355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Кожевников » Смерть прокурора » Текст книги (страница 6)
Смерть прокурора
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 02:22

Текст книги "Смерть прокурора"


Автор книги: Лев Кожевников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

И все же, пытаясь глядеть на дело с двух разных сторон, чтобы не ошибиться, Андрей уже прозревал истину. Вспоминались непонятные прежде ухмылки, косые, испытующие взгляды, вопросики, когда он, злой и раздраженный, возвращался с Волковки, переживая очередное разорение. Еще сочувствовал говнюк, советы давал! Андрей вспомнил, как в августе прошлого года остановил Суходеева на улице со вспухшей до черноты щекой. Присвистнул. "Кто это тебя так приложил, парень?" И ключица -с трещиной оказалась, это Андрей уже через жену от Дуськи узнал позднее. И тоже все совпадало: он сам за неделю до этого "забыл" для пакостника на окне пачку патронов с тройной порцией пороха. Сработало... А отсюда и злоба, и все остальное.

Андрей вспоминал мелочь за мелочью, сопоставлял, сводил концы с концами и знал, что прячется за мелочами от главного -почему Суходеева нет уже две недели? Угодил в капкан? но не медведь же он, в конце концов. Неужели недостало толку выбраться?

И вдруг новая мысль промелькнула в голове, от которой по спине поползли омерзительные мурашки, что если следователь сдержит слово? В милиции тоже бывают исключения из правил. Тем более, что Суходеева ищут теперь уже всерьез. По словам жены, следователь заинтересовался... Может быть, они уже что-то знают? Иначе просто отмахнулся бы, как участковый. Ведь зачем-то Володька Суходеев мотался в Волковку. Не из-за одной только пакости, должно быть?

Все! Надо ехать, не мешкая. Если даже там ничего не произошло, он изведется здесь от черных мыслей.

Через час Андрей был на разъезде возле избушки с путевой связью. Поджидал попутный состав. Предчувствие беды не отпускало. Минут через двадцать, словно по расписанию, громыхнул на разъезде, взвизгивая буксами, бесконечный порожняк. Андрей Ходырев поднялся в кабину.

– Курить можно?

– Если табачком поделишься,– ухмыльнулся машинист.

Андрей поделился. На тридцать второй километр доехали молча. На прощание Андрей выбил с полпачки "Астры" для машиниста и спрыгнул на насыпь.

– Давай!

Он махнул рукой и долго стоял, пережидая набирающий скорость состав, грохот и лязг мелькающих мимо пустых платформ. Наконец, перестук колес затих вдалеке, и Андрей медленно двинулся в гору. За то время, что он здесь не был, трава местами успела вымахать по колено и вязала ноги, стоило сойти с тропы. В остальном все выглядело по-прежнему.

Андрей круто обернулся, вокруг было пусто и тихо, на удивление. Казалось, от тишины в воздухе стоит звон.

– Как вор,– он криво усмехнулся.

Но перед избой он снова остановился, даже присел на обочине в траву, озираясь по сторонам. Ощущение постороннего присутствия не оставляло, хотя Андрей догадывался, что страхи его надуманные, скорее от неизвестности. Он попросту боится взглянуть правде в глаза и всячески оттягивает минуту.

С первого же взгляда Андрей понял, что Пакостник здесь побывал. Вновь сбит замок вместе с накладкой. Оторваны на окнах доски. По привычке он обошел усадьбу кругом. Задняя дверь осталась не тронута, замок тоже на месте. Он выломал в кустах палку и вернулся к воротам, стоя сбоку за столбом, толкнул створу от себя. Подождал с минуту и шагнул во двор, в сырой, прохладный полумрак. Когда глаза попривыкли, он обнаружил разбросанный в проходе железный инвентарь. Пакостник, похоже, выбирал в ящике подходящий инструмент, чтобы сбить на сенной двери два висячих замка килограмма по три каждый.

И вдруг Андрей увидел возле заплота прислоненное ружье. Одностволка. Его сразу бросило в жар. Значит, из дому Пакостник уже не вышел? Он там, стоит подняться в сени и толкнуть дверь... в нескольких шагах.

Но жив ли?

