Текст книги "Незнакомец в черной сутане"
Автор книги: Леонид Колосов
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Здравствуй, товарищ!
– Здравствуй, браток! Неужели русский? Здесь?
Да, конечно, Андрей Тряскин хотел продолжать борьбу с оружием в руках. Есть ли надежные люди в группе пленных? Конечно, есть. Человек десять – двенадцать. За них Андрей готов поручиться головой. Когда может быть готова группа к побегу? Да хоть завтра. Этот вопрос ребята уже обсуждали.
Что ж, дело стояло за малым. Тут же, сидя на пустых ящиках из-под апельсинов, договорились о деталях побега. Андрею дали два трофейных пистолета и несколько ножей, которые он спрятал под своими лохмотьями. Побег был назначен в одну из ночей с субботы на воскресенье, когда охрана была самой малочисленной. Андрей и с ним еще тринадцать человек бесшумно сняли троих часовых и через подкоп под колючей проволокой вышли из лагеря. В километре от него, в небольшой лощине, их ждали двое провожатых и Владимир Серебряков. Пройдя еще несколько километров, группа оказалась в заброшенном карьере, где в пещерах находились люди Молинари с ящиками оружия, продовольствия и одежды…
Так возник первый в римской провинции Лацио самостоятельный отряд русских партизан, командиром которого назначили Андрея Тряскина. Отряд Тряскина разрастался. Встал вопрос о его разукрупнении, потому что в римской провинции было нелегко действовать большим партизанским соединениям. Ведь в окрестностях Вечного города нет ни густых лесов, ни высоких гор, удаленных от населенных пунктов. Безлесные холмы, редкие оливковые рощи, виноградники, близко расположенные друг от друга городки и деревушки, дороги, забитые гитлеровцами – таким было то не очень удобное поле действия, на котором приходилось воевать отряду русских партизан. Новый отряд создали в южном от Рима направлении, в районе городков Дженцано и Палестрина. Его командиром назначили уже приобретшего немалый боевой опыт Андрея Тряскина, а командование над отрядом в Монтеротондо принял боевой заместитель Андрея ефрейтор артиллерии Михаил Опанасенко.
Товарищ Молинари был доволен действиями «русской группы» и Серебряковым особенно.
– Владимиро, друг, я в тебе не ошибся, ты человек дела. Но хватит заниматься Монтеротондо, Палестриной и Дженцано. Андреа и Микеле прекрасные командиры, у них есть опытные помощники из наших товарищей, а ты нам необходим в Риме. Нужно подумать над созданием партизанского центра и расширением связей среди твоих соотечественников. Ведь наверняка в Риме есть хорошие люди из эмигрантов, которые могут стать нашими активными помощниками. Я дам тебе адрес одного римского товарища. Не записывай! Выучи его на память: Виа Карло Альберто, дом 34, второй этаж. Когда поднимешься, увидишь вывеску: «Зубной врач Паоло Гаспарроне». Это наш человек. Смело заходи и постарайся изобразить сильную зубную боль. Когда сядешь к нему в кресло, скажи, что у тебя болят зубы «под верхней левой и нижней правой коронками». Да, у тебя есть коронки на зубах? Нет? Тем лучше. Это пароль. Врач передаст тебе рекомендательное письмо в одно консульство. Им там срочно нужен мажордом. Об этом сказала Гаспарроне его постоянная клиентка – секретарь шведского посольства мадам Торсон. Мы сразу же приняли решение пристроить тебя. Какой дьявол заподозрит в мажордоме азиатского консульства подпольщика! Когда мадам Торсон пришла на очередной прием к Паоло, он рассказал ей о тебе. Ты можешь представить, что он наплел? Что ты и дворянин, и лютый враг большевиков, и наследство огромное потерял в России. А поскольку в тот раз мадам секретарь мучилась острой зубной болью, которую Гаспарроне ей ликвидировал, то она в благодарность заочно написала для тебя отличную рекомендацию. Действуй!
