Текст книги "Замоскворечье"

Автор книги: Лев Колодный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Сейчас Бахрушинский музей оброс филиалами, музеями-квартирами великих артистов. Но былого великолепия не осталось.

Старообрядцы перед революцией успели построить на Новокузнецкой, 38, церковь Покрова Богородицы. Сурового вида одноглавый храм из красного кирпича единственным куполом напоминает воинский шлем. Приверженцы старой веры, не принявшие реформ патриарха Никона, называют свой храм "древлеправославным". В отличие от всех православных храмов Замоскворечья его двери почти всегда на замке, старообрядцы приходят сюда по большим праздникам.

В этой глухой части Замоскворечья мусульмане до революции обрели на Большой Татарской, 28, мечеть с минаретом. С улицы советская власть наглухо прикрыла мечеть пятиэтажной коробкой, чтобы она не бросалась в глаза прохожим. А в Малом Татарском в 1914 году построили медресе, трехэтажное здание, зажатое жилыми домами. Деньги на медресе дал нефтяной король Асадулаев, житель Воздвиженки. Татарские названия улиц уводят в ХVII век, когда в Москве появилась Татарская слобода, заселенная выходцами из Золотой Орды. Ее жители занимались торговлей лошадьми. Многие потомки татар прославили Россию, стали русскими татарского происхождения. Хозяйка особняка на Новокузнецкой, 12, Наталья Урусова носила фамилию, которая произошла от имени Урус-хана. Предок автора "Бедной Лизы" и "Истории государства Российского, великий Карамзин – Кара-мурза. Предок князей Юсуповых – ногайский хан Юсуф. Его потомку, Николаю Юсупову, посвятил послание Пушкин:

От северных оков, освобождая мир,

Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир,

Лишь только первая позеленеет липа,

К тебе, приветливый потомок Аристипа,

К тебе явлюся я; увижу сей дворец,

Где циркуль зодчего, палитра и резец

Ученой прихоти твоей повиновались

И вдохновенные в волшебстве состязались.

Утонченному вкусу и размаху Юсупова мы обязаны "Архангельским", изумительной усадьбой с дворцом-музеем и парком. Одну из комнат дворца заполняли портреты красавиц, "даривших Юсупова своей любовью". Если бы среди татар объявился такой автор, как у евреев, написавший книгу "Знаменитые евреи", то, я думаю, "Знаменитые татары" стали бы бестселлером.

Юго-восточная часть Замоскворечья плохо изучена, кажется, что здесь ничего знаменательного не происходило, никто из великих не жил и не бывал. Исключение составил Максим Горький, появившийся однажды в кепке с окладистой бородой в Вишняковском (бывшем Лужнецком) переулке, 27. Сюда в многоэтажный дом писатель наведался к старому другу, Ивану Ладыжникову. В годы между двумя революциями он содержал за границей типографию, доходы которой пополняли партийную кассу Ленина. Когда "буре– вестник революции " вернулся на родину , то решил инкогнито посмотреть на столицу мирового пролетариата. Горький, как конспиратор, загримировался и пошел по улицам хорошо знакомой ему Москвы. В гриме и простонародной одежде Алексей Максимович наведывался в столовые, магазины, заводил душевные разговоры. После чего написал очерки во славу Сталина, заняв бывший особняк Рябушинского у Никитских ворот...

У Новокузнецкой, в Руновском переулке, 4, в трехэтажном доме жил детский писатель Александр Ивич, он же Саня, он же Игнатий Игнатьевич Ивич-Бернштейн. В его квартире ночевал тайком от московской милиции изгнанный из социалистической столицы Осип Мандельштам с Надеждой Яковлевной, женой. После воронежской ссылки у него отняли кооперативную квартиру и сослали за 101 километр.