Андрей сходил к рюкзаку, достал электрический фонарь. Осмотрел попутно ружье. Шестнадцатый калибр. Бескурковка. Патрон оказался с крупной дробью. Но незнакомое. Ружье деда Устинова со склепанным цевьем, с истертыми до блеска стволами, дряхленькое, он хорошо знал.

Дверь в сени оказалась сильно изрублена топором, оба замка выворочены с мясом и валялись на полу рядом с ломиком. Андрей пошарил лучом по двери, она была слегка приоткрыта, и вдруг внизу, под дверью, увцдел вцепившиеся в порожек, скрюченные пальцы. В крови. Дверь как бы защемила их. И на самой двери внизу темными полосами тоже насохла кровь. Почти в ту же секунду он почуял тошнотворный, гнилостный запах. Невольно отступил, не в силах оторвать глаза от скрюченных пальцев.

– Что ж ты, сука, глупее медведя оказался,– пробормотал Андрей и, стиснув зубы, шагнул вперед, потянул дверь на себя.

Мертвец лежал лицом вниз, вытянув к нему руки, будто желая схватить. Черные, жирные сгустки крови заляпали пол, стены. Кровь засохла и на одежде, но капкан оказался в стороне, в углу, спружиненный. Рядом лежал сапог, тоже перемазанный кровью, и вид этого сапога почему-то настораживал, гонцом палки Андрей не без усилия перевернул его. из голенина, из кровавого месива остро торчала кость.

Луч света медленно переполз на мертвеца. Левой ноги ниже колена не было, зато на обрубке поверх штанины был наложен жгут. Из поясного ремня.

Ему показалось неправдоподобным, что дугами могло отхватить ногу напрочь, но гадать он не стал. Ухватил мертвеца за волосы и повернул голову к себе, чтобы увидеть лицо... Мертвый, стеклянный взгляд. Застывший в кривом оскале рот с окровавленными зубами. Он разжал пальцы. Голова с деревянным стуком упала на пол.

Суходеев...

Андрей вышел со двора и тяжело опустился на бревно под окнами. Но запах черемухи, которая обильно сыпала цвет, походил на трупный, и он пересел подальше, на обочину. С полчаса жестоко смолил одну сигарету за другой, пока во рту не появилась горечь.

О явке с повинной не могло быть и речи. И не потому, что боялся за себя или за семью – просто не чувствовал на себе вины. И в глубине души не слишком раскаивался. На войне как на войне. Враг примел в его дом, покушался на его жизнь и на жизнь его близких. В результате, враг уничтожен. Хотя лучше бы этой смерти не было. Но теперь – все эмоции по боку – необходимо уничтожить следы, он не собирается доказывать легавым, что он не верблюд, пусть докажут сами.

Про капкан Андрей никому не рассказывал, даже жене. И сейчас мысленно похвалил себя. Если успеть управиться, то он сможет вернуться домой еще до ее прихода с работы и избежит лишних расспросов. Все знать ей ни к чему.

Андрей заплевал окурок и отправился во двор. Пошарив рукой под сенями, он отыскал в углу два свернутых мешка, припасенных прошлым летом под картошку. На мешках, когда он их вытащил, тоже оказалась кровь. Бурые, засохшие пятна. Андрей принес фонарь и осветил закут.

В щелях, между сенных половиц, кое-где виднелись темные потеки, даже сосульками.

Преодолевая отвращение, Андрей Ходырев сложил мертвецу руки по швам и кое-как затолкал его в два мешка. Туда же засунул сапог с торчащей из голенища костью. Затем он выволок труп на двор и погрузил на тележку с деревянным самодельным кузовам.

Во дворе среди железного хлама он отыскал тяжелый балансир от железнодорожной стрелки, тоже погрузил в тележку и вышел перевести дух. Осмотреться.

Вокруг было пусто и тихо. Толкая перед собой тележку, он двинулся в поселок и остановился на одной из улиц возле обвалившейся, колодезной будки. Разбросал полусгнившие доски и добрался до обруба. Верхние бревна прогнили насквозь, но их никто не трогал, и они держались. Андрей вытащил из прясла длинную жердь и осторожно пошарил в колодце – нет ли выпавших и застрявших крест-накрест бревен. В стволе было чисто. Он бросил на всякий случай камень. Далеко внизу раздался всплеск.

