Текст книги "Лучше не бывает"

Автор книги: Лейни Дайан Рич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Поначалу во время его отсутствия я честно старалась убедить себя, что скучаю, что жду не дождусь его звонка (он звонил опять-таки за счет компании, раз в неделю, в самый неожиданный момент) и как, в самом деле, милы эти инквизиторские расспросы о том, где я была, когда он попал на автоответчик. Я и в самом деле порой позволяла себе выходить из дому, чаще всего к Молли.

Как и я, Молли была сотрудником «Восьмого канала», только работала она в группе технической поддержки. Примерно за пять лет до нашего знакомства ее муж Джоэль (юрисконсульт без образования, подвизавшийся в приблатненных кругах) ударил ее ножом в живот – двенадцать раз подряд. Кому, как не ей, было заподозрить, к чему все идет между нами с Джорджем. Она подсказала, куда в таких случаях обращаются, а когда я наконец набралась решимости уйти, дала мне кров.

Первые полтора месяца после моего ухода Джордж колебался между ролью морально раздавленного мужа, который не понимает, почему его бросили, и другой, прямо противоположной, – опасного маньяка, готового к расправе. Все зависело от того, как сложился день, от мимолетного настроения, а главное, от количества влитого в себя алкоголя.

Как раз тогда я получила от него первое и до сего времени единственное письмо. Накануне он явился к Молли в изрядном подпитии и часа два ползал на коленях под дверью, рыдая и умоляя меня вернуться, дать ему еще один шанс или хотя бы впустить, клятвенно заверяя, что не тронет и пальцем. Молли не позволила мне подойти к двери. На другой день, когда мы обе были на работе, он подсунул под дверь письмо. Оно не отличалось ни длиной, ни красноречием и состояло всего из одной фразы: «Я еще вернусь и разрежу вас, суки, на мелкие кусочки!» Молли тут же обратилась в полицию. Джорджа нашли без труда: он накачивался выпивкой в баре в двух кварталах от ее дома. При попытке с ним побеседовать он ударил одного из патрульных и был взят под арест. Я подала заявление, чтобы ему запретили ко мне приближаться.

Когда запрет вступил в силу, Джорджа выпустили. В тот же день он выбил дверь в доме Молли. Она прибежала, когда он тащил меня за волосы через гостиную. «Не надо, Джоэль, не надо!» – закричала она пронзительно (она кричала именно «Джоэль», я хорошо это помню). Оставив меня валяться на полу, Джордж набросился на нее и так швырнул об стену, что сломал ключицу. Я узнала об этом лишь позже – в тот момент мне было ни до кого и ни до чего. Он привез меня домой в бессознательном состоянии и продержал там три дня, то тыча в лицо пистолетом и угрожая вышибить мозги, то по частям сжигая в камине мою одежду и другие вещи. Чтобы я не сбежала ночью, когда он упивался до полной отключки, Джордж меня связывал, да так крепко, что на щиколотках и запястьях остались шрамы.

К концу третьего дня я впала от изнеможения в ступор. Спалив то, что еще оставалось от моих вещей, Джордж собрал свои и сбежал. Бракоразводный процесс длился еще целый год…

– А Молли? – спросил Уолтер, когда я умолкла.

– Что Молли? – Я пожала плечами и допила воду из стакана, который он наполнил для меня, когда в горле начало пересыхать. – Я ее больше не видела. Через несколько дней после исчезновения Джорджа она позвонила и сказала, чтобы я больше не рассчитывала на ее помощь, а когда я вернулась на работу, ее там уже не было. Никто не знал, куда она уехала. Никаких обвинений против Джорджа она не выдвигала.

Наступило долгое молчание. Возможно, Уолтер не был уверен, что это конец истории, и ждал продолжения, но мне больше нечего было добавить.

– Тебе придется позвонить в полицию, – наконец заявил он тоном, не терпящим возражений.

Я уставилась на него во все глаза. Тогда он взял с ночного столика телефон и протянул мне. Я продолжала таращиться, не в силах поверить, что он так со мной поступает после всего услышанного.

– Это необходимо, Ванда.

