Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Что, Миха[ил] Онуф[риевич], пошло на лад?

– Да что, и руки отнимаются.

– Э, ничего, всё пройдет – мука будет, – сказал Pierre, улыбаясь и жуя язык, что он имел привычку делать, работая, принялся зарезывать свою будущую куклу.

Мальчик подошел к нему. Pierre вынул кусок булки и усадил мальчика на шинель.

Pierre не видал себя давно в зеркало и, ежели бы увидел, то очень бы удивился, так он стал непохож на себя и так он, к выгоде своей, переменился.

Он похудел значительно, особенно в лице, но, несмотря на то, в плечах его и членах видна была та сила, которая наследственна была в их породе. Волосы, которые он постоянно из какой-то оригинальности и страха казаться занимающимся собой, он, портя себя, стриг в скобку, теперь обросли и курчавились так же, как курчавились все волосы его отца. Борода и усы обросли его нижнюю часть лица, а в глазах была [793]793
  Зачеркнуто:какая


[Закрыть]свежесть, довольство и оживленность такие, каких никогда прежде не было. На нем была рубашка, остаток прежнего величия, тонкая, но разорванная и грязная, сверху шубка, женская вероятно, как гусарский ментик в накидку, солдатские серые штаны, обвязанные у щиколок, и замозоленные босые ноги, на которые он всё время радостно поглядывал.

В этот месяц плена в Москве Pierre много пережил. Много пострадал, как [794]794
  Зач.:говорят


[Закрыть]казалось бы, но он чувствовал, что он столько насладился и узнал и себя, и людей, как не узнал во всю свою жизнь. И всё, что он узнал, в его понятии соединялось с понятием и ощущением босых ног. Казалось, и сапоги, и чулки и переменять нужно, а вот босиком и легче, и поворотливее, и приятнее. По крайней мере знаю, что это мои ноги. Pierre испытал много счастливого, но он не сказал бы этого теперь, напротив, он всякую секунду думал о том счастии, которое будет, когда он избавится от этого плена, и желал этого всеми силами души. Но в глубине души он, взглядывая на свои босые ноги, чувствовал себя счастливым. И это происходило [795]795
  Зач.:преимущественно


[Закрыть]оттого, что в 1-й раз в жизни он лишился полной свободы и излишества, которыми он пользовался всю жизнь – никогда он прежде не знал радости поесть и согреться; 2) ему было чего желать, 3) он чувствовал, особенно благодаря ребенку, который попался ему, что в тех тесных рамках свободы, в которых он действовал, что он поступил наилучшим образом, 4) потому что, глядя на уныние всей этой толпы, его окружающей, он говорил себе, что не стоит унывать, и действительно не унывал, а радовался теми радостями жизни, которые ни у кого отнять нельзя, 5) и главное, что за свободу он чувствовал теперь с своими босыми ногами, что за море предрассудков соскочило с него, когда он думал, что у него нет предрассудков, как далеки от него были и чужды понятия войны, полководцев, геройства, государства, управления или наук философских и как близки были ему понятия человеческой любви, сострадания, радостей, солнца, пенья.

В часовне он пробыл 5 часов, и это были самые тяжелые его минуты. Он видел, что всё горело, что все уходят и что его забыли. Ему физически страшно стало, и он, высунувшись в решетку, закричал:

– Коли хотите сжечь меня живого, так так и скажите, а коли это нечаянно, так я вам имею честь о себе напомнить.

Офицер, проходивший мимо, ничего не сказал, но скоро пришли и взяли его и, присоединив к другим, повели через город на П[окровскую] г[ауптвахту?]. Потом его два раза водили в какой-то дом, где его допрашивали о его участии в пожарах [796]796
  Зачеркнуто:и при нем расстреляли 5.


[Закрыть]и отвели на Девичье Поле. Там его привели к Даву.

Даву писал что-то и, оборотившись, посмотрел на Pierr’а пристально и сказал:

– Я знаю этого человека, я видал его, расстрелять.

Pierre похолодел и по-французски заговорил:

– Вы не могли меня знать, потому что я никогда не видал вас.

– А, вот он говорит по-французски, —сказал Даву и еще раз посмотрел на Pierr’а.

Они [797]797
  Зач.:долго


[Закрыть]на минуту смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Pierr’а. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и понятий: что они оба дети [798]798
  Зач.:одной


[Закрыть]человеческие, что у каждого из них есть или была мать, что их любили, что они любили, что они увлекались, и делали зло и добро, и гордились, и тщеславились, и раскаивались. Pierre понял в различии этого 2-го взгляда от 1-го свое спасение. В 1-м взгляде он видел, что для Даву, приподнявшего только голову от отчетов по корпусам, где людские дела и жизни назывались №-ами, что для Даву, который был методист дела и который был жесток не потому, что любил жестокость, а любил аккуратность дела и любил, тщеславясь своей любовью к делу, показывать, что все нежности сострадания ничто в сравнении с делом, он понял, что после первого взгляда Даву застрелил бы его, не взяв на совесть свою дурного поступка, но теперь уж он имел дело не с ним, а с человеком.

