Текст книги "Том 12. Произведения 1885-1902 гг"
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)
Три сына. – Впервые притча была опубликована в сборнике «Цветник», изд. 2-ое. М., 1889. Предположительная дата ее написания – июнь 1887 года, поскольку в июле того же года Толстой сообщал в письме Черткову, что выслал ему выправленный текст.
Суратская кофейная. – Рассказ впервые опубликован в журнале «Северный вестник», 1893, № 1. Работа над ним относится к середине января 1887 года. Так, в письме к Черткову от 23 января Толстой писал: «Я перевел маленькую вещь… и пришлю вам ее на днях. Она выражает ту же мысль о том, что в разные веры веруем, а под одним богом ходим» (т. 86, с. 18). Рассказ является переложением одноименной новеллы французского писателя Жака Анри Бернардена де Сен-Пьера (1737–1814) «Le café de Surate», написанной в 1791 году.
Толстой, не меняя содержания рассказа, опустил некоторые детали в упростил язык. В конце 1892 года рассказ был послан в редакцию журнала «Северный вестник», вероятно, по просьбе ею издательницы Л. Я. Гуревич, незадолго перед тем побывавший в Ясной Поляне. В письме от 30 декабря 1892 года издательница сообщала Толстому: «Суратская кофейная»… прошла в январской книжке с изъятием (цензурным) лишь нескольких слов» (т. 29, с. 381). Этот же текст был включен Толстым в 1906 году и в «Круг чтения».
Крейцерова соната. – Впервые повесть была опубликована в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 13. «Произведения последних годов». М., 1891 (на титульном листе – 1890 г.).
Основой для замысла «Крейцеровой сонаты», по свидетельству самого Толстого, послужило письмо, полученное им от неизвестной женщины в феврале 1886 года (т. 27, с. 572–573). В Дневнике Толстой писал: «Так, основная мысль, скорее сказать, чувство, «Крейцеровой сонаты» принадлежит одной женщине, славянке, писавшей мне комическое по языку письмо, но замечательное по содержанию об угнетении женщин половыми требованиями» (т. 51, с. 40).
По словам С. А. Толстой, «мысль создать настоящий рассказ была ему (Толстому) внушена» актером В. Н. Андреевым-Бурлаком, который посетил писателя 20 июня 1887 года. Он же рассказал Толстому о судьбе случайного попутчика по железной дороге, которому изменила жена (С. А. Толстая. Дневники в двух томах, т. 1. М., 1978, с. 137).
Биограф Толстого П. И. Бирюков писал, что однажды скрипач Ю. И. Лясотта и С. Л. Толстой исполнили сонату Бетховена, посвященную Крейцеру. Она произвела особенное впечатление на Л. Н. Толстого и послужила одним из толчков к написанию повести. Среди слушателей были Ренин и Андреев-Бурлак, которым Толстой предложил каждому средствами своего искусства выразить чувства, вызываемые сонатой (П. И. Бирюков. Биография Л. Н. Толстого, т. 3. М., 1923, с. 104–105). Об этом же свидетельствует в «Моей жизни» С. А. Толстая: «Помню я, как Лев Николаевич говорил, что надо написать для Андреева-Бурлака рассказ от первою лица и чтобы кто-нибудь играл в то время «Крейцерову сонату», а Репин чтоб написал картину, содержание которой соответствовало бы рассказу. «Впечатление было бы потрясающее от этого соединения трех искусств», – говорил Лев Николаевич» («Новый мир», 1978, № 8, с. 69). И все же сведения П. И. Бирюкова об исполнении «Бетховенской сонаты» нуждаются в некотором уточнении. Известно, что летом 1887 года «Крейцерову сонату» вместе с Лясоттой исполняла блестящая пианистка Н. Д. Гельбиг (подробнее об этом см.: Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год, с. 120–121).
