Текст книги "Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Те обстоятельства, которые возродили французскую армию, должны были, наоборот, внести фермент разложения в немецкую армию на западном театре. Пока она двигалась по Бельгии и северной Франции, как ядро, выпущенное из пушки, динамика движения не оставляла места для работы мысли и критики. Пролетарские корпуса под юнкерской командой превратились в целостный организм большой силы. Но движение его приостановлено. Война превратилась в позиционную, стена против стены. Et la muraille tenait toujours. Французы закопались в своей земле и защищают ее. Немцы приостановлены в своем движении по чужой земле. Жизнь в траншеях странным образом сближает их с врагом, защищающим свою землю. Вот уже больше недели, как военные действия на большей части линии почти приостановлены. И тот подстреленный заяц, которого немецкие солдаты обменивают на табак, свидетельствует, что стихийная сила немецкого натиска на Францию сломлена.

Но это вовсе не значит, что здесь сломлена сила немецкой армии. Весь образ действий генерала Жоффра[23]23
  Жоффр, Жозеф (род. 1852 г.) – маршал Франции. Родился в семье мелкого виноторговца. В 1870 г. участвовал в обороне Парижа в качестве артиллерийского офицера. В 1876 г. был произведен в капитаны за удачные работы по исправлению парижских фортов. В 1892 г. Жоффр руководил работами в Судане на Сенегал-Нигерской ж. д. В 1901 г. был произведен в бригадные генералы и назначен военным губернатором крепости Лилль. В 1910 г. Жоффр был назначен членом Высшего Военного Совета, а в 1911 г. – начальником генерального штаба. С наступлением мировой войны Жоффр назначается командующим армиями Севера и Северо-Востока. Бои на Марне в сентябре 1914 г. (см. прим. 9), окончившиеся победой французских войск, доставили Жоффру большую популярность. 3 декабря 1915 г. Жоффр был назначен верховным командующим всеми французскими армиями. Неудачная верденская операция и огромные жертвы французских войск в битве на Сомме значительно поколебали популярность Жоффра. Однако в декабре 1916 г. он назначается военным советником правительства и первым из французских генералов после франко-прусской войны получает звание маршала. Весной 1917 г. французское правительство послало Жоффра в Америку для содействия организации американской армии.
  С 1918 г. Жоффр состоит членом Французской Академии.


[Закрыть] показывает, что он не питает на этот счет никаких иллюзий. Если бы французская армия перешла к решительному наступлению и если б это наступление увенчалось на первых шагах успехом, немцы в обороне приобрели бы снова все те преимущества, которые они утратили в наступлении. Вот почему стена неподвижно стоит против стены, а в Париже установилось настроение спокойной безвыходности, именно потому спокойной, что это – безвыходность для обеих сторон.

Париж, Декабрь 1914 г.

«Киевская Мысль» N 334, 4 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. БОСНЯК-ВОЛОНТЕР

Взятие австрийцами Белграда[24]24
  Взятие австрийцами Белграда. – С самого начала империалистской войны австрийские войска поставили себе целью добиться полного разгрома Сербии. Еще в конце июля 1914 г. началась бомбардировка столицы Сербии, Белграда. К Белграду было стянуто 200.000-ное австрийское войско, состоявшее главным образом из горных бригад и чешских батальонов. 12 августа 1914 г. австрийские войска перешли в наступление, но сербы удачной контратакой прорвали фронт австрийской армии. 24 августа австрийцы отступили за реки Саву и Дрину, оставив сербам 50 тысяч пленных. 8 сентября 1914 г. началось второе наступление австрийских войск на Сербию, продолжавшееся до 24 сентября. Но и на этот раз сербские войска сумели отстоять Белград, одержав крупную победу над австрийцами. Австрийские войска во время своего второго наступления на Сербию лишились нескольких десятков тысяч человек. Эти поражения не остановили австрийскую армию, и 5 ноября 1914 г. она переходит в новое наступление, которое на этот раз закончилось полным разгромом сербской армии и взятием Белграда. Эта победа стоила австрийцам свыше 120.000 убитых, раненых и пленных.


[Закрыть] снова вернуло на время общественное мнение Европы к исходному моменту настоящей войны – к сербскому вопросу. По странной случайности я в самый день, а может быть, и час вступления австрийцев в Белград вел в одном из французских военных госпиталей беседу с раненым сербом-добровольцем. Босняк-революционер, австро-венгерский дезертир, он поступил добровольцем во французский флот, надеясь принять участие в операциях у берегов Далмации и служить одним из посредников между англо-французским десантом и туземным населением. Дело, однако, до этого не дошло, и молодого босняка, несмотря на все его протесты, из флота перевели в иностранный легион (legion etrangere). Раненый в грудь, он сильно лихорадил и в поту говорил мне в лионском госпитале о гибели Сербии и всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Я узнал от моего собеседника много интересных, но еще не подлежащих опубликованию подробностей о всей той группе боснийской молодежи, которая прошла перед нами в процессе над убийцами австрийского престолонаследника. Это поколение воспиталось на русской, преимущественно народнической литературе. Герцена,[25]25
  Герцен, А. И. (1812 – 1870) – известный русский писатель и революционер. Произведения Герцена имели огромное влияние на воспитание молодого поколения революционеров-народников. (Подробнее см. т. II, ч. 1-я, прим. 131.)


