Текст книги "Хунну в Китае"

Автор книги: Лев Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Несмотря на очевидность того, что культуру любого народа нелепо оценивать с позиций его противника, обаяние аутентичного источника держало многих историков в тисках китайских представлений и характеристик. Отсутствие у хуннов и других кочевников письменности привело к тому, что китайским летописям нечего было противопоставить. Однако в руках историка, вооруженного этнологической методикой, имеется мощное противоядие тенденциозным трактовкам, прошедшим сквозь века,-логика событий и понятие о структуре этногенетических процессов. Избыточная энергия живого вещества в замкнутой системе, в нашем случае этносе, ищет выход. Она ломает установившиеся социальные перегородки, заставляет этнос вступать в контакты с соседями, расширяться и наконец, израсходовавшись на свершения, приходит в равновесие со средой, вследствие чего сама система исчезает. Этот процесс становления державы Хунну был прослежен нами в деталях[26]26
  Гумилев Л.Н. Хунну.


[Закрыть], а интерпретация его была сделана на основе принципов, которые сформулированы только десять лет спустя[27]27
  Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера // Природа. 1970. N1, 2.


[Закрыть]. Любопытно, что книга выдержала жесткую критику со стороны китаистов, но полемика велась лишь по частным вопросам техники пользования переводами[28]28
  Вестник древней истории (далее-ВДИ). 1962. 3. С. 202-210.


[Закрыть]. Основная же, синтетическая часть работы не вызвала у многочисленных рецензентов сомнения[29]29
  Руденко С.И. К вопросу об историческом синтезе // Досады по этнографии. Вып. 1 (4). Л., 1965. С. 59-65.


[Закрыть].

Для этнолога история хуннов интересна как пример невоплощенных возможностей и как вариант нарушенного процесса этногенеза, когда вместо цивилизации возникает либо обскурация, либо этническая (не всегда физическая и тотальная) экстерминация.

В эпоху, избранную нами для изучения, тема исторического развития осложнена проблемой этнических контактов. В Северном Китае хунны представляли этническое меньшинство, да еще разбавленное инкорпорированными разноплеменными кулами. Сталкиваться же им приходилось не только с китайцами, но и тибетцами, сяньбийцами, табгачами и аборигенами Северо-Западного Китая, более древними, нежели сами китайцы. Все эти народы весьма разнились между собою и к хуннам относились по-разному. Насколько важна эта проблема, будет видно из описания хода событий и их последствий.

Первичные сведения получены из переводов китайских хроник, но, хотя переводы сделаны добросовестно, сами хроники-источник сверхсложный. По поводу китайской исторической литературы В.П. Васильев вполне основательно написал: «С первого взгляда на полное собрание китайской истории можно подумать, что в ней уже все сделано и что знающему китайский язык стоит только читать многотомные сочинения и извлекать из них машинально сведения, но на деле оказывается совсем не то; кроме странного расположения, которое заставляет занимающихся перебирать все сочинения для того, чтобы получить полное понятие об одном каком-нибудь отдельном событии, кроме утомительного труда, кроме постоянного критического напряжения, которое, однако ж, может открыть истину только при полном изучении предмета, историку, сверх того, постоянно представляются вопросы, которым он напрасно ищет разрешения, постоянно встречает он искажения, пропуски...»[30]30
  Васильев В.П. Сведения о маньчжурах во времена династий Юань и Мин // Годичный акт С.-Петербургского университета за 1858 год. С. 97.


[Закрыть].

Именно с такой литературой вопроса мы столкнемся ниже, добавив к тому, что сказал В.П. Васильев, что трудности историко-географического, палеоэтнографического и социально-исторического характера превосходят перечисленные им выше. Конечно, китайские авторы не могли беспристрастно отзываться о врагах своего народа и своей страны, хотя, надо воздать им должное, они к этому стремились. Но у нас-то нет никаких поводов быть несправедливыми. Мы должны отчленить причины и уловить следствия того грандиозного явления, которое китайцы назвали «Эпохой пяти варварских этносов (У-ху)», а французы-"Великим переселением народов в Азии". И главную трудность-калейдоскопичность событий и многословие описаний-мы попытаемся преодолеть путем применения несколько необычного аспекта-этнологического.

