Текст книги "День без смерти (сборник)"
Автор книги: Леонид Кудрявцев
Соавторы: Виталий Забирко,Михаил Пухов,Владимир Щербаков,Елена Грушко,Виталий Пищенко,Игорь Пидоренко,Евгений Дрозд,Феликс Дымов,Юрий Глазков,Григорий Арабескин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Айя с недоверием посмотрела на Донована, затем снова перевела взгляд на озеро.
– Да? А играть с ней можно будет?
Донован улыбнулся.
– Ну, конечно.
– Тогда я согласна, – неуверенно прошептала Айя, все с тем же сомнением глядя на воду.
В зале с псевдоокеанарием человечки вели себя несколько поспокойней. Возможно, потому, что с океаном они были знакомы, ведь они сами жили на берегу океана, а возможно, просто потому, что здесь не был установлен контур псевдоприсутствия и они не могли погладить осьминога или поиграть с акулами в пятнашки. Скорее всего, было верно второе, так как в зале с экспозицией саванны они устроили такой бедлам, что семейство львов, устроившееся неподалеку от них на лежбище, оглядываясь, ретировалось в кусты, а смешанное стадо зебр и антилоп гну, пасшихся здесь же, порывом ветра унеслось за линию горизонта.
А потом Кирш собрал всех человечков в просмотровом зале и стал их знакомить с историей человечества. Человечки смотрели на все, затаив дыхание и открыв рты. Особенно сильное впечатление на них производили военные баталии – тогда они начинали восторженно галдеть, топать ногами и стучать кулаками о подлокотники кресел. Возбуждение, которое человечки получили от этого зрелища, оказалось настолько сильным, что, когда они вечером вернулись в Деревню, они устроили грандиозную возню, подражая войнам всех времен и народов Земли, и в азарте даже завалили две или три кампаллы.
С пригорка, на котором Алеша, Кирш и Донован поставили палатку, была видна вся панорама этого “побоища”. Донован все порывался спуститься вниз, чтобы хоть как-то урезонить разбушевавшиеся страсти, но Кирш его удержал.
– Нечего тебе там делать, – сказал он. – Прекратить потасовку ты все равно не сможешь. Никто тебя не послушается. Да ничего страшного и не произойдет, разве что каждый обзаведется парой синяков. Садись!
Донован неуверенно опустился на песок. Он по-прежнему встревоженно поглядывал на Деревню. Подошел Алеша и тоже сел рядом.
– Н-да, – сказал он, глядя на Деревню. Затем обернулся к Киршу. – Это полностью твоя заслуга. Кстати, до сих пор не могу понять, зачем ты акцентировал внимание человечков именно на войнах? Боюсь, что у них о нас может сложиться несколько превратное впечатление. Будто на Земле только этим и занимаются.
– Я не заботился о впечатлениях.
– И напрасно. Наша первейшая задача – это произвести хорошее впечатление.
Кирш промолчал.
– А вы знаете, о чем я подумал, глядя на человечков во время сеанса? – спросил Донован. – Сейчас бы каждому из них по порции мороженого… А что, ребята, давайте завтра и в самом деле угостим их мороженым?
– И огромным кремовым тортом с орехами и трюфелями, – иронично поддержал Кирш. – На этой стороне Деревни мы насыплем им огромную кучу игрушек, на той – погремушек. А посередине воздвигнем пирамиду из халвы, мармелада и шоколада. Пусть резвятся и наслаждаются! – Он поморщился и с горечью добавил: – Тогда уж лучше сразу сбросить на это болото аннигиляционную бомбу локального действия…
Донован опешил.
– Зачем?
– О, святая душа! – взорвался Кирш. – Тебе бы только, чтобы все они были чистенькими и здоровенькими! Да кашу бы ели хорошо, да носы чтобы у всех были вытерты… А ты заметил, что они ничего больше не делают, как только спят, едят и резвятся? А тебе известно, что если цивилизация не движется вперед, топчется на месте и этим вполне довольна, то это все вместе называется одним словом – регресс? Что все Сказочное Королевство обречено на вы-ми-ра-ние?.. Молчишь? Не согласен? Тогда, может быть, ты мне объяснишь, почему на всей планете Деревня – единственная колония человечков?
