Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898 гг."
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
CARTHAGO DELENDA EST [1898]
«La Vita Internazionale» и «L’Humanité Nouvelle» прислали мне следующее письмо:
Monsieur,
Dans le but d’être utile au développement des idées humanitaires et da la civilisation «La Vita Internazionale» (Milan) avec l’appui de «L’Humanité Nouvelle» (Paris et Bruxelles), a cru devoir s’intéresser au difficile problème qui dernièrement s’est montré dans toute sa gravité et son importance à cause de la délicate question pour laquelle la France et le monde entier se sont passionnés si vivement: nous voulons parler du problème de la guerre et du militarisme. A cette fin, nous prions tous ceux qui en Europe dans la politique, les sciences, les arts, dans le mouvement ouvrier, parmi les militaires mêmes occupent la place la plus éminente, de contribuer à cette oeuvre hautement civilisatrice en nous envoyant les réponses au questionnaire suivant:
1. – La guerre parmi les nations civilisées est-elle encore voulue par l’histoire, par le droit, par le progrès?
2. – Quels sont les effets intellectuels, moraux, phisiques, économiques, politiques, du militarisme?
3. – Quelles sont les solutions qu’il convient de donner, dans l’interêt de l’avenir de la civilisation mondiale, aux graves problèmes de la guerre et du militarisme?
4. – Quels sont les moyens conduisant le plus rapidement possible à ces solutions?7272
[Чтобы быть полезным развитию человечных и цивилизаторских идей, «La Vita Internazionale» (Милан) при содействии «L’Humanité Nouvelle» (Париж и Брюссель) сочла своим долгом принять участие в решении трудной задачи, которая недавно выступила во всей своей значительности по поводу щекотливого вопроса, живо взволновавшего Францию и весь мир; мы говорим о войне и о милитаризме. Поэтому мы просим всех людей, занимающих видное место в Европе в области политики, науки, искусства, в рабочем движении и даже среди военных, присоединиться к этому высокоцивилизаторскому делу и прислать нам ответы на следующие вопросы:
1. – Требуют ли войны между цивилизованными народами история, право, прогресс?
2. – Каковы последствия милитаризма – интеллектуальные, нравственные, физические, экономические и политические?
3. – Каковы должны быть решения вопросов войны и милитаризма для пользы будущего всемирной цивилизации?
4. – Каковы средства, ведущие скорейшим путем к таким решениям?]
[Закрыть]
Не могу скрыть того чувства отвращения, негодования и даже отчаяния, которое вызвало во мне это письмо. Люди нашего христианского мира, просвещенные, разумные, добрые, исповедующие закон любви и братства, считающие убийство ужасным преступлением, неспособные, за самыми редкими исключениями, убить животное, все эти люди вдруг, при известных условиях, когда эти преступления называются войной, не только признают должным и законным разорение, грабеж и убийство людей, но сами содействуют этим грабежам и убийствам, приготовляются к ним, участвуют в них, гордятся ими. При этом повторяется всегда и везде одно и то же явление, а именно то, что огромное большинство людей, все рабочие люди, те самые, которые производят грабежи и убийства и несут всю тяжесть этого дела, не затевают, не приготавливают, не желают этих убийств, а участвуют в них, против своей воли, только потому, что они поставлены в такое положение и так настроены, что им кажется, каждому отдельно, что им будет хуже, если они откажутся от участия в этих грабежах и убийствах и приготовлениях к ним; затевает же, приготавливает эти грабежи и убийства и заставляет рабочий народ совершать их – очень незначительное меньшинство, живущее в роскоши и праздности на труды рабочих. Обман этот происходит уже давно, но в последнее время дерзость обманывающих дошла до последней степени: большая доля произведений труда отбирается у рабочих и употребляется на приготовления к грабежам и убийствам. Во всех конституционных государствах Европы сами рабочие, все без исключения, призываются к участию в этих грабежах и убийствах, умышленно усложняются всё больше и больше международные отношения, долженствующие привести к войне, разграбляются без всякого повода мирные страны, каждый год где-нибудь грабят и убивают и все живут под постоянным страхом всеобщего взаимного грабежа и убийства. Казалось бы, очевидно, что если происходит такое явление, то происходит