Так Владимир Серебряков стал мажордомом на «азиатской» вилле, а его связным со штабом итальянского Сопротивления – краснодеревщик Луиджи Бокка.
Глава IV
ГОСТИ «АЗИАТСКОЙ» ВИЛЛЫ
Номентана, может быть, и не самая красивая, но наверняка одна из самых зеленых и широких римских улиц. По обеим ее сторонам тянутся фешенебельные виллы. Сам дуче не пренебрег этой улицей, приняв в личное владение от римских богатеев, князей Торлония, огромный дворец, окруженный тенистым парком с высокими и стройными пальмами. Сиятельные князья преподнесли столь богатый дар «почетному капралу» чернорубашечников не случайно. Им хотелось жить в дружбе с режимом. Он давал выгодные заказы, мог освободить от уплаты налогов.
Надо сказать, что бывший социалист Бенито Муссолини побаивался аристократов и вообще богатых людей до того момента, пока они не привели его к власти. А потом роли переменились. Дуче обретал самоуверенность не по дням, а по часам. Будучи человеком искушенным в провокациях и шантаже, Муссолини не стеснялся выбивать из сиятельных синьоров деньги не только на «создание тысячелетней империи», но и на личные нужды. Дуче ужасно любил «созидать» за счет чужого кармана. На западной окраине Рима выросли нелепейшие здания так называемого нового Рима, помпезные и бесполезные. Но Виа Номентана Муссолини, видимо, пожалел – на ней так и не появилось творений его придворных архитекторов. Зато на улице XXI апреля, тоже одной из самых широких, пересекающей Номентану трамвайными рельсами, среди элегантных особняков были воздвигнуты унылые квадратные казармы, так называемые «народные» дома. На каждом из них красовалась выведенная аршинными буквами надпись: «Opera del regime. XI anno dell’era fascista»– «Творения фашистского режима. XI год фашистской эры». Улица XXI апреля была названа так в честь годовщины Рима, который был заложен, согласно преданию, в начале третьей декады апреля 753 года до н. э. Надпись об одиннадцатой годовщине фашистской эры на фоне двадцатисемивековой истории Рима казалась смехотворной…
На самом углу двух пересекающихся улиц, Номентаны и XXI апреля, стоит изящный, выдержанный в классическом стиле особняк. Весной и летом его скрывает от глаз прохожих густая зелень столетних платанов. Когда листва осыпается и деревья как будто бы в великой скорби вздымают к небу голые и уродливо искривленные лапы ветвей, здание глядит на Номентану глухо закрытыми ставнями своих окон.
На вилле размещалось консульство одного небольшого государства Юго-Восточной Азии. Здесь нередко устраивались пышные приемы. Приходили дипломаты в элегантных черных смокингах и в роскошных экзотических одеждах, военные с аксельбантами и орденами по принципу – чем меньше страна, тем ярче мундир и больше металлических побрякушек, дамы в блистательных вечерних туалетах с бриллиантовыми колье, с дорогими мехами на плечах и без оных. Гостей встречал в дверях респектабельный мажордом невысокого роста с седыми волосами, с лицом, которое равно могло принадлежать и азиату и европейцу. Он одинаково свободно говорил на итальянском, французском и немецком языках. Но, пожалуй, только один консул и знал, что, помимо трех европейских языков, его мажордом не менее блестяще говорил и на русском языке.
Консула, представлявшего страну, находившуюся в дружественных отношениях с треугольником Рим – Берлин – Токио, мало беспокоило русское происхождение мажордома. Он получил на «синьора Владимиро» отличные рекомендации. Ему показали документы, утверждающие: Серебряков дворянин – сын офицера русской царской армии, который счел за лучшее покинуть большевистскую Россию после известных событий в октябре 1917 года. Короче говоря, у господина консула не возникало никаких сомнений насчет этого человека, и он с легким сердцем поручил исполнительному мажордому присматривать за виллой, когда дела у Муссолини пошли плохо и персонал консульства счел за лучшее перебазироваться на север Италии, поближе к дуче, который на берегах озера Гарда, в отчаянной попытке спасти разваливавшуюся фашистскую империю, создал свой последний бастион – марионеточную республику Сало.