[Закрыть] Бакунина,[26]26
  Бакунин, М. А. (1814 – 1876) – знаменитый русский революционер; теоретик и основоположник анархизма, организатор международного анархического «Федеративного Союза». Участвовал в революции 1848 г. во Франции, в пражском восстании и в подготовке восстания в Дрездене в 1849 г. (Подробнее см. т. II, ч. 1-я, прим. 132.)


[Закрыть] Лаврова,[27]27
  Лавров, П. (1823 – 1900) – один из видных вождей и теоретиков революционного народничества. (Подробнее см. т. XII, прим. 91.)


[Закрыть] Михайловского[28]28
  Михайловский, Н. К. (1842 – 1904) – известный публицист, социолог и критик, один из выдающихся теоретиков народничества. В 90-х гг. полемизировал с марксистами, доказывая нежизнеспособность капитализма в русских условиях и проповедуя старые народнические взгляды о «самобытности русской общины и об особых путях к социализму». (Подробнее см. т. IV, прим. 5.)


[Закрыть] оно считает своими учителями. «Все для народа и все через народ». Культурно-отсталое, забитое, опутанное крепостными сетями, боснийское крестьянство было для боснийской интеллигенции «народом». Свою скромную просветительную работу она увенчивала радикально-народническими воззрениями. Из Белграда шло другое влияние, – революционно-карбонарское.[29]29
  Карбонарское движение – см. т. II, ч. 2-я, прим. 84.


[Закрыть] Оно питалось не вопросом об экономической и культурной участи боснийских крестьян, а вопросом о национально-государственном объединении сербства. Венское правительство говорило неправду, когда изображало дело так, будто центром великосербской «пропаганды действием» было министерство Пашича.[30]30
  Министерство Пашича. – Никола Пашич – известный сербский политический деятель. В молодости Пашич увлекался революционно-бунтарскими идеями Бакунина, но вскоре повернул вправо и стал организатором буржуазной радикальной партии, провозгласившей своей главной целью национальное объединение сербов на основе широких демократических свобод. Эта программа вызвала естественные опасения у царствовавшей в то время (80-е гг.) реакционной династии Обреновичей, начавшей ожесточенные гонения против радикальной партии и ее руководителя Пашича. Обвиненный в 1883 г. в руководстве крестьянским восстанием, Пашич эмигрирует за границу и приговаривается сербским судом заочно к смертной казни. В 1889 г., после отречения короля Милана от престола в пользу своего сына Александра, Пашич возвращается в Сербию и избирается президентом сербского парламента. Переворот 1903 г., закончившийся низложением династии Обреновичей, выдвинул на первый план радикальную партию и ее вождя Пашича. После переворота Пашич занял пост премьер-министра сербского правительства, оставаясь на нем с небольшими промежутками до самой смерти. Накануне мировой войны Пашич сделал все возможное для сближения с Россией и другими союзными странами и для обострения конфликта с центральными державами. За все время мировой войны Пашич стоял во главе сербского правительства. После окончания войны был представителем Сербии на Версальской мирной конференции, в результате которой Сербия значительно расширила свою территорию. Непримиримый противник Советской Республики, Пашич поддерживал белогвардейских генералов, ведших вооруженную борьбу с советским правительством. После образования югославского государства Пашич занял в нем пост премьер-министра, на котором оставался до самой смерти, последовавшей в декабре 1926 г.
  Характеристику личности Пашича см. в статье Л. Троцкого «Никола Пашич», т. VI, стр. 89.


[Закрыть] Наоборот, главные усилия осторожной старо-радикальной партии направлялись на преодоление великосербского карбонарства, центром которого было молодое офицерство, совершенно утратившее представление о возможном и невозможном после побед над турками и особенно над болгарами. "От нас, босняков, требовали действий во что бы то ни стало. Мы пробовали упираться, говорили, что хотим на месте служить своему народу. Но эта работа становилась все менее и менее возможной. Успехи Сербии в балканских войнах удесятирили подозрительность габсбургских властей. Нас начали преследовать, закрывать легальные общества, конфисковывать наши газеты, а из Белграда от нас властно требовали «действий». Австро-венгерские власти и белградские карбонарии работали таким образом в одном и том же направлении. Результатом явилось сараевское покушение[31]31
  Сараевское покушение. – 28 июня 1914 г. в столице Герцеговины, Сараеве, двумя выстрелами из браунинга были убиты австрийский престолонаследник эрцгерцог Франц-Фердинанд и его жена герцогиня фон-Гогенберг. Этому чреватому последствиями убийству предшествовали следующие обстоятельства. Франц-Фердинанд и его жена, присутствовавшие на маневрах австрийской армии в Боснии, отправились в Сараево. По дороге в городскую ратушу на них было произведено первое покушение наборщиком Габриловичем, кончившееся неудачно. Спустя несколько часов было произведено новое покушение, на этот раз успешное. Франц-Фердинанд и его жена были смертельно ранены и спустя несколько часов скончались. Убийца Гавриил Принцип (см. прим. 75), 19-летний гимназист, заявил на допросе, что он стрелял в эрцгерцога потому, что последний был в его глазах «воплощением австрийского империализма, представителем велико-австрийской идеи, злейшим врагом и притеснителем сербской нации». Убийство Франца-Фердинанда было несомненно инспирировано сербским правительством. С другой стороны, и Россия косвенным путем участвовала в подготовке этого убийства. Убийство Франца-Фердинанда и его жены явилось удобнейшим поводом для объявления войны. 23 июля 1914 г. австро-венгерское правительство отправило Сербии резкую ультимативную ноту, в которой требовало роспуска патриотических организаций, участия австро-венгерских чиновников в судебном следствии по делу об убийстве, участия австрийских комиссаров в наблюдении за сербской границей, ареста многочисленных лиц, подозреваемых в соучастии в убийстве, и т. д. Нота давала Сербии 48 часов для ответа. 25 июля Сербия прислала ответную ноту, в которой соглашалась почти на все требования Австрии. Однако Австрия, подталкиваемая Германией, признала ответ неудовлетворительным и в тот же день (25 июля) мобилизовала против Сербии 8 корпусов. 28 июля Австро-Венгрия официально объявила Сербии войну.


