Текст книги "Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Л. Троцкий. ДВА ГОДА

Европа вступила в третий год войны.

Французские газеты констатируют пониженный тон немецкой прессы; – немудрено! Ни на одном из фронтов центральный блок не разрешил своей задачи. Но военный обозреватель «Le Bonnet Rouge»,[234]234
  «Bonnet Rouge» – французская республиканская газета, орган левых радикалов. В первый год мировой войны газета вела яростно-шовинистическую пропаганду; позднее отражала на своих страницах пацифистские тенденции.


[Закрыть] которому нельзя отказать в стремлении по возможности трезво оценивать военные операции, с полным основанием констатирует, что и в казенно-успокоительных статьях официозной французской прессы по поводу второй годовщины войны слышится другой тон. И сам Густав Эрве, главным предметом торговли которого является «коренастый оптимизм» (l'optimisme robuste), счел необходимым напомнить, что в Германии имеется 69 миллионов населения против 39 миллионов во Франции, и что призыв каждой новой возрастной категории в Германии должен давать около полумиллиона душ против двухсот тысяч во Франции. Если судьба англо-французского наступления в течение июля снова опрокинула расчеты простаков и пророчества шарлатанов насчет сокрушительной развязки, то выразительные цифры Эрве вносят необходимые поправки в пассивную теорию истощения немецкого человеческого материала. Разумеется, человеческий резерв России и Англии дает военным критикам Согласия необходимую поправку на оптимизм. Но этому противостоит неоспоримое промышленно-техническое превосходство Германии.

Недостаток жизненных припасов в Германии есть несомненный факт, находящий свое отражение во все расширяющейся регламентации потребления. Но именно эта регламентация, с ее скаредными порциями, гарантирует Германию от всяких неожиданностей с этой стороны. А в то же время мы видим, как в России, несметность естественных богатств которой должна бы служить залогом победы, десятки городов переходят к карточной системе, которая имеет все недостатки германской, но ни одного из ее достоинств.

"Не нужно быть фанфароном и отъявленным оптимистом, – так говорил г. Рибо[235]235
  Рибо, Александр (1842 – 1923 гг.) – французский буржуазный политический деятель; по профессии адвокат. В 1878 г. был избран в палату депутатов. Начиная с 1890 г., занимал ряд министерских постов. В 1890 – 1892 гг. был министром иностранных дел; в 1895 г. – премьером и министром финансов. В 1909 г. перешел из палаты депутатов в сенат. С начала войны вошел в кабинет Вивиани министром финансов и на этом же посту остался в кабинете Бриана (1915 – 1917 гг.). В марте 1917 г., после отставки Бриана, стал премьером и министром иностранных дел. Во время его премьерства во Франции, на почве возмущения войной, вспыхнул ряд бунтов на фронте и забастовок на заводах. Рибо беспощадно расправился с волнениями в армии и в тылу, но не удовлетворил требований крайних шовинистских кругов о прекращении какой бы то ни было пропаганды мира в печати и в сентябре 1917 г. должен был уйти в отставку. Вскоре ему на смену пришел кабинет Клемансо, диктаторские мероприятия которого способствовали победе Франции над Германией. В 1923 г. Рибо умер.


[Закрыть] ранней весною этого года, – чтобы увидеть близость мира". После произнесения этих слов министром финансов прошло свыше четырех месяцев, – и сейчас официозный «Temps» говорит в «юбилейной» статье о том французском мире, который будет заключен в 1917 году. Таким образом, мы имеем перед собою официозное признание неизбежной новой зимней кампании.

В Германии затяжная безвыходность войны привела не к парламентской концентрации виновников, а наоборот, к обострению трений в их среде. Напряженная борьба вокруг вопроса об аннексиях является здесь несомненным отражением страха правящих вернуться домой с пустыми руками. Многие официозные статьи германской прессы можно бы без затруднений перевести на французский язык – и обратно.

Могущество капиталистического государства в начале войны и во весь первый ее период не только политически подчинило себе широкие социалистические круги, но и поразило бесплодным пессимизмом другие элементы, формально не перешедшие на сторону классовых врагов. Тот аппарат, который должен давать выражение оппозиции пролетариата – социалистические партии и профессиональные союзы – находится повсюду в состоянии полного распада. Но именно этот распад является до поры до времени свидетельством и выражением глубокого внутреннего процесса в массах. Были ли за этот второй год примеры того, чтобы рабочие организации или их верхи переходили с социалистической позиции на социал-патриотическую? Мы таких примеров не знаем. Зато обратный процесс – перехода в оппозицию или полуоппозицию – наблюдается повсюду. До сих пор он имел и на верхах и на низах планомерно «органический» характер. Но если, по Гегелю,[236]236
  Гегель – см. т. XII, прим. 82.


[Закрыть] во всех такого рода процессах наступает в известный момент «перерыв постепенности» – то, что мы называем катастрофой, – то тем более неизбежно наступление катастрофических взрывов в процессе, совершающемся под непосредственным влиянием наиболее катастрофического из всех явлений – мировой войны.

