Текст книги "Война крыш"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Число смертей, самоубийств, банкротств, несчастных случаев – словом, бед – ограничено. Почти точно повторяется ежегодно…

Собственно, в чистом виде мысль эта принадлежала Адольфу Кетле. Отцу научной судебной статистики…

– Выходит, если у соседа умерла корова, у нашей увеличиваются шансы на жизнь… Тоже с людьми.

– Нет человека – нет проблем… – заметил Петр.

Рэмбо отнесся к этому с сомнением.

Он и сам был технарь по первому своему образованию.

Оставаясь в рамках полученных знаний, его коллеги нередко выглядели весьма ограниченными в житейских проблемах.

– Криминальным убийством ничего не заканчивается, старик. У деятелей «Босса Новы» и «Пеликана», которые все это раскрутили, проблем сейчас еще больше, чем было. В том числе и с нами. Яцен в последнем разговоре выразился об этом весьма недвусмысленно. Ты погнал?

– У меня дела в центре.

– Аккуратнее…

Рэмбо собрал детективов.

Новость из Израиля касалась последнего заказа.

Некий российский бизнесмен, отдыхавший на Красном море, в Эйлате, исчез из своего номера и больше не появился. Это произошло вскоре после убийства Харифа.

Ориентировка была подписана: «Отдел розыска пропавших без вести».

Израильская система подчинения криминальных служб отличалась от российской: отдел розыска пропавших без вести входил в следственное отделение полиции.

– Можете ознакомиться…

Человек «Лайнса» в Иерусалиме немедленно прислал ориентировку факсом в Москву вместе с фотографией, которая была опубликована во всех тамошних газетах.

Рэмбо предъявил снимок.

– Я знаю его!

Один из детективов «Лайнса» – в прошлом сотрудник Московского уголовного розыска, соратник Рэмбо по Петровке, 38 – опознал лицо на фотографии.

– Я видел его вместе с Яценом. Тут, в Москве, в казино. Это крупье!

– Левон?!

Разборки шли и в России, и в Израиле.

Одни замочили Харифа. Другие, в ответ, похитили из отеля в Эйлате крупье, находившегося под покровительством «Босса Новы» и, следовательно, под крышей Шрама…

Это было начало.

– Но…

Рэмбо успокоил:

– Братва быстро договорится. Уже сегодня или завтра. Это в их общих интересах…

– А конец?

– Финал будет таким. Наиболее оголтелыми бандитами пожертвуют. Королем, Мусой, Яценом. Одних Шрам уберет сам, других сдаст израильской братве… И тем не менее я призываю всех к осторожности…

Телефонный звонок прервал его. Звонил Петр:

– Я в районе Долгоруковской…

– Да…

– Меня ведут. Двумя машинами… Кто – неизвестно.

«Началось…»

Рэмбо реагировал мгновенно и спокойно:

– Значит, так. Место на опушке леса, где проводились занятия… Помнишь?

– Улица Островитянова.

– Правильно. Едешь туда. Предварительно погоняй минут двадцать по центру, чтобы мы поспели. Припаркуешься рядом…

Рэмбо положил трубку.

– По машинам…

Слежку обнаружил Глеб, охранник.

Он держался позади Петра, в «прокладке» из нескольких машин. В его задачу входило обнаружение «хвоста» за первой машиной, буде он появится.

Петр гнал к Садовому кольцу.

Все было как обычно.

Глеб присоединился к нему в пути, в районе Красной Пресни. Возможность одновременной слежки за обеими машинами от ворот «Лайнса» исключалась.

Чтобы облегчить Глебу наблюдение, Петр сделал небольшой крюк в районе улицы Заморенова. Глеб притормозил, записал номера свернувших вслед за Петром машин. Сам Глеб затем проехал прямо, по направлению к Садовому.

На выезде Глеб принял «девятку» Петра и следовавший за ним транспорт. Проверил по своему списку.

Две машины повторили маневр. Двигались вслед за Петром.

«Петра ведут!..»

Глеб передал результат в первую машину.

Преследователи действовали не очень профессионально.

За Петром проехали по Малой Никитской, потом снова вернулись за ним на кольцо.

