Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая"
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Первый слой рукописи. Вместо зач. текста написан текст след, варианта.
[Закрыть]
<Ростовы продолжали жить в Москве всем семейством, ждали каждый день Nicolas, которому было написано, что его присутствие необходимо, что ему надо выйти в отставку для того, чтобы заняться делами. Продажа дома и подмосковной всё оттягивалась от беспечности графа. Уже всё говорило о войне с Наполеоном. Граф Растопчин был назначен главнокомандующим в Москву, и слышно было, государь проехал в Вильно к армии. Все военные [245]245
Зачеркнуто:все мущины
[Закрыть]: Борис, Анатоль, Долохов – были при армии. Но в Москве не было пусто и много веселились. Но Ростовы мало ездили в свет и мало принимали не оттого, что дела шли хуже, а оттого, что Наташа, к удивлению родителей, сказала им, что она отказала князю Андрею и что ей скучно ездить на балы. Она целые дни проводила одна в своей комнате, ничего не делая, не читая, ни поя, ни играя. Она очень побледнела и похудела. Призываемые доктора предписывали ей рассеяние, но она не хотела переменять своего образа жизни. С Соней она была ласкова, но никогда не говорила ни об Андрее, ни об Анатоле и сердито плакала, когда ей напоминали о том или другом.
Она редко оживлялась только с Петей, который готовился к университету и которому было теперь 15 лет, и с другим старым Петей – Pierr’oм, который часто эту зиму езжал к ним и с которым она [246]246
Зач.:раза два серьезно и со слезами говорила о князе Андрее о своем отказе ему, о том, что она не может
[Закрыть]оставалась в веселых, шуточных отношениях. – Pierre сказал ей раз потом, что он на днях ждет в Москву своего друга князя Андрея, не нужно ли ей что-нибудь передать ему. Ах, нет, ничего. Нет, не говорите ему, что вы со мной видитесь.> [247]247
На полях:Всё всегда известно. И история Анатоля с Наташей была известна с прибавками клеветы всей Москве.
[Закрыть]
Граф был в отчаянии, он выписал жену, и оба ходили за Наташей, как за больной. Доктора ездили к ней, но прямо говорили, что болезнь нравственная. Наташа мало ела, мало спала и ничего не делала, сидела на одном месте, изредка говоря ничтожные вещи. Когда ей напоминали о к[нязе] Андрее [248]248
к[нязе] Андрее позднее исправлено из:том
[Закрыть]или [249]249
Зачеркнуто:другом и надписано:Анатоле
[Закрыть]Анатоле, она сердито плакала. Больше всех она любила быть с братом Петей и с ним иногда смеялась. Другой человек, с которым она оживлялась иногда, был Pierre. Pierre целые дни проводил у Ростовых и с нежностью и деликатностью, которую одна Наташа вполне ценила, обращался с ней. [250]250
Зач.:Он иногда смешил ее, но
[Закрыть]
На страстной неделе Наташа говела, но она не хотела говеть со всеми в приходской церкви. Она с няней отпросилась говеть особенно в известной няне особенной церкви Успенья на плоту. Там особенный был священник, очень строгий и высокой жизни, как говорила няня. Няня была верный человек, и потому Наташу пустили с нею. Каждую ночь няня в 3 часа со свечой будила [251]251
Зач.:разоспавшуюся
[Закрыть]Наташу. Она [252]252
Зач.:зябла
[Закрыть]испуганно – не проспала ли? – вскакивала, озябшая, умывалась, одевалась, и повязавшись платочком – [253]253
З ач.:нужно было
[Закрыть]«дух смиренномудрия», – вспоминала каждый раз Наташа, узлом завязывая вокруг себя ковровый платок. И в одну лошадку, на пошевнях, они ехали к заутрене, иногда шли пешком по темным улицам и обледенелым тротуарам. В Успеньи на плоту, где уже дьячки, и священник, и прихожане признали Наташу, она становилась перед иконой божьей матери, вделанной в зад клироса, освещенной ярким светом маленьких свеч, и, вглядываясь в кривое, черное, но небесно-кроткое и спокойное лицо божьей матери, – молилась за себя, за свои грехи, за свои злодейства, за свою будущую жизнь, за врагов своих и за весь род человеческий [254]254
Окончание фразы вписано на полях позднее.
