Текст книги "Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Л. Троцкий. ИХ ПЕРСПЕКТИВЫ

Война привела великие европейские державы в такое состояние военной, финансовой и экономической связи и взаимной зависимости, как никогда в прошлом. Этим она чрезвычайно облегчила экономическое объединение европейских государств, по крайней мере в рамках «союзных» группировок. Инициатива и здесь принадлежит Германии, из среды которой вышла идея таможенной австро-германской унии с присоединением к ней в первую очередь Балканского полуострова. «Таможенное объединение, – справедливо писал по этому поводу „Journal“, – неизбежно ведет к политическому подчинению». Во всяком случае таможенное объединение равносильно снятию последних помех к господству германского капитала в Центральной и Юго-Восточной Европе. Отсюда естественное сопротивление влиятельных групп австро-венгерской буржуазии. Как компромисс, выдвигается программа экономического союза вместо таможенной унии. Если уния означала бы превращение всей центральной Европы в единый экономический организм, то «союз» предполагает лишь понижение таможенных ставок между Австро-Венгрией и Германией, но означает полное уравнение их боевого архи-протекционистского тарифа против всего остального мира. В этом неизбежном экономическом объединении и упрочении капиталистического могущества Центральной Европы, т.-е. прежде всего Германии, политическая Франция, да и не она одна, усматривает одну из наиболее «тревожных» сторон будущего мира, – притом независимую от исхода военных операций.

Глашатаи «национального принципа», отвлеченного от исторического, прежде всего экономического, развития, ставят в качестве одной из задач для оружия союзников расчленение Австро-Венгрии на самостоятельные национальные государства. Между тем централизующая тенденция экономического развития, которая обнажилась и обострилась в войне, стремится включить придунайскую монархию в одну средне-европейскую хозяйственную территорию, непосредственно связанную со всем ближним востоком. Эта централизующая тенденция не только не исчезла, но и не ослабела бы от превращения Австро-Венгрии в ряд самостоятельных, экономически нежизнеспособных государств. Их сила сопротивления германской экспансии оказалась бы ниже, – при их изолированности и неизбежных антагонизмах, – чем у нынешней габсбургской империи. Именно поэтому «реалистическая» французская политика относится не только с недоверием, но и с недоброжелательством к эрвеистской болтовне о создании Богемии, Венгрии, Польши, великой Румынии и пр. на месте нынешней Австро-Венгрии. Наоборот, этой последней «серьезные» публицисты не раз предлагали во время войны помощь союзников в ограждение ее «независимости» от Германии. «Только наша победа может спасти империю Габсбургов», – повторяет капиталистическая пресса Франции: «L'Echo de Paris», «Temps» и др.

В ответ на опасность средне-европейского таможенного союза из противного лагеря выдвинут план экономического контр-блока союзников. Но здесь затруднения имеют несравненно более глубокий характер. Русские аграрии так же мало могут отказаться от германского рынка, как мало русские протекционисты склонны пробивать в русской таможенной стене бреши для английских и французских товаров. Но главное препятствие не здесь: без Англии как финансовой и промышленной «руководительницы» антигерманского блока, этот последний не мог бы иметь реального значения. Между тем экономическая система Великобритании, основанная на свободе торговли и на таможенной автономии протекционистских колоний, совершенно исключает, без решительного переворота всей экономической политики, таможенную унию с союзниками, так как эта последняя очевидно предполагает предварительное таможенное объединение самой британской империи. Идея анти-германского блока имеет поэтому пока что крайне расплывчатый характер. Если у центральных империй программа таможенного объединения, наткнувшись с первого шага на сепаратные интересы влиятельных аграрных и капиталистических групп, сменяется программой экономического союза, то у Четверного Согласия[228]228
  Четверное Согласие. – С вступлением Италии в мировую войну на стороне Англии, Франции и России Тройственное Согласие (объединение этих трех стран) превратилось в Четверное согласие.
  О вмешательстве Италии в войну см. прим. 68; о Тройственном согласии – прим. 2 в настоящем томе.