«Наше Слово» N 179, 4 августа 1916 г.

Л. Троцкий. «СУДЬБА ИДЕЙ»

Итоговая статья нашей газеты «Два года» («Наше Слово» N 179) уже одним видом своим иллюстрирует положение, какое сложилось после двух лет войны. По тем немногим фразам, которые капризный дух цензуры оставил нетронутыми, читатели могли видеть, что в статье речь шла, во-первых, о военных итогах двух лет, во-вторых, о внутреннем положении в воюющих странах. И вывод, прийти к которому не могла запретить читателям цензура, гласит, что о военных итогах двух лет нельзя говорить с минимальной свободой – именно ввиду «внутреннего положения в воюющих странах».

Гораздо свободнее, как оказывается, можно говорить об идейных итогах войны или, точнее, о судьбе тех идей, иероглифы которых украшали в первую эпоху военные знамена. По крайней мере, реакционная, в частности, монархическая пресса Франции пользуется на этот счет достаточной свободой.

Г-н Жак Бэнвиль, молодой дипломат из роялистской «Action Francaise», которому, по сообщению этой газеты, давалась несколько месяцев тому назад какая-то неофициально-дипломатическая миссия в Россию, подвергает поучительной перекличке «идейные» лозунги войны.

"В эту вторую годовщину мы можем констатировать, что опыт произвел отбор в среде идей. Некоторое количество среди них он отбросил, и они умерли естественной смертью. Так, еще шесть месяцев тому назад г. Ллойд-Джордж говорил: «Эта война для нас – война демократии». Конечно, если отвлечься от Николая II, Георга V,[237]237
  Георг V (род. в 1865 г.) – царствующий ныне английский король; вступил на престол в мае 1910 г.


[Закрыть] Альберта I,[238]238
  Альберт I – царствующий ныне король Бельгии, родился в 1875 г., вступил на престол в 1909 г.


[Закрыть] Виктора-Эммануила III[239]239
  Виктор Эммануил III – царствующий ныне итальянский король. Родился в 1869 г., вступил на престол в 1900 г. Во время империалистской войны 1914 – 1918 гг. содействовал выходу Италии из союза с Германией и Австрией и выступлению ее на стороне Антанты.


[Закрыть] и еще нескольких коронованных голов, то эту мысль можно поддерживать. Но здравый смысл народов и суд истории готовы ответить: «Если демократия таким образом делает войну, никто не принесет ей своих поздравлений, ибо, имея за себя коалицию из трех великих держав и из более чем трехсот миллионов человек, она не сумела еще разбить коалицию, состоящую только из двух первоклассных государств и не более 150 миллионов человеческих существ».

«Все меньше и меньше говорят, – продолжает наш автор, – об этой „войне демократии“. Понемногу она исчезает из словаря, и это несомненный прогресс… Вместе со многими другими вещами, демократия, понимаемая, как руководящий принцип этой войны, которую она вынуждена претерпеть, оказалась поглощенной минотавром». Незачем подробнее напоминать о том, как это чудовище пожирало одну демократическую гарантию за другой: сейчас оно растирает стальными зубами последние остатки права убежища. «Мы видели, равным образом, – продолжает Бэнвиль, – как выходили из употребления другие формулы, которыми раньше злоупотребляли по обеим сторонам канала. Возьмем для примера часто повторявшееся выражение: вести войну с прусским милитаризмом, – что это должно было означать? „Unsinn!“ (бессмыслица) отвечали немцы, которые не были неправы. Но зато мы очень хорошо знаем, что такое Пруссия. Мы можем очень точно определить, а если судьба оружия позволит, то и разрушить прусское государство и германскую империю… Разрушить прусский милитаризм это значит пытаться птице насыпать соли на хвост, – союзники могут долго гоняться за этой целью». Иное дело – расчленение Германии. Эта задача может, разумеется, оказаться в данное время недостижимой по соотношению военных сил, но это, по крайней мере, реальная, а не фантастическая задача…

«Третья глава в этих итогах, – продолжает Бэнвиль, – принцип национальностей, отступает на задний план. Политика относилась уже и раньше к нему с недоверием, политическое красноречие теперь отворачивается от него. Все заметили опасность этого обоюдоострого оружия, пагубного наследия другого века»…

Бэнвиль не останавливается и на этом. "Пришлось, – говорит он, – отказаться и еще от одной идеи, от очень опасного заблуждения, также родом из другого века, той идеи, которая воодушевляла людей 1792 г.,[240]240
  1792 год. – В январе этого года Законодательное Собрание революционной Франции стало усиленно готовиться к революционной войне с Англией и Австрией. 20 июля в Париже была устроена грандиозная народная демонстрация против короля. Революционизирование масс шло весьма быстрым темпом. В ночь с 9 на 10 августа жители рабочих предместий двинулись на королевский дворец Тюильри. 10 августа сорганизовалась революционная коммуна, куда вошли наиболее левые вожди движения: Дантон, Робеспьер, Шометт и др. Революционная коммуна фактически захватила в свои руки верховную власть и вела ожесточенную борьбу с недостаточно революционным Законодательным Собранием. Коммуна добилась перевода арестованного короля в замок Тампль, закрыла монархические газеты, реорганизовала национальную гвардию и проч. Сентябрь 1792 г. ознаменовался блестящими победами революционной Франции над объединенными австро-английскими войсками. 21 сентября Законодательное Собрание передало власть Национальному Конвенту, который в первый же день своих заседаний отменил королевскую власть и вступил на путь более решительной революционной политики.