Когда последние сомнения исчезли, Петр поставил в известность Рэмбо…

Взятие заложника – операция, ставшая обычной в сфере криминального бизнеса, достаточно проста.

Не в пример другой – задержанию группы, пытающейся захватить заложника.

Это требовало профессионализма.

Ассоциация отрабатывала приемы противодействия бандитам вблизи зоны отдыха на Юго-Западе. Как правило, тут было малолюдно. Вдоль дороги тянулись старые стандартные гаражи. За ними сразу начинался лес.

Прибыв первыми, детективы «Лайнса» поставили машины у гаражей. Сползли с сидений. С улицы обе их машины выглядели пустыми.

Петр ехал со стороны Конькова.

Преследователи оставили осторожность, шли в непосредственной близости. Не подозревали засаду.

Петр ткнулся между стоявших у гаражей машин.

Сразу следом с дороги свернули две новые «девятки», перекрыли ему выезд. Впереди у Петра был закрытый гараж.

Захлопали дверцы. Из машин вышли шестеро, включая обоих водителей…

Приближались нарочито медленно.

«Шестикратное превосходство. К тому же окраина. Лес. Безликие гаражи…»

Яцен оставался в машине. На нем была та же кожаная черная куртка, в которой он приезжал к Марине на Кутузовский.

Петру предстояло суровое испытание…

Яцен уже выходил из машины, когда сзади послышался шум подъехавшего джипа.

Яцен оглянулся.

Из джипа никто не вышел.

За тонированными стеклами внутри ничего не было видно.

В момент секундного замешательства стекла стоявших у гаража «пустых» машин неожиданно опустились. Наружу выставились стволы помповых ружей…

– Руки на капот!..

Рэмбо с минуту еще находился в джипе. Один из детективов передал ему по рации:

– Это снова «Шведский квартал». Лицензированная охранная фирма. Обслуживает казино…

– Чувствую, что не РУОП…

Рэмбо вышел.

Детективы «Лайнса» обыскали нападавших.

Оружия с собой у них не было.

Петр стоял растерянный.

«Вот когда подумаешь: не лучше ли спокойно преподавать в школе физику…»

Он шепнул:

– Это Яцен…

– Отойдем. – Рэмбо кивнул главе «Босса Новы» на опушку. Они отошли к деревьям.

– Что у тебя к нему? – Рэмбо показал в сторону Петра.

– Он звонил Левону – крупье казино – насчет долга. Напугал его жену, а она кормящая…

– Но Левон не забил стрелку, как положено… И уже не забьет.

– Тем более. Твой друг повел себя неэтично…

– Это ты будешь говорить мне об этике?! – Рэмбо удивился совершенно искренне. – Ты? Кто сдал брата человека, который привел тебя в бизнес? А потом и его самого?!

– Кого же это?

– Воловца.

– Все в жизни бывает…

– Нет! Что-то мешает, например, здоровому человеку мочиться в ванну. Даже в чужую. А уж тем более сдавать тех, кто тебя однажды поднял…

Глава «Босса Новы» не намерен был ронять свой престиж. Вокруг стояли его люди.

– Все это слова.

– Мы сейчас говорим с глазу на глаз. Ты знаешь, что я прав. Тебе нужна от Петра расписка, которую ты не нашел в квартире у Марины…

– Хоть бы и так! Й что дальше?

– А то, что ты подставил Шрама. Ты оформил на его имя виллу в Кейсарии. Если расписка попадет в израильский суд, вилла в Кейсарии пойдет с молотка…

Яцен не ответил. Короткий этот диспут он проиграл.

– Я скажу тебе твою судьбу. Заодно Короля и Мусы. Вас сдадут. И очень скоро.

Рэмбо уже шел назад к джипу.

По его знаку людей Яцена сняли с мушки. Они должны были отъехать от гаражей первыми.

Одинокий прохожий, свернувший с улицы Академика Волгина на улицу Островитянова, что-то почувствовал. Обернулся.

Солнечный ясный день. Опушка леса. Ряд гаражей. Красивые чистые машины. Молодые здоровые люди, которым суждена короткая жизнь…

Яцен остановился у джипа.

– Ты имеешь в виду израильскую полицию?

Рэмбо покачал головой.