"Худой, хрупкий, балованный Саня, – писала Надежда Яковлевна, – с виду никак не казался храбрым человеком, но он шел по улице, посвистывая как ни в чем не бывало, нес всякую чепуху о литературе, словно ничего не случилось и он не собирался прятать у себя в квартире страшных государственных преступников, меня и О. М.", то есть Осипа Мандельштама. В квартире номер 1, на первом этаже при входе налево, в послевоенные годы хранился архив поэта. Он благодарил судьбу, что "лишь случайный гость Замоскворечья", где ему пришлось жить в окружении "суровых семей трудящихся" коммунальных квартир, уставленных белыми слонами большой и малой величины. Эта жизнь ушла. А ту, что пришла взамен, опишут другие поэты, когда настанет их черед предаваться воспоминаниям.

Имя "Новокузнецкая" носит станция метро, построенная в 1943 году, в разгар войны. Ее перроны украшают барельефы Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. Их помянул в приказе Сталин, вдохновляя солдат "образами великих предков".

(Голос Сталина я услышал по радио 3 июля 1941 года. До того дня вождь никогда не выступал перед народом. О нем по радио пели песни, читали стихи, его называли великим и гениальным. Сталин казался всем и мне, первокласснику, исполином и мудрецом. Поэтому я изумился, как тихо, медленно, с трудом говорил он по-русски, начав выступление со всем, даже детям, понятных слов: "Братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои!"...)

С потолка "Новокузнецкой" свисают мозаичные панно на тему мирной довоенной жизни: девушки с цветами, рабочие, строители, летчики у машин. Эти картины из цветных камешков собрал в осажденном Ленинграде художник, погибший в блокаду. По "дороге жизни" мозаики отправили в Москву. А сегодня на метро нет денег.

Они есть у нового хозяина особняка с занавешенными окнами на Новокузнецкой, 40, у всем печально-известного Бориса Березовского, убывшего в далекие края.

У ЦАРЕВА КАБАКА

Москва обязана возникновением и названием реке. Она не раз меняла русло, пыталась смыть Замоскворечье бурными разливами. При Екатерине II частично обуздали ее нрав, проложив Водоотводный канал. Ложем этого канала стала старица, старое русло, по которому Москва-река текла в незапамятные времена. Другое исчезнувшее русло пролегало там, где тянется Садовническая улица. И третье русло окончательно установилось у подножья Боровицкого холма, где царит Кремль.

На заливных землях царь разбил Государев сад. За ним ухаживали жители трех слобод – Верхней, Средней и Нижней с еще одним названием – Садовники. Затапливаемая земля не успевала просохнуть за короткое московское лето. Грязь месили копытами и колесами, образуя болото, по-татарски "бал-чех". От этого слова произошло название улицы Балчуг.

Она известна со времен Дмитрия Донского. У Балчуга Иван Грозный поставил на радость опричникам "царев кабак". Его стены оказались вблизи церкви Георгия в Ендове, не сломанной в годы сталинской реконструкции. В этом названии хранится память о первом московском питейном заведении. По словам выдающегося знатока Москвы Михаила Александровского: "Яндова, ендова – низкая, большая, медная, луженая братина с рыльцем, для пива, браги, меду; в ендове подают питья на пирах, она же есть в распивочных и кабаках..."

Из братины, большого сосуда шаровидной формы, зелье разливали по малым чашам или пили вкруговую на пирах. В том государевом кабаке опричников "упояли безденежно", за счет Ивана Васильевича. Замаливали кровопийцы грехи в соседней церкви, стоящей поныне у Балчуга.

По другой версии, местоположение храма напоминало ендову, она сформировалась разливами, оставившими на земле крутые ложбины. Была еще одна привязка к местности: Георгий в Острогах. Балчуг защищал острог, крепость, окруженную рвом и тыном с прорезями для пушечной и ружейной стрельбы. Такие "блок-посты" Средневековья встречались нам в Замоскворечье у церкви Климента на Пятницкой и церкви Екатерины на Ордынке. Глубоко в земле у Георгия в Ендове откопали пушечные ядра былых сражений.

Храм, поражающий каменным кружевом кирпичной кладки, построен прихожанами Нижних Садовников в середине ХVII века. Тогда по всей Москве поднимались подобные творенья. Волны белокаменных кокошников заливают купола, плывущие в небе под мачтами-крестами. Нигде в Европе города не украшались таким "узорочьем", сменившимся волею Петра подсмотренными в заморских странах образами.