– Тпр-р! Понес, поехал! – осадил его Алеша. – У тебя что… э-э… есть какая-то программа, ты что-то предлагаешь, чтобы изменить вот этот, как ты его называешь, регресс? Чтобы всколыхнуть это “болото?”
– Кажется, да. Во всяком случае, то, что они сегодня увидели, может оказаться именно тем фактором, который необходим народцу, чтобы всколыхнуть их застоявшееся бездумное существование и вывести его из тупика.
– Ты имеешь в виду – войны?
– Да.
Алеша присвистнул.
– Оригинально. Это что, раздать каждому человечку по ружьишку – и пуляйте друг в друга? Но ведь из твоих рассуждений и так выходит, что они вымирают!
– Зачем война? – не понял Донован.
– Обожди, – отмахнулся Кирш и снова повернулся к Алеше. – Тебя интересует, почему им нужна война? Да потому, что война – самый действенный двигатель прогресса! Как технического, так и социального. Именно войнам обязаны своим появлением капитализм, социализм…
Алеша вдруг рассмеялся.
– Не обижайся, – сказал он и похлопал Кирша по плечу, – но твои познания в этом вопросе весьма дремучи. Жаль, что сейчас не преподают азы политграмоты, поэтому я тебе советую обратиться к учебнику двадцатого века.
– Ты хочешь сказать, что война не является двигателем прогресса? – взъерошился Кирш.
– Является, ну и что? А мир не является? Вот уж сколько лет на Земле нет войн и, тем не менее, мы вроде бы не деградировали. Или ты думаешь иначе? А потом, откуда у тебя такая уверенность, что эта цивилизация дряхла, что она вымирает?
– Но ведь их ничего не интересует, кроме игр и забав!
– Детей тоже ничего не интересует, кроме игр.
– Но это не дети.
– Но это и не люди. У них своя логика, своя мораль, свои жизненные принципы… Ты знаешь их жизненные принципы?
Алеша приподнялся и, повернувшись лицом к Деревне, прислушался.
– Ну, вот и все, – улыбнувшись, сказал он. – Вот и все твои концепции о войне. Прислушайтесь!
Донован поднял голову. Со стороны моря тянул вечерний ветерок, неся с собой солоноватый запах морской воды и водорослей, и во всем этом как-то ощутимо чувствовалась тишина. Потом он понял – в Деревне прекратилась потасовка. Весь народец, наверное, устремился купаться, чтобы смыть с себя пот, пыль и грязь своей импровизированной битвы.
– Жизненные принципы, – пробурчал Кирш. – Вырождение – вот их жизненный принцип…
Алеша вытянулся на песке и вздохнул.
– Перестань, – сказал он. – Дай спокойно отдохнуть усталому человеку… В конце концов, это не наше дело. Вернемся на Землю, доложим куда следует, получим нахлобучку за то, что сами установили контакт, а затем уже дяди из КВВЦ разберутся во всем, в том числе и в жизненных принципах на Сказочном Королевстве, гораздо лучше нас с тобой. Да, кстати, о войнах. Давным-давно был принят закон, запрещающий пропаганду войны. Если не ошибаюсь, еще в двадцатом веке. И до сих пор по этой статье никто не привлекался. Не старайся меня уверить, что ты хочешь быть первым.
Некоторое время Кирш молчал.
– Ладно, – наконец сказал он и встал. – Пойду соберу хворост для костра.
Он ушел, и скоро из рощи послышался треск ломаемых сучьев.
Донован вздохнул, хотел лечь на уже остывший песок, как и Алеша, но вдруг насторожился. Из-за темнеющих силуэтов деревьев вынырнула чья-то тень и стала неслышно подкрадываться к ним.
– Айя, – негромко позвал он.
Она засмеялась, перестала прятаться и уже открыто подошла.
– Ты меня узнал? – спросила она и принялась выкручивать мокрые волосы. – А я так старалась… А почему вы не купаетесь? Вода такая хорошая!
Из темноты появился Кирш и вывалил перед ними охапку хвороста. Айя радостно запрыгала, захлопала в ладоши.
– Костерчик, костерчик! У нас, будет костер! – Она велела Киршу нагнуться и поцеловала его. – Какой ты молодец, Кирш!
Кирш хмыкнул и стал ломать хворост готовя его для костра.