– Зачем ей чужая головная боль? Наши тоже бы так поступили. Полиция просто закроет на все глаза. Они как рассуждают? «Пусть бандиты убивают друг друга…»

Полицейские еще возились в доме на месте происшествия. Юджин Кейт поехал к себе на Русское подворье. Я позвонил в паб «Сицилийская мафия».

– Алло, Макс…

– Привет!

Он узнал мой голос.

– Ты откуда звонишь?

Макс прислушался.

Я звонил из дома. В квартире работало радио.

Шла все та же набившая оскомину реклама.

– Я тут, в Иерусалиме.

– Слушаю тебя…

Макс явно обрадовался. Он не верил в то, что я снова объявлюсь.

– Деньги я достал, Макс. Полностью.

– Ну!

– Видеокассета у тебя?

Я понимал – никакой видеокассеты у него нет и не может быть. Я просто давал ему возможность сдать меня российским бандитам.

– Конечно! Что за дела!

Еще с минуту я демонстрировал неуверенность и сомнения, чтобы он не заподозрил меня в двойной игре.

– Не продинамишь?

Он серьезно заверил:

– Видеокассета в надежном месте. Назначай время…

– А если я привезу валюту, а ты не сможешь доставить?..

– Я отвечаю.

– Тогда сегодня в девять вечера.

– Отлично!

Я представлял, как их устроит поздний этот час.

«Еще бы им уединенное место…»

Макс дал понять: второй раз в Бейт-а-Кэрем, в туалет торгового центра приезжать не стоит. Там эта стриженая баба в «Моде» могла запомнить.

– Согласен.

У меня было предложение, которое они не могли не принять.

– Промышленный Тальпиот. Рядом с кинотеатром есть супермаркет…

– Выходит на железнодорожный путь…

– Правильно. Там столб «88 км». Пустая сторожка. Место достаточно уединенное.

Макс прекрасно представлял его:

– Впереди новый мост перед арабской деревней…

– Мне еще позвонить тебе, Макс?

– Все! Стопроцентно договорились. Ты будешь один?

– Конечно.

– Я тоже…

Я положил трубку.

Потом позвонил Юджину Кейту, поставил его в известность о времени и месте встречи с криминалитетом…

– Все будет о'кей! Я заеду к тебе!

Я снова положил трубку.

Радиоэфир был по-прежнему полон предложений.

Слушателей призывали немедленно что-то купить, на что-то подписаться, куда-то отправиться…

Какая-то особенная колбаса, прокладка, газета…

«Сегодня! Сейчас! Немыслимые скидки! Звоните немедленно!»

Надтреснутый голос ведущей в конце набрал головокружительную высоту. Я представил старуху, взметнувшую несвежими юбками у меня перед лицом…

До встречи в Тальпиоте оставалось мало времени.

Первым делом я поехал к Леа.

Адвокат ввела меня в курс последних новостей из зала суда. Ни Гия, ни Борис не признали себя виновными, не подписали сделку с прокуратурой…

Леа теперь взяла на себя защиту Гии.

– Я вступаю в процесс на стадии обжалования в Верховный суд…

Она ознакомилась с аудиокассетами, полученными от отца Гии, и их содержание внушало ей некоторый оптимизм.

Макс уверял, что убийство совершили другие парни…

В любом случае это был повод для кассации.

– Я использую эти записи, но… В Израиле, как и в России, как везде, прокуратура не любит признаваться в том, что посадила невиновных…

– Какой срок тут на подачу кассационной жалобы?

– Огромный: два месяца.

– Когда может быть суд?

– Нескоро. Я даже не уверена, что суд состоится в этом году. При возникновении новых обстоятельств дело передадут на новое рассмотрение. Для нас это хорошо…

Когда я появился в ее офисе на Кинг-Джордж, Леа как раз собиралась в тюрьму на встречу с подзащитным.

– Я могу проводить вас?

– Конечно.

Мы ехали в такси.

– Показания Макса о том, что убийство совершили другие парни, могут помочь нам?

– Трудно сказать. Прокуратура может предложить Максу судебную сделку…

Мои знания израильского уголовного процесса были ничтожны.