Там, где в Средние века жили садовники, в Новое время поселился мелкий торговый люд, приказчики, малоимущие служащие. "Иногда проживали здесь и довольно крупные домовладельцы, но очень немногие и редко", – писал в "Истории храма и прихода" настоятель Георгия в Ендове протоиерей Василий Ювалов. К этому исключению из правил он отнес Павла Демидова. Этот известный библиофил и собиратель коллекций был одно время прихожанином церкви.

Из династии горнозаводчиков Урала этот Демидов выглядел белой вороной в кругу большой семьи. В детстве его воспитывал профессор, в отрочестве и юности он слушал лекции в Геттингенском университете. В Горной академии во Фрейбурге изучал "практическое искусство добывания руд". Завершив образование, шесть лет путешествовал по Европе, везде слушал лекции, посещал музеи и библиотеки и постигал горное дело, сказочно обогатившее Демидовых. Но наращивать капиталы не захотел, "всецело отдался философскому уединению, рассматриванию природы и ученым созерцаниям". Демидов публиковал за границей свои сочинения, состоял в переписке с великими естествоиспытателями, в их числе – с Карлом Линнеем. И неутомимо собирал коллекции минералов, насекомых, растений. В его московском доме образовалось редкое собрание картин, книг и рукописей, монет.

Павел Демидов восстановил колокольню храма Георгия в Ендове, рухнувшую после сильного наводнения. Задолго до смерти подарил Московскому университету библиотеку и коллекции, погибшие при пожаре 1812 года. Памятником ему стал в Ярославле Демидовский юридический лицей, основанный на капиталы просвещенного аристократа. Летом он жил в селе Леонове, оказавшемся в черте современной Москвы. От села сохранилась церковь. Последние избы здесь сносились на моих глазах, когда открывали второй вход станции метро "Ботанический сад".

Наводнение, повалившее колокольню Георгия в Ендове, повредило опоры Большого Каменного моста, связывавшего Москву с Замоскворечьем. Это побудило правительство срочно начать строить канал, чтобы отвести от устоев моста воды реки. Иначе подобраться к опорам не могли. За три года вырыли горы земли. Канал, ставший в 1786 году тетивой центральной излучины Москвы-реки, получил название Водоотводного, потому что с его помощью отвели воды из русла. Есть и другое название – Канава, не прижившееся в Москве. Как назвать канавой широкий канал, протянувшийся на четыре километра? По первоначальному плану собирались протянуть его от Крымского моста до Краснохолмского и дополнить мелкими каналами, чтобы Москва напоминала Петербург. На стрелке в нижнем течении замышляли построить дворец. Но и в меньших масштабах и без дворца Водоотводный канал стал крупнейшим инженерным сооружением ХVIII века, внушающим почтение в ХХI веке. Между его берегами в самом широком месте 50 метров. Над водой переброшено шесть проездных мостов и два – пешеходных. Третий – самый большой и красивый – мечтает построить Юрий Лужков от Храма Христа в Замоскворечье.

Некогда многолюдный Балчуг, плотно застроенный домами, лавками, сохранил всего несколько старых зданий. Под номером 1 на улице свыше ста лет стоит гостиница. Она не раз меняла название, была "Новомосковской", "Балчугом", "Бухарестом", стала "Балчуг-Кемпински". Ее построили в 1898 году по проекту академика архитектуры Иванова. В Москве на рубеже ХIХ-ХХ веков работало десять архитекторов с такой фамилией. Самый выдающийся из них – Александр Васильевич Иванов, родившийся в 1840 году, неизвестно когда умерший после революции. Он спроектировал в Петербурге свыше 60! зданий. Переехав в растущую, как на дрожжах, Москву, архитектор-художник украсил центр торговыми и доходными домами, гостиницей "Националь" на Тверской. И великолепными зданиями Российского страхового общества, ставшими штаб-квартирой Лубянки, до неузнаваемости переделанными.