"Обсох, но на это дело как раз сгодится". Он перетащил мешок к колодцу. Проволокой примотал вместо груза тяжелый балансир и перевалил мешок через край...

В усадьбу он воротился через час. Заглянул в бочку, которая стояла под потоком. Но дождей давно не было, и бочка тоже обсохла. Он забросил в тележку алюминиевую флягу и двинулся лесом по заросшей кустами дороге.

Речку Андрей поначалу не узнал. Она обмелела и походила разве что на ручей. По ее поверхности плыли радужные пятна, и когда он зачерпнул кепкой, чтобы напиться, от воды явственно припахивало керосином. Поколебавшись несколько, он оставил тележку с флягой на дороге, а сам двинулся берегам вверх по течению и метров через триста оказался на краю огромной, свежей вырубки, уходящей за горизонт.

В прошлом году здесь стоял тридцати-сорокалетний березняк с еловым густым подростом. По сути, рубить еще было нечего. Но вырубили, и не столько вырубили, сколько искорежили гусеничными траками землю, испакостили и – бросили гнить. По всей вырубке, куда хватал глаз, спичечной россыпью белели березовые стволы.

Одолевая буреломы и тракторные отвалы, Андрей прошел еще метров с сотню и увидел то, что искал.

Нож мощного бульдозера попросту сковырнул у речки оба берега на отрезке около полусотни метров, и вода разлилась по всей площади, образовав широкую лужу. Посреди лужи были брошены пустые, промасленные бочки из-под горючего. Лежала на боку горловиной в воде бочка с остатками автола, и фиолетовое, радужное пятно вокруг нее было густым неподвижным.

Андрей выругался и, отыскав подходящую вагу, взялся выкатывать бочки из воды на сухое.

Местный леспромхоз, пакостники, вместо того, чтобы оборудовать под ГСМ специальную площадку – снять дерн, оканавить, провести на случай пожара минерализацию, насобачились устраивать склады и базы ГСМ в лесных речушках и ручьях. Расплющат оба берега или сковырнут и – готово. А там трава не расти. И не растет. Ни леса, ни речки, даже болота нет. Только ржавая хлябь под ногами с осокой да мутная вонючая жижа течет по пересохшему руслу вниз.

Андрей провозился с бочками не меньше часу и вдруг понял, что возвращаться не хочет, нет сил. Даже здесь, возле этой изгаженной и поруганной речушки, на краю безобразной вырубки он не чувствовал себя столь отвратительно.

...В сенях, замывая половицы, он нашел раскрытый перочинный нож. В сгустках крови. И вдруг понял до деталей, что тут произошло.

От удара дуг по ноге Пакостник сразу получил открытый перелом голени. Нечто подобное Андрей уже видел, приходилось. Промаявшись в капкане, когда малейшее движение причиняет страшную боль, потеряв много крови, он так и не смог из него освободиться, да еще в темноте наощупь. И тогда перочинным ножом он ампутировал ногу. Последнее, на что у него достало сил – это наложить жгут. Но выбраться уже не смог. Наверно, лишился чувств и то ли от потери крови, а может ночью от переохлаждения умер.

Андрей вспомнил, что и сам в ночь на восьмое мая изрядно перемерз в нетопленной избе. "Что ж, поделом козлу и мука," -непримиримо подумал он и прополоскал находку в ведре, смывая кровь.

Нож – это, конечно, улика. Стоит показать нож отцу Пакостника и назвать место, где нашли, будущее для Андрея сразу запахнет парашей. И капкан – тоже улика.

С помощью ломика Андрей вырвал пробой из стены, смотал цепь и вынес капкан на двор, где на старой тряпке уже лежало разобранное ружье. Все это необходимо было уничтожить. Хотя капкан и ружьишко (наверняка, тоже краденое) при других обстоятельствах он бы, разумеется, приберег.

На речку Андрею Ходыреву пришлось съездить еще раз и приготовить щелок. Но зато он был уверен теперь, что ни одного пятна крови нигде не осталось. Верхний слой земли под сенями он снял и насыпал сухой с гряд. Закут завалил разным пыльным старьем, собранным по углам. Припорошил пылью неправдоподобно чистые ступени и половицы в сенях, дав предварительно просохнуть. В остатках воды тщательно простирнул собственную одежду. Промыл сапоги. Протер оконные стекла, посуду, чтобы ничего суходеевского, ни одного следа не осталось. Мало ли как в скором времени обернется дело? Но изрубленные двери, вывороченные с мясом замки, щеколды, битый кирпич – все оставил, как есть. У легавых в анналах Пакостник зарегистрирован, и тут уж лгать не приходится. От жены сегодняшнюю поездку тоже лучше не скрывать. Ну, был. Посмотрел. Сама же говорила... Чтобы потом не вышло накладки.