– Прокуратуре важно, чтобы арест Гии и Бориса был оправданным. За это прокуратура может предоставить Максу статус так называемого государственного свидетеля…

– Но каким образом…

– Макс может сказать: «Да, настоящие убийцы – другие люди. Они сделали свое дело и ушли, а потом я увидел Гию…» – С лица Леа не сходила вежливая профессиональная улыбка. – Или Борю. Или обоих вместе… «Они вынесли из дома сумку». Или – «кейс с деньгами…».

– И Макс будет освобожден от ответственности?

– По этому делу – да! А Гия и Борис получат наказание.

– Хотя инициаторы убийства Король и Муса. А кейс с документами взял кто-то из них…

– Разве прокуратура признается в том, что арестовала невиновных?! Мальчишек, которые распустили павлиньи хвосты перед девочками!..

– Из тюрьмы общество получит преступников.

Прокуратура везде поступала одинаково…

Мы вышли из такси у здания полиции на Русском подворье.

Леа везла с собой пакет.

– Это Гии. У него день рождения.

– Я подожду вас.

В ожидании Леа я побродил по Яффо.

В кафе по соседству я увидел свободный столик. Сел у окна. Отсюда мне была видна площадь Кикар Цион. Место Амрана Коэна, которое потом заняла другая нищенка, тоже подвергшаяся нападению, пустовало. По соседству новый убогий уже тряс пластмассовым стаканом с мелочью.

Израильский уголовный процесс ничего не имел общего с российским…

Можно было лишь удивляться.

В суд из прокуратуры поступало тут не все уголовное дело, как у нас, а лишь несколько листочков – копия обвинительного заключения со списком свидетелей обвинения.

Первыми в списке шли следователи, которые вели дело. Они должны были засвидетельствовать перед судьями тот факт, что показания обвиняемыми давались добровольно, без всякого принуждения с их стороны…

Если обвиняемый соглашался с предъявленным ему обвинением и мерой наказания, которую предлагал прокурор, то они заключали между собой соглашение. Следствие прекращалось. Суду оставалось тогда только объявить меру наказания. Свидетели в суд не вызывались, материалы следствия не ревизовались…

Я расплатился за кофе. Горбатой улочкой, ведущей к Русскому подворью, поднялся к ИВС.

Леа уже ждала меня.

– Гии прокуратура тоже предлагала соглашение: «Мы не будем обвинять в убийстве, снимем грабеж. Оставим только организацию преступления. Будем просить минимальный срок…» Прокуратура знает, что с доказательствами у них негусто…

– И что?

– Гия отказался. «Только полное оправдание!» – «Тогда мы возвращаемся к первоначальному обвинению в убийстве и просим тебе пятнадцать лет!» То же с Борисом – пожизненное заключение!

Все это было для меня внове.

– Но насколько морально предложение прокурора?!

– О чем вы говорите! Какая мораль!

«Наша ошибка, ментов, была в том, что мы искали преступников и, когда находили, считали, что справедливость восторжествовала. А между тем какой торг начинался потом, за нашими спинами…»

Тема была неиссякаема.

Я стал прощаться.

Пока мы разговаривали, из ворот полиции выехал микроавтобус, служивший тут «воронком».

Изнутри до нас донеслась песня, которую затянуло сразу несколько молодых голосов на русском. Это была все та же:

«Что ж ты, мама, не зажигаешь огня?..»

До встречи на железной дороге в Тальпиоте оставалось уже совсем немного времени.

Мне предстояла еще встреча с полицией…

Юджин Кейт заехал ко мне вместе с Беатрис. Хорошенькая девочка в маечке до пупка, в мини выглядела голенькой.

– Обыскивать не будешь? – Юджин поставил мотошлем на подоконник, у которого он в прошлый раз стоял раздетый.

– Все равно бесполезно.

Мы обнялись.

– Сегодня Роберт Дов умылся собственной мочой… Пацаны, которых он посадил за убийство нищего, под стражей, а рядом, почти на той же улице, такое же нападение!

Это был звездный день Юджина Кейта.

Из банка «Апоалим» пришел официальный ответ:

«На интересующую вас г-жу Марину Курагину в Иерусалиме открыто два банковских счета: в денежной единице Израиля – шекелях и в американский валюте…»

Упомянутая госпожа Курагина участвовала в ряде сберегательных программ. Каждый раз, когда сумма на шекелевом ее счете достигала обусловленного предела, деньги «закрывались» под увеличенный процент с последующим автоматическим продлением в случае их невостребования …

В документе упоминался и покойный Ян Ванкоган.