В те годы, когда гостиницу звали "Новомосковской", у ее входа однажды появился мальчик Максим Серегин, подносивший чемоданы гостей. В 14 лет по примеру земляков крестьянский сын приехал на заработки. Он был родом из села Огарева Тульской губернии. В Москве обосновался, женился на Евдокии Синотовой. Невеста родилась в деревне Утицы у Бородинского поля, где произошла битва за Москву. Из гостиницы Максим Иванович Серегин так никуда и не двинулся. В ливрее встречал приезжих там, где начинал подносчиком чемоданов. Служил швейцаром до смерти, не дожив до свадьбы дочери Нины и рождения внука. Нина Максимовна вышла замуж за сверстника, молодого техника-связиста Семена Высоцкого. В том не самом счастливом браке появился в Москве на свет без двадцати десять 25 февраля 1938 года Владимир Семенович Высоцкий. Его никому представлять не нужно. Эти подробности, которыми никто не интересовался, сообщила мне после смерти сына Нина Максимовна. Чтобы их опубликовать, пришлось цензору газеты получать разрешение руководства Горлита, цензуры города Москвы, вечная ей память.

Дважды за сто лет наращивали над "Новомосковской" этажи и в конце концов превратили в современный отель класса люкс. После первой надстройки она служила гостиницей "Интуриста". В ее номерах в 1934-36 года, когда по стране покатились волны "большого террора", жил собственный корреспондент газеты коммунистов в Праге Юлиус Фучик, сочинявший восторженные очерки о сталинской Москве. Он же, будучи узником гитлеровской тюрьмы, написал легендарный "Репортаж с петлей на шее", заканчивавшийся словами: "Люди, я любил вас, будьте бдительны!" Этот герой вдохновил студента Ленинградского художественного института Илью Глазунова написать портрет, отправленный в Прагу на конкурс. К всеобщему удивлению никому неизвестный живописец, не успев получить диплом, стал лауреатом международного молодежного конкурса. Руководители комсомола пожелали показать портрет и другие картины лауреата на персональной выставке в Москве. Вернисаж закончился триумфом автора, каждая выставка которого пользуется с тех пор необыкновенным успехом и превращается в событие общественной жизни.

От Георгия в Ендове начинается и Балчуг, и Садовническая улица. Она тянется на два километра по большому безымянному острову, омываемому водами Москвы-реки и Водоотводного канала. До недавних лет улица называлась Осипенко, в честь летчицы, прославившейся до войны дальним беспосадочным перелетом из Москвы в Комсомольск-на-Амуре. После гибели Полины Осипенко улицу, где жила отважная девушка, назвали ее именем. Но в каком она месте жила – не установили. Проще было одним махом переименовать старинную улицу.

Руки разрушителей до Садовников не дотянулись, поэтому улица неплохо сохранилась с начала ХХ века. Чтобы увидеть самое древнее строение, нужно обойти кирпичный дом под номером 55. За ним во дворе возникают каменные палаты ХVII века, пережившие наводнения, пожары и "социалистическую реконструкцию".

Другой памятник архитектуры передвинули с набережной, где сооружали при Сталине многоэтажные дома, вглубь владения 43. Это двухэтажный каменный особняк с мезонином. Его фасад украшен четырьмя парами пилонов и барельефами. Таким он стал в 1803 году после того, как древние каменные палаты перестроили в стиле классицизма. Как утверждает Петр Сытин, автор непревзойденного труда "Из истории московских улиц", здесь родился Матвей Казаков. Вероятно, это обстоятельство побудило дом передвинуть, а не разрушить, как все другие, стоявшие рядом с ним. Самостоятельно в Москве этот мастер классицизма начал строить довольно поздно, звание архитектора получил в 37 лет. Но, прожив еще столько, не только построил в Москве больше всех замечательных зданий, но и повлиял на образ всего города, сгоревшего в огне пожара 1812 года. Сенат в Кремле, Колонный зал, Московский университет, Петровский дворец, Голицынская и Павловская больницы, церкви и особняки – все это Матвей Федорович Казаков.

