Текст книги "Чудеса на Рождество (СИ)"

Автор книги: Лесана Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Глава 1

– Леша, вставай!

Слышу крик мамы сквозь сон. Нет-нет-нет, аааа, блин. Все, сон ускользнул.

– Сынок, вставай! Проспишь ведь!

Эээх, такооой сон. Снилось море, белый песочек и мы с Юлькой лежим, подставив тушки горячему солнцу.

Замотавшись в одеяло, сползаю червячком с кровати и выглядываю в окно. Брррр. На градуснике минус десять. За ночь намело приличные сугробы. Белое небо хмуро взирает на город, того и гляди, продолжит закапывать нас в снегу. И что теперь? С лопатой идти на собеседование? Ну его нафиг. Всем спасибо, а я пошел спать дальше. Заползаю в кровать, укутываюсь с головой и уже начинаю задремывать, когда дверь открывается, и кто-то входит в комнату.

Сто пудов, это бабушка. Вечно она забывает о личных границах!

– Алешенька, соколик, вставай ужо – раздается над головой скрипучий голос, подтверждающий мою догадку.

– Нету меня. Был и вышел весь. Дайте поспать! – недовольно бурчу медведем из кроватной берлоги.

– А я там блинов испекла. Как ты любишь. А мама достала из кладовки сливовое варенье. Давай, свет мой ясный, подымайся. Остынет ведь все.

– Иди, ба. Щаз встану – говорю ей недовольно, по опыту знаю, что надо соглашаться, а то ведь не отцепится.

Шаги, а потом дверь тихонько закрывается. Блииин, как не хочется вставать-то. Какой леший меня вчера дёрнул пообещать маме и дяде Коле, что я пойду сегодня на собеседование по работе? Ляпнул, чтоб отстали, а теперь вот приходится вставать ни свет, ни заря.

Вылезаю из-под одеяла, натягиваю домашние штаны и футболку, мельком бросив взгляд на часы, тяжко вздыхаю. Всего-то одиннадцать часов, мог бы еще поспать часа три точно, лег ведь только в шесть. И че им сидится в этом офисе, в канун Рождества? Шли б домой, к семье. Так нет же, работают! Прись к ним на собеседование теперь. Нет, чтоб, как нормальные люди, лепить дома пирожки, да ждать гостей на вечерю.

Ползу в ванную, долго рассматриваю небритую рожу в зеркале и решаю все-таки, не освежаться. А что? Щаз в моде легкая щетина. Типа я франт такой. Захожу на кухню.

Тут все в сборе. Мама смотрит очередной сериал и что-то готовит, бабушка, как обычно, с вязанием в руках. Иногда мне кажется, что нитки и спицы просто намертво прилипли к ее пальцам.

Прохожу, сажусь за стол, передо мной тут же, как по волшебству, возникают чашка с чаем и тарелочка со сливовым вареньем. Бабушка убирает салфетку и являет миру гору ароматных, круглых и золотистых, как солнце, блинчиков, таких тонких, что через них можно газету читать.

Надеюсь, не будут сейчас пилить, подождут, пока хоть поем. Увы, мечты, которым не суждено сбыться. Первой вступительное слово берет мать:

– Ты опять сидел всю ночь в своих танках. Посмотри, на кого похож? Не выспавшийся, глаза красные, как у наркомана, рожа помятая. Ты же в приличную фирму идешь, на хорошую должность, а выглядишь, как наш сосед алкаш.

– Ма, ты уже определись, нарик я или алкаш – привычно огрызаюсь, побыстрее глотая кусок блина.

– Та уж лучше бы алкоголик, прости Господи, что скажешь! Там хоть закодировался и снова человек. А с тобой что делать? Ниче тебя не берет. Только и знаешь, что тупишься в свой компьютер. Уже скоро двадцать семь лет, а у тебя ни жены, ни детей. И как только тебя твоя Юлька терпит? Я б на ее месте, давно бы тебя отправила. Два года тягаетесь, а про свадьбу ни слова. И зачем такой жених нужен?

– Юлечка хорошая девочка – вступает вторым голосом бабушка.