Айя подскочила к Доновану сзади, обняла за шею мокрыми руками и прошептала в самое ухо:
– Знаешь, я ведь страшно люблю костры… – и исчезла в темноту, оставив на шее влажный след рук. Через минуту, когда Алеша уже начал раздувать огонь, щуря от дыма глаза, она вернулась, таща за собой по песку старую, видавшую виды гитару Кирша.
– Кирш, ты нам что-нибудь сыграешь, хорошо? Она протянула ему гитару. Кирш вытер руки и взял ее. Айя сразу же села на песок и, обхватив колени руками, приготовилась слушать.
Кирш усмехнулся и, легонько коснувшись Айиного носа пальцем, весело сказал:
– Расскажу я вам сейчас удивительный рассказ. Как у Айи на носу ели черти колбасу!
Айя прыснула.
– Другого места не нашли, – проворчал Донован.
Кирш промолчал. Он склонился над гитарой и начал ее настраивать. Костер слабо потрескивал, сипел сырыми ветками, стрелял искрами; запах дыма был знакомый и терпкий, как будто жгли обыкновенные земные сосновые ветки.
– Ну, и что же тебе сыграть? – спросил Кирш и начал легонько перебирать струны.
– Сыграй что-нибудь о Земле, хорошо, а? – несмело попросила Айя.
Кирш кивнул и задумался, по-прежнему перебирая струны. Алеша поворошил угли в костре и подбросил веток. Костер чуть присел, задымил, но сразу же оправился и взмахнул вверх. Айя сидела притихшая, завороженная, и только в ее огромных глазах отражались мерцающие языки пламени.
Кирш долго подбирал мелодию, наигрывая что-то грустное, и, наконец, тихонько начал…
Были уже густые сумерки. Ратмир ушел, и Айя вышла его проводить. В хижине было темно, оранжевый светляк почти угас, и только россыпь голубой искры все еще колюче пялилась со стен. Донован встал и, пригнувшись, вышел из хижины. Песок под ногами был холодным, остывшим, из пустыни дул слабый ветер и нес с собой жаркий кислый запах жженого железа. Душный запах, отвратительный запах, мерзкий запах… Запах смерти. Он отвернулся, растер виски обеими ладонями и сел на песок, прислонившись спиной к стене хижины.
Не надо об этом, подумал он. Отдохни, рассейся, не думай ни о чем. Он закрыл глаза и запрокинул голову.
Не ходите дети в Африку гулять, подумал Донован.
Он почувствовал, как рядом из темноты возникла Айя и прильнула к его плечу теплым, маленьким, участливым комочком. Это сразу как-то успокоило. Стало тепло и уютно. Покойно.
Милая моя, подумал он. Как хорошо, что ты рядом. Спасибо. Аня тихо пошевелилась, ласково провела пальцами по его щеке.
– Где ты сейчас? – еле слышно спросила она. Он помолчал.
– На берегу, – наконец сказал он. – Ночью… Море такое тихое-тихое и спокойное… И луна. И лунная дорожка широкая, яркая, почти не раздробленная…
– А я там есть?
– Да.
– Где я?
– Рядом.
Она замолчала, уткнулась носом в его плечо. Совсем недалеко, за рощей, спало море, из-за горизонта степенно выкатывалась луна и прокладывала в спокойной воде ровную золотую дорожку.
– Ты устал сегодня, – сказала она. – Пошли спать.
Он закивал головой и открыл глаза.
– Да. Пошли.
Ночь была тихая и светлая. В открытый проем хижины нахально заглядывала полная круглолицая луна, вырезав из циновок вытянутый золотистый овал. Донован лежал с открытыми глазами, никак не мог заснуть, и ему было хорошо видно, как со своего гамака в другом конце хижины тихонько встала Айя и на цыпочках, крадучись, подошла к нему. Сейчас, в темноте, когда не было видно ее странных глаз, полуприкрытых нижними веками, и трепещущих клапанов носа, ее фигура ничем не отличалась от фигуры земной девчонки.
– Ты спишь? – шепотом спросила она и подергала за сетку гамака.
– Нет.
Она перелезла через паутину нитей и забралась к нему в гамак.