[Закрыть] стала иллюзией XIX столетия, вплоть до сурового пробуждения 1870 г.; которая снова появилась на мгновение в начале войны 1914 г., чтобы сейчас же пасть под ударами действительности. Никто не верит более в идею войны для пропаганды. Никто не воображает более, что враг примет из наших рук дар бессмертных принципов. Это тоже отживший «революционный романтизм» (выражение г. Бриана). Даже немецкие социалисты наиболее радикальной тенденции, – говорит Бэнвиль, – как «Leipziger Volkszeitung»[241]241
  «Leipziger Volkszeitung» – орган левого крыла немецкой с.-д. партии. В течение долгого времени газету редактировали Меринг и Роза Люксембург. В настоящее время газету редактирует П. Леви.


[Закрыть] ответили, что они не хотят «свободы, принесенной на конце штыков». Нужно и по этой мечте возложить на себя траур".

Критическая позиция, какую занимает роялистский публицист, вооружает его несомненной проницательностью, – в тех пределах, по крайней мере, в каких это совместимо с политическими интересами его партии. Ко второй годовщине войны никто из официозно-республиканских социал-патриотических политиков не вспомнил о «судьбе идей». Эти последние выполнили свою роль: для одних они были орудием обмана, для других – средством успокоения собственной совести в наиболее критический период. Но теперь дело сделано, позиции заняты, и приходится нести на спине ношу последствий. Иллюзорные идеи не нужны более, – и те, которые их сеяли, пытаются теперь отделаться от них молча. Но реакция, не только роялистская – не хочет и не допустит этого. Ей важно показать, что там, где были идеи, осталось пустое место, которое должно быть заполнено – религией, авторитетом, традицией. Нельзя бороться с реакцией, противопоставляя ей пустое место или выветрившееся вольтерьянское зубоскальство, как «Bonnet Rouge», Сикст-Кенены[242]242
  Сикст-Кенен – французский социалист, депутат департамента устья Роны; на выборах 1919 г. потерпел поражение. Во время войны Сикст-Кенен принадлежал к лонгетистскому крылу и занимал полупацифистскую позицию, но главное внимание направлял не на борьбу с войной, а на борьбу с реакционно-клерикальными и роялистскими элементами, которые одно время сильно упрочивались во Франции, пользуясь обстановкой войны. После раскола французской социалистической партии (февраль 1920 г.) Сикст-Кенен был противником присоединения к III Интернационалу и примкнул к отколовшемуся меньшинству. В настоящее время не играет никакой роли во французском социалистическом движении.


[Закрыть] и пр. и пр. Вожделениям черной реакции, как и питающему ее идейному пустому месту правящих, должны быть противопоставлены те идеи, которые снова подтверждены всем опытом двух лет, – идеи революционного социализма.

«Наше Слово» N 181, 6 августа 1916 г.

Л. Троцкий. «ГАРАНТИЯ МИРА»
(К характеристике пацифизма)

I

Пацифизм характеризуется, вообще говоря, стремлением создать «гарантии» против войн. Буржуазный пацифизм, вытекающий не только из идеологических предрассудков, но и из материальных интересов известных кругов буржуазии, хочет установить на капиталистических основах, которых он не отвергает, международные правовые нормы (правила, установления), которые обеспечивали бы долгий, если не вечный мир. Социалистический пацифизм «в принципе», разумеется, признает, что основной причиной войн являются капиталистические противоречия, но считает, что впредь до наступления социализма, которое в сознании оппортунистов отодвигается всегда в туманную даль, необходимо и возможно «упорядочить» международные отношения путем установления международного третейского суда, ограничения и международного регулирования вооружений и пр. и пр. Социал-пацифистская программа, как и программа буржуазного пацифизма, ставит своей задачей гармонизацию, упорядочение, регулирование международных отношений в эпоху, когда выросшие из капиталистического развития империалистические антагонизмы непреодолимо возрастают и будут возрастать, доколе существует капиталистическая форма хозяйства. Социал-пацифизм, следовательно, глубоко утопичен. Серьезные буржуазные писатели и политики, когда они пишут для своего круга, а не для «народного» потребления, дают нередко убийственные аргументы против пацифистских идей и лозунгов, ставших главным политическим орудием социал-патриотизма, – особенно французского, – как марки Реноделя, так и марки Лонге.

