Текст книги "Что такое Отечество?"

Автор книги: Лев Тихомиров

Лев Александрович Тихомиров
Что такое Отечество?

Работа зачитана 3 апреля 1907 года в Историческом музее

I

Предмет моего рассуждения сводится, в сущности, к рассмотрению вопроса: существует ли Отечество и что оно такое? В другое время и в другой стране такое рассуждение могло бы иметь только академическое значение, аналогично, например, вопросам: существует ли любовь? существует ли даже сам человек? В практическом отношении человек, чувствующий свое существование, не имеет ни малейшей надобности в каких-либо доказательствах этого. Тот, кто любит, может лишь улыбнуться на доказательства того, что любви нет.

Совершенно так же обычный нормальный человек в обычное время может отнестись к вопросу о том, есть ли Отечество и что оно такое. Он его чувствует всей душой, он его любит: Японский поэт Мотоори прекрасно выразил состояние патриотической души: «Если кто спросит, что такое душа Японии («Ямато дамассий»), – укажи ему цветок, благоухающий на утреннем солнце…» Тут нет определения, есть простое указание самородной и самосознающей жизни.

Когда это чувство жизни сильно, в сердце сам собою слагается

 
Отчизне кубок сей, друзья!
Страна, где мы впервые
Вкусили сладость бытия,
Поля, холмы родные,
Родного неба милый свет,
Знакомые потоки,
Златые игры первых лет
И первых лет уроки,
Что вашу прелесть заменит?
О Родина святая,
Какое сердце не дрожит,
Тебя благословляя?..
(В. А. Жуковский)
 

В России мы видим теперь вокруг себя совсем иное настроение. Выдвигаются всевозможные интересы, всевозможные страсти, всевозможные принципы, но в их борьбе не схватываешь ни чувства, ни идеи Отечества. Самое слово «патриот» употребляется скорее в насмешливом смысле, и напоминание об Отечестве не производит действия на сердца. Явились даже доктрины, отрицающие существование Отечества. Призыв «пролетариев всех стран» соединиться против всех отечеств раздается из среды интеллигенции и находит отзвук в народных массах. Не видно горячего чувства Отечества и в других слоях общества. Не видно его и в правящих сферах.

Я не буду доказывать этого факта, потому что его с горечью и ужасом видит каждый, у кого сохранилось святое чувство близости и любви к Отечеству. Я не стану разбирать и причин, породивших это явление, но считаю необходимым указать, что оно представляет, несомненно, некоторое проявление душевной болезни.

Для здорового человека нет надобности доказывать то, что свидетельствуется ему непосредственным ощущением, непосредственным восприятием. Но ослабление непосредственного восприятия, как бы некоторое опустошение души – это болезнь века, и особенно русских людей. Психиатрия свидетельствует о возрастании больных, сомневающихся в собственном существовании, то есть, другими словами, плохо его чувствующих. Тем более может, в таком состоянии души, понижаться ощущение социально-органических процессов, откуда и является «невидение» Отечества, слабость ощущения его. И вот в таком состоянии людей для излечения болезни становится в высшей степени важно опереться на свидетельство других душевных способностей, чтобы посредством их исправить показания ослабевшего чувства. Рассуждение о том, есть ли Отечество и в чем оно состоит, получает теперь особое значение. Помощь разума, поддерживая остатки ослабевшего чувства, дает ему время оправиться, воспрянуть в своих функциях и снова начать расти в душах.

Защита, доказательство, уяснение идеи Отечества – апология Отечества – становится теперь перед нами величайшим долгом во имя воскресения в ослабевших душах величайшей из общественных идей – идеи Отечества.

Выражаясь так, я ничего не преувеличиваю. В отвлечении можно называть другие всеобъемлющие идеи: общечеловеческая солидарность, братство, правда и т. п. Но сила Отечества заключается в том, что здесь идея соединяется с фактом, душа человека соединяется с обществом не в отвлеченной идее, но в действительном существовании. Солидарность, братство, правда являются в Отечестве не в виде отвлеченных формул и принципов, а в живом осуществлении. Поэтому-то Отечество было всегда так дорого людям и любовь к Отечеству так возвышала их самих.