– Расскажи что-нибудь, а? – попросила она, прильнув к нему. – Как тогда, помнишь? Сказочку-рассказочку…
Он погладил ее по голове. Сказочку… До них ли вам теперь…
– Я знаю, Доновен, я знаю, – говорила она уткнувшись носом ему в грудь, – ты сейчас думаешь, тебе сейчас плохо, и я нехорошо делаю, что прошу тебя… Но, Доновен, милый, хороший, Дылда…
Мне сейчас плохо, подумал он. Мне сейчас плохо? Это вам, вам всем сейчас плохо! Хотя вы все страшно веселы, жизнерадостны как никогда, но все это – бег белки в колесе. Вроде бы бежите – а на месте. Даже еще хуже.
Он вздохнул.
– Что тебе рассказать?
Она сильнее прижалась к нему, спрятала лицо на груди.
– Дылда, милый… Спасибо.
Он улыбнулся. Стало лучше, легче.
– О чем ты хочешь?
– О чем? – Она вскочила в гамаке на колени. – Обо всем! Всем, все-ом!!! – радостно закричала она.
Донован тихо рассмеялся.
– Знаешь, что? – спросила она.
– Что?
– Расскажи… – она задумалась. – Расскажи так, чтобы о нас, но и не о нас. О Других.
– Каких это – других?
– Ну… Других. Не понимаешь? – Она засмеялась. – Совсем не понимаешь?
Донован помотал головой.
– Ну, что ты, Дылда! Ну, это… Ну… – Она сама запуталась, но все же попыталась выбраться из этих Дебрей. – Ну, вот, как нашли вы нас, – растягивая слова начала объяснять она. – Ну… А то – Других. Понимаешь?
Донован кивнул.
– Ты хочешь, чтобы я рассказал о человечках, живущих на других планетах?
Айя снова рассмеялась.
– Ну, вот, Дылда, ты же все понимаешь! Ты просто меня разыгрываешь! А может… А может, вас тоже нашли? – Она рассмеялась такой догадке и весело зашлепала ладошками по его груди. – А, Дылда, а? А вас тоже нашли! Нашли! Да? Да, Дылда, да?
Он поймал ее руки, прижал к себе.
– Не шлепай так, в соседней кампалле всех разбудишь.
Она смеялась.
– А там никого нет. Все ушли в Войнуху играть. – Она высвободила руку и нажала ему пальцем на нос. – Вот так!
На Войнуху… Снова все приблизилось, весь сегодняшний день. Он вздохнул и отпустил Айю.
– А Доновена нашли! Нашли! Дылду тоже нашли!
Она замолчала.
– Нет, – сказал он вяло, – никто нас не посещал. И мы никого больше не нашли.
– Никто? – спросила она.
Он помотал головой.
– И никого?
– Нет.
Она снова затихла. Затем спросила:
– А мы?
– Вы – первые.
Айя подумала.
– Тогда знаешь, что?
– Что?
– Ты все равно расскажи о Других. Ну, их, сейчас, не было, но ты расскажи о них, как на самом деле. Ну, словно они есть. Хорошо?
Донован улыбнулся, погладил ее по голове. Выдумщица…
– Хорошо?
Он кивнул, и тогда она села в гамаке, обхватила колени руками и, уткнув в них подбородок, приготовилась слушать.
Он подумал. Закинул руки за голову. Что же тебе рассказать?
– Ну?
И тогда он начал.
“Жили-были на далекой-далекой планете люди. Были они веселыми и дружными, ласковыми и добрыми. Они не знали ни зла, ли унижения; ни лжи, ни жадности; ни подлости, ни трусости. Планета не была сурова к ним, климат ее был мягким, земля плодородной. Люди были трудолюбивы и жили счастливо”.
Идиллия, подумал Донован. Боже мой, какую идиллию я нарисовал… Впрочем, там и на самом деле была идиллия.
“Но однажды на планету прилетел пришелец. Ему, как и полагается, как гостю, оказали высокие почести, устроили пир горой и поселили в лучшей, самой просторной хижине у резчика Аола. И он остался.
Ему все было интересно, он обо всем расспрашивал, везде совал свой нос. Когда Аол вырезал какую-нибудь фигуру, он спрашивал:
“Зачем ты это делаешь?”
“Мне нравится”, – отвечал резчик.
“А для кого ты ее делаешь? Тебе ее кто-то заказал?” – не унимался пришелец.