Хотя в глазах его читалось сочувствие, черты лица напоминали неуступчивую маску, воплощенное сознание собственной правоты. А чего еще я ждала от человека, живущего среди роскоши и элегантности? И к тому же, между прочим, адвоката. Наверняка он наслушался историй и похуже, разве что не от женщины в его собственной постели.

– Не буду! – отрезала я, отодвигаясь как можно дальше от телефона, а заодно и от Уолтера. – Я еще не готова.

– Но, Ванда…

– И потом, этот гад на Аляске.

– Был на Аляске три дня назад, – спокойно поправил он. – Сомневаюсь, что он все еще там. Он мог даже поручить отправку письма кому-то из собутыльников, чтобы сбить тебя с толку. Он сейчас может быть где угодно.

– Мне нужно принять душ!

Это вырвалось само собой и было, вообще говоря, ничуть не худшей сменой темы, чем любая другая фраза. Бочком я сползла с постели, держась подальше от телефона, и сунула руку в сумку за косметичкой, где в числе прочего, по идее, должна была находиться зубная щетка.

Никакой щетки там не было. Вот ведь дьявольщина!

Уолтер наблюдал за мной, по-прежнему с телефоном в руках. Я выпрямилась.

– Послушай, я хорошо знаю Джорджа. Он лентяй, каких свет не видел. Лентяй до мозга костей. И всегда был таким. Если требовалось хоть малейшее усилие, он не утруждался, насколько бы важно это для него ни было. А теперь представь, сколько усилий требуется, чтобы добраться с Аляски до Теннеси! Кода мы были женаты, он только потому приезжал домой, что я заказывала билет. Я, понимаешь? Сам бы он для этого и пальцем не пошевелил. Без меня он совершенно беспомощный.

– Беспомощный, говоришь? – Уолтер выпятил подбородок. – Такой же беспомощный, как когда тащил тебя за волосы? Или когда швырял Молли об стену?

Меня затошнило от страха.

– Ну хорошо, хорошо! Ты, конечно, прав. Но если даже меня собираются прикончить, это еще не повод, чтобы зарасти грязью! И голову тоже стоит вымыть, иначе… иначе можешь себе представить, как я буду выглядеть на фотографиях с места преступления.

Уолтер смерил меня взглядом, в котором ясно читалось: «Один Бог знает, что мне приходится выносить с этой особой!» Взглядом, который чуть было не прикончил меня еще до появления Джорджа.

Однако я не смирилась. Характер не позволил. Смириться означало облегчить другому жизнь, а это было не в моих правилах.

– Вот как мы поступим…

Я порылась во внутреннем кармане сумки и достала блокнотик и шариковую ручку. Телефонный номер Джорджа был намертво высечен в моей памяти. Я написала его, вырвала листок и протянула Уолтеру:

– Можешь позвонить по этому номеру. Если ответят, значит, Джордж все еще там и это дельце может подождать. Если ответа не будет, я обращусь в полицию. Сегодня же, обещаю. А сейчас мне позарез нужна зубная щетка.

Уолтер перестал изучать номер и поднял взгляд:

– Домой ты не поедешь.

– Конечно, нет. Я только хочу знать, где ее можно купить.

Немного погодя я стояла в очереди к кассе с новенькой зубной щеткой в одной руке и «Опра мэгэзин» в другой. Голова моя буквально шла кругом. В одном Уолтер был прав на все сто: Джордж мог сейчас быть где угодно. Я не преувеличивала, называя его отъявленным лентяем, но лентяем он оставался до тех пор, пока держал себя в руках. Ярость превращала его в самого деятельного человека в мире. Ну а раз уж он не верил, что на наших отношениях поставлена точка…

Возможно даже, он не сомневался, что я до сих пор принадлежу ему по праву.

Эта мысль заставила меня на миг поддаться отчаянию, и мир потемнел как в переносном, так и в прямом смысле. Я повалилась прямо па впередистоящего. У того оказалась хорошая реакция – он подхватил меня, прежде чем я рухнула, и помог выпрямиться. Это был мужчина в годах, с седой треугольной бородкой и добрым взглядом Айболита. Не хватало только круглых очков. Из кармана у него торчал стетоскоп.

Так состоялось явление эскулапа страждущему в аптеке на Тридцать четвертой улице.