Еще об одном моменте, связанном с исполнением «Крейцеровой сонаты» еще в конце 70-х годов, читаем в воспоминаниях С. Л. Толстого: «Событием в музыкальном мире Ясной Поляны был приезд одного свойственника Льва Николаевича, Ипполита Михайловича Нагорнова, замечательного скрипача, мало выступавшего в концертах в России, но имевшего когда-то успех в Италии и Франции. Он много играл в Ясной Поляне, между прочим, «Крейцерову сонату», которая именно тогда произвела особенно сильное впечатление на Льва Николаевича. Может быть, уже в то время зародились те мысли и образы, которые впоследствии были так ярко выражены в повести «Крейцерова соната». Может быть, даже некоторые черты И. М. Нагорного послужили для характеристики Трухачевского» (С. Л. Толстой. Очерки былого. М., 1956, с. 380). Об этом же эпизоде упоминает И. Л. Толстой (см.: И. Л. Толстой. Мои воспоминания. М., 1969, с. 79). По воспоминаниям С. Л. Толстого, «во время написания «Крейцеровой сонаты» Лев Николаевич старался выяснить себе, какие именно чувства выражаются первым престо «Крейцеровой сонаты»; он говорил, что введение к первой части предупреждает о значительности того, что следует, что затем неопределенное волнующее чувство, изображаемое первой темой, и сдержанное, успокаивающееся чувство, изображаемое второй темой, – оба приводят к сильной, ясной, даже грубой мелодии заключительной партии, изображающей просто чувственность. Впоследствии, однако, Лев Николаевич отказался от мысли, что эта мелодия изображает чувственность. Так как, по его мнению, музыка не может изображать то или другое чувство, а лишь чувство вообще, то и эта мелодия есть изображение вообще ясного и сильного чувства, но какого именно, определить нельзя» (С. Л. Толстой. Очерки былого, с. 374).
Начало работы над повестью относится к октябрю 1887 года.
В процессе создания «Крейцерова соната» подвергалась многочисленным переработкам и коренным переделкам. 31 августа 1889 года Л. Н. Толстой записал в Дневнике: «Вечером читал всем «Крейцерову сонату». Подняло всех. Это очень нужно. Решил печатать в «Неделе» (т. 27, с. 580). Прежде чем повесть была завершена, ее текст (в восьмой редакции) начал распространяться в списках. Сначала повесть переписывали от руки, а затем стали размножать на литографах и гектографах. «Повесть всех подняла, задела за живое», – писала 30 октября 1889 года Кузминская С. А. Толстой. В «Неделе» (1890, № 6) была помещена такая заметка: «В Петербурге идут нескончаемые толки о «Крейцеровой сонате». Черновой набросок ее, неотделанный, незаконченный, прошедший в публику благодаря медвежьей услужливости друзей Л. Н. Толстого, – даже этот черновой список сделался событием» (т. 27, с. 588). А. А. Толстая вспоминала: «…казалось подчас, что публика, забыв все свои личные заботы, жила только литературой графа Толстого… Самые важные политические события редко завладевали всеми с такой силой и полнотой» (т. 27, с. 588). Уже незавершенная редакция породила печатные критические отклики и даже художественные произведения, одним из которых явился рассказ «По поводу «Крейцеровой сонаты» (из «Рассказов кстати») Н. С. Лескова. Эпиграфом он взял слова предпоследней редакции повести Толстого, которые отсутствуют в окончательном тексте: «Всякая девушка нравственно выше мужчины, потому что несравненно его чище. Девушка, выходящая замуж, всегда выше своего мужа. Она выше его и девушкой и становясь женщиной в пашем быту». Сын Толстого Лев Львович, познакомившись с повестью, написал рассказ «Прелюдия Шопена» («Новое время», 1888, июнь).
Предпоследняя редакция повести распространилась вопреки воле автора. Толстой писал Т. А. Кузминской в ноябре 1889 года: «Личное же мое желание об этой повести то, чтобы ее не давать читать, пока она не исправлена» (т. 27, с. 590). Чертков предлагал напечатать повесть в «Посреднике», на что получил согласие автора, но С. А. Толстая настояла на публикации в 13-й части готовящегося ею восьмого издания «Сочинений гр. Л. Н. Толстого». Решено было предварительно опубликовать «Крейцерову сонату» в «Неделе» Гайдебурова. «У него без цензуры. Иначе нельзя. И это решено, и решено женою, которая на это согласна», – писал Толстой 10 сентября 1889 года (т. 27, с. 591). Но публикация была отложена в связи с тем, что Толстой снова занялся переделкой повести.
