Текст книги "Советское биологическое оружие: история, экология, политика"
Автор книги: Лев Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Глава 2. Подготовка к наступательной биологической войне
После второй мировой войны в Советском Союзе сложился самый мощный в мире секретный военно-биологический научно-производственный архипелаг, который включал около 40 учреждений – институтов и заводов. Он включал две мощные специализированные «наступательные» системы биологической войны – военную и гражданскую. К концу эпохи М.С.Горбачева все было готово к ведению тотальной наступательной биологической войны.
Разумеется, обеим советским «наступательным» системам биологической войны официально приписывались лишь оборонительные цели, то есть нацеленность на создание исключительно средств защиты от биологического оружия.
Это было неправдой.
На самом деле оборонительными задачами многие годы занималась и ныне продолжает заниматься главным образом третья специализированная система – уже упоминавшаяся группа так называемых противочумных гражданских институтов Министерства здравоохранения СССР.
Военные биологи всех стран заверяют, что отличить наступательные работы по биологическому оружию от оборонительных невозможно. Это неверно – можно, если хотеть. Принципом советской военно-биологической доктрины было создание многочисленных новых боевых штаммов патогенов, которые еще не были известны «вероятному противнику». Соответственно, против них нет противоядий – ни вакцин, ни антибиотиков (10). Этот принцип нельзя считать оборонительным, это был мощный толчок гонке военно-биологического оружия.
С разговорами об оборонительном и наступательном биологическом оружии покончил Б.Н.Ельцин. В самом начале своего правления он не только подтвердил приверженность новой России принципам Конвенции о запрещении биологического оружия (72), но и прямо запретил ее нарушать, заодно провозгласив в этом трудном вопросе принципы открытости и доверия (154).
Так проблема советского биологического оружия вышла, наконец, из сферы государственной тайны и стала предметом знания всего общества. К сожалению, государственная бюрократия новой России не поторопилась к обществу с рассказами о постыдном прошлом. И это чрезвычайно опасно.
Вот почему нашему обществу в порядке самозащиты следует внимательнее приглядеться к унаследованному от советских времен архипелагу наступательной биологической войны, к его научному и промышленному потенциалу. Имеющихся на сегодняшний день данных для этого вполне достаточно (5,6,8-11,155–205).
2.1. Архипелаг биологической войны
Применение биологического оружия во второй мировой войне было скорее эпизодическим. Однако и эти практически не известные обществу «эпизоды» не могли не привести к далеко идущим организационным выводам.
Строительство советской военно-биологической империи, рухнувшей вместе с советской властью, началось сразу же после окончания второй мировой войны. При этом параллельно решались две группы близких задач подготовки и к биологической, и к химической войне, причем иногда их решали одни и те же организации. Так что деятельность обоих комплексов – военно-биологического и военно-химического – иногда пересекалась.
2.1.1. АрмияИменно тогда к первому армейскому институту наступательной биологической войны, прочно осевшему в Кирове, были присоединены два других.
В 1946 году И.В.Сталин принял принципиальное решение, а Е.И.Смирнов его исполнил – в Свердловске (Екатеринбурге) был создан второй военно-биологический институт. И этот шаг был прямым результатом анализа практики японских создателей биологического оружия. Суд над японцами был еще впереди (он состоялся в декабре 1949 года), а в руках у советских военных биологов уже имелась захваченная во время боевых действий в Манчжурии техническая документация на комплекс производств биологического оружия. И были те японские производства и крупнее, и совершеннее советских (10). Так что военный институт Свердловск-19, специализировавшийся в основном на биологическом оружии на основе бактерий и на специальной технике изготовления и применения биологических боеприпасов, просто воспользовался на первых порах чертежами и знаниями японских энтузиастов биологической войны.
Озабоченность тандема И.Сталин-Е.Смирнов насчет «биологической угрозы» была такова, что в 1949 году они позаботились о выпуске перевода книги западного автора Т.Розбери «Мир или чума» – не было у них других занятий посреди разрухи. Однако военные биологи не только позаботились об издании западной книги, но и восприняли оттуда основную доктрину будущей биологической войны – аэрозольную (6).
Генерал П.Н.Бургасов ностальгически вспоминает, как в 1950–1953 годах он создавал биологическое оружие под непосредственным руководством тогда еще всесильного Л.П.Берия, который как заместитель председателя правительства СССР лично «вел» некоторые важнейшие темы по новым видам оружия, в том числе по оружию массового поражения (171).
Именно тогда, в 1954 году, в порядке расширения фронта работ в Загорске (Сергиевом Посаде) был создан третий секретный военно-биологический институт, который сосредоточился на создании оружия на основе вирусов и токсинов. Основу института Загорск-6 составил прибывший из Кирова вирусологический отдел.
В первые послевоенные годы образцы биологического оружия испытывались вахтовым методом на официально необитаемом острове Возрождения в Аральском море (Аральск-7). Однако руководство Советской Армии сочло этот метод работы не подходящим для решения все более расширяющегося круга задач в области биологического оружия. В 1952 году было принято решение организовать на острове постоянное военно-биологическое подразделение, которое было названо Полевой научно-исследовательской лабораторией и начало действовать с 1954 года (31,34).
Ну а постоянной кузницей кадров для военно-биологических дел стала Военно-медицинская академия (ВМА, С.-Петербург), где кузнецкое дело было поставлено на поток. ВМА окончили многие военные, составившие впоследствии костяк военно-биологического истеблишмента (по-современному – «питерцы»), а также всего ВБК – генералы И.П.Ашмарин, Д.В.Виноградов-Волжинский, Л.А.Ключарев, В.А.Лебединский, В.И.Огарков, В.Н.Паутов и многие другие (6). Кое-что сделала и другая академия – ВММА (Военно-морская медицинская академия), пока не была расформирована.
Таким образом, к середине 1950-х годов в Советской Армии сложилась чисто внутренняя система подготовки к наступательной биологической войне, главным образом против живой силы «вероятного противника». Система включала большую когорту людей, испытательные полигоны, хранилища биологических боеприпасов, три мощных специализированных военно-биологических института (в Кирове, Загорске и Свердловске), а также. специализированные кафедры военно-учебных заведений. Не хватало лишь соответствующих заводов, однако тогда было не до этого – возведение заводов биологического и химического оружия было тогда менее приоритетным в сравнении с предприятиями ядерной войны.
Не удивительно поэтому, что на Западе вызвало большой переполох заявление маршала Г.К.Жукова 1956 году о том, что в будущей войне Советский Союз будет располагать не только химическим, но и биологическим оружием.
Удивительно лишь то, что оно прозвучало. Потому что резкое усиление работ по подготовке к биологической войне тогда тщательно скрывалось. А пропагандистским прикрытием этих работ служили заявления, что речь идет будто бы о создании средств защиты от биологического нападения «вероятного противника». Впрочем, это в тех редких случаях, когда ВБК СССР/России снисходил до каких-либо объяснений (23,50,51,54,64–69).
Не забывали и о руководстве. В процессе реформ, последовавших за смертью И.В.Сталина (1953 год), армейская военно-биологическая система изменилась не сразу. Поначалу после ареста Л.П.Берия П.Н.Бургасову пришлось самому управляться с разработками биологического оружия в рамках 7-го управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР в должности заместителя начальника (171), где велись и другие работы по оружию массового поражения. В дальнейшем все работы по наступательному биологическому оружию были объединены в рамках 15-го Главного управления Генштаба (п/я А-1968). Именно этот секретнейший орган страны возглавил подготовку Советского Союза к наступательной биологической войне – не только в армии, но и во всех задействованных гражданских ведомствах. Первым главой 15-го управления был в 1960–1985 годах генерал-полковник Е.И.Смирнов (в 1955–1960 годах он занимался тем же самым как руководитель Главного военно-медицинского управления минобороны СССР) – в течение четверти века Е.И.Смирнов вполне устраивал и Н.С.Хрущева, и Л.И.Брежнева, и Ю.В.Андропова. Ну а при М.С.Горбачеве генерала Е.И.Смирнова на посту начальника 15-го управления сменили не известные нашему обществу генералы В.А.Лебединский (с 1985 года) и В.И.Евстигнеев (1990–1992 годы).
Что до военных химиков, которые в 1920-х годах начинали строить систему биологического нападения, то в их сферу военно-биологическая проблема вернулась лишь в 1992 году (после упразднения 15-го управления Генштаба), как утверждается, лишь в защитной форме (69).
2.1.2. Другие министерства и ведомстваХотя в системе биологического нападения лидировали генералы, однако после войны она уже не могла развиваться в отрыве от иных ведомств. В послевоенные годы серьезный толчок получили исследования в области биологического оружия в двух специализированных гражданских министерствах – Министерстве здравоохранения СССР (МЗ СССР) и Министерстве сельского хозяйства СССР (МСХ СССР) – и в других ведомствах.
Минздрав
Второе главное управление МЗ СССР контролировало примерно 10 институтов противочумной системы (Ростов-на-Дону, Волгоград, Саратов, Иркутск, Ставрополь, Самара, Алма-Ата, Минск и т. д.) и исследовательские центры по микробиологии и эпидемиологии. Они должны были специализироваться исключительно на защитной проблематике биологической войны – противостоянии особо опасным инфекциям (чуме, холере, сибирской язве и т. д.).
Однако их защитная функция была более широкой. Защищать страну надобно было вне зависимости от происхождения опасности – в результате действий армии «вероятного противника» и от природных инфекций.
На самом деле, помимо оборонительных, противочумные институты решали также и наступательные задачи биологической войны – изучались новые штаммы патогенов, которые могли быть использованы в качестве оружия (10). Мишень – живая сила и население «вероятного противника» (вспомним на сей счет соображения Я.М.Фишмана времен 1928 года об использовании учреждений наркомздрава для решения задач военного ведомства без открытия своих истинных целей (74)).
Однако оборонительная биологическая система в принципе не пересекалась с обеими наступательными – военной и гражданской, а ее специалисты не допускались к секретам биологической войны (6). Впрочем, некоторые противочумные институты, например в Ростове, Саратове, Ставрополе, изменяли официальному предназначению и также участвовали в решении наступательных задач. Однако, скорее на подхвате.
Поскольку в России противочумные институты начали возникать еще в XIX веке, развитие работ происходило не за счет создания новых институтов, а главным образом за счет расширения и изменения фронта работ в действующих. В частности, в противочумных институтах, а также в Москве в Институте эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф.Гамалеи начали заниматься генетикой вирулентности возбудителей особо опасных инфекций (6).
В 1970-х годах противочумные институты Куйбышева и Минска, Саратова и Иркутска, Волгограда и Алма-Аты начали получать серьезные ассигнования на генетические исследования, которые были ориентированы на военно-биологическую проблематику (10).
Для примера приведем информацию о деятельности противочумного института, созданного в 1949 году в Алма-Ате на основе довоенной биофабрики. Он располагал 19 эпидемиологическими станциями в подведомственном регионе Центральной Азии. Численность персонала составляла 450 человек, работавших в 4 лабораториях, в том числе генетической. В институте действовал также завод по производству вакцин и тест-систем против таких заболеваний, как сибирская язва, чума, туляремия, бруцеллез, холера и др. Помимо обслуживания гражданских нужд, институт занимался также работами по проблематике защиты от биологического нападения. Получал институт и зарубежные боевые штаммы опасных патогенов (11).
А еще минздрав СССР не забывал задействовать Институты вирусологии в Москве и Свердловске.
Хорошо заселенное «специалистами», но практически не известное жителям СССР Третье главное управление при МЗ СССР не столько обеспечивало надзор и защиту сограждан от работ над созданием советского оружия массового поражения, в том числе биологического и химического, сколько опустошало казну за счет секретной программы «Флейта». Это была программа работ по созданию нового вида химико-биологического оружия – психотропного. Имелись в виду такие химические вещества, которые могут изменять поведение человека (10).
В частности, в Москве этим занимался созданный в 1985 году Институт прикладной молекулярной биологии (впоследствии Российский научный центр молекулярной диагностики и лечения). И этот и ряд другие институтов работали на программу «Флейта», целью которой было получение психотропных и нейротропных веществ для специальных операций КГБ, включая политические убийства (10).
Минлесхоз
В соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров (СМ) СССР от 5 января 1973 года в системе лесного хозяйства страны в первой половине 1970-х годов был организован специальный институт леса – ВНИИ химизации лесного хозяйства, который был нацелен на весь круг секретной проблематики (г. Ивантеевка Московской области).
Работники Минлесхоза, кто зарабатывал на жизнь подготовкой к войне против растительности «вероятного противника», кормились за счет секретной программы под названием «Флора».
Минсельхоз
В послевоенные годы получила мощный толчок и проблематика институтов МСХ СССР, которая связана с разработкой средств и способов поражения растений и животных – тех, что составляют основу экономического потенциала «вероятного противника». До середины 1950-х годов такие работы велись на «действующих площадях» – во Всесоюзном институте защиты растений (ВИЗР) МСХ СССР и его Среднеазиатском филиале и некоторых других институтах МСХ СССР. Сочетались все методы – биологические и химические.
Угроза с запада?
«По имеющимся данным, специальными научными учреждениями США, Канады, Англии и др. капиталистических стран ведутся интенсивные исследования по разработке биологических и химических средств поражения сельскохозяйственных растений. Для уничтожения посевов пшеницы и ржи в СССР готовится стеблевая ржавчина, посевов картофеля – фитофтора, а для уничтожения посевов хлопчатника, подсолнечника и сои – гербициды 2,4-Д и 2,4,5-Т.
В связи с этим необходима разработка методов и средств защиты посевов пшеницы и ржи от стеблевой ржавчины, картофеля – от фитофторы, хлопчатника, подсолнечника и сои – от химических веществ гербицидного действия.
Система защиты указанных культур должна складываться из методов, позволяющих устанавливать факт применения противником биологических, химических средств, своевременно определять границы пораженных территорий в сочетании с методами ликвидации и локализации очагов заражения, а также путем подбора и возделывания устойчивых к заболеваниям сортов сельскохозяйственных культур… «
Начальник Управления научно-исследовательских учреждений Министерства сельского хозяйства СССР В.Сюрин
Начальник штаба союзной службы защиты растений В.Стативкин
21 мая 1963 г.
Из «Объяснительной записки к проблемно-тематическому плану научных исследований по защите сельскохозяйственных растений от биологических, химических и радиационных средств поражения на 1964–1965 гг.»
Очередной толчок этим работам был дан 15 февраля 1956 года, когда было принято постановление СМ СССР о развитии работ по созданию химических и биологических веществ для поражения растений и сельскохозяйственных животных «вероятного противника». Соответственно, в конце 1950-х годов система институтов МСХ СССР была резко расширена.
Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 7 августа 1958 года об усилении работ в области микробиологии и вирусологии были созданы две группы новых НИИ, нацеленных на занятия секретной военной проблематикой по разработке средств поражения растений и животных с помощью биологических и химических средств.
Три института были созданы для разработки средств поражения растительности – Всесоюзный НИИ фитопатологии (координатор, пос. Голицыно Московской области) с филиалами в Приморском крае (с. Камень-Рыболов Ханкайского района) и в Грузии (г. Кобулети), Среднеазиатский НИИ фитопатологии (Ташкентская область, с. Дурмень) и Северо-Кавказский НИИ фитопатологии (район г. Краснодара).
Другие три института были организованы для разработки средств поражения животных – Всесоюзный НИИ ветеринарной вирусологии и микробиологии (г. Покров, Владимирская область), Всесоюзный научно-исследовательский ящурный институт (Владимирский район Владимирской обл.) и Джамбульский научно-исследовательский сельскохозяйственный институт ДНИСХИ (Казахстан).
Все эти новые институты биологической войны были объединены в рамках 7-го (специального) управления МСХ СССР, созданного тем же постановлением. Здесь собрались секретные институты, не относившиеся к числу нормальных организаций сельскохозяйственной академии ВАСХНИЛ. Непосвященные знали его под названием-прикрытием – как управление научно-исследовательских учреждений МСХ СССР. По планам этого управления работали также многие другие («открытые») институты – Всесоюзный НИИ защиты растений (ВИЗР) МСХ СССР, ВНИИ химических средств защиты растений (ВНИИХСЗР) МХП СССР, а также ряд НИИ Украины.
Гербициды – в боевом строю
«Применение гербицидов в качестве боевых средств – для уничтожения урожая противника – крайне неэффективно. Подсчитано, например, для того, чтобы полностью уничтожить урожай на Кубани, необходимо задействовать чуть ли не всю авиацию НАТО в течение недели. Это же бессмысленно во время войны! – так компетентно убеждали меня специалисты НИИ фитопатологии.
– Нет, нет, мы никогда не вели никаких разработок для военных!
Познания моих собеседников – ученых-фитопатологов в такой деликатной сфере, как военная химия, оказались весьма обширными. Мне, дилетанту, было очевидно, что директор НИИ, ученый секретарь, заместитель директора по науке очень хорошо ориентируются в современных теориях ведения химической войны.
Мой вопрос по поводу достижений застал ученых врасплох: уныло переглянувшись, они сообщили, что у НИИ нет разработок не то что мирового уровня, но и вообще применяемых сейчас в нашем сельском хозяйстве…
Более 30 лет эта контора над чем-то интенсивно работала, перевела миллионы еще доинфляционных рублей, проводила тысячи экспериментов по всей стране – от Сахалина до Кубани. И никаких разработок, внедренных в технологию для сельского хозяйства?! Чьи же заказы они выполняли? Например, профессор института Н.К.Близнюк?
НИИ вел разработки в интересах военных – исследовал возможность применения гербицидов сплошного действия для уничтожения урожая противника на корню. Американцы, убедившись в бесперспективности этого направления, еще в начале 1960-х, воспользовались войной во Вьетнаме, чтобы под шумок избавиться от огромных запасов этих крайне токсичных веществ. Наши же «оборонщики» даже в конце 1980-х пытались найти гербицидам военное применение.
По словам пожелавших остаться неназванными химиков, на Кубани продолжают экспериментировать с гербицидами, не предназначенными для применения в сельском хозяйстве.
Впрочем, полковники фитопатологических войск паслись не только на кубанских огородах. В тропических тоже – изучали на месте «передовой боевой опыт», пытаясь творчески переработать его. Все они находились под крышей и ныне существующего, но малоизвестного широким кругам Тропического центра. Сей центр, находясь формально под эгидой Академии наук, фактически является составной частью химических войск – еще год назад в заместителях руководителя Тропического центра ходил академик Кунцевич, являвшийся одновременно и заместителем командующего химическими войсками» (38).
Все эти работы велись по общей секретной программе «Экология» (10).
В качестве примера рассмотрим ДНИСХИ, расположившийся непосредственно при полигоне минобороны СССР в военном поселке Гвардейский в 3 км от ст. Отар. Руководство института составили действующие армейские офицеры. Численность персонала достигала 400 человек, территория – 19 гектаров. Помимо 15 лабораторий, институт располагал виварием и теплицей. Испытания проводились на полигоне.
При создании ДНИСХИ планировалось проведение работ по созданию средств борьбы против домашних животных – скота и птицы. В 1970 годах фронт работ был распространен на средства против растений. Исследовались боевые свойства таких возбудителей, как вирусы и грибки. Здесь изучались вирус чумы рогатого скота, вирус болезни Newcastle, вирус африканской свиной лихорадки, вирус oспы овец, вирус oспы коз, вирус oспы птиц, вирус «голубого языка» (катарральная лихорадка овец), вирус герпеса (болезнь Aujeszky), грибок ржавчины злаков (11). В частности, работы с чумой крупного рогатого скота велись с 1959 года. Военные исследования были прекращены лишь в 1991 году.
«Оборонные» работы по созданию оружия против растений и животных координировались специально созданным секретным научно-техническим советом. В частности, приказом по МСХ СССР № 245-24с от 23.12.1963 года в секцию «растений» были включены Ю.Н.Фадеев (директор ВНИИ фитопатологии), Н.Н.Мельников (заместитель директора ВНИИХСЗР), представитель минобороны подполковник Н.К.Близнюк (под «крышей» зав. лаборатории ВНИИ фитопатологии), И.М.Поляков (директор ВИЗР), Н.А.Глушенков (директор Среднеазиатского НИИ фитопатологии), Е.Д.Руднев (директор Северо-Кавказского НИИ фитопатологии), В.Г.Жерягин (заместитель директора Джамбульского НИСХИ) и многие другие.
В 1970-х годах, когда работы по оружию против растений и животных обрели большие масштабы, секретный научно-технический совет стал межведомственным.
Дальнейший толчок работам по созданию оружия против растительности «вероятного противника» был дан постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 5 января 1973 года № 22-7 «Об усилении научных и опытно-конструкторских работ по созданию химического оружия для поражения растительности и разработки средств и методов защиты от него». Теперь эта деятельность приобрела тотальный характер.
Минхимпром
Начиная с 1950-х годов во ВНИИХСЗР и его филиале в Уфе, во ВНИИ фитопатологии, а также в АН СССР было синтезировано множество других гербицидов, пригодных для военных целей. Они были произведены в опытных производствах Щелковского и Уфимского филиалов ВНИИХСЗР, а также на опытном заводе Киевского филиала ГосНИИхлорпроекта. Полномасштабные испытания гербицидов для поражения растительности «вероятного противника» проводились в Ивантеевском лесном селекционном опытно-показательном питомнике, Ленинградском НИИ лесного хозяйства, филиалах ВНИИ фитопатологии, в Северо-Кавказском и Среднеазиатском НИИ фитопатологии, в лесах Красноярского края (Ермаковский лесхоз и др.), Костромской области (Чернолуховский лесхоз ВНИИ химизации лесного хозяйства), Архангельской области, Новосибирской области и т. д. Во время испытаний боевых в те годы гербицидов пострадали не только мишени, но и иная флора и фауна. Известны случаи гибели тетеревов и других птиц и даже лосей и т. д.
Принципиальный этап работ по созданию гербицидного оружия был завершен в конце 1970 годов, а его участники были увенчаны наградами.
Большая и малая наука
Не отстала и Академия Наук (АН) СССР. В ней было создано специальное отделение биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений. Институт биоорганической химии (Москва) был в нем ведущим, но не единственным. По линии инициированной членами АН СССР программы «Костер» действовали по крайней мере 4 академических института. Помимо названного, это были Институт молекулярной биологии в Москве, а также Институт биохимии и физиологии микроорганизмов и Институт белка в Пущино (Московская область) (10,69).
Соответствующие задания давались и республиканским академиям. В связи с этим показательно заявление директора Института генетики и экспериментальной биологии растений в Ташкенте (Узбекистан), теперь гражданской организации, А.Абдукаримова. Он сообщил, что в советские времена здесь разрабатывали патогены против пшеницы и другие микроорганизмы против растительности (161).