В английском журнале «Nineteenth Century»[243]243
  «Nineteenth Century» – большой буржуазный английский общественно-политический журнал, уделявший некоторое внимание и вопросам рабочего движения.


[Закрыть] лорд Кромер напечатал на тему о «последней войне» и «долгом мире» в высшей степени интересную статью, которая, судя по изложению ее во французской газете «L'Eclair», дает чрезвычайно ценные аргументы в пользу… кинтальской резолюции, категорически отвергающей, как известно, пацифистские лозунги.

Прежде всего, лорд Кромер совершенно правильно констатирует, что программы вечного мира возникали не раз в эпохи великих войн. "Так, эта идея была широко распространена, когда, после битвы у Ватерлоо, Европа свергла иго Наполеона,[244]244
  Наполеон I – см. т. II, ч. 1-я, прим. 256.


[Закрыть] – его падение возвещало, казалось, наступление царства всеобщего мира". Как теперь нам обещают всеобщий мир – после «разрушения» прусского милитаризма…

В одном, как и в другом лагере утверждают, что нужно идти «до конца» – именно для обеспечения мира: нужно сразить противника, обуздать его или обескровить, дабы помешать ему в близком времени начать новую войну: «нужно избавить наших сыновей от тех страданий, какие переносим мы». Эта идея также не нова. В своей книге «Чтобы покончить с Германией» г. М. Прива приводит, в качестве эпиграфа, заявление Комитета Общественного Спасения в 1794 г.: «Франции не перемирие нужно, но мир, который положил бы конец войнам, обеспечивая за республикой ее естественные границы». Сейчас, когда «Temps», помимо Эльзас-Лотарингии, выдвинул требование «естественных границ» (левый берег Рейна), официоз республики тоже прикрывается идеей «мира, который положил бы конец войнам». Народы, к несчастью, плохо знают свою историю, и поэтому они так плачевно делают ее. Но лорд Кромер достаточно хорошо знает исторические прецеденты, и это не позволяет ему питать доверие к новейшим перепевам старой лжи.

Английскими пацифистами, в частности International Defence League[245]245
  «International Defence League» (Международная Лига Защиты) – большая английская пацифистская организация, имевшая свои отделения в различных странах.


[Закрыть] (Международной лигой защиты), разработано было за последнее время немало проектов, имеющих целью положить конец войнам. В основе этих проектов всегда лежит идея третейского суда, или верховного «совета наций», решения которого должны пользоваться обязательной силой. Но как обеспечить ее? Одни предлагают предоставить в распоряжение третейского суда «интернациональную» армию и такой же флот, чтобы силой обеспечивать соблюдение международных постановлений. Другие же более скромно предоставляют по-прежнему каждой нации ее национальную армию – «под условием», чтоб эта армия употреблялась только против нарушителей международного права и постановлений третейского суда. Таким образом, для обеспечения вечного мира нужны будут, как видим, время от времени… «справедливые» войны.

Международная военная сила, говорит Кромер, созданная, как орудие принудительного выполнения постановлений третейского суда, должна необходимо повлечь за собою уменьшение или полное упразднение национальных армий. «Но Англия – заявляет наш автор – никогда не согласится ослабить свой флот, в котором она видит свою главную защиту», т.-е. защиту своего империалистического господства над морями и колониями. Если так рассуждает Англия о флоте, то было бы трудно ожидать – говорит «L'Eclair», – чтоб континентальные державы иначе рассуждали о своих армиях. Далее. Каков будет состав третейского суда? Неужели все страны будут иметь в нем равное право голоса? Кромер уверен, что могущественная Англия никогда не согласится на это. Можно ли предполагать, что судьи, делегированные Англией, постановят приговор против Англии? А если Англия откажется выполнять постановления третейского суда: можно ли думать, что английские солдаты в составе интернациональной армии будут с оружием в руках принуждать свою собственную страну к подчинению? Кромер сомневается в этом. И в обоснование своих сомнений он приводит очень яркий исторический пример: войну Англии с бурами. Весьма вероятно, говорит он, что третейский суд признал бы в этом случае Англию неправой. Но Англия вероятнее всего… не признала бы третейского суда.

II

Какими критериями должен был бы руководствоваться третейский суд, если б его удалось установить? Критериями обороны и нападения? Реалистический буржуазный писатель начисто отвергает этот принцип, достойный нотариуса, а не политика. Священный Союз,[246]246
  Священный Союз. – После разгрома наполеоновских армий Александром I и его союзниками – королем прусским и императором австрийским, – 26 сентября 1815 г. был подписан договор, положивший начало существованию Священного Союза. Впоследствии к этому договору присоединились почти все европейские страны, за исключением Англии и Италии. Священный Союз ставил своей главной целью решительную борьбу со всякими проявлениями революционного движения в Европе. Договор о Священном Союзе заключал в себе статью о том, что подписавшие этот договор государи клянутся в своей «непоколебимой решимости… руководствоваться не иными какими-либо правилами, как заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и мира». Священный Союз являлся по существу реакционным союзом помещичьих стран (Россия, Австрия, Пруссия), направленным против передовых буржуазно-капиталистических государств (Франция и Англия). В 60-х годах, когда Германия и Австрия стали быстро обгонять Россию в своем экономическом и политическом развитии, Священный Союз распался.