– Вы доктор! – обрадовалась я. Добряк мягко улыбнулся:

– По крайней мере так говорят.

– Оно и понятно, – хмыкнула я, только теперь заметив еще одну важную деталь, – раз уж вы повсюду разгуливаете в белом халате.

– А что с вами? – полюбопытствовал доктор.

– Беременность, – брякнула я.

Ничего другого мне не пришло в голову. Не поднимать же историю с Задохликом и травматологией!

– Поздравляю. Первый ребенок?

– Нуда. – Я закивала, думая, что вряд ли беременных тошнит больше, чем меня сейчас. – Можно вопрос, доктор?

– Хоть два.

– Вот представьте себе, что кое-кому предсказывали верную смерть максимум через восемь лет, если он не бросит курить. А он все курил, курил по три пачки в день, прожил десять лет и до сих пор живет. Странно, правда?

– Какой ужас! – воскликнул доктор, вне себя от негодования. – Вы должны немедленно бросить! Курение во время беременности – это… это…

– Речь не обо мне, – поспешно перебила я. – Об одном моем знакомом. Я хочу сказать, он ведь может в любую минуту окочуриться, правда?

Должно быть, повинуясь некоему бессознательному рефлексу, доктор на шаг отступил от меня.

– Видите ли, тут все зависит от целого ряда факторов… чтобы дать ответ, нужно знать подробности…

Он отвернулся от меня и начал выгружать на ленту конвейера свои покупки. Йогурт, йогурт и опять йогурт. Доктор, одно слово.

– Хоть предположите, – взмолилась я. – Я не подам на вас в суд, если ошибетесь. Мне в самом деле нужно знать!

– Мадам, я не вправе делать бездоказательные предположения, – сказал он, не глядя в мою сторону, усиленно улыбаясь кассирше и, по-моему, не чая поскорее убраться подальше.

Пользуясь тем, что кассирша разбирается с его йогуртами, я робко тронула доктора за рукав:

– Простите, я не хотела вас расстраивать. Не бойтесь за меня – я не беременна. А речь идет о моем бывшем муже. Он пригрозил, что свернет мне шею, и поскольку я понятия не имею, где он сейчас, то перепугана, как вы сами видите, до потери сознания.

– Ах вот как, – смягчился мой случайный собеседник.

– Да уж, ситуация не из приятных, – вздохнула я. – Потому мне и нужно знать, прикончат ли его наконец эти три пачки вдень или нет. Хорошо бы, если б уже прикончили. Как по-вашему, есть такая вероятность?

Доктор помолчал, видимо, обдумывая ответ.

– Ну конечно, есть, – сказал он грустно. – То, о чем вы спрашиваете, может случиться в любую минуту.

Глава 5

Вернувшись из магазина, я обнаружила Уолтера сидящим на диване в гостиной в позе терпеливого ожидания. У него был усталый, даже как будто слегка подавленный вид. Стук захлопнувшейся за моей спиной двери заставил меня вздрогнуть; Уолтер же и бровью не повел, даже не поднял взгляда от сцепленных на коленях рук. Я напряженно ждала, уже зная, что услышу.

– Я звонил, – сказал он наконец. – Никто не поднял трубку. Я уже обратился к одному своему приятелю. Он частный сыщик и сейчас пытается напасть на след.

Вообще-то когда другой по доброте душевной подставляет ради вас свою шею, реагировать можно по-разному. Например, рассыпаться в благодарностях. Или горячо запротестовать: «Нет, нет, это совершенно излишне! Я сама справлюсь». Возможны и другие варианты.

– А вот и щетка! – сказала я и продемонстрировала свою покупку.

Уолтер со вздохом поднялся и удалился из гостиной. Проследовал куда-то по коридору. Я осталась торчать на пороге со своей идиотской зубной щеткой и тупостью мозга. Больше всего мне хотелось броситься наутек, но я не знала, как это сделать, не рискуя показаться полностью спятившей, поэтому сочла за лучшее просто дождаться развития событий.

Немного погодя Уолтер вернулся с банным полотенцем, ослепительно белым, как та незабываемая наволочка, пушистым и аккуратно сложенным втрое. У него, конечно же, была приходящая служанка, потому что мужик просто не может, не должен уметь с математической точностью складывать полотенца втрое. Это противоречит самой природе вещей.

