Текст книги "Приключения воздухоплавателя Редькина"

Автор книги: Леонид Треер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава четвертая
в которой начинается операция «Инкогнито-75»

Шеф разведки Зебубии ходил по кабинету, нервно щелкая суставами. Тот, кого он ждал, не появлялся. Шеф сел за стол и взял в руки пухлую папку. На ее обложке, в верхнем углу было написано: «Совершенно секретно», а ниже Операция «Инкогнито-75». К первой странице была приклеена фотография дома No 7 по улице Мушкетеров. В глубине двора, у сараев, виднелся шар Лыбзикова. На следующих десяти страницах размещались фотографии самого Эдисона Назаровича. Механик был запечатлен в различных видах: бегущим по улице с гаечным ключом в руках, забивающим гвоздь, пьющим кефир.

Далее следовала фотография волкодава Дизеля с пометкой: «Любит семипалатинскую колбасу».

На тринадцатой странице был помещен портрет Николая Редькина. Надпись под фотографией гласила: «Требует пристального изучения».

Шеф разведки усмехнулся, положил в рот мятный леденец и стал изучать донесение резидента Одуванчика.

"Из личных бесед с женой Эдисона Лыбзикова удалось установить нижеследующее. В 1887 году крестьянин Орловской губернии Семен Лыбзиков, разыскивая потерявшуюся козу, набрел на глухую пещеру, из которой Донеслось слабое шипение. Зайдя в пещеру, он обнаружил струю газа, бьющую из земли. Газ был без цвета, без запахи кроме того, не горел. Одно его свойство удивило крестьянина: варежка, наполнившись неизвестным газом, стала летать по воздуху. Свою находку Лыбзиков держал в секрете.

В скором времени проезжий ямщик поведал про полеты на шарах, «теплым дымом раздутых». Семен вспомнил про пещеру и через неделю начал тайно шить шар из холста. В июле того же года он совершил первый полет. Через месяц Лыбзиков поднял в небо корову Зорьку и мешок картошки, после чего стал думать о полетах в Персию. Нужны были деньги на постройку большого шара, и он обратился за помощью к императору. Царская комиссия ответила отказом, Лыбзиков обиделся, уничтожил шар и никогда больше не летал. Перед смертью он прошептал сыну Назару: «Пещера… газ… лечу…» Назар Лыбзиков не придал значения словам отца, посчитав их за предсмертный бред.

В 1930 году у него родился сын, названный Эдисоном честь великого изобретателя. У мальчика были золотые руки. В десять лет он уже разбирал любые механизмы, в двенадцать-собирал. Услышав от отца о полетах деда и о его предсмертных словах. Эдисон стал искать пещеру.

На сорок первом году жизни, проводя отпуск в родных местах, он, наконец, обнаружил пещеру. Утаив находку, Лыбзиков привез домой сосуд с газом и приступил к опытам.

Мои попытки проникнуть в домашнюю лабораторию Эдисона не увенчались успехом из-за присутствия волкодава, чью фотографию прилагаю к донесению.

Лыбзикову удалось создать установку для получения неизвестного газа. Вес установки – 26 килограммов. (Цифры, возможно, ошибочные, поскольку услышаны через замочную скважину). Через год при участии соседского мальчика Редькина был построен воздушный шар, способный поднимать груз до тридцати тонн. В настоящее время Лобзиков и Редькин готовятся к испытательному полету на Озеро Укроп. Необходимо ускорить проведение операции, ибо Эдисон собирается писать о шаре в Академию наук.

Доносил резидент Одуванчик.

Р. S. Прошу прислать жевательной резинки. А то скучно.

Шеф разведки отложил папку в сторону, достал из футляра скрипку и стал играть. Он всегда играл на скрипке, когда волновался.

В этот момент в форточку влетел голубь и уселся на плечо Шефа. Шеф снял с его ножки записку и прочел:

"Тринадцатого июня, в двадцать три часа по местному времени интересующий нас шар поднялся в небо. В кабине, находятся местный житель Редькин (13 лет) и попугай Леро (возраст неопределенный). Предполагаю следующий маршрут полета: Гуси-Лебеди – Невиннопуповск – Талды-Курган-Индийский океан. Роза Ветров работает на нас.

Целую. Резидент Одуванчик".

Он сжег записку, развеял пепел и нажал кнопку на столе. Появилась секретарша.

– Срочно вызвать ко мне агента Ноль Целых Пять Десятых! -распорядился Шеф.

– Да, но…-начала секретарша.