Если мать прет напролом, как тяжелый танк, то бабка всегда начинает издалека, как артиллерия. Но бьет не менее сильно, часто с оглушающим эффектом. Не дожидаясь, пока они обе вынесут мне весь мозг, резко поднимаюсь и выхожу из-за стола:

– Спасибо, сыт я вашими харчами уже по самое горло. Пошел на собеседование.

Злой залетаю в свою комнату, выбрасываю из гардероба чистые вещи, которые буду надевать, когда в комнату опять входит бабушка и снова без стука. Поворачиваюсь к ней с озверевшей мордой, а она, сделав смиренное выражение лица и сложив ручки с вязанием на груди, вновь заводит уже сто раз задолбавшую меня шарманку:

– Алешенька, солнышко мое ясное, я уже такая старая, мне бы хоть перед смертью правнуков на руках подержать…

Не выдержав, беру бабушку за хрупкие старушечьи плечи и, резко развернув, выпихиваю в коридор.

– Я просил стучаться, прежде чем заходить! – кричу ей вслед, громко хлопнув дверью.

Натягиваю любимые джинсы, толстовку и выскакиваю в коридор, где до сих пор стоит истуканом бабушка. Глаза ее блестят не пролитыми слезами, но я слишком зол, чтобы хоть что-то чувствовать, кроме агрессии. Обуваюсь, накидываю куртку и шапку, хватаю рюкзак и быстро выхожу из квартиры. В спину мне несется громкий ор матери, но у меня нет желания слушать, что ей надо, поэтому хряпнув хорошенько дверью, выхожу на лестничную клетку.

А тут уже стоит наш сосед, дядя Саша, местный алкаш в третьем поколении. Пошатываясь, смолит папироску, глядя куда-то в пространство невидящим взглядом. Сквозь дырявые треники торчат тощие колени, заношенная майка свисает тряпкой с узких плеч. А когда-то был видный мужик. Все одинокие бабы в подъезде к нему подкатывали. А теперь… Мать рассказывала, что он таким стал, когда жена от него ушла, забрав дочку. Я этого не помню, малой был.

– Малой, дай полтинник – обращается он ко мне, глядя мутными глазами куда-то в область груди.

– Нету – отвечаю резко.

Устав ждать лифт, сбегаю вниз по ступенькам. Бахнув железной подъездной дверью, спугнул двух кошек. Они с диким ором рванули в разные стороны, изрядно меня повеселив. То ли дело – собаки. Нормальные животные. А кошки… вот никогда не поймешь, что у них в голове. Прям, как у моей девушки, Юльки. Та тоже вечно что-то как отчебучит, сидишь и думаешь, что это вообще было?

Мы с ней познакомились два года назад, на Новогодней вечеринке у какого-то знакомого знакомых. Как раз накануне этого вирусняка и последующего повального локдауна.

Помню, стою возле окна, цежу сквозь зубы какую-то бурду, подумываю уйти домой, когда заходит группа девчонок. Что-то там болтают, смеются. Среди них всех мне прямо запала одна. Стою, как дурак, пялюсь на нее. Маленькая, худая, волосы светлые. А глазищи огромные и яркие, как звезды.

Глава 2

Я тогда так и не решился подойти к этой глазастой девчонке. Но Юлька не была бы Юлькой, если б не отчебучила чего-нибудь эдакого. Ее подружки заметили, как я смотрю на нее и стали подкалывать. В итоге, она поспорила на два билета в кинотеатр, что сейчас подойдет и познакомится со мной, даже пригласит на свидание.

И вот стою я такой весь скучающий, потягиваю бурду с равнодушной мордой лица, когда возле меня, прямо на подоконник, плюхается та самая девчонка. В руке у нее томатный сок, на лице – широченная улыбка.

– Ты какой-то бледный и скучающий. Думаю, стаканчик крови тебя развеселит – и протягивает мне томатный сок.

– Спасибо, – отвечаю, – но я так-то больше по мозгам специализируюсь.

– И что ты с ними делаешь? Ешь? Выносишь? Любишь? – с интересом поддерживает разговор девчонка.

– Всего понемножку. Я – Лекс – представляюсь.

– Жюли. Но в миру я – Юля – задорно улыбаясь, отвечает девчонка, сверкая на меня своими звездами.