Андрей собрал вещи и напоследок еще раз придирчиво все проверил, до мелочей. Как будто ничего упущено не было.

Погода, пока он возился в доме, сильно переменилась. С запада густо наволокло туч, и далекие раскаты грома становились все слышнее. Но солнце в эти последние минуты, похоже, взбесилось и прожигало одежду насквозь. Спускаясь через поселок к железке, Андрей вдруг краем глаза заметил странный просверк в лесочке в полутораста шагах вправо от себя. Как будто солнечный зайчик. Так могли бликовать линзы бинокля, или очки.

Андрей постоял. Спятился несколько, и блеск снова появился.

Если бы кто-то наблюдал за ним, то понял бы, что тоже замечен. Но блеск не исчезал, и тогда Андрей повернул в сторону леса, решив все же проверить причину. Возможно, блестела консервная банка или пустая бутылка, надетая на сучок.

Однако, к своему удивлению, он обнаружил в кустах возле тропы мотоцикл. Даже ключ зажигания был оставлен в замке... "Восход". Красного цвета. Но номеров почему-то не оказалось. Новый, поэтому не зарегистрирован, решил Андрей.

Он огляделся по сторонам, прислушался – не раздадутся ли поблизости голоса. Но уже было ясно, кому принадлежит мотоцикл, и от этой случайной находки ему сразу сделалось не по себе. Вся его сегодняшняя работа при такой улике гроша ломаного не стоит, и, как знать, не осталось ли незамеченным что-нибудь еще? Такая же вот "мелочь"?

Андрей замерил уровень бензина в баке и включил зажигание...

11

В семь утра следователь прокуратуры Валяев созвонился с гаражом горторга. Узнал: продуктовая машина ГАЗ 53Ф номерной знак 48-60 КВН сейчас находится на мясокомбинате, стоит под погрузкой. Затем отправится по магазинам развозить товар.

– Рабочий день у них когда заканчивается?

– По-разному. Иногда до девяти-десяти вечера раскатывают.

– А под погрузкой?

– Тоже по-разному. В зависимости от очереди. Могут час и два простоять.

Алексей отправился на мясокомбинат по адресу: улица Шоссейная, 2.

Вся здешняя округа представляла собой средоточение какихто баз, складских помещений, безымянных контор, свалок в перекрестии железнодорожных ниток и подъездных путей. Все пыльное, деревянное, перекосившееся, и только мясокомбинат, детище трех соседних районов, выглядел более капитально -серый, каменный куб. Забор вокруг него, опутанный поверху колючей проволокой, большей частью был повален, и видно, что не вчера.

Алексей подошел ближе. Возле правого крыла здания друг другу в хвост выстроились несколько грузовых машин. Здесь, посреди просторной, крытой платформы, стояли одинокие весы, и с них шел отпуск и загрузка товара. Из открытых дверей мясокомбината, со склада готовой продукции по подвесному монорельсу весовщица палкой толкала перед собой к весам партию колбас, взвешивала, помечая в блокноты, и шла за следующей. Иногда помечать забывала, и тогда из стоящей полукругам кучки ожидающих, едва весовщица отворачивалась за довеском, хищной птицей выскакивала краснорожая баба в брезентухе, хватала с весов несколько палок колбасы или связку и прятала за полой.

Эту операцию у всех на глазах баба повторила раза три-четыре и сделалась похожа на беременную. Впрочем, не надолго. Она тут же сбегала к машине, той самой ГАЗ 53Ф, номерной знак 48-60 КВН, и разгрузилась с помощью водителя у него в кабине. Затем все повторилось снова, еще и еще раз.

Алексею показалось странным, что весовщица не видит происходящего. Но, кажется, и все прочие тоже происходящего не замечали.