– Ни каких но! – рявкнул Шеф.

Секретарша выпорхнула.

Глава разведки Зебубии подошел к карте мира и воткнул флажок в микрорайон Гуси-Лебеди.

Тот, кого он вызывал, вошел в кабинет через двадцать минут

Глава пятая
в которой Редькин вынужден действовать зубами

Уже неделю носился шар по воле ветров. От запасов еды остались треть буханки хлеба, двести граммов колбасы и банка кабачковой икры. Все это время Коля искал выход из тяжелой ситуации. Он помнил папину мысль о том, что серьезную проблему нельзя решить наскоком.

«Иди от простого к сложному,– учил Герман Павлович сына,-но не наоборот».

Именно так и действовал Редькин. Прежде всего он определил, что в данный момент самое простое – лежать в гамаке и следить за естественным ходом событий. С этого Коля и начал. Покачавшись в гамаке целую неделю, он настолько усложнил свою задачу, что на дальнейшее обдумывание времени уже не оставалось. И тогда все стало ясно:

необходимо вылезти из кабины, подняться по стропам и прочистить злополучную трубку.

Риск, что и говорить, был велик. Холод и бешеный ветер за бортом оставляли мало надежд на успех операции, но другого выхода не было.

Коля изложил свой план попугаю.

– Безумству храбрых поем мы песню,– пробормотал Леро.– Но только помни: если с тобой что случится, мне, старику, очень больно будет.

Коля надел на себя старый свитер Эдисона Назаровича, привязался длинной веревкой к столу и через верхний люк выбрался из кабины. Мороз обжег его лицо. Ветер пытался сбросить Редькина. Нельзя было терять ни секунды. Стараясь не глядеть вниз, чтобы не закружилась голова, Коля полез по канату. Несколько метров-пустяк, который он шутя преодолевал в спортзале,– давались невероятно трудно. Пальцы стали деревянными, холод пробирал до костей. Наконец ему удалось добраться до трубки. Он сунул руку в отверстие и, к своему удивлению, обнаружил деревянную пробку. Она была забита так плотно, что вытащить ее пальцами не удавалось. Тогда Редькин вцепился зубами в пробку и стал тянуть изо всех сил.

С большим трудом ему удалось извлечь ее, но разжать зубы Коля уже не мог. С пробкой во рту он сполз по канату и мешком свалился в кабину. Только здесь он выплюнул кляп и застучал в ознобе зубами. Чтобы отогреться, Редькину потребовалось полчаса.

Леро задумчиво разглядывал пробку.

– Хотел бы я знать, чья это работа,– сказал он,– на простое хулиганство не похоже. Тут дело посерьезней. Впрочем, сейчас это не имеет значения.

Шар был приведен в порядок. Можно было возвращаться домой, но прежде следовало пополнить запасы воды и продовольствия. Редькин взглянул в иллюминатор. Под ним в легком коконе прозрачных облаков проплывала Земля. Теперь, когда опасность миновала, Коля неторопливо рассматривал зеленую спину планеты, давая волю воображению.

Где-то внизу, в гниловатых сумраках джунглей, тоскует старый удав, мечтая обвить аптекарскую рюмку. С визгом и хохотом несется по деревьям бесшабашный обезьяний клубок. Строгий глаз крокодила выискивает лиц без определенных занятий. Свистит стрела, дрожа оперением, и яд кураре капает с ее наконечника на бутерброд беспечного путешественника…

– Терра инкогнита,– прошептал Редькин и повел шар на снижение.

– Знаем мы эти инкогниты,– проворчал Леро,– шарахнут из бузуки-и прощай, мазер*.

* Мама (англ.). Вообще-то «мама» звучит по-английски несколько иначе, но Леро считает, что «мазер»– гораздо убедительнее (автор).

Через полчаса они летели над саванной на высоте триста метров. Жирафы, вспугнутые тенью странного существа, неслышно двигались внизу, и шеи их плыли по воздуху, будто в замедленной киносъемке. Шеренги изящных антилоп выпрыгивали над землей, давясь непрожеванной пищей. Грубо сколоченные бегемоты разевали пасти, похожие на хозяйственные сумки. Сытые львы дремали в тени положив под головы львиц.

Древний инстинкт охотника проснулся в Редькине. Он залег за ящиком, сжимая в руках автоматическую винтовку (веник). Бич деревень – полосатый людоед Шер-Хан притаился в зарослях (гамаке), сверкая желтым глазом.

Выстрел! Промах.