…Серебряков сидел в просторном кабинете консула в кресле, которое, как и вся дорогая мебель виллы, было закрыто серым чехлом. В стену напротив было вделано огромное венецианское зеркало. «Вот и волосы стали все сплошь седыми. Видно, по шерсти и подпольная кличка – Серебряный. Вообще-то по фамилии, но и к волосам подходит. А итальянцы перевели ее как „Ардженто“, то бишь „серебро“».
Стенные часы, стоящие в углу, вдруг зашипели, потом начали мерно бить. Раз, два, три, четыре, пять… Сейчас на совещание должны собраться товарищи. Важное совещание. Будет сам Молинари (ему присвоили недавно партизанское звание полковника Сопротивления), краснодеревщик Луиджи Бокка, Паоло Гаспарроне, Стефан Непомнящий – «падре Стефано»…
Стефан приходил обычно первым. Серебряков очень ценил и любил этого бесстрашного подпольщика не только за то, что падре Стефано выполнял самые опасные задания подполья, но и за сходство судеб, судеб двух россиян, оказавшихся вдали от родины.
Стефан родился в литовской старообрядческой семье. Учился в частной гимназии, а когда ему исполнилось 18 лет, случай свел его с епископом Бучисом, наместником Ватикана в Прибалтике. По совету епископа Стефан поступил в Мариямпольский монастырь, где его постригли в монахи. Юноша явно пришелся по душе епископу. На его воспитание в католическом духе последний не жалел своего времени. И когда Бучис решил, что его воспитанник «созрел», он направил его в Италию, в католический университет «Ангеликум». Оттуда как подающего надежды Стефана перевели в «Руссикум» – «Русский институт» при Ватикане. Там и застала его война. В одной из аудиторий «Руссикума» на стене висела карта мира. Как и на многих картах той поры, здесь перекалывались флажки, обозначающие линии фронта. У карты постоянно толпились монахи. Они оживленно комментировали военные события. Многие утверждали: «Скоро возьмут Москву»… «А с кем я?» – задавал себе вопрос Стефан. Один из бывших слушателей «Руссикума» вернулся с Восточного фронта. Он рассказывал о зверствах фашистов. «Как совместить эти зверства с религией?» – спросил однажды Стефан у одного из профессоров. Тот ответил, что фашисты, мол, приносят меньшее зло, чем коммунисты… Они убивают тело, а коммунисты убивают душу…
Несколько раз Стефана направляли помощником капеллана в тюрьму, где немецкие фашисты расстреливали заложников – стариков, женщин, детей. Он увидел, как эсэсовцы стреляли в затылки приговоренных. Стреляли в упор. Кровавая расправа потрясла Стефана. Он решил мстить за невинных людей. В вечерние часы Стефан подкарауливал гитлеровцев между вокзалом и комендатурой. Пока приезжий еще не встал на учет, пока его никто не будет искать, он должен быть уничтожен.
Человек, начавший борьбу с фашистами, не мог оставаться одиноким. Стефан познакомился с зубным врачом Гаспарроне… Однажды он сидел в зубоврачебном кресле (это был уже не первый его визит), как и все больные, морщась в тот момент, когда врач включал бормашину. Разговор велся на обычные темы. О чем, как не о зубной боли, говорить в зубоврачебном кабинете? Вдруг Гаспарроне поднял кверху жужжащий бор.
– Падре Стефано, не вы выходили вчера из шведского посольства? Там у вас знакомые?
Монах побледнел. Провокация? Не похоже. Паоло Гаспарроне не раз выражал сочувствие борющимся против фашизма. Стефан решил рискнуть.
– Да, я был в посольстве. Просил помочь двум русским, бежавшим из концлагеря.
– Но зачем же так неосмотрительно, – укоризненно сказал врач. – Слепой риск не лучший путь к успеху…
Зубы падре Стефано уже давно не болели, но он регулярно ходил на прием к врачу, а вместо рецептов уносил листочки с адресами конспиративных квартир, где можно было пристроить на несколько дней бежавших из лагерей советских пленных. Монашеская ряса никогда не вызывала подозрения у фашистских патрулей.