На какое-то время он отвлекся от бабы. В дверях, откуда по монорельсам подавались колбасы, появилась замечательной красоты девушка. Белый короткий халатик и белая шапочка, изящно пришпиленная к черным волосам, делали ее похожей на модель из рекламного буклета. Она никак не вписывалась в здешний уныло-производственный антураж, и Алексей решил, что скорее всего на мясокомбинате эта девушка – лицо эпизодическое. Возможно, представитель санитарно-эпидемиологической службы. Или какая-нибудь инспектор какого-нибудь отдела по качеству.

Она бросила несколько небрежных слов весовщице и удалилась, никого не поразив своим появлением. И Алексей усомнился тотчас в истинности своих предположений.

Между тем, баба с красным лицом вновь растолстела, и Алексей решил, что пора сунуть в мясокомбинатовский муравейник палку и посмотреть, что из этого выйдет: он выждал момент, когда баба выдернула из кучи на весах три полена колбасы разом, и крепко схватил ее за воротник.

– Прокуратура! – зычно объявил он и приставил бабе к носу удостоверение.

Жидкая толпа тотчас отхлынула от весов.

– Всем стоять! – приказал Алексей.– Номера машин переписаны. Личности будут установлены. Ближе, ближе сюда! Не стесняйтесь. А вы, милая,– он обернулся к растерянной весовщице,– быстро к телефону, 2-31-93. Вызывайте ОБХСС. Живо!

Он распахнул на бабе брезентовую робу. Под робой на пришитых с внутренней стороны крючках висело несколько палок колбасы. Весовщица исчезла.

Однако дальнейшие события приняли неожиданный оборот. Краснорожая баба вдруг забилась, затрепыхалась у Алексея в руке, словно пойманная курица, и повалилась на цементный пол. Истошный визг ножом полоснул по ушам. От неожиданности он выпустил воротник, и баба с воем задергалась в конвульсиях, биясь головой об пол. Платок на ней съехал, юбка задралась, обнажив застиранные, неопрятные панталоны.

– Встать! – рявкнул Алексей, догадываясь, что вся эта истерика разыграна на холяву. Известный воровской прием. Но баба продолжала колотиться головой о цементный пол. Обильная пена выступила у ней на губах, глаза выворотились, лицо уже было разбито в кровь.

Алексей махнул двоим из толпы.

– Держите ее. За руки и за ноги. А ты,– он ткнул пальцем в третьего,– быстро за водой, с ведром.

Ни один не пошевелился. Алексей подошел к толстомордому верзиле вплотную.

– Ты плохо слышишь?

– Да иду, иду,– лениво отозвался тот.– Только людей зачем бить?

– Не понял?

Верзила смотрел на него с нагловатой ухмылкой.

– А че не понял-то? Еще женщину... Вон свидетелей сколько.

Свою последующую реакцию Алексей не успел даже осознать. Правая рука сработала автоматически. Мощным крюком снизу он насадил небритую челюсть на кулак. И когда удар приподнял верзилу на цыпочки и выгнул дугой, коленом сильно ударил в пах. Верзила взвыл неожиданно тонко, по-бабьи и, согнувшись пополам, рухнул на колени.

"Месяц, ублюдок, будешь носить свою драгоценную мошонку в руках. Есть время подумать". С нехорошей улыбкой Алексей повернулся к публике.

– Ну? Кто еще видел, как я избивал бедную женщину? Ты?

– Че я-то?

– Не видел, значит?

– Не-ет.

– Может, ты?.. А ну, иди сюда!

Мужичонка в надвинутой на глаза кепке, к которому он обратился, вдруг вильнул задом и бросился наутек. Алексей вновь вернулся к верзиле, приподнял за волосы.

– Как фамилия?

Тот что-то замычал, не разжимая зубов.

– Как его фамилия?

– Карташов,– испуганно ответил кто-то из публики.-Грузчик.

– А фамилия этой женщины? – он кивнул на дергающуюся бабу.

– Терехина, экспедитор.

– Который убежал?

– шофер ихний, горторговский.

– Фамилия?

– Пыжьянов.

– Понятно, наставники подрастающего поколения...

Алексей выписал три повестки. Одну, плюнув, пришлепнул верзиле на лоб.

– Сегодня, в пятнадцать ноль-ноль, в прокуратуру. Явка обязательна.