“Нет, мне ее никто не заказывал”, – отвечал резчик. “Тогда зачем ты ее делаешь?” – снова спрашивал пришелец. “Я делаю ее для себя, – отвечал резчик. – Для себя и для людей”.
“Как это?” – не понимал пришелец.
“Для себя, – разъяснил Аол, – потому, что мне это нравится. Для людей – если понравится и им. Тогда я отдам свою работу людям”.
“И ты что-нибудь за это получишь?” – спрашивал пришелец,
“Да”, – отвечал резчик.
“Что именно?” – спрашивал пришелец.
“Уважение и одобрение”, – отвечал резчик.
“Как это?” – снова не понимал пришелец.
“Уважение, – терпеливо объяснил Аол, – если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение за то, что не бездельничал”.
Пришелец хмыкал и качал головой.
Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:
“Зачем тебе так много?”
“Это для людей, – отвечал Аол. – Для людей и для себя”.
“Как это?” – не понимал пришелец.
“Я отдам все людям, – разъяснял Аол, – а себе оставлю лишь необходимое”.
Глядя на хижины в деревне, пришелец удивлялся:
“Почему у вас нет дворцов?”
“А зачем?” – спрашивал Аол.
“Чтобы жить лучше!” – восклицал пришелец.
“Мы живем хорошо”, – отвечал Аол.
Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:
“Почему у вас нет памятников?”
“А зачем?” – спрашивал Аол.
“Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей!” – восклицал пришелец.
“Память о людях должна всегда храниться в сердце”, – отвечал Аол.
“Но вы же так можете многих забыть!” – восклицал пришелец.
“Если они достойны – их не забудут”, – отвечал Аол.
– Это ты про нас, – задумчиво сказала Айя. Про нас и про Кирша…
Донована охватила тихая ярость. Не ей я это рассказываю, подумал он. – Это я им говорю. Это я дол-жем им всем рассказать, а не ей одной.
– Нет, – сказал он вслух, – это не про вас. Это сказка.
И продолжил.
И тогда пришелец, спросил:
“Ты знаешь, что такое власть?”
Аол удивленно поднял брови.
“А хочешь ее иметь?”
“Я не знаю, что это такое”, – отвечал Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
“Я научу тебя, как ее добыть”, – предложил он.
И Аол согласился…
И тогда пришелец сказал Аолу:
“Видишь, идет Мона?”
“Да”, – отвечал Аол.
“Побей ее”, – сказал пришелец.
“Зачем?” – удивился Аол.
Пришелец снова загадочно улыбнулся.
“Ты побей – увидишь”.
Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья, все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда он хлопнул ее по щеке.
“Что тебе, Аол?” – удивленно спросила она.
И он ушел.
“Избей ее, – говорил пришелец. – Избей и возьми”.
“Она невеста Эло, – отвечал Аол, но на следующий день он-таки избил ее, а потом сделал своей женой.
Он издевался над своей женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков… И чувствовал при этом удовольствие.
Но пришелец сказал:
“Это еще не власть”.
И дал Аолу оружие.
“Убей Эло”, – сказал он.
И тогда Аол на мгновение проснулся.
“Вчера я отнял у него невесту”, – сказал он.
“Да, – сказал пришелец. – Это власть”
“Сегодня я хочу убить его самого”.
“Да, – сказал пришелец. – Это власть”.
“А завтра кто-нибудь захочет мою жену”.
“Нет, – сказал пришелец. – Ты не понял. Обожди”.
“А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня”.
“Обожди, – сказал пришелец. – Ты не понял”.
“Ты болен”, – понял Аол.
“Обожди”, – сказал пришелец.
“Ты заразен”, – сказал Аол.
“Обожди”, – сказал пришелец.
“Ты заразил меня”, – сказал Аол.
“Обожди”, – сказал пришелец.
Но Аол убил его.
Затем он убил Мону – она знала, что такое рабство.
Затем он убил себя. Он знал, что такое ВЛАСТЬ.”
Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее большие, огромные глаза светились в темноте.
– Страшно, – наконец сказала она. – Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…
Она зябко передернула плечами и, вытянувшись, нырнула к нему на грудь. Тело у нее было холодное, просто закоченевшее.
– Я сама виновата, – прошептала она, прижимаясь тесней. – Тебе было плохо, а я все настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю Страшную.
Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, ему даже невдомек было, что пришелец – это только разведчик, только первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.