Согласно пожеланию владелицы счета, он значился полноправным ее представителем. Он наделен был правом снимать со счета любую сумму. Он же, Ванкоган, как правило, и вносил деньги на счет…

Наличными, раз в неделю.

Так было еще недавно.

Все деньги с этого счета в конце концов были сняты.

В отличие от шекелевого счета, поступления на долларовый счет шли от Марины. Кроме того – из США и Канады. По-видимому, это возвращались деньги, прокрученные в России.

Последние полгода поступления на этот счет полностью прекратились.

О гибели госпожи Марины Курагиной и господина Яна Ванкогана в банке ничего не знали.

Полицейский детектив поставил их в известность.

С этого дня все распоряжения и доверенности вкладчицы теряли силу до появления законных наследников. Операции по счетам по распоряжению судьи Иерусалимского округа отменялись.

Юджин Кейт встретился также со служащим банка, который непосредственно вел счет, – выходцем из России, мягким, обходительным молодым человеком.

Счета российских вкладчиков, как правило, поручали ему.

– У нас была система страховки… – объяснил служащий. – Госпожа Марина должна была звонить в определенный час, чтобы я был уверен в том, что ее не заставили отдать распоряжение под пистолетом…

– Она соблюдала это условие?

– Не так давно она позвонила в банк не в обусловленное время…

– В связи с чем, помните?

– Вот… – Он нашел файл. – Ей потребовалось перевести сто тысяч долларов США на счет господина Яцена Владимира Ильича…

– Ясно.

Кейт увидел дату.

Это была дата убийства Марины…

В банке Юджину Кейту вручили также ксероксы заграничных российских паспортов Марины Курагиной и Яна Ванкогана.

Судя по отметкам в паспорте, Марина регулярно посещала Израиль.

Представление о жизни нищего, влачившего, по общему мнению окружающих, жалкое существование на Земле Обетованной, полностью не соответствовало действительному положению вещей.

В ежедневном сидении на площади Кикар Цион давно уже не было никакой необходимости. Он находился там скорее для поддержания имиджа и общения. В остальном Ян Ванкоган вел жизнь обычного рантье.

Исчезнувший мамзер Рон Коэн оказался не просто добровольным уборщиком и нянькой. Он значился телохранителем в системе частного страхования, и за него исправно вносилась страховка.

Во избежание проверок заграничный паспорт – дар-кон – на имя Амрана Коэна в МВД Израиля никогда выписан не был.

Он пользовался паспортом на имя Яна Ванкогана. Под этой фамилией в сопровождении телохранителя он несколько раз выезжал за границу. В Европу. Но был и в Южной Африке. Не исключалось, что, бывая, в Европе, Ванкоган мог заглянуть и в Россию…

Открытие ждало Юджина Кейта и в Инвентаризационном городском бюро Иерусалима.

На имя Марины Курагиной были записаны два дома – в Бейт-а-Кэрем и Маале-Адумим, достаточно дорогих иерусалимских районах…

В этот же день об успехе полицейского детектива Юджина Кейта руководство Иерусалимского отдела полиции поставило в известность начальника уголовного розыска Израиля бригадного генерала Моше Миз-рахи.

Большая политика делалась наверху.

Сведения о попытке «русской мафии» прокручивать криминальные деньги израильских авторитетов в России оказались как нельзя кстати.

Так называемая русская партия требовала облегчения процедуры для въезда в страну соотечественников своих избирателей. Этому противился министр безопасности, принадлежавший к партии «Третий путь», полагавшей, что часть въезжающих под видом туристов устраиваются нелегально на работу, увеличивая процент безработицы среди местных.

Сведения Юджина Кейта были весомым доводом в пользу «Третьего пути».

В этот же день Юджин Кейт предстал перед ясными очами Генерального комиссара Всеизраильского штаба полиции, который приказал немедленно истребовать назад его личное дело из полиции Иерусалимского округа.