[Закрыть] и истребление всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Вот на этой карточке изображен один из наших вождей: он дезертировал в начале войны, сражался в рядах сербской армии, был взят в плен и погиб, – французские газеты писали, что толпа сожгла его живьем. Мы все погибли, все наше поколение. Я хотел учить боснийских крестьян грамоте и объединять их в кооперативы, а меня вот прострелила немецкая пуля под Суассоном, и я погибаю за дело, которое я считаю чужим делом. И Сербия погибнет: Австрия поглотит ее… А как невыносимо мне думать, что мы вызвали эту мировую войну! Вы говорите, что она имеет более глубокие причины? Конечно, не спорю, но толчок событиям все-таки дало сараевское убийство"…

Подошла сестра с сообщением, что сейчас прибудет врач для перевязки. Наша беседа была прервана.

Париж.

«Киевская Мысль» N 344, 14 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В РИМ

Общественная мысль склонна присматриваться к тем фигурам, которые в силу своего положения являются или считают себя предопределенными посредниками при ведении будущих мирных переговоров. Таковы Вудро Вильсон,[32]32
  Вильсон, Вудро – президент Соед. Штатов Америки – см. т. XIII, прим. 6.


[Закрыть] северо-американский президент, и Бенедикт XV,[33]33
  Бенедикт XV (1854 – 1922) – римский папа. В 1907 г. был назначен болонским архиепископом, в 1914 г. получил звание кардинала и был избран на папский престол. Во время мировой войны делал некоторые попытки примирить враждующие стороны.


[Закрыть] папа римский. Оба они, однако, предстали в последнее время пред общественным мнением Франции с не совсем благоприятной стороны. Вудро Вильсон – своей нотой по поводу морской торговли.[34]34
  Нота Америки о морской торговле. – После того как в ноябре и декабре 1914 г. некоторые американские суда, везшие продукты питания и снаряжение, были арестованы английским правительством, Америка 28 декабря 1914 г. послала Англии ноту, в которой резко протестовала против «нарушения основных правил морской торговли». Нота оспаривала законность ареста американских судов, произведенного только на том основании, что транспортируемые ими в итальянские и шведские гавани «нейтральные» товары (медь и съестные припасы) могут попасть в руки противника. В ноте говорилось, что при подобных действиях английского правительства «многие значительные отрасли промышленности страдают, так как их продуктам закрывается доступ на давно приобретенные европейские рынки, оказавшиеся по соседству с воюющими странами». Нота заканчивалась требованием, чтобы английское правительство «дало своим чиновникам инструкцию воздержаться от всякого ненужного вмешательства в свободу торговли… и точнее придерживаться при обращении с нейтральными кораблями и грузами правил, получивших санкцию цивилизованного мира». Американское правительство угрожало далее, что несоблюдение этих правил может привести к тому, что «между американским и английским народами возникнут чувства, противоположные тем, которые существовали в течение столь долгого времени».
  Позднее, в феврале 1915 г., Соединенные Штаты послали еще более резкую ноту германскому правительству, которое, объявив подводную войну, энергично принялось за уничтожение американских судов, везших снаряжение для стран Тройственного Согласия. В ноте говорилось, что Германия, «прежде чем приступить к действиям, должна подумать о критическом положении, в каком могут оказаться отношения между Америкой и Германией, если морские силы Германии, осуществляя намеченную адмиралтейством тактику, уничтожат какое-нибудь торговое судно Америки или причинят смерть американским гражданам»… Нота заканчивалась выражением уверенности, что в дальнейшем, «кроме обыска, американские корабли не подвергнутся никаким неприятностям, хотя бы даже они и проходили по запретной территории».
  В ответ на эту ноту Германия заявила, что ее решительные мероприятия против американских судов вызваны тем, что последние ведут большую торговлю с неприятельскими странами: «с особенной настойчивостью германское правительство указывает на торговлю оружием, которую ведут с неприятелем американские поставщики на многие сотни миллионов марок». После этого обмена нотами Германия продолжала враждебные действия против американских судов, продолжавших усиленно ввозить товары в Англию и другие страны. В 1915 и в начале 1916 г. вновь имели место случаи уничтожения нескольких американских судов. 19 апреля 1916 г. Америка послала Германии новую ноту, заключавшую в себе прямые угрозы: «Если германское правительство теперь же без промедления не откажется на деле от своих теперешних приемов подводной войны против пассажиров и торговых судов, то правительству Соединенных Штатов не останется иного выбора, как прервать совершенно дипломатические сношения с германским правительством». После этой ноты действия германского подводного флота против американских торговых судов временно приостановились, но впоследствии обострились снова и привели в конце концов к военному выступлению Америки против Германии (см. прим. 287).