– Тебе здесь нравится, Юля? – спрашиваю, заражаясь ее хорошим настроением.

– Не очень. А тебе?

– И мне не нравится – и только я собираюсь ее спросить, может, захочет покинуть всех, как она выдает.

– А давай сбежим отсюда? Неохота тратить время на эти пьяные морды и разговоры ни о чем.

– Юля, ты просто читаешь мои мысли – радостно отвечаю ей, и мы вдвоем идем на выход за одеждой.

Когда выходим вдвоем в морозную ночь, становится понятно, что покинуть вечеринку было спонтанное решение, и что делать теперь, не знаем ни она, ни я.

– А пошли ко мне? – вдруг приглашает Юля.

Вылупляюсь на нее удивленными глазами. Ну дает, девчонка! Видит меня меньше часа, а уже домой ведет.

– А не боишься, что я маньяк? – спрашиваю, вроде в шутку.

– А не боишься, что Я маньячка? – в тон мне отвечает девчонка, блеснув яркими глазами.

– Ладно, рискну. Но, если что, я годен только в сексуальное рабство, для еды не подхожу – одни кости и жилы – говорю ей с улыбкой, подхватив под локоток. – Скользко, упадешь еще.

– Мы твои сомнительные утверждения проверим… позже – сообщает шепотом эта коварная девица, оставив самому додумывать, что же она проверять будет, и не послышалось ли мне?

Оказалось, что дом Юли находится буквально в двух кварталах от места, где была вечеринка. Мы шли неспешно, обходя сильно заледеневшие участки тротуара, дыша воздухом и наслаждаясь словесной пикировкой. Девчонка оказалась умна и остра на язык, поэтому болтать с ней было весело и легко.

Когда зашли в квартиру, Юля показала, куда повесить куртку и дала тапки. Вот так вдвоем, за чашкой чая и тарелкой домашнего оливье, мы встретили Новый Год. А потом поцеловались под бой курантов. И я остался ночевать.

Вынырнуть из воспоминаний двухлетней давности мне помог кусок льда на тротуаре. Задумавшись о прошлом, я его не заметил и со всего маху ударился копчиком о твердую землю. На секунду даже отнялись ноги, а в глазах зарябили звездочки. Кряхтя, как старый дед, поднялся сначала на четвереньки, а потом и полностью вертикально. Мимо бегали куда-то спешащие равнодушные прохожие, никто не остановился, не поинтересовался, не отбил ли я себе задницу.

Счистив снег со штанов, пошел дальше, уже гораздо медленнее. На остановке куча народу. Куда они все едут? Чё дома не сидится?

Холодно, блин. Мокрые на заднице от снега штаны начинают бесить, и я уже подумываю вернуться домой, но тут подходит мой автобус. Все стоящие на остановке люди дружно штурмуют транспорт. Я, как молодой и наглый, залетаю в салон одним из первых и сразу занимаю королевское место за колесом автобуса, у окна. Тут будет ногам тепло от печки и можно посмотреть на пробегающие мимо улицы, ярко украшенные к Новогодним праздникам.

Рядом усаживается весьма габаритная дама, вынуждая меня сдвинуться почти в окно. Вот, блин, повезло. Когда мы с Юлькой вместе ездим, то у нас куча свободного места, а тут… приходится сидеть, как курица на насесте. Хорошо, что я возле окна, а то бы уже давно вывалился в проход.

Нахохливаюсь, засунув руки в карманы, чтобы потеплее было и закрываю глаза. Снова вспоминаю Юльку. Мы с ней планировали сегодня быть у меня, но накануне сильно поругались.

Вообще, к этому шло уже давно. Два года карантина и вынужденной самоизоляции отразились на людях по-разному. Кто-то, как Юля, теперь бывал на всех мероприятиях без разбору, ходил на все тусовки, много общался. А кто-то, как я, проведя два года в тишине и покое, вдруг стал себя чувствовать в большом количестве людей уязвимым. Я наоборот, перестал любить сборища, стал больше ценить избранный и узкий круг близкий друзей.