Возвращенный на прежнее место Юджин Кейт тут же получил приказ возглавить полицейские мероприятия в Беер-Шеве. В этом южном городке отмечался невиданный по здешним меркам разгул преступности…

– Где этот говнюк, Роберт Дов? Я бы с удовольствиием набил ему морду… – Юджин счастливо улыбался. – Выпить у тебя есть, Алекс?

– Молдавский «Калараш»…

– Давай…

Я наполнил рюмки.

Мы выпили не закусывая.

Беатрис пересела Кейту на колени. Я видел, как она шарит глазами вокруг. Ей захотелось уединиться с Юджином в моей спальне. Поэтому я не удивился, когда она попросила разрешения воспользоваться ванной.

Мы еще немного выпили.

Кейт рассказал, что звонил своей радиожурналистке.

– Она так обрадовалась. «Как раз ломаю голову, с кем ехать на тусовку в бикту. Там будет клево сегодня. Ты как?» – «У меня горло болит…» – «И ты звонишь, чтобы мне это сообщить?»

Я вздохнул.

Хорошие отношения всегда проигрывают, когда начинают делиться сугубо личным с людьми неблизкими.

Юджин Кейт быстро это понял. Перешел к делу.

– Одно плохо, Алекс!..

Он не мог участвовать в задуманной нами операции вечером на железнодорожном полотне в Тальпиоте.

– Шмулик объявил: «Ты теперь у нас не работаешь! Ты в командировке от Матэ Арцы. Там сложная оперативная обстановка…» Короче, они, по-моему, хотят реабилитировать этого говнюка Роберта Дова. Я еле смог вырваться на эти полчаса. Обстановка в Беер-Шеве действительно непростая…

Кейт был уже далеко от меня. В Беер-Шеве. В новой ипостаси.

– Проститутки и наркоманы захватили центральную часть города…

– Кто же будет в Тальпиоте? Роберт Дов?

– Начальство послало его. Он и Джерри готовят план мероприятий. Потом они утвердят у начальника отдела…

Железная дорога была слабо освещена.

Весь участок мог легко контролироваться приборами ночного видения. Место было выбрано мною достаточно пустынное, чтобы полиция могла призадержании применить оружие, не опасаясь, что причинит вред случайным прохожим.

Кроме того, Роберт Дов и его люди могли снять всю группу еще на подходе.

Тут тоже был супермаркет и – выше – торговый центр.

Он возвышался над железнодорожным полотном. Я постоял на его открытом балконе перед входом.

Вокруг был промышленный район. Жилых домов вблизи, по эту сторону полотна, почти не было. Только склады, автосвалки. Камнерезки.

Я услышал знакомую мелодию.

Какой-то человек, несмотря на поздний час, не глядя по сторонам, клал плитку вдоль парапета. Чуть поодаль, на пандусе, стояла его машина. Дверца была открыта, магнитофон нключсн. Пела Лайма Вайкуле.

«Заброшенная таверна…»

Я взглянул внимательно.

Это мог быть мой союзник.

Полиции всего мира действовали одинаково. Вместо плиточника у нас бы, наверное, поставили пару вооруженных оперов под видом работяг с теодолитом.

Так или иначе, я был не один.

Внизу, между площадкой супера и металлическими шпалами, в кювете даже в сушь стояли непросыхающие зловонные лужи. Я подозревал, что на дне их разлагается труп сбитого поездом животного.

«Может, осла…»

Запах гниющего мяса обозначил границу полосы отчуждения железной дороги.

До сих пор я не слышал поблизости никакого шума.

Это могло означать, что Король и Муса угадали ловушку и не прибыли…

«Не могли же их повязать без единого выстрела…»

В стене супермаркета темнела витрина. Позади был тусклый светильник над автостоянкой. Пара-тройка машин…

Несколько израильтян перегружали в багажники содержимое наполненных снедью стандартных магазинных тележек.

Внезапно я скорее почувствовал, чем увидел в витрине какое-то движение позади…

Я замер!

Это меня спасло!

Стрелок выстрелил на упреждение…

Это была его ошибка.

Они начали стрельбу раньше, чем я вышел на путь.

Кроме того, они не учли, что в этой маленькой стране, находящейся в состоянии перманентной войны со своими могочисленными грозными соседями, почти все мужики вооружены!