– Почему вы не сказали, что знаете наш язык? [799]799
  Зач.:– Я скрыл


[Закрыть]

– Я не нашел нужным.

– Вы не то, что говорите.

– Да, вы правы. Но я не могу сказать, кто я.

В это время вошел адъютант Даву, и Даву велел отвести Pierr’а на экзекуцию. Это было сказано неясно. Pierre чувствовал, что можно было [800]800
  Зачеркнуто:спросить


[Закрыть]понять это так, чтобы расстрелять его, и так, чтобы ему присутствовать при экзекуции, про приготовления к которой он слышал. Но он не мог переспросить. Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что-то.

– Да, да, – сказал Даву.

Но что «да», Pierre не знал.

Его два часовые привели к [801]801
  Зач.:самой


[Закрыть]реке. [802]802
  На полях:Француз, <звонивший на колокольне Девичьего монастыря,> <спросил> говоривший накануне с ним, узнал его, остановился, <выступил> и закричал: – Tiens, l’аmі, j’en suis faché, bien faché pour vous. [Эх, дружок, я огорчен, очень огорчен за вас.]


[Закрыть]Там была толпа народа вокруг столба и ямы. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя и немцев, и итальянцев, и испанцев, которые поражали своим говором. Справа и слева столба стояли фронты французских войск. Два взвода, имея в середине 5 человек русских, подошли к столбу. Это были обличенные поджигатели. Pierre близко остановился подле них. Командир взвода спросил грустно:

– И этого тоже? – слегка взглянув на Pierr’а. (Pierr’у непонятно было, как его, графа Безухова, жизнь могла быть так легка на весах этих людей.)

– Нет, – сказал адъютант, – только присутствовать.

И они шопотом что-то стали говорить. Забили барабаны, и русских выдвинули вперед.

Pierre всех рассмотрел их. Для него, для русского, все они имели значение – он сейчас по лицам и фигурам узнал, что и кто они были. Два человека были из тех, которые с детства возбуждали ужас Pierr’a: это были бритые острожные, один высокий, худой, другой черный, мохнатый и мускулистый с приплюснутым носом, 3-й был фабричный, желтый, худой малый лет 18, в халате. 4-й был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. 5-й либо чиновник, либо дворовый, лет 45, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом.

Pierre слышал, что французы совещались, как стрелять, не по два ли вдруг, и сожалели, что нечет. Но несмотря на это, он видел, что им очень неприятно было исполнять эту обязанность, и они заботились только о том, как бы кончить дело поскорее. Решили по два. Взяли двух колодников и повели к столбу. Чиновник француз в шарфе [803]803
  Зач.:вышел


[Закрыть]подошел к столбу и прочел по-французски и русски приговор. Колодники смотрели вокруг к себе молча разгоряченными глазами, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один всё крестился, другой чесал спину и складывал впереди перед животом сильные, корявые руки. Наконец чиновник отошел, стали завязывать глаза и выбежали стрелки – 12 человек. Pierre отвернулся, чтобы не видеть. Но выстрел, показавшийся ему ужасно громким, заставил его оглянуться. Был дым, и что-то делали французы с бледными лицами и дрожащими руками. Потом так же повели других двух, так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить. Они, они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее. Pierre решился опять не смотреть, но опять как будто ужасный взрыв, выстрел заставил его поглядеть. Он увидел то же: дым, кровь, бледные, испуганные лица и дрожащие руки.

Pierre оглядывался, тяжело дыша, и волнение его еще более усиливалось тем, что вокруг себя на лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров – всех без исключения он читал больший испуг, ужас и борьбу, чем на своем лице.

«Да кто же это делает наконец? – думал Pierre. – Даже и Даву, и тот, я видел, пожалел меня и эти все страдают так же, как и я».

– Tirailleurs du 86-me, en avant! [804]804
  [Стрелки 86-го, вперед!]