[Закрыть] Клемансо[35]35
  Клемансо – крупнейший политический деятель буржуазной Франции. В бытность свою премьером в 1917 – 1920 гг. Клемансо прославился в качестве «организатора победы» и руководителя Версальской конференции. (Подробнее см. т. VIII, прим. 10.)


[Закрыть] прямо писал, что американский президент ликвидирует свою миссию беспристрастного посредника. Теперь не столько французские радикалы, сколько бельгийские католики то же самое говорят о папе. На первый взгляд это кажется тем неожиданнее, что вся предшествующая агитация французских католиков направлена была на то, чтобы воспользоваться международными затруднениями республики для восстановления ее дипломатических сношений с Римом. Но тут, как сейчас увидим, противоречия нет.

В итальянских газетах проскользнуло сообщение или авторитетная догадка, что предложение папы о размене пленными, непригодными более к военной службе, есть не что иное, как скромное начало более широкого плана, именно – ведения в будущем через посредство Рима мирных переговоров. Казалось бы, что эта перспектива, где папа выступает апостолом-умиротворителем в самой страшной из катастроф, должна прежде всего привлечь к себе сердца французских и бельгийских католиков: о подобном возрождении «светской власти папы» над монархиями и республиками ультрамонтаны давно уже разучились даже и мечтать. Между тем действительная или предполагаемая инициатива папы наткнулась на резкий отпор с той именно стороны, откуда это менее всего можно было, казалось бы, ожидать. 6 января в «Petit Parisien»[36]36
  «Petit Parisien» – право-буржуазная французская газета; выходит в Париже. Газета имеет большое распространение, особенно в провинции. Ее тираж – 1 миллион экземпляров.


[Закрыть] появилась крайне сенсационная статья: «Папа и бельгийские католики». «Petit Parisien» – это самая распространенная газета Франции. «Беспартийность» газеты, ее «независимость» от политических групп и отдельных крупных политиков представляют особые удобства, для того чтобы в нужную минуту пустить со страниц этой газеты в оборот какую-нибудь пробную идею. Так обстоит дело, несомненно, и в настоящем случае. Статья о папе, которая рекомендуется редакцией как исходящая от бельгийского католика, занимающего высокое место в своей партии и в своей стране, помечена в заголовке Гавром, местом пребывания бельгийского правительства. Все это, конечно, не случайно. А вот содержание этой исключительной статьи:

«…Бельгийский народ является самым католическим народом мира; он один только дал миру зрелище непрерывного католического управления в течение более тридцати лет. Никогда святому престолу не приходилось испытывать несчастий или подвергаться ударам, чтобы Бельгия не страдала и не содрогалась вместе с ним. Сравните великолепные дары, которые подносятся ежегодно папе семью миллионами бельгийских католиков, с теми посредственными приношениями, которые с трудом собираются среди двадцати миллионов католиков Германии»… И что же? За свою вековую преданность и несокрушимую верность бельгийские католики не получили сейчас от папы ничего, кроме разрешения не собирать для него на сей раз ежегодной дани и кроме мало определенных платонических фраз. «Если папство, – продолжает наш автор, – не является больше солдатом права, если наиболее преступные покушения на независимость и свободу мирных народов не исторгают у него протеста, если оно не смеет или не может, из дипломатии или осторожности, возвысить голос в защиту народа, подвергшегося мукам за свою верность международным обязательствам, – с каким же лицом (de quel front) будет оно претендовать отныне на роль морального законодателя и духовного судьи?». Даже разгром Лувена[37]37
  Разгром Лувена. – Бельгийский город Лувен был взят германскими войсками 9 сентября 1914 г. Во время нашествия германских войск сильно пострадал исторический собор св. Петра, была сожжена большая университетская библиотека и т. д.


[Закрыть] не выбил папу из состояния душевного равновесия. А между тем что такое Лувен с его университетом? Это цитадель католицизма в Западной Европе. Лувен находился непосредственно под руководством папы и его епископов и формировал сознание нескольких тысяч молодых католиков, являвшихся неизменно духовной гвардией папы в бурях реформации, революции и социалистической борьбы. Сейчас библиотека лувенского университета сожжена, ученики рассеяны, учителя нашли убежище в еретической Англии и антиклерикальной Франции; только Рим не сделал ни одного жеста, не произнес ни одного слова, чтобы прийти к ним на помощь. Более того. «В то время как солдаты Вильгельма II удушают бельгийских священников и сжигают их церкви, младотурецкие башибузуки, его союзники, избивают на востоке католическое население. Но Рим не шевелится. О, героические времена крестовых походов! О, священные войны против чумы Ислама, которые являются одним из наиболее прекрасных прав папства на признательность мира!» И после дальнейших горестных замечаний автор заканчивает такой нотой: «Я не хочу верить и я не признаю за собой еще права говорить, что папство пассивно присутствовало при зрелище войны, где друг против друга стоят прусское новоязычество и христианское публичное право, что папство усвоило себе поведение Пилата, безразличного зрителя борьбы, т.-е. соучастника».