Айя успокоилась, согрелась.
– Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? – попросила она. – Хорошо, обещаешь?
Донован сглотнул тугой ком слюны. Закрыл глаза.
– Обещаю, – наконец сказал он. – Тебе – нет.
Он проснулся резко и сразу, будто его кто-то толкнул. Утро было свежим и солнечным. Это Чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их Открывать – по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечных зайчиков, а сама, еле слышно шевеля губами, шепчет заклинание: “Вставай, лежебока!”
– Солнышко-солнышко, – сказал он и прикрыл глаза рукой, – доброе утро!
Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему на грудь.
– Вставай, ле-же-бо-ка! – восторженно завопила она и принялась его тормошить. Он снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака просто на пол, но он расслабился, сделался тяжелым и вовсе не собирался помогать ей в этой затее, и тогда она отстала.
– У-у, тяжелющий! – вздохнула она и снова взорвалась на высокой ноте: – А ну, вставай!
Он сладко причмокнул губами и приоткрыл один глаз. Она засмеялась.
– Солнышко высоко?
– Высоко, высоко!
Он открыл второй глаз.
– А море спокойно?
– Спокойно, спокойно! – А я небрит?
Она рассмеялась и протянула ему зеркальце.
– Ты как морская шушандра!
Он посмотрел и улыбнулся. Двухдневная щетина искрами вкрапилась в его лицо.
– Тогда вперед!
Он вывалился вместе с ней из гамака, стараясь не зашибить вскочил на ноги и, забросив ее за спину, галопом помчался к Лагуне.
– Ура-а! – звонко на всю Деревню закричала Айя и немилосердно замолотила пятками, пришпоривая своего скакуна.
Донован диким аллюром проскочил рощу, выбежал на берег, на всех парах влетел в воду, но здесь уже не удержался на ногах и они с хохотом и визгом, с тучей брызг, с шумом и плеском полетели в холодную гладь.
– Бр-р-р! Холодина! – отфыркиваясь, выдохнула Айя, окатила Донована водой из-под ладошки, засмеялась и нырнула от него в глубь Лагуны. Она вынырнула метрах в семи-восьми впереди, крикнула: – Дылда, догоняй! – и снова нырнула.
Донован уже хотел броситься ей вслед, но непроизвольно оглянулся и увидел, как по берегу, пыля песком и выбросив в стороны длинные суставчатые лапы, мчит “богомол”, а из кабины выглядывает Ратмир и машет ему рукой.
“Богомол” подкатил поближе, крутнулся на месте и стал, подтянув под себя лапы. Из кабины выпрыгнул Ратмир, тщательно выбритый и не менее тщательно причесанный, и, увязая в песке, зашагал к нему.
– С добрым утром, Донован, – поздоровался он, подходя, и остановился на самой кромке берега.
Донован кивнул, буркнул приветствие и начал выходить из воды.
– Нам пора, – сказал Ратмир, не глядя на Донована. – Позови Айю, она обещала показать на лабиринт.
Донован выбрел из воды и устало, разбито опустился на песок.
– А я, признаться… – Он скрипнул зубами и перевернулся ничком. – Забыл я обо всем, Ратмир.
Ратмир вздохнул и сел рядом с ним.
Вот и все, с болью подумал Донован. Где ты, мой солнечный зайчик?
Айя выскочила из воды и прямо так, мокрым холодным лягушонком, прыгнула ему на спину.
– Чего ты меня не догонял?
Донован обернулся, поднял ее на руки и встал. Через силу улыбнулся.
– Да так… Нам пора в Город.
– Ну, вот, – Айя насупилась и исподлобья посмотрела на Ратмира. – Будто мы среди дня не можем туда поехать…
– Надо, – сказал Донован и опустил ее па песок. – Понимаешь, надо. – Он вздохнул. – Сбегай, пожалуйста, принеси мне одежду.
Айя выскользнула у него из рук и медленно, всем своим видом выражая недовольство, направилась в Деревню. Она поминутно останавливалась, оглядывалась на Донована, в надежде, что, может быть, он все-таки махнет рукой на этот Город и позовет ее назад. Вид у нее было очень обиженный.
Иди, молча кивнул Донован и отвернулся.
Ратмир посмотрел на Донована, достал из кармана брюк тюбик депилата и аккуратно надрезал его.