Позже Толстой решил напечатать «Крейцерову сонату» в сборнике в память умершего в декабре 1888 года редактора «Русской мысли» С. А. Юрьева, и 14 января 1890 года он передал рукопись Н. И. Стороженко для опубликования. Но цензура запретила печатание повести. Она была набрана для 13-й части «Сочинений», но также запрещена. Тогда С. А. Толстая обратилась к министру внутренних дел И. И. Дурново с просьбой пропустить «Крейцерову сонату» в собрании сочинений, но получила отказ. 13 апреля 1891 года она добивается аудиенции у Александра III, после чего было наконец получено разрешение на печатание повести, но только в составе «Сочинений». Запрещение было снято в 1900 году.
15 апреля 1891 года Толстой писал Черткову: «Жена вчера приехала из Петербурга, где она видела государя и говорила с ним про меня и мои писанья – совершенно напрасно. Он обещал ей разрешить «Крейцерову сонату», чему я вовсе не рад. А что-нибудь скверное было в «Крейцеровой сонате». Она мне страшно опротивела, всякое воспоминание о ней. Что-нибудь было дурное в мотивах, руководивших мною при писании ее. Такую злобу она вызвала. Я даже вижу это дурное. Буду стараться, чтобы впредь этого не было, если придется что кончить» (т. 27, с. 596).
Острота постановки и важность проблемы, публицистичность повести, драматизм сюжета – все это предопределило высокий накал полемики вокруг «Крейцеровой сонаты», в которой приняли участие критики различных направлений: от революционных народников до церковнослужителей.
Нападки Толстого на современный брак с христианских позиций прежде всего обеспокоили русские православные круги.
В «Беседе о христианском супружестве против гр. Л. Толстого» (Одесса, 1890) архиепископ Никанор назвал «Крейцерову сонату» «богохульством» и «насмешкой над церковью». Но даже этот рьяный «защитник» нравственности вынужден был признать, что в повести Толстого «заключено много поражающей, неслыханной прежде правды…» (с. 8). А священник П. Городцев, не принимая толстовской философии, согласился с его мыслями о состоянии семьи и брака («О браке и о современном упадке семейной жизни. По поводу «Крейцеровой сонаты». СПб., 1891).
Профессор Казанской духовной академии А. Гусев объявил воззрения автора «Крейцеровой сонаты» вредными и неосновательными. Насколько превратно была понята им повесть, можно судить по его утверждению, что Толстой якобы считал, что «если на свете будет меньше людей, в таком случае они будут лучше есть, пить, одеваться и проч. и не будет существующей теперь нищеты» (А. Гусев. О браке и безбрачии. Против «Крейцеровой сонаты» и «Послесловия» к ней гр. Л. Толстого. Казань, 1891, с. 102).
Критик реакционного «Русского вестника» Ю. Елагин, не отрицая реализма повести, упрекал автора за односторонность, искажающую действительность. По его мнению, писатель изменил принципам собственного творчества и создал произведение в духе западных реалистов. «И пусть граф Толстой, – писал критик, – отрекается от самим им созданных прекрасных образов, пусть он вместе с Мефистофелем признает их «бредом наяву», а мы все-таки ему не поверим, мы все-таки знаем, что жили на свете Кити и Левин и что они любили друг друга любовью чистою и прекрасною» («Русский вестник», 1891, № 2, с. 340).
Н. К. Михайловский в заметках о повести, публиковавшихся в ряде номеров журнала «Русская мысль» за 1891–1892 годы, не разделяя философии Толстого, высоко оценивает его как художника. Критик выступал против отождествления взглядов автора и героя «Крейцеровой сонаты». При этом он обращал внимание на отсутствие в произведении авторских «указаний», позволяющих дать четкое разделение двух позиций: героя и писателя.
«Крейцерова соната» есть во всяком случае художественное произведение, а Позднышев – художественный образ. В какой мере автор вложил ему в уста свои собственные убеждения и в какой мере эти убеждения видоизменяются тем особенным положением, в которое Позднышев поставлен фабулой повести, об этом можно только догадываться» (Н. К. Михайловский. Литература и жизнь. (Письма о разных разностях). СПб., 1892, с. 81).