Израильтяне у машин мгновенно открыли ответный огонь.

Взлетели куски разбитых арбузов, клочки капустных кочанов…

Рядом был выступ стены.

Я прыгнул за него.

Плиточник, слушавший Вайкуле, что-то там забубнил в микрофон. Это действительно был полицейский. Он получил приказ не вмешиваться. А только информировать о происходящем.

Израильской полиции чужая головная боль была ни к чему…

Стрелок вновь обнаружил меня. Переместился. Я присел.

Пуля ударила в стену, где только что была моя голова…

Почти одновременно со стороны центра послышался гудок. Приближавшийся тепловоз засвистел, ударил светом по новому мосту и арабской деревне Бейт-Сафафа за ним…

Не раздумывая, я бросился через путь.

Меня должно было неминуемо сбить.

Сколько трупов видел я на «железке» в Москве, когда обслуживал свой двухсоткилометровый участок! Сколько поднял с насыпи туфель, сапог, которые обязательно слетали в мгновение страшного удара…

От супера успели еще ударить очередью из автоматического оружия, но я был уже по другую сторону состава!

Тепловоз прокричал снова, далеко, у арабской деревни!

Я быстро шел в сторону от железнодорожного полотна маленькими узкими улочками, пока не вышел на Азу – тесную, скудно освещенную. У тротуара в открытых витринах разложены были зелень, авокадо, виноград. Немногочисленные покупатели упаковывали овощи в целлофановые пакеты, которые срывали тут же с гвоздиков. Манекен с проваленным носом стоял посреди тротуара – все натыкались на него в зыбких огнях крохотных магазинчиков и огромных автобусов…

Оказалось, все это время я повторял слова песни, которую мы пели в отряде на Памире. Я даже не знал, что ее помню.

 
«Вышел в степь донецкую парень молодой…»
 

Сколько наворотов в башке!

Почему я ее не забыл, почему вспомнил в минуту опасности?!

Мы пели се на узбекском. Рядом были Киргизия, Таджикистан. Тогда казалось: какая разница? Русский, узбек, сирей, киргиз. В отряде мы не разбирали, кто есть кто… Это было до того, как узбеки и киргизы сошлись насмерть в Ошской области!

«Господи! Какую же страну просрали!..»

У меня в ушах еще стояла автоматная очередь.

Все со мной могло закончиться несколькими минутами раньше, там, у супера…

Я был уже недалеко от перекрестка Цомет Пат. Откуда-то с верхних этажей, домов донеслась мелодия.

Это был известный израильский певец Дорон Мазар со своим шлягером «Ани хозер ха-байта…».

 
«Я возвращаюсь домой…»
 

Шлягер этот пользовался здесь популярностью. Правда, жена певца ушла от него к крутому мафиози, у которого вскоре при взрыве его машины оторвало ногу…

Это только подчеркивало криминальность здешних будней.

В мире все перемешалось, как вода в аквариуме.

Судя по всему, комбинация израильской полиции не проводилась. Никто не участвовал в задуманной мною и Юджином Кейтом операции по задержанию Короля и Мусы.

Полиция не была в ней заинтересована.

«Мафия сама уничтожит себя!»

Меня не сочли нужным предупредить…

«Дураку не на кого обижаться!» – повторяю я себе один на один после того, как опасность отступает.

И мне становится легче.

К тому же я был трезв. И следовательно, это был тот настоящий уровень, который соответствовал моему интеллекту.

Я поступил так, словно Король и Муса были последние оставшиеся в мире преступники, словно нет ни продажных политиков, ни депутатов, и с арестом бандитов в мире немедленно воцарятся Справедливость и Порядок.

Нельзя пытаться творить Добро нетерпеливыми руками мента или частного детектива.

«Не наше это дело – устанавливать рай на земле… Тем более не у себя…»

Уже недалеко от дома, на Элиягу Голомб, ко мне пристал унылый вислоухий пес.

Удивительный закон парных случаев.

Несколько лет назад я возвращался с Елисейских Полей на окраину Расторгуева в неосвещенную мрачную дачу, где я отлеживался на тюфяках после такой же разборки.

Тогда на последнем десятке метров в темноте ко мне тоже привязался ничейный пес.

Собаки чувствуют родные души…