Текст книги "Огг"

Автор книги: Леонид Волчек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Буду бить плашмя, но учти, Кезон, что я уважаю своих зрителей, и даже в этом случае устрою для них настоящий бой, бой без подвоха. Не обессудь, если я сломаю ему ногу, или руку. А может и то, и другое, – про себя Кастул давно решил спуску новичку не давать и как следует наказать его за необдуманное высказывание, – убить не убью, но проучу хорошенько.

– Ладно, ладно. Главное, чтобы был жив и за месяц выздоровел, – Кастул похлопал любимца по плечу, – можешь идти готовиться к завтрашнему поединку.

Рим впечатлил Арса именно сегодня, когда он шёл по нему в толпе гладиаторов к Арене. Все предыдущие дни, были смазанными в его памяти, к тому же, узкие улицы с низкими невзрачными домами, которые он видел по дороге в барак, или из тюрьмы в гладиаторскую школу, никого не смогли бы впечатлить. Сегодня, вид двухэтажных домов и вилл, а также огромное количество памятников, стел и обелисков, поражали Арса, заставляя без остановки крутить головой по сторонам.

Рим того времени в основном был одноэтажным, по грязным улицам без названий которого постоянно сновал народ, лишь застройки городского центра изобиловали двухэтажными зданиями. Двигаясь в толпе гладиаторов по величественному городу, Арс обратил внимание, что вельможи перемещались по улицам, восседая на носилках, которые носили рабы. Этот факт так же поразил его. Для себя Арс решил, что такой способ передвижения говорит не столько о благополучии этих людей, а сколько об уверенности, что им не придётся брать в руки оружие, чтобы защищать себя. Они как будто знали, что на них никто не нападёт, словно сам город способен оградить горожан от агрессивных врагов и потому те могли позволить себе быть изнеженными и слабыми.

Арс осматривал город, не переставая удивляться и восхищаться им. Иногда он высказывал вслух свой восторг, вызывая улыбки спутников, многие из которых, глядя на него, невольно вспоминали себя. В это время по соседней улице на плечах четырёх рабов плыли над мостовой носилки, на которых восседал Ген. Ген, с задумчивым видом восседая на мягкой подушке, направлялся в начальную школу.

Деревянная постройка Арены, находившаяся недалеко от Форума, так же, как и школа Кастула, была первой в Риме. Каменные арены и Колизей будут построены в Риме значительно позже, а пока Арс с интересом рассматривал самое большое сооружение виденное им в своей жизни. Арена использовалась для представлений каждый день. В будние дни на ней ежедневно проходили кулачные бои, чередовавшиеся выступлениями канатоходцев. Такого рода развлечения были очень популярными среди простого люда, а по праздникам, которых было в каждом месяце года от шести до двенадцати дней, проходили бои гладиаторов, неизменно собиравшие аншлаги. Только в июле был всего один праздник – Нептуналий. Но сейчас стояла весна, пора насыщенная праздниками и сегодня был двадцатый день мая, праздник Кастора и Поллукса, восьмой из одиннадцати праздников этого месяца.

Через деревянную решётку, что закрывало большое окно в помещении под трибунами, Арс наблюдал за боями гладиаторов. За его спиной, лениво переговариваясь, разминались те, кому ещё предстояло сразиться на радость римской публике. Казоир объяснил Арсу, что они с Кастулом выступают в пятом последнем поединке. Одежда галльского воина, которую выдал Арсу помощник Кезона, была слегка коротковата, но Арс даже не обратил внимания на такую мелочь. Он смотрел на арену и силился представить те ощущения, которые он испытает, выходя на неё под крики зрителей. В руках он держал видавший виды учебный дубовый меч, который за несколько минут наточил до максимальной остроты железным скребком, выпрошенным у Казоира.

Наконец, после оглашения заслуг Кастула, эридатор выкрикнул имя второго бойца:

– Эльфо-о-о!

– Тебя, – Казоир легонько ткнул Арса в бок своим увесистым кулаком. – Удачи и постарайся выжить.