Такова сущность статьи, подписанной влиятельным бельгийским католиком из Гавра. Вся французская пресса, точно сговорившись, замолчала статью, своим молчанием еще более подчеркивая ее сенсационный характер, – вся французская пресса, кроме солидного «Journal des Debats».[38]38
  «Journal des Debats» – одна из самых старых французских газет, основана в августе 1789 г. адвокатом Готье де-Биога. Во время господства Наполеона газета, за ее оппозиционное направление, была закрыта. С 1848 г. газета получает ярко выраженную либеральную окраску. С конца 90-х гг. «Journal des Debats» становится вечерней газетой. В противоположность большинству французских газет «Journal des Debats» старается сохранить на своих страницах видимость объективности и беспристрастия. Большое внимание газета уделяет вопросам литературы и искусства. Во время мировой войны, вместе с другими буржуазными французскими газетами, заняла крайне шовинистическую позицию, не останавливаясь перед самыми бессмысленными нападками на все немецкое. Тираж газеты незначителен, не превышает 30.000 экземпляров.


[Закрыть] Этот орган либерального католицизма перепечатал большую часть гаврского письма, но без всяких комментариев, как бы выжидая дальнейших последствий. В том же номере «Journal des Debats» приводит, и тоже без комментариев, интервью, данное мюнхенским кардиналом Беттингером немецкому журналисту по поводу позиции папы. Беттингер выразил надежду на то, что при участии Германии и Австрии произойдет сближение между святым престолом и итальянским королевством, и что Турция будет иметь свое посольство при папе («О, героические времена крестовых походов!..»), которое с успехом заменит французский протекторат. Вместе с тем мюнхенский кардинал выразил полное удовлетворение немецких католиков по поводу решительного нейтралитета папы.

Несомненно, положение святого отца очень затруднительно. Итальянские и испанские клерикалы решительно тяготеют к Австрии и католической Германии как могущественному оплоту Рима. Ректор саламанкского университета Мигэль де Унамуно на днях писал: «Я веду энергичную кампанию (за Францию), но я должен сказать откровенно: в Испании мы, сторонники союзников, англофилы и франкофилы, не составляем большинства». С другой стороны стоят миллионы верных католиков нечестивой французской республики, определенные симпатии итальянских народных масс и несчастная Бельгия. Нейтралитет является для папы вообще единственно возможным выходом из этого положения. Но по самому существу дела нейтралитет не может не казаться бельгийским и французским католикам прямым попустительством по отношению к насильнице-Пруссии, оставившей в распоряжении бельгийского правительства всего лишь два фландрских департамента. С другой стороны, несомненно, что сам папа до известной степени демонстративно склоняет весы своего нейтралитета в сторону Австро-Германии, с очевидной целью добиться от Франции восстановления конкордата. Универсальный нейтралитет превращается, таким образом, в орудие политических приобретений. «Independance Belge»,[39]39
  «Independance Belge» – большая и влиятельная бельгийская газета, выходящая с 1829 г. в Брюсселе. Газета является органом лево-либеральных групп и отражает в то же время интересы крупных промышленников.


[Закрыть] как и «Lanterne»,[40]40
  «Lanterne» – парижская газета, орган радикалов; большого распространения не имеет.


[Закрыть] одно из немногих, еще сохранившихся радикальных бельгийских изданий, уже не раз указывали на явную неблагонадежность папы в отношении к союзникам. На это «Action Francaise»,[41]41
  «L'Action Francaise» – французская монархическая газета, выходящая в Париже; орган роялистов. Тираж газеты – 30 тысяч экземпляров, За две недели до убийства Жореса поместила статью, в которой называла Жореса немецким шпионом, «продающим свой талант и красноречие в пользу немцев». С наступлением мировой войны газета повела бешеную атаку против парламента и республики, утверждая, что только монархический строй сможет привести Францию к победе.
  В настоящее время газету редактирует Морис Тожо.


[Закрыть] орган боевых дружин роялизма, нисколько не отрицая самого факта настроений папы, отвечает: «Есть средство заслужить милость, – надо попросить прощения». Совершенно ясно, что кампания не ограничивается одними газетными статьями. «Corriere della Sera»[42]42
  «Corriere della Sera» – большая и наиболее влиятельная итальянская газета, выходящая утренним и вечерним изданием. Направление газеты, основанной в 1833 г., – умеренно-либеральное; имеет большое распространение по всей Италии, тираж – 700.000 экземпляров. Газета получает щедрые субсидии от магнатов легкой промышленности – главным образом текстильной, резиновой и др. В последнее время газета на своих страницах отводила место систематической критике фашистского правительства Муссолини. Редактором газеты является сенатор Альбертини.


[Закрыть] сообщает: «В последние дни один французский деятель, проездом из Рима, был принят кардиналом Гаспари. Мы знаем, что государственный секретарь Бенедикта XV показал себя очень благосклонным к идее сближения между Ватиканом и Францией… В ватиканских кругах утверждают по этому поводу, что святой отец не видел бы никаких препятствий к присутствию в Риме официозного агента французского правительства. Вероятно, и даже почти несомненно, что такого рода агент не был бы принят покойным папой, который оставался непримиримым в своих отношениях к Франции и соглашался вести переговоры только с официальным посланником. Но новый папа, дипломатический темперамент которого и очень широкие идеи на этот счет достаточно известны, не стал бы противиться началу сближения и принял бы официозного представителя в ожидании восстановления правильных дипломатических сношений». Клемансо по этому поводу с деланной наивностью спрашивает: «Попытка?» – и этим ограничивается. Он знает, что папа нужен, и не хочет мешать. Незачем говорить, что посылка английским правительством сэра Генри Говарда со специальной миссией в Ватикан произвела во Франции на всех католиков большое впечатление, чрезвычайно упрочив шансы конкордата. Кампания ведется, следовательно, с разных сторон различными средствами, которые внешним образом как бы противоречат друг другу, – таковы, например, резкие нападки бельгийского деятеля на папский престол, – но в общем и целом все эти дороги поистине ведут в Рим. Недовольные католики, скорбя или негодуя по поводу нейтралитета папы, удваивают в то же время свое давление на светскую республику, которая и без того по всей линии мирится с клиром.