[Закрыть]и особенно за человека, которому она сделала жестокое зло.
Иногда к иконе, перед которой стояла Наташа и которая пользовалась большою верою прихожан, проталкивались, несмотря на сердитую защиту няни, не имевшей смиренномудрия Наташи, проталкивались мещане, мужики и [255]255
Зач.:бабы
[Закрыть]низкого сословия народ, и, не признавая Наташу за барышню, били ее по плечу, покрытому ковровым платком, свечой и шептали: «матушке» [256]256
Зач.:или «празднику»
[Закрыть], и Наташа радостно, смиренно своими тонкими, похудевшими пальцами бережно устанавливала всё отлеплявшуюся свечу и скромно, как дворовые, прятала свои без перчаток руки под ковровый платок. Когда [257]257
Зачеркнуто:молились
[Закрыть]читали Часы, Наташа старательно вслушивалась в молитвы и старалась душою следить за ними. Когда она не понимала, что бывало чаще, когда речь шла о лядвиях и поругании, она что-то поддумывала под эти слова, и душа ее в эти минуты еще больше исполнялась умилением перед своею мерзостью и перед благостью неведомого бога и его святых. Когда дьякон, знакомый ей, как друг близкий, дьякон с русыми волосами, которые он, всякий раз далеко отставляя большой палец, выправлял из-под ризы, когда дьякон читал «миром господу помолимся», Наташа радовалась, что она миром, со всеми одинаково, молится, и радостно крестилась и кланялась и следила за каждым словом о плавающих и путешествующих (тут она вспоминала ясно, спокойно всякий раз о князе Андрее, только как о человеке, и молилась за него). О любящих и ненавидящих нас – тут она вспоминала о своих домашних – любящих – и об Анатоле – ненавидящих нас. [258]258
Зач.:Она молилась
[Закрыть]Ей особенно радостно было молиться и за него. Она знала теперь, что он был враг ее. И постоянно ей всё недоставало врагов, чтобы молиться за них. Она причисляла к ним всех кредиторов и всех тех, которые имели дела с ее отцом. Потом, когда молились за царскую фамилию, она всякий раз преодолевала в себе чувство сомнения: зачем так много молиться за них особенно, и низко кланялась и крестилась, говоря себе, что это – гордость и что и они люди. Также усердно молилась она и за синод, говоря себе, что она также любит и жалеет священствующий правительствующий синод. [259]259
Зач.:Но когда отворялись царские двери и вокруг них
[Закрыть]Когда читали Евангелие, она радовалась и ликовала, произнося предшествующие чтению слова: «слава тебе, господи», и считала себя счастливою, что она слышит эти слова, имеющие каждое для нее особое значение. Но когда отворялись царские двери и вокруг нее шептали набожно: «Милосердия двери», или когда выходил священник с дарами, или слышны были таинственные возгласы священника за царскими дверями и читали «Верую», Наташа наклоняла голову и радостно ужасалась перед величием и непостижимостью бога, и слезы лились по ее похудевшим щекам. Она не пропускала ни заутрени, ни часов, ни всенощной. Она падала ниц при словах: «свет Христов просвещает всех» и с ужасом думала о том святотатце, который бы выглянул в это время и увидал, что делается над их головами. Она помногу раз в день просила «бога владыку живота ее» отнять от нее дух праздности... и дать ей дух... Она с ужасом следила за происходившими на ее глазах страданиями Христа. Страшная неделя, как говорила няня, страсти, плащаница, черные ризы – всё это смутно, неясно отражалось в душе Наташи, но одно было ей ясно: «да будет воля твоя». «Господи, возьми меня», говорила она со слезами, когда путалась во всей сложности этих радостных впечатлений. [260]260
Зачеркнуто:В середу она ввечеру у всех в доме просила прощения. Особенно плакала она, прося прощения у Сони. Она теперь в первый раз призналась ей, что она была несправедлива, что Соня спасла ее, что она никогда не любила А[натоля], а что она всегда и на всю жизнь будет любить к[нязя] А[ндрея], но никогда не будет его женою.