Арс, ничего не ответив, направился к выходу на арену. После полумрака, в котором он только что находился, яркое солнце ослепило его. Он шёл за Кастулом. Кастул уверенно шагал к центру арены, ведь глаза его от солнечных лучей защищал шлем. Он сверкал доспехами легионера, но этот блеск был для Арса не в диковинку и ни сколько ему не мешал, настолько он привык к нему в боях с римскими войсками под Алезией. Вдвоём они ступили на середину арены, где Кастул вскинул обе руки в приветственном жесте. В одной руке он держал гладиус – короткий римский меч, на другую был надет большой прямоугольный щит.

– Кастул! Кастул! – скандировали трибуны. Арс стоял и смотрел. Глаза его уже адаптировались к солнечному свету и он с интересом рассматривал многоликую пёструю публику.

– Подними руки, Оилилл! – крикнул ему из-под трибун Казоир, даже не надеясь, что в таком шуме Арс его услышит. Молодой галл казался ему растерянным и Казоир считал, что такое состояние может сыграть Арсу плохую услугу, но юный галл его услышал и поднял обе руки вверх.

– У-у-у-у-у-у-у! – разочарованно взвыли трибуны, рассмотрев деревянный меч в руке молодого варвара. Последний бой, глядя на который они собирались испытать самые яркие эмоции от сегодняшних поединков благодаря участию в нём Кастула, мог оказаться самым скучным.

Кастул направился к краю арены, а Арс, опустив руки вдоль тела, безучастно смотрел ему вслед. Когда до края арены оставалось пять шагов, Кастул развернулся и встал в боевую стойку. Арс остался стоять без движения. Мало того, его взор был обращён в землю и это вывело Кастула из себя, так как сопляк, каковым он считал молодого галла, по всей видимости, решил испортить праздник и ему, и зрителям. Кастул отбросил щит, чем вызвал возгласы одобрения публики и устремился к противнику. Он бежал лёгкой рысью, на носочках и с раскачкой – шаг влево, шаг вправо, не давая возможности противнику понять с какой стороны будет нанесён удар и с каждым шагом его все больше и больше злило, что противник, вместо того, чтобы встать в боевую позицию и встретить его достойно, застыл, опустив руки.

«Никудышный солдат – никудышный гладиатор» – сказал сам себе Кастул и решил, что Кезон после всего увиденного не обидится, если он расколет череп этому хвастунишке, который на деле оказался ни на что не годен. Приблизившись к Арсу на расстояние удара, Кезон быстрым движением выбросил клинок вверх и вниз. Ещё мгновение и меч опустится на голову Арса, но на середине удара произошло невероятное. Арс как будто исчез со своего места, мгновенно переместившись на один шаг в сторону. Одновременно с шагом он нанёс деревянным мечом молниеносный удар сбоку, поперёк лица Кастула прямо под линию шлема чуть выше бровей. Кастул не успел ни среагировать, ни высказать никаких эмоций, так как в эту секунду его душа отправилась на встречу с предками. Зрители так ничего не поняли. Кастул по инерции сделал ещё два шага и застыл посреди арены с поднятым для удара мечом. Ремешки, фиксировавшие шлём на голове Кастула лопнули и шлём улетел далеко, к самому краю арены. На середине полёта из шлема выпала верхняя часть черепа и шлёпнулась на арену, расплёскивая на песок мозги прославленного гладиатора.

Арс, по-прежнему не высказывая эмоций, ткнул Кастула деревянным мечом в плечо и только после этого мертвый гладиатор свалился на бок. Арс развернулся всем телом, резким движением воткнул своё оружие в песок и направился к выходу с арены. Вокруг него неистовствовала толпа.

– Эльфо-эльфо-эльфо!!! – неслось над улицами вечного города и это скандирование было слышно даже в здании Форума.