[Закрыть]– прокричал кто-то. Повели 5-го. Это был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и закричал диким голосом, но его схватили за руки, и он вдруг замолк. Он [805]805
  Зачеркнуто:видимо, понял, что


[Закрыть]как будто вдруг что-то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что сказал ему охвативший его ужас, что невозможно, чтобы его убили. Он пошел так же, как и другие, подстреленным зверем оглядываясь вокруг себя [806]806
  Зач.:восп[аленными]


[Закрыть]блестящими глазами. Pierre уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом 5-м убийстве дошло до высшей степени. Так же, как и другие, этот 5-й казался спокоен, [807]807
  Зач.:Только гля[дел]


[Закрыть]неся в руке шапку, запахивая халат, шагая ровно, и только глядел – спрашивая. Когда стали ему завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, видно резал ему, потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и неловко ему было, так он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Pierre [808]808
  Зач.:пожирал так


[Закрыть]всё так же пожирал его глазами, не упуская ни малейшего движения. Должно быть, послышалась команда, после команды выстрелы 12 ружей, но никто, как после он узнал, ни он сам не слыхали ни малейшего звука от выстрела, видели только, как опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в 2-х местах и как самые веревки от тяжести повисшего тела распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, повис. Кто-то крикнул, подбежали к нему бледные лица. У одного тряслась челюсть, когда он его отвязывал, и потащили его страшно, неловко, торопливо за столб и стали сталкивать в яму, как преступники, скрывающие следы своего преступления. Pierre заглянул в яму и видел, что фабричный лежал там колени кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно и равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на это плечо. Часовой сердито, злобно и болезненно крикнул на Pierr’а, чтоб он вернулся. Послышались шаги уходивших. 12 человек стрелков [809]809
  Зачеркнуто:долж[ны?]


[Закрыть]примыкали к ним бегом в то время, как роты проходили. Уже присоединились к своим местам, но один молодой, белокурый солдат, стрелок в кивере, свалившемся назад, бессильно спустив ружье, с разинутым ртом и ужасом раскрытыми глазами стоял еще против ямы, с того места, с которого он стрелял, и, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтоб поддержать свое падающее тело. Он бы упал, ежели бы caporal [810]810
  [капрал]


[Закрыть]не выбежал из рядов и, не схватив его за плечо, не втащил в роту.

Все стали расходиться с опущенными головами и пристыженными лицами. – Ça leur apprendra à incendier, [811]811
  [Это научит их поджигать,]


[Закрыть]– сказал кто-то, но Pierre видел, что он сказал это только так, чтоб похрабриться, но что он точно так же, как другие, был ужаснут и огорчен, и пристыжен тем, что было сделано. [812]812
  На полях:Pierre испугался до ужаса после и передумал смерть и полюбил жизнь, детей, дружбу, еду, булку. —


[Закрыть]

С этого дня Pierr’а содержали в плену. Сначала ему было дано особое помещение и его хорошо кормили, но потом в конце сентября его перевели в общий балаган и, видимо, про него забыли.

Тут в общем балагане Pierre роздал другим все свои вещи и сапоги и [813]813
  Зач.:оставил]


[Закрыть]жил, ожидая спасения, в том положении, в котором и находился теперь, 1-го октября. Ничего особенного Pierre не делал здесь, но невольно сделалось между всеми пленными, что, как только кому-нибудь было плохо, как только все хотели предпринять что-нибудь, все обращались к Pierr’у. Кроме того, что Pierre говорил по-французски и по-немецки (были караулы и баварские), кроме того, что он был ужасно силен, кроме того, что он, – никто не знал почему, ни пленные, ни сам он, ни французы, – пользовался большим уважением даже от французов; его звали le grand chevelu. [814]814
  [волосатый великан.]


[Закрыть]Не было человека из его товарищей, который бы не был ему обязан чем-нибудь: тому он помог работать, тому отдал платье, того развеселил, за того похлопотал у французов. Главное же его достоинство состояло в том, что он всегда был ровен и весел.

Не дострогав еще свою палочку, Pierre лег в свой угол и задремал. Только что он задремал, как за дверью послышался голос:

– Un grand gaillard. Nous l’appelons le grand chevelu, ça doit être votre homme, capitain. [815]815
  [Большой весельчак. Мы его волосатым великаном прозвали, должно быть он и есть, капитан.]


[Закрыть]

– Voyons faites voir, caporal, [816]816
  [Покажите мне его, капрал,]


[Закрыть]– сказал нежный женский голос. И, нагибаясь, вошел капрал и офицер, маленький красавчик брюнет с прелестными, полузакрытыми, меланхолическими глазами. Это был Пончини, тайный друг Pierr’а. Он узнал о плене и положении Pierr’а и, наконец, добрался до него. У Пончини был сверток, который нес солдат. Пончини подошел, [817]817
  Зачеркнуто:к самому


[Закрыть]оглядывая пленных, к Pierr’у и, тяжело вздохнув, кивнул головой капралу и стал будить Pierr’а. Как только Pierre проснулся, выражение нежного сострадания, бывшее на лице Пончини, вдруг исчезло, он, видимо, боялся этим оскорбить его. Он весело обнял его и поцеловал.