[Закрыть]В середу она попросила мать пригласить Pierr’а, и в этот же день она, запершись одна в комнате, написала письмо князю Андрею. После нескольких брульонов она остановилась на следующем: «Приготовляясь к высокому таинству исповеди и причащения, мне нужно просить у вас прощения за зло, которое я сделала вам. Я обещала никого не любить, кроме вас, но я так порочна была, что я полюбила другого и обманула вас. Ради бога, для этого дня, простите меня и забудьте недостойную вас». Это письмо она передала Pierr’у и попросила его передать князю Андрею, который, она знала, был в Москве.
Pierre возвратился вечером с ответом князя Андрея.
< – Ну, что? – спросила Наташа, красная и дрожащая. – Простил?
– О, да, – отвечал Pierre, – но...
– Нет, ничего, – закричала Наташа, – я никогда не буду его женою. Вы знаете, что я люблю и любила его одного, но я не достойна его.
Pierre ничего не сказал, потому что он не имел ничего утешительного сказать Наташе. Князь Андрей, которого он нашел твердым, веселым и спокойным, в первый раз в жизни вышел из себя и с трясущимися губами сказал Pierr’у:
– Ежели ты хочешь быть моим другом, никогда, никогда не говори мне о ней. Я спокоен и счастлив и ей не желаю зла. Только, ради нашей дружбы, никогда, никогда не упоминай о ней.>
Она отпросилась у матери, удивлявшейся и боявшейся за религиозную страстность дочери, исповедоваться не дома, а в церкви у отца Анисима в Успеньи на плоту. Там она за ширмочками у крылоса и исповедовалась, между кучером и купцом и его женою. Священник Анисим, усталый от тяжелой службы, ласково и небрежно взглянул на Наташу, покрыл ее эпитрахилью и грустно выслушал ее, с рыданиями вырвавшиеся, признания. Он отпустил ее с коротким и простым увещанием не грешить, которое Наташа поняла так, как будто каждое слово это выходило с неба. Она пришла домой пешком и в первый раз со дня театра, спокойная и счастливая, заснула.
На другой день она еще счастливее пришла после причастия, и с тех пор графиня с радостью заметила, что Наташа стала оживать. Она принимала участие в делах жизни, пела иногда, много читала из книг, которые ей привозил Pierre, сделавшийся домашним человеком в доме Ростовых, но уже никогда к ней не возвращалась прежняя живость и веселость. Она постоянно перед всеми имела вид и тон виноватой, для которой всё было слишком хорошо по ее преступлениям.
<Ростовы зажились всю весну и лето в Москве. Сначала задержали дела, потом уж не к чему было. Pierre жил также в Москве, во-1-х, потому, что там не было его жены, во-2-х, потому, что нигде он не был более, как рыба в воде, как в Москве, в-3-х, потому, что тут жили Ростовы, у которых он бывал каждый день. [261]261
На полях:Н[аташа] хочет приподняться и не может, как птица.
В Москве получен Манифест.
[Закрыть]
В 1-х числах июля было получено письмо Nicolas. Всё семейство в сборе сидело в кабинете графа. Графиня держала платок, граф, весь красный, сидел, держась за ручки кресла. [262]262
Зачеркнуто:Наташа смотрела то на того, [то на] другого блестящими глазами и хотела уйти и не смела.