оно оттого, что большие массы обмануты меньшинством, которому выгоден этот обман, и что потому первое дело тех, которые хотят избавить людей от бедствий этих взаимных грабежей и убийств, должно состоять в том, чтобы разоблачить обман, в котором находятся массы, указать массам, как совершается обман, чем он поддерживается и как освободиться от него. Но просвещенные люди Европы не делают ничего подобного, а под предлогом содействия установлению мира сначала собираются то в одном, то в другом городе Европы и с серьезнейшими лицами садятся за столы и рассуждают о том, каким образом лучше уговорить тех разбойников, которые живут своим разбоем, чтобы они перестали разбойничать и стали бы мирными гражданами, а потом задают глубокомысленные вопросы: первый о том, требует ли (est-elle voulue) войны история, право, прогресс, как будто выдуманные нами фикции могут требовать от нас отступления от основного нравственного закона нашей жизни ; второй вопрос – какие могут быть последствия войны, как будто может быть какое-нибудь сомнение в том, что последствиями войны всегда будут всеобщее бедствие и всеобщее развращение; и, наконец, третий вопрос, как разрешить проблему войны, как будто существует какая-то трудная проблема о том, как освободить обманутых людей от того обмана, который мы ясно видим.
Ведь это ужасно. Мы видим, например, что здоровые, покойные, часто счастливые люди из года в год приезжают в игорные вертепы вроде Монте Карло и оставляют там для выгоды содержателей этих вертепов свое здоровье, спокойствие, честь, часто жизнь. Нам жалко этих людей, мы ясно видим, что обман, которому подвергаются эти люди, состоит в тех соблазнах, которыми заманиваются игроки, в неровности шансов и в увлечении игроков, хотя и знающих, что в общем они всегда будут в проигрыше, все-таки надеющихся быть хоть один раз счастливее других. Всё это совершенно ясно. И вот для того, чтобы избавить людей от этих бедствий, мы вместо того чтобы указать им на соблазны, которым они подвергаются, на то, что они наверно проиграют, на безнравственность игры, основанной на ожидании несчастья других, мы с важными лицами собираемся в заседания и обсуждаем вопросы о том, как бы устроить так, чтобы содержатели игорных домов добровольно закрыли свои учреждения, пишем об этом книги и задаем себе вопросы о том, не требуют ли история, право и прогресс существования игорных домов, какие могут быть последствия от рулетки: экономические, интеллектуальные, нравственные и др.
Если человек пьянствует и я ему скажу, что он может сам перестать пьянствовать и должен сделать это, то есть надежда, что он меня послушается; но если я скажу ему, что пьянство его составляет сложную и трудную проблему, которую мы, ученые люди, постараемся разрешить в наших собраниях, то все вероятия за то, что он, ожидая разрешения проблемы, будет продолжать пьянствовать. То же и с ложными и утонченными научными, внешними средствами прекращения войны, вроде международных судилищ, третейского суда и т. п. глупостей, когда мы при этом старательно умалчиваем о самом простом и существенном средстве прекращения войны, бросающемся в глаза каждому. Для того, чтобы люди, которым не нужна война, не воевали, не нужно ни международного права, ни третейского суда, ни международных судилищ, ни разрешения вопросов, а нужно только людям, подлежащим обману, очнуться, освободиться от того spell, от того околдования, в котором они находятся. Средство для того, чтобы не было войны, состоит в том, чтобы не воевали те, которым не нужна война, которые считают грехом участие в ней. Средство это проповедывалось с древнейших времен христианскими писателями – Тертуллианом, Оригеном, проповедывалось павликианами и продолжателями их менонитами, квакерами, гернгутерами; про средство это писали Даймонд, Гаррисон, Балу; вот уже скоро 20 лет тому назад и я всячески разъяснял грех, вред и безумие военной службы. Средство это и применялось уже давно и в последнее время стало особенно часто применяться как отдельными лицами в Австрии, Пруссии, Швеции, Голландии, Швейцарии, России, так и целыми обществами, как квакеры, менониты, назарены и в последнее время духоборы, целое пятнадцатитысячное население которых вот теперь уже третий год борется с могущественным русским правительством, несмотря на все страдания, которым их подвергают, не уступая ему в его требованиях участия в преступлениях военной службы.