– Enfin je vous retrouve, mon cher Pilade, [818]818
  [Наконец-то я разыскал вас, мой дорогой Пилад,]


[Закрыть]– сказал он.

– Bravo! – закричал Pierre, вскакивая и, взяв под руку Пончини, с тем самоуверенным приемом, с которым хаживал по балам, стал ходить с ним по комнатам.

– Ну, как не дать мне знать? – упрекал Пончини. – Это ужасно, – положение, в котором вы находитесь. Я потерял вас из вида, я искал. Где, что вы делали?

Pierre весело рассказал свои похождения, свое свидание с Даву и расстреляние, на котором он присутствовал. Пончини бледнел, слушая его. И останавливался, жал его руку и целовал его, как женщина или как красавец, которым он и был и который знал, что поцелуй его всегда награда.

– Но надо это кончить, – говорил он. – Это ужасно. – Пончини посмотрел на его босые ноги.

Pierre улыбнулся.

– Ежели я останусь жив, – поверьте, что это время будет лучшим в моей жизни. Сколько добра я узнал и как поверил в него и в людей. И вас бы я не знал, мой милый друг, – сказал он, трепля его по плечу.

– Надо вашу силу характера, чтобы так переносить всё это, – говорил Пончини, всё поглядывая на босые ноги и на узел, который он сложил.

– Я слышал, что вы – в ужасном положении, но не думал, что до такой степени... Мы поговорим, но вот что...

Пончини, смутившись, взглянул на узел и замолчал. Pierre понял его и улыбнулся, но продолжал о другом.

– Рано иль поздно кончится так или иначе война, а 2 – 3 месяца в сравнении с жизнью... [819]819
  Зачеркнуто:Есть ли


[Закрыть]Можете ли вы мне что сказать о ходе дела, о мире?

– Да, нет – лучше я ничего не скажу вам, но вот мои планы. Во-первых, я не могу вас видеть в таком положении, quoi que vous avez très bonne mine. Vous êtes un homme superbe. Et je voudrais que vous puissiez être vu dans cet état par celle.... [820]820
  [хотя вы выглядите хорошо. Вы – молодчина. И я желал бы, чтобы вас увидела в этом положении та...]


[Закрыть]Но вот что... – и Пончини опять взглянул на узел, замолчал. Pierre понял его и, схватив снизу за руку и потянув, сказал:

– Давайте, давайте ваш узел благодетельный. Мне не стыдно принять от вас сапоги после того, как я не знаю, кто взял от меня, в моих домах, по крайней мере на 8 м[иллионов] франков, – не мог удержаться, чтобы не сказать, но добродушно веселой улыбкой смягчая выражение своих слов, могущее показаться упреком французам.

– Одно только, что вы видите, – сказал он, обращая внимание Пончини на жадные глаза пленных, которые были устремлены на развязываемый узел, из которого виднелись хлебы, ветчина, и сапоги, и платье. – Надо будет разделить avec mes compagnons d’infortune et comme je suis le plus robuste de la société j’y ai moins droit que les autres, [821]821
  [с моими товарищами по невзгоде, а так как я крепче их всех, я имею наименьшее право на всё это,]


[Закрыть]– сказал он, не без тщеславного удовольствия, видя восторженное удивление на лице меланхолического, доброго, милого Пончини. Чтобы не мешал вопрос узла разговору, [822]822
  Зач.:с Пончини,


[Закрыть]которым дорожили оба, Pierre роздал содержание узла товарищам, и оставив себе два белых хлеба с ломтем ветчины, из которых один он тотчас же стал есть, и пошел с Пончини на [823]823
  Зач.:ул[ицу]


[Закрыть]поле ходить перед балаганом.

План Пончини состоял в следующем: [824]824
  Зач.:что


[Закрыть]Pierre должен был объявить свое имя и звание, и тогда не только он будет освобожден, но Пончини брался за то, что Наполеон сам пожелает его видеть и, весьма вероятно, отправит его с письмом в Петербург. Как это и было..... – Но, заметив, что он говорит лишнее, Пончини только просил Pierr’а согласиться.

– Не портите мне всего моего прошедшего, – сказал Pierre.– Я сказал себе, что не хочу, чтобы знали мое имя, и не сделаю.

– Тогда надо другое средство; я похлопочу, но я боюсь, что мои просьбы останутся тщетными. Хорошо, что я знаю, где вы. Будьте уверены, что мои узлы будут так изобильны, что вы оставите и себе, что вам нужно.

– Merci! Ну что к[няжн]а[?]

– Совершенно здорова и спокойна...