Вечером, когда стемнело, Кезон дал указание привести Арса. Желание поговорить с молодым варваром распирало его с того самого момента, как закончился последний поединок, но друзья и знатные вельможи рвали его на части, желая узнать об Арсе как можно больше. Часть из них, около двадцати человек, изъявили намерение рассмотреть Арса поближе, потому в этот вечерний час собрались у Кезона. Некоторые из гостей даже не видели боя, но разговоры друзей возбудили в них жгучее любопытство. Они были разочарованы, увидев перед собой юношу, внешностью действительно чем-то подобного на эльфа. По их мнению, боец, способный сотворить то, что сотворил Арс, должен был обладать крепким костяком и очень мощной мускулатурой. Могучий Казоир, пришедший в качестве переводчика, впечатлил их на много больше.

– Скажи, галл, как ты умудрился нанести такой удар? Может это была случайность? – задал вопрос на правах самого старшего по рангу, присутствовавший здесь сенатор Гай Децим.

Казоир перевёл слова Децима на галльский язык.

– Нет, – спокойно ответил Арс, – я обучен такому удару. К сожалению, возможность использовать его бывает редкой, так как противники, узнав про него, уже не бросаются на меня так опрометчиво.

– Если ты способен повторить этот удар, то не смог бы продемонстрировать его нам?

– Вы хотите, чтобы я убил человека прямо здесь?

– Да. Здесь и сейчас. Например, этого раба, – раб, на которого указал сенатор, втянул голову в плечи и побледнел.

– Я не палач и не стану никого убивать, если он не угрожает моей жизни.

– А если я прикажу тебя наказать?

– Можете приказать убить меня. Я воин, а не палач.

– Хорошо, в таком случае, мы вызовем сюда ещё одного гладиатора и устроим между вами поединок.

– Этот гладиатор сделает всё, чтобы избежать такого удара.

– Значит, повторить свой удар ты отказываешься? Скорее всего, я оказался прав – удар получился у тебя случайно!

– Я могу его повторить, но не на человеке.

– А на чём же тогда?

– Ударом сломаю римский меч. Мне уже приходилось это делать.

– Боевое оружие деревянным учебным мечом? – не поверил своим ушам сенатор.

– Именно так.

Гай Децим согласно кивнул и обратился к Кезону:

– Уважаемый Кезон, прикажи принести учебный меч.

Кезон в свою очередь повернулся к помощнику и жестом руки отправил его за деревянным мечом.

– Не нужно меча, – заявил Арс, – достаточно той палки.

Арс указал рукой на флабеллум, что стоял подле кресла Кезона. Это было роскошное опахало из перьев павлина, насаженное на длинную кленовую ручку.

Помощник Кезона незамедлительно подошёл к опахалу, сдёрнул его с ручки и бросил ручку Арсу. Арс поймал её на лету, взвесил в руке и резким движением обломал об колено до удобной длины. Гай Децим приказал одному из стражников подойти к Арсу и обнажить свой меч. Стражник выполнил приказ и теперь стоял перед Арсом, всем видом выражая опаску.

– Ну, Эльфо, какую позицию ему принять? Как он должен держать меч, чтобы тебе было удобно проявить свою уникальную способность?

– Пусть приготовится отразить атаку, – Арс, стоял в точно такой позе, как до этого на арене.

Казоир перевел и стражник тут же принял боевую стойку, подняв меч на уровень груди. В этот раз Арс даже не делал шага в сторону, а просто нанёс удар по лезвию меча чуть выше рукояти. Удар был столь быстрым, что его опять никто не увидел.

Дзинь. И вот уже оторопевший стражник смотрит на рукоять без лезвия в своей руке, а через секунду, подлетевшее вверх от удара лезвие, со звоном упало рядом с ним. Все вскочили и загалдели, обсуждая действо, которое оказалось недоступным для их зрения. Стражники, присутствовавшие при демонстрации, напряглись и как по команде положили руки на рукоятки своих мечей. Их беспокойство было вполне объяснимым, ведь юноша, спокойно стоявший перед ними, был вооружён не палкой, а невероятно грозным оружием, которым делали эту палку его способности.

– Успокойтесь все немедленно! – крикнул Гай Децим и все затихли. – Ты, Эльфо, уникум! – голос его вибрировал от возбуждения и восхищения.

– Нет, не уникум, так как есть ещё человек, который меня этому научил.