[Закрыть] самый вопрос ставится в неопределенной форме экономического «соглашения» – EEA (entente economique entre les allies).

Можно, однако, не сомневаться, что эта война – если она не станет непосредственным вступлением в социальную революцию – подкопает окончательно и без того уже шаткие устои английской свободной торговли. Обеднение мирового рынка, рост экономической самостоятельности колоний и крайнее обострение конкуренции придадут чрезвычайную силу английским протекционистам, которые стремятся уничтожить или, по крайней мере, понизить пошлины внутри мировой британской империи, чтобы тем решительнее воздвигнуть их на ее внешних границах. Священным традициям Англии, как и многому другому, приходит конец.

Если война заставила английскую систему волонтариата капитулировать перед принципом всеобщей воинской повинности, то последствия войны могут оказаться смертельными для системы свободной торговли. Переход Англии к общеимперскому протекционизму, что предполагает, как мы уже сказали, преодоление таможенной автономии колоний, несомненно облегчил бы экономическое объединение союзников на империалистических основах, т.-е. с общим боевым тарифом против Германии.

Инициаторы экономического единения – и в центральных империях и в среде союзников – особенно энергично настаивают на том, чтоб конкретная программа соглашения была выработана и принята до заключения мира: они совершенно справедливо считают, что, как только закончится война и необходимость координации военных, финансовых и военно-промышленных сил перестанет висеть над головами союзников, как Дамоклов меч, частные интересы отдельных капиталистических клик поставят на пути экономического соглашения совершенно непреодолимые препятствия. Куй железо, пока горячо! Это относится к обеим группировкам, но особенно к Четверному Согласию, где нет того подавляющего перевеса одной страны над остальными, как в германо-австро-балканской группировке.

Все эти планы и перспективы, до реализации которых, особенно у союзников, остается еще немалый путь, ясно свидетельствуют об одном: как бы ни закончились военные операции, Европа будет после заключения мира выглядеть во всех отношениях иначе, чем она выглядела до войны. Эпоха национальных государств завершена. Капитализм сделал попытку вырваться из них путем империалистической войны, и уже теперь, под грохот пушек, не давших того, что обещали, он замышляет попытки других полу-решений того вопроса, который стоит пред человечеством как вопрос всего экономического развития и всей нашей культуры.

Эти подготовляющиеся на экономической арене новообразования имеют для судеб Европы не меньшее значение, чем вопросы об аннексиях и национальных правах. Международная социал-демократия должна иметь свой ответ на новые проблемы, подготовленные экономическим развитием и для всех обнаруженные войной. Их перспективам должны быть противопоставлены наши перспективы.

«Наше Слово» N 20, 25 января 1916 г.

Л. Троцкий. К НОВОМУ ГОДУ^{15}

«В нечеловеческих муках рождается новый, 1915 год и умирает старый, 1914 год», – такими словами начиналась новогодняя статья «Голоса» год тому назад. Эти же слова можно бы повторить и сейчас. Более того, их следовало бы десятикратно усилить. С уверенностью можно сказать, что если бы 1 января 1915 года человечеству показали, как оно будет выглядеть через год, оно не выдержало бы этой картины и конвульсивным движением ужаса и возмущения сбросило бы с своих окровавленных плеч нынешние правящие классы, ища в стихийном порыве примирения и объединения европейских народов. Но удары и унижения ложились на него день за днем, а правящие, не теряя ни на час своего классового самообладания, продолжали петь в уши непрерывно распинаемым народам свою «эйапопею», колыбельную песню одураченных масс, мелодию лжи и рабства, – и так в кошмарном полусне и реальных муках вступают народы Европы, и не одной Европы, в 1916 год.

Самоуверенность правящих меньше всего находит опору в самом положении дел на театрах войны. Наоборот: трудно было бы по произволу построить военную ситуацию, более безнадежную и по своим возможным последствиям более грозную для всех участников!