Если мы, позабыв явления больной современности, взглянем на тысячелетнюю историю народов, то увидим у всех и во все времена, что нет такого сокровища, которым человек не готов был бы жертвовать в пользу Отечества. Десятки томов можно наполнить примерами всепоглощающего чувства патриотизма.

Все люди, великие и малые, все формы государств одинаково дают нам эти примеры. Величайший из царей наших под ядрами и пулями Полтавы оставил потомству свою исповедь: «А о Петре ведайте, что не дорога ему жизнь; жила бы Россия в чести и славе». Скромный крестьянин Сусанин, только случайно ставший известным истории, отдает также без колебания жизнь за Родину. Величайший революционер Дантон не хочет спасти жизнь бегством из Отечества, восклицая: «Разве я унесу Отечество с собой на подошвах?» Но что толковать о жизни, когда люди отдают за Отечество и все то, из-за чего дорожат жизнью, – достояние, славу, любовь… Мицкевич не мог выразить власти любви сильнее, как сравнением:

 
Но есть на свете одно сладчайшее слово,
Кроме лишь слова «Отчизна», «любовь» это слово.
 

Кроме лишь слова «Отчизна»… Перед Отчизной стирается для него и любовь, и для Отечества его Альф покидает навеки Альдону…

Но если бы понадобилось указать беспредельность жертвы, которую человек способен принести Отечеству, я бы не мог найти ничего сильнее и поразительнее апостола Павла, не усомнившегося произнести почти страшные слова: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлучен от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян…» (Рим. 9, 1–4). Это слово, это признание вырвалось у того, кто желал бы разлучиться с телом, лишь бы жить со Христом…

Но в этом крике всепоглощающей любви к родному Израилю апостол Павел не отлучался от Христа, потому что великое чувство, в нем говорившее, освятил Сам Спаситель мира. Он Сам плакал, глядя на Иерусалим и говоря: «О, если бы ты хоть в сей день узнал, что служит миру твоему» (Лук.19:42), «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков, сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели…» Эта скорбь не покидала Богочеловека даже в минуту Его искупительного подвига, и, сгибаясь под тяжестью креста, Он говорил: «Дщери иерусалимские, не обо Мне плачьте, а о себе и о своих детях», потому что пред взором Его предносился в это время образ бедствий обреченного на гибель Отечества по плоти.

Рассматривая судьбы нашей родины в прошлые века, мы затрудняемся решить, кто более был ее строителем: государственные деятели или святые? Горячий патриотизм величайших подвижников и святителей Руси кажется как бы соблазнительным для тех из наших современников, которые больны убылью непосредственного чувства или поддались влиянию больных доктрин. Но образ Искупителя мира, пришедшего спасти людей всех племен и в то же время любящего свое Отечество по плоти, свидетельствует, что чувство любви к Родине есть чувство также святое, Богом благословенное, и оправдывает подвижников Русской земли, а не их нынешних критиков.

Что же такое Отечество, если оно способно привлекать столь безгранично сердца людей и любовь к нему может жить даже в сердце Богочеловека? Разве может нечто мечтательное, не существующее реально, нечто, не обладающее высокими и благодетельными свойствами, возбуждать благословения Неба и земли? Разумеется, нет… И если мы, стряхнув с себя туман больных лжеощущений современности, прибегаем к точным знаниям нашим по истории, социальным наукам, психологии человека, если мы взвешиваем все эти данные хоть с простой научной объективностью, то мы не можем не видеть, что та сфера существования нашего, которая называется Отечеством, есть фактически высшая сфера разумного и нравственного развития человеческой личности, высшая фактически сфера, в которой могут уясняться и развиваться разумные и нравственные отношения между людьми.

По своей благодетельности для нас она не может не возбуждать любви во всяком здоровом сердце, по необходимости для нравственного развития человека она не может не получить благословения Бога.

II

Единство жизни человека и общества, единство жизни преемственных поколений – та тесная связь людей между собою, которая дает людям нравственное единение и составляет сферу развития нашего нравственного чувства, – все это реально проявляется и совершается только в Отечестве. Его существование в виде факта совершенно объективного проявляется как внутренне, психологически, так и внешне, в виде известного исторического процесса.