Но просвещенные друзья мира не только не предлагают это средство, но терпеть не могут упоминания о нем, и когда слышат про него, то делают вид, что не замечают, или если и замечают, то с важным видом пожимают плечами, высказывая сожаление о тех необразованных и неразумных людях, употребляющих такое недействительное, глупое средство, когда у них есть такое хорошее, состоящее в том, чтобы посыпать соли на хвост той птицы, которую хочешь поймать, т. е. уговорить правительства, живущие только насилием и обманом, отказаться от этого насилия и обмана.
Говорят: возникающие между правительствами недоразумения будут разрешаться судилищами или третейским судом. Но правительства вовсе не желают разрешения недоразумений; напротив, правительства выдумывают недоразумения, если их нет, потому что только недоразумения с другими правительствами дают им повод содержать то войско, на котором основана их власть. Так стараются просвещенные друзья мира отвести глаза рабочего, страдающего народа от единственного средства, освобождающего его от рабства, в котором держат его с детских лет патриотизмом, потом с помощью продажных жрецов извращенного христианства, связывая людей клятвой и, наконец, пугая их наказаниями.
В наше время установившегося близкого мирного общения между людьми разных народностей и государств обман патриотизма, всегда требующий преимущества одного государства или народности перед другими и потому всегда вовлекающий людей в бесполезные и губительные войны, уже слишком очевиден, чтобы разумные люди нашего времени не освобождались от него; в обман обязательности религиозной клятвы, явно запрещенной тем евангелием, которое исповедуют правительства, слава богу, верят всё меньше и меньше, так что действительным препятствием для отказа от участия в военной службе для огромного большинства людей есть только страх наказаний, налагаемых правительствами за такие отказы. Но и страх этот есть только следствие обмана правительств и не имеет никакого основания, кроме гипноза.
Правительства могут и должны бояться отказывающихся и действительно боятся их, потому что каждый отказ подрывает тот престиж обмана, в котором правительства держат людей, но отказывающимся нет никакого основания бояться требующего преступления правительства. Отказываясь от военной службы, всякий человек рискует гораздо меньше, чем он рискует, поступая на службу. Отказ от военной службы и наказание – тюрьма, изгнание есть часто только выгодное страхование себя от опасностей военной службы. Поступая на службу, всякий человек рискует тем, что он будет участвовать в войне, для чего он и приготовляется, и на войне попадет в такое положение, в котором он, в самых тяжелых, мучительных условиях, будет как приговоренный к смерти почти наверное убит или изувечен, как это я видел в Севастополе, где полк приходил на бастион, на котором уже было выбито два полка, и стоял там до тех пор, пока и этот новый полк был весь уничтожен. Другая, уже более выгодная случайность та, что поступивший не будет убит, но только заболеет и умрет от нездоровых условий военной службы. Третья случайность та, что, получив оскорбление, он не выдержит, скажет грубость начальнику, нарушит дисциплину и подвергнется наказанию худшему, чем то, которому он подвергался бы, отказавшись от военной службы. Самая же выгодная случайность та, что, вместо тюрьмы или ссылки, которой подвергнется отказавшийся от военной службы, человек проведет три или пять лет своей жизни в упражнениях к убийству, в развратной среде и такой же неволе, как и в тюрьме, но только в унизительной покорности развратным людям.
Это во-первых. Во-вторых, отказываясь от военной службы, всякий человек, как это ни невероятно, все-таки может рассчитывать на то, что ему не придется нести никакого наказания, что его отказ будет тем последним обличением обмана правительств, вследствие которого нельзя уже будет наказывать, потому что не найдется уже более настолько одураченных людей, чтобы они могли содействовать наказанию того человека, который отказался участвовать в их угнетении. Так что подчинение требованиям военной службы есть, очевидно, только подчинение гипнозу толпы, есть совершенно бесполезное прыгание Панурговых овец в воду на явную погибель.