[Закрыть] напоминает он, создал свои «гарантии мира», основанные на порабощении народов. Можно ли было считать этот порядок неприкосновенным? В 1859 – 1860 г. г. итальянцы сознательно вызвали войну с угнетательницей-Австрией: значит ли это, что «право» было на стороне Габсбургов? В 1912 году балканские страны напали на Турцию. Значит ли это, что «право» было на стороне империи османов? Нет, заключает Кромер, мы знаем войны наступательные с начала до конца и в то же время освободительные, т.-е. исторически прогрессивные. Но если так, то всякое правительство, открывая наступление, может провозгласить свою войну освободительной? «Здесь именно и заключается почти неразрешимая трудность», – меланхолически свидетельствует «L'Eclair».

Можно было бы, правда, возразить английскому лорду, что в будущих войнах, как и в нынешней, все главные участники явятся представителями одного и того же принципа; что, стало быть, о «справедливых», т.-е. исторически-прогрессивных войнах теперь вообще говорить не приходится. На этих столбцах мы не раз выясняли, что борьба за мировое положение капиталистических наций есть основной «принцип», которому подчиняется теперь целиком как международная политика капиталистических государств, так и их внутренний режим. Возможны, правда, на первый взгляд «справедливые» войны угнетенных, колониальных и полуколониальных стран против угнетающих их империалистических государств. Но при нынешних мировых отношениях и группировках сил ни одна колония, ни одна угнетенная нация не может вести освободительной войны, не опираясь на какую-либо империалистическую державу или не играя роли орудия в ее руках. Никакого самостоятельного значения «национальные» войны отсталых народов больше иметь не могут. Но это совершенное капиталистической историей упрощение дела, приведение международной политики и вырастающих из нее войн к одному империалистическому знаменателю, нисколько не облегчает задачи создания гарантий мира на основах капитализма. Объявить нынешние границы, или те, которые проложит война, неприкосновенными – нетрудно: это уже делалось в истории не раз. Никакие трактаты и никакие третейские суды не приостановят, однако, роста производительных сил, их натиска на рамки национального государства и стремления этого последнего расширить арену эксплуатации национального капитала при помощи милитаризма. Полная невозможность заморозить раз навсегда, или хотя бы надолго, мировое соотношение капиталистических сил обрекает пацифистские планы и лозунги на совершенное бессилие.

«И вот почему, ознакомившись с полемикой между лордом Кромером и английскими пацифистами, – заключает „L'Eclair“, – вы начинаете испытывать опасение, не прав ли благородный лорд, который в предложенных пацифистами системах видит одни химеры».