Известный социолог Густав Лебон прекрасно характеризует внутреннее психологическое единение жизни Отечества, обрисовывая то, что он называет душой народа. «Мы, – говорит он, – одновременно дети своих родителей и своей расы. Не только чувство, но и физиология, наследственность делают для нас Отечество второй матерью. Влияния, которым подвергается личность и которые руководят ее поведением, бывают троякого рода. Первое, и, вероятно, самое важное, – влияние предков. Второе влияние – непосредственных родителей. Третье, которое обыкновенно считают самым могущественным и которое, однако, есть самое слабое, – влияние среды. Влияния среды начинают оказывать заметное действие только тогда, когда наследственность накапливала их в одном и том же направлении в течение очень долгого времени.

Человек – что бы он ни делал – всегда и прежде всего есть представитель своей расы. Тот запас идей и чувств, который приносят с рождением все личности одного народа, образует душу народа. Невидимая в своей сущности, эта душа очень видима в своих проявлениях, так что в действительности она управляет всей эволюцией народа». Отечество, или «раса», как выражается Лебон в стремлении к физиологической наглядности, должно быть рассматриваемо как «постоянное существо, не подчиненное действию времени. Это постоянное существо состоит не только из живущих личностей, образующих его в данный момент, но также из длинного ряда мертвых, которые были их предками. Чтобы понять истинное значение расы, ее следует продолжить одновременно и в прошедшее, и в будущее. Предки управляют той неизмеримой областью бессознательного (чувств, наклонностей, инстинктов), той невидимой областью, которая держит под своей рукой все проявления ума и характера. Судьбой народа руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живущие. Ими заложено основание. Столетие за столетием они творили идеи и чувства, то есть побудительные причины для нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только свою физическую организацию, но внушают нам также и свои мысли. Покойники – господа живых. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели».

Быть может, Лебон в увлечении аргументацией несколько преувеличивает психическое влияние предков, уменьшает значение нашей самостоятельности, но в основе он указывает несомненный психолого-исторический факт. Нужно еще добавить, что единение поколений, как бы велика ни была степень психологической самостоятельности каждого из них, дополняется общностью их исторического дела, и волею и неволею преемственно передаваемого. Среда, в которой развиваются отдельная личность и целое поколение, есть также среда преемственная, которая накапливает влияния из поколения в поколение.

Единство жизни Отечества в течение веков и тысячелетий создается не только психологией, но и условиями внешнего существования. Отечество – это не просто «раса». Это организованная нация, получающая завершение своей организации в государстве. Вся история мира есть история государств, этих преемственно развивающихся союзов, этих социальных организмов, которые рождаются, живут сотни или тысячи лет и развиваются, проходя различные фазы, из которых каждая последующая вытекает из предыдущей, ею обусловливается и, в свою очередь, дает основы для развития следующей фазы. Этот факт общеизвестен не только науке, но непосредственно известен и самим членам национального целого, по крайней мере в отношении ближайших поколений.

Россия, например, существует тысячу лет, за это время претерпевала немало изменений, бывали моменты даже, когда она исчезала как самостоятельное политическое целое, бывала раздроблена на части, захваченные в сферы влияния и обладания других государств. Но когда же, в какое столетие русские не сознавали, что они составляют нечто единое целое?

Они знали это при рождении Русского государства и тогда уже могли говорить о «родине», об «отечестве» в смысле общности происхождения – даже, пожалуй, с большей ясностью, чем мы, потому что могли по именам называть тех лиц, от которых истекла их родственность. Первые насельники, например, будущей Великороссии знали, что их предки вышли из Белой Руси, что это были братья Радим и Вятко и что именно от них пошли радимичи и вятичи.

Эта общность «отечества», «родства» стояла перед их глазами еще в самом живом виде. Они знали также, что некоторые племена финские вошли в их союз, как усыновляемые принимаются в родовую семью. В момент основания государственности они видели, что условия жизни у них имеют одинаково сильные и слабые стороны, так что для общей жизни всех родов и племен требуют одной общей меры. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, – сказали они князьям, по преданию, – придите владеть и княжить нами».