…Раздался мелодичный звонок: трим-трим… Серебряков подошел к стене с венецианским зеркалом, нажал на малоприметный рычажок. Зеркало-дверь тихо отворилась. В проеме стоял Стефан…
– Чао, Владимиро! Все в сборе?
– Нет, ты, как всегда, первый. Чао, Стефан.
С тех пор как инженер римского муниципалитета Альфредо Пизантини дал подпольщикам карту подземных коммуникаций Рима, собираться на вилле азиатского консула стало значительно проще и безопаснее. Дело в том, что одна из подземных галерей Рима привела к старому подземному ходу виллы. Без большого труда можно незаметно попасть в эту галерею. На заднем дворе ресторанчика «У Лозы», которым владели супруги Каролини, Анна и Бальдо, активно помогавшие «русскому подполью», имелся колодец. Немного труда – и была открыта хотя и не очень комфортабельная и гигиеничная, но зато скрытая от посторонних глаз магистраль: ресторан «У Лозы» – «азиатская» вилла, которая, после того как господин консул улепетнул на север, стала настоящим штабом подполья, обладающим к тому же дипломатической экстерриториальностью, надежно защищавшей ее от визита гитлеровских патрулей.
Да, с Пизантини просто повезло тогда подпольщикам. Вопрос об использовании римской системы подземных коммуникаций, которая дала бы возможность соблюдать конспиративность в опасной работе, встал на другой же день после создания «русского подполья» в Риме. Серебряков дал задание всем товарищам заняться розысками человека, который был бы знаком с запутанными ходами римской канализации. Это оказалось очень нелегким делом. В Риме можно было сосчитать по пальцам специалистов, знающих топографию городского подземелья, и за всеми ими оккупанты установили строжайший надзор, понимая, чем может грозить им римская клоака, если туда проникнут патриоты.
Прошли долгие недели, прежде чем это задание было выполнено. Помог друг Луиджи Бокка – Чезаре Фальцони, работавший привратником на улице Бизаньо.
Фальцони сообщил, что он знает работника муниципалитета инженера Пизантини, являющегося лучшим знатоком римских катакомб и канализационных ходов.
– Это надежный синьор, – рассказывал Фальцони. – Однажды я был свидетелем того, как он спас двух русских военнопленных, которых я спрятал потом у себя дома и позже передал Луиджи. Это случилось на римской окраине Пренесте. Там под присмотром двух эсэсовцев работали на территории ветеринарной лечебницы двое советских военнопленных. К охране подошел итальянец и что-то спросил у них. В ответ они угрожающе закричали, один из эсэсовцев даже замахнулся на прохожего. А тот вдруг как стукнет одного, потом другого. Оба охранника как подкошенные упали на булыжник. Тут подоспел я и сказал, что помогу русским. Незнакомец похлопал меня по плечу, сказал, что я бравый парень, и дал свою визитную карточку, заявив, что он всегда готов помочь «хорошим людям». А на карточке было написано: «Альфредо Пизантини – тренер по боксу».
Действительно, Пизантини совмещал две профессии. Это Серебряков узнал уже позже, когда познакомился с инженером-боксером…
Опять прозвучало мелодичное трим-трим. В кабинет консула вошел полковник Молинари. Вскоре прибыли Тряскин и Опанасенко. Полковник начал:
– Товарищи, времени у нас в обрез. Засиживаться здесь нам не стоит… Все в сборе?