[Закрыть]Соня, с видимым усилием над собой, читала. Наташа, опустив глаза, смотрела то вперед себя, задумчиво, то на Петю. [263]263
Далее до конца абзаца позднейшая вставка на полях.
[Закрыть]Наташа теперь во всем, даже в письме брата, видела одни свои стыд и горе. Слушая письмо брата, она думала о том, как он понимает ее разрыв с князем Андреем и узнает ли он когда-нибудь всё, что было.
Петя с блестящими глазами, красный, оглядывался, и особенно на Наташу. Пете было 14 лет, он готовился к университету, но ему яснее всех было, что он никогда не приготовится, потому что не только плохо учится, но забывает то, что выучит. Когда Соня прочла то место, в котором Nicolas говорил, что отечество дороже всего, старый граф засопел, как будто откупорили стклянку с уксусной солью под самым его носом, и графиня, видимо, решительно не понимая, что такое значило отечество, одобрительно покачала головой.
– Да, он прав, он прав, главное, – сказал граф, целуя руку плачущей жены. – Что делать, такое время. Я горжусь им. Отечество... – Граф не договорил. Слово отечество было привычно непреодолимо трогательно для него.
– Всё ж [?] он не жалеет меня, – сказала графиня.
– Маменька, уж в скольких он был сражениях, а я так знаю, знаю, что он останется жив, – сказала Наташа. – Маменька, разве вы не верите, что бог оставит вам его?..
Все замолчали. Так странны были от Наташи эти простые, наивные, краткие слова.
– Петя, принеси воды maman, – сказал старый граф.
Петя встал, еще раз вспыхнув, и вместо того, чтобы идти за водой, он подошел к отцу и, сжав левый кулак, начал им махать еще прежде, чем говорить, и заговорил: [264]264
На полях:Оболенский, ему 15 лет – поступил.
[Закрыть]
– От того, что он правду пишет истинную... от того, что я принесу, может и всякий принести воды, а я вам хотел сказать, что, когда дело коснулось отечества, так я не хочу на печи лежать... а я пойду на войну, как вы хотите... потому что я не могу, когда сам государь всех призывает...
Как ни долго и мучительно одиноко, уже недели 2, передумывал эту речь маленький Ростов, она не произвела не только ожидаемого им, но никакого действия. На него оглянулись.
– Полно, перестаньте, Петя, – недовольно сказала графиня.
– Ну, ну, воин, – шутливо сказал Илья Андреич.
Петя оглянулся за сочувствием на Наташу, которой он сообщил прежде свои планы и в сочувствии которой он был уверен, но и Наташа делала ему неодобрительные знаки, означавшие, что теперь ему лучше замолчать об этом.
– Коли так и все против меня, я прямо один пойду к главнокомандующему и запишусь, вы не можете остановить меня, коли бы я шел на что-нибудь...
– Полно, Петя, не говори этого, всё можно сказать после, – сказала Наташа и вывела его.
В этот вечер Наташа долго тайно совещалась с Петей и тайно посылала записку к Pierr’у.
«Chère et aimable comtesse, – отвечал Pierre, – quoique vos désirs soient les ordres pour moi [265]265
[Дорогая и любезная графиня, хотя ваши желания для меня – приказ]
[Закрыть]и т. д., – писал он на французском языке, – я бы не желал вмешиваться в ваши семейные дела и заслужить неудовольствие ваших родителей, которых я так люблю и уважаю, хотя желание моего маленького тезки самое благородное и милое, которому я вполне сочувствую. Я буду к вам обедать, и всё переговорим».