И с этого первого момента в Отечестве нашем мы можем видеть затем, век за веком, планомерное развитие одного целого. Иногда оно идет более сознательно, иногда менее, иногда как бы прерывается – как, например, под напором южных кочевников, татарского нашествия, воздействия Польши, ливонских рыцарей и т. д. Но каждый раз национальное целое, надорванное или разрушенное в одном месте, начинает восстановляться в других местах силами уцелевших областей. Кризис, подорвавший всю нацию при одном поколении, следующее поколение старается излечить и устранить, и все приблизительно по одному плану. Окидывая взглядом наши судьбы за тысячу лет, мы видим развитие одного и того же процесса, поддерживаемого не только по месту всеми частями национального организма, но по времени каждым из поколений, которое вступает в обладание всей «отчизной», всем достоянием, оставленным отцами и дедами, и пользуется им, а иногда получает в наследство и страшное положение и тогда старается его поправить, а затем, в свою очередь, оставляет свое достояние наследникам – детям и внукам. Жизнь каждого отдельного поколения в этом общем едином, преемственном процессе получает смысл только в существовании целого Отечества.

III

История и общественная наука показывают нам тот объективный факт, что ни один отдельный момент в жизни государства не имеет изолированного бытия, но всегда является звеном некоторого целого тысячелетнего процесса, жизни целого Отечества. Лишь в течение веков слагаются учреждения государства, лишь в течение веков оно достигает своих нормальных границ, предопределенных условиями географическими, этнографическими и т. д. В течение же веков идет складывание экономических отношений целого организма. Каждое поколение является лишь одной частью целого процесса, совершающегося в ряде их.

Не в жизни одного поколения, а в жизни сменяющегося ряда их общественность имеет свою цель, исполнение и завершение.

Этот факт имеет своим последствием то важное обстоятельство, что для развития общественности жизнь Отечества несравненно более значит, нежели жизнь человечества.

Жизнь человечества дает лишь идею, руководящую нашим отвлеченным разумом, и теоретическое направление нашего нравственного чувства, но действительной общности жизни в нашем мировом существовании гораздо меньше, чем в Отечестве.

Хотя, конечно, и в целом человечестве есть преемственность развития и взаимодействие отдельных частей, но ни то, ни другое не достигает и приблизительно той ясности и напряженности, как в Отечестве. Эго зависит не от существования международной вражды.

Внутренняя борьба, ожесточенное соперничество и даже войны происходят в Отечестве не меньше, чем в человечестве, точно так же как и мирное взаимодействие частей есть и в человечестве. Но человечество ни в том, ни в другом не имеет тех могучих средств для взаимного понимания и разумного устроения совместной жизни частей, как это происходит в Отечестве.

Сознание человеческой общности родилось в Отечестве тогда, когда различные части человечества еще не имели и искры этого чувства. Преднамеренное разумное приспособление интересов отдельных частей к интересам всего целого не существует в человечестве даже и до сих пор или если существует, то в самых ничтожных размерах. В Отечестве, наоборот, это составляет все содержание его жизни. Человеческая общественность, таким образом, родилась и развивается именно в Отечестве. Оно было и осталось школой общественных чувств. Оно было и остается сферой, в которой люди действительно преследуют общие цели, сознательно ставя их себе и систематически осуществляя не только потому, что это возможно в одном целостном организме, но и потому, что в нем иначе даже не может быть. В Отечестве вся совокупность внешних, внутренних и психологических условий сама собою понуждает людей приходить к сознанию своего единства и действовать совместно, даже если бы они этого первоначально не желали. Обратный пример дает социализм, который, вздумав поставить общественность на почву всечеловечности, на самом деле только подрывает человеческую общественность, вносит в нее разъединение, вражду и борьбу.

Отечество дает единственное реальное осуществление общечеловеческой жизни во всем разнообразии ее частей, не предоставленных борьбе, а разумно и справедливо согласованных, Человек, как член человеческого рода, воспитывается и реально живет только в Отечестве.