– Нет Луиджи…
– Ждать не будем. Итак, несколько слов о положении в Риме. Кессельринг со своими войсками собирается оккупировать город. Штаб Сопротивления поэтому ставит перед нами задачу: создать как можно больше мелких боевых групп, чтобы активизировать действия против гитлеровцев. Для этого нужны люди. Есть ли они? Есть! На окраине, как раз в конце улицы Номентана, боши разбили новый концлагерь для военнопленных. Нами получены данные о том, что среди них шестьдесят человек русских. Офицеры и солдаты, понимаете! Люди, имеющие большой боевой опыт и желающие – в этом нет сомнения – как можно быстрее взяться за оружие. Необходимо срочно организовать их побег и подготовить конспиративные квартиры. Операцию поручаю тебе, падре Стефано. Людей подберешь по своему усмотрению. Кроме того, надо усилить боевые действия в окрестностях Рима. По дорогам двигаются подкрепления генералу Кессельрингу и автотранспорты с оружием. Нужно не давать немцам покоя ни днем ни ночью. Налеты, диверсии, засады, минные поля. Ты, Андреа, и ты, Микеле, как командиры своих отрядов будете отвечать за это задание. Связь поддерживайте лично со мной и с Серебряным. Наконец, последнее – конспирация. Товарищи, наше подполье разрослось, увеличилось число конспиративных квартир, появилось много новых людей, порой не очень тщательно проверенных. Необходима предельная осторожность.
Новые боевые группы должны знать в лицо только своего связного. Встречи вроде сегодняшней сократим до минимума. Оперативные вопросы будем решать через связных. Не забывайте, в городе активно работает гестапо. Недавно прибыл специальный уполномоченный Гиммлера майор Отто Хенке. Фашистская тюрьма на улице Тассо опять полна. Вчера вывешено объявление о расстреле десятерых «врагов фашистского режима». Погибли заложники. Их расстреляли за двух абверовцев, убитых тобою, Стефано, на Тибуртине. Приговор заложникам подписал майор Хенке. Видите, как активно взялся за дело этот мерзавец. Ему, это нам стало известно, поручено нащупать и уничтожить подполье. И, видимо, он будет лезть из кожи, чтобы выполнить задание. Поэтому надо опасаться засылки провокаторов в нашу сеть. И еще одно, друзья. Нужно больше советоваться перед проведением любой, даже мелкой операции. Я никоим образом не хочу ограничивать инициативу бойцов, но была ли целесообразной ликвидация заезжих офицеров? За этих двух фашистов поплатились жизнью десять жителей Тибуртины.
Стефан поднялся с кресла и, вынув сигарету, сказал хрипловатым голосом:
– Я с тобой не согласен, товарищ Молинари. В сумке одного из офицеров было важное письмо к Роммелю, ты же знаешь…
– Да, верно. Письмо было важное. Но его можно было получить и без стрельбы. Ведь ты же говорил, что абверовцы были пьяны… Но не в этом дело. Я говорю о том, что все мы должны быть собраннее и все время советоваться, чтобы не допускать ошибок… Так, теперь вернемся к вопросу об освобождении советских военнопленных из лагеря на Номентане. У тебя есть какие-нибудь соображения, Владимиро?
– Да, есть. Я тоже получил сведения о том, что шестьдесят наших находятся в этом лагере, и мы уже кое-что обдумали со Стефано. Действительно, надо спешить, так как немцы в этой ситуации могут или уничтожить пленных, или перебросить их в другое место. Конечно, вырвать их из лагеря путем вооруженного налета, как предлагал Стефано, дело нереальное. По Номентане такую большую группу не проведешь. Остается еще один выход – подземные галереи. Правда, в непосредственной близости от лагеря галереи не проходят. Но к берегу реки Аньене ведет довольно широкая канализационная труба. Из нее можно попасть в главный коллектор и оттуда через катакомбы прямо в подвал нашей виллы.
– Есть одна очень немаловажная деталь, – вставил слово Стефан, – которая весьма усложняет этот, на первый взгляд, блестящий проект нашего друга Владимиро. Дело в том, что на карте, которую нам дал инженер Пизантини, все эти галереи запутаны так, что в них даже святая дева Мария не разберется.
Серебряков достал сигарету, закурил.
