Текст книги "Огг"

Автор книги: Леонид Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

В школе, впрочем, как и во всём Риме, разговоры шли только о новом гладиаторе из школы Кезона. Эти пересуды распространялись по Риму со скоростью цунами. Как цунами, которое с каждым новым метром пути становится выше, так и пересуды с каждым новым обсуждением всё больше и больше обрастали вымышленными подробностями. К тому моменту, как сплетни достигли ушей Гена, новый гладиатор, моментально сделавшийся знаменитым, добавил двадцать сантиметров в росте, тридцать килограммов в весе, а в возрасте стал старше на десять лет. Именно по этой причине имя Эльфо ни о чем не сказало Гену, ведь в сплетне больше не было ни одного совпадения, которое могло бы напомнить ему о брате.

За обедом Ген попросил Цезаря взять его на гладиаторские бои, которые должны состояться в Тубилустрий – праздник, посвящённый самому Вулкану. Гладиаторские бои в Риме хоть и не были в новинку, но только в этот период существования Римской Республики приобрели бешеную популярность, потому появление в школе Кезона необычного гладиатора предвещало на Тубилустрий полный аншлаг. Цезарь, который сам редко присутствовал на боях гладиаторов, отказал Гену.

– Я считаю, что зрелище, где воины проливают кровь друг другу на потеху зрителей, не является достойным и поучительным для подростка вроде тебя.

– Но некоторые ребята из нашей школы уже были на боях и собираются посетить их вновь, – обиженно заявил Ген.

– Это решение их родителей, а моё решение я тебе уже озвучил, – жёстко произнёс Цезарь и по его голосу Ген понял, что лучше отступить. И он отступился. Но не сдался.

6

Арсу выдали новые доспехи и копьё, так как выяснилось, что он владеет им хуже, чем мечом, или луком. Кезон, возжелавший сделать Арса фаворитом своей гладиаторской школы вместо павшего на арене Кастула, очень хотел, чтобы Арс сражался мечом, но личное распоряжение легата Тита Лабиена сломило его сопротивление. Галл обязан умереть и отсутствие хороших навыков владения копьём, могли поспособствовать этому. В качестве компенсации хитрый Кезон выторговал у Лабиена обещание, что Арс, сколько бы раз ему не пришлось выходить на арену, впредь не будет сражаться с бойцами его школы. Тит Лабиен и присутствовавший при разговоре Гай Децим, согласились, признав такое требование резонным.

Для предстоящего боя Арс, как и прошлый раз, был облачён галлом. Лёгкая одежда, копьё, шлём, а также небольшой круглый галльский щит обрадовали Арса, так как такие доспехи были ему привычны и не мешали быстрому передвижению. Устроители боёв могли бы избавиться от него гораздо быстрей, одев самнитом, а не легковооружённым бойцом, ведь в тяжёлых доспехах Арс не сражался ни разу в жизни. Видимо, у римлян уже устоялось мнение, что тяжёловооружённый солдат имеет преимущество перед воином в лёгком снаряжении.

Казоир, разъяснявший Арсу все тонкости мира гладиаторов, предупредил его, что сегодня он будет сражаться против рудиария Секста. Секст слыл опытным и опасным бойцом и заслужил на арене деревянный меч – символ свободы. Как и многие гладиаторы до него, получив желанную свободу, Секст неожиданно для себя понял, что ничего другого, как убивать на арене себе подобных, делать не умеет. Этот прискорбный факт подвиг его снова податься в гладиаторы, только на этот раз в качестве рудиария. Помимо большого опыта, который Секст приобрёл в многочисленных боях, он отличался от остальных гладиаторов гигантским ростом и силой быка. Такая мощь не делала его менее подвижным, чем остальные бойцы. Он был быстр и ловок. К тому же Секст сам вызвался выступить против Арса, услышав о том, насколько быстро тот разделался с предыдущим своим противником. Секст знал павшего Кастула, слышал, что говорила о нём молва, потому планировал сразиться с ним на арене, чтобы забрать его славу себе, но его опередили. Он ни сколько не сомневался в победе над молодым галлом. Зная, что молодой галл будет одет как галл, Секст посчитал символичным, если он сам оденется римским солдатом, как Кастул в свой последний поединок. Только в отличие от Кастула, Секст решил для себя, что ни при каких условиях не отбросит в сторону скутум – ростовой щит легионера, сделанный из цельного бронзового листа, которым он управлялся так, словно тот ничего не весил.

Гладиаторы сделали круг по арене, приветствуя зрителей, затем вышли в центр, где выстроились в две шеренги лицом друг к другу. Бойцы противоборствующих школ всматривались в лица стоявших напротив людей, стараясь угадать, кто с кем будет сражаться. Только Арс и Секст с первого взгляда узнали друг в друге противников. Секст немного опешил, увидев единственного бойца, одетого галлом, настолько юным и нежным тот ему показался. Всё же он напомнил себе о судьбе Кастула и о том, что ни в коем случае нельзя недооценивать противника, как бы тот не выглядел. Арс же в свою очередь, во все глаза смотрел на Секста. Казоир дал достаточно точное описание Сексту, но все равно Арс не ожидал увидеть перед собой такого великана. Средний рост римлян составлял один метр шестьдесят сантиметров, а средний рост галлов – на десять сантиметров выше. Арс, не самый высокий из галлов, неизменно производил впечатление на римлян своим ростом. Но Секст! Секст был на голову выше самого высокого галла, которого когда-либо встречал Арс. Это был действительно колосс! Сжимая в руке своё копьё, которым он так и не научился владеть в совершенстве, Арс впервые в жизни впустил в душу сомнение в собственных силах, ведь он прекрасно понимал, в чём различия между единоборством и массовой битвой. Безусловно, его враг ведал, что Арс опасен, но в свою очередь, Арс увидел перед собой человека, наводящего ужас только одним своим видом и мысль, что этот гигант заработал на арене свободу, неизменно выходя победителем из схваток, делала Секста в глазах юного галла ещё более страшным.

Уже находясь в помещениях под трибунами, и наблюдая за первым боем, Арс задал Казоиру вопрос:

– Скажи, Казоир, у меня есть шанс победить этого исполина?

– За все те дни, что ты находишься в нашей школе, ни один гладиатор не смог ударить тебя в тренировочном бою. Будь самим собой и Секст не сможет тебе ничего сделать.

– Но до сих пор я не сражался копьём даже на войне.

– Ты справишься, ведь если он убьёт тебя, я, являясь сегодня твоим тетриарием, умру вслед за тобой. Если конечно, перед тем, как издохнуть, ты не нанесёшь Сексту смертельную рану, – Казоир беспечно рассмеялся, – впрочем, я не избегаю мысли, что смог бы убить Секста сам.

Арс ничего не ответил. Он смотрел на проходившие один за одним бои, но словно не видел их, ведь в голове он разрабатывал план будущего сражения.

Наконец эридатор выкрикнул имена Секста и Арса. Они вышли с противоположных сторон арены и остановились в центре. Несколько секунд рассматривали друг друга, словно взвешивая, затем повернулись, приветствуя зрителей, а после команды эридатора разошлись в стороны. Застыли, ожидая звука труб – спокойный внешне и расслабленный Арс напротив напряжённого, будто взведённая пружина и играющего мускулами Секста. Бой начался прямо противоположно бою Арса с Кастулом. В свой первый поединок на арене Арс оставался неподвижным, а Кастул опрометчиво бросился на него. Сегодня происходило всё в точности наоборот.

Секст только начал неторопливое и осторожное сближение, как Арс стремительно бросился вперёд и в несколько скачков оказался прямо перед ним. Упал с разгона на колени, откинув туловище назад и прижав копьё к груди параллельно земле. Проехал на коленях между ног Секста, подобных на две колонны и ткнул что есть мочи копьём в незащищённую сзади икроножную мышцу противника. Секст разгадал манёвр галла, мгновенно развернулся всем корпусом и резко опустил щит на землю. Нижнее ребро щита ударило по наконечнику копья и если бы не песчаный грунт арены, копьё непременно бы сломалось от такого удара. Арс выдернул копьё из-под щита и вскочил на ноги. Грозный противник уже успел полностью развернуться и выбросить в ударе руку с мечом. Гладиус, направленный уверенной рукой Стикса чуть выше круглого щита галла в область шеи, уже готов был перерубить её, но вместо шеи встретил древко копья. Удар пришёлся посередине оружия Арса. Режущая кромка меча углубилась в древко и в этот момент, каким-то непостижимым движением Арс провернул копьё, обезоруживая своего многоопытного противника. Меч, застрявший в древесине, выскочил из ладони Стикса, взлетел вверх, улетая к середине арены, а вслед за мечом к середине арены устремился Арс.

Опешивший от того, что мальчишка так ловко разоружил его в самом начале поединка, Секст остался стоять на месте. Он поднял большой щит на уровень глаз, уходя в глухую защиту, ведь ничего другого ему не оставалось. Зрители уже не сидели. Они вскочили на ноги, а их возбуждённый ор был подобен птичьему базару. Арс переложил копьё в руку со щитом и поднял с земли меч. Он посмотрел на стоявшего в отдалении гиганта и точным ударом перерубил надрубленной древко пополам. Зрители негодующе загудели, так как Секст оставался без оружия и к тому же, лишался шанса поднять не нужное Арсу копьё. Арс проигнорировал гудение трибун. Он стряхнул с руки щит. Гудение тут же стихло. Толпа заинтересованно наблюдала за развитием событий.

Никто из зрителей не ожидал от галла такого поступка, потому, когда Арс метнул меч в сторону противника, а сам взял в каждую руку по обломку копья, трибуны взвыли в едином восторженном возгласе. Гладиус, пролетев пол арены, ударился о щит Секста и упал к ногам исполина. Тот поднял меч и медленно двинулся к Арсу, который приветствуя трибуны, вскинул руки с обломками копья вверх. Трибуны скандировали его имя, а Арс, помня слова Казоира, что гладиаторские бои не просто убийство, а ещё и спектакль, начал своё смертельное театральное действо.

Ген просчитал план побега до мелочей. Когда носилки с Цезарем отбыли в сторону Арены, Ген свистнул Уру и вместе с ним пошёл к конюшням. Скрывшись в сумраке дверного проёма, он усадил пса мордой к выходу и дал команду охранять, а сам прошёл вглубь, вывел своего коня из стойла, провёл его по проходу к стене, узкое окно которого выходило на улицу. Ген поставил коня возле стены, вкарабкался с ногами ему на спину и нырнул головой вперёд в оконный проём. Шлёпнувшись спиной на траву, он тут же вскочил и, что есть духу, припустил к Арене. Прибежав на место, Ген спрятался за углом здания, ближе всех расположенного к проходу на арену и стал ждать носилки Цезаря, надеясь, что успеет отдышаться. Когда носилки проплыли мимо него, он просто пристроился сзади. Сделав скучающий вид, Ген прошёл за Цезарем мимо стражи. Стража увидела именно то, что нужно было Гену – Цезарь с племянником пришли на игры гладиаторов. Поравнявшись со скамьями для зрителей, на которых обычно сидели римляне среднего достатка, Ген шмыгнул в сторону и уселся почти у самого выхода, рядом с тучным горожанином, который чавкая, с безразличием ко всему окружавшему его, жевал вяленое мясо, нарезанное тонкими полосками. Мясо лежало в плетёной коробке среднего размера и по количеству мяса в ней, Ген понял, что горожанин не скоро обратит на него внимание.

Самим интересным боем Ген посчитал бой двух прегенариев, которые выступали первыми. Они сражались деревянными мечами, а вместо доспехов, их предплечья и голени были обмотаны тряпками. Бойцы были юркими и гибкими, а их бой был похож скорей на акробатический номер, чем на битву. К тому же, их выступление сопровождалось музыкой. Выступления остальных бойцов вызвали у Гена скуку, он даже подумал о том, чтобы уйти, но вспомнив, что пришёл сюда ради того, чтобы увидеть гладиатора Эльфо, стал терпеливо ждать. Наконец объявили последний бой. Ген приподнялся и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть Эльфо. Секст идеально подходил под то описание, которое слышал Ген. К тому же он выходил на арену практически напротив Гена и мальчишка, приняв его за Эльфо, застыл, восхищённо разглядывая грозного исполина в красивых доспехах римского легионера и с убранством из перьев на шлеме, делавшего гиганта ещё выше. Он даже не заметил, как неподалёку от него из-под трибун вышел брат. Когда бойцы сошлись посередине арены и Ген наконец-то рассмотрел второго бойца, его сердце затрепетало, а перед глазами поплыли тёмные круги. Гена раздирало смешанное чувство. В нём соединились радость и страх. Радость от того, что его брат жив и страх, что сейчас он умрёт у него на глазах. Умрет здесь, на этой римской арене, не в бою, а как сказал ему ранее Цезарь – на потеху зрителям. Одновременно с этим чувством пришло осознание, что он не в состоянии помочь брату. Даже выскочи Ген на арену, чтобы стать рядом с братом плечом к плечу против этого невероятного противника, его непременно схватит стража и выведет прочь за пределы арены. Тогда он уже никогда не увидит брата, ни живым, ни мёртвым.

Ген застыл, не спуская с брата глаз. Так случилось, что именно в этот момент на нём остановился взгляд Цезаря. Цезарь даже не понял, почему посмотрел в ту сторону. Он как будто почувствовал небывалый всплеск эмоций, что исходил от его приёмыша. С этого момента великий диктатор не сводил с него озабоченного взгляда. По тому, как держался Ген, увидев вновь обретённого брата, которого мог опять потерять в любую секунду, Цезарь всё больше убеждался в том, что сделал правильный выбор, взяв этого мальчишку под своё покровительство. Наблюдая за своим приёмышем, Цезарь не слышал криков неистовствовавшей вокруг толпы, не видел боя, что сопровождался этими криками и только, когда выражение страха за жизнь брата на лице Гена сменилось интересом и восхищением, Цезарь расслабился и перевёл взгляд на сражавшихся гладиаторов.

На арене Арс разворачивал действо. Он танцевал вокруг Секста свой удивительный танец и ни Секст, ни наблюдавшие за избиением великана зрители, не могли просчитать, куда будет нанесён следующий удар. Секст уже был практически обездвижен, ведь на правой икроножной мышце у него вздулся отчётливо видимый с трибун ужасный чёрный кровоподтёк. Левая икра, в свою очередь, была разорвана наконечником копья. Из неё обильно текла кровь, обагряя песок вокруг раненного исполина. Тем не менее, Секст оставался достаточно грозным и опасным. Арс двигался вокруг него быстро и в то же время плавно. Он как будто скользил над песком. Именно это скольжение мешало Сексту и зрителям угадать начало очередного удара и место, в котором он завершится. Обломки копья мелькали перед Секстом, но благодаря огромному щиту он был хорошо защищён, а осознав, что противник не стремится убить его, ещё и спокоен. Закрывшись щитом, он искал способы снискать победу, однако его меч постоянно рубил пустоту.

Поиграв с Секстом несколько минут на радость публике, Арс решил, что пора заканчивать бой и в неуловимом ударе обломком копья сломал Сексту нижнюю челюсть. Удар оглушил Секста. Он грохнулся на спину и несколько секунд лежал без движения. Арс уже собрался обратиться за решением судьбы Секста к зрителям, но великан зашевелился и начал подниматься на ноги. Галл дал ему встать, принять оборонительное положение и снова закружил вокруг него. Сделав несколько обманных движений, позволил Сексту раскрыться и новым ударам сломал ему нос. Исполин вновь опрокинулся навзничь, разбрызгивая кровь из разбитого лица. Больше он не поднялся.

Арс отбросил в сторону уже не нужную часть обломанного древка, подошёл к поверженному великану, снял с головы его шлём, поставил колено ему на грудь, а наконечником сломанного копья нацелился исполину в шею. Секст был без сознания. Он тяжело дышал, издавая булькающие звуки, а в том месте, где недавно был его нос, пенилась большими пузырями кровь. Когда Арс поднял взгляд на трибуны, чтобы узнать решение зрителей, его глаза выхватили из многоликой толпы лицо брата. Ген стоял, взобравшись на скамью, одетый как зажиточный горожанин и тянул большой палец правой руки вверх. Решение остальных зрителей стало для Арса безразличным. Он рывком перевернул поверженного противника на живот и заботливо уложил его голову на бок, чтобы до сих пор не пришедший в сознание Секст не захлебнулся собственной кровью. Затем встал в полный рост и, не отрывая взгляда от брата, направился к трибуне, на которой тот сидел. Он не видел, что справа от него Цезарь показывал тот же жест пощады, что и Ген, одновременно давая распоряжения своей страже…

7

– Па, а ты привезёшь мне из Филадельфии подарок, – встретил меня вопросом Женька, не успел я переступить через порог дома.

– Не из Филадельфии, а из Белфаста. Ты всё перепутал, сын. Тебе мама про мою поездку рассказала?

– Ага.

– Придумал, какой подарок хочешь?

– Кролика.

– Живого?

– Ага.

– Его же Малявка съест.

– А я кролика в клетке держать буду.

– Это жестоко – держать его в клетке. Ты бы хотел, чтобы мы с мамой держали тебя в клетке?

– Тогда мы Малявку в клетку посадим, – недолго думая заявил Женька.

– А Малявку тебе значит не жалко?

– Жалко, но она же кролика съест.

– Выходит, единственно правильное решение – не заводить кролика. Тем более, что совершенно нет смысла везти его из Белфаста, когда кролика и у нас купить можно. Ты подумай над подарком ещё, а перед сном обсудим.

Мы вместе прошли в гостиную. Жена сидела в кресле с планшетом в руках, а Арся листал какую-то книгу, уютно устроившись в углу дивана. Я подошёл к нему и заглянул на обложку книги. К моему удивлению это был «Атлас-определитель птиц» из моего кабинета.

– Чем тебя заинтересовала эта книжка?

– Видел несколько птиц и захотел узнать, как они называются. Под крышей сарая семья пеночек живёт, а под навесом Байрона – зарянки. За озером на дереве кобчики гнездо свили. Я видел, как чёрный коршун хотел их прогнать, а они вдвоём от него отбились. А ещё на нашу вишню прилетали три дубоноса. Па, я даже не знал, что у нас такие красивые птицы водятся.

– Твоя любознательность похвальна, но почему ты ходил за озеро? – я недовольно нахмурился.

Тут же встрял Женька:

– Мы не ходили за озеро. Мы перед озером были. Оттуда ещё лучше всё видно. И Байрон с Малявкой тоже с нами были.

– Интересно, а как ты рассмотрел, что это кобчики, да ещё с такого расстояния? – мой вопрос был адресован старшему сыну, но ответил на него опять младший.

– Я через бинокль смотрел, а Арся через прицел.

– Что значит через прицел? Вы брали с собой винтовку? – я был готов вспылить, но тут в разговор вступила мама.

– Винтовку твою никто не трогал. Дети брали старое ижевское пневматическое ружьё. Они спросили у меня дозволения. Я им разрешила. Даже пульки с собой дала, – говоря это, она даже не оторвала взгляд от планшета.

– Стреляли в кого-нибудь?

– Я им мишени распечатала на принтере и взяла слово, что по животным стрелять не будут, – жена поставила точку в этом разговоре.

Я решил, что привезу детям в подарок. Это будут два хороших бинокля и фотоаппарат с мощной оптикой. Может быть, благодаря этому подарку у них появится такое интересное хобби, как фотоохота. Я вышел на кухню и отправил сообщение в Белфаст своему другу с просьбой подготовить подарок, так как времени ходить по магазинам у меня не будет.

Сзади подошла жена и обняла меня, прижавшись к моей спине.

– Ты надолго в командировку?

– Два дня. Ты же знаешь, что у нас нет лабораторных электродуговых печей большой мощности. Только промышленная, а промышленную никто не разрешит останавливать ради эксперимента. Ближайшая лабораторная печь в Белфасте. К тому же она самая мощная из всех существующих сегодня. Наша институтская печь выдаёт на дуге максимум четыре тысячи градусов по Цельсию, а белфастовская способна выдать двенадцать тысяч, то есть втрое больше. Я был против попыток нагревать объект в печи, тем более, что мы даже не попробовали проводить опыт в нашей. Но международный консилиум настаивает на таком эксперименте. Вот и решили весь эксперимент с нагревом проводить в Белфасте, чтобы не повторяться в случае неудачи с нашей печью. Хотят по спектру определить полный состав. Мы уже его нагревали до полутора тысяч градусов и ничего – пшик. У меня впечатление, переходящее в уверенность, что объект поглощает тепло и перебрасывает его куда-то. Но как доказать, если мы не можем ничего обнаружить?

– То, что вы изучаете, это прибор что ли?

– Секрет, – улыбнулся я, – аль забыла? Так вот, переброска тепла начинается только при определённой критической температуре. Мы смогли увеличить температуру объекта до пятидесяти двух градусов по Цельсию, а сразу после этого показателя начинается мгновенное поглощение тепла. Тупик полный. В сотой доле миллиметра от его поверхности бушуют полторы тысячи градусов, а ему хоть бы хны. Как будто вокруг него некое силовое поле, которое наша наука не в состоянии определить.

– Я уверена, что рано или поздно вы разберётесь с этим феноменом, – жена плотней прижалась к моей спине. – А пока, давай я тебя накормлю…

– Я хочу поговорить с твоим братом наедине, – Цезарь взглянул на Гена. Его приёмыш стоял, прижавшись к боку брата, улыбаясь во весь рот. Ген поднял глаза на брата и когда тот утверждающе кивнул, вышел из кабинета Цезаря. В сопровождении Ура он отправился в свою спальню, где усевшись на скамью, стал ждать.

– Ты понимаешь, что я хочу поговорить с тобой о брате? – Цезарь владел языком кельтов, потому общение с галлом не составляло для него труда.

– Да, понимаю, – Арс уже успел отойти от того приятного шока, который постиг его, когда он узнал, что его Ген живёт в доме Цезаря на правах римлянина.

– Не скрою, – продолжил Цезарь. – Мне было бы гораздо спокойней, если бы ты оказался мёртв. Именно это и должно было произойти сегодня на арене, ведь все, кто знал Секста, ставили на него. К моему удивлению не произошло. Однако, центурион шестнадцатого легиона Иэкобус Ремус, который знает о тебе не понаслышке, уже поведал мне о подвигах, совершённых тобой в те дни, когда ты сражался в рядах Верцингеторикса. Теперь мне понятно, почему у Секста не было ни единого шанса. Думаю, что ты даже не догадываешься, что там, под Алезией, мои командиры назначали за тебя награду. Не малую награду. Ты меня несказанно удивил, Эльфо, и я, признаться, до сих пор нахожусь в некотором замешательстве. Я мог бы посодействовать твоей службе в рядах римской армии, мог бы предложить тебе продолжить карьеру гладиатора в качестве рудиария на особом положении. Уверен, что ты затмил бы славу Гая Ганника, но всё это меня не устраивает, – Цезарь задумчиво рассматривал стоявшего перед собой юношу. – Не устраивает всего лишь по одной причине – если ты будешь находиться в Риме, я не смогу помешать твоему общению с братом, а в этом случае, по Риму неизбежно пойдут разговоры и вскорости все будут знать, что он не является моим племянником. В случае разоблачения, я буду вынужден избавиться от него, отправив его куда-нибудь в провинцию в качестве пусть и привилегированного, но, всё же раба. Тебе так же предстоит стать рабом и вовсе не факт, что вы будете вместе. Возможно и скорее всего, тебя продадут в какую-нибудь школу гладиаторов. Став гладиатором снова, тебе придётся завоёвывать свободу на арене. То, что ты сможешь её заслужить, также не является убедительным фактом. Скорее всего, ты умрёшь гораздо раньше, благодаря трагической случайности.

– Почему бы тебе не отпустить нас в Галлию? – голос Арса звучал тихо и немного грустно.

– Я думал над таким вариантом. Я мог бы отпустить вас домой и даже выделить конвой в сопровождение, чтобы вы добрались до своего селения без помех, но такой вариант не устраивает меня. Не для того я дал твоему брату своё имя и ввел его в знаменитый патрицианский род Юлиев, который произошёл от самой Венеры, чтобы потом он превратился в галльского землепашца где-то на убогом отшибе Римской Республики. Ты только представь себе – твой брат Ген сегодня является представителем пусть и не самого знатного, но древнего и богатого рода Октавиев. Гай Октавий, которого в Риме благодаря моим стараниям считают отцом твоего брата, был знаменит тем, что организовал разгром остатков армии Спартака, утвердив славу Рима в величайшей войне рабов. Благодаря моему влиянию, твой брат станет одним из могущественных людей Республики. Как видишь, я предлагаю твоему брату альтернативу, которая просто несравнима с тем, что предлагаешь ты.

– Неужели такое возможно? – В голосе Арса слышалось смятение. – Если ты, Цезарь, действительно способен сделать Гена счастливым, я готов прямо в этой комнате броситься грудью на собственный меч, чтобы не мешать тебе.

– Только твоей крови мне и не хватало в этом кабинете, – добродушно и во весь голос рассмеялся Цезарь.

Смех донесся до комнаты Гена. Поняв, что брату ничего не грозит, Ген с облегчением вздохнул и расслабился. Как только волнение покинуло его, Ген почувствовал, что переживания возбудили в нем аппетит. Он вскочил на ноги и помчался на кухню. Преданный Ур затрусил следом.

– Сейчас меньше всего на свете я хочу, чтобы ты умер. Сегодня утром я этого жаждал. Когда мне доложили, что ты будешь сражаться с Секстом, я воочию решил увидеть твою кончину. Ты выжил, обрёл брата и именно ради твоего брата я больше не хочу, чтобы ты умирал, так как он не простит меня за это. Он сегодня носит имя Гай Октавий Фурин – имя моего трагически погибшего внучатого племянника и я не хочу, чтобы в этом положении вещей хоть что-то изменилось. Да, Эльфо, я клятвенно обещаю тебе, что приложу все силы, чтобы сделать Гая Октавия Фурина счастливым. Если тебе недостаточно этого, я могу поклясться своими и твоими богами, – продолжил разговор Цезарь.

– Мне достаточно твоего слова, Цезарь. А теперь скажи, что делать мне. Я согласен с тем, что если я останусь в Риме, Ген будет стремиться искать общения со мной и твои плану рухнут. В то же время, я ни как не могу понять, зачем тебе это всё нужно?

– Считай происходящее моей прихотью. Когда я впервые увидел его, у меня возникло желание всего лишь слегка облегчить его участь, но на следующий день созрел чёткий план, который я постепенно привожу в исполнение. Может быть, я узнал в твоём брате себя. В любом случае я не знаю четкого ответа на твой вопрос, клятву я тебе дал и выполню её, чего бы мне это не стоило. Ты же в свою очередь, должен убедить его остаться, а сам уйти. Можешь уйти домой. Я дам тебе все необходимые грамоты и документы, которые помогут достичь дома беспрепятственно в том случае, если ты не нарвёшься на лихих и бесчестных людей. Днём у них нет шансов схватить тебя и продать в рабство, а вот сон свой ты должен будешь обезопасить. Для этого тебе придётся спать только в тех населённых пунктах, где есть наши гарнизоны. Я прикажу выдать тебе документы, благодаря которым ты сможешь спать прямо в казармах.

– Что мне сказать брату?

– Я думаю, что ты найдёшь нужные слова. Можешь пожить здесь два-три дня, но не больше. За это время ты должен убедить брата остаться. Будем надеяться, что ты без приключений доберёшься до лесов родной Кельтики. Отдашь моё письмо наместнику в Лугдунуме и вместе с ним решите, чем ты займёшься на родине.

Два брата лежали на одной кровати и разговаривали. Окутанные плотной ночной темнотой они слышали дыхание друг друга, чувствовали тепло от близости тел и были счастливы. Арс благодарил судьбу и богов, хранивших брата за то, что ему не выпало и сотой доли тех испытаний, что перенёс он сам. Мысленно вознося молитву всем богам Рима и Галлии, он просил их, чтобы они хранили Гена и впредь. Ещё он просил у богов помощи в поиске правильных слов, способных убедить брата в необходимости их скорой разлуки.

– Арс, я хочу пойти с тобой.

– Нет, Ген. Ты остаёшься. Разве тебе здесь плохо?

– Мне здесь нравится, но я хочу, чтобы мы больше не расставались.

– Однажды мы всё равно расстанемся. Меня могут убить на арене или на войне. Зачем оттягивать неизбежную разлуку? – Арс тяжело вздохнул. – Когда-нибудь я обязательно вернусь, чтобы увидеть, кем ты стал.

– А ты? Кем станешь ты?

– Не знаю. Честно сказать, меня не оставляет ощущение, что я совершенно лишний в этом мире. Наш дом уже никогда не будет прежним и потому, я вовсе не стремлюсь увидеть его вновь. И ты не стремись. Твой дом здесь. У тебя есть всё необходимое: кровать, конь, доспехи, в которых ты смотришься таким же щёголем, как и Цезарь. Даже пёс у тебя есть. И самое главное, у тебя есть тот, кто будет о тебе заботиться как о родном человеке, – Арс постарался придать бодрости своим словам.

– Ты Цезаря имеешь в виду?

– Да, Ген.

– Он очень хорошо обо мне заботится. Он строг и требователен, но сквозь эту строгость я чувствую и вижу его доброту ко мне. Я только не понимаю, почему он разлучил нас?

– Он поступил правильно. Если бы мы были вместе, ты бы оставался аулерком, а не римлянином. А сейчас, когда ты совсем немного прожил в доме Цезаря, разве ты не чувствуешь себя гражданином Рима?

– До того момента, как я увидел тебя на арене, я ни разу не вспомнил дом. Учёба, занятия после школы, тренировки, оказались настолько захватывающими, что я и в самом деле уже начал считать себя частью Рима.

– Именно поэтому я ухожу. Я не должен мешать тебе. Может статься, что через некоторое время ты даже не захочешь со мной знаться, – Арс негромко рассмеялся.

– Никогда! Никогда не произойдёт такого, – Ген уткнулся лицом брату в плечо, – я буду всегда тебя помнить, всегда любить и всегда ждать.

– Ген – римлянин! Кто бы мог подумать! – Арс снова рассмеялся. В этом смехе была такая братская любовь, такая бесконечная нежность к нему, Гену, что Ген запомнил этот смех на всю оставшуюся жизнь.