5

Ночь опустилась на улицы Рима и кроме редкого лая собак, ничто не нарушало её тишину. Арс и Казоир лежали на грубо сколоченных дощатых нарах, заменявших им постель. Казоир специально пристроил парня рядом собой, беря его под свою опеку по просьбе Кезона. Сон не приходил к обоим. Они лежали в полной темноте и молчали. Наконец, Казоир не выдержал и заговорил.

– Оилилл, ты спишь? – прошептал он.

– Нет.

– Кто научил тебя сражаться?

– Эпоредорикс. Надеюсь, что ты слышал о нём. А ещё друид Тонтиорис.

– Кто же не слышал про Эпоредерикса! – восторженным шёпотом произнёс Казоир, – каждый галл знает о нём. Впрочем, как и о друиде Тонтиорисе. Но ты хочешь убедить меня, что друид учил тебя боевому искусству? Этого не может быть.

– Он не учил меня владению оружием.

– Но ты же сам сказал, что Тонтиорис учил тебя сражаться.

– Сражаться можно не только мечом. Не только оружие и умелое владение им позволяет победить в бою.

– Палка! Ты говоришь о палке? – в голосе Казоира сквозило непонимание.

– Вовсе нет, – слегка раздражённо ответил Арс, – вовсе не о палке.

– Тогда я тебя не понимаю.

– Я говорю о запахах. Разве ты не знаешь, что мы живём в мире запахов? Всё, что нас окружает, источает запах. Деревья, камни, вода, трава, воздух. А живые существа! В зависимости от своего состояния одно и то же существо может пахнуть по-разному. Спокойно пасущийся олень пахнет совсем не так, как пахнет в момент испуга. А человек! Он, как и животные, меняет запах без перерыва. Если человек спит, его запах почти не различим. В момент пробуждения запах делается сильнее. По запаху я могу определить, когда человек болен или напуган, когда зол, или когда получил смертельную рану. Ты, разве не знаешь, что львиной долей восприятия окружающего мира ты обязан своему носу? Особенно в темноте. В темноте человеку помогает не зрение или слух и даже не интуиция, а обоняние. Но почему-то все заслуги нашего носа мы приписываем зрению, слуху и интуиции.

– Но какое отношение это имеет к поединкам?

– Самое прямое. Сегодня днем на арене момент для удара мне подсказали не глаза, ведь я смотрел в землю, не предчувствие, а запах. Когда Кастул сделал замах мечом, чтобы ударить меня, я как будто всем своим естеством ощутил мощный выброс запахов его тела. Всё именно так и происходит. Человек слышит новый или изменённый запах, но не осознаёт этого и начинает думать, что ему что-то послышалось, что-то показалось. Это побуждает его к действию, принятию решений и лишь благодаря ощущениям, которые вызваны его собственным носом. Понимать такие состояния меня научил Тонтиорис.

– Ты смог бы и меня научить распознавать запахи?

– К сожалению нет. Тонтиорис выбрал меня для обучения, потому что надеялся, что со временем я его заменю. Он говорил, что мое умение разбираться в том, как пахнет мир, является врождённым и научиться этому без качеств, которые подарены человеку самой природой, просто невозможно. Но когда я подрос, он прекратил моё обучение, так как по его словам, запах воина во мне возобладал над остальными. После этого, по просьбе Тонтиориса, моим обучением занялся Эпоредерикс.

– Ты удивительный человек, Оилилл, и удивительные вещи мне рассказал. Я не боюсь умереть в бою. Смерть в сражении почётна, но очень надеюсь, что судьба не сведёт нас на арене, ведь умереть так, как умер Кастул, от учебного меча, не очень-то и достойно.

– А я надеюсь, – тихонько рассмеявшись, ответил Арс, – сражаться деревяшкой меня больше не заставят.

Они замолчали. Ночь была тёплой. Луна пробежала часть своего извечного пути и, наконец, заглянула в окна гладиаторской казармы. Собаки стихли. Полновесная тишина окутала спящий город.

– Оилилл? – Казоир снова окликнул Арса.

– Я не сплю, – Арс дал понять, что готов к разговору.

– А как тебе удаётся всё время оставаться таким невозмутимым?

Арс помолчал, собираясь с мыслями, затем произнёс.

– Ты даже не представляешь, какие ураганы бушуют в моём сердце. Когда Кастул упал мёртвым, я был готов расплакаться. Но Тонтиорис научил меня скрывать эмоции и сдерживать себя, ведь ничто не должно мешать правильному восприятию обстановки.

– Тебе было жаль Кастула?

– Немного. Больше всего мне было жаль себя. Я зол и обижен на богов за то, что они послали на нас такие испытания и забросили меня, и Гена, моего младшего брата в Рим в качестве рабов. За что Альбиорикс – царь мира разгневался на галлов?

– Похоже, что там, наверху, где живут боги, Альбиорикс проиграл войну Юпитеру, – голос Казоира прозвучал грустно.

В это время, примерно в тысяче метров от того места, где лежал без сна Арс, в доме Гая Юлия Цезаря, его младший брат Ген мысленно возносил молитву Альбиориксу, прося бога достойно принять душу своего старшего брата, которого он считал умершим.

Ген уже привык к своему новому имени, охотно откликался на него, а так как племя не успело дать ему второе имя, он решил считать имя Гай своим вторым именем. На радость Цезарю и преподавателям, из него получился очень прилежный ученик, а единственный предмет, который давался ему с трудом, был уже не правописание, а борьба. Борьба среди знати слыла дисциплиной, недостойной истинного аристократа, потому, знакомые и друзья укоряли Цезаря за то, что тот разрешил заниматься племяннику дисциплиной простолюдинов. По их мнению, не подобало барахтаться аристократу в песке или опилках в обнимку с голым и потным соперником, но так как Ген сам попросил Юлия Цезаря отдать его в школу борьбы, тот благосклонно согласился и теперь только посмеивался на замечания друзей.

Цезарь решил дать своему подопечному образование не хуже, чем было у него самого. Своё детство Цезарь провёл в грязном и сыром районе Рима под названием Субура. Этот район во времена детства Цезаря славился тем, что был полон проституток и бедняков, а так же отсутствием интеллигенции. Проводя время за играми со сверстниками из бедных семей, юному Цезарю приходилось не только бороться, но и драться на кулаках. Тем не менее, отец Гая Цезаря, будучи государственным служащим, имел хороший достаток и сумел дать своему сыну великолепное образование. Цезарь овладел философией, поэзией и ораторским искусством, был силён в математике и геометрии, знал историю и правоведение. Кроме того, он был физически развит, прекрасно фехтовал и слыл в Риме чуть ли не самым опытным наездником. Все те навыки, которыми обладал он сам, Цезарь стремился дать Гену. Ко всему прочему, у него не было предубеждения к тому, что Ген являлся галлом, а не римлянином. Возможно, это произошло благодаря ученому галлу Марку Антонию Гнифону, который в своё время привил юному Цезарю любовь к литературе и этикету. А может, в том дерзком ребёнке, каким впервые предстал перед ним Ген, он увидел самого себя. Впрочем, вполне вероятно, что оба эти фактора сыграли свою роль, в результате чего Ген появился в Риме в качестве его внучатого племянника.

Ген быстро освоился со своим новым положением. Ему нравилось учиться и Цезарь, видя это, всячески способствовал тому, чтобы тяга к знаниям не утихала. За хорошую учёбу Цезарь подарил Гену коня, который мгновенно стал любимым животным мальчишки. Он проводил с конём практически всё свободное время, обучая его словно собаку различным трюкам, а Цезарь, устроившись неподалёку в кресле с неизменным бокалом лёгкого вина в руке, с удовольствием наблюдал за дрессурой. У ног Цезаря неизменно лежал громадный мастифф по кличке Ур, которого Цезарь забрал из первого легиона, как говориться, по выслуге лет. Ур был старым, однако, всё ещё крепким псом спокойного нрава, но в тоже время с отличными охранными качествами. В римской армии служило много собак этой породы. В походах на них грузили поклажу, или запрягали в небольшие повозки, а в битвах они дрались наравне с солдатами, вгрызаясь зубами в тела врагов. Все они служили и сражались до самой смерти и, к сожалению, на памяти Цезаря, ни один пёс не умер от старости. Он был рад, что забрал Ура с собой. Цезарь считал пса ветераном баталий и своим соратником, который заслужил достойную старость. Ему было приятно видеть рядом этого покрытого боевыми шрамами старого пса.

Ур признал в Гене своего человека с первой встречи и в отсутствии Цезаря неизменно следовал за ним по дому, тем самым показывая ему свою опеку. Ночью пёс спал в коридоре на циновке, располагаясь таким образом, чтобы держать под контролем двери в спальни обоих хозяев. Этой ночью, почувствовав, что Ген не спит, Ур поднялся, неслышно подошёл к кровати мальчика и аккуратно положил свою громадную голову ему на грудь. Ген благодарно обхватил голову пса двумя руками, прижал к себе, уткнулся ему в шею лицом и глухо зашептал:

– Как ты думаешь, Ур, моему брату хорошо на небесах? Он помнит обо мне? Он узнает меня, когда я встречусь с ним в чертогах Альбиорикса? А может Альбиорикс не примет меня к себе из-за того, что я стал римлянином, а Юпитер откажется от меня, потому что я не перестал быть галлом? – несколько минут Ген лежал, не издавая ни звука, затем судорожно вздохнул и дрожащим шёпотом произнёс: – я так скучаю по тебе, Арс.

Ген беззвучно плакал, всё так же уткнувшись в шею пса, а пёс, понимая состояние мальчишки, затих и еле-еле дышал. В дверном проёме спальни, окутанный плотной темнотой, незримый, сложив руки на груди, наблюдал за ними Цезарь. Ему было бесконечно жаль своего приёмыша, но менять что-либо он не собирался. Конечно, можно было бы спасти и старшего брата, но в этом случае Ген никогда не станет настоящим римлянином…

– Не спишь? – жена нежно погладила меня по плечу.

– Нет. После сегодняшнего происшествия не получается. Как закрою глаза, так сразу вижу два обгоревших тельца. Это чудо, что ты подоспела вовремя, ведь в панике Женька обязательно побежал бы в дом к Арсюхе и мы могли бы лишиться детей.

– У меня тоже пепелище перед глазами. Боюсь глаза закрыть. Кстати, мне показалось, что ты довольно спокойно отнёсся к происшедшему.

– Куда там «спокойно». До сих пор всё внутри дрожит. Просто я стараюсь сохранять невозмутимость в присутствии детей, чтобы своим испугом не пугать их ещё больше. Помнишь, как Арся загнал сапожное шило в подушку большого пальца и едва не сомлел не столько от боли, сколько от вида шила на два сантиметра торчащего в руке? Только моя улыбка спасла его от обморока. А потом, я взял его за палец, попросил закрыть глаза и выдернул шило. Он открыл глаза, а шила в пальце нет. И боли нет, и страха нет.

– Я сама тогда напугалась не меньше его.

– Милая, так и у меня при виде пальца с торчащим из него шилом мошонка от страха сжалась. Это же наши дети и я боюсь за них, даже если ничего не происходит.

– Я знаю.

– Мне вспомнился ещё один случай. Арся побежал впереди нас, упал на асфальт, расшиб голые коленки в кровь, но даже не скривился. Ему тогда три года было. Навстречу шла молодая пара и восхитилась тем, что он не разревелся.

– Нет, этот случай я не помню. И почему же он не заплакал?

– Он упал и тут же посмотрел на нас. Если бы мы своим видом показали ему, что испугались за него, он бы обязательно расплакался. А мы шли к нему и оба улыбались. Тогда он встал, потёр ободранные коленки ладошками и побежал дальше.

– Жестокие мы с тобой родители, – шутливо сказала жена и поцеловала меня в щёку.

– Это не жестокость. Это результат нашего спортивного образа жизни. В спорте без травм не бывает и если ойкать из-за каждой болячки, будет уже не до тренировок. Ты, например, ещё школьницей, играя в гандбол, сломала палец, а родители даже не узнали об этом.

– Да я и сама не подумала, что это перелом. Поболел какое-то время и перестал. Правда, кривой слегка получился.

– Зато теперь это мой любимый пальчик, – я нашёл в темноте её руку и ласково коснулся сломанного мизинца губами.

– Может по чаю?

– Нет, – ответил я, – только не чай. И так взбудораженный весь. Лучше молоко.

      Мы встали, накинули халаты и босиком прошлёпали на кухню. Свет не включали, так как в окна светила огромная полная луна, не замутнённая облаками. Я налил в стаканы молока и поставил их в микроволновку слегка подогреть. Плеснул немного молока в миску Малявке, которая проснулась и крутилась рядом. Затем мы прошли на террасу и уселись в ротанговые кресла.

– Римская луна, – произнесла жена, глядя на красавицу-луну.

– Почему «римская», а не «минская» или «бобруйская»? – я хохотнул, довольный своей шуткой.

– Ни в Минске, ни в Бобруйске, нигде либо ещё, мы не сидели под такой красивой луной на ночной террасе со стаканами в руках. Только в Риме. Правда пили не молоко, а вино. Помнишь?

– Помню. Помню, что никогда не видел нашего Женьку таким раскрепощённым, как в те римские каникулы. Впрочем, они оба тогда на ушах стояли, так им нравился отдых на Средиземном море.

– Было, – жена помолчала, прикрыв глаза, затем спросила, – ты не считаешь, что сказка, которую ты рассказываешь детям на ночь, как минимум жестковата?

– Так и есть, жестковата. Но они воспринимают её адекватно, так как отождествляют братьев-галлов с собой, а у них всё хорошо, папа и мама рядом, войны нет, боёв на арене тоже. Они не воспринимают её всерьёз, они воспринимают её как очередную чудную папину сказку. А ты откуда знаешь, о чем я им рассказываю? – я был в курсе, что каждый раз, когда я рассказываю сказку детям, она сидит на пуфике под дверями детской спальни и слушает, но все равно наклонился к ней и грозным шёпотом спросил: – подслушиваешь?!

– Представь себе, – она мягко рассмеялась, – я всегда подслушиваю под дверью, когда ты повествуешь им свои чудные истории и, между прочим, всегда удивляюсь твоей фантазии. Тебе бы писателем стать, а не учёным.

– Думаешь? Они же скучные и нудные, эти истории.

– Тогда ответь, почему дети ждут их с таким нетерпением?

– Потому, что у нас особенные и самые обалденные дети.

– Несомненно.

Мы потянулись друг к другу через спинки кресел и поцеловались. У моей жены не смотря на возраст, губы цветом, как губы грудного ребёнка и мне безумно это нравилось. Сейчас они вдобавок имели вкус молока, пахли молоком, а это мне нравилось вдвойне.

– Как у тебя дела на работе? – через какое-то время спросила жена. Я вздохнул:

– Загвоздка на загвоздке. Я тебе рассказывал, про образец металла с другой планеты, который нам поручили исследовать? Который день мы ведём с ним безуспешную борьбу.

– Ты говорил, но не упоминал что это такое. Метеорит?

– С метеоритом мы бы справились в два счёта. Я, как обычно, захожу слишком далеко, рассказывая тебе об этом, ведь на эти исследования наложен гриф секретности, но ты же у меня большая умница, потому я слегка приоткрою для тебя завесу тайны. Это не метеорит, не образец руды и не иной кусок металла природного происхождения. Это изделие. Образец инопланетных технологий. Готовое законченное изделие из металлического сплава. И именно из-за особых добавок в сплаве, мы не можем к нему подступиться. Он мгновенно поглощает теплоту и практически не нагревается даже от газовой горелки. В то же время прекрасно сохраняет температуру естественной не аномальной окружающей среды, в которой находится. Мы даже не смогли его поцарапать!

– И что это за изделие? Оно похоже на что-нибудь земное?

– Не могу тебе этого сказать. Я понимаю, что сказал тебе столько, что такая малость, как название самого предмета и его формы уже не играет роли. Но должен же я соблюсти хоть часть секретности.

– Может его можно сломать? Или это опасно.