Вторую сунул бабе в нагрудный карман.

– Я думаю, ты меня хорошо слышишь. В пятнадцать ноль-ноль прошу в прокуратуру. А эту повестку,– он обернулся к зрителям.– Вот ты, лично... передашь водителю. Я за ним бегать не стану.

"Как Хлыбов," – раздраженно подумал Алексей, чувствуя и в поведении, и в собственном голосе совершенно хлыбовские нотки. Даже словечко "ублюдок" где-то промелькнуло. Тоже хлыбовское.

– Здравствуйте,– услышал он за спиной приятный женский голос.– Что здесь происходит?

Обернулся. Перед ним в двух шагах стояла очаровательная девушка, та самая в белом халатике, и разглядывала его с явным любопытством. За ее спиной из глубины дверного проема маячило испуганное лицо весовщицы.

"Разумеется, в ОБХСС не дозвонились. Было занято,-догадался он.– И красотка отлично знает, что здесь происходит".

Он улыбнулся, недоуменно развел руками.

– Видите ли, сам решил спросить. А эта дама услышала и -сразу упала в обморок. С товарищем тоже дурно сделалось, прямо беда.

Он замолчал с выжидающей улыбкой, девушка тоже улыбнулась и протянула руку.

– Тэн, Светлана Васильевна. Мастер колбасного цеха.

– О! Так это вашу колбасу здесь расхищают?

– Нашу,– просто согласилась она.

Алексей представился.

– Ну и... что будем делать?

– Наверное, стоит обсудить? – неуверенно предложила она.

– Согласен.

Алексей отправился следом за мастером колбасного цеха. По пути она отдала распоряжение весовщице, чтобы погрузку продолжали.

– Вы в ОБХСС позвонили? – остановил Алексей.

Весовщица заполошно всплеснула руками.

– Ой, звонила., звонила... никто трубку не берет.

– А может, занято?

– Ага, занято,– поспешно закивала женщина и осеклась. Прикрыла ладошкой рот.

Алексей усмехнулся, но промолчал. Вслед за Тэн он вошел прямо со склада готовой продукции в небольшую, опрятную комнатушку. Отметил про себя, как элегантно, без крика и шума Светлана Васильевна удалила его с места происшествия. Сейчас там спешно заметают следы, чтобы к прибытию сотрудников ОБХСС выглядеть святее самого папы. Звонить, правда, он не собирался. Но хотя день пусть проживут честно, без воровства.

Светлана Васильевна предложила ему стул. Сама же, открыв сейф, достала пару объемистых папок и положила перед Алексеем.

– Что это?

– Накладные, Алексей Иванович, на отгрузку мясопродуктов по госдоговорам. За май-апрель месяц. Пожалуйста, обратите внимание на пункты назначения.

Алексей без интереса полистал папку. Пожалуй, его мысли больше занимала сама Светлана Васильевна Тэн, а не эти накладные.

– Свердловск. Пермь. Ижевск... А это морские порты. Клайпеда, Мурманск, Ленинград,– она встала у него за спиной, чуть сбоку и изящными, удлиненными пальцами с безупречно налаженным маникюрам отмечала, на что именно ему следует обратить внимание.

– Что означают морские порты? – из вежливости спросил он, возвращая просмотренные папки.

– Что груз предназначен для отправки заграницу.

Она убрала папки на место, закрыла сейф и села за стол напротив. Ее темные, большие глаза мерцали из-под длинных ресниц, волосы отливали свежим, юным блеском, на загорелых щеках тлел нежный румянец, и Алексей подумал, что перед женской красотой все остальное пустая тщета и бессмыслица. Поразительно, как подобная жемчужина могла оказаться в этой навозной куче? '

– И какие я должен сделать выводы, уважаемая Светлана Васильевна?

Тэн улыбнулась.

– Весь объем нашей продукции, Алексей Иванович, уходит на сторону. Куда – вы это сейчас видели. Зато в районы, в наш и в соседние, мы не отгружаем совсем. Только в райцентры. Девятьсот килограммов на шестьдесят тысяч населения. У нас. – она быстро простучала на калькуляторе.– Пятнадцать граммов на человека в сутки.

