрятного вида туристов развалилось за их любимым столиком. – "Чумной" занят.

– Здесь вообще нет ни одного свободного столика, – сказала Сусанна. – А всё из-за этого идиотского путеводителя. Я хочу вернуться назад во времени и где-нибудь в темном переулке дать этому чертовому странствующему писаке по башке, чтобы уж наверняка знать, что он никогда не сможет найти это место.

– Какая кровожадность. В последнее время ты что-то каждому второму хочешь дать по башке.

– Ты права, – согласилась Сусанна. – Клянусь, с каждым новым днем я начинаю ненавидеть все большее количество людей. Меня все раздражают. Если я в этом возрасте такая, то какой стану в старости?

– Ты будешь злобной старой курицей, палящей по детям из своего газового пистолета.

– Неа. Газовый пистолет только раззадорит их. Уж лучше арбалет. Или базука.

– Ты животное.

В ответ Сусанна сделала реверанс, а затем расстроенным взглядом окинула кафе.

– Гадство. Хочешь пойти в другое место?

Кару покачала головой. Волосы у них обеих совсем промокли, и выходить опять под дождь совсем не хотелось. Единственным ее желанием было сесть за любимый столик в любимом кафе. При этой мысли рука сама собой потянулась в карман куртки, пальцы нащупали несколько шингов, заработанных на этой неделе.

– По-моему, те парни собираются уходить. – Она кивком головы показала на туристов за "Чумным".

– Не думаю, – сказала Сусанна. – У них еще полные бокалы пива.

– Точно тебе говорю. – Один из шингов, зажатый между пальцами, испарился. Секундой позже туристы поднялись со своих мест. – Видишь?

Она мысленно представила себе комментарий Бримстоуна по этому поводу:

"Изгнание странников из-за столика в кафе: эгоизм".

– Так странно, – таков был ответ Сусанны, когда они проскользнули за гигантскую статую всадника, чтоб вовремя забить места. С удивленными выражениями на лицах, туристы ушли.

– А они были довольно хорошенькие, – сказала Сусанна.

– Да ну? Может, хочешь позвать их обратно?

– Если бы. – У них было правило: не заводить отношений с парнями, заносимыми сюда ветром странствий и похожими между собой своими покрытыми щетиной подбородками и мятой одеждой. – Я всего-лишь отметила наличие симпатичности. К тому же, они выглядели несколько растеряно. Как щеночки.

Кару почувствовала укол совести. Что она творит – не подчиняясь Бримстоуну, растрачивая желания на злые вещи типа принуждения людей выйти под дождь?

Она обессиленно плюхнулась на диван. Голова болела, волосы липли. Она чувствовала себя уставшей и не могла побороть беспокойство о торговце желаниями. Что он скажет?

Все время, пока они с Сусанной ели гуляш, ее взгляд то и дело возвращался к двери.

– Высматриваешь кого-то? – Наконец спросила Сусанна.

– Э, нет, просто...просто опасаюсь, что Каз может нарисоваться.

– Да не проблема. Если он заявится сюда, мы можем затолкать его в этот гроб и гвоздями прибить крышку.

– Звучит неплохо.

Они заказали чай. Напиток подали в старинном серебряном сервизе, на сахарнице и креманнице которого были выгравированы слова "мышьяк" и "стрихнин".

– Итак, – сказала Кару, – завтра в театре ты увидишься с красавчиком-скрипачом. Каков твой план?

– Нет у меня никакого плана, – ответила Сусанна. – Мне бы хотелось пропустить все это и сразу добраться до части, в которой он уже является моим парнем. Ну, ты знаешь, не проходя стадии, где он в первый раз узнает о моем существовании.

– Да брось, на самом деле ты не хотела бы пропускать этого.

– Еще как хотела бы!

– Пропустить первое свидание? Порхание бабочек в животе, когда сердце начинает бешено колотиться при одном только взгляде на него и ты краснеешь? Ту часть, где ваши магнитные поля впервые пересекаются, и вас как будто тянет друг к другу какими-то невидимыми нитями энергии...

– Невидимые нити энергии? – повторила Сусанна. – Ты что, превратилась в одних из этих чудиков Нью Эйджа, которые носят "магические" кристаллы и считают ауру окружающих?