Это было в воскресенье. Наташа со времени своего говения, хотя и с некоторыми отступлениями, продолжала исполнять те христианские обязанности, в неисполнении которых она так раскаивалась: она ела постное, ходила к обедне и старалась исполнять все 10 заповедей и, само собой, не раз отступала от них. Но одна только заповедь и заповедь, которая не была написана в числе 10, была всегда исполняема ею, и она ни разу не изменила ей. Это была заповедь [266]266
Зачеркнуто позднее:печали и надписано:смирения
[Закрыть]смирения и отрешения от земных радостей.>
С самого того страшного времени, когда она написала князю Андрею письмо и поняла всю злобу своего поступка, она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катаний, концертов, театров, но она ни разу не смеялась так, чтобы из-за смеха ее не видны были слезы, она не могла петь. Как только начинала она смеяться или петь, слезы душили ее – слезы раскаяния, слезы воспоминания о том невозвратимом, чистом времени, слезы досады, что так задаром погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пенье особенно казались ей кощунством над прошлым горем. [267]267
Далее до конца абзаца– позднейшая вставка на полях.
[Закрыть]
О кокетстве она и не думала. Никогда ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила – и это было совершенно справедливо – все мущины были для нее совершенно то же, что шут Нат[алья] Иван[овна].
Внутренний страж твердо воспрещал ей [268]268
Зачеркнуто позднее:это и надписано:всякую радость.
[Закрыть]всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. [269]269
Зач. позднее:а жить надо было. Нe было ничего, что бы
[Закрыть]Как часто (и чаще всего) вспоминала она эти осенние месяцы, [270]270
След. четыре слова вписаны позднее.
[Закрыть]когда она была невеста, проведенные с Nicolas на охоте. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из них. Но уж это навсегда кончено было. Предчувствие не обманывало ее тогда, что это состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было. [271]271
Зач. позднее:И жизнь ее наполнили два чувства: религия и возмущение против Наполеона, осмелившегося презирать Россию и дерзавшего завоевать ее. Религия, охватывая каждого человека, редко человеку открывается всеми своими сторонами. Для одного – надежда будущей жизни, для другого – самоотвержение, для 3-го – мистичное объяснение всего, для 4-го – смирение. Для Наташи она открылась Вместо зачеркнутого на полях написаны дальнейшие пятнадцать слов.
[Закрыть]И это было всего ужаснее. Одно время жизнь ее была наполнена религией, которая открылась ей стороной смирения, от которой так далека она была в прежней жизни. <Обедня и церковная служба были одними из лучших ее наслаждений. Она любила слышать: «Миром господу помолимся», думая, как она соединяет себя в одно с миром кучеров и прачек, она любила видеть раскрытые царские двери, непонятные, таинственные движения и непонятные слова. Ей радостно было именно то, что она не понимает и не может ни она, никто понять этого. Она пошла к обедне в это воскресенье. Перед Евангелием знакомый ей священник вышел из алтаря с тетрадью и стал на колени. Все зашумели, становясь. Наташа [272]272
Зач. позднее:была особенно набожно раздражена этот день. Она плакала при простых словах ектеньи. Она Дальнейший текст, кончая:не испытывала вписан вместо зачеркнутого.
[Закрыть]в белом платье, слушала, как всегда, службу с нежной набожностью, но кроме того она уж чувствовала чувство жизни, которого прежде не испытывала. Каждое слово службы имело для нее живое, сильное значение. [273]273
На полях:М[ихайловский]-Д[анилевский], 259, 1 т.
[Закрыть]
«Господи боже сил, боже спасения нашего», – начал священник, превосходный чтец, поправляясь на коленях, трогательным певучим голосом, тем, которым он читал молитвы в Троицын день. Это была молитва о спасении от врага. Когда читали об ужасах врагов, Наташа всей душой чувствовала их злобу и кротко ненавидела их. «Доколе грешницы восхвалятся?» – спрашивала Наташа с ужасом. Когда заговорили о кротости императора, она чувствовала всю свою кротость в душе императора. «И подаждь ему победу, яко Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа». И эти переходы с вдруг «сохрани воинство его», то есть Nicolas и Андрея, трогали ее до глубины души. «И препояши на брань». Да, Пете надо итти.
«Сердце чисто созижди и обнови во...» [274]274
Многоточие в рукописи.