Но, кроме расчета выгоды, есть еще другая причина, которая должна побудить всякого свободного от гипноза и понимающего значение своих поступков человека к отказу от военной службы. Каждый человек не может не желать того, чтобы жизнь его не была бесцельным, никому не нужным существованием, а была бы служением богу и людям. Часто человек проживает жизнь, не находя случая этого служения. Призыв к участию в военной службе есть этот случай, представляющийся каждому человеку нашего времени. Всякий человек, отказываясь от личного участия в военной службе, как призывающийся или как плательщик податей тому правительству, которое употребляет эти подати на военное дело, служит отказом этим великую службу богу и людям, потому что этим отказом самым действительным способом содействует движению вперед человечества к тому лучшему общественному устройству, к которому стремится и должно придти человечество.
Но мало того, что выгодно отказаться от участия в военной службе и что должно это сделать, большинству людей нашего времени, если только они свободны от гипноза, невозможно не отказаться от военной службы. Для всякого человека есть поступки нравственно невозможные, столь же невозможные, как невозможны бывают действия физические. И таким нравственно невозможным поступком для огромного большинства людей нашего времени, если только человек свободен от гипноза, есть обещание рабского повиновения чуждым и безнравственным людям, заведомо имеющим целью убийство людей.
А потому всякому человеку нашего времени не только выгодно и должно отказаться от участия в военной службе, но даже невозможно не сделать этого, если только он свободен от одурения гипноза.
«Но что же будет, когда все люди откажутся от военной службы и не будет узды и страха на злых, и злые восторжествуют, и не будет защиты от диких – от желтой расы, – которые придут и завоюют нас».
Не буду говорить о том, что злые уже давно восторжествовали и торжествуют, и, борясь между собой, давно уже властвуют над христианами, так что нельзя бояться того, что давно уже совершилось, не буду говорить и о том, что страх перед дикими и желтыми, которых мы старательно раздражаем и обучаем войне, за есть пустая отговорка, что для воображаемой защиты от этих диких и желтых достаточно одной сотой части войск, которые теперь содержит Европа, не буду говорить про это потому, что рассуждения о том, что может произойти вообще для мира от такого или иного нашего поступка, не могут служить руководством наших поступков и нашей деятельности. Человеку дано другое руководство, и руководство несомненное – руководство его совести, следуя которому, он несомненно знает, что делает то, что должно. И потому все рассуждения о той опасности, которая предстоит отдельному человеку, отказывающемуся от военной службы, так же как и о том, какая опасность грозит миру вследствие таких отказов, всё это частицы того огромного и ужасного обмана, которым опутано христианское человечество и который старательно поддерживается правительствами, живущими этим обманом.
Оттого, что человек будет поступать так, как велит ему его разум, его совесть, его бог, может выйти только всё самое хорошее, как для него, так и для мира.
Люди нашего времени жалуются на дурное течение жизни в нашем христианском мире. Да разве это может быть иначе, когда всеми нами признан в сознании провозглашенный за тысячи лет тому назад не только основной божеский закон «не убий», но и закон любви и братства всех людей, и, когда, несмотря на это, каждый мужчина нашего европейского мира на деле отрекается от этого, признаваемого им, основного закона бога и, по приказанию президента, императора, министра, Николая, Вильгельма, наряжается в дурацкий костюм, берет орудия убийства и говорит: «я готов, – кого велят, буду бить, разорять, убивать».
Каково же должно быть общество, составленное из таких людей? Общество это должно быть ужасно, и действительно оно ужасно.
Опомнитесь, братья, не слушайте вы ни тех злодеев, которые с детства заражают вас дьявольским, противным добру и истине, духом патриотизма, нужным только для того, чтобы лишить вас и вашего имущества, и вашей свободы, и вашего человеческого достоинства, ни тех старых обманщиков, которые проповедуют войну во имя бога, ими выдуманного, жестокого и мстительного и извращенного ими лживого христианства, ни еще менее этих новых саддукеев, которые во имя науки и просвещения, желая только продолжения существующего порядка, собираются на собрания, пишут книги и говорят речи, обещая устроить добрую и мирную жизнь людям без их усилия. Не верьте им. Верьте одному своему чувству, говорящему вам, что вы не животные и не рабы, а люди свободные, ответственные за свои поступки и потому не могущие быть убийцами ни по своей воле, ни по воле распорядителей, живущих этими убийствами. И стоит вам только опомниться, чтоб увидать весь ужас и безумие того, что вы делали и делаете, и, увидав, перестать делать то зло, которое вы сами ненавидите и которое губит вас.