– На днях я прочел, что ваш мясокомбинат из месяца в месяц срывает госпоставки. В апреле, если не ошибаюсь, недоотгружено до сорока процентов продукции. Хотя, Светлана Васильевна, с планами переработки мясокомбинат как будто справляется, не так ли?

– Даже перевыполняем.

– Тогда в чем дело?

– В пятнадцати граммах в сутки на человека.

– То есть, расхищают? До сорока процентов?

– Да.

Алексей подумал, пожал плечами.

– Мне, впрочем, все равно. Я сюда по другому делу.

– Я знаю.

– Вот как! Это каким образам?

– С помошью телефона. Позвонила в прокуратуру Хлыбову. Он сказал, что вас с проверкой на мясокомбинат никто не уполномочивал. Вы проявляете самодеятельность, скорее всего попутно. Но предупредил, что вы способны на неожиданные поступки, поэтому с вами лучше не лгать, а побеседовать предельно откровенно.

– Что вы и делаете? – Алексей был уязвлен до глубины души, и вопрос прозвучал достаточно грубо.

– В любам случае это лучше, чем ложь.

– Разумеется. Но у меня в связи с этим появилась одна нескромная мысль. В вашем городе, похоже, я единственный честный человек.

Тэн пожала плечами.

– Я тоже.

Алексей промолчал и сразу почувствовал – его молчание истолковано как сомнение. Румянец на щеках обозначился ярче, глаза сверкнули почти сердито, и он убедился окончательно, что задел за больное. Однако продолжал молчать с некоторой даже иронией.

– Вы можете мне не верить, если угодно,– она явно оправдывалась! – С точки зрения закона, наверно, так и есть. Соучастие, недоносительство... Сокрытие? Я не знаю всех юридических формулировок в этом плане. Но моя совесть чиста, своим служебным положением я никогда не пользуюсь.

– Вам хватает пятнадцати граммов в сутки?

– Мне и этого много.

– Вы что же не употребляете мясного?

– Не употребляю. Зато у экспедитора Терехиной шестеро внуков. Она бабушка. И сотни три родственников, все с неотоваренными талонами на руках. И все к ней обращаются.

– Выходит, там на весах я вел себя как последний негодяй?

Тэн улыбнулась. С сомнением пожала плечами.

– Не знаю.

– Весы, надо думать, не единственный канал хищений?

– Не единственный. Хлыбов, например, пользуется другими каналами.

Алексей хмыкнул.

– Не слишком ли вы откровенны со мной?

– В следующий раз, если захотите кого-то ударить, вы можете сделать это у себя в прокуратуре. А не добираться в такую даль на мясокомбинат.

Алексей расхохотался.

– Все, сдаюсь! Вы выиграли бой чистым нокаутам, ха-ха-ха!

Она неожиданно взяла его за руку.

– Хотите, я вам обработаю?

Алексей только сейчас увидел, что костяшки пальцев на тыльной стороне руки сбиты в кровь, и рука перемазана. Ухмыльнулся.

– Если это не взятка.

Глядя, как мягкими, точными движениями она обрабатывает ссадины, Алексей подумал, что уходить ему отсюда совсем не хочется. Проворчал:

– Мне кажется, муж не слишком вас любит.

– Почему? – она взглянула на него с любопытством.

– Красивые женщины устраиваются как-то иначе. Здесь не очень подходящее для вас место.

– Вы просто не знаете настоящую цену моего места.

– Я знаю, что своим служебным положением вы не пользуетесь. Стало быть, вашему месту грош цена.

Тэн отрицательно качнула головой.

– Я буду пользоваться, как только выйду замуж.

Алексей даже растерялся.

– Так вы... незамужем, хотите сказать?

– Нет.

– Бог ты мой! Какая удача. В таком случае, я делаю вам предложение.

Она изумленно посмотрела на него и рассмеялась.

– Хлыбов предупреждал, что вы способны на неожиданные поступки. Кажется, он был прав.

– Нет, кроме шуток. В городе всего два честных человека. почему мы с вами должны друг друга избегать?

– Не знаю,– подумав, ответила Тэн.

Алексей записал номер своего телефона на перекидном календаре. Шутя пригрозил:

– Если вы, Светлана Васильевна, в течение двух дней не позвоните по этому номеру... хотя бы для того, чтобы сказать "нет", я снова нагряну сюда с проверкой.