КРУШЕНИЕ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

В отличие от державы Хунну ханьский Китай был неуязвим для внешних врагов. Население его к концу II века исчислялось в 50 млн трудолюбивых крестьян. Четырехсотлетняя культурная традиция поддерживалась поколениями конфуцианских грамотеев. Ремесла совершенствовались, торговля увеличивала обороты, армия укомплектовывалась «молодыми негодяями», т.е. преступниками, не находившими себе места в отрегулированной системе, и пополнялась инородческой конницей: хуннами, кянами, сяньбийцами, служившими за плату. Срединная империя на Востоке континента казалась столь же незыблемой, как Вечный город на Западе. И как обманчиво оказалось все это!

Что, собственно, произошло на рубеже II и III веков? Да как-то все сразу, а этого вынести никто не может. Сначала члены правительства-евнухи поссорились с учеными конфуцианцами и, конечно, победили их, а заодно всех их родных и знакомых. Уцелевшие даосисты возглавили крестьянское восстание «желтых повязок» в 184 г., которое было разгромлено и потоплено в крови регулярными войсками и ополчениями латифундиалов в 189 г. Затем солдаты перебили канцеляристов-евнухов, но против их буйств выступило земское ополчение, блокировавшее непобедимую армию в Чанъани. Там армия разложилась, и солдаты, перебив своих командиров, потерпели поражение в 196 г. Не погибшие в бою были казнены.

Со 191 г. началась нескончаемая борьба аристократов, захвативших власть в провинциях, между собою. Большая часть их была беспринципными честолюбцами. Эти погибли раньше других, ибо им приходилось покупать себе друзей, что всегда ненадежно: деньги они берут, дела не делают и охотно предают хозяина, если его соперник предложит больше. К 210 г. этот период завершился образованием трех царств, каждое из которых имело свое лицо и особую структуру.

На северо-востоке Китая усилился талантливый и беспринципный аристократ Цао Цао, захвативший в свои руки последнего императора династии Хань и правивший от его имени. Девиз его царства именовался «Время и Небо», т.е. судьба. Это значило, что отважные и бессовестные люди могли сделать быструю карьеру и разбогатеть. Так как наступившая за истекшие годы демократизация увеличивала число авантюристов, то армия Цао Цао все время пополнялась и усиливалась. В 220 г. сын Цао Цао, Цао Пэй, узурпировал власть и нарек свою династию Цао-Вэй.

На юго-востоке полководец Сунь Цюань создал царство У, принципом которого стали «Земля и Удобство», т.е. выгодное географическое положение страны, прикрытой великой рекой Янцзы. Сунь Цюань и его преемники приглашали к себе на службу ученых конфуцианцев, но, как всякая консервативная система, эта политика была обречена. Как только к власти пришли временщики, что было неизбежно, начались придворные интриги и выжимание из народа средств на роскошь.

Третье царство-Шу-Хань образовалось в Сычуани самым неожиданным образом. Вожди разгромленного движения «желтых» даосы, твердо зная, что победа Цао Цао и Сунь Цюаня означает для них мучительную смерть, договорились с кондотьером Лю Бэем и его отрядом о борьбе с Цао Цао. Вначале они базировались на междуречье рек Хань и Янцзы, но были разбиты и ушли в Сычуань, представлявшую собой естественную крепость, окруженную горами. Там они провозгласили царем Лю Бэя, ставшего марионеткой в руках мудреца Чжугэ Ляна. Принцип структуры был провозглашен гуманистический: «Человечность и Дружба», но он не получил своего воплощения. Население Сычуани, по большей части некитайское, подчинялось власти даосов и кондотьеров, но не проявляло к их целям и задачам никакого интереса. А это было трагично, ибо война между тремя царствами продолжалась до 264 г., когда, уже после смерти Чжугэ Ляна, войска царства Цао-Вэй оккупировали Сычуань.