– Да, падре прав. Я могу к этому добавить еще и то, что около канализационной трубы, которая находится, в общем-то, в двадцати шагах от ограждения лагеря, день и ночь стоит эсэсовский пост с овчарками. Мало того, немецкий пост находится и под землей на пересечении двух галерей, проходящих под улицами Номентана и Реджина Маргерита. Но у нас нет иного выхода. Мы должны разобраться в галереях или с помощью святой Марии, к которой так привержен Стефано, или, если это потребуется, самого дьявола…
– А почему бы вам не взять с собой инженера Пизантини, – подумав, предложил Молинари. – Да, да, Владимиро, ты мне говорил, что он еще не совсем проверен. Но в данном случае риск оправдан. Вы же будете вместе с ним… Так будем считать, что и этот вопрос решен. Теперь дело к вам, Андреа и Микеле. Главный штаб доволен действиями ваших отрядов и просил объявить вам благодарность за два немецких транспорта с оружием. Оно нам всем пригодилось. Подробные инструкции о дальнейших действиях вы получите от меня несколько поз…
…Молинари не успел закончить фразу. Трин-трин… – прозвучал звонок как-то на этот раз очень тревожно. Зеркало-дверь открылась. Луиджи Бокка, бледный и запыхавшийся от бега, быстро проговорил:
– Товарищи, беда! Я только что встретился с Марио Мольтони, слугой барона Помпили из ОВРА, вы о нем слыхали, чудный парень. Он предупредил, что его барон через свою агентуру раскопал для подполковника Капплера из гестапо адрес подпольной типографии. Марио сказал так: «Я не знаю точно, какой это адрес, но подслушал, как Помпили объяснял Капплеру, что типография находится в районе собора Санта Мария Маджоре». Потом Марио сказал, что, как он понял из того же подслушанного разговора, операция по захвату типографии намечается завтра на пять утра.
Полковник Молинари потер рукою лоб, начал говорить медленно, растягивая слова:
– Да, действительно, в районе Санта Мария Маджоре была типография. Но мы ее перевели в другое, более безопасное место четыре дня назад. Кто мог знать, что она там была? Не сунул ли нам герр Капплер или майор Хенке своих агентов? Надо заняться этим делом. Человек, который знал о типографии, был там, следовательно, четыре дня назад и не в курсе, что ее перевели. Кто был четыре дня назад в типографии? Владимиро, ты должен знать…
– Четыре дня назад никто не был… А вот неделю назад Луиджи посылал двоих с тележкой зеленщика, чтобы отвезти им запас бумаги для очередного номера. Кто это был, Луиджи?
– Джино и Паскуале. Джино сразу же после этого уехал к партизанам в Дженцано и до сих пор там, а Паскуале, в общем-то, надежный парень и малоинформированный о наших делах…
– Сейчас нет времени с ним разбираться, займешься этим парнем позже. – Молинари начал нервно ходить по комнате. Пушистый персидский ковер глушил шум его шагов. – Надо что-то предпринимать немедленно. Ведь в помещении типографии находятся трое русских. Их вчера только освободили мои ребята, и они ждут переброски в Палестрину, в партизанский отряд.
– У меня есть план. – Стефан встал, одернул свою длинную рясу. – Правда, мне нужно заехать к Людмиле Южиной.
– А при чем тут Людмила? – Полковник остановил свой стремительный бег из угла в угол. – Зачем ты втягиваешь в эту историю нашу связную?
– Я не втягиваю. Просто у Людмилы находится комплект моего эсэсовского обмундирования, а в гараже ее отца вполне приличный «мерседес», который я получил в подарок от самого заместителя начальника гестапо майора Петера Коха…
– Опять очередная авантюра?
– Никакой авантюры. Насчет Петера Коха я расскажу вам позже, а насчет предлагаемой мной операции достаточно двух слов, чтобы вы дали согласие, мой дорогой полковник Молинари.
Стефан подошел к полковнику и минуты три шептал ему что-то на ухо.
– Ну как?
Полковник подумал, помолчал.
– Очень большой риск, друг мой. Причем рискуешь ты один.
– Конечно, один! В этом-то и весь смысл. А риск – святое дело… Итак?
– Ладно, действуй! Товарищи, нам пора расходиться.