Несомненно, что затяжные военные операции нынешнего года еще более ярко, чем вступительные действия начала войны, обнаружили огромную силу немецкой индустрии и немецкой «организации». Тем не менее до решающих побед немцам сейчас почти так же далеко, как было в начале войны. Выполнением гигантского стратегического плана, который им одним был под силу, они пробили себе к концу года на юго-востоке выход из своего центрально-европейского военного лагеря и тем фактически прорвали английскую блокаду. Но чтоб использовать полностью этот несомненный успех, который дипломатически был на три четверти подготовлен на Балканах «царьградскими» планами русской дипломатии; чтобы нанести решающий удар английскому владычеству в Египте, на Суэцком канале и в Индии, нужны новые многомесячные операции на юго-востоке, в течение которых Германия обречена по-прежнему выдерживать всю тяжесть обоих главных фронтов: русского и особенно французского. В результате положение оказывается для нее не менее критическим и угрожающим, чем для ее врагов.

В какой же мере истекший год позволяет надеяться на такое вмешательство?

Тов. Ферчайльд выражает надежду – или, скорее, пожелание – что наступающий год станет временем восстания пролетариата против капиталистического общества. С другой стороны, тов. ф. Р-н, сопоставляя мысленно то, что есть, с тем, что должно бы быть, приходит к выводам, которые являются крайне пессимистическими. Рабочие массы хотят быть обманутыми, хотят быть преданными! – восклицает он с негодованием. На самом деле такой вывод только в известных пределах может быть оправдан опытом истекшего года.

Сила национализма, как и субъективное могущество нынешнего государства, т.-е. его могущество «в сердцах», сказались со всей яркостью – и в полной обнаженности – в тот момент, когда само национальное государство обнаружилось как чудовищный тормоз исторического развития. Национализм, идеи и чувства, отражающие эпоху сложения, роста и всесилия государственной буржуазной нации, мобилизованы с невероятной силой – кем? империализмом, который является по существу своих тенденций и методов великим сокрушителем национального государства. Тем самым неразложившийся в прошлую эпоху национализм рабочих масс поставлен войной пред величайшим и заведомо непосильным историческим испытанием. Как бы ни закончилась война, она будет прежде всего крушением национализма в экономической жизни народов, как и в борьбе пролетариата. И так как это крушение произойдет в пламени и дыму войны, после великого напряжения национальных иллюзий, то оно чревато глубочайшими социальными потрясениями. Угрюмое, пока еще, правда, выжидательное недовольство рабочих масс есть несомненный факт уже сейчас, а волнения и демонстрации хозяек и матерей являются яркими предвестниками больших событий того типа, от которых давно успела отвыкнуть старая Европа.

Да, народы сделали с своей стороны все, для того чтобы быть обманутыми. Но великий обман делает с своей стороны все, чтобы подготовить великий реванш.

Для России истекший год – после бурных военных успехов и ликований его первых месяцев – был годом поражения. Планы захвата Галиции, Буковины, в перспективе также Венгрии, овладения Константинополем и проливами свелись на деле к очищению не только временно оккупированной Галиции, но также Царства Польского и Прибалтийского края. Поражения породили непосредственно два факта: колебания в правительственных сферах, приведшие к частичному обновлению правящего персонала «либералами» конюшенного ведомства, и сплочение патриотически-обновительного блока от националистов до социал-патриотов. Блок, рассчитанный на безболезненное «возрождение» страны под знаменем «национальной обороны», на самом деле послужил непосредственному упрочению растерявшейся власти.

Как только на верху стало ясно, что вся «тактика» блока, от Гурко[229]229
  Гурко – бывший товарищ министра внутренних дел царской России. Был привлечен к суду за заключение невыгодной сделки на поставку зерна с купцом Лидвалем, от которого он получил крупную взятку. Обвиненный в превышении власти и нерадении, Гурко был уволен от должности товарища министра.