Царство Цао-Вэй возвысили две социальные группы: землевладельческая знать, из которой вышел основатель династии, и профессиональные военные, примкнувшие к нему ради личной выгоды. Пока шли постоянные войны, они уживались друг с другом, но после победы над Шу-Хань разразился конфликт, в котором вояки победили аристократов. В 265 г. вождь армии Сыма Янь, внук и сын победоносных полководцев, низложил последнего царя династии Цао-Вэй и стал типичным солдатским императором, подобным тем, которые захватили в Риме власть у сената. Новая династия приняла название Цзинь. Она завершила объединение Китая, покорив без больших боев разложившееся царство У в 280 г.

Цзинь была солдатской империей. «Молодые негодяи» эпохи Хань стали опытными мерзавцами и достигли власти. К концу III века потенция древнего Китая оказалась исчерпанной. Все пассионарные люди за время Троецарствия проявили себя и погибли. Одни-за «Желтое небо справедливости», другие-за «Красную империю Хань», третьи-ради верности вождю, четвертые-стремясь к славе в потомстве. После страшного катаклизма Китай превратился в пепелище, скопление усталых людей, которым могло управлять самое бездарное правительство. Достаточно сказать, что численность населения со 180 г. к 220 г. упала с 50 млн человек до 7,5 млн. За полстолетия мира оно увеличилось до 16 млн чел., но это были уже не те люди, что в эпоху Хань. В Китае наступила фаза обскурации, что показывает история последующих событий, к изложению которых пора перейти[31]31
  Описание механизма перехода от фазы к фазе и последовательность событий изложена нами в ст.: «Троецарствие в Китае» //Доклады ВГО. Вып. 5. Л., 1968. Подробнее см.: Гуань-чжун Ло. Троецарствие. Т. 1-2. М., 1954-1955; ср.: История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 44-50.


[Закрыть].

И ведь нельзя сказать, что династия Цзинь ничего не сделала для укрепления своего режима и страны. Сразу вслед за покорением царства У, в 280 г., Сыма Янь издал указ, согласно которому все земли империи стали собственностью государства, а население превратилось в держателей наделов. Крестьянин обрабатывал около двух третей надела для себя и вносил за это налог, а на одной трети трудился в пользу казны. Реформа имела целью стимуляцию развития сельского хозяйства и переход контроля над ним от латифундиалов непосредственно к правительству. Естественно, владетели «сильных домов» стали отстаивать свои преимущества и добились права получать за службу в государственном аппарате земли с крестьянами в зависимости от ранга: от 15 крестьянских дворов до одного. Эти пожалования можно рассматривать как феодальный институт бенефиций.

Но из затеи Сыма Яня ничего не получилось. Мало иметь оплачиваемых чиновников, нужно еще, чтобы они отработали свою плату. А этого они делать не умели, да и не хотели, ибо патриотические традиции древней культуры эпохи Хань были забыты, и стимулом поведения стал близорукий, но безудержный эгоизм. Реформа просуществовала всего десять лет, после чего вспыхнула такая междоусобица, которая по размаху не уступала самым жестоким годам Троецарствия. И тогда законы потеряли всякое значение, потому что силу права заменило право силы.

I. Тление

ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКОГО КОНТАКТА

Когда астрономы наблюдают близкое прохождение большой планеты и малого метеора, то их не удивляет, что последний, подчиняясь силе тяжести, либо падает на планету, либо становится ее спутником. И ни планета, ни метеор, ни законы тяготения не виноваты, потому что в природе нет места понятию вины. Но когда соприкасаются разные по быту и культуре этнические и суперэтнические целостности, разве может быть иначе? Воля и настроенность отдельных людей растворяются в статистических закономерностях этногенеза, отличающихся от законов природы только меньшей изученностью. Столкновение кочевников с земледельцами всегда создает острые коллизии, в которых ни те, ни другие не виноваты. Именно такая ситуация существовала в Северном Китае III-V веков. Виноватых не было, а несчастных было слишком много. Но могли ли хунны и табгачи, теснимые засухой, пожиравшей их родные степи, не ютиться по окраинам растущей пустыни, там, где еще были вода и трава? И могли ли тангуты, потомки жунов иди, не отстаивать родные горы от наплыва китайцев? А китайцы!.. Да каково им было видеть, как в их страну вползают «варвары» и норовят пасти свой скот на полях, годных для земледелия? Китайцы были уверены в своей правоте и силе, ведь их было около 16 млн[32]32
  Шан Юэ. Очерки истории Китая. М., 1959. С. 128 (далее-Очерки...)