А перестанете делать зло, которое сами ненавидите, и исчезнут сами собой, без вашего усилия, как совы от дневного света, те теперь властвующие обманщики, которые сначала развращают, а потом мучают вас, и сложатся сами собой те новые человеческие, братские условия жизни, которых жаждет уставшее от страданий и измученное обманом, завязшее в неразрешимых противоречиях христианское человечество.
Пусть только каждый человек без всяких хитроумных и сложных соображений и предположений ИСПОЛНИТ ТО, что ему в наше время несомненно говорит его совесть, и он узнает справедливость слов евангелия: «Кто хочет творить волю его, тот узнает о сем учении, от бога ли оно, или я сам от себя говорю» (Иоанн. VII, 17).
Л. Толстой.
23 апреля 1898 г.
ЧЕРНОВОЕ, НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОКОНЧЕННОЕ
[ПИСЬМО В ИНОСТРАННЫЕ ГАЗЕТЫ ПО ПОВОДУ ГОНЕНИЙ НА КАВКАЗСКИХ ДУХОБОРОВ]
Дорогой друг.
В настоящую минуту на Кавказе происходит гонение на христиан духоборцев. И, право, кажется, что мучители, хотя и в другом роде, но не менее жестоки и глухи к страданиям своих жертв и жертвы не менее тверды и мужественны, чем мучители и мученики времен Диоклетиана. Нельзя оставаться спокойным, зная об этих совершающихся делах, а я невольно близко знаю про них и не могу не попытаться сделать то, что могу, для того, чтобы облегчить положение жертв и, главное, грех мучителей, всегда не знающих, что творят.
Средств помочь и тем и другим не только у нас в России, но нигде в мире нет других, кроме света истины и увещания тех, которые в заблуждении своем, преследуя и обижая последователей Христа, думают, что они делают этим угодное богу. Обратиться прямо к лицам, творящим зло, я не могу и потому, что их слишком много, начиная от царя, которого уверили, что гонение на духоборцев есть необходимое дело, до последнего казака, воображающего, что, разоряя, оскорбляя, побивая своего брата духоборца, он [не] только не делает зло, но поступает хорошо, исполняя присягу, и потому, что они не захотят слушать меня; сделать это через русскую печать я тоже не могу,7373
Зачеркнуто: вследствие того молчания обо всех злых делах правительства, которое наложено на русскую прессу.
[Закрыть] потому что то, что я напишу об этом, не пропустит цензура и ни одна бесцензурная газета не напечатает, и потому мне остается одно: говорить через иностранную печать, что я и делаю, обращаясь к вам и прося вас отдать это мое письмо для напечатания в какую-нибудь из самых распространенных газет: Times, Daily News, Daily Chronicle или другие,7474
Зач.: с тем, чтобы гонители увидали то зло, которое они делают, и, устыдясь, прекратили его.
[Закрыть] те, в которых вы найдете возможным напечатать это известие.
Дело вот в чем.
В Закавказье в начале нынешнего столетия были выселены из южных губерний7575
Зачеркнуто: христиане, т. е. так называемые духоборцы, за их образ мыслей, основанный на учении Христа, и за вытекающее из него поведение.
[Закрыть] более строгие, чем церковные христиане, последователи учения Христа, получившие название духоборцев. Верования духоборцев не какие-нибудь особенные, как это любят представлять люди, враждебные учению Христа, а всё те же верования – исполнения в жизни учения Христа, которые исповедывали с древнейших времен все так называемые секты: павликиане, богомилы, альбигойцы и в позднейшее время квакеры, менониты, штундисты, назарены, верования, одна из выдающихся черт которых состоит в том, что христианин не может совершать насилия и участвовать в них. Так веровали и духоборцы и отказывались от присяги и военной службы7676
Зач.: безропотно переносили за это всякие гонения, иногда очень жестокие.