[Закрыть] до Плеханова, подчинена верховному завету неприкосновенности государственной организации, как аппарата «национальной обороны», монархия сразу почувствовала, что в лице связанного с нею круговой империалистической порукой блока она имеет лучшую для данного момента защиту против революционных посягательств. Выровняв свои бюрократические ряды, монархия устранила Думу,[230]230
  Монархия устранила Думу – см. об этом прим. 174 в настоящем томе.


[Закрыть] призвала к власти Хвостова и закончила свой политический год съездом правых, показав буржуазной нации, что именно политика империализма создает условия сохранения диктатуры объединенного дворянства.

Одновременно с этим взамен надежд и провинций, утерянных на западной границе, открылись – при прямом подталкивании все той же либеральной буржуазии – «завоевания» на персидском Востоке.

Вне блока, как фактор тревоги, оставался рабочий класс. Последние месяцы года стали поэтому временем небывалого в нашей недолгой политической истории натиска буржуазной нации на революционный пролетариат. В качестве политических агентов империалистической нации выступили социал-патриоты. Борьба сосредоточилась на том, чтобы вогнать заложников пролетариата в учреждения национальной обороны. Авангард пролетариата дал решительный отпор. Но год закончился позором гвоздевщины[231]231
  Гвоздевщина – участие рабочих в военно-промышленных комитетах, названное так по имени Гвоздева, меньшевика-ликвидатора, рабочего завода Эриксон.
  С начала мировой войны наиболее дальновидная часть российской буржуазии, считаясь с фактом растущего рабочего движения, стремится приручить это движение и обезвредить его. С этой целью буржуазия, объединенная в военно-промышленных комитетах, решает обратиться к рабочим с предложением избрать своих представителей в комитеты. Привлечение рабочих в военно-промышленные комитеты нужно было буржуазии прежде всего для сохранения гражданского мира в стране. В воззвании к рабочим о выборах своих представителей Центральный Военно-Промышленный Комитет следующим образом расценивал деятельность рабочих представителей:
  «Участвуя в трудах Центрального Военно-Промышленного Комитета, представители рабочих будут содействовать великому и святому делу помощи нашей армии. Они помогут наилучшему выяснению условий повышения производительности труда и будут содействовать более успешной работе на оборону страны».
  Воззвание устанавливало, далее, норму выборов от рабочих в военно-промышленные комитеты. Каждая фабрика или завод выбирают по одному выборщику на каждую 1.000 рабочих; предприятия, на которых рабочих насчитывается от 500 до 1.000 человек, также выбирают одного выборщика. Эти выборщики избирают затем из своей среды делегатов, которые и должны были составить, рабочую группу военно-промышленного комитета".
  Правые меньшевики-ликвидаторы первыми откликнулись на воззвание военно-промышленных комитетов. Они решительно выступили за необходимость участия рабочих в деле обороны страны. Само собой разумеется, что революционная социал-демократия, т.-е. большевистская партия, не могла не отнестись резко отрицательно к идее участия рабочих в буржуазных военно-промышленных комитетах. Тов. Ленин дал совершенно ясную и определенную директиву в этом вопросе:
  «Мы против участия в военно-промышленных комитетах, помогающих вести империалистскую, реакционную войну, мы за использование выборной кампании, напр. за участие на первой стадии выборов, только в агитационных и организационных целях» (Собр. соч., т. XIII, стр. 207).
  Подавляющее большинство петербургских рабочих самым отрицательным образом отнеслось к участию в военно-промышленных комитетах. Целый ряд крупнейших фабрик и заводов на предвыборных собраниях вынес резолюции о недопустимости участия рабочих в обороне буржуазного государства. Так, напр., резолюция рабочих завода «Новый Лесснер» начиналась следующими словами:
  «Мы, рабочие завода Новый Лесснер, обсудив вопрос об участии в военно-промышленном комитете… постановили: настоящая мировая война затеяна и ведется исключительно в интересах буржуазно-капиталистического общества. Пролетариат не заинтересован в происходящей войне. Она не несет ему ничего, кроме миллионов павших на поле товарищей, миллионов искалеченных и обнищавших».
  Первое собрание выборщиков от фабрик и заводов состоялось 27 октября 1915 г. в Соляном Городке, в Петербурге. Председательствовал на этом собрании Гвоздев. Несмотря на то, что состав выборщиков был соответствующим образом «обработан» и многим выборщикам-большевикам не было даже вручено повесток, – собрание большинством голосов (90 против 81) приняло большевистский наказ, высказывавшийся против участия в военно-промышленных комитетах.
  «Главный враг каждого народа, – гласил наказ, – в его собственной стране. Враг русского народа, это – царское самодержавие, крепостники-помещики, империалистическая буржуазия».