Мы начали часто ссориться из-за этого с Юлькой. Я не мог понять ее постоянного движа, а она – моего сидения дома. Апофеозом всего стала наша вчерашняя ссора. Юля заявила, что хочет пойти на вакцинацию. Я спросил, зачем ей это надо? Она сказала, что хочет и дальше продолжать путешествовать, заниматься благотворительными поездками, встречами. Жить широко, как привыкла. Я не сдержался, сказав, что не понимаю, зачем ей, чтобы заниматься благотворительно чужими болезнями надо и себе стать больной. В общем, слово за слово, наорали друг на друга. И я бросил трубу.

Опять погрузившись в воспоминания, под равномерное движение автобуса я задремал. И снится мне, что я опять на той Новогодней вечеринке, где Юля познакомилась со мной, но только теперь она подошла к моему дружбану, Паше. И пока я стою, поедая ее глазами, она болтает с ним, а потом они уходят. А я, как дурак, смотрю им вслед, так и не подойдя к ней, не познакомившись.

И во сне мы трое встречаемся, случайно, спустя несколько Новых Годов. Я иду в магазин и на выходе, сталкиваюсь с парнем. Узнаем с Пашкой друг друга, здороваемся, отходим чуть дальше, чтобы поболтать. И пока он рассказывает, как у него все классно, я стою и выжидаю подходящий момент, чтобы попросить у него телефон той девчонки, что уже два года не идет мне из головы. Когда он замолкает, я набираю воздух, чтобы спросить, а тут подходит она. И они целуются, а Пашка говорит:

– Знакомься, Леха, моя вторая половинка – Юлечка.

Юлечка… я никогда ее так не называл за все два года. Словно обухом по голове. Всегда Юлька и никогда Юлечка.

И тут в мой сон потихоньку начинают проникать слова из реального мира.

– От молодежь нынче пошла! Срамота! Старушка стоит, а он развалился, делает вид, что спит! Стыдобища! Вот в наше время…

Я, слегка поёрзав, открываю глаза, еще не совсем в состоянии сфокусировать зрение после глубокого сна.

– О, смотри. Делает вид, что проснулся. Неужто совесть проснулась?

Глава 3

Поворочавшись, опять закрываю глаза и слышу все тот же противный женский голос:

– А нет, погорячилась я про совесть-то. Нету ее у него.

Боооже, ну чё ты ко мне пристала? Встала бы сама! Так нет же, сидит задницей своей жирной и горланит. Стараюсь абстрагироваться от всех звуков и еще подремать. Сегодня продолжение Новогоднего марафона в «Танках», надо будет поездочиться еще, награды неплохие дают, а потому нужно чуток вздремнуть, чтоб ночью нормально игра шла.

– Ох, и молодежь нынче! – опять просто в ухо горланит тетка, сидящая со мной рядом. – Вот в мое время…

Но тут ее перебивает другой голос:

– Ну, что вы, голубушка. Зачем же так раскричались? Парень спит. Устал, наверное, может, работал в ночную смену, а может, дитё малое дома плачет, не дает выспаться. Вы же тоже молодая, помните ведь, каково это, когда у ребенка животик болит или когда он болеет. Так измучишься с детскими болячками, что стоя спишь.

Голос принадлежит женщине. Судя по всему, пожилой. Такой приятный, мелодичный, душевный. Она говорит, словно гладит тебя по голове теплой ладошкой. Так раньше нянюшки разговаривали в интеллигентных богатых семьях. Арина Родионовна, наверное, таким голосом рассказывала сказки перед сном маленькому Саше.

– Так что пусть парень поспит. Ему еще весь день на ногах, а я в собес еду, там всегда такие очереди, что я насижусь вволю.

И от этих слов, а также от голоса спокойного, тихого до того мне стыдно стало. Вот бабулечка эта думает, что у меня ребенок или работа, а я тупо рубился в «Танки» всю ночь, как дурак малолетний. Чувствую, что все, не могу сидеть.

Открываю глаза и поднимаю голову. Так и есть, рядышком с моим двойным местом стоит в проходе бабуля – божий одуванчик. В какой-то шубке из ляжек Чебурашек коричневого цвета и пушистом пуховом платке, создающем вокруг нее какое-то интересное, почти неправдоподобное сияние. Натыкаюсь взглядом на ее голубые очень мудрые и вместе с тем веселые глаза. И словно застываю на время, поражаясь, сколько добра, света и тепла излучает вся ее фигура.