Хищник прыгает. Мелькают кровавый маникюр когтей и выцветшая шкура, изъеденная молью.

Выстрел! Промах.

Хищник обрушивается на Редькина, и они, рыча, начинают кататься по траве. Перед Колей страшная пасть, полная зубов мудрости и резцов, не знающих стоматолога, Редькин в самый последний момент успевает дотянуться до курка.

Бах! Шер-Хан дергается, всхлипывает и замирает…

Редькин устало поднялся с пола и, шатаясь, подошел к иллюминатору. Солнце освещало его мужественный профиль, распаханный железным плугом звериной лапы…

– Браво! – воскликнул Леро.– Не забудь снять шкуру. Ты бросишь ее к ногам родителей, когда вернемся домой.

Ирония попугая осталась незамеченной. Редькин был поглощен событиями, происходящими на Земле.

Глава шестая
в которой вес кабины увеличивается на сто сорок килограммов

Внизу виднелся маленький одноэтажный городок, утомленный зноем и скукой. Над единственной дорогой выбегающей из города, поднималось облако пыли. Неожиданно из облака вынырнул человек. Он мчался по дороге, смешно вскидывая ноги и поминутно оглядываясь. Затем показалась огромная толпа, размахивающая палками. Расстояние между беглецом и преследователями неуклонно сокращалось.

Коля, не раздумывая, повел шар к Земле. Ему удалось повесить кабину прямо перед носом удирающего. Удирающий, пыхтя и чертыхаясь, протиснулся в люк, и шар тут же устремился в небо.

Разгневанная толпа разочарованно взревела, замахала руками, и по обшивке застучали камни.

Спасенный, еще не отдышавшись, высунул в люк кукишь и заорал:

– Жалкие провинциалы! На кого вы подняли руку? Искусство бессмертно! Музы плюют на вас с высоты птичьего полета!

– он плюнул и захохотал.

– Расходитесь по домам, вынашивайте задние мысли, пейте пиво, читайте объявления и ждите конца света! Зрелище отменяется.

Редькин с удивлением смотрел на спасенного. Это был толстяк невероятных размеров. Толстые губы, толстые руки, огромный живот. Над курносым носом бегали маленькие глазки. Голова незнакомца была острижена наголо, и только впереди красовался аккуратный чубчик, как у пятилетнего ребенка.

Еще никогда Редькину не доводилось видеть людей с такой необычной внешностью.

Высказав жителям городка все, что он о них думает, толстяк успокоился и обратился к Редькину.

– Тысячу благодарностей,-сказал незнакомец, шаркнув короткой ножкой.Разрешите представиться? Сид Джейрано! Вес – 140 килограммов. В артистических кругах известен как Сид Котлетоглотатель и Укротитель Вареников. Единственный в мире исполнитель смертельного номера – восемьсот пятьдесят сосисок за один присест.

Глазки его смотрели весело и хитро.

– Советский путешественник Николай Редькин.

– Вес 38 килограммов. Коля церемонно поклонился. В артистических кругах неизвестен. За один присест съедаю не более двадцати сосисок.

Не может быть! – закричал Сид, картинно выставив руки перед собой. Настоящий советский мальчик! Вот это встреча, черт-побери! Жаль, что я не успел захватить саквояж с едой – мы бы закатили сейчас роскошный обед в честь знакомства.

Он уселся на ящик, вынул громадный, как простыня, платок и промокнул шею.

– Эти гунны хотели моей крови. Какая безобразная сцена!

Знайте, Коля, я чист перед законом. Вы мне верите? Не говорите да, я вижу – не верите. Тогда слушайте, историю Си-да Джейрано.

Я родился в Неаполе,– начал, жестикулируя, толстяк.– Неаполитанский залив, солнце, синее небо, санта-лючия, бель-канто и так далее. Девятый ребенок в семье бедного парикмахера Винченцо Джейрано детства не имел. Единственное воспоминание – птичьи лица братьев и сестер и их злые щипки. Они были тщедушными существами, а я с пеленок весил больше старшего брата. Моя прожорливость не знала границ, я ел больше, чем вся семья, и вел себя, как кукушонок, подброшенный мамой в чужое гнездо. Отец целыми днями косил щетину на синих щеках клиентов, но накормить меня досыта не мог.

В пятнадцать лет папа побрызгал мое темя одеколоном «Ромео» и повел к синьору Фрикаделли, хозяину кафе. Фрикаделли взял меня мойщиком посуды, а вместо платы разрешил есть столько, сколько в меня влезет. Влезало в меня много, и синьор быстро это понял. За неделю я уничтожил месячный запас сосисок, макарон и шоколадных конфет.