Разумное общественное существование человека даже невозможно иначе, как в этой преемственности поколений. Даже его собственный интерес, материальный или нравственный, не может быть связан с заботой только об одном дне или только о непосредственно близких людях. На смену нынешнему дню наступит завтрашний; плохо устроив свою жизнь сегодня, мы можем пострадать от этого через год или двадцать лет. Человек, которого мы сегодня видим около себя, завтра скроется, а к нам враждебно или дружески подойдет другой, откуда-нибудь очень издалека. Приходится думать не об одном дне, а о неопределенно долгом периоде, не о тех только, кто стоит около нас сию минуту, а о всех людях. Эта забота о всех переходит и на детей, на внуков и, возбуждая наше нравственное содержание, становится заботой вообще о человеке, заставляет думать и о тех человеческих существах, которые будут жить сотни лет после нас.

В сфере нашей мысли о человечестве наша личная связь с ним и его с нами не имеет ничего жгучего, глубоко затрагивающего, побуждающего к действию. В сфере мысли об Отечестве, наоборот, самый мелкий, самый личный, даже эгоистический вопрос жизни немедленно связывает нас с предшествовавшими поколениями, с окружающим обществом и с будущим. Мы видим на каждом шагу, что благом, которым пользуемся, обязаны окружающим людям или отцам. Мы точно так же испытываем непосредственно на себе последствия их ошибок. Мы знаем, что наши собственные действия отзовутся непременно на окружающих и на наших детях и внуках. Здесь в каждой мысли нашей и в каждом шаге мы погружаемся, таким образом, в жизнь общественную, и притом не отвлеченную, а реальную, которая своим содержанием то дает нам нравственное удовлетворение, то возбуждает упреки совести, то порождает страх за участь близких людей или тех дел, в которые мы вложили свои усилия и свою душу. Таким образом, только в этой жизни – в Отечестве – могущественно возникает и развивается наше общественное чувство, а не в жизни общечеловеческими интересами, которая почти всегда отвлеченна, не наглядна, не способна выразиться в фактах, не способна возбудить деловой энергии.

Точно так же и наша общественная мысль реально возникает, развивается и достигает зрелости только тогда, когда это происходит на почве жизни Отечества, а не человечества. Конечно, случается, что наши поступки способны отразиться и на жизни человечества, наши планы могут иногда охватывать собою жизнь всечеловеческую. Но недостаток организованного единства в человечестве приводит к тому, что действительное соотношение между нашей мыслью и планом, с одной стороны, и жизнью человечества – с другой, может являться только случайно. Да и в этих редких случаях мы можем оказать воздействие на жизнь человечества только посредством своего Отечества. Оно является посредником между нашей мыслью или делом и человечеством, оно дает способы действия. Так, Александр Македонский или Юлий Цезарь несли с собой идею скорее общечеловеческую, мировую, чем национальную. Но и они могли повлиять на общечеловеческую жизнь только посредством содержания жизни Греции и Рима, посредством того, что в жизни своего Отечества почуяли и направили к осуществлению как идею всечеловеческую.

На жизни Отечества естественно, вольно и невольно, развивается общественная, государственная мысль каждого – и малого, и великого – человека, с первых моментов его гражданского возраста.

У гражданина, тем более у государственного деятеля, нет такой задачи, которая бы с запроса дня не принуждена была переходить логически в какой-нибудь счет с прошлым, с окружающим и с будущим. Все, что мы делаем для народного благосостояния или для умственного развития, для нравственной устойчивости, для усовершенствования социального строя или государственных учреждений, для каких-либо потребностей экономических и т. д., – все это невозможно устраивать без мысли о будущем, о том, что будет, когда устраиваемое нами созреет и даст плоды. Мы после очень недолгой практики лично убеждаемся, что истинно полезным для настоящего дня может быть только то, что рассчитано на полезность в исторических судьбах Отечества. Солидарность людей в одном союзе и солидарность поколений в исторической жизни Отечества – эта мысль вырастает постепенно с ясностью и убедительностью у каждого. А это сознание и есть основа всякой общественности. Его развивает в нас не отвлеченная кабинетная мысль о всечеловеческой солидарности, а реальная личная деятельность, конкретные опыты и примеры их плодотворности или безуспешности.