Другой критик «Русской мысли», М. Протопопов, в статье «Психологический вопрос. (По поводу повести Льва Толстого «Крейцерова соната»)» правильно указал на двойственность героя, разрываемого самыми противоречивыми побуждениями: «Вся беда Позднышева в том, что он человек не цельный, а половинчатый…» («Русская мысль», 1891, № 8, с. 139). Однако это верное наблюдение не помешало М. Протопопову приписать все мысли героя автору повести.
Сразу же по прочтении повести, А. П. Чехов писал А. Н. Плещееву: «… едва ли можно найти что-нибудь равносильное по важности замысла и красоте исполнения. Не говоря уж о художественных достоинствах, которые местами поразительны, спасибо повести за одно то, что она до крайности возбуждает мысль. Читая ее, едва удерживаешься, чтобы не крикнуть: «Это правда!» или «Это нелепо!» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Письма, т. 4. М., 1976, с. 18). Спустя некоторое время, он уже сдержаннее отозвался о повести: «До поездки <на Сахалин> «Крейцерова соната» была для меня событием, а теперь она мне смешна и кажется бестолковой…» (там же, с. 147).
В тексте, в том месте главы XXIII, где рассказывается о начале исполнения «Крейцеровой сонаты», учтено исправление, сделанное С. А. Толстой в соответствии с последовательностью вступления инструментов: начинает скрипка и только через несколько тактов вступает рояль (см.: «Литературное наследство», т. 69, ни. 2. М., 1961, с. 452).
Послесловие к «Крейцеровой сонате». – Впервые опубликовано вместе с повестью в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 13. «Произведения последних годов». М., 1891. Первая редакция «Послесловия» датирована 6 декабря 1889 года. Начало работы над ним относится, по-видимому, к концу октября 1889 года. 1 ноября в ответ на письмо В. Г. Черткова с советом дать «в какой-нибудь форме… более всестороннее освещение вопроса» Толстой сообщает: «Я даже начал писать послесловие, ответ на вопрос: что думает сам автор о предмете рассказа. Я бы желал написать это. Как бог даст» (т. 86, с. 271). Таким образом, «Послесловие», начатое еще до того, как писатель стал получать от читателей письма с просьбами разъяснить повесть (см.: Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год, с. 202), закончено было в апреле
1890 года. Оно, как и повесть, еще до напечатания распространилось в списках. Толстой писал о «Послесловии»: «Я не то, что доволен послесловием. И форма изложения, и порядок, и мера – все неверно, но мысли, высказанные там, верны, искренни, и я с величайшим напряжением и радостью открывал их» (т. 87, с. 24).
Предполагалось печатать «Послесловие» в журн. «Вопросы философии и психологии», но по документам Московского цензурного комитета очевидно, что из Петербурга последовало запрещение.
В июне 1890 года молодой И. А. Бунин, пораженный «Послесловием», послал Толстому свое первое письмо и просил разрешения приехать в Ясную Поляну («Новый мир», 1956, № 10, с. 197).
Чехов критически оценивал «Послесловие», сравнивая его с «Выбранными местами из переписки с друзьями» Гоголя. Он писал: «Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше», которые я презираю… Диоген плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к черту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «Холстомера» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Письма, т. 4. М., 1976, с. 270).
Дьявол. – Впервые опубликовано в изд.: «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», под ред. В. Г. Черткова, т. 1. М., 1911.
Толстой датировал повесть 19 ноября 1889 года. Вся повесть была написана за десять дней. Второй вариант конца (эпизод убийства Степаниды) относится к апрелю – маю 1890 года. Но и после написания нового конца повести Толстой не считал ее завершенной, не хотел печатать и рукопись спрятал в обшивке кресла в своем кабинете, опасаясь взрыва ревности со стороны жены (см.: Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год, с. 178–179).
В повести отразились личные переживания Толстого, связанные с увлечением в молодости яснополянской крестьянкой Аксиньей Базыкиной, а в возрасте 49 лет – кухаркой Домной, с чувством к которой он боролся.