Ему приписывали и Кригскомиссариат в Садовниках. Но это похожее на рыцарский замок здание с башнями создал в стиле раннего классицизма архитектор Николай Легран. Уроженец Парижа играл в Москве до смерти роль главного архитектора. Под его началом создан Генеральный прожектированный план 1775 года, определивший развитие города на много лет вперед. Кригскомиссариат ведал снабжением русской армии. В нем служил подканцеляристом отец Матвея Казакова, живший, вероятно, неподалеку от службы в том доме, что передвинули вглубь двора Садовнической улицы.

Кригкомиссариат в наш век служит штаб-квартирой Московского военного округа. Фасад украшают две старые пушки и две мемориальные доски в честь маршалов, командовавших в разное время войсками округа. Другие не менее известные и достойные командующие не удостоены такой чести, начиная с Николая Муралова, солдата царской армии, назначенного председателем Реввоенсовета Троцким на маршальскую, по нынешним понятиям, должность.

Много событий произошло в этом большом суровом доме, где судили разжалованного маршала Советского Союза Лаврентия Берию, шефа кровавой Лубянки. Сюда его под охраной офицеров с пересадкой на гауптвахте Алешкинских казарм доставили из Кремля, где соратники Сталина решили судьбу бывшего друга, рвавшегося к верховной власти. Полгода, пока шло следствие, Берия сидел в бункере в солдатской гимнастерке где-то здесь, за массивными стенами, образующими в плане замкнутый квадрат. Его обвинили во множестве тягчайших преступлений, подлинных и мнимых. В числе истинных жертв оказался сонм изнасилованных женщин, порой после постели попадавших в лагерь или в могилу. Их список представили суду военного трибунала.

Но были и обласканные. Я знал одну из них, студентку филфака Московского университета. Вместе шли по конкурсу – 25 человек на одно место, вместе провалились на экзаменах и с болью в сердце распрощались с факультетом. Но я продолжал по-прежнему туда ходить за письмами, поступавшими "до востребования" на мое имя. Конверты расставлялись по алфавиту в ящике, висевшем на стене длинного коридора. В нем и встретил неожиданно сияющую радостью знакомую, рассказавшую мне поразительную историю. Шла она в печали по Москве, куда глаза глядят, и вышла на Арбат. Как вдруг у ее ног резко затормозила легковая машина. Вышел из нее военный и предложил подвезти. Не долго думая, она села в машину и увидела рядом "товарища Берию". (Произнеся с восхищением эти слова посмотрела мне в глаза с немым вопросом – знакомо ли мне это имя.) Узнав о ее горе, он пообещал помочь. И помог. Из его секретариата позвонили в приемную комиссию университета. Таким вот образом моя знакомая, по ее словам, попала в списки зачисленных на учебу абитуриентов. И не попала в список, фигурировавший в суде.

Берию после вынесения смертного приговора привели в бункер, заполненный охраной. Генеральный прокурор СССР прочел приговор, который обжалованию не подлежал, и распорядился: "Приговор привести в исполнение!" Вновь назначенный командующий МВО генерал Москаленко, будущий маршал Советского Союза, предложил было это совершить самому молодому офицеру: "Ты хорошо стреляешь, давай!" Генерал Батицкий, тоже будущий маршал Советского Союза, попросил командующего доверить стрелять ему. Он вынул парабеллум и со словами: "Этой штукой я на фронте не одного мерзавца на тот свет отправил", свершил казнь. Он тоже метко стрелял и не промахнулся. Версия, что якобы расстреляли Берию в Кремле сразу после заседания, где его лишили всех наград, званий и должностей, не выдерживает критики.

КОММУНИЗМ В ОДНОМ ДОМЕ

Земля у Кремля омывается со всех сторон речными потоками. А, значит, является натуральным островом. Его делят на пять частей мосты. Все они – с титулом "Большой" – известны: Каменный, Москворецкий, Устьинский и Краснохолмский. У большого острова под ними в виде подковы – названия нет, как у подобного острова Сите на Сене, которая, как все знают, в Париже не горит.