И Фрикаделли выгнал меня, дав на прощание открытку с видом Везувия. Растерянный папа привел меня к доктору и попросил вызвать у сына отвращение к пище. Доктор долго щупал мою голову, а потом сказал, что у меня очень развита шишка голода и что в смысле аппетита я гениален, как гениален в физике Эйнштейн, у которого была огромная научная шишка. И еще он сказал, что я уникум и современная медицина не в состоянии вызвать у меня отвращение к пище.

Слух о моей гениальности разнесся по всему городу, и вскоре владелец цирка синьор Чавелло предложил мне работу.

– Толстый парень,– сказал Чавелло поглаживая мой живот,– прямо слов не хватает. Ты должен выходить на арену и кушать продукты, которые принесут зрители.

За одно представление я съел на бис двести пончиков, сто пятьдесят три эскимо, семьдесят девять килограммов конфет и пряников. Чавелло был доволен, но платить и не думал. Через год я ушел от эксплуататора и начал выступать с собственным номером. И вот уже пятнадцать лет я гастролирую по планете, поражая мир своим аппетитом. Где я только не побывал! Чего только не ел! Скажите, Коля, вы пробовали гуляш из кобры? А кита, фаршированного яйцами, гречневой кашей и зеленым луком? Нет? Вот видите. А я ел! И как ел! В Испании за один присест я слопал жареного быка. В Бразилии мне пришлось выпить три ведра черного кофе, и после этого я целый месяц не мог заснуть. Слава обо мне гремела. Со мной здоровались президенты, мои фотографии украшали витрины. Я жил в номерах, где останавливался Наполеон, и имел личного повара.

Но успех не вечен. В моду вошли йоги – гибкие люди, питающиеся воздухом и спящие на гвоздях. Ко мне охладели…

Не дай вам бог, Коля, испытать творческий кризис Пустой зал, пустой кошелек и сарказм газет: «Кого жует Джейрано? »

Другой бы на моем месте пал духом. К моей чести, я не согнулся.

После мучительных поисков родился новый номер. Oн был прост как все гениальное.

Сид достал из кармана измятую афишку, разгладил её и прочел вслух:

ГАСТРОЛИ ЛЮДОЕДА

(только одно представление),

После десятилетнего голодания и строжайшей диеты

ЙОРИК ДОКЕМБРИЙСКИЙ

(призер и дипломант).

Сеанс съедения человека по правилам хорошего тона слабонервным вход запрещен. Билеты в кассе.

А дальше все было просто. Билеты раскупались мгновенно. Я появлялся на арене в луче прожектора, голый по пояс, с огромной костью в зубах. Рокотали барабаны, вскрикивали женщины, и кого-то несли в карету скорой помощи. Ведущий просил желающих выйти на арену для съедения. Желающих, естественно, не находилось, представление на этом заканчивалось, и я с мешочком презренного металла перебирался в другой город. В индустриальные центры с поголовной грамотностью я, конечно, не совался. Я предпочитал радовать доверчивое захолустье. Все шло прекрасно, пока я не добрался до этого проклятого Корколана. Отсутствие очагов культуры, группы счастливых свиноматок, разгуливающие по центральной улице,– все сулило удачу. Но я недооценил доверчивости корколанцев. И это меня чуть не погубило.

Как обычно, стали вызывать кандидатов на съедение. И тут, Коля, произошло невероятное.

Поднялся мэр города.

– Друзья! – сказал он.– Отправляться на съедение будем в порядке очереди. Право быть съеденным первым получает старейший житель Корколана, достопочтенный Авель Кюнст. Похлопаем ему!

Все захлопали. Встал этот Кюнст, благообразный старик, поблагодарил присутствующих за оказанную честь и залез на арену и знаете, Коля, что спросил достопочтенный Авель? Он спросил, снимать одежду или не надо.

Его лицо выражало такую готовность, что будь я даже настоящим людоедом, я не стал бы употреблять Авеля в пищу.

Кюнст переминался с ноги на ногу и ждал. Надо было что-то делать. Я приказал погасить свет и, когда зал погрузился во тьму, прокрался на улицу. Пока публика приходила в себя, я побежал. Остальное, Коля, вы видели…

Закончив свою историю, Джейрано поклонился спасителю, насколько позволял ему живот, и попросил Колю ответить откровенностью на откровенность.

– Ну, что вам рассказать…-задумчиво начал Редькин – детство у меня тоже было несладкое. Отец-знаменитый автогонщик, мать – киноактриса. Они вечно были и разъездах, и я их почти не помню. В десять лет я бежал в Африку, был пойман на станции Клюквино путевым обходчиком и остался жить в его семье. В одиннадцать лет прошел по конкурсу в отряд космонавтов. Барокамера, вибростенд, тренажер – и так каждый день. Должен был лететь на Марс, но в последнюю минуту – приступ аппендицита операция, все пошло кувырком.– Редькин врал вдохновен но, сам не зная, зачем он это делает. Скорей всего, он сочинял из принципиальных соображений не желая уступать гостю. С космосом пришлось расстаться. Поручили испытывать новый воздушный шар…Что же еще было? Ночной полет неполадки в бортовом оборудовании, сильный боковой ветер меня понесло. Редькин вздохнул. До сих пор несет…

– подумать только, – пробормотал толстяк, – совсем еще ребенок – и столько пережил! – Он тревожно спросил:

– А как у вас с едой?

– С едой у нас туговато, ответил Редькин.

– Что же вы, Коля,– обиженно произнес Сид такой героический молодой человек, а жрать нечего. Я все могу вытерпеть кроме голода. Начинается головокружение, истощение , а потом смерть, он вздохнул, перевел глаза на попугая и оживился. – А может, нам ам-ам эту аляповатую птичку?

Леро, до этого момента не участвующий усмехнулся.

– А может, нам ам-ам румяного Йорика?– но поинтересовался он.

– Какая грамотная птица! – восхитился Прошу прощения за мою бестактность,

– Ничего,-снисходительно произнес Леро.-И на старуху бывает проруха,

Коля положил на стол колбасу, остатки хлеба и банку икры.

Сид безмолвно рассматривал пищу, затем удивленно спросил:

Что это? Еда! – ответил Редькин. Еда?!-опешил Котлетоглотатель.

Это патефон! – взорвался Леро, не выдержав глупых вопросов.

Толстяк слабо хихикнул, затем хохотнул сильней, и вот уже кабина заходила ходуном от его хохота.

Ой, не могу,– стонал Сид между рыданиями,– ой,

Глядя на его огромный живот, который сотрясался и шевелился, точно палатка, в которую забрался медведь. Коля тоже начал смеяться. Лишь Леро сидел спокойно, позволяя себе иногда усмехаться. Наконец толстяк затих.

– А есть все же надо,– он вздохнул,– может, удастся червячка заморить.

Сид стал делить на троих скромную трапезу.

Нам не надо,– быстро сказал Коля. Он очень хотел есть но ему было жаль толстяка. Мы недавно ели. Не так ли Леро?

– Разумеется, – подтвердил попугай. -Мы так насытились, что даже не хочется думать о еде.

– Как знаете, – Сид был доволен

Он открыл рот и швырнул в него весь кусок колбасы.

Так кидают уголь в печку или камень в море. Через секунду он вытряс в себя икру, забросил хлеб и, лязгнув челюстями, обиженно замер.

– Маловато, конечно,– задумчиво произнес Сид,– но лучше, чем ничего.

Коля вспомнил о вине. Он достал из ящика бутылка «Солнцедара» и протянул гостю. Джейрано мигом опустошил ее.

– Какое чудесное кьянти,– с уважением сказал он разглядывая этикетку.

Настроение у него улучшилось. Он побродил по кабинету, с видом знатока осмотрел приборы, постучал по стенкам, одобрительно покивал головой и сказал:

– Знаете, Коля, я из породы рожденных ползать. Но ваш аппарат будит во мне птицу!

Неожиданно Сид Джейрано запел высоким голосом:

«О, мое солнце!..» Он пел старательно, с чувством, глядя прямо перед собой. Кончив петь, толстяк зевнул, улегся на пол и моментально захрапел.

– Можем считать, что экипаж укомплектован-буркнул Леро,-осталось придумать название нашему кораблю.

– Назовем его «Искатель»! – тут же предложил Коля.-Корабль, который ищет приключений.

– Только бы он не нашел их слишком много.– Леро угрюмо взглянул на спящего Сида.-Впрочем, не возражаю. Пусть будет «Искатель» – А что мы будем делать этим бутузом?

– Завтра станет ясно.

Коля собрал со стола крошки хлеба и разделил и между собой и Леро. Слизнув с ладони свою порцию, он задумался. Кто такой Джейрано? Простой обжора? Авантюрист? Или что-нибудь похуже…

Толстяк храпел, и звезды, подхваченные его дыханием, бились, как насекомые, о стекло иллюминатора.

Для злодея он слишком толст. Скорей всего, веселый неудачник, мелкий мошенник

На всякий случай Редькин привязал к ноге Сида две алюминиевые кастрюльки, спрятал под свою подушку столовый нож и только тогда запрыгнул в гамак.

– Береженого бог бережет,– одобрительно заметил Леро, наблюдавший за Колиными действиями.

– Если друг окажется вдруг…-многозначительно отозвался Редькин, устраиваясь поудобней.

Они понимающе переглянулись, и через несколько минут весь экипаж «Искателя» погрузился в сон.

На рассвете воздухоплаватели были разбужены страшным грохотом и воплями Сида. Котлетоглотателю приснилось, что за ним гонятся обманутые и разъяренные корколанцы, он подскочил, загремели кастрюли, и объятый ужасом толстяк заметался по кабине. Попытки Редькина и Леро остановить обезумевшего Сида успеха не имели.

– Беднягу придется пристрелить,-печально сказал Леро,– а жаль. Он мог бы жить.

Джейрано остановился, обмяк, сел на пол и заплакал. Сгорая от стыда, Коля подошел к нему, отвязал кастрюли и погладил Сида по голове, стараясь не задевать шишку голода.

– Извините, Сид,-сказал Коля,-это я привязал железки. Не обижайтесь. Обычная предосторожность… Мы вам верим.

– Не верите вы мне,– раскачиваясь, как плакальщица, причитал Котлетоглотатель,-не верите… Я безобидный, бесхребетный, разве можно меня опасаться… Откройте дверь, я покину вас. Я задыхаюсь в атмосфере подозрительности. Откройте! Слышите? Я должен покинуть корабль. Не держите меня!

– И пожалуйста! – Редькин презрительно хмыкнул.– Никто вас не держит! Ищите себе другую атмосферу.

Коля открыл люк, и в кабину со свистом ворвался холодный воздух. Перед Сидом зияла бездна.

– Благодарю,– прошептал Джейрано.– Какой свежий воздух… Мне уже лучше. Закройте, пожалуйста, отверстие. Коля задраил люк, и Сид успокоился. Через несколько минут он уже забыл о нервном потрясении и улыбка ни в чем не бывало.

Знаете, Коля, тут недалеко, в Тихом океане, лежит Мармеладовый архипелаг. Краткая справка: главный город – Лимонадвиль, среднегодовая температура +22° С, невежественное население, полчища курортников, обилие эстрадных площадок-словом, все условия для человека с моей специальностью. Вы, Коля, слышали про этот райский уголок?

Редькин про архипелаг не слышал, но по старой школьной привычке организовал на лбу три мудрых морщины, затем подбросил в глаза порцию озарения и уверенно спросил:

– Это тот, где залежи мармелада?

– Совершенно верно,– кивнул Сид,– но сейчас мармелада почти не осталось. Зато в Лимонадвиле до сих пор бьют из-под земли фонтаны лимонада. Это самый лучший лимонад в мире, и танкеры развозят его в разные страны. Что я хотел сказать? Ах, да! Так вот, в Лимонадвиле живет мой друг Алехандро Барчикрак. Он – артист, а в свободное время сдает жилплощадь курортникам. Прекрасной души человек! Если вы, Коля, поможете мне встретиться с Алехандро, я буду счастлив.

Редькин был готов протянуть Сиду руку помощи, но еще ныло самолюбие после недавних упреков толстяка, и согласиться так быстро он не желал.

– Что вы, Сид! – Редькин покачал головой.-Архипелаг ваш вон где, а наш дом вон где…

– Эх, Коля, все мы живем в одном доме под названием Земля. Твои радости мои радости. Мои горести твои горести.

– И атмосфера наша вам не подходит…

– После кастрюльного инцидента я многое понял. счастлив, что дышу одним воздухом с вами. С таким экипажем я готов к любым испытаниям!

– Ладно,– вздохнул Коля, выдержав паузу.

доставим вас к другу. Но при одном условии: вы никогда больше не должны обманывать публику. Уж если людоед – так не понарошку, а чтоб настоящий. .

– Клянусь!-торжественно произнес сияющий| Сид.– Чтоб до самой смерти мне питаться одним ацидофильным молоком, если я обману публику!

Удовлетворенный Редькин подошел к приборам и путем сложных вычислений нашел нужное направление.

«Искатель» взял курс на Мармеладовый архипелаг.