Направляясь в прокуратуру, он еще и еще раз мысленно прокрутил отдельные эпизоды, связанные с хищением мясопродуктов, и меру возможного участия в них Суходеева. "Мелкий несун, не более того,– решил он.– Вся цепочка налицо: экспедитор, водитель, грузчик. Что успели стянуть с весов, цдет на стол и, видимо, родственникам. Мокрухой тут, пожалуй, не пахнет".

Он вспомнил улепетывающего водителя в надвинутой на глаза кепке и усмехнулся. Терехина, экспедитор, тоже не в счет. Карташов в то время еще не работал. Словом, очередная пустышка. Для очистки совести он допросит всех троих, и можно ставить на мясокомбинате точку...

рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановился прокурорский "уазик". В окно высунулась улыбающаяся физиономия Махнева.

– Валяев, душа! Полезай в карету.

Алексей подошел. В салоне на заднем сидении расположился с чемоданом эксперт-криминалист Дьяконов, полнощекий, с толстыми красными губами и сочным, густым голосом. Поздоровались.

– Нам по пути? – засомневался Алексей.

– По пути, по пути. Садись. На тот свет всем по пути.

"Уазик" рванул с места и, рывками набирая скорость, запрыгал по ямам.

– Водила хренов,– проворчал эксперт-криминалист вздрагивающим от езды голосом. Его полные щеки тряслись на ухабах, и даже губы заметно пришлепывали.

– Помнишь, я тебе рассказывал про младенца? В мусорном баке нашли, угол Парижской Коммуны? в коробке с розовым эдаким бантикам, ха-ха! – Махнев был радостно возбужден, хотя предмет как будто к веселью не располагал.

– Помню, еще бы.

– Так вот. Убийца нашелся. И даже понес наказание. Высшая мера. Через повешение, ха-ха! Есть справедливость на земле. Есть! И, между прочим, уже третий случай подряд. Сегодня, скажем, мы обнаруживаем труп убиенного младенца, а через день... максимум, два-три – труп убийцы. Как правило, родителя. Даже дрожь берет, словно это возмездие. Свыше! Ха-ха!

– Как это случилось?

– Вот сейчас приедем, и сам все увидишь,– подмигнул махнев. – Не пожалеешь, обещаю.

Но Махнев не выдержал и полминуты. Начал выкладывать историю.

– Представляешь, баба потеряла своего мужика! Вышел ночью в сортир, с постели поднялся и – нет его. Поворочалась она с боку на бок, и опять спит. Дескать, покурит, придет сам. А не придет, так и леший с ним. Утром бабе на работу надо бежать, а в постели рядом пусто. Нет мужика, не пришел. Во двор сунулась, покричала, по улице туда-сюда... Нету. Вышла на огороды, а он, глянь – возле плетня стоит, на коленках. Да как-то странно стоит... голову на бок повесил. А на голове ворона, глаз ему долбит. Подошла баба ближе, а мужик у ней мертвый, на колу висит. Воротником рубахи за кол зацепился, когда через плетень пьяный перелезал, и сорвался, видать. Как петлей шею перехватило. Высшая мера, ха-ха!

– Почему ты решил, что это убийца?

– Баба опять же! Живого боялась досмерти, а как увидела, что сдох, палку из плетня выломала и давай лупить его куда попало. С воем. Соседи понабежали, оттаскивают, а она, как чумная. Он, кричт, гадина, ребеночка моего зашиб. В коробку затолкал. А ей отнести велел и в мусорку бросить. Куда отнесла ребеночка, говори, баба? На парижскую коммуну? Эта коробка? Эта, эта! – кричит.– Туда отнесла.

"УАЗ", не разбирая дороги, вихрем промчался по одноэтажным, окраинным улочкам и, вильнув, юзом, тормознул возле открытых настежь ворот и кучки зевак.

На огороде возле плетня тоже было людно. Двое милиционеров сдерживали граждан на приличном расстоянии. Граждане в свою очередь удерживали простоволосую, худую женщину с испитым лицом. Она грязно бранилась и все норовила доплюнуть до мертвеца. Но иногда поворачивалась и, вставая на цыпочки, из-за голов грозила длинной, мослатой рукой в соседские окна рядом.

– Не угомонилась еще, Мариша? – мимоходом спросил Махнев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю