Текст книги "Войны мафии"

Автор книги: Лесли Уоллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

Глава 38

– ...уверена, что с тобой хорошо обращаются? – повторил Чарли. Трубка в его правой руке стала влажной и скользкой.

– Просто отлично, – сказала Банни. – Если хочешь сделать мне приятное, проследи, чтобы Никки поднял свою задницу из Бостона и приехал сюда.

– Он до сих пор не появлялся у тебя?

– Как и ты, – кольнула Банни. – Только Уинфилд, отягощенная угрызениями совести, приехала повидать похищенную.

– Знаю, знаю. Я ее просил передать привет.

– Мне бы страшно хотелось заполучить сюда племенного производителя.

– Никки не сможет. Когда ты пропала, он просто развалился на куски. Только ты сможешь собрать все заново, и то не уверен, что получится.

– Приблизительно так же выразился его папашка.

– Ты... Шан навещал тебя?

– Нет. Он прислал Николь.

– Понятия не имел, что она с тобой. – Чарли сам почувствовал свою гнусную – «ох, как отлично вышло» – интонацию. Не очень приятно понимать, что дочка «спускает с крючка» отца, по собственному ее выражению.

– Без нее у меня бы крыша поехала. Они с Великим Шаном пытаются, усыновив меня, вернуть Никки в семью. Что-то вроде теории пересекающихся кругов, это Николь так сказала. Если Шан правильно придумал, мы все только выиграем.

– Очень точно подмечено, детка. – Чарли поднял глаза и увидел перед собой Гарнет, несущую две сумки с провизией. – Пришла одна очень мощная особа, хочет сказать тебе пару слов. – Он протянул трубку Гарнет. – Это Банни.

– Как дела? Никки уже с вами?

– Никки вмерз в глыбу льда в Бостоне. Не могу его вытащить.

– Ну-ну, – вздохнула Гарнет. – У меня приблизительно та же проблема с вашим дорогим старым папочкой. Почему мужчины такие бездельники?

– Я бы предпочла другое слово.

* * *

– Все дело в том, Чарли, – сказала Гарнет, – что ты позволил Итало похитить твою бессмертную душу. За последние несколько месяцев, когда у тебя была полная возможность перевести собственность десятка компаний на Итало, ты не прикоснулся ни к одной. Ты жалуешься на обстоятельства. И страшно напоминаешь мне Никки. – Она раскладывала провизию по местам. Утреннее солнце зайчиками разбежалось по стенам гостиной, подслушивая разговоры.

– Я все же могу...

– Чарли, ты что, собираешься читать мне лекции о жизни в стране невежд?

– Я могу...

– Ты говорил – нация недоучек, настолько невежественных, что они не в состоянии оценить масштабы своего невежества...

Он молчал, залитый солнцем, словно актер на сцене. Но это была всего лишь небольшая размолвка, публика не планировалась.

– Как, в свете этого, назвать операцию, которую произвел над тобой Итало? – настойчиво продолжала Гарнет. – Как ты назовешь мужчину, который позволяет грязному старику уродовать свою жизнь? Чио Итало заставил меня уважительней относиться к человечеству. Если человеческая раса включает в себя экземпляры вроде него, тогда... – Ее голос сорвался.

Чарли откашлялся, прочищая горло.

– Старт был хороший, но потом он умыкнул Банни.

– Такие, как Итало, всегда держат заложников! Для того ему и нужны родственники. – Ее белые волосы, подстриженные по-прежнему не длиннее чем на дюйм, казались наэлектризованными. – Подумай, Чарли, он не тронет даже волосок на голове Банни. У тебя нет причин тревожиться, ты реагируешь автоматически, теряя голову от ужаса, что повелитель нахмурил брови.

Ее снова подхватил поток красноречия.

– Зачав священного малютку, Банни подарила тебе бесценную передышку, чтобы ты мог освободиться от своего дяди. Ты можешь сердиться на безответственное поведение Банни, но, пока она носит под сердцем инфанта и еще долгое время потом, она – предохранительный клапан для Итало. Она сделала то, чего он бы никогда в жизни не смог, – накинула узду на Великого Шана. Чио Итало застыл в благоговейном страхе. Шевелись, Чарли. Используй время!

Гарнет сделала глубокий вдох.

– Потому я и спрашиваю, не украл ли проклятый старик твою душу. Спрашиваю, смотрю я на настоящего Чарли Ричардса или на красивую картонную декорацию, которую держат в «Ричланд-холдингз», чтобы отгонять демонов.

Она усилием воли сдерживала себя, стараясь ни жестом, ни тоном не выдавать бушующую в ней ярость. Кто-нибудь на расстоянии, на котором не различить слов, обязательно догадался бы, до чего она сердита. Ну, а тот, кто оказался ближе, поспешил бы броситься на пол, чтобы очередь прошла над головой.

А Чарли только отвернулся к окну. Теперь солнце заливало его второй бок. Раньше, когда Гарнет говорила о его тщетных попытках стряхнуть со своей шеи Чио Итало, в ее голосе звучало сочувствие. Потом – появилась тревожная нота. Теперь – гнев и насмешка. То, что их совместная жизнь в будущем возможна, только если он победит Итало, было очевидным до боли. Именно смертельная важность победы заставляла его руку медлить, по крайней мере так он объяснял это себе.

Чарли искоса взглянул на Гарнет. Из ее окон открывался такой же вид, как и Уинфилд, только без Крайслер-Билдинг. Возможно, Гарнет права. Возможно, Чио запугал его своими шаманскими завываниями. Чарли вздохнул.

Маленькую квартирку две женщины переоборудовали в соответствии с эстетикой обычного окружения Гарнет, галереи и музея. Стены были побелены крупнозернистым мелом. Плакаты и картины в тонких алюминиевых рамах свисали, как в галерее, с потолочных угловых креплений. Черные плетеные циновки разного размера рельефно выделялись на черных пластиковых плитках пола. Одна из них служила подставкой для огромной керамической чаши, наполненной розовыми лепестками, измельченными сосновыми шишками и тоненькими веточками мескитового дерева. Старый друг присылал ей почти ежемесячно свежие ароматные ветки из Нью-Мексико. Такая же чаша украшала спальню с королевским ложем, не оставлявшим места ни для какой другой мебели. В доме не было ни инвалидной коляски, ни костылей. Гарнет обычно сидела в плетеном кожаном кресле, все деревянные детали которого были покрыты белой эмалью. Она все еще разрабатывала левую руку при помощи теннисного мяча, но теперь мячика ей хватало не больше чем на месяц.

– Вот тебе признание, – после паузы произнесла Гарнет. Темные глаза смотрели на него так сосредоточенно, что он невольно сделал движение ей навстречу, как замерзший к огню. – Я смертельно заблуждалась, считая Чио просто властным стариком. Ты знаешь, как я отношусь ко всему живому на земле, как я ценю неповторимость всего сущего... Но этот человек заставил меня задуматься над тем, что в любом Эдеме есть змея. Никто не может играть на равных с Чио Итало в его собственной команде. У него особый, макиавеллиевский ум, не запрограммированный ни на сотрудничество, ни на компромисс. Или ты его, или он тебя.

Чарли промолчал, главным образом потому, что был с ней согласен. Он попробовал ободряюще усмехнуться – сложный фокус, если не чувствовать ни капли бодрости.

– Я тоже заблуждался. Он одурачил меня маской, заготовленной для Дня всех святых. Ты права насчет Банни. Она обеспечила мне передышку. Я должен перехватить мяч и вступить в игру.

Гарнет встала из кресла и двинулась к нему, немного осторожно – не очень медленно, но и не быстро.

– Узнаю старину Чарли, – сказала она. – Личико эльфа, прижавшееся к его груди, утратило всю свою воинственность и стало беззащитным. – Ты не представляешь, до чего я волновалась за тебя, – продолжала Гарнет, а ее голос блуждал где-то между его рубашкой и кожей. – Если говорить честно... Чарли, которого я встретила... он исчез вместе с опавшими листьями... Как если б его взорвали в доме у реки... Дьявольская стратегия – раздавить Чарли, уничтожив Гарнет. Взорвать все к черту, чтобы удержать империю. Взорвать двоих, полжизни потративших, чтобы найти друг друга. Бизнес... – это слово застряло у нее в горле, – бизнес важнее человеческой жизни.

– Чио не единственный, кто так считает.

– И все эти безумцы готовы убивать, чтобы доказать свою правоту.

* * *

Чтобы посетить ресторан Йельского клуба на Вандербильт-авеню, нужно было подняться лифтом на верхний этаж старинного кирпичного здания. Ноа Кохен сидел за стойкой бара, отлично сознавая, что зашел слишком далеко без всяких на то полномочий, и никак не мог сосредоточиться и заказать какой-нибудь напиток для камуфляжа.

Он понятия не имел, сколько времени потребуется Фарингтону Ансбаху Рейду, чтобы добраться сюда. Их последний телефонный разговор был отчаянно коротким и невразумительным.

– Там же, где обычно, – произнес Рейд, – в пятницу.

Оставалось только ждать. Кохен, как всякий федеральный агент, привык к ожиданию. Это не было проблемой. Но ему пришлось сидеть здесь в часы, украденные у ФБР, и это делало ожидание взволнованно-опасным. Никто не разрешал ему проводить такое расследование. Саггс, непосредственный начальник Кохена, ничего не запрещал – он просто сказал, что Кохен волен резвиться, как ему угодно, но в свободное время и за свой счет. Использование рабочего времени подобным образом противоречило интересам ФБР.

Тем не менее Кохен чувствовал, что может сидеть здесь почти в мире с самим собой. Он взял отличный, горячий след, и да поможет ему Бог! К несчастью, законы против промышленного шпионажа очень расплывчаты. На зыбкой почве непродуманного законодательства ФБР чувствовало себя неуверенно и потому следовало традициям Гувера: не уверен – не влезай.

В другом конце бара висевшие на стене часы показывали начало второго. Рядом с Кохеном расположилась компания бизнесменов, примерно его ровесников, все – в деловых костюмах, шитых на заказ, мягко переливающихся галстуках, со щеками, источающими аромат мужественности. Посетители по большей части заказывали газировку с ломтиками лимона, лишь некоторые – сухой мартини. У другого конца стойки сидел мужчина в костюме европейского кроя, с удлиненной линией волос и пышными усами с стиле тридцатых годов. За час он выкурил не менее дюжины сигарет, вставляя их – одну за другой в длинный мундштук.

Кохен отметил, что этот человек тоже ничего не заказывал. По-видимому, он кого-то ожидал, как и Кохен. Шел уже второй час. Кохен скрестил свои длинные, худые ковбойские ноги, сложил руки на груди, выпятил челюсть в стиле Гэри Купера и унесся мыслями куда-то вдаль, к воображаемым заснеженным вершинам Сьерра-Невады, где рыскают койоты и громко хлопают крыльями стервятники.

И тут он увидел выходившего из лифта Энди Рейда. Тот незаметно кивнул головой в сторону туалета и сразу же отвернулся. Кохен медленно встал. Может, он и не был самым высоким в зале, но таким казался. Он направился в комнату для мужчин, спрашивая себя на ходу, почему встречи такого рода часто происходят там, где подслушать легче всего. Кафельные полы и стены создают превосходную акустику.

Внизу, в храме мочеиспускания, они с Рейдом посвятили себя второстепенным проблемам, пока не вышел третий случайный посетитель. Тогда Рейд произнес:

– Это была дурацкая идея.

– Давайте выберем место получше. Вы знаете маленький сквер около Ричланд-Тауэр?

– Я не могу показываться с вами в деловой части города!

– А подземкой вы можете воспользоваться?

Рейд кивнул.

– Я встречу вас на платформе «Шестьдесят восьмая улица» в Ист-Сайде. В кабинке для размена со стороны выхода в город. В понедельник? В восемь утра?

Рейд привел в порядок брюки.

– Место не хуже любого другого. – И без единого слова вышел из туалета. Через тридцать секунд Кохен последовал за ним и у выхода почти налетел на европейца с мундштуком. Они исполнили улыбчивый ритуальный танец у дверного проема, уступая друг другу дорогу. Кохен немного потоптался в баре, подождал и пошел к лифту. Когда он входил в кабину, за ним последовал европеец. Они любезно кивнули друг другу, словно старые приятели.

Глава 39

Вечер затянулся для трех утомленных полетом американцев. Лопающийся от самодовольства Лукка Чертома настаивал на продолжении праздника. Кевин через плечо своей дамы, высокой черной фотомодели по имени Нгамба, шепнул брату:

– Это все равно как стрелять по воробью...

– ...из пушки, – закончил Керри.

Его дамой была высокая югославка по имени не то Аннима, не то Эннима. Обе девушки, очень красивые и совсем юные, почти подростки, не говорили по-английски и объяснялись на ломаном итальянском. Тем не менее Нгамба сумела втолковать Кевину, что это ее профессиональное имя, придуманное ею в честь родной Гамбии, а на самом деле ее зовут Ксильцае. Кевин содрогнулся от зубной согласной в середине. Аннима дважды написала свое имя на салфетке, по отдельности для каждого брата, чтобы убедить их, что ее имя начинается с "А", а не "Э".

Лукка оказался красавцем, как и обещал, не особенно высоким и изящным, но и не слишком наоборот. На своем сильно упрощенном английском он объяснил, что все уроженцы Корлеоне такие – широкоплечие, с сильными руками и крепкими бедрами, короче, сильные мужчины, способные на любовные подвиги.

По пути в ночной клуб на Виа-дель-Бабуино Лукка остановился перед белым «мерседесом» и нагнулся. Он ухватился за передний бампер и приподнял машину на фут над асфальтом. Это произвело впечатление на всех присутствующих, в особенности на очень привлекательную супругу господина, которого представили как делового партнера Чертомы.

«Гли Амичи» предлагал обед, танцы под маленький латиноамериканский оркестрик и возможность потереться плечами об любого, кто способен осилить здешние цены. Оформление зала изображало катакомбы Древнего Рима, с нишами, украшенными костями и черепами и статуями обнаженных рабов, которых подвергали порке так же скудно одетые свободные гражданки. В остальном декор был в стиле модерн, полновесном итальянском стиле «под двадцать первый век», с ослепительными галогенными лампами и матовыми черными креслами с алюминиевыми подлокотниками, к которым недоставало только анестезионного прибора или плевательницы сбоку.

Когда Лукка, сопровождаемый своей компанией, ввалился сюда в десять часов вечера, метрдотель поспешил ему навстречу, протягивая радиотелефон:

– Signore Certoma, una chiamata da Palermo. Ed anche un Fax[49]49
  Синьор Чертома, звонят из Палермо. Есть еще факс для вас (ит.).


[Закрыть].

В блестящих, суженных кокаином глазах Лукки отразилось сияние галогенных ламп. Он взял трубку.

– Chi parla?[50]50
  Кто говорит? (ит.)


[Закрыть] – начал он. – А!

Его улыбка померкла, лицо опасно потемнело. – Che tu voie, Mollo?[51]51
  Ты говоришь, Молло? (ит.)


[Закрыть]

Чертома отвернулся и понизил голос. Его компаньон, дон Панкрацио, уловил намек и подвел всех к большому овальному столу, залитому режущим глаза светом.

Стефи, изредка просматривающая иллюстрированные журналы, увидела в зале нескольких знаменитостей. Все – очень юные, из мира поп-музыки и телевидения, но среди буйных шевелюр проглядывали седые, а то и лысые головы бизнесменов значительно более зрелого возраста.

– Начнем с шампанского! Потом вашего лучшего «фулгаторе», мадам? – приветливо осведомился у Стефи дон Панкрацио. – Говорят, ваше вино урожая девяностого года не имеет равных.

– Неплохое, – сдержанно согласилась Стефи. Сейчас она теплее относилась к дону Панкрацио, похожему на жабу, изо всех сил старавшемуся присвоить ей почетный статус ведущего винодела Италии. Рядом с ней сидела жена дона Панкрацио, с длинными черными волосами, взлохмаченными так, будто их достали из стиральной машины. Она все еще продолжала вслух восхищаться аттракционом с «мерседесом»:

– Какая сила! Я видела, как он однажды поднял грузовик! Потрясающий человек!

Стефи сообразила, что эта дама, замужем она за доном Панкрацио или нет, является очень близким другом Лукки. Свободный стул с другой стороны от Стефи предназначался для потрясающего человека. Он как раз приближался к столику с таким видом, будто разговор о каком-то Молло отравил ему всю радость от разгульного вечера.

Сицилийское непостоянство настроения не было Стефи в новинку. Она исподтишка наблюдала за Луккой, справившимся со своим гневом – или страхом? – и сменившим ослепительной улыбкой недавнюю свирепую гримасу. Человек по имени Молло и все, что с ним связано, отодвигались на неопределенное время.

– Они прислали факс, – сказал Лукка, протягивая Стефи листок бумаги, копию компьютерной распечатки. – Родные в Нью-Джерси, нет? Никто не дает мне отдых, – пожаловался он. – Эль босс никогда не имеет отдых. Это против закон.

Его смех был таким же милым, как и улыбка. Скрытный, себе на уме и настоящий красавец, особенно на фоне повальной уродливости южно-итальянских мужчин. Сильный подбородок, челюсть нависала над шеей, видимо, потолстевший от атлетических упражнений с автомобилями. Зубы красиво сверкали на загорелом лице, светлые льдисто-голубые глаза поблескивали предостерегающе, как маяки.

– Е il Signore Mollo? Lui non e un fastidio ancora?[52]52
  И сеньор Молло? Он тоже является препятствием? (ит.)


[Закрыть] – поддразнила его Стефи.

– Молло? – Его голос дрогнул не то от страха, не то от бешенства – при таком поверхностном знакомстве ей трудно было сказать точно. – Вы знаете Молло?

– Только что услышала это имя.

– Сразу забывай, о'кей? Плохое имя. – Чертома расцвел еще более подкупающей улыбкой. – Мальшики. Я дал им хорошая девотшки, нет?

– Они уже большие. Parla Italiano, Signore[53]53
  Говорите по-итальянски, синьор (ит.).


[Закрыть].

– Нет. Я должен тренировать с английски. Не синьор, Лукка.

Сияющая улыбка да плюс еще море шампанского – Лукка преуспел в установлении семейной атмосферы за овальным столиком, сейчас все любили друг друга, как братья и сестры. Имя Молло больше не упоминалось.

Стефи, которую в течение многих лет родственники постоянно пытались свести с представительными претендентами на ее руку, впервые с начала этой поездки почувствовала себя расслабившейся. Конечно, Лукка преступник. Общеизвестно, что весь героин в Европе циркулирует по каналам семьи из Корлеоне. Конечно, Лукка неотесанный дикарь. А разве бывают воспитанные, образованные корлеонцы? Конечно, он на что-то нацелился по соглашению с Чио Итало. Но какого черта!.. Кто она такая, Стефания Риччи, чтобы смотреть сверху вниз на человека, готового наизнанку вывернуться, чтобы ей угодить? И к тому же она не могла предложить ему ничего, кроме своего белого тела, пока сестра Из не согласится подписать контракт. Пока Стефи чувствовала себя в полной безопасности.

К полуночи, когда они покончили с десертом и начали подумывать о коньяке, Стефи отметила, что Кевин и его дама достигли полного взаимопонимания. Обнявшись, они медленно покачивались между столиками. Рядом с ней Керри шептался со своей Аннимой-Эннимой на языке, которого оба не знали, – на немецком. Как это похоже на каждого из братьев, подумала Стефи: Кевин торопится потереться бедром о свою красотку, Керри предпочитает почесать язык.

Оркестр заиграл медленную румбу, и Лукка потянул ее на площадку. Они кружились очень медленно, рядом была еще пара – пожилой автопромышленник с юной блондинкой, недавно блеснувшей в телешоу «Открытый город».

– Симпатичное место, – промурлыкал Лукка. – Ты симпатичная женщина. Ты летела в Палермо на моя «Бандиеранте».

– Твоя что?..

– Бразильская самолет, «Эмбрайер-110».

– У тебя своя воздушная линия?..

Смеясь, Лукка выставлял напоказ свои ослепительные зубы.

– Моя, и дона Панкрацио, и дона Чичио, еще одна партнер.

– Они называют тебя дон Лукка?

Не сбившись с ритма, Лукка продемонстрировал очень характерную южно-итальянскую пантомиму – полупожатие плеч, немного вздернутый подбородок, слегка изогнутые вниз уголки губ, воздетые к потолку глаза, что означало: ну конечно, но об этом не принято говорить вслух.

– Не вижу, почему бы нам, выходцам из Кастельмаре, не стать твоими близкими друзьями. – Стефи сама не поверила, когда услышала свой голос.

И сразу же поняла, до чего глупо было нарушать ритуал – давать финальный свисток, не доиграв последний тайм. Результат сказался молниеносно: Лукка сжал ее в объятиях с еще одной типичной южноитальянской гримасой и жгучим, пронизывающим взглядом. Взглядом универсального назначения: установления гегемонии, если не собственности, предостережения, что обратного пути нет... Его мимика был особенно выразительной благодаря льдисто-голубым глазам, смотревшим c обожженного солнцем лица – словно лучи, проникающие сквозь густые кроны деревьев.

– Больче, чем близкий друзья, – услышала она, – много больче.

Учащенное дыхание обжигало ее щеку. К чему такая спешка? Откуда такая романтическая страсть? Но исходивший от Лукки жар греховности заставил ее мысли перескочить на другой предмет: как будет развиваться дальше роман, ведь у нее общий номер с мальчиками?

Когда они с Луккой вернулись к столику, оказалось, что близнецы справились с этим затруднением, испарившись вместе со своими дамами. Дон Панкрацио передал ей их извинения, а также изъявления благодарности любезному хозяину. Лукка принял их с деловитым одобрением, словно поставил галочку в списке. Было уже около часа ночи. Если мальчишкам захотелось побыть наедине со своими подружками, он, дон Лукка, отлично их понимает. Они оставили мать под надежным присмотром, в хорошей компании.

– Bene[54]54
  Хорошо (ит.).


[Закрыть]. Хорошие мальчики. – За этими словами последовал жадный взгляд на фигуру Стефи, обтянутую одним из ее дорожных костюмов, хорошо скроенным и очень изящным. По замыслу Стефи, такой костюм был приемлемым для любого случая. Но взгляд Лукки попросту раздел ее.

– Это место... – произнес он с запинкой, – такая... скучная?

– У тебя на уме местечко поживее?

Лукка не понял и обратился за разъяснениями к дону Панкрацио, который произнес, безумно выкатив глаза:

– Клуб «Фаусто» на Бабуино?

– Пер Финоччи? – Лукка загнул ухо, что в Италии означает намек на гомосексуализм.

В дальнем конце Бабуино, перед Пьяцца-дель-Популо, высокие узорные железные ворота отгораживали вход в мощенную булыжником аллею, Виколо-ди-Борджетто. Лимузин подъехал прямо к воротам, и, как только Лукка вылез из машины, из темноты аллеи возник изящный молодой человек и открыл одну железную створку.

Клуб был в подвальном помещении огромного особняка. Когда они спускались внутрь, звучал медленный блюз. Их сразу же усадили за кольцеобразный стол. На сцене, меньше чем в ярде от них, юноша, почти подросток, медленными, размашистыми, но женственными движениями срывал с себя одежду. Пианист заиграл другой, еще более медленный блюз, и на сцене появился второй юноша. Он на коленях приник к курчавым лобковым зарослям первого танцора, таким же пышным, как и его прическа. Стефи подумала, как им удается сохранить в прическе такое первобытное буйство? Может, вся Италия пропитана кератином?

Мощная рука Лукки властно легла на колено Стефи, сжала его и двинулась вверх. Стефи схватила его руку и переложила на стол. Второй танцор картинно откинулся назад. Аудитория аплодировала, подчиняясь ритму блюза.

– Ты женчина чести, – произнес Лукка. Он с заметным усилием выговаривал английские согласные. – Прости Лукка. Лукка пьяный от тебя.

Мальчики на подиуме изображали слияние Инь и Ян. В зале то тут, то там раздавались возбужденные крики. Какая-то женщина разразилась серией истерических воплей-стонов – «оу-оу-оу».

– Ни одна женчина не делала так Лукка раньче. Эта не для тебя, эта места. – Он встал, столик повалился и боком вкатился на сцену, грозя отрезать Ян от Инь, словно циркулярной пилой.

Два здоровенных вышибалы в длинных чулках на подвязках, в туфлях на высоких каблуках и с алыми шелковыми турнюрчиками подскочили в двух сторон, приготовившись схватить Лукку за локти. Они вцепились в него, начали поднимать...

Голубой луч отразился от лезвия ножа в руке Лукки. Нож взметнулся, полоснул по животу одного из вышибал, и голубое лезвие окрасилось алой кровью. И сразу же вонзилось в живот второго.

Аллея. Железные ворота. Они мчались по Бабуино. Визжащий хаос позади... Они сбежали.

Лукка вытирал салфеткой четырехдюймовое лезвие ножа, потом открыл окно, мимо пронеслась Пьяцца-дель-Популо, – и выбросил салфетку. Он сложил нож и сунул в карман. Потом сделал быстрый жест – словно отряхивая руки – и наградил Стефи широкой, неотразимой улыбкой.

– Mi scusi[55]55
  Прошу прощения (ит.).


[Закрыть], – произнес он и нахмурился, заметив маленькое красное пятнышко на ее колене. Он наклонился и медленно, с большим удовольствием вылизал его.

– Кровь врага! – Он причмокнул. – Хорошо. Вкусный твоя кожа.

От прикосновения его горячего языка у Стефи сжало низ живота и по бедрам пробежала дрожь, как в приближении оргазма. Соучастница двойного убийства. Хотелось бы надеяться, что красавчики в турнюрах выживут. Чио Итало лопнет от бешенства. Этот очаровательный убийца зашил ее в мешок словно котенка, которого надо утопить.