– Ты же прекрасно понимаешь, о чем я. Первое свидание, касание рук, первый поцелуй, всё это томление и предвкушение?

– Ох, Кару, бедный маленький романтик!

– Вот это уж вряд ли. Я просто говорю, что это же самая приятная часть, конфетно-букетный период. Прежде, чем становится ясно, что перед тобой очередной придурок.

Сусанна поморщилась. – Ну, не могут же они поголовно быть придурками?

– Я не знаю. Может, и не все. Может, только красавчики.

– Но он-то точно симпатяшка. Боже, надеюсь, он является исключением из их числа. Как думаешь, есть шанс, что он положительный и его сердце свободно? Я серьезно. Каков процент вероятности?

– Мизерный.

– Знаю. – Сусанна драматично откинулась на спинку дивана, сложив руки как отброшенная марионетка.

– Ты нравишься Павлу, – сказала Кару. – Он определенно положительный.

– Да, Павел милый, но при его виде в животе не начинается порхание бабочек.

– Бабочки в животе. – Кару вздохнула. – Как я тебя понимаю. Знаешь, что я думаю? Они всегда там находятся, у каждого-

– Как бактерии?

– Какие бактерии?! Бабочки! И бабочки одних людей на химическом уровне реагируют на бабочек других людей. Это как феромоны – когда они рядом, бабочки начинают свою пляску. И ничего с этим не поделаешь, это... это химия.

– Химия. Как романтично.

– Сама знаю. Дурные бабочки. – Кару так понравилась эта идея, что она открыла свой альбом для зарисовок и начали рисовать: карикатурные внутренности и желудок, заполненный бабочками. На латыни это называлось бы чем-то вроде "Желудочниос бабочкос".

– Ну, так если все дело в химии, и ничего с этим поделать нельзя, значит, появление Козломира все еще пробуждает твоих бабочек? – Спросила Сусанна.

Кару резко подняла голову.

– Нет, конечно! Думаю, его появление вызывает у моих бабочек рвотный рефлекс.

Сусанна как раз отхлебнула глоток чая, и после слов Кару вынуждена была прикрыть ладонью рот, чтоб не пролить жидкость. Она смеялась, согнувшись пополам и с трудом заставляя себя глотнуть чай.

– О-о-о, твой желудок, наполненный рвотой бабочек, как отвратительно!

Кару тоже посмеивалась, продолжая при этом рисовать.

– Вообще-то, думаю, мой желудок переполнен трупами бабочек. Каз их всех убил.

Она написала: "Желудочниос бабочкос" – хрупкие создания, крайне восприимчивые к холоду и предательству.

– Не заморачивайся, – сказала Сусанна. – Это были довольно безмозглые бабочки, раз этот говнюк вызывал у них такую реакцию. Ты выведешь новых, с куда более высоким уровнем интеллекта. Новые бабочки, наделенные мудростью.

Кару очень нравилось в Сусанне ее готовность обговаривать подчас откровенно глупые темы, заканчивая обсуждение глубокомысленными замечаниями.

– Прямо в точку. – Кару подняла чашку с чаем, провозглашая тост. – За новое поколение бабочек, надеюсь, менее глупых, чем их предшественницы. – Может, уже сейчас они вызревали в своих плотных маленьких коконах. «А может и нет», подумала она. Трудно было представить, что она когда-нибудь вновь сможет почувствовать это волшебное покалывание внизу живота. Лучше не думать об этом. Ей это совершенно незачем. Вернее, ей бы очень хотелось не нуждаться в этом. Тоска по любви делала ее похожей на кошку, которая постоянно трется у ног, мяуканием выпрашивая внимания, ласки и любви.

Лучше быть кошкой, с непроницаемо холодным равнодушием взирающей сверху, избегающей ласки и самодостаточной. Ну почему она не может быть такой?

«Будь такой кошкой!!!» написала она, нарисовав ее уголке листа. Четырехлапое получилось высокомерным и неподступным.

Кару хотелось относиться к тому типу девушек, которые всегда довольны собой, комфортно чувствуют себя в одиночестве и вообще не заморачиваются подобными вещами. Но ничего не получалось. Она остро ощущала одиночество, ее ужасно пугала пустота внутри нее. Порой ей казалось, что эта пустота может полностью поглотить ее, стереть ее сущность. Она тосковала по теплу человеческого тела рядом с ней, легким прикосновениям кончиков пальцев к ее спине, тихому шепоту голосов в темноте. Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь в дождливую погоду ждал ее с зонтом, чтоб провести до дома. Чтобы этот кто-нибудь сиял улыбкой при виде нее. Чтоб он танцевал с ней на балконе, хранил свои обещания и ее секреты. Чтоб умел создавать маленький мир, в котором были бы только он и она, их переплетенные тела, его шепот и ее доверие.

Открылась входная дверь. Кару посмотрела в зеркало и мысленно чертыхнулась. Проскользнув вслед за входящими туристами, в кафе появилась крылатая тень. Девушка поднялась и направилась в туалетную комнату, где Кишмиш передал ей доставленную им записку.

И опять она содержала лишь одно слово. Но на этот раз этим словом было"Пожалуйста".

Глава 11. ПОЖАЛУЙСТА

Пожалуйста? Бримстоун еще никогда не просил. Несясь что есть духу через весь город, Кару поймала себя на мысли, что это слово заставляло ее волноваться куда сильнее, чем если бы он написал что-нибудь угрожающее типа: "Немедленно", или в таком духе.

Впустившая её Исса была необычайно молчалива.

– Исса, что такое? У меня неприятности?

– Тише. Просто входи и постарайся не ругать его.

– Не ругать его?

Кару моргнула. Ей казалось, что, если уж тут кому и собирались устроить разнос, то скорее всего ей.

– Порой ты к нему сильно цепляешься, а ему и так приходится не сладко.

– Что значит не сладко?

Его жизнь. Его работа. Его жизнь и есть работа. Она довольно без радостна и в ней нет выходных, а ты иногда только всё усложняешь.

– Я?? – Ошарашенно переспросила Кару. – Может, я чего-то не допоняла из твоей речи, но у меня нет ни малейшего представления о чем ты...

– Тише, я сказала. Я всего лишь прошу тебя быть добрее, какой ты была в детстве. Ты приносила всем нам столько радости, Кару. Я знаю, тебе нелегко жить такой жизнью, но старайся не забывать, что ты не единственная, у кого есть проблемы. Всегда помни об этом.

Тут внутренняя дверь открылась, и Кару переступила порог магазина. Она была обескуражена, настроена защищаться, но, увидев Бримстоуна, тут же забыла обо всем.

Он сидел, тяжело облокотившись о стол. Его большая голова покоилась на одной руке, другой он сжимал птичью косточку, которую носил, не снимая, на шее. Взбудораженный Кишмиш перепрыгивал с одного рога хозяина на другой, отрывистым карканьем выражая озабоченность.

Увиденное заставило Кару резко остановиться.

– Ты... с тобой все в порядке? – Было странно спрашивать его о таком, и вдруг Кару осознала, что из уймы вопросов, задаваемых ею Бримстоуну за всю ее жизнь, этот был задан впервые. Для этого как будто никогда не было повода – он едва выказывал какие-либо эмоции вообще, а уж о слабости или усталости речи никогда не шло.

Убрав руку с косточки на шее, он поднял голову и сказал лишь:

– Ты пришла.

Он произнес это с удивлением и, Кару почувствовала себя виноватой, с долей облегчения.

Пытаясь казаться невозмутимой, она сказала:

– Ну, знаешь, слово "пожалуйста" может творить чудеса.

– Я подумал, что возможно мы уже потеряли тебя.

– Потеряли меня? Ты подумал, что я умерла?

– Нет, Кару. Я думал, что ты решила стать свободной.

– Я... – Она запнулась. Решила стать свободной? – О чем ты говоришь?

– Я всегда понимал, что однажды дорога твоей жизни повернет и уведет тебя от нас. Чему быть, тому не миновать. Но я рад, что этот день пока не наступил.

Кару стояла, уставившись на него.