А у шести набережных острова названия есть. Берсеневская – помнит Беклемишева по прозвищу Берсень, что значит крыжовник. Росла ягода на острове, где цвел Государев сад. Берсень-Беклемишев выполнял важные поручения Ивана III, ездил к польскому королю и крымскому хану. Но у Василия III впал в немилость и сложил голову на плахе, как пишут историки, "за резкие выступления против самодержавной власти". Казнили боярина "близ его двора", усадьбы, сохранившейся до наших дней.

По преданиям, владел ею Малюта Скуратов. Найденные в подземельях кости и тиски, служившие при допросах с пристрастием, дали повод считать, что лютый предшественник Ежова злодействовал вблизи усадьбы. Поодаль от нее на острове устраивались кулачные бои, воспетые Лермонтовым в поэме про удалого купца Калашникова. Сюда, на нынешнюю Болотную площадь, наведывался Иван Грозный, чтобы посмотреть бойцов, не щадивших друг друга.

Романовы усадьбу пожаловали "государеву садовнику" Кириллу. Его внук Аверкий служил думным дьяком. Жалованье царя позволяло ему возвести пышные каменные палаты. Хозяин соединил их переходом с домовой церковью Николы Чудотворца, тогда же построенной на его средства. С тех пор чудный ансамбль на Берсеневской набережной, 20, зовется именем Аверкия Кириллова. Жил хозяин палат до Стрелецкого бунта 1682 года. На глазах малолетнего Петра с Красного крыльца бросили стрельцам на расправу Аверкия Кириллова и других приверженцев Нарышкиных, потерпевших поражение в схватке за власть с Милославскими.

Похоронили растерзанного дьяка в церкви рядом с палатами. До нас не дошел деревянный верх с "гульбищем" и " висячим садом". От того четвертого этажа сохранился один каменный теремок. Он появился, когда усадьбой владел родственник Аверкия Кириллова дьяк Курбатов. Это еще одна фигура, оставившая след в истории. Дьяк возглавлял магистрат Москвы и сооружал Арсенала в Кремле. Под его началом служил Михаил Чоглоков, построивший Сухареву башню. Считают, что он придал великолепие и прибрежному фасаду палат.

Век спустя помещался здесь архив Сената, жили сенатские курьеры, поэтому палаты назывались " Курьерским домом". Император Александр II передал его Московскому археологическому обществу. Сюда приходил Иван Забелин и другие великие знатоки Москвы. Советская власть высокое ученое собрание разогнала и стены обжили Центральные государственные реставрационные мастерские. Казалось бы, что может быть лучше. Но то были такие лихие реставраторы, которые по своей прихоти обратились в Московский Совет с ходатайством – сломать колокольню Николы Чудотворца. На каком основании? А вот на каком: "Колокольня затемняет помещения, чем затрудняется работа мастерских, просим названную колокольню снести".

С палатами Аверкия Кириллова соседствовал казенный Питейный двор, где хранилось и продавалось оптом хлебное вино, попросту, водка. Со временем Питейный двор превратился в Винно-соляный двор. Вход в него вел через каменные ворота на Всехсвятской улице, чуть ли не самой древней в Москве. Где эта улица? – спросят читатели. От древней улицы остался один дом, помянутый Агнией Барто в стихах, запомнившихся с детства. Цитирую по памяти:

Возле Каменного моста, где течет Москва-река,

Возле Каменного моста стала улица узка.

Там волнуются шоферы, там случаются заторы,

"Ох, – вздыхает постовой, – дом мешает угловой..."

Большой пятиэтажный дом буквой "Г" в плане передвинули метров на сто с насиженного места на угол Болотной площади у сквера. Там он и стоит в одиночестве, неприкаянный.