Впрочем, Уолтер Бриггс противоречил всему, что я до сих пор знала. Воплощение всех женских мечтаний. Хозяин воздушного замка.

– Я свое дело сделал, теперь решать тебе. На мой взгляд, нужно как можно скорее обратиться в полицию, но это твоя жизнь, и я больше не стану тебя принуждать. А за то, что уже пытался, извини.

Просто удивительно, сколько доброты, сколько бескорыстия воплощает в себе простой жест – протянуть другому свое банное полотенце. Я приняла дар, не находя слов для благодарности.

– Ванная в конце коридора.

Я все еще не находила слов. Хотя всего-то и нужно было сказать «спасибо», я искала чего-то более емкого. И нашла.

– Не вздумай таращиться на мою задницу, когда я буду оттуда выходить!

– Иди, принимай свой душ. – Уолтер засмеялся, взял меня за плечи, мягко повернул и подтолкнул в нужном направлении.

Я пошла по коридору, призывно покачивая бедрами и очень надеясь, что он вот именно таращится. Хотелось обернуться и проверить, но я позорно струсила.

Поскольку ощущение чистоты и свежести было единственным подлинным удовольствием, доступным мне в последнее время, я провела в душе массу времени, а когда вернулась, на столе уже был сервирован ужин: бифштекс, картошка в фольге и салат. Из кухни появился Уолтер, снял фартук и перекинул через спинку стула.

– Все очень мило, – едко заметила я, выхватила из салатной миски морковку и, разжевав ее, невнятно добавила: – Но пока ты не сделал ничего по-настоящему впечатляющего.

Он поднял бровь. В который уже раз за сегодняшний день я от души прокляла свой длинный язык.

– То есть, конечно, сделал! – Я схватила его руку и потрясла ее. – И спасибо тебе большое! А на остальное не обращай внимания, вечно я сболтну что-нибудь дебильное. У меня, знаешь ли, проблемы с простым человеческим общением.

– Я так и понял. – Мимолетная, как луч, улыбка Уолтера заставила мое сердце екнуть. – Что касается твоего «спасибо»… что ж, всегда пожалуйста.

С гордостью скажу, что ужин прошел в теплой, дружеской обстановке, как то свойственно нормальным взрослым людям. Я вела себя безупречно, и маме могло бы, пожалуй, прийти в голову, что мне все же были привиты манеры настоящей леди. Я даже внесла свою лепту в домашнее хозяйство: вымыла посуду, предоставив Уолтеру спокойно допивать второй бокал вина. Закончив, я сложила кухонное полотенце втрое.

– Спасибо за ужин. Все было очень вкусно.

– Рад слышать. – Уолтер помолчал, не сводя с меня взгляда. – Как ты? Пришла в себя?

– Да, а что?

– У меня на этот счет есть сомнения.

– Почему это вдруг?

– Ты что-то подозрительно хорошо себя ведешь. Вся эта вежливость…

– Вот как? – Я скрестила руки на груди. – Хочешь сказать, что по натуре я груба и неотесанна?

– Удивительно! – всплеснул руками Уолтер. – С тобой что ни скажешь, тут же об этом жестоко пожалеешь.

– Я вежлива, мать твою! И требую, чтобы ты это признал!

– Хорошо, хорошо! – засмеялся он. – Беру обратно свои слова, причем абсолютно все, даже еще не сказанные.

Наступило то молчание, полное восхитительной напряженности, что возникает тогда, когда на первый план выходит физическое тяготение. Тут были и короткие вороватые взгляды, и неуверенные, тут же гаснущие улыбки, и учащенный стук сердец, и неловкие движения рук, которым хочется прикасаться и которые пытаются занять себя разглаживанием рукава или обшариванием карманов. Будь в комнате кто-то третий, он бы давно уже с криком выбежал, не выдержав такого напряжения.

Уолтер сдался первым: кашлянул, встал, сполоснул и вытер свой бокал, тем самым разрушив чары. Донышко мелодично звякнуло, когда он аккуратно поставил бокал на полку.