[Закрыть] и за это были преследуемы, гонимы и под конец сосланы на Кавказ. Здесь, на Кавказе, несмотря на то, что духоборцы поселены были на нагорных, менее плодородных местах и что они были разорены переселением и не находили помощи в правительстве, они очень скоро, благодаря своему трудолюбию, взаимной помощи и трезвой общинной жизни, они очень скоро размножились и разбогатели. Теперь их всех на Кавказе до 20 тысяч, и все они отличаются от других кавказских жителей не только благосостоянием, грамотностью, но даже и внешним видом: все они замечательно рослые, сильные, красивые люди.
С духоборцами случилось то, что обыкновенно случается с замыкающимися в самих себя и вследствие того процветающими религиозными общинами: материальное благосостояние их увеличивается, но религиозное сознание понижается. То же сделалось и с духоборцами на Кавказе. Они постепенно богатели и по мере обогащения делали разные всё большие и большие уступки против своих первоначальных верований и дошли до того, что уже судом и насилием стали защищать свою собственность, присягали и поступали в военную службу. Так продолжалось несколько десятков лет. Но в последнее время, лет 8 тому назад, после смерти предпоследнего их руководителя Калмыкова и потом его вдовы, бывшей одно время их руководительницей, Лукерьи Калмыковой, среди них произошли внутренние раздоры преимущественно по поводу управления и употребления их больших, в несколько сот тысяч собравшихся общинных капиталов. После смерти Лукерьи Калмыковой руководители и управители сиротским домом и капиталом выбрали молодого глубоко религиозного человека Петра Веригина, который хотел прекратить злоупотребления, вкравшиеся в управление капиталами. Старики, заведывавшие капиталом, хотели подкупить Веригина, но, получив отказ, выставили Веригина бунтовщиком, человеком, желавшим основать отдельное царство, и, подкупив русское начальство, добились того, что Веригина, как всегда делается в России, без суда и тайно сослали сначала в Архангельскую губернию, а потом, за то что он при вступлении нового царя на престол отказался от присяги и, кроме того, вследствие своей христианской жизни имел влияние и на тамошних жителей из Архангельской губ., выслали в дальний край Сибири – в Березов.
В нынешнем 95 году, в то время как его пересылали из Архангельска в Березов, мне удалось войти в сношение с ним и видеть его брата и друга, приехавших в Москву, чтобы видеться с ним и другим его другом, который добровольно жил с ним уже 2 года в изгнании в Архангельской губернии и ехал теперь в Березов. И этого друга я видел, но самого Веригина мне не удалось видеть, так как [он] очень строго содержался, как преступник, в тюрьме. Люди эти имеют внешность обыкновенных образованных людей. Они одеты в европейские платья, сюртуки, пальто, бреют бороды, оставляя усы, очень по внешности опрятны и необыкновенно кротко вежливы и несколько торжественны в приемах. Все они за исключением друга, жившего с Веригиным, чрезвычайно рослые, сильные люди. Один из них – старик, необыкновенно сохранившийся, как это бывает только с людьми, ведущими трудовую, нравственную жизнь. В беседах с этими людьми я убедился, что верования духоборцев были верования всех тех людей, которые со времени проповеди христианства исповедывали его, а не подделанное вместо Христова церковное учение: верования эти состоят в том, что человек есть сын божий, обязанный исполнять волю отца, воля же отца состоит в том, чтобы содействовать установлению царства божия. Средство же установления царства божия есть признание братства всех людей и уничтожение вражды и насилия, а установление любви и согласия. Так что, исполняя волю бога, человек вместе с тем и достигает и своего спасения и своего высшего блага. И потому духоборцы, как и все истинные христиане, не признают ни насилия, ни наказаний, ни войны, ни убийства животных, ни даже права защиты насилием. Веригина сослали и отвезли в Березов, но движение, поднятое им среди духоборцев, не только не ослабевало, но всё усиливалось. Очень многие из духоборцев отказались присягать новому царю и в нынешнем же году 11-ть человек солдат духоборцев, уже служивших в полках, отказались от военной службы. Вслед за этими солдатами и запасные и рядовые из духоборцев принесли начальству свои билеты, объявив, что они служить не будут. После этого, 28 июня 1895 года, духоборцы, живущие в Ахалкалакском уезде Тифлисской губернии, снесли в одну кучу в поле, около села Спасского, всё свое имевшееся у них оружие и, обложив его дровами и углем и облив керосином, сожгли, показав этим, что не только некоторые лица из их общины, но все они отказываются от защиты своей собственности и самих себя оружием, что имеет особенно значение на Кавказе, где ношение оружия составляет не только обычай, но считается необходимостью для защиты от диких горцев, часто нападающих на жителей на дорогах и даже в селениях.