Веками поперек острова тянулась улица, застроенная по обеим сторонам корпусами Суконного двора, Суконными торговыми банями, частными домами. Название ей дала церковь Всех святых. Она же дала первоначальное название Всехсвятский – Каменному мосту, который москвичи считали "восьмым чудом света". Чудо строилось почти полвека. Начал возводить арки моста приглашенный из Страсбурга мастер Кристлер при Михаиле Романове, достраивал – русский монах старец Филарет при правительнице Софье и Петре Первом. Мост оказался таким дорогим, что с тех пор, когда у москвичей заходила речь о непомерной цене, говорили – "дороже Каменного моста". У берега мост венчала Шестивратная башня, пропускавшая пеших и конных между городом и Замоскворечьем.

Всехсвятская улица представлялась Петру главной в столице. Иначе бы он не приказал поставить на ней первые в Москве Триумфальные ворота. После Азовского похода царь прошествовал не во главе крестного хода, а впереди победоносного войска в образе "большого капитана", в заморском офицерском мундире. Впервые третий Рим украсился сооружением в классическом стиле. Колонны, статуи античных героев и богов пришли на смену памятникам, всецело посвященным святым.

На месте кулачных боев случались казни. "За умысел на Государево здоровье" сожгли здесь некоего Андрюшку Безобразова. Самая известная казнь состоялась 10 января 1775 года. Тогда, как писал очевидец, заполнилась "вся площадь на Болоте и вся дорога от нее, до Каменного моста... бесчисленным множеством народа". На эшафоте, окруженном сомкнутым строем войск, свершилась лютая казнь Емельяна Пугачева и его атаманов, потрясших устои империи.

Пришло время ответить на другие возникшие при чтении загадки. Шестивратную башню сломали в ХVIII веке, когда ремонтировали поврежденный разливами Каменный мост. Его каменные арки в середине ХIХ века разобрали и построили металлический мост, сохранивший название Каменного. Строения Суконного двора и Суконных бань, Винно-Соляного двора, старинные ворота в стиле барокко сломали в советские годы: начали в 1929, закончили в 1937. Тогда появился нынешний Большой Каменный мост, а вслед за ним все другие Большие и Малые мосты Москвы-реки и Водоотводного канала.

Там, где пролегала Всехсвятская улица, с одной стороны проносятся потоки машин. А с другой стороны, примыкая к усадьбе Аверкия Кириллова, громоздится скопище многоэтажных корпусов, в каждом из которых 10-12 этажей. У них есть два неофициальных названия – "Дом правительства" и "Дом на набережной". Последнее название дано Юрием Трифоновым, бывшим жильцом и автором повести "Дом на набережной".

Его спроектировал Борис Иофан, получивший за границей два диплома архитектора и инженера. Там же вступил в члены Итальянской компартии. В Италии его заприметил глава советского правительства Алексей Рыков и предложил работать в СССР. Вдохновленный идеями коммунизма и конструктивизма, Иофан вернулся в Москву, где пошел круто в гору как член ВКП(б). На Всехсвятской улице расчистили три гектара земли. На ней поднялись жилые дома ЦИК и Совнаркома, не виданные прежде. Это была воплощенная мечта о грядущем счастье, коммунизм, построенный в одном доме для номенклатуры. Она получила спустя 14 лет после революции 505 квартир, среди которых были квартиры по семь комнат, как в дореволюционных "доходных домах". Каждая – с высокими потолками и казенной мебелью. В квартиры въехали наркомы, полководцы Красной Армии, соратники Ленина, выдвинутые Сталиным партийные функционеры. Ничего подобного по масштабу советская власть позволить себе не могла и полвека спустя, строя дома ЦК в Москве.

В "Доме правительства" зажили в комфорте те, кто свершил революцию и победил в гражданской войне. В этом жилом раю победителям предоставили не только квартиры с телефоном, газом и центральным отоплением, но и большой клуб имени Рыкова, столовую, магазины, спортзал, теннисный корт, почту, библиотеку...