– Пока ты была в душе… – Он сказал это хрипловато и поспешно откашлялся. – Покаты была в душе, звонил мой приятель. На след он еще не вышел, но побывал в квартире, которую снимал твой бывший муж. Она кажется заброшенной.

Наши взгляды встретились. Я нервно глотнула.

– Это недобрый знак, верно?

Я ответила кивком, не решившись заговорить. Взгляды так и оставались прикованными друг к другу, и время все замедлялось и замедлялось, пока не остановилось вовсе. Звук собственного дыхания в тишине казался мне оглушительным.

Уолтер протянул руку. Я ждала сама не зная чего, но он лишь коснулся моей щеки самыми кончиками пальцев. И сразу убрал руку. Время сдвинулось с мертвой точки, воздух утратил пряную густоту, и все стало как всегда. Я смотрела, как Уолтер разворачивает и снова складывает кухонное полотенце, все еще чего-то ожидая, хотя ждать было уже нечего.

– Думаю, тебе лучше какое-то время побыть у меня, – наконец сказал он будничным тоном. – До тех пор, пока не разыщут Джорджа. Я почти не бываю дома, так что никто тебя не побеспокоит. – Он огляделся с неопределенной улыбкой. – Знаешь, это совсем иначе – когда не один в четырех стенах. Думаю, это наилучшее решение для нас обоих… – Он спохватился и уточнил: – Временное наилучшее решение.

Я молчала.

– Так что скажешь?

– Подожди! Я думаю.

Вновь он наступил, момент принятия решения, а с ним пришло сознание того, что я вот-вот совершу очередную ошибку. Просто совершу ее, что бы ни решила. Такова уж моя планида. К примеру, тот же Скорострел. О Джордже и говорить не приходится. Да взять хоть образование. Колледжей полным-полно, специализаций и уклонов тысячи – только выбирай. Ну и что выбрала я? Гуманитарные науки!

Я подняла взгляд на Уолтера. На его лице было выражение самой искренней озабоченности, какую мне только приходилось встречать в человеке. Это же надо так проникнуться чужой ситуацией! Ему что, своих проблем не хватает? За каким чертом еще нужно устраивать мою жизнь? Может, у него мозги набекрень? Скорее всего. Неужели даже больше, чем у меня? Вот это уже вряд ли. И все же, все же… человек настолько великодушный просто не может быть нормальным. Ну, а раз так, нельзя принимать его приглашение. Один Бог знает, чем это может кончиться. Мне вообще везет на разных чудиков.

Я взяла многострадальное полотенце, несколько раз его развернула и свернула втрое, а затем сказала:

– Ладно, я тут побуду.

Он не то чтобы улыбнулся, а просиял взглядом, так что в уголках глаз заложились крошечные… даже не морщинки, а морщиночки. Я едва удержалась, чтобы не дотронуться до них. Вообще хотелось как-то выразить свои чувства, хоть раз в жизни в открытую, без выкрутасов.

– Но если ты затеял эту аферу ради того, чтобы разжиться на халяву сексом, можешь не раскатывать губы – это тебе не светит!

– Ты себе все локти обкусаешь, если упустишь момент что-нибудь сморозить.

Я не нашла нужным отвечать на это замечание, только ухмыльнулась как можно наглее и независимее. Вопреки всем ожиданиям Уолтер вдруг привлек меня к себе, прижался подбородком к моей макушке и замер. Я тоже замерла и даже прикрыла глаза, чтобы лучше мечталось о том, что все это абсолютно нормально, что такой и может быть моя жизнь, стоит только захотеть. В глубине души я понимала, что меня всего лишь ненадолго занесло в воздушный замок, но без хорошей дозы мечтаний дальше было бы просто не протянуть.

– Вот номер телефона Тони, моего хорошего приятеля и частного сыщика. Это на всякий случай. Не открывай дверь, пока не посмотришь в «глазок» и не убедишься, что открывать стоит. А здесь я записал код системы безопасности.

Уолтер говорил и говорил, перечисляя пункты из длинного списка и добавляя новый после каждого глотка кофе, словно это каким-то образом стимулировало память.

– Избегай мест, где бывал или мог бывать твой бывший муж, а также тех, куда он может заглянуть в поисках тебя. Если заметишь хоть что-то подозрительное, сразу мне звони – вот тут я записал свой личный номер и прямой телефон офиса.

Я честно пыталась сохранять серьезный вид и после каждого пункта кивала, но очередной глоток кофе и новая порция полезной информации просто лишили мне самообладания.

– В чем дело? – нахмурился Уолтер, услышав смешок.

– Ни в чем. – Я заметила, что список, ко всему прочему, еще и напечатан. – Ты что, составлял его на компьютере?

– А что здесь такого? – Уолтер пожал плечами, однако заметно смутился. – Я стараюсь быть внимательным к деталям.

– Ну, понятное дело. Иначе ты не имел бы такого успеха как адвокат и не зарабатывал бы таких бешеных денег.

– Возможно. – Он взял услужливо протянутый кейс и наградил меня улыбкой. – Вечером увидимся. Или у тебя другие планы?

Против воли я расхохоталась:

– Другие планы? Когда я в последний раз решила просмотреть свой список кавалеров, это оказался чистый лист.

– Ну и хорошо, – рассеянно заметил Уолтер, приложился к моему лбу отеческим поцелуем и вышел.

Когда дверь за ним закрылась, я еще немного постояла в прихожей, потирая лоб, словно это могло стереть отпечаток поцелуя.

Отеческий поцелуй, а лоб все равно горит, как обожженный. Совсем плохо дело.

Естественное любопытство заставило меня совершить тур по дому, все-таки поразительно просторному для одинокого мужчины. В нем имелось целых три спальни, гостиная, столовая, кухня, кабинет (между прочим, все отдельное). Даже подвал был доведен до ума, и в случае необходимости там можно было удобно устроиться, во всяком случае, такому неприхотливому жильцу, как я. Разумеется, все блистало почти стерильной чистотой. Я прикинула, не разложить ли шутки ради по диванным подушкам свои колготки, но благоразумие восторжествовало.

Не в первый же день. Может, позже. Единственным признаком жизни в этом рекламном жилище была каминная полка в гостиной. По крайней мере, здесь хотя бы были расставлены фотографии, правда, в дорогих и, на мой взгляд, чересчур изящных рамках. С одной улыбалась женщина, очень похожая на Уолтера и как бы служившая живым фоном для трех детишек-погодков. Она могла приходиться хозяину дома сестрой. Пожилая пара (возможно, его родители) была сфотографирована в кругу танцующих. Я не обнаружила среди этой коллекции ни единого фото Мэгги и, если уж на то пошло, самого Уолтера. Впечатление складывалось такое, словно фотографии перешли к нему вместе с домом. Если бы не сходство с улыбающейся женщиной, я бы так и решила.

Побродив, я вернулась «к себе» и завалилась на кровать. Полежала, размышляя над тем, по какому принципу Мэгги выбирала это вышитое покрывало. Она явно предпочитала пурпурный всем другим цветам, а комнату обставляла по какому-нибудь модному на тот момент каталогу. Вряд ли ей могло привидеться даже в самом страшном сне, что однажды здесь поселится совсем другая женщина.

Эта мысль подбросила меня в постели, точно на батуте. В голову пришло: «Что я здесь делаю?!» У меня в квартире книги были набиты в коробки из-под консервов, выпрошенные в ближайшем магазине, а моя тяга к искусству вполне удовлетворялась дешевенькими оттисками из «Уолмарта». Мэгги наверняка так же ценила чистоту и порядок, как Уолтер. Они подходили друг другу. Спрашивается, чего ради умнику там, на небесах, вздумалось отнять ее и заменить мною?

Я соскочила с постели с ужасным ощущением человека, посягнувшего на то, что ему не принадлежит. Нужно срочно отсюда убираться! Меня немного пугала перспектива покинуть этот бастион, но поскольку я не собиралась соваться ни домой, ни в «Восьмой канал», то без труда убедила себя, что это сводит риск практически к нулю. Не станет же Джордж носиться по всему городу, разыскивая меня. Вряд ли вообще он будет особенно затрудняться. Не обнаружив меня дома, он скорее всего вылакает весь запас спиртного, обольет мочой все, что подвернется, и уберется восвояси. Да, он такой, мой избранник, рыцарь на белом коне.

К тому же у меня при себе неотлучно находится визитная карточка Уолтера, а значит, ничто не мешает мне в любой момент с ним связаться.

В прихожей я постояла, обшаривая в поисках ключей карманы той самой джинсовой куртки, что осквернила собой роскошную вешалку Уолтера, а заодно размышляя над тем, куда бы направиться. Хотелось побыть среди людей, которые не знают и знать ничего не хотят о подробностях моей личной жизни, а потому не ударятся в сочувствие. Пообщаться с кем-то, кто вывалит на меня лошадиную дозу дерьма и этим вернет чувство собственного достоинства, чувство принадлежности к этому миру.

Боне! Вот кто мне нужен – Боне.

– Ай! Чтоб вас черти взяли, Боне!

Я повернулась на сто восемьдесят градусов в очереди (в самом большом букинистическом магазине города за кофе всегда выстраивалась очередь) и оказалась лицом к лицу с Джо Бонсом. Он все еще держал на весу трость, которой только что чувствительно ткнул меня между лопатками. Учтите, что это самый дряхлый, самый полоумный и самый угольно-черный старикан в Теннеси.

Это также самый привередливый клиент, когда-либо попиравший своими плоскостопными ногами пол в штаб-квартире «Восьмого канала». Из всего вышесказанного следует, что я его просто обожаю.

– Какого дьявола тебе тут понадобилось? – прокаркал он (по большей части про него говорят: Боне – каркает), – Бьешь баклуши, сразу видно. Тебе что, нечем заняться? Работой или еще каким дерьмом?

Я обернулась. Очередь успела подвинуться. Наверстав упущенное, я вернулась к разговору:

– Скажем так, у меня сейчас промежуток между работами.

– Ха! Тебя вышибли, так прямо и скажи. И ты теперь без-ра-бот-ная! Я звонил на «Восьмой» и справлялся о тебе. Знаешь, что мне сказали? Что ты довыпендривалась до увольнения. Каково?

– И чего это наш дорогой Боне вдруг вздумал мне позвонить? – Я игриво повела глазами. – Неужели соскучился?

– Я не из тех дураков, которых хлебом не корми, а дай только соскучиться. – Он отфыркнулся, как старый мерин, и пошел прочь, постукивая тростью. – Если что, я у себя.

Очередь к тому времени донесла меня почти до прилавка. Еще пару минут я следила за тем, как Боне волочит себя через магазин и скрывается в боковом проходе. Он уже сумел поднять мне настроение, поэтому к прилавку я повернулась с улыбкой.

– Сделайте-ка мне «мокко гранде». Босс велел передать, что это за счет заведения.

– Этот Блейн Дауд – законченный дурак! – прокаркал Боне, выслушав рассказ о том, как я вылетела из «Восьмого канала».

Теперь можно было расслабиться и получать удовольствие, не затрудняясь дальнейшими подначками, – человеческий маразм быстро доводил Бонса до белого каления.

– Знаешь, что я сделаю? Расторгну договор с этой шарашкиной конторой.

– Круто! – одобрила я, поудобнее устраиваясь в большом мягком кресле со своим «мокко гранде». – Этим вы им покажете, кто есть кто. Кстати, Шелли когда-нибудь унаследует этот кабинет? Она же работает не покладая рук.

– Я это обмозговываю.

– Обмозгуйте лучше то, что можете загреметь прямехонько в ад за то, что ваша внучка руководит магазином из каморки размером с книжный шкаф.

– В ад я загремлю в любом случае, так уж лучше из большого удобного кабинета.

На самом деле кабинет Шелли был немногим меньше кабинета Бонса, и он знал, что я это знаю, однако нам обоим нравилось пикироваться по этому поводу, поэтому тема держалась.

– Ты вообще зачем явилась? – вдруг спросил он, высоко поднимая кустистые седые брови. – Работу ищешь?

– Нет, у меня сейчас тайм-аут.

– Что, надоело тянуть лямку?

– Ну… я не совсем уж на мели.

И верно, с учетом личных сбережений, чека на десять тысяч долларов и не до конца оприходованного содержания, что выплачивал мне Джордж, я могла позволить себе бить баклуши еще по меньшей мере полгода. Впрочем, я знала, что речь идет совсем не об этом.