– Ах, mon cher, [825]825
  [мой милый]


[Закрыть]что за ужасная вещь – война, что за бессмысленная, злая вещь.

– Но неизбежная, вечная, – говорил Pierre, – и одно из лучших орудий проявления добра человечества. Вы мне говорите про мои несчастия, а я так часто бываю счастлив в это время. В первый раз я узнал себя, узнал людей, узнал мою любовь к ней. Ну что, имели ли вы письма?

– Да, но можете себе представить, что моя мать всё не хочет слышать о моей женитьбе, но мне всё равно.

Поговорив до вечера, уже месяц взошел, друзья расстались. Пончини заплакал, прощаясь с Ріеrr’ом, и обещался сделать всё для его [826]826
  Зачеркнуто:счастия


[Закрыть]спасения. Он ушел. Pierre остался и, глядя на дальние дома в месячном свете, еще долго думал о Наташе, о том, как в будущем он посвятит всю жизнь свою ей, как он будет счастлив ее присутствием и как мало он умел ценить жизнь прежде.

На другой день Пончини прислал подводу с вещами, и Pierr’у достались валеные сапоги.

На 3-й день их всех собрали и вывели по Смоленской дороге. На первом переходе один солдат отстал, и французский солдат, отставши тоже, убил его. Офицер конвойный объяснил Pierr’у, что надо итти было, а пленных так много, что те, кто не хотят итти, будут расстреляны.

В половине сентября Ростовы с своим транспортом раненых приехали в Тамбов и заняли приготовленный для них вперед купеческий дом. [827]827
  Зач.:Князь Андрей выз[вал?]


[Закрыть]Тамбов был набит бежавшими из Москвы, и каждый день прибывали новые семейства. К князю Андрею прибыли его люди, и он поместился в том же доме, где Ростовы, и понемногу оправлялся. Обе барышни ростовского семейства чередовались у его постели. Главная причина тревоги больного – неизвестность о положении отца, сестры и сына – кончилась. Получено было письмо [828]828
  Зач.:от Nicolas и


[Закрыть]от княжны Марьи с одним и тем же посланным, в котором извещался князь Андрей, что она едет с Коко в Тамбов, благодаря [829]829
  Осталось незачеркнутым:своему, далее зач.:спасителю


[Закрыть]Nicolas Ростову, который [830]830
  Зач.:помог


[Закрыть]спас ее и был для нее самым нежным другом и братом.

У Ростовых очистили еще часть дома, пожавшись и уничтожив гостиную, и каждый день ждали княжну Марью. [831]831
  Зачеркнуто:Наконец,


[Закрыть]

20 сентября князь Андрей лежал в постели. [832]832
  Зач.:Наташа и надписано:Соня


[Закрыть]Соня сидела и читала ему вслух Corinne.

Соня [833]833
  Зач.:читала


[Закрыть]славилась хорошим чтением. Певучий голосок ее мерно возвышался и понижался. Она читала про выражение любви больного [834]834
  Зач.:лорда


[Закрыть]Освальда и, невольно сближая Андрея с Освальдом и Наташу с Corinne, взглянула на Андрея. <Андрей не слушал.>

В последнее время у Сони явилась новая тревога. Княжна Марья писала (Андрей вслух читал это письмо Ростовым), что Nicolas был ей другом и братом, что она ввек сохранит ему нежную благодарность за его участие в тяжелые минуты, пережитые ею. Nicolas писал, что он на походе случайно познакомился с княжной Болконской и старался быть ей полезным, насколько мог, что было ему особенно приятно, так как он никогда не встречал, несмотря на отсутствие красоты, такой милой и приятной девушки.

Из сопоставления этих двух писем графиня, как заметила Соня, хотя графиня ничего не сказала об этом, вывела заключение, что княжна Марья была именно та невеста, богатая и милая, которая нужна была ее Nicolas для поправления дел. Отношения с Андреем оставались для всего семейства в неизвестности. Казалось, они были попрежнему влюблены друг в друга, но на конференции Наташа объявила матери, [835]835
  Зач.:что


[Закрыть]на вопрос ее о том, что из этого будет, что отношения их только дружеские, что Наташа отказала ему и не изменяла своего отказа, и не имеет причины изменять его.

Соня знала это [836]836
  Зач.:и тревога ее


[Закрыть]и знала, что поэтому графиня лелеяла тайно мысль женить Nicolas на княжне Марье, от этого и так радостно хлопотала о устройстве для нее помещения; и этот-то план графини и был новой тревогой Сони. Она не сознавала этого и не думала о том, что ей хотелось бы поскорее женить Андрея на Наташе, преимущественно для того, чтобы потом, по родству, для Nicolas уже не было возможности жениться на княжне Марье; она думала, что она желает этого только из любви к Наташе, другу, но она желала этого всеми силами и кошачьи хитро действовала для достижения этой цели.

– Что вы смотрите на меня, M-lle Sophie? – сказал ей Андрей, улыбаясь доброй, болезненной улыбкой. – Вы думаете о аналогии, которая есть между вашим другом. Да, – продолжал он, – но только la Comtesse Natalie в мильон раз привлекательнее этого скучного bas bleu Corinn’ы... [837]837
  [синего чулка – Коринны]


[Закрыть]

– Нет, я ничего этого не думаю, но я думаю, что очень тяжело для женщины ожидать признания мужчины, которого она любит, и видеть его колебания и сомнения.

– Но, chère M-lle Sophie, есть, как и у лорда Невиля, соображения, которые выше своего счастия. Понимаете ли вы это?

– Я? То есть как вас понимать?

– Могли ли бы вы для счастия человека, которого вы любите, пожертвовать своим обладанием им?

[838]838
  Зачеркнуто:Соня


[Закрыть]– Да, наверное...

Князь Андрей слабым движением достал письмо княжны Марьи, лежавшее подле него на столике.

– А знаете, мне кажется, что моя бедная княжна Марья влюблена в вашего Nicolas. Это – такая прозрачная душа. Она не только видна вся лично, но в письмах я вижу ее. Вы не знаете ее, M-lle Sophie?

Соня покраснела страдальчески и проговорила:

– Нет.

– Однако у меня будет мигрень, – сказала она и, быстро встав, она, едва удерживая слезы, вышла из комнаты, миновав Наташу.

– Что, спит?

– Да! – она побежала в спальню и, рыдая, упала на кровать. «Да, да, это надо сделать, это нужно для его счастья, для счастья дома, нашего дома. Но за что же? Нет, я не для себя хочу счастия. На[до?]...» [839]839
  Зач.:Да, да, – говорила себе между тем


[Закрыть]

В этот же день в доме все зашевелилось, побежало к князю Андрею и на крыльцо. К подъезду подъехала огромная княжеская карета, в которой он езжал в город, и две брички. Из кареты вышла княжна Марья, Бурьен, гувернантка и Коля. Княжна Марья, увидав графиню, покраснела и, хотя это было первое ее свидание, бросилась в открытые ее объятия и зарыдала.

– Я вдвойне обязана вам: за Андрея и за себя, – говорила она.

– Mon enfant! [840]840
  [Дитя мое!]


[Закрыть]– сказала графиня, – в теперешнее время [841]841
  Зач.:как


[Закрыть]счастливы те, которые могут помогать другим.

Илья Андреевич поцеловал руку княжны. Он представил ей Соню.

– Это племянница.

Но [княжна Марья] [842]842
  В рукописи ошибка: вместо:княжна Марья написано:Н[аташа]


[Закрыть]всё искала с беспокойством кого-то. Она искала Наташу.

– А где Natalie?

– Она у князя Андрея, – сказала Соня.

Княжна улыбнулась и побледнела, вопросительно поглядев на графиню. Но на вопросительный ее взгляд, спрашивающий о том, возобновились ли прежние отношения, ей ответили непонятной, грустной улыбкой.

Наташа выбежала навстречу княжне, почти такая же быстрая, живая и веселая, какой она бывала в старину. И княжну, как и всех, она поразила неожиданностью простоты и прелести. Княжна ласково поглядела на нее, но слишком невольно проницательно, и стала целовать.

– Je vous aime et vous connais depuis longtemps, [843]843
  [Я вас знаю и люблю уже давно,]


[Закрыть]– сказала она.

Наташа смутилась и молча отошла и занялась Коко, который ничего не понимал, кроме того, что она, Наташа, была веселее и приятнее всех, и больше всех полюбил ее.

– Он совсем поправляется, – говорила графиня, провожая княжну к князю Андрею. – Но вы, ma pauvre enfant, combien vous avez suffert. [844]844
  [моя бедняжка, сколько вы перестрадали.]


[Закрыть]

– Ах, я не могу вам рассказать, как это было тяжело, [845]845
  Зачеркнуто:говори[ла]


[Закрыть]– сказала княжна Марья (еще румяная и оживленная от холода и радости. «Совсем она не так дурна», думала графиня). – И ваш сын спас, решительно спас меня не столько от французов, сколько от отчаяния.

Слезы показались на прекрасных лучистых глазах княжны Марьи, когда она говорила это, и графиня поняла, что слезы эти относились к любви к ее сыну. «Да, она будет его женою, это прелестное создание», и она обняла княжну Марью и обе поплакали радостно, потом улыбнулись, отирая слезы и приготавливаясь войти к князю Андрею.

Князь Андрей, приподнявшись на кресле, сидел, встречая княжну Марью с исхудавшим, переменившимся, виноватым лицом, с лицом ученика, просящего прощения, что он никогда не будет, с лицом блудного, возвратившегося сына. Княжна Марья плакала, целовала его руки, приводила ему его сына. Андрей не плакал, мало говорил и только сиял преобразованным счастьем лицом. Он мало говорил об отце и его смерти. Всякий раз, как нападали они на воспоминание об этом, то старались умалчивать. Говорить об этом было слишком тяжело. Они оба говорили себе: «после, после». А не знали они, что после они никогда не будут говорить. Только одного не могла не рассказать княжна Марья, это – последних слов, которые, когда она ночью накануне его смерти сидела у его двери, не смея войти, и на другой день сказала ему это, как он – суровый князь Николай Андреевич – сказал ей: «Зачем ты не вошла, душенька. Да, душенька!Мне так тяжело было».

Князь Андрей, услыхав это, отвернулся, нижняя челюсть его вся запрыгала, и он поскорее переменил разговор. Он спросил ее об ее отъезде и о Nicolas Ростове.

– Кажется, пустой малый, – сказал Андрей с хитрой звездочкой во взгляде.

– Ах, нет, – испуганно вскрикнула княжна, как будто ей физически больно сделали. – Надо было видеть его, как я, в эти страшные минуты. Только человек с таким золотым сердцем мог вести себя так, как он. О, нет!

Глаза князя Андрея засияли еще светлее.

«Да, да, это надо, надо сделать», думал он.

«Да. Вот оно то, что еще оставалось в жизни, о которой я жалел, когда меня несли. Да, вот что. Не свое, а чужое счастье».

– Так он милый малый! Ну, я очень рад, – сказал он.

Княжну Марью позвали обедать, и она ушла, чувствуя, что не сказала самого важного: не узнала о теперешних отношениях с Наташей, но она почему-то, как бы чувствуя себя виноватой, боялась спросить о них. Сейчас после обеда брат избавил ее от этого труда.

– Ты удивляешься, я думаю, мой друг, нашим отношениям с Рост[овой]?

– Да, я хотела....

– Прежнее всё забыто. Я искатель, которому отказано, и я не тужу. Мы дружны и навсегда останемся дружны, но никогда она не будет для меня ничем, кроме младшей сестрой. [846]846
  Так в рукописи.


[Закрыть]Я никуда не гожусь.

– Но как она прелестна, André. Но я понимаю, – сказала княжна Марья и подумала, что гордость князя Андрея не могла ему позволить вполне простить ее.

– Да, да, – сказал князь Андрей, отвечая на ее мысли. [847]847
  Зачеркнуто:Изве[стия]


[Закрыть]

Жизнь в Тамбове продолжалась с приездом княжны Марьи еще счастливее, чем прежде. [848]848
  Зач.:Старая графиня писала сыну, умоляя его отдать волю своему сердцу и просить руки княжны Марьи. Соня мучилась и боролась, но, когда она ближе узнала княжну Марью и от самой Наташи услыхала, что князь Андрей никогда не будет ее мужем, она написала письмо Nicolas, в котором Вместо зач. на полях написан дальнейший текст, кончая:К вечеру она написала письмо


[Закрыть]

Известия из армии были самые благоприятные, оба молодые Ростова были целы. Старший – в полку, меньшой – в партизанском отряде Денисова. [849]849
  Зач.:Гр. Ростов даже


[Закрыть]

Только старый Ростов, разоренный совершенно отдачей Москвы, был грустен и озабочен, писал письма ко всем сильным знакомым, прося денег и места. Один раз Соня застала его в кабинете рыдающим над написанным письмом. «Да, ежели бы это только было!» – думала она. Она заперлась к себе и долго плакала. К вечеру она написала письмо Nicolas, в котором отсылала ему кольцо, освобождала от обещания и просила просить руки княжны Марьи, которая сделает счастье его и всего семейства. Она принесла это письмо графине, положила на стол и убежала. С следующим курьером письмо было послано с прибавлением письма такого же содержания от графини.

– Donnez moi votre généreuse petite main à baiser, [850]850
  [Позвольте мне поцеловать вашу великодушную ручку,]


[Закрыть]– сказал ей вечером князь Андрей, и они долго дружески разговаривали о Наташе.

– Любила ли она кого-нибудь сильно? – спрашивал Андрей. – Я знаю, что меня она никогда не любила совсем. [851]851
  Зачеркнуто:<Она уважала> боялась


[Закрыть]Того еще меньше. Но других, прежде?