Фасадом на Всехсвятскую улицу вышел крупный кинотеатр, получивший идеологически-выдержанное название "Ударник". Многоэтажные корпуса поднялись над приземистым разноцветным Замоскворечьем, подавляя город масштабами, угнетая мышиным цветом. В штукатурку добавили серую золу вопреки желанию автора, надумавшего стены покрыть розовой гранитной крошкой под цвет стен Кремля. Даже колоннада клуба (ныне – Театр эстрады), на Берсеневской набережной не смягчала жесткость архитектуры комплекса, напоминающего крепость, тюремный замок. В нем поселился и автор проекта архитектор Борис Иофан, получивший здесь мастерскую. Много лет архитектор проектировал на месте храма Христа полукилометровой высоты Дворец Советов со статуей Ленина.

Среди новоселов оказался Никита Хрущев, секретарь Московского горкома партии, переживший здесь семейную драму. Сын от первого брака Леонид привел красавицу-киноактрису и представил мотавшемуся по стройкам отцу: "Моя жена, Роза". – "Как твоя фамилия, Роза?" – "Трейвас". – "Ты случайно не дочь секретаря Бауманского райкома Бориса Трейваса, которого мы с Ежовым расстреляли?" – "Нет, я его племянница"... После чего Хрущев разорвал свидетельство о браке и выгнал невестку. Она показала мне разорванное свидетельство о браке на имя Розы Хрущевой после отставки Никиты Сергеевича, разлучившего с мужем и сломавшего ей жизнь.

...Однажды в квартире, где жил писатель Серафимович, раздался телефонный звонок из Кремля. Жизнерадостный нарком обороны Клим Ворошилов сообщил, что товарищ Сталин и члены Политбюро хотели бы достойно отметить юбилей автора романа "Железный поток". И поинтересовался, как смотрит товарищ Серафимович на то, если Новочеркасск, столицу донского казачества, переименуют в его честь. Писатель на это не пошел, но предложил назвать своим псевдонимом станицу Усть-Медведицкую, откуда родом. Ну, а заодно, Всехсвятскую улицу назвали как станицу, дав пролетарскому писателю умереть своей смертью по адресу: улица Серафимовича, 2.

Его соседям не так повезло. Счастье обитателей "Дома правительства" было недолгим. Одних увезли "черные вороны" на Лубянку, другие остались жить в страхе, что и за ними глубокой ночью придут, как пришли за маршалом Тухачевским, командирами и комиссарами Красной Армии, наркомами... В освободившуюся квартиру въехал сын Сталина Василий, ставший в 26 лет генерал-лейтенантом, командующим авиацией Московского военного округа. По вечерам в годы войны у любившего покутить сына вождя собиралась веселая кампания известных артистов, писателей, спортсменов. В этой квартире начался платонический роман 38-летнего автора сценариев фильмов "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году" лауреата Сталинской премии первой степени Алексея Каплера со старшеклассницей Светланой Сталиной. Поцелуи и прогулки по Москве закончились лагерем для военного корреспондента, обвиненного в шпионаже. Гитара тогда была не в почете, в квартире играл джаз, оглушая соседей. Один из них, старый большевик, написал вождю жалобу на сына. После чего ветерана партии переселили в другой подъезд. Однажды сам Сталин побывал в "Доме на набережной". Случилось это после того, как поселившаяся в нем после замужества Светлана родила сына, внука вождя.

Свыше двадцати мемориальных досок насчитал я на "Доме на набережной". Поэтому фасад напоминает кладбище. Жил тут, оказывается, бывший студент Московского университета Александр Винокуров, член КПСС с 1893 года. Тот самый наш знакомый, который принимал в своей квартире в Замоскворечье присяжного поверенного Владимира Ульянова. С 1904 года, как свидетельствует доска, отсчитывала партстаж Лидия Фотиева, бывший секретарь Ильича. Ей он доверительно передавал по частям надиктованное стенографистке тайное политическое завещание партии. У этой партийной дамы я брал интервью в кабинете музея Ленина, где она выступала консультантом. Фотиева поразила выправкой и внешностью, напоминавшей графиню из "Пиковой дамы". Она предала дорогого Владимира Ильича, передавала тайком от парализованного вождя завещание в руки товарища Сталина.