[Закрыть], объединенных одной властью и одной целью-не допустить дикарей в Поднебесную. А против них стояло около 400 тыс. разрозненных кочевников: хуннов, сяньбийцев и ухуаней[33]33
  Там же. С. 134.


[Закрыть]. А полмиллиона тибетоязычных горцев, локализованных на западной границе Китая, были равно враждебны и чужды и китайцам и кочевникам. Но и внутри этих трех больших групп не было единения. Китайцев раздирали классовые противоречия: богатые землевладельцы давили на крестьян, профессиональные солдаты грабили опальных помещиков, но от этого сами не богатели; вельможи гибли во время дворцовых интриг. Горцы делились на племена: ди, кяны и цзун, взаимно враждебные друг другу. Хунны имели в качестве союзников кулов (цзелу), чуждых им по быту и психическому складу. Сяньбийцы, муюны и табгачи, родственные по происхождению и языку, соперничали друг с другом и не допускали даже мысли об объединении. Историческая судьба этой эпохи выступила в образе «Великой Обиды» и сделала неизбежной войну, в которой никто не был ни прав, ни виноват. Ибо в то время помириться с противником можно было только одним способом-дать себя убить.

Вначале кочевники, оседавшие на границе Китая, хотели только мира. Но вельможи и помещики хватали их и продавали в рабство в далекий Шаньдун, для издевательства сковывая попарно хунна и кула. Ожесточение сердец росло, и сами современники отмечали это. Сановник Цзян Тун в трактате «О переселении жунов» писал, что племена, переселившиеся в Китай, «пропитаны духом ненависти до мозга костей»[34]34
  Там же. С. 135.


[Закрыть]. И это было одной из причин, погубивших древний Китай и его блестящую культуру. Однако ни китайцы, ни хунны, ни табгачи не могли не быть самими собой. Следовательно, изучая эту эпоху, мы сталкиваемся с проблемой этнического контакта, который не всегда ведет к благоденствию и прогрессу. Но он был, на беду, неизбежен, ибо в Степи в III веке произошли грандиозные перемены.

ВОСТОЧНЫЕ ХУННЫ

В предыдущей книге мы довели историю Великой степи до начала III века, когда закончился поединок между соперничавшими степными народами-хуннами и сяньбийцами[35]35
  Гумилев Л.Н. Хунну. С. 240-241.


[Закрыть]. Сяньбийцы победили, но уже к 235 г. их держава развалилась на части. Хунны были побеждены и образовали четыре ветви, каждая из которых имела свою судьбу. Одна из них, наиболее неукротимая, отошла через степи современного Казахстана в междуречье Урала и Волги в поисках новой родины[36]36
  Гумилев Л.Н. Некоторые вопросы истории хуннов // БД И. 1961, N4.


[Закрыть]. Вторая-"малосильные хунны"-осела в Тарбагатае и овладела Семиречьем, после чего не раз удивила Азию своими подвигами[37]37
  См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки.


[Закрыть]. Третья, наиболее инертная, осталась на родине и смешалась с победителями, вследствие чего в сяньбийском языке оказалось огромное количество тюркских слов. Наконец четвертая ветвь осела по обе стороны Великой стены, в Шаньси, Ордосе и Алашани. Именно эта ветвь хуннов взяла на себя инициативу восстановления былой хуннской славы, несмотря на то что ее положение было наиболее тяжелым. От родной Степи они были отрезаны сяньбийцами и находились в руках китайского правительства, отнюдь к ним не расположенного. Лишь падение династии Хань дало хуннам шанс на освобождение, да и то не сразу.