– На самом деле? Я плюнула на одно поручение, и ты тут же решил, что я ушла навсегда? Господи Иисусе. Хорошего же ты мнения обо мне, если думаешь, что я могу вот так исчезнуть.

– Позволить тебе уйти было бы как открыть окно для бабочки. Отпустив бабочку, не стоит ждать ее возвращения.

– Но я же не долбанная бабочка.

– Нет. Ты человек. И твоё место среди людей. Твоё детство почти закончилось...

– И...что? Я тебе больше не нужна?

– Напротив. Ты нужна мне как никогда. Как я уже сказал, я очень рад, что тот день, когда ты покинешь меня, не настал.

Все это было новостью для Кару – что когда-нибудь придет день и она покинет свою семью химер, что она обладает свободой, которой может воспользоваться как только захочет. Но такого желания у нее не возникало. Возможно, ей не хотелось заниматься отвратными поручениями, но это совсем не означало, что ей, как бабочке, бьющейся о стекло, хотелось вырваться и улететь. Она даже не знала, что ответить.

Бримстоун толкнул к ней через весь стол бумажник.

Задание. Она почти забыла, зачем пришла сюда. Разозлившись, Кару схватила бумажник и открыла его. Дирхамы. Значит, на этот раз Марокко. Она нахмурилась:

– Айзиль? – спросила она, и Бримстоун кивнул.

– Но еще ведь не время.

У Кару было четкая договоренность с расхитителем могил: встречаться в Марракеше в последнее воскресенье каждого месяца. А сегодня была пятница, да и конец месяца только через неделю.

– Самое время, – ответил Бимстоун. Он указал на высокую аптекарскую склянку, стоявшую на полке за его спиной. Она была хорошо знакома Кару. Как правило, эта склянка была заполнена до верху человеческими зубами. Теперь же она стояла почти пустой.

– Ого!

Её взгляд скользнул вдоль полок, и она к своему удивлению поняла, что содержимое многих склянок точно также пошло на убыль. Она не могла припомнить, чтобы запас зубов в этой лавке был настолько низким.

– Ничего себе! Да я смотрю у тебя тут зубы будто испаряются. Что происходит?

Задавать этот вопрос было бессмысленно. Бримстоун никогда не рассказывал для чего ему нужны зубы, да еще и в таком количестве.

– Узнай, что может предложить Айзиль, – сказал Бримстоун. – Мне бы очень не хотелось отправлять тебя за человеческими зубами в другое место, если их можно достать у него.

– Да, я тоже не горю желанием.

Кару легонько коснулась пальцами шрамов на своем животе, оставленных пулями. В голове всплыли воспоминания о Санкт-Петербурге и том задании, в котором все пошло не по плану. Не смотря на их огромное изобилие в мире, вылазка за человеческие зубами может быть ... увлекательной.

Она никогда не сможет забыть тех девушек в грузовом трюме – с окровавленными ртами, покорно ожидавших своей участи.

Может, у них все же получилось избежать ее. Думая о них, Кару всегда представляла себе счастливую развязку – этому ее научила Исса, желая помочь Кару справиться с ночными кошмарами, чтоб она вновь могла вернуться ко сну. Только веря, что успела дать тем несчастным время скрыться от их мучителей, она могла справиться с грузом воспоминаний. Ведь она действительно попыталась.

Она до сих пор очень хорошо помнила ощущение, охватившее ее, когда первая пуля вошла в ее тело. Как спокойно она отреагировала, как быстро выхватила спрятанный нож и хладнокровно нанесла удар.

А потом второй. И еще один.

Она годами обучалась борьбе, но ни разу до того случая ей не приходилось защищать свою жизнь. В один миг она обнаружила, что точно знает, что нужно делать.

– Поищи Айзиля в Джима эль-Фна, – сказал Бримстоун. – Кишмиш выследил его там, но это было несколько часов назад, когда я первый раз позвал тебя. Если повезет, он все еще будет там.

Сказав это, он склонился над подносом с зубами обезьяны,и, по всей вероятности, Кару могла отправляться в путь. Прежний Бримстоун вновь был перед ней, чему она была неописуема рада. То незнакомое существо, говорившее "пожалуйста" и сравнивавшее ее с бабочкой, заставляло ее чувствовать себя очень неуютно.