  Наказ заканчивался следующими словами:
  "Исходя из этой позиции:
  1) Очевидно речи быть не может об участии представителей рабочих в Центральном Военно-Промышленном Комитете.
  2) Подобное участие было бы фальсификацией воли пролетариата, изменой его революционному, интернационалистическому знамени.
  3) Поэтому рабочие-уполномоченные должны громогласно заявить об отказе участвовать в каких бы то ни было учреждениях, способствующих войне".
  Это постановление ошеломило всех социал-патриотов. Тем не менее последние не думали отказаться от своей затеи. Гвоздев поместил в газетах письмо, в котором писал, что выборы 27 ноября были произведены неправильно, и настаивал на необходимости нового собрания выборщиков. Вторичное собрание выборщиков было, действительно созвано 29 ноября. На нем присутствовало 158 чел. Собрание открыл Гучков. Представитель большевиков зачитал декларацию, в которой выражался протест против организации вторичного собрания:
  «Созванное сегодня вторичное собрание выборщиков мы считаем попыткой фальсифицировать мнение петербургского пролетариата… Являясь результатом частных хлопот отдельной кучки рабочих, оно не вправе решать тот вопрос, который однажды уже решен и одобрен рабочими массами на заводах… Мы заявляем, что считаем изменниками всех способствовавших этой закулисной сделке и поведем с ними упорную борьбу…»
  Вслед за оглашением декларации 89 человек демонстративно покинули собрание. Оставшиеся ликвидаторы-оборонцы в большинстве своем высказывались за участие в военно-промышленных комитетах.
  Гвоздев, выступавший главным защитником необходимости избрания рабочих в военно-промышленные комитеты, заявил:
  «В настоящее время насущной работой является организация всех живых общественных сил России для борьбы с нападающей Германией…»
  Примерно так же высказывались и другие участники собрания, подчеркивая мысль о необходимости совместно с буржуазией участвовать в обороне страны. Собрание единогласно (против 6 воздержавшихся) приняло резолюцию об участии в военно-промышленных комитетах и избрало 10 делегатов в Центральный и в Областной военно-промышленные комитеты. В выпущенной 1 декабря 1915 г. прокламации Пет. Ком. большевиков решительно протестовал против «кучки изменников и ренегатов», продавших «классовую непримиримость за честь заседать на мягких креслах в военно-промышленных комитетах». Немедленно после своего вступления в Центральный Военно-Промышленный Комитет рабочая группа опубликовала свою декларацию, в которой факт предательства интересов рабочего класса прикрывался потоком революционных фраз:
  «Мы, рабочие, – гласила декларация, – не можем взять на себя ответственность за работу Центрального Военно-Промышленного Комитета… Если мы решили все же принять участие в военно-промышленном комитете, то единственно потому, что считаем долгом отстаивать в этих учреждениях наше понимание интересов страны и путей спасения ее от гибели»…
  Разбирая эту декларацию, Ленин писал:
  «В этих перлах, кроме безграмотности и репетиловского вранья, есть совершенно трезвая и правильная с точки зрения буржуазии дипломатия. Чтобы влиять на рабочих, буржуа должны наряжаться социалистами, эсдеками, интернационалистами и т. д., иначе влиять невозможно…»
  В своей практической деятельности «рабочая группа» фактически являлась левой фракцией в военно-промышленных комитетах. Гвоздевцы помогали буржуазии идейно овладеть рабочим движением, приручить его и заставить плестись в хвосте у буржуазии; они практически содействовали буржуазии в ликвидации стачечного движения, вмешиваясь во все конфликты рабочих с предпринимателями, выступая в роли примирителей и посредников и стремясь сохранить во что бы то ни стало столь необходимый буржуазии порядок на фабриках и заводах.
  Более того, при открытых столкновениях рабочих с предпринимателями гвоздевцы открыто выступали в роли штрейкбрехеров. Об этом ярче всего говорит отрывок из одной корреспонденции, помещенной в N 52 «Социал-Демократа» за 1916 г.:
  «9 января 1916 г. у Эриксона произошло прямое столкновение наших с гвоздевцами. Собравшись утром, наши решили снять гвоздевцев с работы. На требование рабочих прекратить работу гвоздевцы отвечали бранью и пустили в ход табуретки и гайки… Много раненых и сильно избитых с той и с другой стороны!»
  Во всей своей практической деятельности гвоздевцы шли на поводу у военно-промышленного комитета. Без разрешения последнего рабочая группа не могла провести ни одного решения. Своей явно буржуазной политикой она вызвала сильнейшее недовольство в рабочем классе. За все время существования «рабочей группы» гвоздевцы всячески помогали империалистической буржуазии обезвредить рабочее движение, сгладить классовые противоречия, уменьшить количество стачек и всяческим путем дезорганизовать рабочий класс. Именно поэтому Ленин называл гвоздевцев «злейшими врагами пролетариата, делавшими вместе со всей буржуазией контрреволюционное дело».