– Нет, не опасно. Мы пытались проверить предмет на излом. Он пружинистый и изгибается до какой-то степени, но чем больше прилагаешь к предмету усилия, тем более жёстким он становится и в какой-то момент перестаёт поддаваться давлению. Мы даже возили его в Минский Технологический Университет. Ты же помнишь, что там сохранился самый большой и самый мощный в Европе гидравлический пресс?

– Я его видела.

– Наш предмет победил этот пресс! Мы изогнули предмет и закрепили в изогнутом состоянии мощными струбцинами. В таком изогнутом виде вставили в пресс. Пресс опустился примерно на пять сантиметров и больше не сдвинулся ни на миллиметр.

– Как бы я хотела узнать все подробности. В дополнение к той, что ты невольно выдал сам.

– Это что же я тебе выдал, не ведая того? – удивился я.

– Из твоего рассказа я сделала вывод, что ваш предмет длинный, узкий и плоский. Вот только с длинной не определилась. Но явно не короче пятнадцати сантиметров, в противном случае нет смысла сгибать. Хотя я могу ошибаться.

Я рассмеялся:

– Милый ты мой «Шерлок Холмс», – мы поцеловались.

– Я угадала?

– Не скажу. Но смею тебя заверить, что когда после исследований с них снимут гриф секретности, ты непременно узнаешь обо всём…

Первое, что увидел Ген, проснувшись утром – спящий у его кровати Ур. Это было не в обыкновении пса, но учитывая то, как он успокаивал Гена ночью, Ген принял поведение Ура как должное. С этого дня Ур спал только возле кровати младшего хозяина, хотя, надо сказать, Ур не считал Гена хозяином. Он считал мальчишку своим подопечным.

Ещё сонного Гена привлекло нечто, лежавшее на скамье, стоявшей под окном. Предмет, привлёкший его внимание, был довольно объёмным и накрыт красной парчой. Моментально проснувшись, Ген соскочил с кровати, подошёл к скамье и сдёрнул ткань. Его брови изумлённо поползли вверх. На скамье, сверкая бронзой и серебром, лежали парадные доспехи лорика-мускулата. Доспехи были его размера, с отделкой не хуже, чем отделка на парадных доспехах Гая Юлия. Такого подарка он не ожидал. От радости все мрачные мысли этой ночи вылетели из головы, а утро в глазах Гена наполнилось яркими и сочными красками. Ур, чувствуя возбужденное состояние мальчишки, однако, не понимая его причин, встревожено гавкнул.

В комнату вошёл Цезарь.

– Не хочешь примерить? – с порога спросил он.

– Безумно хочу.

– Давай-ка, я тебе помогу их надеть, – с этими словами Цезарь взял со скамьи шлем и нахлобучил его задом наперёд на голову Гену. Оттолкнул Гена от себя, оглядывая мальчишку с ног до головы и видя счастливую физиономию своего приёмыша, довольно расхохотался.

Ген быстро и умело облачился в обновку, вскочил верхом на Ура и выхватил из ножен короткий меч.

– Вперёд Ур! – Ур не сдвинулся с места. Вес мальчика не был ему большой помехой, ведь раньше он часто таскал на себе тяжёлую поклажу, но с возрастом обленился и тогда Ген схитрил, – кушать, Ур!

Под несмолкаемый смех Цезаря Ур охотно затрусил в столовую, неся на спине гордо восседающего Гена.

За завтраком Ген положил шлем на стол прямо перед собой и пока жевал, любовался в нём своим отражением, изредка отвлекаясь на тарелку с едой, а Гай в свою очередь, бесконечно довольный собой, любовался своим приёмышем. Эти доспехи были заказаны мастеру сразу же после прибытия Цезаря и Гена в Рим. Цезарь планировал подарить их гораздо позже, но сегодняшнее ночное происшествие изменило его намерения, о чём он ни капли не сожалел, так как счастливый Ген делал счастливым его самого.

– Ты завтрак не затягивай, – Цезарь напомнил Гену об его обязанностях, – тебе нужно успеть переодеться, чтобы не опоздать в школу.