– Возьми, побрейся, – сказал он, протягивая тюбик.
Донован молча взял тюбик и, глядя в воду себе под ноги, как в зеркало, снял с лица ржавую щетину. Обмыв лицо, он обернулся, чтобы отдать тюбик Ратмиру, но вместо него прямо перед собой увидел запыхавшуюся, раскрасневшуюся Айю. Ком одежды лежал тут же, на песке, а она стояла рядом, глубоко, с надрывом, дыша, и протягивала ему полотенце. Видно, пулей назад летела.
Он улыбнулся.
– Спасибо, кроха, – поблагодарил он и взял полотенце.
Айя расцвела.
– Только сперва меня, Дылда! – крикнула она громко и требовательно. – Сперва меня…
Донован усмехнулся. Обмотав полотенце вокруг шеи, чтобы не мешало, он схватил ее в охапку и с силой зашвырнул в Лагуну. Айя завизжала, задрыгала в воздухе ногами, плюхнулась в воду и сразу же, как ошпаренная, выскочила на берег. Донован поймал ее, укутал в полотенце, как в простыню, стал растирать, а у нее глаза от удовольствия стали масляными, превратились в щелочки, и она даже похрюкивала.
– А теперь, – сказал Донован и легонько шлепнул ее, – шагом марш в машину.
Айя отпрыгнула в сторону и обиженно стала пятиться к “богомолу”. Губы она нарочито надула, как две оладьи, но в глазах прыгали смешливые бесики.
– Бесстыдник ты, Дылда, – проговорила она. – Рад, что здоровый вымахал – знаешь, что сдачи не дам…
Она явно подзадоривала его, чтобы он сыграл с ней в догонялкой. Но Донован игры не принял. Он молча оделся и пошел к “богомолу”.
– Залезай, – приказал он Айе, и она беспрекословно подчинилась.
Подошел Ратмир.
– Ну, что, поехали? – спросил он.
– Поехали, – буркнул Донован и, пропустив Ратмира вперед, рывком забросил свое тело в кабину.
Феликс уже сидел в водительском кресле. Он обернулся, кивком головы поздоровался с Донованом.
– Шлем застегни, – подсказал он и тронул машину с места.
На этот раз они въехали в Город с северной окраины. Город начинался сразу, же, вырастая из песка дымными развалинами. Здесь, с краю, дома были более целыми, еще похожими на дома, с золоти песочным оттенком.
На одном из перекрестков Айя задергала Донована за рукав.
– Смотри, смотри! – указала она пальцем. – Чучело!
На втором этаже дома стоял застывший кибер. Руками он держал огромный блок стены с проемом окна. Видно, он хотел его поставить, но в это время для него прекратили подачу энергии.
Атлант, подумал Донован, и ему страшно захотелось увидеть Кирша и посмотреть ему в глаза.
Вход в лабиринт был загорожен гусеничным краулером, и если бы не Айя, то они навряд ли отыскали его Протиснувшись между краулером и стеной, они увидели огромную дыру, всю закопченную, из полуобвалившихся стен крючьями торчала арматура, а откуда-то с потолка сочился ручеек и, журча, убегал в темноту. Из провала тянуло промозглой сыростью, ржавым металлом и гнилой, мертвой биоэлектроникой.
Ратмир принюхался, поплямкал губами, словно пробуя воздух на вкус.
– Не нравится мне все это…
Айя передернула плечами.
– Он тут, – сказала она. – Только тут ходов много, запутаться можно и не просто так, а надолго. Кирш говорил, что неделю можно ходить-ходить, а может быть, даже и больше, и выхода не найти.
– Да, окопался, – проговорил Феликс, с интересом осматриваясь по сторонам, и прицокнул языком.
Ратмир бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.
– Ты знаешь, как его здесь найти? – спросил он Айю.
– Нет, – Айя помотала головой. – Он меня сюда не водил. Говорил, нельзя, я заплутаюсь, а он потом не найдет. Но это все враки, конечно, я бы нашла Дорогу назад, но он сюда вообще никого не водил.
– Жаль, – вздохнул Ратмир. Он повернулся лицом ко всем. – Значит, так, Феликс, останешься в машине. А ты с Донованом спустимся в лабиринт. Никаких действий до нашего возвращения не предпринимать.