[Закрыть] – открытого союза социал-патриотизма, либеральной фальсификации и полицейского насилия.

Обязанностью социал-демократии остается по-прежнему очищение ее рядов от социал-патриотического разврата и сплочение ее авангарда в революционный отряд, способный грудью встретить испытания надвигающейся эпохи великих бурь и потрясений.

«Наше Слово» N 1, 1 января 1916 г.

Л. Троцкий. ВОКРУГ НАЦИОНАЛЬНОГО ПРИНЦИПА

По поводу происходившего недавно в Лозанне конгресса мелких и угнетенных национальностей во французскую прессу не проникло почти никаких вестей. Если принять во внимание, что союзники борются именно за «принципы национальностей» – об этом г. Сазонов снова напомнил американцам, дабы не забывали, – то на первый взгляд такое невнимание к лозаннскому конгрессу могло бы показаться непонятным. Но на самом деле… на самом деле оно слишком понятно.

Тех, однако, которые захотели бы упорствовать в непонимании или невнимании, следует сейчас ткнуть носом в свежий номер «L'Eclair». Эта странная газета, сочетающая заботу о невесомейших догматах католицизма с обслуживанием прогрессивных стремлений французской промышленности, – и то и другое не платонически, – дает время от времени место сообщениям и статьям, которые поражают, главным образом, тем, что из них торчит угол подлинной правды.

Прежде всего оказалось – какая неожиданность для проживающего неподалеку от Лозанны Плеханова! – обнаружилось, что на конгрессе угнетенных народов «среди 23 национальностей были представители почти всех инородцев (allogeies) России: финны, литовцы, латыши, поляки, украинцы, грузины и т. д. (Автор, очевидно, из союзной тактичности обрывает перечень.) Были также представители ирландцев, албанцев, египтян, тунисцев. Был даже представитель евреев, рассматриваемых как национальность, г. Аберсон».

По поводу принятых на конгрессе резолюций, признающих за каждой национальностью право на самоопределение, «L'Eclair» чистосердечно замечает:

"Трудность практического осуществления этой программы состоит в том, что каждый охотно признает освобождение инородцев у своего врага, но не своих собственных и не у своих союзников.

«В лагере союзников, например, требуют освобождения не-немецких народностей, подчиненных Германии и Австрии, или не-турецких народностей, подчиненных Турции, но хотели бы предоставить России возможность по собственному усмотрению располагать своими инородцами».