Сюжетная основа повести отражает реальные события из жизни тульского судебного следователя H. H. Фридерихса, который через три месяца после женитьбы на девушке-дворянке убил крестьянку Степаниду Муницыну, с которой прежде у него была связь, выстрелом из револьвера. Позже, через два месяца, его самого нашли раздавленным поездом. Погиб он вследствие близорукости или преднамеренно – осталось неизвестным. В Дневнике Толстого повесть называлась «историей Фридерикса».
Франсуаза. – Впервые рассказ опубликован в газете «Новое время», № 5366, 5 февраля 1891 года. Это переложение рассказа Г. Мопассана «Le port» («Порт»). Рассказ Мопассана – «ужасной силы и цинизма» – произвел на Толстого сильное впечатление прежде всего своим нравственным содержанием (т. 87, с. 51). Работа над переводом шла в октябре 1890 года. Вначале Толстой назвал его «Всё наши сестры», стремясь выявить мысль, об окружающих людях как о близких, родных, но при публикации возникли осложнения с названием. Названия менялись несколько раз: «Обычное удовольствие молодых людей», «У девок», пока по совету Н. С. Лескова Толстой не остановился на имени героини – Франсуаза. При публикации рассказа в 1891 году издатель Суворин, заботясь о «приличном тоне», внес многочисленные изменения в текст. Циркуляром от 15 мая 1895 года рассказ был запрещен к переизданиям.
Дорого стоит. – Впервые был издан в Англии в 1890 году, где вышел в сборнике произведений Толстого, запрещенных цензурой, в изд-ве «Свободное слово», основанном В. Г. Чертковым. В России рассказ был опубликован впервые в 1901 году, в издании М. Клюкина.
Толстой пересказал отрывок из очерка Мопассана «Sur l'eau» («На воде», 1888). Работал над ним Толстой в октябре 1890 года.
Карма. – Впервые Толстой опубликовал его в журн. «Северный вестник», 1894, № 12. Это вольный пересказ одноименной сказки американского писателя Поля Каруса (1852–1919), опубликованной им в его религиозно-философском журнале «The open court» («Открытая трибуна») в 1894 году. В 1895 году рассказ решением Московского губернского цензурного комитета был запрещен к изданию отдельной брошюрой.
Сон молодого царя. – Впервые опубликован в изд.: «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», т. 2. Берлин, 1912.
Набросок был написан в середине декабря 1894 года. В Дневнике от 25 декабря 1894 года есть единственная запись об этом рассказе: «…писал Сон мо(лодого) царя…» (т. 52, с. 156).
20 октября 1894 года умер царь Александр III. Толстой был возмущен отношением официальных кругов общества, лживо восхвалявших умершего и его деятельность. В Дневнике 10 ноября он писал: «Помню только то, что шествие через Москву с гробом было очевидным лицедейством, которое должны были производить цари. Такое лицедейство они производят всю жизнь: в этом проходит вся их жизнь» (т. 52, с. 154). В таком настроении был начат рассказ «Сон молодого царя». Создавая его, Толстой имел в виду дать урок правды новому царю Николаю II, открыть глаза на ужасы, творившиеся в России. Но вскоре писатель понял тщетность своих намерений. Речь Николая II перед земскими представителями 17 января 1895 года он назвал (в Дневнике) «дерзкой» (т. 53, с. 4.).
Рассказ остался неоконченным и при жизни Толстого не публиковался.
Три притчи. – Впервые опубликован в изд.: «Почин. Сборник Общества любителей российской словесности на 1895 год». М., 1895.
Одна из притч, вошедших в сборник, была написана в 1893, две другие – в 1895 году. К изданию отдельной книжкой «Три притчи» не были допущены Московским губернским цензурным комитетом в 1895 году.
Хозяин и работник. – Впервые рассказ почти одновременно появился в журн. «Северный вестник», 1895, № 3, в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 14 и в изд-ве «Посредник», 1895. В первые дни своего появления рассказ был перепечатан почти всеми газетами. «Ни одно литературное произведение в России, – отмечалось в газ. «Неделя» (1895, № 12), – не распространялось с такой быстротой, как новый рассказ Л. Н. Толстого «Хозяин и работник». Черновые наброски рассказа датируются 6 и 13 сентября 1894 года. П. И. Бирюков в «Биографии Л. Н. Толстого» указывает, что мысль о таком рассказе могла прийти в результате событий холодной и голодной зимы 1892–1893 годов, когда Толстой возглавил широкое общественное движение в помощь голодающим крестьянам. Писатель жил тогда вместе со своими помощниками в центре голодающего края – в селе Бегичевке Рязанской губернии, организовывал столовые для крестьян, особенно для детей и стариков.