Париж, 9 января 1915 г.

Эти строки были уже готовы к отправке, когда в «Petit Parisien» появилось обширное письмо намюрского депутата Огюста Мело, одного из немногих светских лиц, которые имели возможность лично разговаривать с папой о судьбе Бельгии. Мело жалуется на то, что папа и его двор состоят почти под неограниченным влиянием германского, австрийского и баварского посланников и ряда специальных агентов двойственного союза.[43]43
  Двойственный Союз – союз Германии и Австрии. Начало Двойственному Союзу было положено в 1879 г., когда в Вене был подписан австро-германский секретный договор. Этот договор, который должен был быть опубликован только через 8 лет, был фактически направлен против России. Договор заключал в себе пункт, гласящий, что в случае нападения России на Германию или Австрию обе страны должны выступить против России. С момента создания Двойственного Союза связь между Германией и Австрией все более крепнет, и во внешней политике этих государств создается полная согласованность. В особенности это сказалось на Ближнем Востоке, где Австрия играла роль авангарда германского империализма. Австро-германский союз сыграл решающую роль в деле подготовки мировой войны 1914 – 1918 гг.
  С присоединением в 1882 г. Италии к австро-германскому союзу Двойственный Союз превратился в Тройственный. (О выходе Италии из Тройственного Союза см. прим. 68.)


[Закрыть] «Что противопоставляли всем этим усилиям союзники?» – с укором спрашивает намюрский депутат. Сегодня же в «Echo de Paris»,[44]44
  «L'Echo de Paris» – большая влиятельная реакционная французская газета; основана в 80-х годах прошлого столетия. Орган националистических и клерикальных кругов. В период империалистической войны газета выходила под редакцией реакционера Андре Мевиля. Газета получала субсидии от царского правительства.


[Закрыть] органе академического клерикализма и роялизма, появилось телеграфное сообщение из Рима о том, что японское правительство снаряжает чрезвычайную миссию, чтобы принести поздравления Бенедикту XV и дать ему необходимые «разъяснения». Даже с языческого побережья Тихого океана открывается дорога, ведущая в Рим…

«Киевская Мысль» N 20, 20 января 1915 г.

Л. Троцкий. НА СЕВЕРО-ЗАПАД

– Никогда люди столько не ездили, как во время войны, – жалуются французы на вокзалах и в вагонах, с бою захватывая места.

Жарко, душно, томительно… Потные солдаты, territoriaux (ополченцы) с проседью и в морщинах, требуют у входа проходные свидетельства. Женщины провожают мужчин в темных плисовых или красных суконных штанах, гладят их по лицу и нежно держат за руки. Не сливаясь с толпой, движутся в ней темно-желтые фигуры англичан, иногда индусов с оливковыми лицами. С вокзала Сен-Лазар поезд идет на северо-запад, в Гавр, центральную базу великобританской экспедиционной армии. С итальянским депутатом Моргари мы занимаем места в туго набитом купе, и поезд трогается, провожаемый движениями и взорами осиротелых женщин. Наиболее счастливые едут сами, с мужьями или к мужьям, с сыновьями или к сыновьям. Томительно, несмотря на прекрасный в своей спокойной отчетливости французский пейзаж. Все слова сказаны за этот почти год, все опасения выражены, все утешения выслушаны, – само слово человеческое как бы стерлось и утратило свою убедительность. Прорезывая частые туннели, поезд мчится вниз по течению Сены, то приближаясь, то удаляясь от воды. У нас в купе, кроме двух женщин в черном – старой и молодой, с опухшими глазами, томятся: английский офицер, француз-врач, руанский журналист, итальянский депутат и автор этих строк. Английский офицер, как полагается, молчалив, тем более, что он, как полагается, не знает французского языка.

Моргари[45]45
  Моргари – итальянский социалист; один из инициаторов созыва Циммервальдской конференции.


[Закрыть] едет в Лондон.

– Почему через Гавр? – с удивлением спрашивает врач-француз. – Через Булонь несравненно спокойнее и безопаснее, приходится оставаться на море всего час, тогда как через Гавр – около пяти часов.

– Вот именно потому через Гавр, – с добродушной улыбкой отвечает туринский депутат, – чтобы набраться побольше «эмоций»…

Французы округляют глаза и разводят руками. У всякого, конечно, свой вкус. Но гоняться в Ламанше за эмоциями, в то время как немецкие подводные лодки гоняются там за пассажирскими пароходами, – нет, этого нельзя назвать очень практичным!..