В заключение мы считаем полезным воспроизвести из кинтальской резолюции[247]247
  Кинтальская резолюция. – 24 – 30 апреля 1916 г. в швейцарской деревне Кинталь происходила конференция представителей интернационалистских кругов социалистических партий. Присутствовало 40 делегатов. Русскими делегатами были: Ленин, Зиновьев, Мартов, Аксельрод, Астров и Семковский; от польских с.-д. – Варский и Лапинский; от с.-р. – Натансон и Чернов. Конференция выработала манифест ко всем народам, резолюцию об отношении к органу II Интернационала – Международному Соц. Бюро и программную резолюцию по вопросу о войне и мире. Последняя резолюция гласила:
  I
  1. Современное развитие буржуазных имущественных отношений породило противоположность империалистических интересов. Результатом этого явилась современная мировая война, в интересах которой используются нерешенные национальные вопросы, династические стремления и все исторические пережитки феодализма. Цель этой войны – передел прежних колониальных владений, подчинение экономически отсталых стран господству финансового капитала.
  2. Война не устраняет ни капиталистического хозяйства, ни его империалистической формы. Поэтому она не может уничтожить и причин будущих войн. Она укрепляет финансовый капитал, оставляет нерешенными старые национальные проблемы и проблему мирового господства, еще больше запутывает их и создает новые противоречия интересов. Следствием этого является рост экономической и политической реакции, новые вооружения и опасность дальнейших военных осложнений.
  3. Поэтому, когда правительства, их буржуазные и социал-патриотические агенты утверждают: «война имеет целью создание прочного мира», они говорят неправду или упускают из виду условия, необходимые для осуществления этой цели. Аннексии, экономические и политические союзы империалистических государств столь же мало, как обязательные третейские суды, ограничение вооружений, так называемая демократизация внешней политики и проч., могут способствовать осуществлению прочного мира на почве капитализма.
  4. Аннексии, т.-е. насильственное присоединение чужих наций, разжигают ненависть между народами и увеличивают область трений между государствами. Политические союзы и экономические соглашения империалистических держав являются прямым способом расширения экономической войны, порождающей новые мировые конфликты.
  5. Проекты устранять опасность войн путем всеобщего ограничения вооружений, обязательных третейских судов – не более как утопия. Предпосылкой этого должно было бы быть всеми признаваемое право, материальная сила, стоящая вне и над противоположными интересами государств.
  Такого права, такой силы не существует, и капитализм, имеющий тенденцию обострять антагонизм между буржуазией различных стран или их коалиций, не дает им возникнуть. Демократический контроль над внешней политикой предполагает полную демократизацию государства. Этот контроль может быть лишь оружием в руках пролетариата в его борьбе против империализма, но никоим образом не средством превращения дипломатии в орудие мира.
  6. В силу приведенных выше соображений рабочий класс должен отклонить утопические требования буржуазного или социалистического пацифизма. На место старых иллюзий пацифисты сеют новые. Они пытаются заставить пролетариат поверить этим новым иллюзиям, которые в конце концов являются не чем иным, как введением масс в заблуждение, отклонением их от революционной классовой борьбы, и благоприятствуют игре в политику «войны до конца».
  II
  7. На почве капиталистического мира невозможно установить прочного мира; условия, необходимые для его осуществления, создает социализм. Устранив капиталистическую частную собственность и тем самым эксплуатацию народных масс имущими классами и национальный гнет, социализм устранит и причины войн. Поэтому борьба за прочный мир может заключаться лишь в борьбе за осуществление социализма.
  8. Когда рабочие отказываются от классовой борьбы, подчиняя пролетарские цели движения целям буржуазных классов и их правительств и солидаризируясь с своим отечественным эксплуатирующим классом, они тем самым препятствуют созданию условий, необходимых для осуществления прочного мира. Действуя так, рабочие возлагают на капиталистические классы и буржуазные правительства задачу, которую те не в состоянии выполнить; кроме того таким образом бесполезно обрекаются на убой лучшие силы рабочего класса. Наиболее сильная и талантливая часть пролетариата, которая во время войны, как и во время мира, стояла бы во главе борьбы за социализм, обрекается на гибель и уничтожение.
  III
  9. Как уже было указано в резолюциях интернациональных конгрессов: Штуттгартского, Копенгагенского и Базельского, отношение пролетариата к войне не может зависеть от того или иного военного и стратегического положения. Поэтому для пролетариата является вопросом жизни или смерти лозунг немедленного прекращения войны и начала переговоров о мире.
  10. Лишь по мере того как этот лозунг будет находить отклик в рядах международного пролетариата и будет вести к могучим выступлениям, имеющим целью ниспровержение капиталистического классового господства, рабочему классу удастся ускорить окончание войны и приобрести влияние на характер грядущего мира. Всякое другое отношение отдает установление условий мира произволу правительств, дипломатии и господствующих классов.
  11. В своей революционной массовой борьбе за социализм и вместе с тем за освобождение человечества от бича милитаризма и войны пролетариат должен бороться против всяких стремлений к аннексиям со стороны воюющих государств. Точно так же он должен быть против всяких попыток создания – под лживым предлогом освобождения угнетенных народов – по внешности независимых, а на деле нежизнеспособных государств. Пролетариат борется с аннексиями не потому, что считает географическую карту мира в том виде, как она существовала до войны, соответствующей интересам народов и поэтому не подлежащей изменению. Сам социализм стремится устранить всякое национальное угнетение путем экономического и политического объединения народов на демократических началах, каковое неосуществимо в рамках капиталистических государственных границ. Аннексии, в какой бы форме они ни происходили, как раз затрудняют достижение этой цели, потому что насильственное расчленение наций, их произвольное разделение и присоединение к чужим государствам ухудшают условия пролетарской классовой борьбы.
  12. До тех пор пока социализм не осуществил свободу и равноправие всех наций, для пролетариата является непрестанной обязанностью энергично бороться путем классовой борьбы против всякого национального угнетения, противиться насилию над более слабыми нациями, требовать защиты национальных меньшинств и автономии наций на основе полной демократии.
  13. Так же, как и аннексии, несовместимо с интересами пролетариата взимание контрибуций в пользу империалистических держав. Так как в каждой стране господствующие классы стремятся свалить стоимость ведения войны на плечи рабочего класса, то и контрибуции падут в конце концов на рабочий класс соответствующей страны. Это переложение бремени расходов вредит также и рабочему классу победоносной страны, так как ухудшение экономического и социального положения рабочего класса одной страны отражается и на положении рабочего класса другой и, таким образом, ухудшает условия международной классовой борьбы. Не переложение экономических последствий войны с одного народа на другой, а всеобщее переложение их на имущие классы путем отмены государственных долгов, явившихся в результате войны, – вот наше требование.
  14. Борьба с войной, с империализмом, с порожденными бойней народов бедствиями, в будущем будет еще с большей силой развиваться под влиянием всех тех последствий, которые влечет с собой империалистическая эра для народных масс. Интернационал будет расширять и углублять массовые движения, направленные против дороговизны, безработицы, в пользу аграрных требований сельского рабочего класса, против новых налогов и политической реакции, пока эти движения не сольются в единую всеобщую интернациональную борьбу за социализм".