В той атмосфере обязательной лжи, какою мы дышим два года, даже эти, не бог весть какие новые или смелые мысли, пропечатанные в «большой» французской газете, действуют в некотором роде освежающе на душу. И подумать только, что находятся русские социалисты, русские революционеры, русские эмигранты, которые пред лицом конгресса в Лозанне, куда киргиз прибыл жаловаться на царский гнет, продолжают подпевать г. Сазонову насчет освободительных задач, преследуемых в этой войне Россией. Никто не требует от этих людей интернационализма, – но если б они были просто честными демократами-патриотами, они должны были бы сгореть со стыда!

Правда, у них для отвода стыдливости имеется всегда в запасе ссылка на союзников. Россия, конечно, деспотическая страна, но с помощью «западных демократий» она – через победу – совершит все те внутренние и внешние чудеса, к каким Германия должна прийти – через поражение.

Как же обстоит дело с союзниками? Оставим сейчас в покое Дальний Восток, где Россия в союзе с Японией собирается в ближайшие десятилетия осуществлять «принцип национальностей» на спине Китая. Время ли думать о полумиллиарде китайцев, когда Плеханов с Куропаткиным[232]232
  Куропаткин, А. Н. (1848 – 1925) – бывший военный министр царской России. Во время русско-турецкой кампании Куропаткин был начальником штаба 16-й дивизии и воевал под командой Скобелева. В 1878 г. был назначен профессором военной статистики в Николаевской военной академии. В 1898 г. Куропаткин назначается военным министром. В качестве члена особого комитета по делам Дальнего Востока Куропаткин отстаивал тот взгляд, что Россия в состоянии удержать за собой Порт-Артур. После боксерского восстания 1900 г. он энергично настаивал на присоединении к России Северной Манчжурии и явился одним из главных инициаторов русско-японской войны 1904 – 1905 гг. 13 февраля 1904 г. был назначен командующим русскими сухопутными силами, а 12 сентября – главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами России. Под руководством Куропаткина русская армия в войне с Японией терпела одно поражение за другим. После сдачи русской армией Мукдена (февраль 1905 г.) он был отставлен от поста министра и главнокомандующего. После окончания русско-японской войны был назначен неприсутствующим членом Государственного Совета и проживал в своем имении в Псковской губернии. С начала мировой войны Куропаткин неоднократно обращался с просьбой об обратном приеме его в армию, – однако, долгое время безуспешно. Только после назначения Алексеева начальником штаба Куропаткин в конце 1915 г. был назначен командиром гренадерского корпуса, а затем и командиром 5-й армии. В феврале 1916 г. Куропаткин назначается главнокомандующим армиями северного фронта. Здесь под его руководством были проведены два неудачных наступления (под Якобштадтом и близ Риги). В июле 1916 г. он был назначен туркестанским генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. После Февральской революции Куропаткин получил отставку и поселился в своем бывшем имении в Псковской губернии, где и умер в январе 1925 г.


[Закрыть] призваны освобождать Шлезвиг-Голштинию! Ограничимся «западными демократиями». Но и здесь не будем поднимать ирландского вопроса, ибо, как известно, великодушная Англия осуществляет сейчас в Дублине гомруль. Правда, О'Коннели[233]233
  О'Конноли, Джемс – ирландский политический деятель, организатор и руководитель ирландского рабочего движения; родился в рабочей семье. В 1896 г. основал ирландскую социалистическую республиканскую партию и редактировал ее центральный орган «Рабочая Республика». В 1903 г. Конноли эмигрирует в Америку, где принимает активное участие в американском рабочем движении, работая в организации «Индустриальных Рабочих Мира» и в американской социалистической партии. Из Америки Конноли не переставал руководить ирландским рабочим движением и в 1908 г. организовал «Ирландскую Социалистическую Федерацию». С первых же дней мировой войны Конноли энергично выступил против империализма великих держав. Вернувшись в 1916 г. в Ирландию, он становится во главе ирландской рабочей гражданской армии, поднявшей восстание против английского правительства. Вначале революционная армия, под командованием Конноли, одерживала крупные успехи и даже заняла Дублин, но затем должна была отступить перед превосходными силами английских правительственных войск. Конноли, вместе с другими руководителями восстания, был взят в плен и повешен по приговору военного суда.