Все поочередно набрасываются на Моргари с вопросами относительно внутренней и внешней итальянской политики и «авторитетных» надежд на ход военных операций. Депутат охотно отвечает. Хоть и с ярким итальянским акцентом, он свободно говорит по-французски. Недюжинный психолог, с проницательным аналитическим умом, Моргари дает яркие ответы, моментами переходящие в парадоксы. Беседа незаметно превращается в импровизированную лекцию. Попытаемся схватить ее существо: оно заслуживает внимания.

– Нация и война! Но это ваша общеевропейская ошибка, господа, когда вы говорите об итальянской нации. Ее нет! Вот вы изумлены, – тем более я буду настаивать на этом утверждении. Есть дюжина итальянских наций. Не только в том смысле, что наряду с литературным итальянским языком существуют диалекты, понятные только в пределах своих провинций, но потому, что все еще имеются налицо замкнутые сферы культуры и нравов, с глубокими различиями уровня развития, наконец, до сих пор не разложившиеся еще отложения разных рас. Есть на севере области совершенно немецкого склада. И есть провинции, которые по характеру, жизни и темпераменту ближе всего к Франции. Есть области старых греческих колоний, где царит вероломство, «la foi grecque», есть области арабского и цыганского типа. Вы знаете, что итальянцы музыкальны? Но есть провинции, совершенно лишенные музыкального духа. Есть области трудолюбивые, с системой в работе и с культурной выдержкой. На юге неподвижность, косность и лень. Хорошо организованный, пропитанный политическими тенденциями клерикализм севера целой культурной эпохой отделен от первобытных живописно-языческих суеверий юга. Наряду с самой утонченной культурой, ни в чем не уступающей французской, имеются очаги самого настоящего, нимало не риторического варварства. Есть провинции республиканские и социалистические, и есть области средневекового разбойничества. Я вам говорю, все европейские – и не только они, но и азиатские, и африканские – национально-расовые и культурные типы представлены у нас. Вот почему так трудно давать общие характеристики итальянской политики.

…Возьмите роль Джиолитти[46]46
  Джиолитти – см. т. XIII, прим. 63.


[Закрыть] и его сторонников в настоящей войне: ведь это в своем роде политическое чудо. Из 508 депутатов парламента к отстаивавшемуся Джиолитти нейтрализму присоединилось 300 человек. Если прибавить четыре с половиной десятка социалистов, то партия охранения нейтралитета представится совершенно, казалось бы, непреодолимой. Между тем, что мы видим после стратегической отставки кабинета Саландры?.[47]47
  Саландра, Антонио (род. в 1853 г.) – итальянский политический деятель. В 80-х годах занимал кафедру административного права в римском университете. В 1886 г. был впервые избран в парламент, где вскоре выдвинулся как один из руководителей умеренно-консервативной фракции. В 1892 г. Саландра назначается товарищем статс-секретаря финансов, а в 1893 г. – товарищем статс-секретаря казначейства. Позднее Саландра был министром земледелия (1906 г.) и министром финансов (1909 г.). В марте 1914 г., после падения кабинета Джиолитти, Саландре было поручено королем сформировать новое министерство. Относясь враждебно к Германии, Саландра усердно содействовал расторжению Тройственного Союза (Германия, Австрия, Италия) и вмешательству Италии в войну на стороне Антанты. Под руководством Саландры Италия в мае 1915 г. объявила войну Австро-Венгрии. В мае 1916 г. Саландра вышел в отставку. В 1923 г. Саландра был представителем Италии в Лиге Наций. В настоящее время он депутат палаты. Находившийся долгое время в оппозиции к фашистскому правительству Муссолини, Саландра в ноябре 1926 г., после исключения оппозиционных депутатов палаты, явился на очередное заседание парламента и голосовал за предложенный фашистами закон о защите государства.