– Совсем вас, молодежь, в наши дни сбили с панталыку! – каркнул Боне, тыча в меня крючковатым пальцем. – Вот возьми меня: мне почти девяносто, а я ни единого дня не провел без работы.

– Вы в самом деле назвали меня «молодежь» или мне послышалось? – засмеялась я.

– Что ты собираешься делать по поводу увольнения? Судиться? Если так, тебе нужен хороший адвокат. Есть он у тебя?

– Возможно, – ответила я, подмигнув.

– Только не говори, что трахаешься со своим адвокатом!

– Ох, ради Бога, Боне! – Я зевнула и потянулась, разминая мышцы. – Давайте я просто посижу тут с чашкой кофе, без этих шпилек.

– Это я к тому, что Шелли опять взяла да и залетела, – прокаркал этот иезуит, поблескивая маслинами глаз.

– Ваша внучка – замужняя женщина, а замужние женщины не залетают. Они беременеют. Залетают одинокие вроде меня. Рада за Шелли. Она здесь?

– Ну да, где же ей еще быть. В своей крохотной, как книжный шкаф, каморке. Стряпает рекламу вместе с той слезливой блондиночкой.

– Шутите?! – Я поперхнулась так, что «мокко гранде» вылетел наружу носом. – Хотите сказать, что вы теперь помыкаете Сьюзи? И уже заставили ее разреветься? По телефону или во время личного визита?

– Тужишься сменить тему? – хмыкнул Боне. – Не такой я дурак, чтобы купиться. Шелли уходит в декрет в январе, сразу после новогодних праздников.

Он сжал синеватые губы в линию и бросил на меня колючий взгляд из-под высоко поднятых бровей. Прекрасно понимая, чего он ждет, я все же сделала вид, что пропустила намек мимо ушей. Пусть знает, что и другие не покупаются так уж легко.

– Рада за нее.

– Не придуривайся! – Боне сердито скрипнул креслом, придвигаясь ближе. – Раз уж всем до смерти надоело смотреть, как ты выпендриваешься, могу взвалить эту обузу на себя. Будешь тут за всем присматривать, пока Шелли не вернется. Выйдешь в начале года, да чтоб без опозданий мне! По крайней мере будешь при деле. Видано ли, чтобы физически полноценная девчонка целыми днями бездельничала, как кошка или собака!

– А я физически полноценная? Умеете вы тронуть до глубины души.

– Да ну тебя!

Боне отодвинулся под пронзительный скрип ножек кресла по паркету. Я занялась своим кофе, и некоторое время в кабинете царила мирная тишина.

– Вот что, Боне, – в конце концов сказала я. – Если я наймусь ишачить на самого зловредного и ворчливого старикашку во всей Америке, придется признать, что мне позарез нужна работа.

– Вот и признай это.

Боне удовлетворенно расслабился в своем кресле, я – в своем. Передать не могу, как мне было хорошо. Все равно что после долгой разлуки вернуться в родной дом.

«Ванда… мм… Говорит Джим Маккиби. Я коммивояжер по продаже торговых автоматов. Так и не допер, зачем тебе это, но… короче, теперь ты знаешь. Счастливо оставаться!»

Я сидела на барной стойке в кухне Уолтера, с его телефоном возле уха, принимая со своего домашнего оставленные сообщения – между прочим, их оказалась ровным счетом дюжина. Два из них, правда, были по делу: одно от миссис Форини, консьержки, которая согласилась забирать для меня корреспонденцию и вообще поглядывать, не происходит ли чего подозрительного; второе от Дженнифер из «Хейстингс дейли репортер», насчет того, что мне компенсировали ущерб, вернув на счет уплаченную за объявление сумму. Это несколько примиряло с остальными десятью посланиями болванов, которым, как видно, было совсем уж нечем заняться.

«Приветик! Это… хи-хи, хи-хи, хи-хи-хи… это наверняка просто розыгрыш, но я все равно решила позвонить. Розыгрыш, ведь правда? Ну да, что же еще! Хи-хи, хи-хи-хи! Но все равно, вот она я, Александра. Если хочешь, позвони».