Во время кровавых десятилетий Троецарствия хунны ничем себя не проявили. В волнениях, обуревавших китайский народ, они участвовали так, как будто это были их волнения. Сначала массы хуннов примкнули к «желтому» движению, потом, когда оно пошло на спад, явились к Цао Цао с изъявлением покорности и снабдили его степными конями для обновления кавалерии (203 г.)[38]38
  Ло Гуань-чжун. Троецарствие. Т. I. С. 419.


[Закрыть].Это спасло их от истребления. Правительство Цао-Вэй разделило хуннские кочевья на пять отделов, поставив во главе каждого потомка хуннских князей. Однако эти князья были подчинены специально назначенным чиновникам-наблюдателям. Общее количество хуннов в то время исчислялось в 30 тыс. семейств, т.е. около 150 тыс. человек, но расселены они были на очень большой территории и жили среди китайцев, не смешиваясь с ними. В 265 г. прикочевали хунны, «ранее убежавшие в степь – всего 20 тыс. семейств – и просили принять их в подданство. Их поселили в Хэси». В конце III века зафиксированы только два возмущения: в северной ставке хуннов в 271 г. «взбунтовался шаньюй Мэн»[39]39
  Бернштам А.Н. Очерки истории гуннов. Л., 1950. С. 220. Так как шаньюев у хуннов в это время не было, видимо, Мэн провозгласил себя шаньюем. Сведения взяты из «Цзинь шу», гл. 97; Ср.: Boodberg P. Two Notes on the History of the Chinese Frontier // Harvard Journal of Asiatic Studies. 1936. Vol. I. С. 293 (далее – P. Boodberg. Two Notes...).


[Закрыть]. Он был убит подосланным убийцей. В 291 г. восстал хуннский Хаосань, но был схвачен своими же старейшинами, и восстание погасло. Хунны жили в покое и накапливали силу. Это было затишье перед бурей.

Другим большим племенем были цзелу, обитавшие на берегах реки Хэйшуй. Это племя образовалось из хуннских «рабов», освободившихся при распаде хуннского общества (25-85 гг.). Основными занятиями их были скотоводство и охота. «Они не тождественны племенам запада, которые принадлежали к Вэйби (сяньби). Они не одной расы: среди них имеются танху, и динлины и кяны (тибетцы), которые живут вместе с ними. И это потому, что первоначально они были рабами хунну»[40]40
  Chavannes E. Les pays d'Occident d'apres Wei-lio, T'oung Pao. Ser. 2, vol. 7. 1905. С. 522-526.


[Закрыть].

Слово «цзелу» произносилось в древности «qul», что на современных тюркских языках означает «раб». Однако еще в VI-VIII веках это слово имело совсем другое значение: иноплеменник, или подчиняющийся чужому государю[41]41
  Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С. 54-55.


[Закрыть]. Собственно говоря, описание «Вэй люе» соответствует именно древнему значению, без оттенка личной неволи. Хунны во времена своего могущества принимали к себе эмигрантов из Ханьской империи, в том числе и китайцев[42]42
  Гумилев Л.Н. Хунну. С. 55.


[Закрыть]. Эти пришельцы жили среди хуннов, но не становились членами родов, что было, с точки зрения хуннов, необходимо, чтобы быть полноправным членом их общества. Общность социального положения и исторической судьбы спаяла разноплеменных эмигрантов в монолитный коллектив не менее прочно, чем это бывает при единстве происхождения. Кулы объяснялись друг с другом по-хуннски и по этнолингвистическому признаку должны были быть причислены к хуннам. Однако ни хунны не считали их своими, ни кулы не претендовали на то, чтобы войти, хотя бы путем браков, в хуннские роды. Им и без того жилось неплохо, наверное, даже свободнее, чем природным хуннам. В политическом отношении кулы были вполне лояльны хуннским шаньюям (титул вождей), потому что отнюдь не стремились попасть обратно в Китай. Совместные походы и соседство роднили их с хуннами, а дети беглецов, переженившись между собой, составили целостность, которую китайцы III века приравняли к этнической. Думается, что они были правы. Каждый этнос есть целостность, исторически сложившаяся из различных субстратов. Каким бы монолитом ни представлялся нам тот или иной изолированный народ, когда-то и он был в стадии становления, т.е. стадии спайки различных, до него существовавших народов. Какие же основания отказывать в названии этноса хуннским кулам, если они кристаллизовались в нечто целое[43]43
  Гумилев Л.Н. О термине «этнос» //Доклады ВГО. Вып. 3. Л., 1967.


[Закрыть]. А что касается названия, то нарицательные имена как этнонимы известны и в Европе: франки-свободные, свевы – бродяги, маркоманны – пограничники, алеманны – сброд и т.п. Другое дело, что продолжительность существования этноса хуннских кулов была мала, но зато роль их в событиях IV века оказалась большой.

Иными словами, здесь мы наблюдаем интереснейший вариант этногенеза от начала до конца, который следует плодотворно анализировать, что мы и сделаем, после того как будут изложены все его перипетии.

У ПОДНОЖИЯ ТИБЕТА

На западной окраине Китая, в современных провинциях Шэньси и Ганьсу, жили бок о бок два разных народа: монголоидные пастухи кяны, народ тибетской группы, и земледельцы ди[44]44
  Грумм-Гржимайло Г.Е. Материалы по этнологии Амдо и области Куку-нора // СПб., 1903. С. 3 (далее-Материалы по этнологии...); Гумилев Л.Н. Величие и падение древнего Тибета // Страны и народы Востока, VIII. М., 1969. С. 153-155.


[Закрыть].Это были два разных народа[45]45
  Terrien de Lacouperie. Les langues de la Chine avant les chinois // Le Museon. 1888, VII. C. 28-29.


[Закрыть], в древности говорившие на разных языках тибето-бирманской группы. Они распадались на несколько племен, из которых наибольшее значение для истории имели танчаны, дансяны, ди-бома в Сычуани и байланы. Впоследствии эти племена жундиского происхождения, слившись, образовали средневековых тангутов[46]46
  Грумм-Гржимайло Г.Е. Материалы по этнологии... С. 41 и 43.


[Закрыть]. Несмотря на продолжительное общение с китайцами, они сохранили еще в III веке своих князей и свой быт. Хотя большинство их знали китайский язык, но у себя дома они пользовались языком ди. Наряды и обряды их были похожи и на китайские, и на тибетские. Китайцы иногда фигурально называли их «динлинами», но это не этноним, а метафора, подчеркивающая европеоидность как отличительную черту. Настоящие динлины были другим народом и жили не в Китае, а в Сибири.

Коротко поясним читателю изложенное выше: в древности в Восточной Азии существовали две европеоидные расы 2-го порядка: динлины и ди. Долихокранные динлины издавна жили в Южной Сибири и принадлежали к кроманьонскому типу в широком смысле слова[47]47
  Дебец Г.Ф. Палеонтология СССР. М., 1948. С. 65.


[Закрыть]. Китайцы в древности называли Саянские горы Динлин, подчеркивая этим локализацию странного для них народа[48]48
  См. работы Л.Н. Гумилева: Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло как историк Центральной Азии // Материалы по этнографии ВГО. Л., 1961. N1; Динлинская проблема // Известия ВГО. 1959. N 1.


[Закрыть].

Ди и родственные им жуны обитали на территории современного Китая от оазиса Хами до Хингана и в Сычуани[49]49
  Lattimore О. Inner Asian frontier of China. N. Y., 1940. С. 340-349.


[Закрыть]. Они были также европеоиды, но брахикранные, близкие к памиро-ферганской расе. Потомки ди, смешавшиеся с монголоидными тибетцами, встречаются среди амдосских кочевников, ныне неправильно называемых тангутами[50]50
  Эту ошибку выяснил и исправил Г.Е. Грумм-Гржимайло. См.: Материалы по этнологии...


[Закрыть].

Необходимо отметить, что этноним «тангут» – это средневековое монгольское название минягов, одного из племен ди. Теперь оно благодаря ошибочным и легкомысленным отождествлениям XIX века перенесено на кочевых тибетцев Амдо и Кама, т.е. на совсем другой народ[51]51
  Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II. Л.. 1926. С. 26.


[Закрыть]. Однако этноним «тангут» употребляется правильно в цитируемой нами научной литературе, и потому мы вынуждены его сохранить и использовать.