[Закрыть] Палата вотирует министерству неограниченные полномочия, т.-е. фактически высказывается за войну – против 74 голосов. Если откинуть 48 социалистических голосов (голосование, как припомните, было тайное), на долю джиолиттианцев придется максимум каких-нибудь 25 голосов. Куда же девались остальные 275? Чтобы понять тут что-нибудь, хоть приблизительно, нужно знать, что такое джиолиттианцы. Это не политическая партия, связанная какой-нибудь, хотя бы и очень неопределенной программой. Это административно-парламентская дружина, коалиция локальных и личных интересов, политических амбиций и префекторского могущества. Что такое наш юг? Во многих отношениях – средневековье. Но этому средневековью север дал почти всеобщее избирательное право. Массовые избиратели, крестьяне или городская мелкота, отдают голоса по случайным, в политическом смысле, побуждениям, чаще всего, небескорыстным. Нотабли отдают голоса той партии, которая имеет больше всего шансов на власть. Это партия Джиолитти с ее могущественными префектами. Сам бывший префект, Джиолитти владеет избирательным механизмом, как виртуоз. Зачисляясь в джиолиттианцы, всякий депутат сваливает на телегу этой коалиции вязанку своих департаментских требований и притязаний, сплошь и рядом хищнического характера. Политика юга, это – политика клик, которые относятся к парламенту, как дикарь к деревянному идолу, сосут захваченные ими коммуны и требуют от государства законов себе на потребу. Без префекта они ничто, с префектом – все. Джиолитти им дает префекта. Вот почему все южане, можно сказать, без исключения, джиолиттианцы. То, что у нас понимается под именем джиолиттизма, не есть ни партия, ни политическое направление, но система действий: эксплуатация государственного аппарата в интересах провинциальных шаек, политическое давление на выборах, карьерные обольщения, раздача больших и малых концессий, прямой подкуп, сложная система то тонких, то грубых манипуляций, маккиавелизма и полицейской дубины, в результате чего старое парламентское большинство возвращается на свои места с Джиолитти, как средоточием. Сам он – этого тоже не нужно упускать из виду – гораздо выше своей клиентелы и собственной славы. Джиолитти лучше джиолиттизма. Северянин, пьемонтинец, родом из мелкобуржуазной трудовой семьи, трудолюбивый, спокойный, трезвый, чуждый латинской риторике, Джиолитти представляет германское начало в итальянской политике. Его симпатии, несомненно, на стороне немецкой культуры. Монархист и консерватор, он, однако, совершенно чужд консервативного доктринерства. Наоборот, он оппортунист, готов идти на очень большие уступки тому, что называется «духом времени», всегда в консервативных целях. На севере он имеет действительных политических сторонников, тех, которые вместе с ним стремятся к консолидации Италии на твердых буржуазных основах. Но, чтоб делать политику, нужно иметь большинство, а в нашей разбитой на разные культурные области стране нельзя сплотить партию программным единством. Здесь-то и вступает в свои права джиолиттизм, политика sans scrupules (без щепетильности), подчиняющая провинциальные клики – sans foi ni loi (без чести и совести) – очередным задачам капиталистически-консервативного государства и дополняемая демократическими уступками. Эта стратегия личных и групповых комбинаций действительна только в известных пределах. Война подвергла ее испытанию, и в результате – крушение. Джиолитти был против войны по соображениям государственно-консервативного характера. Милитаристические увлечения вообще совершенно несвойственны этому коммерчески-деловому уму. Его, как известно, обвиняют даже в том, что он «запустил» армию. Правда, Джиолитти провел триполитанскую войну. Но никто ведь не думал тогда, что дело окажется столь сложным, рассчитывали на так называемую военную прогулку. Вероятнее всего, что именно триполитанский опыт укреплял Джиолитти в его нейтрализме. Но у Джиолитти не оказалось партии. Если 300 депутатов заявили о своем присоединении к нему, то только в расчете на то, что Джиолитти возьмет в свои руки власть. Но когда правительство показало, что не хочет сдаваться, и начало третировать нейтралистов, как предателей и агентов Австрии, джиолиттианцы разбежались, как испуганные мыши. Недаром их шеф научил их ценить государственную власть: в критическую минуту они стали на ее сторону, переменив только имя господина. Некоторые хитроумные французские публицисты пытались раскрыть загадку мистерии 20 мая, приписывая Джиолитти роль тайного соучастника Саландры. Это, разумеется, пустяки. Дело, как видите, и гораздо проще, и гораздо сложнее… После своего жестокого краха Джиолитти отошел в тень: с момента итальянской интервенции он не обмолвился ни одним словом. Совершенно ясно, что он выжидает своего часа.

… О военных операциях могу сказать немного. Несомненно прежде всего, что министерство Саландры сделало за десять месяцев войны все, что можно было, чтобы пополнить нехватки и заделать прорехи. По всем признакам, война и на нашем фронте принимает затяжной позиционный характер. Гористый рельеф местности как нельзя более содействует этому. Чтоб идти вперед, нужно в три-четыре раза больше сил, чем для того, чтобы обороняться. Вряд ли можно поэтому ждать на нашем фронте быстрого развития военных операций… О финансах тоже не могу сказать многое. Да и кто может теперь сказать что-нибудь определенное и точное – и не только в Италии – о финансовой стороне нынешней войны. У нас говорили, что Англия предложила Италии два миллиарда лир без процентов; Италия же потребовала – и получила – четыре миллиарда из двух процентов. Насколько это достоверно, сказать не могу. Финансовые операции и планы покрыты почти такой же тайной, как и военные…

Вечер, стало прохладнее. В окна видна Сена, ровная и ясная, меж зеленых берегов. Она несет здесь по Нормандии свои воды к могучему устью. Деловой культурой веет от охватывающих Сену мостов, от барж с углем, которые тащит на буксире веселый пароход. Здесь не редкость еще встретить крестьянские домики, крытые соломой. Весь пейзаж дышит спокойным напряжением труда. Только дамы в черном, да вагоны Красного Креста, попадающиеся навстречу, напоминают о войне. На больших станциях сестры с кружками: «Pour nos blesses» (для наших раненых). Мне вспоминается ясное осеннее утро с холодком, когда я въехал во Францию из Швейцарии. Тогда война была еще внове и казалась, несмотря на все, невероятной, все впечатления воспринимались с неповторяющейся отчетливостью. Сестры с повязками на руках, как и теперь вот, открывали двери вагонов и говорили: «Pour nos blesses». Публика опускала монеты гораздо щедрее, чем теперь. За протекшие месяцы все стали беднее деньгами, энтузиазмом, надеждами, – богаче скорбью. Тогда, осенью, когда французский каштан уже сплошь тронулся желтизной, все с тревогой говорили о зимней кампании и с надеждой о великом наступлении весной. После того прошли зима и весна, и вот лето уже катится навстречу осени. И снова с тревогой говорят в вагонах и в семьях о предстоящей зиме.

«Киевская Мысль» N 191, 12 июля 1915 г.