[Закрыть] и другие повешенные и растрелянные повстанцы не смогут воспользоваться ирландским парламентом, так как ими самими сейчас пользуется подземный парламент червей. Но оставим Ирландию. Оставим вообще Великобританию. Как обстоит дело с Францией?

«Для колониальных держав, как Франция или Англия, – говорит „L'Eclair“, – вопрос о „туземцах“, который также разбирался в Лозанне, представляет особенный интерес».

Резолюция лозаннской конференции не хочет признавать разделения рас на «низшие» и «высшие», а в этом и состоит философия колониального господства, поскольку последнее вообще нуждается в философии. «L'Eclair» по этому поводу призывает колониальные «демократии» к справедливости и… осторожности, тут же отмечая «с удовлетворением» внесенный депутатом Доази – в дни лозаннского конгресса – законопроект, силою которого алжирцам должно быть предоставлено «серьезное» представительство в тех учреждениях, которые обсуждают их интересы. Это бесспорно очень утешительно. Но дело в том, что одновременно – т.-е. почти во время заседаний лозаннского конгресса – на Дальнем Востоке происходили во французском Индо-Китае события значительно менее благоприятные под углом зрения «национального принципа». В Аннаме, состоящем с 1884 года под французским «протекторатом», т.-е. являющемся на самом деле французской колонией, произошло форменное восстание под знаменем национальной независимости. Французской прессе разрешили писать об этом лишь через несколько недель после события, но патриотическая и благомыслящая пресса не воспользовалась разрешением. Разумеется, «L'Humanite», – этот орган ханжества, лицемерия и лжи, – не заикнулась ни словом о событии, кровным образом связанным с судьбою 5 1/2 миллионов аннамитов. И если мы имеем сейчас «цензурную возможность» сообщить читателям хоть скудные данные об аннамском восстании, то опять-таки благодаря тому же реакционному органу «L'Eclair».

Молодой император Аннама, Дуй-Тан, являющийся по существу лишь туземно-монархическим орнаментом на фронтоне колониального господства республики, вошел в сношения с национально-революционной организацией своих «подданных», бежал, по соглашению с ними, из своего дворца в село, откуда обратился к народу с революционным воззванием, провозглашающим независимость Аннама. Но власти третьей республики оказались на высоте. Мятежник был пойман, привезен обратно в «свою» столицу Гюэ, низложен и заперт в крепость, где он сейчас имеет достаточно долгий досуг не только для того, чтобы выучить наизусть «Декларацию прав», но и для того, чтобы прочитать полный комплект «L'Humanite» за время войны (если, конечно, низложенному императору будет разрешено в тюрьме чтение газет).

«В этих далеких странах – берем для образца цитату из „Revue Hebdomadaire“, чтобы показать дистанцию между действительностью и казенной идеологией – в этих далеких странах народная душа трепещет за одно с душою французского народа, на этом Дальнем Востоке, который казался (!) почти враждебным нам, мы видим трогательную картину того, как тысячи бонз возносят молитвы Будде за победу нашего оружия» и пр. и пр. Это писалось осенью прошлого года… И через месяц, примерно, когда дальне-восточный «император», устраивавший недавно сборы в день пушки «75» – об этом тоже недавно писалось с умилением – будет доедать свой тридцатый арестантский паек; а во Франции о восстании позабудут и те немногие, которые узнали о нем, – патриотические и социал-патриотические перья снова станут писать умиленно о «трепете» аннамитской души. Мало того. Каждый раз, когда Реноделю на улицах Парижа будут попадаться на глаза привезенные сюда индокитайские солдаты, он напомнит рабочим Франции, что республика приобщает и меньших аннамитских братьев к великой борьбе за принцип национальностей.

Париж.

«Наше Слово» N 162, 13 июля 1916 г.