[Закрыть] те места, которые посвящены критике пацифизма и которые г. Ренодель с таким негодованием цитировал на последнем Национальном Совете, как свидетельство полной нравственной закоснелости циммервальдцев.

"Планы устранить военную опасность посредством всеобщего ограничения вооружений и обязательного арбитража являются утопией. Они предполагают заранее всеми признанное право, некую вещественную силу, возвышающуюся над противоположными интересами государств. Такого права, такой силы нет, и капитализм со своей тенденцией обострять противоречия между буржуазиями разных народов или их коалициями не допустит создания такого права и такой силы.

"Из этих соображений рабочие должны отвергнуть утопические требования буржуазного или социалистического пацифизма. Пацифисты порождают на место старых иллюзий новые и пытаются поставить пролетариат на службу этим иллюзиям, которые в конечном счете вводят в заблуждение массы, отклоняют их от революционной классовой борьбы и благоприятствуют политической игре под лозунгам «jusqu'au bout» (до конца).

«Если на почве капиталистического общества нет никакой возможности установить длительный мир, то социализм создает его предпосылки. Социализм, который уничтожает капиталистическую частную собственность, устраняет одновременно с обездолением господствующими классами народных масс и с национальным угнетением также и причины войн. Поэтому борьба за длительный мир может заключаться только в борьбе за осуществление социализма».

«Наше Слово» NN 201, 202. 1, 2 сентября 1916 г.

Л. Троцкий. СТАВКА НА СИЛЬНЫХ

На войне, как и в революции: чем дольше затягиваются события, чем большие массы они вовлекают и чем глубже захватывают их, – тем больше отодвигаются назад второстепенные причины и личные влияния, тем ярче выступают наружу основные пружины совершающегося.

Война открылась циклопическим натиском германских армий на Бельгию и Люксембург. В отклике, порожденном разгромом маленькой страны, наряду с фальшивым и корыстным негодованием правящих классов противного лагеря, слышалось и неподдельное возмущение народных масс, которых мало задевала судьба священного международного трактата, но симпатии которых были привлечены судьбою маленького народа, громимого только потому, что он оказался между двумя воюющими гигантами.

В тот начальный момент войны участь Бельгии привлекала внимание и сочувствие исключительностью трагизма. Но двадцать пять месяцев военных операций показали, что бельгийский эпизод был только первым шагом на пути разрешения основной задачи этой войны: подчинения слабых сильным.

На область международных отношений капитализм перенес те же методы, какими он «регулирует» внутреннюю хозяйственную жизнь отдельных наций. Путь конкуренции есть путь систематического крушения мелких и средних предприятий и торжества крупного капитала. Мировое соперничество капиталистических сил означает систематическое подчинение мелких, средних и отсталых наций крупным и крупнейшим капиталистическим державам. Когда два крупных капиталистических предприятия открывают друг против друга борьбу при помощи понижения цен на свои продукты, то первым результатом их столкновения на рынке является гибель на территории их влияния всех мелких капиталистических созданьиц той же отрасли производства. Борьба крупных предприятий между собою, приводит ли она в результате к решительной победе одного из них, к размежеванию сфер эксплуатации между ними или к объединению их в трест – попутно все равно сметает с пути слабые предприятия с узким финансовым базисом и отсталой техникой. То же самое в междугосударственных отношениях. Чем выше становится капиталистическая техника, чем большую роль играет финансовый капитал, чем более высокие требования предъявляет милитаризм, тем в большую зависимость попадают мелкие государства от великих держав. Этот процесс, составляющий необходимую составную часть в механике империализма, непрерывно совершался и в мирное время, – через посредство государственных займов, железнодорожных и иных концессий, военно-дипломатических соглашений и пр. Война обнажила и ускорила этот процесс, введя в него фактор открытого насилия. Здесь опять-таки, естественно, устанавливается аналогия между экономическими явлениями внутри нации, с одной стороны, и междугосударственными отношениями – с другой. Порождаемые войной дезорганизация хозяйственной жизни, напряжение кредита, отлив рабочих рук, оккупация целых областей и пр. сметают, точно метлой, мелко– и среднебуржуазные классы населения, сосредоточивая в руках капиталистических верхов небывалое ранее могущество. С такой же безжалостностью война разрушает последние остатки «независимости» мелких государств, – совершенно независимо от того, каков будет исход военного состояния между двумя основными лагерями.