Рассказ произвел сильное впечатление. «Боже мой, как хорошо, бесценный Лев Николаевич! – писал Толстому H. H. Страхов. – В первый раз я читал, торопясь и отрываясь на несколько часов, и все-таки у меня осталась в памяти всякая черта. Василий Андреич, Никита, Мухортый стали моими давнишними знакомыми. Как ясно, что Василий Андреевич под хмельком! Его страх, его спасение в любви удивительно! Удивительно! А Мухортый ушел от него к Никите… целая драма, простейшая, яснейшая и потрясающая» (Цит. по изд.: H. H. Гусев. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, т. 2. М., 1960, с. 164).
В письме дочери Толстого Т. Л. Сухотиной В. В. Стасов заметил: «Мы тут все, вся Россия, а пожалуй и вся Европа, объедаемся теперь до обжорства, до положения риз новой книгой Вашего отца: «Хозяин и работник»… Какая скульптура!» (Сб. Гос. Толстовского музея. М., 1937, с. 274–275).
В статье «Удобная мораль» М. Протопопов говорил об отсутствии в образе Никиты активного, творческого начала и человеческого достоинства: «Никита учит нас покорности… Тут прозябание, тут неумолимые законы природы, но причем тут творческие силы человека?» («Русское богатство», 1895, № 4, с. 177). «Ничто от нас не зависит – мы зависим от всего – вот, мне кажется, философская мысль «Хозяина и работника», – утверждал критик М. О. Меньшиков («Книжки недели», 1895, № 5, с. 187). Н. К. Михайловскому, выступившему в обзоре «Литература и жизнь» с критикой рассказа, мораль его показалась навязчивой. «…Если же он, – писал он о поступке Василия Андреича, – действительно забыл о себе и только о спасении Никиты думал, то это для него слишком неожиданный, слишком немотивированный поступок, – ведь он только что было предательски бросил Никиту на произвол судьбы, чтобы спастись самому» («Русское богатство», 1895, № 3, с. 143).
Отец Сергий. – Повесть впервые опубликована в изд.: «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», под ред. В. Г. Черткова, т. 1. М., 1911.
Замысел повести возник у Толстого на рубеже 1889–1890 годов. Первым в него был посвящен В. Г. Чертков. В Дневнике Толстого (запись от 3 февраля 1890 года) намечены важные сюжетные узлы будущей повести. Вскоре после этого Толстой выполнил обещание, данное Черткову, – записать рассказ об отце Сергии (т. 87, с. 12–17). Летом 1890 года после четырехмесячного перерыва работа над повестью возобновилась.
6 июня 1890 года в своем Дневнике Толстой записал: «Начал Отца Сергия и вдумался в него. Весь интерес – психологические стадии, которые он проходит» (т. 51, с. 47).
Работа продолжалась в июле и августе; в сентябре Толстой сообщил Черткову: «Сергия я начал писать, и он мне очень понравился, то есть разросся сюжет и хотелось выразить то, что думал о нем. Не берусь же за него, потому что на дороге стоит все заключение к провозглашению Гаррисона и «Катехизис» Ballou» (речь идет о «Провозглашении основ, принятых членами общества, основанного для установления между людьми всеобщего мира» Вильяма Ллойда Гаррисона (1805–1879) и «Катехизисе непротивления» Адина Баллу (1803–1890); оба документа были положены в основу сочинения «Царство божие внутри вас» (т. 87, с. 47).
16 февраля 1891 года Толстой писал Черткову: «О Сергии не смею думать. А кое-как не хочется. Я его и отложил оттого, что он очень мне дорог» (т. 87, с. 71). В этом письме прозвучала важная для Толстого мысль о том, что «борьба с похотью тут эпизод, или скорее одна ступень, главная борьба с другим – с славой людской» (т. 87, с. 71).