[Закрыть]
«Да, да, – говорила себе Наташа, вставая, – любовью соедини нас, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных».
И, встав с колен, Наташа в первый раз сознала в себе новое чувство ненависти к врагу, оскорбленной гордости к французам за своих, за русских, за дядюшку, за папеньку, чувство, которым она давно уже жила, сама не зная этого. [275]275
На полях:Шампинион – шпион!
[Закрыть]
К обеду приехал Pierre. Наташа приготавливалась встретить его упреками за его равнодушие к судьбе Пети, к его французскому письму, [276]276
Зачеркнуто:Наташа не говорила
[Закрыть]но к удивлению своему она нашла его уже в том расположении духа, в котором она желала найти его. Было 11 число июля. Получено было известие о приезде государя в Москву, о занятии неприятелем Вильны, о взбунтовании Польши и разные, самые несправедливые слухи о громадных силах, об угрозах Наполеона. Pierre приехал растерянный и взволнованный. Он рассказывал слухи, сведения от графа Растопчина и говорил по-французски, не умея говорить так же хорошо по-русски. Наташа взволнованно смотрела на него молча и мало говорила. После обеда они вчетвером с Петей и Соней сошлись вместе на столике, на котором Наташа щипала корпию: это было модное занятие, введенное при дворе Марии Федоровны.
– Eh bien, vous êtes mecontente de moi, mais j’ai été chez le comte [277]277
[Ну, что же, вы недовольны мной, но я был у графа]
[Закрыть]Р[астопчин].
– Ах, зачем по-французски. Ну что? – спросил Петя.
Pierre улыбнулся.
– Ну, по-русски. Граф мне сказал, что он [278]278
Зач.:берет
[Закрыть] поручаетсязаставить его вступить в troupes de lignes [279]279
[линейные войска]
[Закрыть]и [280]280
Зач.:советуют
[Закрыть]дает мнение, что это предпочтительнее ополчения, puis que voyez vous, [281]281
[так как, видите ли,]
[Закрыть]– продолжал Pierre, не в силах ломать свой язык по-русски тогда, когда он говорил оживленно. Но Наташе вдруг сделалось страшно. «Боже мой, что же я делаю, помогая этому ребенку идти на войну».
– Ты меня просил, Петя, написать графу, но теперь я ничего больше не делаю и даже, ежели ты хочешь слушать меня, подожди.
– Вот, очень нужно... – Петя обиделся и ушел. Pierre остался один с Наташей и стал ей рассказывать, как он умел, смешные новости города, о прогнании французской труппы (une victoire remportée par les russes [282]282
[победа, одержанная русскими]
[Закрыть]), потом о том, как модные дамы учатся по-русски и князь Б[орис] В[ладимирович] Голицын взял себе учителя. Наташа [283]283
Зачеркнуто:слабо
[Закрыть]улыбалась его шуткам, но оживлялась только тогда, когда он рассказывал ей о положении дел.
– Ну, а ежели Наполеон придет в Москву, что вы будете делать?
– Право, не знаю, только верно, что не пойду на войну. [284]284
Далее зач. вписанное на полях:– Я вас не понимаю.
Соня сказала, что она не понимает, как Наташа думает о войне, что ей за дело.
Pierre сказал, что Наполеон сказал m-mе de Sthal, что лучшая женщина та, которая родит много детей.
Наташа. Я не знаю, это меня мучает день и ночь, что с нами будет, я знаю, что я не покорюсь Наполеону.
Pierre философствует мистически. Наташа слушает внимательно и верит в 666.
Наташа расспрашивает, как он думает, выиграют ли сражение.
[Закрыть]
Pierre был друг дома Ростовых, ему ставили его любимое вино, и он любил всех, как семью, которая бы – он желал – была его. Он иногда думал о том, как бы он был счастлив, ежели бы его, шутника и кутилу, старая графиня приласкала своей большой рукой по голове и сказала бы «милый мой Петя»>.