К костру собралось много народа, были мужчины, женщины и дети. В то время как оружие горело, духоборцы пели духовные псалмы. Костер горел всю ночь, и народ не расходился.7777
Зачеркнуто: Сведения эти и дальнейшие я имею от моего друга кн. Хилкова, человека в высшей степени правдивого и религиозного и потому не решившего бы утверждать то, что не могло бы быть доказано. Князь Хилков этот – тот человек, которого за то, что он, бросив службу, где его ожидала блест[ящая] карье[ра], отдав большое свое имение крестьянам, поселился среди них, работал, как и они, и не скрывал от них своих мыслей, которого за это сослали на 6 лет в одну из самых худших местностей Кавказа и у которого отняли по высочайшему повелению его двух детей (6-м[есячного] мальчика и 4-х л[етнюю] девочку) и отдали их бабке, враждебно расположенной к сыну, под тем предлогом, что дети не крещены по православному обряду. Кн. Хилков пишет следующее:
[Закрыть] Сведения эти и дальнейшие я имею от моего друга, человека в высшей степени правдивого и религиозного, который поэтому не стал бы утверждать того, в чем не был бы уверен. Он пишет мне, что это сожжение было выставлено в глазах начальства бунтом, и туда были посланы казаки, которые атаковали безоружную толпу духоборцев, налетев на них лошадьми. Духоборцы мужчины, как пишет Х[илков], поставив в середину женщин и детей, а сами взявшись рука с рукой, так встретили нападение казаков. Несколько человек было ранено лошадьми, и четыре человека убиты до смерти. После этого губернатор потребовал к себе духоборцев и стал спрашивать стариков, будут ли они служить в военной службе. Старики отвечали, что они уже стары и что их, вероятно, не потребуют. Тогда губернатор потребовал трех запасных рядовых и спросил их, будут ли они служить. Они ответили, что не будут, потому что это противно учению Христа, и, вынув свои билеты, отдали их губернатору. Тогда этих людей стали бить и, как это делалось с древнехристианскими мучениками, спрашивать их после истязаний, отрекаются ли они от Христа и соглашаются ли стать человекоубийцами, и мучимые духоборцы, как древние мученики, отвечали, что не отрекаются и служить не будут. Тогда их били еще и еще, как пишет Х[илков], несколько дней, и духоборцы, как древние мученики, остались верны Христу. После этого в дома непокорных духоборцев были поставлены постоем казаки, где, само собой разумеется, они предались всякого рода насилиям над жителями. Но и казаки, как пишет Х[илков], были покорены мужеством и кротостью духоборцев и, как передавали ему, «заскучали», т. е. им стало совестно, и они поняли, что дело, которое их заставляют делать, дурное. И тогда на место казаков была вызвана лезгинская милиция, состоящая из людей совершенно диких и чуждых христианству.
В другом же месте, именно в Карсе, как пишет Х[илков], происходило следующее:
Там тоже солдаты духоборцы отдали свои ружья начальству, объявили, что они без надобности, так как они их употреблять уже не будут. Там начальство объявило отказавшимся духоборцам, что их повесят, если они не возьмут ружей. Духоборы ружей не взяли. Тогда начальство построило виселицу, сшило саваны и со всею торжественностью, употребляющейся в казнях, вывело отказавшихся духоборов к казни. Перед виселицей начальство в последний раз обратилось к духоборам с вопросом, будут ли они служить. Они отвечали, что не будут, и попросили только позволения помолиться. Когда они кончили молитву, на них надели саваны, но, увидав их непреклонность и не имея еще разрешения свыше о предании их смертной казни, должны были снять с них саваны и признать себя побежденными.