– Хорошо, – недовольно буркнул Феликс и, протиснувшись между краулером и стеной, зашагал в сторону оставленного “богомола”.
Ратмир проводил его взглядом, затем кивнул Доновану.
– Идем.
И стал быстро спускаться в провал по каменному крошеву. На полдороге он остановился и глухо, как из бочки, сказал:
– Айю оставь. Ни к чему ей туда.
Донован посмотрел на Айю, улыбнулся и развел руками. Что поделаешь, нужно подчиняться. Он спустился вслед за Ратмиром и в конце провала оглянулся. Айя стояла боком к нему, черная фигурка на светлом пятне входа, и обиженно сколупывала со стены штукатурку. В лабиринт она не глядела.
Ничего, сказал про себя Донован. Ты не расстраивайся. Он сейчас на самом деле прав. Незачем тебе туда.
Ратмир тронул его за плечо.
– Здесь мы разделимся. Пойдешь прямо, а я – налево. Встреча здесь же, через два часа. Ты хорошо ориентируешься?
Донован пожал плечами.
– Если стены здесь не двигаются…
Ратмир сдержанно улыбнулся.
– Тогда – до встречи, – сказал он, кивнул головой и сразу же исчез за поворотом. Там он включил фонарь, и было видно, как по стенам, все удаляясь под гулкий звук шагов, бегают блеклые отблески.
– До встречи… – сказал ему вслед Донован, еще раз оглянулся на Айю и пошел в другую сторону.
Коридор, в который он свернул, был тускло освещен унылым грязно-красным светом, и от этого все вокруг казалось серым и угрюмым, как в туманную лунную ночь. Донован шел неторопливо, прислушиваясь, запоминая дорогу, но фонарь не включал. В лабиринте было сыро и затхло, во рту ощущался оскомный привкус ржавого железа и вообще весь этот полумрак, это запустение, шелушащиеся штукатуркой стены, кучи седого хлама, битый пластик и гнилая слизь, распластавшаяся коричневыми скользкими лужами по полу, источали тревогу и полную безысходность. Как тут можно жить? Кирш, до чего же нужно опуститься, чтобы тут жить? Ведь это нора, грязная, спущенная, захламленная нора, где могут жить лишь какие-то нечистоплотные твари, но не люди… Логово.
Донован остановился и прислушался. Где-то рядом, за стеной, кто-то еле слышно бормотал. Он всмотрелся в темноту, увидел вход в соседнее помещение и шагнул туда.
Комната, была маленькой, приблизительно три на четыре метра, относительно чистой и пустой. Лишь посреди нее сизой громадой возвышался громоздкий универсальный кибер, давно обесточенный, горел только зеленый огонек приемника, и он, голосом Кирша, монотонно декламировал какую-то белиберду, сильно нажимая на “р”. Донован нагнулся пониже, чтобы попытаться хоть что-нибудь расслышать.
– Крыльями кружа красиво, – зло и тихо сказал Кирш ему в самое ухо, – крыса кралась кромкой крыши. Крепче кремня кривошипы, кроя кропотливо кражу, кролика кредитовали…
Декламирование оборвалось и раздался глухой простуженный кашель. Больной кашель, плохой, буханье, можно сказать, а не кашель. И опять.
– …Крепко кроль кричал, креняся, крепость кропля кратно-красным…
Кирш, подумал Донован. Ты все пишешь стихи… Упражняешься… Он почувствовал, как ярость плотным давящим комком поднимается к самому горлу.
– …Крюк кривой кромсал круп кроля, кровью круто кровоточа…
Донован размахнулся и со всей силы ударил ребром ладони по зеленому огоньку на панели кибера. Что-то зазвенело, огонек погас, и воцарилась тишина. Кирш, что же ты здесь наделал… Донован посмотрел на ладонь. Из ссадины сочилась кровь. Он прислонился лбом к холодному пластхитину кибера и вдруг услышал, как за стеной пробубнил голос Кирша:
– …Кроткий крот, крепя крест кролю, крапивой крушенье красил…
Донован скрипнул зубами и пошел прочь от этого места.
Вслед ему неслось:
– …Крякча крысе кровожадной крах кромешный…
Замолчи… Замолчи, замолчи! Донован сцепил кулаки и быстро, почти бегом, зашагал вперед.