12-го числа государь приехал в Москву, 13-го с раннего утра слышался благовест во всех церквах, и толпы праздничного народа [285]285
Зач. позднее:валили и надписано:шли
[Закрыть]шли по Поварской, мимо дома Ростовых, к Кремлю.
<«Это всё – вздор», – подумал Петя, выбежав на улицу и узнав, что это бегут встречать государя. «То Наташа была за меня, а теперь и она отказалась. Этак дело протянется, а я им всем докажу, какой я буду герой. Всё пустяки, [286]286
След. два слова вписаны позднее.
[Закрыть]они говорят. И этот толстый дурак сидит в Москве, и Наташа ему верит. Пойду к государю и прямо скажу ему, что я – Ростов, хочу служить отечеству». [287]287
Зач.:Ну, удивится и сейчас меня Вместо зачеркнутого вписано, кончая:он может сейчас
[Закрыть]Петя радостно улыбался, представляя себе государя. Он может сейчас в офицеры, может и в генералы. И Петя придумывал и прочувствовал все то же, что думал и чувствовал 7 лет тому назад Nicolas, и отец Nicolas, и дед, и все, все, в какой бы то ни было другой форме и условиях.
Государь представлялся Пете самым прекрасным, самым могущественным, самым благородным человеком, но представлялся все-таки человеком – одним.> Он надел новый сертук, <потом>, как у больших, запрятал большие воротнички и, [288]288
След. три слова вписаны позднее.
[Закрыть]никому <не сказавшись>, пошел в <Кремль>, [289]289
Зачеркнуто позднее:Петя не соображал того и вместо зачеркнутого надписано:рассчитывая.
[Закрыть]рассчитывая, что успех его прошения к государю должен зависеть от того, что он – ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем он хотел казаться стариком и так устроил свою одежду и наружность.
<В воротах [290]290
Зач.:Спасских
[Закрыть]Троицких уже начали жать Петю, и он отчаянно и решительно выставил локти, мрачно намереваясь проткнуть живых людей, но не поддаться. Толпа пронесла его в Кремль. Кремль был весь усыпан народом. Крыши арсенала, возвышения пушек – всё было полно. Жандармы давили лошадьми народ, но народ всё жал.> [291]291
Надписано позднее и зач.:Зачем – никто не знал, Где был государь – тоже никто не знал.
[Закрыть]
Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. На веснушками покрытом лице бабы, и на сморщенном с седыми усами лице солдата, и на чиновнике, худом и горбатом, – было одно выражение ожидания и [292]292
Зач.:притворства.
[Закрыть]торжественности. <Вот он идет, выходит. Торжественность была, когда говорили об государе,> и [293]293
След. три слова вписаны позднее.
[Закрыть]вместе с тем обыденность, когда переговаривались между собой. Петя хотел пролезть дальше к самым камергерам (он думал, что всегда камергеры у государя), но, несмотря на работу локтями, это оказалось невозможно. Баба сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься. – Его поразило, как, находясь под таким восторженным состоянием, баба могла так ворчливо говорить. Он остановился, пот лил градом. Воротнички намокли, и лицо склеилось пылью с потом, и Петя понял, что в таком виде камергеры не пропустят его. Хуже всего было, когда в ворота проезжал, стуча гулко, какой-нибудь генерал с плюмажем; тогда Петю затискивали в вонючий угол. Один генерал был знакомый. Петя хотел просить помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Он иронически улыбался на слова окружающих, которые принимали генерала за государя и толковали о том, что государь собирает народ да всех в казаки запишет и т. п.
[Далее от слов:Но вот толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь кончая:и удивлялись тому, что они сделали – близко к печатному тексту. Т. III, ч. 1, гл. XXI– XXIII.] [294]294
На полях рукописи пометки:1) И опять Петя между ними, но на этот раз с Соней, Наташей и душой спокойный. 2) Vive Henri IV. 3) Pierre конституцию.
[Закрыть]