Неловко приподнимаюсь и говорю ей:

– Присаживайтесь, бабушка – при этом так стою, чтобы крупная женщина, которая сидит возле меня не пролезла к окну, ведь тогда бабуля будет висеть на маленьком кусочке сиденья и даже может вывалиться в проход, если автобус резко дернет.

– Ну что вы, я постою, мне совсем не тяжело – пытается возражать старушка, но я аккуратно беру ее под руку и буквально усаживаю на свое место, а сам становлюсь в проходе.

На сиденье бабушка выглядит совсем крошечной, как маленькая девочка. Она улыбается мне, как самому хорошему своему знакомому и говорит:

– Спасибо, милый, уважил старуху. Доброе у тебя сердце, еще не успело замерзнуть.

И отворачивается к окошку, на котором мороз вовсю рисует узоры, забирая у пассажиров возможность разглядеть хоть что-нибудь в зимнем городе.

А я стою, как соляной столб и едва не проезжаю свою остановку. Уже дверь автобуса открывается, когда до меня доходит, что пора выходить, и я срочно лезу через ругающихся пассажиров на выход.

Выскочив на улицу, вздрагиваю от холода, похоже, похолодало еще градусов на пять, не меньше. С неба медленно и лениво планируют крупные, пушистые снежинки.

Автобус со скрипом закрывает дверь, и я зачем-то оборачиваюсь назад. Бабуля сидит на моей месте, окно абсолютно прозрачно вокруг ее лица, а дальше идет плотным морозным узором. Мы снова встречаемся глазами, и она мне улыбается по-доброму, словно мы с ней давние друзья. А я, совершенно неожиданно для себя, улыбаюсь ей. Не той, привычной лыбой, одним уголком рта, как улыбаюсь сейчас всем знакомым и семье, а широко и радостно, как когда-то давно, в детстве, когда моя бабушка протягивала мне конфету петушок на палочке, сделанную дедом из жженого сахара, зная, что я эти конфеты люблю больше всех других.

На долю секунды лицо сидящей в автобусе старушки размывается и мне кажется, я вижу другой лик за этим. Молодой и красивый, благостный. Такие лики у святых на старых иконах. Она поднимает руку, в цветной варежке и машет мне на прощание.

Автобус дергается, скользя по заледенелой дороге, и уезжает, окатив меня, улыбающегося от уха до уха подтаявшим снегом и облаком вонючего дыма из выхлопной трубы.

Но, как ни странно, это совершенно не портит мне настроение. До офиса идти десять минут, успею поговорить. Набираю номер, слышу в трубке долгие гудки. Ну же, возьми трубку.

– Алло, Юля! Это я. Можешь ничего не говорить. Я все скажу. Прости меня. За вчера. И за последние два года. Я сегодня как-то вдруг понял для себя одну очень интересную вещь. Но об этом потом. А сейчас я хочу у тебя спросить. Тебе может показаться это странным. Но, поверь, я совершенно серьезен. Это не шутка и не розыгрыш. Я понимаю, возможно, тебе покажется это неожиданным, но… Как ты смотришь на то, чтобы завтра…, нет, завтра же 7 января, выходной. Как ты смотришь на то, чтобы послезавтра пойти в ЗАГС и подать заявление? Я понимаю, что зима, снег, ты, наверное, хотела бы летом или осенью… Что? Да, я могу помолчать. Что? Серьезно? Ты всегда мечтала выйти замуж в день Святого Валентина? Прикольно. На эту дату и назначим. Что? Юлька! Юля! Юлечка! Любимая, не пиши, не визжи. Просто скажи мне то, что я хочу услышать. Да, Юлечка? Что? Да?!!! Да!!!

Парень счастливо смеется, и что-то говорит, подставив радостное лицо небу, а сверху мягко и пушисто сыплет снег, покрывая белым пухом и его смеющееся лицо, и остановку с людьми, и малыша, едущего на санках, и всю землю вокруг. Давая возможность завтра утром проснуться, глянуть в окно на улицу, покрытую ровным слоем белого снега, и начать все сначала, как с чистого листа.