Бельгия сейчас стонет под гнетом немецкой солдатчины. Но это только внешнее кроваво-драматическое выражение крушения ее независимости. «Освобождение» Бельгии не стоит как самостоятельная задача. В дальнейшем ходе войны, как и после нее, Бельгия войдет составной и подчиненной частицей в великую игру капиталистических гигантов.

Точно то же приходится сказать о Сербии, национальная энергия которой послужила гирькой на мировых империалистических весах, колебания которых в ту или другую сторону меньше всего зависят от самостоятельных интересов Сербии.

Центральные империи вовлекли в орбиту Турции и Болгарию. Останутся ли эти две страны юго-восточными органами средне-европейского, австро-германского империалистического блока, или превратятся в разменную монету при подведении счетов, война во всяком случае дописывает последнюю главу в истории их самостоятельности.

Отчетливее всего, уже в нынешней стадии войны, ликвидирована независимость Персии, с которой в принципе покончило англо-русское соглашение 1907 г.[248]248
  Русско-английское соглашение 1907 г. – 18 августа 1907 г. в Петербурге был подписан англо-русский договор по персидскому вопросу. По этому договору вся Персия разделялась на три сферы влияния – северную, южную и нейтральную. Северная Персия, с городами Тавризом, Тегераном, Рештом и др., в которых к тому времени было наиболее сильно развито революционное движение, была признана входящей в сферу русского влияния. По отношению к этой области Англия обязалась «не противиться ни прямо, ни косвенно требованиям концессий… поддерживаемых российским правительством…» Южная Персия, примыкающая к Афганистану, объявлялась сферой английского влияния, а вся остальная часть Персии должна была оставаться нейтральной. Во время заключения англо-русского договора был неофициально поставлен вопрос о приобретении Россией проливов в случае участия в войне с Германией. Англо-русское соглашение 1907 г. в значительной степени укрепило связь между Россией и Англией и в этом смысле сыграло важную роль в деле подготовки мировой войны.


[Закрыть]

Румыния и Греция на днях только показали нам, какую скромную «свободу» выбора предоставляет борьба империалистических трестов мелким государственным фирмам. Румыния предпочла жест свободного избрания, поднимая шлюзы своего государственного нейтралитета. Греция с пассивным упорством стремилась оставаться у себя дома. Как бы для того, чтобы нагляднее обнаружить всю тщету «нейтралистской» борьбы за самосохранение, вся европейская война, в лице болгарских, турецких, французских, английских, русских и итальянских войск, перенеслась на греческую территорию. Свобода выбора распространяется в лучшем случае на форму самоликвидации. В конечном счете Румыния, как и Греция подведут один и тот же итог.

На другом конце Европы маленькая Португалия сочла несколько месяцев тому назад нужным вмешаться в войну на стороне союзников. Ее решение могло бы казаться парадоксальным, если бы в вопросе о вмешательстве в свалку у Португалии, состоящей под английским протекторатом, было много больше свободы, чем у Тверской губернии, или чем у Ирландии.

Капиталистические верхи Голландии и трех Скандинавских стран загребают, благодаря войне, горы золота. Но тем ярче ощущают четыре нейтральные государства европейского северо-запада всю призрачность своего «суверенитета», который, если ему и удастся пережить войну, подвергнется великодержавному «учету» в условиях мира. Уже и сейчас Дания переживает глубокий внутренний кризис только потому, что Соединенным Штатам нужны ее Антильские острова.

Государственная самостоятельность Швейцарии раскрыла все свое содержание в принудительной регламентации ее ввоза и вывоза, и уполномоченные маленькой федеративной республики, обивающие, с шапкой в руке, пороги обоих воюющих лагерей, могут составить себе ясное представление о том, что означают суверенитет и нейтралитет нации, которая не может поставить на ноги несколько миллионов штыков.

Если война, благодаря умножению своих фронтов и числа участников, превратилась в уравнение со многими неизвестными, исключающее для любого из правительств возможность формулировать так называемые «цели войны», то мелкие государства имеют то весьма, впрочем, условное преимущество, что их историческая судьба может считаться заранее предопределенной. Какой бы из лагерей ни одержал победу и каков бы ни был размах этой победы, возврата назад………………… ^{16}уже не может быть.

Совершенно такой же результат будет иметь и третий возможный исход войны, вничью: отсутствие явного перевеса одного из воюющих лагерей над другим только заставит ярче обнаружиться перевес сильных над слабыми внутри каждого из лагерей и перевес их обоих – над «нейтральными» жертвами империализма. Вот почему девиз: «ни победителей, ни побежденных!» (именно девиз, а не военно-политическое предвидение) является недоразумением, вытекающим из великодержавной ограниченности. При осуществлении этой «программы» – . . . . . . . ^{17} – побежденными все равно окажутся все мелкие и слабые государства: как те, что истекали кровью на полях сражений, так и те, что пробовали укрыться от судьбы в тени своего нейтралитета.

Империализм ставит через эту войну ставку на сильных: им будет принадлежать мир.

«Наше Слово» N 204. 5 сентября 1916 г.