– Один есть, это – Безухов, – сказала Соня. – Она сама не знает этого.

В тот же вечер князь Андрей при Наташе рассказывал о Безуховом, о известии, которое он получил от него. Наташа покраснела. Оттого ли, что она думала о Безухом больше, чем о другом, или от того, что с своим чутьем она чувствовала, что на нее смотрели, говоря это. Известие, полученное князем Андреем, было от Пончини, который в числе других пленных был приведен в Тамбов.

На другой день Андрей рассказывал о чертах великодушия и доброты Pierr’а из своих воспоминаний и из того, что говорил этот пленный. Соня тоже говорила о Pierr’е. Княжна Марья делала то же.

«Что они со мной делают? – думала Наташа. – А что-то они делают со мной». И она беспокойно оглядывалась вопросительно. Она верила в то, что они, Андрей и Соня, лучшие друзья, а делают с ней всё для ее добра.

<Вечером> князь Андрей попросил Наташу спеть в другой комнате, и [852]852
  Зач.:почти


[Закрыть]княжна Марья села аккомпанировать, и два года почти не троганный голос, как будто [853]853
  Зач.:выиграв


[Закрыть]сдерживая за всё это время всю свою обаятельность, вылился с такой силой и прелестью, что княжна Марья расплакалась, и долго все ходили, как сумашедшие, неожиданно сблизившись, бестолково переговариваясь. [854]854
  На полях:Князь Андрей уезжает в армию.


[Закрыть]

На другой день были приглашены пленные, которыми восхищались все в Тамбове, и в том числе Пончини. Два из них, генерал и полковник, оказались грубыми мужиками, не отчаивавшимися de baiser les Comtesses Russes [855]855
  [поцеловать русских графинь]


[Закрыть]и плевавшими в комнате, и один, понравившийся всем, тонкий, умный, меланхолический Пончини, особенно понравившийся всем тем, что он без слез не мог говорить о Pierr’е и, рассказывая о его величии души в плену, с ребенком, доходил до того итальянского красноречия, которому нельзя не поддаться.

Наконец пришло письмо Pierr’а, что он жив и вышел с пленными из Москвы. И Пончини, признавшийся Андрею в признаниях Pierr’а и не перестававший удивляться случаю, сведшему его именно с той особой, был подослан к Наташе, чтобы сделать ей эту indiscretion, [856]856
  [нескромность,]


[Закрыть]которая теперь, когда было получено известие о смерти Hélène, не могла иметь дурных последствий. [857]857
  Зачеркнуто:Наташа опять была счастлива.


[Закрыть]

Старый граф видел всё это. Ему это не было радостно. Ему было тяжело и грустно – он чувствовал, что он при всем этом не нужен, что он отжил свою жизнь, сделал дело свое: наплодил детей, воспитал, разорился, и теперь они ласкают, жалеют его, но им его не нужно. [858]858
  На полях<Письмо к князю Андрею. Приехал в армию в Вязьму. Ему рассказывают.> Мефист[офель?]


[Закрыть]

–

После вступления неприятеля в Москву и доносов на Кутузова, и отчаяния в Петербурге, и негодования, и геройских слов, и опять надежды – кончилось тем, что войска наши перешли за Пахрой с [859]859
  Зач.:Калу[жской]


[Закрыть]Тульской на Калужскую дорогу. Почему военные писатели, да и все на свете, полагают, что этот фланговый марш(это слово любят очень) есть весьма глубокомысленное движение, спасшее Россию и погубившее Наполеона, весьма трудно понять для человека, не принимающего всё на веру и думающего своим умом. Можно было сделать более 1000 различных переходов и на Тульскую, и на Смоленскую, и на Калужскую дороги, и результат был бы тот же. Точно так же, подходя к Москве, уже дух войска Наполеона упал, разбежались солдаты, и еще больше упал вследствие пожаров и грабежей московских. Это говорится только потому, что трудно людям видеть всю совокупность причин, изменяющих события, и так и хочется всё отнести к действиям одного (такого же, как я) человека. [860]860
  Зач.:Но


[Закрыть]Тем более, что это делает героя, которого мы так любим. Должно было быть так, и так было. Пробыв месяц в Москве, Наполеон и каждый человек его войска смутно чувствовали, что они погибли, и, стараясь скрывать это сознание, они, расстроенные, голодные и оборванные, пошли назад. За месяц тому назад под Бородиным они были сильны, а теперь, после месяца спокойных и удобных квартир и продовольствия в Москве и ее окрестностях, они испуганные побежали назад. Трудно верить, что всё это сделал фланговый марш за Красною Пахрой. Были другие причины, которые я не берусь перечислить, но зато и не выставляю одной, недостаточной, говоря, что только от этого.