В настоящее время духоборческие селения продолжают быть заняты войсками, в них никого не впускают и из них, и духоборцы целыми семьями выгоняются из своих домов и куда-то увозятся. Всё это – атака казаков, поранение многих и убийство четырех человек, истязания, производившиеся над запасными солдатами, отказавшимися от службы, угрозы и нравственные пытки, производившиеся в Карсе, насилия, производившиеся сначала казаками, поселенными в духоборческих селениях, а потом лезгинской милицией, всё это известно мне по письму Хилкова. И сведения эти, несмотря на всё желание Хилкова быть точным, могут быть преувеличены, могут быть и неполны, так как Хилков сам находится в ссылке под присмотром полиции и не может свободно переезжать с места на место и, кроме того, начальством, как всегда, принимаются все меры для того, чтобы скрыть то, что делается им. Но почти в то же время, как я получил письмо Хилкова, в газете Биржевые Ведомости от 24 июня7878
Описка. Следует: 24 июля.
[Закрыть] появилось следующее известие, и известие это, подтверждающее самое существенное из того, что сказано в письме Хилкова и не получившее со стороны правительства опровержения, может быть признано совершенно достоверным.7979
В этом месте в рукописи поперек текста рукою Толстого написано: Тут известие.
[Закрыть]
Вот это известие, представляющее в самом мягком и минимальном виде то, что совершилось и совершается. 11 человек приговорены к самому ужасному наказанию и побоям за то, что они хотят исполнять, как они понимают его, учение Христа, подвергаясь всем угрожающим за это бедствиям. Люди, переведенные в разряд штрафованных, подлежат телесному наказанию розгами и потому находятся в полной власти всякого своего начальника, который может их истязать их, как ему вздумается.
И 400 семейств, жены, дети, старики разоряются, повергаются в нищету и лишаются своей родины только за то, что они – отцы, жены и дети тех людей, которые, исповедуя учение Христа, хотят исполнять его.
Я надеюсь скоро получить более точные сведения обо всем этом деле от нашего друга, поехавшего на место, и сообщу вам или той газете, которая напечатает это мое письмо, то, что узнаю. Если же бы газета, которой вы передадите это письмо, послала туда своего корреспондента для исследования совершающегося, то я думаю, что она сделала бы то, что должно, потому что дело это, по моему мнению, огромной, исключительной важности. Не говоря уже о том, что исследование этого дела и оглашение его может избавить тысячи людей от страданий за свои христианские, признаваемые нами высшими, верования, может, что еще важнее, избавить правительственных людей, от царя до казака, от участия и ответственности в совершении этих жестоких дел, может содействовать разрешению того назревшего в наше время вопроса, который нельзя уже обходить, но который так или иначе подлежит разрешению людей именно нашего времени, главная важность этого дела состоит в том, что в этом случае повторяется то, что уже проявлялось несколько раз в последнее время: неизбежное столкновение насильнического склада жизни, признающего себя христианским, с теми истинно христианскими поступками людей, которые никакими ухищрениями мысли признать нельзя нехристианскими и которых нельзя не только не одобрять, но которыми нельзя не восхищаться, потому что нельзя не признать, что люди, поступающие так, поступают так во имя самых высших свойств души челове[че]ской, без признания высоты которых человечество падает на степень животного существования. Такие столкновения проявляются в последнее время везде и всё чаще и чаще, начиная от отказа от присяги на подданство, присяги в суде, участия в суде и до отказа от военной службы как отдельных лиц в России и в других государствах, где введена воинская повинность, так и отказа целыми общинами, как назарены в Австрии и духоборы и штундисты в России. И христианским правительствам уже пора перестать, как страус, прятать голову перед поднимающимся их обличителем – христианским духом, которым проникаются люди нашего времени, и дать ясный и прямой ответ на требования этого духа: или отречься от насилия, т. е. от себя как правительства, или отречься от Христа, т. е. от добра и истины, служащих8080
Написано: служащими
[Закрыть] единственным оправданием существования правительства. И потому исследование того дела, о котором я пишу и в котором с особенной яркостью выразилось это столкновение отживающего насильственного порядка с зарождающимся христианским поведением, кроме того практического добра, которое оно принесет, избавив мучеников от страданий, а мучителей от их заблуждения, особенно важно. И чем больше прольется света на это дело, тем лучше.