Летом 1891 года Толстой работал над продолжением повести, а потом отложил ее.
В сентябре Толстой едет в Епифанский уезд, где был неурожай, и берет с собой рукопись, «…к удивлению недурно, как есть, – записал он в Дневнике 25 сентября. – Начал поправлять начало, но не пошло» (т. 52, с. 55).
Вернулся к этой повести Толстой лишь в 1898 году, когда потребовались средства для духоборов, переселявшихся в Канаду от преследований царского правительства. Правда, в 1895 году (запись в Дневнике от 18 марта) он «один раз немного пописал к «Отцу Сергию», но не хорошо» (т. 53, с. 13).
«Нынче совсем неожиданно, – писал он в Дневнике 12 июня 1898 года, – стал доканчивать «Сергия» (т, 53, с, 197).
8 октября 1900 года Толстой рассказал М. Горькому, во время приезда его в Ясную Поляну, содержание повести. На Горькою даже этот пересказ произвел сильное впечатление: «…я слушал рассказ, ошеломленный и красотой изложения, и простотой, и идеей, – вспоминал писатель (М. Горький. Собр. соч., т. 28, М., 1954, с. 137).
В последние годы Толстой не возвращался к повести. При его жизни был опубликован лишь один отрывок в виде факсимиле страницы из автографа.
Две различные версии истории улья с лубочной крышкой. – Впервые этот рассказ, написаний в 1900 году, опубликован в изд.: «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», под ред. В. Г. Черткова, т. 2. Берлин, 1912.
Разрушение ада и восстановление его. – Впервые напечатано в Англии в изд.: «Разрушение ада и восстановление его» Льва Николаевича Толстого», под ред. В. Г. Черткова в 1903 году.
25 сентября 1889 года в письме к Черткову Толстой впервые упоминает о замысле легенды
«Восстановление ада». Осенью 1902 года в письме к нему же Толстой сообщал: «…теперь пишу легенду о дьяволе, которая должна служить иллюстрацией «К духовенству» (т. 88, с. 280). Закончена легенда 17 ноября 1902 года.
Эту легенду Толстой услышал от сказителя былин олонецкого крестьянина В. П. Щеголенка и решил использовать ее как «иллюстрацию» к статье «Обращение к духовенству».
Мать. – Впервые опубликовано в изд. «Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого», под ред. В. Г. Черткова, т. 3. М., 1912. Повесть не была завершена. В Дневник от 8 апреля 1890 года Толстой писал: «Воспитанье детей то есть губленье их, эгоизм родителей и лицемерие. Повесть вроде Ивана Ильича» (т. 51, с. 33). Толстой работал над повестью в апреле – мае 1891 года. Так, 25 марта он писал в Дневнике: «Ходил гулять и очень, как редко, живо представил – воспитание художественное. Лопухину. Мать. Вопрос матери. Записки матери» (т. 52, с. 24). И еще через два дня: «…думал о записках матери. Все яснеет. Не знаю, что будет» (т. 52, с. 25). В мае Толстой диктовал дочери Татьяне Львовне, как это видно из дневниковой записи 22 мая, «начало Записок» – «Вступление к истории матери». И позже писатель возвращался к мысли о продолжении повести. Об этом свидетельствует дневниковая запись от 12 марта 1895 года (т. 53, с. 11). «Мать» значится среди сюжетов (т. 54, с. 340), которые «стоит и можно обработать, как должно» (запись от 13 декабря 1897 года; т. 53, с. 170).
Кто прав? – Рассказ впервые опубликован в 1911 году в изд-ве «Посредник» и в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 12. «Сочинения последних годов». М., 1911. Рассказ не был завершен. Работать над ним Толстой начал в ноябре 1891 года, когда находился в Бегичевке Рязанской губернии с целью оказания помощи голодающим крестьянам.
Рассказ был обещан в сборник в помощь голодающим. Однако это издание, задуманное Д. Д. Оболенским, осуществлено не было.
17 ноября 1891 года Толстой нечаянно послал Софье Андреевне вместо статьи о голоде начало этого рассказа. Рассказ вошел в составленный Толстым список произведений, которые не были окончены, но «хорошо бы окончить» (т. 54, с. 340).
